Текст книги "Развод. Точка. Нет (СИ)"
Автор книги: Наталья Чернякова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)
Глава 3
Вообще, роман мой с Голубевым начался осенью лет десять назад и развивался стремительно. Я тогда училась в десятом классе, а Макс уже окончил колледж и пришёл в школу проститься с любимыми учителями, ибо уходил в армию.
Я так и запомнила его с лысой головой и огромными голубыми глазами.
* * *
Что в школе Макса любили – это было сразу понятно, ибо физичка – наша классная руководительница, к которой я обратилась с каким-то вопросом, забыла обо мне, как только Макс показался в фойе, тут же, подхватив выпускника под руку, завела в учительскую под дружный и восхищённый ор педагогов. Учителя держали его всю перемену, периодично оттуда доносился хохот.
Мы со школьной подругой Милой, ожидая классную, стояли под дверями и слушали, о чём разговаривали учителя.
– Я знаю Макса, он живёт недалеко от меня. Классный парень. Слышишь, что говорят наши тётки, – шепнула она мне.
Учителя вспоминали проделки Голубева, его шалости, ибо паинькой он, похоже, не был, хотя учился очень хорошо, особенно любил точные науки и информатику.
Однако отказался поступать в десятый класс и ушёл в технический колледж, сказав, что когда-нибудь обязательно окончит вуз, но сейчас надо учиться зарабатывать на кусок хлеба.
– Он живёт с матерью, – снова прокомментировала Мила. – Тётя Нина – женщина неплохая, но она выпивает, периодически срывается. Наверное, поэтому Макс так рвался получить профессию – надо обеспечивать себя и мать. И волосы, заметила, побрил налысо – так дешевле обходится. Мне он очень нравится, – добавила подруга шёпотом.
У меня от жалости к парню навернулись слёзы, я сразу представила его незавидную жизнь в однокомнатной квартире, где постоянно пьяная мать, её собутыльники. На душе стало так горько!
Подруга отошла в сторону, чтобы попить из кулера.
В это время внезапно открылась дверь учительской и больно ударила меня по щеке, не удержавшись, я ойкнула и шлёпнулась на пол. В тот же миг Макс подхватил меня и поставил на ноги.
– Больно? – сочувственно спросил он.
– Нет, щекотно, – буркнула я, потирая щёку. К нам уже шла Мила, неся мокрый носовой платочек:
– Вот, возьми.
– Прости, я неспециально. – Макс равнодушно взглянул на подругу и кивнул ей, как знакомой, а потом снова перевёл взгляд на меня.
Я приложила мокрый холодный платок к щеке и присела на длинный дерматиновый диван, стоявший в фойе, возле окна. Голубев присел рядом.
– Это звонок на последний урок? – спросил он, услышав противное дребезжание.
– Последний, – нехотя ответила я.
– Отлично, подожду тебя здесь, а после урока провожу до дома. – Через мгновение, подумав, решительно добавил: – Вот что, пойдём к учителю, отпрошу тебя, а то вдруг это сотрясение? И надо ещё приложить к щеке лёд, чтобы не было синяка. Что у вас сейчас?
– Физика, – за меня сказала Мила.
– Ну с Еленой-то Александровной я договорюсь легко. Как тебя звать? Кого отпрашивать?
– Я – Петрова Валерия.
– Лерчик, значит, а я – Максим Голубев, для друзей – Макс.
И уже через пять минут мы вышли с ним из школы.
* * *
Об этом случае я вспомнила, когда мы с Максом открыли дверь, ведущую из кафе на улицу, и перед нами, нелепо поскользнувшись, упала молоденькая девушка. Шедший за ней парень ловко подхватил её и оттащил с ледовой дорожки.
Макс посмотрел на меня и засмеялся, наверное, вспомнив наше знакомство, когда я почти так же растянулась возле двери учительской.
– Подвести тебя? – продолжал улыбаться он.
– Нет, мне всего-то нужно перейти дорогу, чтобы оказаться на работе.
– Тогда до завтра.
Вечером я снова ехала с работы в троллейбусе, только не в пустом, как в прошлый раз, а до предела набитом людьми.
И все в объемных зимних одеждах, с сумками, даже повернуться сложно, а тут ещё какой-то пьяный прижал меня так, что едва кости не затрещали.
