Текст книги "Женька-Наоборот"

Автор книги: Наталия Лойко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

18. Вот так сюрприз!

Действительно, все совершилось в отсутствие Тани. Воскликнув: «Как же будет с праздником «Здравствуй, лето!»?» – она покинула зал, про который громко сказала: «Вот облезлый!»

Ушла, а по залу уже катилось:

– Верно! Как же здесь праздновать?

Итоговый вечер «Здравствуй, лето!» подготавливался всеми, от мала и до велика. Пионерами и комсомольцами. Юннатами и «Клубом пытливых», особенно секциями музыки и поэзии. Предполагалось увесить все стены гирляндами зелени и цветов.

– Ужасные стены! – сказала Светлова из девятого «Б».

– А потолок-то? Чудище! – рассмеялась Вера.

Аккуратистка Лида вздохнула:

– Помните теплоход? Все чисто, все бело…

Еще бы не помнить! Ослепительно белый плавучий дом, пахнущий краской, горячей от солнца.

– Да уж… – подхватила Ира Касаткина. – Не сравнишь с нашей миленькой школой… Шик-блеск! Я после экскурсии размечталась. Вдруг бы так… Ушли мы, скажем, в субботу домой. Пришли в понедельник – чистота, красота! Вот бы нам кто приготовил сюрприз!

– Интересно, кто? Добрые дяди? – Смуглые руки Кости Юсковца скатывали снятый со стены отрезок обойной бумаги с надписью на изнанке: «Мы для того изучаем прошлое, чтобы активней действовать в настоящем». – Кстати, сюрприз будет. Явитесь осенью – чистота, красота! – Костя очень похоже изобразил любительницу сюрпризов. – Не слыхала, какая у нас ожидается практика?

Ира обиженно дернула плечиком:

– Меня ни девятые, ни десятые классы нисколько не интересуют.

Костя договорил, обращаясь к другим:

– Решено, что практика по «Основам производства» будет проведена в школе. Отремонтируем все этажи, на удивленье малярам!

Лида, вместо того чтобы восхититься, повторила слова Тани:

– А как же пока? Как же выпускной бал и «Здравствуй, лето!»?

Вот тут-то и началось: «Немедленно отремонтировать!», «Побелить!» Костя взволнованно повторил слова, выведенные на транспаранте: «…чтобы активнее действовать в настоящем»! По лестнице помчались десятки ног. В кабинете директора умоляюще заспорили десятки глоток. В результате было получено разрешение: не дожидаясь июня – «в виде затравочки», так сформулировал Костя, – привести в порядок общими силами четвертый этаж.

Несколько человек ринулись в столярную мастерскую, выяснить, можно ли «по-быстрому» сколотить козлы. Теперь сидят ждут Савелия Матвеевича.

Женю смутило это вторжение. Пожалуй, вообразят, что он день и ночь готовит уроки. Да еще под присмотром девчонки. Таня тоже, между прочим, расстроилась. Отвернулась, ни на кого не глядит.

Зато Алешка Рязанцев хорохорится, разглагольствует. Для чего-то завел разговор о древнем Египте, как будто этот Египет не надоел ему еще в пятом классе. Прослышал от своего дотошного деда, что египтяне умели строить без всяких козел, и давай докладывать всем, кроме Тани. Она занялась книгой, Рязанцева не замечает. Женя этим типом тоже не больно интересуется, но послушать все же послушает.

Возводили эти египтяне не какие-нибудь дома, а огромные храмы и пирамиды – гробницы. По гробнице каждому фараону. Возводили по-своему. Обходились без козел, без лесов, без подмостьев, не говоря уже о башенных кранах, от которых в Москве прямо-таки прохода не стало. А как справлялись, как поднимали толщенные каменные плиты на высоту здания?!

Рязанцев все объяснил. Оказалось, проще простого.

У разных там фараонов были миллионы рабов. Рабы быстренько возводили среди пустыни основание храма и засыпали это основание песком – песку же сколько угодно. Получался песчаный холм; по нему на катках можно втащить любую тяжесть. Храм выше, и песок выше – валите хоть до самого неба. Построили – откапывайте. Постепенно, потому что на обратном пути надо (опять-таки без лесов!) украсить стены резьбой и росписью.

В общем-то Женя с удовольствием узнал про выдумки смекалистых египтян, но затем разговор снова перескочил на ремонт школы. Это уже скукота, этим ремонтом теперь всю школу задушат: «Ах, берегите наши чудесные стенки! Ах, по паркету следует ходить, но не бегать!» Мотивчик, отлично знакомый Жене.

Валентина Федоровна с этим ремонтом никому покоя не даст. Уже два раза сказала:

– Мы ремонтировали общежитие в пединституте… Я имею опыт…

«Опыт» – ее самое любимое слово.

Среди ребят, как приметил Женя, задается больше всех Юсковец, приятель Рязанцева. Доволен, что четверть часа назад стал начальником РСУ – Ремонтно-строительного управления.

Начальник четвертого этажа! Расхаживает по мастерской, задирает голову в красной новенькой тюбетейке. Тюбетейка законная, вышита золотом, но ее и Женя мог выиграть на первомайском вечере в лотерею. Тоже бы напялил ее на себя и весь вечер танцевал бы с Таней Звонковой, тоже бы согнулся в вопросительный знак. Это случайность, что Женя вместо тюбетейки выиграл шоколадный батон. А что не выучился танцевать – просто не пожелал.

Светлова, которая смирно затачивала Жениным острым ножом подобранную с полу чурку, вдруг сказала:

– Знаешь, Костя, почему тебя выбрали? Ты же у нас строитель.

