Текст книги "Глаза Клеопатры"
Автор книги: Наталья Миронова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Наталья Миронова
Глаза Клеопатры
ГЛАВА 1
– Кузя! Кузя!
Звонкий женский голос нарушил тишину летнего утра в дачном поселке «новых русских», купивших себе недвижимость в Литве, – совсем маленьком, в дюжину домов. Сюда приезжали отдохнуть люди с тонким вкусом, любители спортивных яхт и легкого «янтарного» загара, ценящегося у знатоков куда выше, чем тот вульгарный, грубый до черноты, за которым едут в южные широты.
– Кузя! Кузя! – снова раздалось в напоенном запахом хвои и моря балтийском воздухе.
Молодая женщина бросилась через газон, но нарушитель спокойствия, померанский шпиц, уже перемахнул невысокую живую изгородь и оказался на соседнем участке.
В отличие от российских поселков такого типа здесь не было высоких заборов. Литовцы их не ставили, и русские, придя сюда, тоже не стали нарушать традицию. Однако живая изгородь темного тиса, так легко взятая шпицем Кузей, оказалась неодолимой для его хозяйки. Ей пришлось обогнуть препятствие и войти в калитку.
– Кузя! Кузя!
На шум вышел хозяин дома, мужчина лет сорока. С первого взгляда его можно было принять за литовца: высокий, худощавый, спортивный и светловолосый. Вид у него был недовольный.
– Вы что, не знаете, что это частное владение? – спросил он.
Женщина запрокинула голову. Со своей террасы хозяин «владения» высился над ней, как башня.
– Извините, моя собака не умеет читать. Кузя!
Мужчина взглянул на нее с интересом. Тоненькая, грациозная, среднего роста… Впрочем, стройная и складная фигурка делала ее выше. Глаза необычные: удлиненные, будто оттянутые к вискам, но не раскосые. Да, эта женщина заслуживала внимания. Наряд стильный: белые полотняные брючки и короткая льняная блузка, открывающая по новой моде полоску голой кожи на животе. Причем зазор заполнял не жировой валик, а именно кожа, правда, совсем белая, без намека на загар. И на лице незнакомки лежала нездоровая мучнистая бледность, особенно заметная по контрасту с прямыми, черными, до плеч волосами.
– А вы, собственно, откуда? – осведомился дачевладелец.
– А я, собственно, тут живу. Вон там, – кивнула женщина на соседний коттедж.
– Я знаю, кто там живет, – возразил мужчина. – Это дом Понизовского.
– Верно. А вы местный участковый?
– Это Литва. Здесь нет участковых.
Разговор зашел в тупик.
Тут на помощь хозяйке пришел Кузя – золотистым комочком выскочил откуда-то из-за дома и кинулся прямо ей под ноги. Она наклонилась, гибким движением подхватила его на руки и повернулась, намереваясь уйти.
– Минуточку, – окликнул ее потревоженный сосед. – Павел Понизовский – мой друг. Я хотел бы знать, что вы делаете в его доме.
– Я гостья.
– Странно. Его же нет, он уехал!
– Вот именно. А меня пригласил пожить в свое отсутствие.
– Я знаю всех его друзей. Что-то я вас раньше не видел.
– Я подруга его жены.
– Ах да! – насмешливо протянул сосед. – Как же я сразу-то не догадался! А что ж вас тогда на свадьбе не было?
Что-то дрогнуло в ее тонком, выразительном лице.
– Я… не смогла прийти. Еще вопросы есть, господин прокурор?
– Ну вот: то участковый, то прокурор… Я обычный бизнесмен.
– Экспорт-импорт? – недобро прищурилась она.
Занятная дамочка! За кого она его принимает? За наркодельца? Торговца оружием? Такая же стерва, как эта Тамара, новоиспеченная жена Понизовского!
– Всего помаленьку, – сухо ответил мужчина. – Мой вам совет: выгуливайте собаку на поводке. Здесь такой закон.
При упоминании о законе женщину словно ударило током.
– Учту, – бросила она и выскользнула в калитку.