Сделала ему замечание, но тот нагло заржал и продолжал напирать. Господи, за что мне это? Я в церковь иногда хожу, страждущим подаю.
Пришлось немного потоптаться по ноге мужчины своим сапогом на высокой шпильке. Взвыв от боли, ибо девушка я немелкая, хоть и худощавая, мужик снова окатил меня воздушными перегарными массами и выразил решительный протест произволу некоторых дамочек.
Слово за слово – и разразился нешуточный скандал, который плавно по цепной реакции перерос в домашний.
Началось с того, что я, взъерошенная, как беззащитный котёнок из-за лая собак, зашла домой и сразу взглядом упёрлась в носок, брошенный в спальне возле прикроватной тумбочки, второй нашла в гостиной возле телевизора, там же у дивана валялись хлебные крошки.
И если разбросанные по всей квартире носки я ещё могла простить, ибо Кир так забавлялся, куда-то прицельно их бросая, то крошки на настиле – никогда, ибо антисанитария и раздолье для всяких насекомых.
– Опять ел в гостиной, да ещё свои грязные носки разбросал, – сквозь зубы проворчала я.
Вскоре во вполне благодушном настроении из ванной вышел Кир.
– Привет, родная.
– Привет. Не поняла, – сразу понесло Остапа, то есть меня, – почему в гостиной крошки? Тебе что, на кухне плохо естся, жевательные рефлексы просыпаются только под шум «Новостей»?
Кир нахмурился:
– Ну да, перекусил здесь. Надо было в спальне?
– Надо было на кухне.
– Удивительно, что ты вообще нашла крошки среди пыли и беспорядка. – О, да, лучшая защита – нападение, знаем, плавали. – Не заметила, когда вошла в квартиру, что пахнет лаком? – Какой-то странный запах я действительно ощущала, хоть носоглотка сегодня слегка заложена, от Макса, что ли, заразилась? – Ещё на прошлой неделе просил тебя пройтись лаком по стульям, но всё же некогда, у тебя как-никак целых четыре часа нагрузки в день. Вот и пришлось мне сегодня заняться хозяйственными делами, ибо освободился пораньше. А крошки сейчас уберу, не заметил, прости.
Стулья у нас прабабушкины, будто из дворянской усадьбы: деревянные, с резьбой, грациозные и красивые – это наше первое семейное приобретение из мебели, мы любили сидеть на них, ибо очень комфортные. Раритет!
Вот всегда Кир прав, и всегда он может повернуть дело так, что сама же окажешься виноватой. Ненавижу его за это.
Краснокутский не меняется в своих привычках, сколько его помню. Конечно, познакомились мы с ним позже, чем с Голубевым, но тоже очень давно.
* * *
В то время я уже дождалась Макса из армии и собиралась за него замуж. Парень тогда много работал, хотел сам собрать деньги и на свадьбу, и на первый ипотечный взнос. Независимость для него – всё. Решили, что поженимся года через два – три, за это время Макс точно заработает на нашу мечту. Всё бы так, наверное, и было, если бы не Кир.
Я уже училась в одиннадцатом классе, когда в начале второго полугодия у нас появилась новая ученица.
– Алиса Краснокутская, – улыбнувшись, представилась она.
Это нонсенс, новая ученица в одиннадцатом классе. Учителя говорили, что случай исключительный, ибо на переправе коней, то есть школу в последний учебный год, менять не принято. Мила тут же прокомментировала:
– Это откуда к нам такую красивую тётеньку занесло?
Голубоглазая Алиса, высокая и стройная, с точёной фигурой, действительно, внешне была очень миленькой, даже чересчур. А с длинной и густой светло-русой косой как нельзя кстати вписывалась в образ тургеневской девушки, изумляла и волновала, ибо Краснокутская одна из всей школы носила такую причёску – по нашим временам явление редкое.
– Мы приехали с острова Сахалин. Отец там служил, а теперь его часть перебросили в Энск.
Я очень быстро сошлась с Алиской ещё и потому, что мы жили в одном доме.
Краснокутская была классной девчонкой: всегда выручала на уроках, не жадничала, давала списать, ибо с физикой и химией я не дружила совсем, а она отлично успевала по всем предметам и претендовала на медальку.