Никита Скалон вернулся в дом, злясь уже не на нее, а на себя. Что он на нее взъелся? Ну не любит он собак, но это же не повод, чтобы кидаться и на хозяйку! Красивая женщина. Нет, не красивая, скорее интересная. Глаза удивительные. Цвета он не разобрал, все-таки было далековато, но разрез его поразил. Клеопатра. Черты лица резкие, неправильные, щеки впалые, скулы острые, рот широкий и подвижный. Кто-то, возможно, назвал бы ее страхолюдиной, но только не он. Никите показалось, что все это ее не портит, скорее наоборот. Где-то он читал про голодную впадинку под скулой… Ладно, неважно. Фигурка симпатичная. Надо надеяться, ноги у нее не кривые, как у ее подруги Тамары. И в каждом движении – нестандартизованная, незаемная грация. А язычок остер. Бритва! Он усмехнулся, перебирая в уме их словесную пикировку. Пройдя в заднюю часть дома, он взглянул на соседний коттедж. Вдруг она выйдет на веранду?
Она не вышла на веранду, а сквозь окна, открытые, но затянутые занавесками, похожими на рыболовные сети, ничего не было видно. Он напомнил себе, что собирался с утра поработать, однако его деловой настрой почему-то пропал. «Вся королевская рать» – вот где он читал про впалые щеки, вспомнил Никита. Только женщина там была совсем другая. А может, и эта такая же, откуда ему знать? Может, она тоже меняет мужей по мере надобности. Но отчего-то он был уверен: нет у нее никого.
Sophisticated lady… Привыкнув не только говорить, но и думать по-английски, он часто ловил себя на том, что не может подобрать русский эквивалент какому-нибудь английскому выражению. Вот и сейчас ему в голову отчего-то пришло название песни Эллы Фицджералд. Но как перевести на русский «sophisticated» применительно к леди? «Утонченная»? «Изысканная»? «Светская»? В песне Фицджералд леди была, пожалуй, «искушенная». «Бывалая». «Многоопытная». Можно даже сказать, «много чего повидавшая». И все это «sophisticated». Интересно, какая она на самом деле, эта дама с собачкой? Насвистывая песенку, Никита вдруг увидел, что незнакомка выходит из парадных дверей коттеджа.
Она вняла его совету: собачку вела на поводке. А на плече несла большую пляжную сумку. До моря ходу добрых сорок пять минут, а машины у нее явно нет. Он мог бы ее подвезти, но эта их утренняя перепалка… Никита перебежал к другому окну и провожал женщину взглядом, пока та не скрылась из виду.
День не задался. Не работалось, Никита поминутно отвлекался от компьютера и внезапно обнаружил, что караулит возвращение загадочной гостьи. Как всегда бывает в таких случаях, сам момент возвращения он пропустил и лишь вечером увидел в окнах свет. Может, позвонить ей? Он набрал номер Павла.
Ему никто не ответил. Звонков она не ждала, а номер на определителе ничего ей не говорил. После четвертого звонка включился автоответчик.
– Снимите, пожалуйста, трубку, – проговорил Никита, выслушав стандартное приглашение оставить сообщение после длинного сигнала. – Я знаю, что вы дома.
– Алло? – послышался в трубке удивленный женский голос.
– Добрый вечер. Это тот грубиян, который сегодня утром облаял вашего пса. Я хочу извиниться.
– Минуточку, я позову его к телефону.
Никита засмеялся:
– Меня вполне устроит разговор с его хозяйкой. Хочу загладить свою вину и в знак примирения пригласить вас в ресторан.
– Спасибо, не стоит. Мы и без ресторана можем считать, что инцидент, как говорится, «исперчен». Я вам тоже много чего наговорила, так что мы квиты.
Никита опешил. Это было совсем не по правилам! Не по древним, как род человеческий, правилам флирта. Она не должна была вот так, с порога, его отшивать.
– Погодите! – воскликнул он. – Почему вы так сразу отказываетесь?
– Ну, во-первых, я вас не знаю…
– Это беда поправимая. Меня зовут Никита Скалон, я занимаюсь честным бизнесом, я друг Павла Понизовского, а он только что женился на вашей подруге. Уверяю вас, я не насильник и не расчленитель.
– Спасибо вам от имени всех женщин, которых вы не изнасиловали и не расчленили.
У него опять вырвался смешок.
– Постойте. Вы сказали «во-первых». Значит, есть еще и «во-вторых»?
– Есть. Во-вторых, я устала. И я не люблю ресторанов. Предпочитаю приготовить что-нибудь сама.