Однако перед экзаменами не на шутку разболелась и, наверное, потому на профильной математике срезалась, едва дотянув до необходимого балла для поступления в вуз, и золотую медаль потеряла.
Помню, она ужасно расстроилась, ибо отец заявил: «Пойдёшь на выпускной в своём обычном летнем платье, никакого праздничного, будет тебе наука».
– Твой отец – деспот? – напрямую спросила я. Судя по отдельным высказываниям подруги так и было.
– Не моё дело судить папу, – ответила уклончиво Алиса. – Он – военный, офицер, любит порядок и дисциплину. А я действительно виновата: надо было, как он и настаивал, сидеть дома и пить таблетки, а экзамен сдавать в резервный день, но я переоценила свои силы.
Партнёр по вальсу, с которым мы должны были танцевать в самом конце выпускного – это была фишка всего мероприятия – тоже переоценил свои возможности, отмечая очередной экзамен в ночном клубе и, немного не дойдя до дома, сломал ногу и теперь прыгал по квартире в гипсе.
Пришлось что-то быстро придумывать.
– Есть вариант, не волнуйся, будет тебе напарник, – заверила Алиса, – а то учила-учила с нами танец почти полгода, а сама осталась без пары. – Я и не волновалась, понимая, что решу эту проблему. Мне несложно было попросить любого пацана из танцевальной студии, которую посещала с шести лет: собиралась поступать в университет культуры. Но раз у подруги есть вариант, послушаем её. – Домой на практику приехал брат, он учится в соседней области на юриста и отлично танцует, занимается в студии современного танца, которая работает при их университете. Месяц назад, перед сессией, выезжал на какой-то студенческий конкурс, по-моему, получил диплом.
Я хохотнула:
– Ты предлагаешь танцевать с твоим братом?
– Да. Или ты против?
– Не против, но надо на него посмотреть. Да и сможет ли он выучить танец за три дня?
– Сможет, – с уверенностью ответила Алиса. – У него феноменальная память.
– Тогда веди.
Следующим утром подруга представила своего брата. Его оценивающий взгляд задержался на Миле, ибо она сразу бросается в глаза гренадерским ростом и широкой костью, а потом перешёл на меня.
– Давайте знакомиться, я – Кирилл, можно просто Кир. – И улыбнулся в тридцать два зуба.
– Мила. – Подруга оттолкнула меня, хрупкую, и протянула руку, заискивающе глядя на парня.
– Мила – это Людмила? – поинтересовался он, поправляя и так идеально лежащий чуб.
«Ну и франт», – успела подумать я.
– Нет, так и есть, Мила Юрьевна Александрова, – представилась полным именем подруга. – Ударение в фамилии на предпоследнем слоге. – Кир равнодушно кивнул и перевёл взгляд на меня.
Пожав плечами, я буркнула: «Лера» и, сняв с плеча шопер с туфлями для вальса, поставила на сиденье возле сцены. На Кира больше не смотрела, а приглядывалась к Милке. «Ооо, неужели она и в Краснокутского влюбилась?» – подумалось тогда.
Давно заметила, что Мила с вожделением посматривала на Макса, старалась ему во всём угодить, а тут уже Киру строит глазки. Парни и внешне чем-то похожи: оба смуглые, хоть и голубоглазые блондины – игра природы. Только Краснокутский немного ниже Голубева.
Я хорошо знала Милу и понимала взгляды, которые она периодично бросала на Кира, из чего следовал вывод: будет за него сражаться.
Наверное, подруга поняла, что с Голубевым вариант бесперспективный, почему бы не попробовать с другим красавчиком?
От этих мысли стало неприятно.
Краснокутский мне тоже понравился: умный, весёлый. И в сравнении простой. Вот в Максе высокомерия выше крыши, а Кир простой в общении, но любит, чтобы всё было разложено по полочкам и в мыслях, и вообще.
* * *
«Однако носки раскидывает по всей квартире», – подумав об этом, улыбнулась.
Эту его привычку с детства не мог искоренить даже их с Алиской отец-деспот, а мне так и вовсе не дано. Но должны же быть у мужчины какие-то слабости? Должны, однако эта привычка мужа мне изрядно за годы совместной жизни надоела.
Закинув носки в стиральную машину, я решила: пробежка мне не помешает. А Кир пусть в это время занимается уборкой.