– Но если вы устали, зачем же готовить самой? В ресторане все подадут, уберут и посуду вымоют.
– В ресторане нужно держать спину, следить за локтями. Надо переодеваться, краситься, причесываться… Надевать туфли на шпильках. Нет, дома гораздо спокойнее. Да и вкуснее. Хотите убедиться – приходите, еды хватит на двоих.
– Ну вот, теперь мне неловко. Выходит, я напросился в гости. Но я не отказываюсь. Хочу убедиться, что вы на меня больше не сердитесь. Кстати, я даже не знаю, как вас зовут.
– Нина. Нина Нестерова. Ужин будет готов через час. – И она положила трубку.
Стоило ему подойти к дверям, как из дома раздался заливистый лай и тут же голос хозяйки:
– Тихо, Кузя! Свои!
Никита улыбнулся. Приятно сознавать, что ты «свой».
Утренние брючки она сменила на длинный сарафан в деревенском стиле из хлопковой кисеи в розовый цветочек по голубому полю. На ее стройной фигуре и этот простой наряд смотрелся стильно, но, увы, он тоже скрывал ноги. Виднелись лишь маленькие изящные ступни в шлепанцах на крошечном каблучке.
Никита вручил хозяйке две бутылки вина – белого и красного.
– Хотите меня споить? – улыбнулась Нина.
– Я не знал, что у нас на ужин. Выберите то, что подойдет.
– Тогда белое. Я пока поставлю его в холодильник. Присаживайтесь, я сейчас.
– Давайте я помогу!
– Спасибо, я сама.
В столовой был уже накрыт стол на два прибора. Никита прошелся по знакомому дому. Букет свежих цветов в вазе – вот, пожалуй, и все, что выдавало ее присутствие. Наверное, сильнее всего оно ощущается в спальне и в ванной, но он решил пока туда не заглядывать. Не стоит так явно демонстрировать свое любопытство. И в кухне, сообразил Никита и уже двинул было туда, но его внимание привлекла вещь, которой он раньше в доме друга не видел: рисунок в застекленной рамке размером с альбомный лист. Рисунок стоял на книжной полке в гостиной.
Это был легкий эскиз, сделанный несколькими стремительными линиями. Женщина на рисунке была изображена вполоборота, чуть ли не со спины, лицо, почти лишенное черт, казалось размытым, угадывались лишь короткие, уложенные в прическу волосы, глаза, едва намеченные густыми, видимо, сильно накрашенными ресницами, да вздернутый нос. На рисунке были проработаны главным образом складки платья. Но что-то в ее прихотливой позе, во взмахе руки показалось ему безумно знакомым. Заинтригованный, Никита взял рамку и вынес в столовую, поближе к свету.
В этот момент в столовую вошла Нина и начала расставлять тарелки.
– Что это? – спросил Никита. – Это ваше? У Павла я никогда этого раньше не видел.
– Да, мое, – сдержанно ответила Нина. – Это эскиз платья. Я модельер.
– Готов поклясться, я знаю эту женщину.
И опять словно тень пробежала по ее лицу.
– Вряд ли. Это просто фантазия. Садитесь, ужин готов.
Он поставил рамку на подоконник.
Ужин оказался изумительным. Нина приготовила салат «Цезарь» с гренками, креветки в пряном соусе и камбалу, жаренную на решетке, с молодой картошкой. Все это было сервировано красиво, как в ресторане. Она зажгла свечи.
Никита чокнулся с ней бокалом белого вина и предложил перейти на «ты».
– Это потрясающе! Не помню, когда я в последний раз так вкусно ел.
– Ничего особенного, – пожала плечами Нина. – Меню самое немудрящее.
– Дело не в меню, а в том, как все приготовлено и подано. Ты могла бы быть…
– Кухаркой? – спросила она насмешливо.
– Ну почему кухаркой? – Никита оглядел стол. – Модельером еды!
– Красиво звучит, – усмехнулась Нина. – Надо будет об этом подумать. Если придется менять профессию.
Никита понял, что невольно ее обидел. Или задел. Был в ее словах, в интонации какой-то ускользавший от него подтекст.
– Между прочим, приглашение в ресторан остается в силе, – озабоченно нахмурился он. – Теперь я просто обязан чем-то ответить на этот роскошный пир. А сам я готовить не умею.
– Как же ты здесь питаешься?
– Приходит женщина из местных, готовит мне завтрак и иногда обед. Ужинаю я обычно в ресторане или у друзей. Кстати, если хочешь, могу прислать ее к тебе. Она и готовит, и убирает.
– Нет, спасибо, – отказалась Нина. – Люблю все делать сама.
– Как же это получилось, что ты оказалась здесь одна? – спросил Никита.
– А что тут особенного? Я устала, мне хотелось отдохнуть, ни с кем не общаться, вести растительный образ жизни.
– И вместо этого общаешься с нахалом, который обидел твою собаку и навязал тебе свое общество. Намек понял. Кстати, где Кузя?
– Бегает во дворе. А как это получилось, что ты не любишь собак?
– С чего ты взяла? – вскинулся было Никита, но тут же сник. – Ну хорошо, не люблю. Не то чтобы не люблю, а… не доверяю. У меня в детстве был случай. Родители мне внушали, что собака – друг человека и так далее. Вот я однажды взял и погладил соседского фокстерьера. А потом мне делали уколы в живот. На всякий случай. Когда тебе пять лет, это впечатляет.
– Родители тебя неверно сориентировали, – задумчиво покачала головой Нина. – К собакам… да не только к собакам, ко всем живым существам надо относиться с уважением, а не лезть с нежностями. Тем более к фокстерьеру. Фокстерьер – собака серьезная, охотничья. Может, его специально дрессировали, чтобы он не принимал ласки от чужих.
– Я усвоил урок и теперь всех собак уважаю. На почтительном расстоянии.
– Но Кузя не кусается. – Нина встала и начала собирать тарелки.
– Чур, посуду мою я, – встрепенулся Никита.
– Посуду вымою я, – покачала головой Нина. – Этот процесс я не доверяю никому. Давай выпьем кофе в гостиной.
Он все-таки отнял у нее поднос и прошел за ней в кухню. Нина впустила со двора своего пса и, поставив перед ним миску с собачьей едой, принялась мыть посуду. Кузя обнюхал Никите ноги, вильнул хвостом и уткнулся в миску.
– Ты иди, – сказала Нина, – располагайся. Я сейчас все принесу.
– Тут есть посудомоечная машина.
– Я их не приемлю как жанр. Все равно, прежде чем ее загружать, посуду надо вымыть. И вообще я с механизмами на «вы». Боюсь сделать что-нибудь не так.
С этим механизмом даже технарь Никита был на «вы». В Москве у него была домработница, которая тоже поначалу отнеслась к посудомоечной машине скептически, но он сумел ее убедить, рассказав, как в 1998 году, после дефолта, жена одного из его сослуживцев заявила, что скорее будет голодать, но не откажется покупать «таблетки» для посудомоечной машины. А у Нины и без машины все выходило так ловко и споро, что он подчинился.
Уходя в гостиную, Никита прихватил с подоконника загадочный эскиз, но не поставил его на полку, а начал рассматривать. Вошла Нина, опять с полным подносом. Она успела накинуть на плечи белую ажурную шаль.
– Ну скажи мне, кто это? – спросил Никита, пока она расставляла чашки на столике. – А то я теперь буду мучиться.
Она взглянула на него, и у Никиты – уже не в первый раз – возникло чувство, что, сам того не желая, он задевает какую-то болевую точку. Разговор с этой женщиной напоминал хождение по минному полю.
– Не стоит так мучиться. – Нина отняла у Никиты рамку и водрузила ее на прежнее место. – Это просто рабочий эскиз. Тут главное платье, а вовсе не женщина.
– Но для тебя этот эскиз чем-то важен, раз ты возишь его с собой.
– Да, для меня это нечто вроде твоего фокстерьера. Напоминание. О том, что никому нельзя доверять.
– Чувствую, тут кроется какая-то интересная история. Ну, ладно, не хочешь, не говори. А откуда ты знаешь Тамару?
– Мы вместе учились в школе.
– А-а… – понимающе протянул Никита, а про себя подумал: «Что ж, школьных друзей не выбирают. Они, можно сказать, вроде родственников».
– Ты что-то имеешь против нее? – спросила Нина, словно подслушав его мысли.