Наушники – в уши и лёгкой трусцой понеслась по дорожке, огибающей центр спортивной площадки, она расположена в нашем жилом комплексе.
Пока бегала, на время выбросила из головы и сегодняшний скандал с Краснокутским, и тревожную встречу с Голубевым.
Всё-таки спорт – это вещь, отрезвляет! Главное, чтобы машинка ездила, а то моих нервов на общественный транспорт не хватит, и буду так бесконечно спорить с мужем.
Взглянув на окно спальни, поняла: мой Краснокутский не спит, ибо из стыка портьер неясно пробивался луч света. Я удовлетворённо улыбнулась:
– Волнуйся-волнуйся и жди жену.
Глава 4
Вопрос со страховой решился положительно, и вскоре Макс получил добро на ремонт машины в одном из автосервисов. Моя машинка тоже ждала своего часа, оставаясь на крытой парковке недалеко от дома Алисы.
Нужны были деньги для ремонта, но их катастрофически не хватало, и я рассчитывала на заработную плату, которую ожидала в конце месяца.
Можно было бы у кого-нибудь занять, но, похоже, нельзя, кто же добровольно отдаст деньги перед новым годом, ибо в это время нешуточные растраты на подарки, корпоративы, праздники и прочее.
Голубев настойчиво предлагал всё сделать быстро и бесплатно в автосервисе друзей, но я категорически противилась этому, ибо понимала, несмотря на кажущуюся легкомысленность, где бывает бесплатный сыр и как дорого за него приходится платить.
Так что, вся надежда была на зарплату и премию в конце года за качественную работу. Иногда в голове роились мысли: не провести ли несколько новогодних корпоративов, они, как правило, начинались уже с пятнадцатого – восемнадцатого декабря. Это было бы вообще великолепно: я бы отремонтировала автомобиль ещё до праздника.
– Что ты всё пишешь? – поинтересовался Макс, когда подвозил меня из офиса страховой компании до работы.
– Объявление. – Я продолжала клацать по смартфону.
– Объявление? И о чём же ты объявляешь?
– Хочу перед праздниками немного подзаработать.
Макс хохотнул, не отрываясь от дороги:
– Новогодними утренниками?
– И этим тоже, – согласно махнула рукой.
– Не понимаю, ты дипломированная артистка, а занимаешься чёрт – те чем.
– Я занимаюсь важным делом, – взглянув на Голубева, ответила недовольно, – воспитываю, обучаю и развиваю молодое поколение.
– Шла бы в театр и работала там по специальности. Больше бы было пользы.
Для театра я актриса тоже никакая, как впрочем, и менеджер для таможенной службы: с точки зрения режиссёров, не выполняю задачи, какими их видят они, хотя в реальной жизни импровизирую замечательно, не подкопаешься, преподаватели на этюдах хвалили и ценили мои находки, а ещё им нравились шутки, которые были не постоянные тотальные, а скорее, лайтовые.
– В театре существует конкурсный отбор, а я посредственная актриса.
– И что?
– Не берут, пробовалась, да и нет там вакансий.
'Надо было выходить замуж не за Краснокутского, а за режиссёра по любви… к театру, – невесело усмехнулась своим мыслям.
Макс остановился прямо у дверей Центра творчества, и внимательно посмотрел на меня.
– Приехали.
Я молчала, отстёгивая ремень.
– Подожди. – Голубев положил на мою руку ладонь. – Кто тебе вбил в голову, что бездарна? Я же помню, как замечательно играла в школьном спектакле «Кентервильское приведение» Виржинию – дочь Отис. Ты – настоящий талант, истинный самородок. – Каждое слово Макса отзывалось во мне пронзительным теплом и новой надеждой, что в профессии небезнадёжна. – Стать актрисой – твоя мечта, так почему ты опустила руки и ничего не делаешь, чтобы мечта стала реальностью? Хочешь, сейчас же свяжусь с худруком драматического театра, он тоже мой давний приятель.
Я была поражена этим предложением и всем, что дальше видела и слышала, не могла ни пошевелиться, ни произнести и слова, ибо всё напоминало яркий, дивный, сказочный сон, сон, когда не хочется просыпаться и возвращаться в чёрствую реальность. Ничего не хотелось менять – разрушать эту прекрасную гармонию.