– Ничего. – Он пожал плечами. – Просто ведет она себя глупо. На Павла давит, не дает ему встречаться с друзьями, на каждом шагу демонстрирует, что он – ее собственность. Не лучший, знаешь ли, способ удержать мужика. Скорее наоборот – верный способ его потерять.
– Наверное, она чувствует, что друзья настраивают его против нее, – предположила Нина.
– Да никто его не настраивает! – Никита вдруг рассердился. – Просто, я думаю, он заслуживает лучшего.
– Ну да, – насмешливо кивнула Нина, – не родилась еще та принцесса…
– Да нет же, не в том дело… Ладно, давай оставим этот разговор.
– Давай. Обсуждать кого-то за глаза – значит сплетничать.
Никита испугался: разговор грозил вот-вот перерасти в ссору. К счастью, за дверью послышалось шебуршение. Нина текучим грациозным движением поднялась с дивана и впустила пса. Он сел у ее ног, и она, опустив руку, потрепала его за ушами. Кузя лизнул ей запястье. Никита решил воспользоваться появлением песика, чтобы заговорить о другом.
– Откуда у тебя этот красавец? – спросил он.
В собачьем экстерьере Никита совершенно не разбирался, но Кузя и вправду был в своем роде красавцем.
– Кузя? Я спасла его от смерти. И он об этом знает, я уверена. Он все понимает.
Глядя на пса, Никита готов был в это поверить.
– Я весь обратился в слух. Что за смерть ему грозила?
Нина поставила чашку на блюдце. Кофе она варила вкусный, но очень крепкий.
– Я расскажу, но, прости, ты не возражаешь, если я буду вязать?
– Почему я должен возражать?
– Некоторых это раздражает.
– Меня – нет.
Нина вытащила из-за боковой стенки дивана ранее не замеченный Никитой полиэтиленовый пакет с рукоделием – еще один след своего пребывания в коттедже. Вязала она, судя по всему, еще одну ажурную шаль. Никита присмотрелся к ней. У нее были длинные тонкие пальцы, но его поразили ногти, обстриженные до самого мяса, как у хирурга или музыканта. Никита терпеть не мог лопатообразные наращенные ногти современных модниц, но чтоб такие короткие?..
– Его настоящее имя – Курвуазье, – начала Нина, проворно работая спицами. – Не то Четвертый, не то Шестой… я не сильна в римских цифрах, не помню, где там палочка – слева или справа. Но «Кузя» мне нравится больше.
– Мне тоже, – кивнул Никита. – А Курвуазье – из-за цвета шерсти? Как коньяк?
Нина шутливо подняла глаза к потолку, словно призывая бога в свидетели, потом бросила насмешливый взгляд на Никиту. Взгляд у нее был острый, будто режущий. Про себя Никита окрестил его алмазным.
– У собак это называется «окрас», – снисходительно пояснила она. – Нет, коньяк тут ни при чем, хотя кто его знает… Родословная у него длиннющая… – И Нина вытянула тонкую руку, демонстрируя длину цепи собачьих колен. – У него была хозяйка… одна моя клиентка. Зажравшаяся богатая дрянь. Взяла его в клубе из тщеславия. А потом сделала у себя в доме очередной евроремонт и решила, что к новой обстановке ей больше подходит далматинец. Кузю она готова была отправить на живодерню. Вот я и забрала его. С тех пор он со мной. Уже три года.
– М-да… Действительно, история. А как он пережил переход от одной хозяйки к другой?
– Вряд ли он воспринимал ее как хозяйку. Я сама не видела, но, думаю, в том доме им занималась главным образом прислуга.
Никита вновь перевел взгляд на пушистый клубок золотистой шерсти. Агатовые глазки глядели на Нину с таким обожанием, с такой неистовой собачьей преданностью, что он решил пересмотреть свое отношение к друзьям человека.
– Давай завтра сходим куда-нибудь… или съездим, – предложил он.
– Я хочу немного позагорать, – с неожиданной открытостью отозвалась Нина. – Хоть ноги чуть-чуть подкоптить, а то хожу как бледная спирохета. Сливаюсь с окружающей средой.
– Вот уж ни капельки! – засмеялся Никита. – Ладно, давай позагораем. Ты не против, если я присоединюсь?
Она пожала плечами:
– Пляж большой и, насколько мне известно, общественный. Имеешь право.
Никита понял, что пора прощаться. Не стоит надоедать даме в первый же вечер. Он поднялся.
– Спасибо за чудный ужин. Мне ужасно неудобно, что я вот так нагло напросился в гости, надеюсь, ты дашь мне возможность…
– Я сама тебя пригласила, – отмахнулась Нина. – Хватит извиняться, а то это напоминает «Смерть чиновника».
Она пошла проводить его до дверей. Кузя затрусил следом.
– Кузя, место! – прикрикнула она, и песик послушно исчез где-то в глубине дома.
ГЛАВА 2
На пороге Никита поцеловал ее в губы. Он всегда настаивал на этой легкой фамильярности при встрече или прощании с красивыми женщинами: мало ли что дальше будет? Обычно он не строил далекоидущих планов, но на сей раз все вышло не как всегда. Что-то вспыхнуло между ними, легкий ритуальный поцелуй мгновенно перерос в глубокий и страстный. Подспудно он ждал этого весь вечер… Нет, понял вдруг Никита, он ждал этого с самого утра, с той самой минуты, как увидел ее. Он обнял Нину и, припадая к ней всем телом, с ужасом чувствуя, что уже не сможет остановиться, оттеснил обратно в прихожую.
– Не говори «нет»… Прошу тебя, умоляю, пожалуйста, не говори «нет»… – шептал он между торопливыми жадными поцелуями.
Она не сказала «нет», позволила отвести себя в спальню, позволила стянуть с плеч бретельки сарафана… Этот тоненький сарафанчик сводил его с ума весь вечер. По идее, кисее полагалось быть прозрачной, но мелкий и частый рисунок мешал разглядеть что-либо. Она легко перешагнула через кольцо кисеи, упавшее к ногам. Ноги у нее бесподобные, отметил про себя Никита: длинные и стройные, с точеными лодыжками и аккуратными коленками. Впрочем, он был как в тумане, его мысли блуждали, он ни на чем не мог сосредоточиться.
Наверное, не надо было торопиться. Никогда раньше Никита так себя не вел, не терял головы до полного беспамятства. Но в эту минуту он себя не помнил, ему нужна была эта женщина, немедленно, прямо сейчас. Он опрокинул ее на кровать и, смяв в объятиях, овладел ею – стремительно и грубо, даже не думая о ней.
А она не противилась. Потом он вспоминал, как она смотрела на него из этого тумана своими удивительными глазами. Сдержанная, молчаливая, даже замкнутая, она знала, как доставить наслаждение мужчине. Обхватив ногами его талию, она пустилась вскачь вместе со своим наездником. Они двигались в бешеном, все убыстряющемся ритме, она подгоняла и пришпоривала его, и в конце концов он рухнул, разом ослабев после бурного высвобождения.
Но она не испытала того, что испытал он, это Никита помнил твердо. Немного отдышавшись, он заглянул ей в лицо. Оно было спокойно и… непроницаемо, словно вырезано из камня.
– Прости… – прошептал Никита. – Я поторопился и совсем забыл о тебе. Сам не знаю, что на меня нашло.
Нина взглянула на него с удивлением:
– Не понимаю, о чем ты.
– Но ты же… Я кончил, а ты нет.
– Ну и что? Я никогда не кончаю. Мне это не нужно.
Он приподнялся над ней на локте.
– Но почему?
– Успокойся, ты тут ни при чем, – усмехнулась Нина. – Ты настоящий тигр. Все было прекрасно.
Никита сел в постели.
– Нина, что я тебе сделал? Что я сделал не так?
– Да успокойся ты, я же говорю, все было прекрасно.
– Что это значит – «Я никогда не кончаю»? Что, вообще никогда? Ни разу в жизни? Но почему?
– Я не люблю терять контроль над собой. И давай больше не будем об этом. Ты не сексопатолог, а я не пациентка. Мы занимались сексом, и все было прекрасно, пока ты не завел этот дурацкий разговор!
Никита наклонился и начал целовать ее нежно и неторопливо.
– Я так не могу, – шептал он, – мне нужно, чтобы нам обоим было хорошо…
Нина решительно оттолкнула его.
– Мне было хорошо, пока ты не начал об этом. Извини, я устала. И… знаешь что? Спать я предпочитаю одна.