– Ни чё се! Как это тебе удалось приобрести такое ценное знакомство?
– Хм, – хмыкнул Макс. – Для тебя оно ценное, а мне от Серёжки никакого толку. Актёришка всего-то, что с него взять? – Как Макс назвал гения? Актёришкой? А для меня он непревзойдённый Сергей Александрович Сухаревский – талантливый, самобытный артист и режиссёр. – Минутку, напишу и расскажу, кого он потерял, не приняв в труппу. Может, позвонит, если свободен.
Минут через десять в Телеграм Макса посыпались кружочки с изображением Сухаревского, который радостно приветствовал Голубева, просил подъехать в театр или назначить немедленно встречу в каком-нибудь питейном учреждении.
– Это он? – Голубев показал видеособщение Сергея Александровича.
– Он, он, – воскликнула я и, как ребёнок, захлопала в ладоши.
Макс усмехнулся и в ответ тоже отправил свои кружочки с требованием немедленно взять в труппу такую замечательную актрису, как я. И если Сухаревский этого не сделает, то он Максу не друг и даже не приятель.
– Хорошо, – сдался Сергей Александрович и, попросив мой номер телефона, сказал, что обязательно свяжется со мной в течение дня, как только освободится.
– Ну вот, считай дело сделано, – удовлетворённо потёр ладони Голубев.
– Макс, ты – волшебник? – недоумевала я. – Всё так просто? – Голубев хохотнул и кивнул. – А я полгода назад мозоли натирала, открывая двери театра и пробиваясь к Сухаревскому на прослушивание, но он даже не взглянул на меня, сказав, что им не подхожу.
– Не бери в голову, всё у тебя получится, я верю в это. – Голубев взглянул на меня и по тому, как я внезапно нахмурилась, приуныла, понял ход моих мыслей. – Послушай, Лерчик, ты мне ничем не обязана, я это сделал просто в память о нашем счастливом прошлом. Ведь было же оно счастливым?
– Было, – ответила не очень уверенно.
Я, действительно, чувствовала себя счастливой с Максом до самого окончания моего выпускного вечера, вернее до того, как он появился на неофициальной части в ресторане.
* * *
Алиска, когда отец запретил ей надевать на выпускной вечер красивейшее коктейльное платье, которое она выписала по каталогу откуда-то из-за границы, приуныла, непрерывно думая о том, как уговорить отца изменить решение, и потому на последней репетиции бесконечно сбивалась с ритма.
Видя, что по-другому её настроение не выправить, я предложила такой вариант: если отец не пойдёт на праздник из принципиальных соображений, можно надеть в школу старое платье, там переодеться в другое, которое накануне праздника нужно передать мне, а перед уходом с банкета, как Золушке, снова облачиться в то, простоватое.
Всё равно придётся надевать танцевальные костюмы, которые я взяла под честное слово в своей студии.
– А как же мама? Она же приедет на торжественную часть, – вздохнула Краснокутская.
– А маму я возьму на себя, поговорю с ней, она поймёт. Не бойся, прорвёмся, сестрёнка, – поддержал идею Кир и почему-то подмигнул мне.
Вечером произошло всё точно так, как я описала: отец доставил жену и детей на машине, хотя до школы было не более остановки, и благополучно отбыл смотреть четверть финала по футболу.
А Алиска, забежав в кабинет изобразительного искусства, отданный нам под гримёрку, переоделась и накрасилась.
– Надо поярче, – прокомментировала я, – а то не будет видно лица со сцены. – И передала подруге свою косметичку, которую всегда носила с собой, ибо естественная красота – это прекрасно, но для того, чтобы быть совершенно неотразимой, этого недостаточно.
В актовый зал мы входили парами: девушка – молодой человек, но поскольку парней в обоих выпускных классах было вполовину меньше, мы с Алисой вошли вместе.
Я нашла взглядом сначала своих родителей, а потом и сидящего отдельно от них Макса, который был одет совсем по-пуритански, торжественно: в чёрные джинсы и белую рубашку с короткими рукавами и сливался своим обликом с моими одноклассниками – парнями. Казалось, это у него выпускной. Я улыбнулась и помахала им.
У родителей и Голубева отношения не складывались, они считали, что я для парня – сильно хороший подарок, ибо Макс хамоват, вспыльчив, высокомерен, манипулирует мной, как хочет, да ещё его мать выпивает, а яблоко от яблони, как известно, недалеко падает. Вдруг парень со временем забросит спорт и запьёт? Не столь уж редкий случай.
Но я так не считала, мне импонировало желание Голубева переломить судьбу: он всё свободное время либо сидел за ремонтом компьютеров, создавал какие-то программы, либо таскал меня на тренировки, ибо играл в городской футбольной команде.
После протокольной части, когда вручались медали, аттестаты, грамоты, говорились разные слова напутствия, завуч объявила концерт.
Пока одноклассники и родители с учителями пели песни, обменивались благодарностями и добрыми пожеланиями, мы с девочками переоделись в любезно предоставленные моим хореографом невесомые короткие платья серебристого цвета. Пацанам я тоже захватила серебристого цвета рубашки с отложными воротниками. Брюки, договорились, у них должны быть исключительно чёрные.
Танец, который мы должны были показывать, был прощальным вальсом, хотя это был не совсем вальс, ибо в него я вплела элементы румбы – моё изобретение. Поскольку каждый ритмический рисунок должен что-то демонстрировать, я решила, что вальсовые движения – это намёк на школьную жизнь с её строгими нравами, неким пуританством, а румба символизирует наше будущее: иной, чем школьный, темп жизни, борьбу, любовь, красоту и свободу.
Пар было пять, больше школьная сцена не выдерживала.
Мы с Киром застыли в середины сцены, остальные – по сторонам. Сначала, кружась, все выполняли типично вальсовые несложные движение, потом произошла перебивка мелодии, и зазвучал чёткий ритм румбы.
В одно из мгновений мы, девушки, оказались у ног парней, плавно скользя верх и вниз, а потом встали и красиво ушли, покачивая бёдрами и как бы дразня их. А потом снова полетели в объятия молодых людей.
Руки парней обрисовали контуры наших тел, не касаясь их, а потом мы с парнями будто переплелись телами, извиваясь и выгибаясь друг перед другом.
Представляю, как это смотрелось со стороны.
Через несколько минут перебивка – и вновь зазвучал старый добрый вальс, который на фоне предыдущих эротических элементов, казался детской забавой и пуританским танцем, но он уже символизировал воспоминание о светлом прошлом, школьной дружбе.
Когда танец закончился, зал разразился овациями: выпускники и родители аплодировали нам от души, а учителя – скудно, с недоумением посматривали друг на друга: а детки-то выросли.
Покружившись, образно говоря, на триста шестьдесят градусов, я не нашла своего молодого человека.
Макса нигде не было, хотя я с братом и сестрой Краснокутскими обошла всю школу, мы даже выходили на улицу, но Макс будто растворился в воздухе.
Уже пора было ехать на неофициальную часть в арендованный до двух ночи ресторан, а Голубев так и не нашёлся, и на звонки не отвечал, хотя сигналы шли.
– Я, кажется, знаю, в чём дело. Он, наверное, ревнует тебя, – улыбнулся Кир.
– К кому?
– Не знаю, ко мне, к одноклассникам, к зрителям. Всё же танец был с элементами эротики, хоть и красивый. Я бы ревновал.
Он так внимательно посмотрел на меня, что, не выдержав, я отвела от Кира взгляд.
– Там эротики-то было… – сказала я в сторону. – Мы и не такое показывали на своих концертах. Не ревновал почему-то. Ты, кстати, в двух местах ошибся, но, по-моему, никто не заметил. Молодец, за три репетиции выучить весь танец – это какие замечательные способности надо иметь!
– Талант, – засмеялась Алиса и ласково потрепала брата по блондинистой макушке.
Я решила не ходить в ресторан без Макса, и больше звонить не стала, а написала ему в Телеграм: 'Не вернёшься – лишишь меня праздника, жду до восьми вечера у ресторана и возвращаюсь домой.
Удивительно, но Макс вернулся, однако сразу же подошёл к Киру и, отодвинув меня за свою спину, положил руку на его плечо.
– Ну что, Киря, с моей девушки глаз не сводишь? Нравится? – Он больно схватил меня за руку и покружил вокруг себя.