Никита молча встал, оделся и ушел, задыхаясь от обиды. За что она с ним так? На душе было невыносимо скверно, вернувшись к себе, он изо всех сил пнул попавшийся под ноги стул, и тот отлетел, с грохотом ударившись о стену.
С крепким дубовым стулом, сколоченным надежными руками какого-то неведомого литовского мастера, ничего не случилось, а вот ногу Никита зашиб крепко. Чертыхаясь, он отыскал в ванной тюбик мази от ушибов. Она была давно просрочена, но ничего другого под рукой не нашлось. «Так тебе и надо, – сказал себе Никита, – не будешь по бабам шляться».
Смазав ногу, он в качестве болеутоляющего принял стакан водки и задумался. Что же теперь делать? Как быть завтра… нет, уже сегодня? Может, уехать? Нет, какого черта, она же сама сказала, что он ей ничего не должен! Надо просто игнорировать ее, вот что. В конце концов, он у себя дома. Это она тут гостья… незваная. Да, он будет просто жить своей жизнью, словно ее и нет рядом. Идиотка! Психопатка! Поставила его в идиотское положение… Да кто она такая? Надо же было превратить такой классный секс в черт знает что! А сам он тоже хорош. Набросился на нее, как голодный. Прямо с цепи сорвался. Никита вспомнил, как она скользила взад-вперед, давая ему почувствовать и свою и его собственную силу, как светились в полутьме перламутровые белки ее глаз…
О черт, он опять почувствовал возбуждение. А еще хотел выбросить ее из головы. Хромая, проклиная все на свете, Никита потащился в ванную и встал под холодный душ. Стало немного легче. Он вдруг вспомнил, что в холодильнике у него есть пакет мороженых овощей, вытащил его из морозилки и приложил к ноге. Что она сейчас делает? Спит небось. «Спать я предпочитаю одна»… Черт, ну хотел же о ней не думать!
Может, взять яхту и махнуть куда-нибудь? Правда, Павла нет, он в круизе со своей новобрачной. В круизе! Надо же было придумать такое! Ну ничего, можно и без Павла. Есть Бронюс, третьим можно кого-нибудь нанять… Нет, все это бред. С какой стати он должен прятаться?
Рано утром хмурый, злой, невыспавшийся Никита, прихрамывая, вошел в калитку соседнего коттеджа. Тотчас же раздался лай. Кузя выскочил из-за дома и помчался ему наперерез, пока он шел к дверям.
– Да, я тоже рад тебя видеть, – проворчал Никита скачущему вокруг него псу. Он постучал, но Нина не открывала. Дуется? Знать его не хочет? Никита обогнул дом. Она стояла на веранде в тренировочном костюме и делала какую-то необыкновенно сложную, видимо, восточную гимнастику. На голове у нее были наушники, на поясе МП3-плеер. Значит, не слышала. Никита невольно залюбовался ее движениями. Пришлось признать, что всю эту акробатику она проделывает виртуозно и баланс держит железно. Вдруг на каком-то повороте Нина заметила его и резко остановилась.
– Тебе мама в детстве не говорила, что подглядывать нехорошо? – спросила она, сбросив наушники и подойдя к краю веранды, стеклянные панели которой были раздвинуты по случаю теплого утра.
Значит, сердится.
– Я стучал, ты просто не слышала. И твой сторож сработал. – Никита кивком указал на продолжавшего приплясывать вокруг него Кузю. – Как ты?
– Я? Нормально. А вот ты какой-то квелый. Идем, я тебе кофе налью.
Значит, не сердится.
– Кажется, я совсем перешел на твое иждивение, – заговорил он уже в кухне, когда она выставила перед ним на стол не только чашку кофе, но и омлет с сыром, и гренки с маслом. – Погоди… А ты?
– Я уже позавтракала. – Но Нина села и налила себе чашечку крепкого кофе. – Знаешь, ты был прав насчет Тамары, – сказала она, и Никита понял: так она извиняется за ночную сцену. – Я попробую с ней поговорить, хотя вряд ли это поможет.
Ее подруга Тамара один раз уже побывала замужем. Первый брак окончился крахом, новый только начался, но, судя по тому, что Никита говорил накануне, финал уже просматривался. А все горе было в том, что Тамара любила доминировать. Нина пыталась давать ей советы, но Тамара искренне не понимала, какое удовольствие можно получать от замужества, если не держишь своего благоверного под каблуком. С Павлом Понизовским Нина виделась только раз, когда Тамара привела его к своей матери «на смотрины», но так и не успела составить о нем никакого особого впечатления. Подруга рассказала ей, что он яхтсмен, и тут же добавила: «Я это поломаю». Сколько Нина ее ни уговаривала, что ничего хорошего не выйдет, Тамара не слушала. И Нина уже знала, чем все кончится: Тамара будет плакать, переживать, но так и не поймет, что и когда пошло не так.
– У нее деспотичная мать, – осторожно добавила она вслух. – Я всегда ее жалела. Ты видел ее мать?
– Имел счастье. На свадьбе. Давай я отвезу тебя на пляж, – предложил Никита.
– Я люблю гулять, – отказалась Нина. – И Кузе полезно побегать.
– По-моему, он в прекрасной форме. Как и ты. Что это было? Ушу?
– Ушу. Меня одна моя подруга научила. Незаменимая вещь. Иди собирайся, я пока сделаю нам бутерброды.
– Зачем? На пляже полно закусочных. Ну дай мне тоже хоть разок тебя угостить! – взмолился Никита.
– Ну ладно, – согласилась Нина.
Они встретились у его коттеджа и двинулись к пляжу. На этот раз на ней был другой сарафан – ярко-красный, с юбкой клеш и совсем без бретелек. На чем он держался, так и осталось для Никиты загадкой.
– А может, махнем в Палангу? – предложил он. – У меня там яхта. Какой смысл тесниться на пляже, когда можно выйти в море, и пожалуйста – вся Балтика к твоим услугам?
Нина насупилась.
– Я не люблю море, – призналась она. – Предательская стихия.
– Зачем же ты приехала на море? – растерялся Никита.
– Потому что пригласили. Других вариантов не было, а мне хотелось отдохнуть. Здесь и без моря хорошо. Воздух, сосны… И море мелкое, как раз по мне.
– Ты что, плавать не умеешь? Хочешь, я тебя научу?
– Спасибо, меня уже однажды научили… «на всю оставшуюся жизнь». Знаешь, кино такое было. – Встретив его недоуменный взгляд, Нина неохотно пояснила: – Когда мне было шесть лет, родители повезли меня в Крым. В Коктебель. Мы поехали на экскурсию на теплоходе. Теплоход остановился в какой-то бухте… не помню названия, да и не в нем суть. Отец подхватил меня и бросил в воду. Он говорил, что это самый верный способ научиться плавать. Мама хотела броситься за мной, но он не дал. Я чуть не утонула.
– Он что, сумасшедший? – спросил Никита, не сразу обретя дар речи.
– Да нет, просто, как на Украине говорят, «упэртый». Всегда считал, что он «знает, как надо». Ну, как в песне у Галича поется.
– И что было дальше? – тихо спросил Никита.
– Ну, я здесь, как видишь, – криво усмехнулась Нина, и алмазный взгляд блеснул из-под насупленных бровей. – Какой-то матрос прыгнул за борт и вытащил меня. Мама сгребла меня в охапку и в тот же день увезла обратно в Москву.
– Он писатель? – продолжал расспрашивать Никита.
– Писатель. А как ты догадался? – удивилась Нина.
– В Коктебеле был писательский Дом творчества. Вот я и подумал…
– Вообще-то он такой же писатель, как я – боксер-тяжеловес. Маклаков. Ты его, наверное, знаешь.
Да, Никита знал Маклакова. Это был один из самых известных советских писателей. Человек небесталанный, он очень рано променял свои способности на официоз и пропаганду, получил от государства все положенные регалии, включая звание Героя Соцтруда, депутатство, множество премий и почетных должностей. Когда времена изменились, он чутко уловил конъюнктуру и ударился в славянофильство, стал почвенником и патриотом. Его сочинения, за исключением самых ранних, по мнению Никиты, невозможно было читать. О его жадности и скупости ходили легенды. Впрочем, об этом Никита знал не понаслышке.
– Да, я с ним даже лично знаком, – подтвердил он мрачно.
Нина покосилась на него.
– Как тебя угораздило?