Я хотела вырваться и сбежать, но Макс решил поиграть в ревнивого мужа и не отпустил меня, положив на мои щуплые плечи свою тяжёлую руку.
– Не понял, почему ты убегаешь от своего партнёра по такому зажигательному танцу? – изумился Голубев. – Да и что это за танец, когда вы едва не устроили групповую оргию? Тьфу! Срамота!
Я посмотрела на Кира: он откровенно смеялся.
У меня от волнения скрутило желудок, этот взгляд огромных синих глаз мне был отлично знаком, когда Голубев злился, его глаза темнели и из голубых они становились насыщенно синими.
– Макс, это всего-то танец, всем понравилось, – я пыталась предотвратить драку, чувствовала, она вот-вот должна случиться.
– Понравилось, говоришь? – Голубев с силой хлопнул Краснокутского по плечу, а тот будто не замечал перемен во взгляде Макса, продолжая улыбаться. – Я наблюдал за тобой…
Кир не дал договорить ему и резко сбросил руку с плеча.
Голубев от такой дерзости, было заметно, опешил. Ещё бы, он ведь всю жизнь прожил в этом городе, в этом микрорайоне, его всякий знает: кто-то уважает, кто-то боится. Умница, спортсмен, самостоятельный, армию прошёл – не побоялся.
А это кто перед ним? Какой-то приезжий да ещё младше по возрасту и ниже ростом – дерзкий. Надо учить.
– Пройдём за угол?
– Нет.
– Чего так? Боишься перед девушкой облажаться? – Макс притянул меня к себе и крепко обнял.
Кир презрительно рассмеялся:
– Нет, не боюсь. Просто не буду с тобой драться и всё. Это моё правило: не драться с идиотами – не хочется из-за какого-то урода вылететь из вуза.
– Макс, заканчивай. Ни к чему это, он ни в чём не виноват. Пойдём в зал, все уже сели на места, сейчас конкурсы начнутся, – надломленным голосом проговорила я.
– Иди, – Голубев продолжал смотреть на Краснокутского, не повернув ко мне головы.
Мы с Алисой продолжали стоять, как истуканы, в это время к нам подошла Мила и, улыбнувшись, проворковала:
– О, мальчики, кого-то не поделили? Тебя, что ли, Лерка? Нашли из-за кого выяснять отношения.
Вопрос стал триггером, ибо, в ту же секунду Голубев шагнул к Краснокутскому и толкнул его на входную дверь. Тот, больно ударившись затылком, потряс головой, собрался с силами и несколько раз кулаком зарядил обидчику в лицо.
Оба, сцепившись, повалились на плитку, которой был выложен прилегающий к ресторану скверик.
Парни наносили друг другу удар за ударом, а мы с Алиской бегали вокруг них и пытались разнять, уговаривали прекратить драку, пока Милка не догадалась заскочить в ресторан и позвать охрану.
Охранник в возрасте бросился к драчунам, но те не обращали на него внимания, уже у обоих из носа и губ хлестала кровь, а всё равно не прекращали бутузить друг друга.
Это уже была не драка, казалось, парни поставили себе цель уничтожить друг друга.
– Хватит! – что есть мочи заорала я.
Макс вскинул ногу и, промахнувшись, угодил по моей руке, потому что Кир успел отскочить.
Я ахнула от боли и присела на коленки.
В тот же момент ко мне подлетел Кир и, легко подхватив меня, посадил на скамью у ресторана.
В это время из помещения выбежали родители, учителя и одноклассники. Голубев с ненавистью взглянул на Краснокутского и прошипел:
– Не смей к ней подходить! Понял, что сказал?!
Я не выдержала, соскочила со скамьи и влепила ему пощёчину:
– Не смей распоряжаться моей жизнью. – И подошла к растерянным родителям.
– Теперь ты поняла, что вот такой будет твоя жизнь, – папа кивнул на Макса, который стоял, набычившись, немного в стороне и вытирал ребром ладони кровь, струившуюся из носа. К нему подскочила Милка и протянула носовой платок, Голубев вырвал его и немедленно ретировался. Милка побежала за ним следом.
Да, весёлый получился выпускной, по-взрослому попрощались с детством, что сказать!
Этот эпизод разделил нашу жизнь на до и после, потому что дальше был ещё тот цирк с конями.