Жене вспомнилось, как Вера – ей всегда все известно – рассказывала, что Костя подрядился на все лето строить дом в Черемушках, чтобы заработать себе и матери на пальто. «Ха-ха, – говорила Верка. – Там его солнышко допечет. Превратит из Индуса в жителя Африки».

«Подумаешь, – насупился Женя. – Строитель… Начальник».

Жене бы взять да уйти, но он тоже решил дождаться Савелия Матвеевича. Тот узнает про козлы и скажет: «Нам без Перчихина их не сработать!» пли: «В этом деле мне нужен Перчихин». Пусть Рязанцев услышит – солидно получится! Почти то же самое произошло недавно при Тане и здо́рово ее поразило. В самое сердце!

Пронзительная трель звонка, возвещающая перемену, раздается на всех этажах. Петя Подсолнух вскакивает и вскоре доставляет в столярку Савелия Матвеевича. Тот, входя, обтирает руки о свой сатиновый черный халат, устало кивает, спрашивает:

– По какому вопросу?.. – Валентине Федоровне улыбается, как хорошей знакомой. – Рад видеть.

Это правда. Савелий Матвеевич действительно рад Валентине Федоровне. Между ними существует тайное соглашение. Она на днях заходила к нему в слесарную мастерскую, чтобы потолковать о Перчихине с глазу на глаз. Заговорила не сразу. Провела ногтем по разметочной плите, проявила интерес к плакатам Трудрезервиздата «Приемы шабрения», «Допуски и посадки». Наконец села, сказала:

– В мастерских, как я понимаю, Перчихин на ролях лаборанта? И не фокусничает?

Слушая подробный рассказ Савелия Матвеевича, она чуть не сломала свою янтарную брошь. Не скрывая зависти, воскликнула:

– У вас, вероятно, большой опыт педагогической деятельности? – И удивилась, узнав, что Савелий Матвеевич не так уж давно стал обучать ребят: в связи с перестройкой школ.

Он полушутя, полусерьезно добавил:

– А готовился к этому, пожалуй, всю жизнь. Слесарил. Столярничал. Много читал. Войну провел в подвижных авиаремонтных мастерских. Как видите, закален.

– А я… – Валентина Федоровна снова начала терзать свою Прошку. – У меня пока особой закалки нет. Но работаю уже год. – Она тут же себя поправила: – С первого сентября. – И снова начала вспоминать, как в ее классе после зимних каникул появился Перчихин.

Сейчас, войдя в мастерскую, Савелий Матвеевич заметил, что Валентина Федоровна пытается что-то ему подсказать. Наклоном головы, движением глаз, всем своим существом она как бы хочет напомнить ему об их соглашении. Нет-нет, да укажет взглядом на Женю. А тот хотя и притулился в сторонке, но тоже чего-то ждет.

– Савелий Матвеевич! – закричали со всех сторон.

Узнав о ремонте, о срочной нужде в козлах, завмастерскими потер лысеющую макушку.

– Сроки уж больно малы…

Стали подсчитывать, сколько понадобится квадратных реек, сколько сорокасантиметровых досок. Кого из ребят к этому делу привлечь.

Сунув руки в карманы халата, Савелий Матвеевич улыбнулся в сторону Жени:

– Найдутся среди нас такие, которые с толком сумеют вынуть в рейках пазы, гвозди забить? – И уже прямо Жене: – Как твое мнение?

Тот не без важности усмехнулся:

– Труд не велик! Пускай кому охота шлепают о стенки кистями. По мне, в мастерской лучше.

Валентина Федоровна решительно вскочила со стула:

– Нет, не согласна!

Савелий Матвеевич не сразу понял, какая мысль ее так подкинула. Смекнул, лишь услышав слова Юсковца:

– Не жалей нас, Перчихин! Будем очень весело «шлепать».

Представил дружную, шумливую ватагу, заполнившую четвертый этаж. Общие ведра с краской, общие песни… Нет, такой случай нельзя упустить! В мастерских всегда найдется работа на Женин вкус. Это от него не уйдет. Такому строптивцу (словечко-то какое прилепили к нему – «Негативист»!) важен не только самый процесс труда, хотя и это воспитывает, дисциплинирует. Такому, и именно ему, Жене, очень полезно вместе со всеми «шлепать» о стенки кистями.

Женя, все еще усмехаясь, ждал последнего слова своего покровителя. А тот возьми и скажи:

– Я тоже не согласен с Перчихиным.

Вот так сюрприз! Выходит, Женя ему не нужен?

– Не согласен, – повторил Савелий Матвеевич. – Конечно, ему спокойней поработать здесь, у меня. Тут он в два счета управится. Но толковей будет использовать его наверху. Включайте в ведущую бригаду – не подведет.

Что оставалось Жене? Стать маляром.

19. На Женю свалилась напасть

– Таня, – спрашивает Лара, сладко потягиваясь на диване. – Как же это случилось? Родилась я в самой лучшей стране на земном шаре… Так?

– Так, – отвечает Таня.

– В самом лучшем городе в этой стране… Так?

– Ну, так.

– А в этом городе – в самой лучшей семье. – Потрясенная собственным открытием, Лара торжествующе смотрит на Таню.

Могла бы догадаться, добавить словечко насчет лучшей в мире старшей сестры, но этого от Ларисы Васильевны не дождешься. А ведь Таня, если судить по справедливости, вполне заслуживает похвалы. Только что весь путь от школы до дома пробежала, будто на дистанции кросса. Торопилась, потому что мама с папой давно, еще к полвторого, ушли на фабрику, на перевыборное собрание, а Ларка такая придумщица, что ее нельзя надолго оставить одну.

Сегодня воскресный день. Сегодня в школе не занятия, а ремонт. Даже в вестибюль доносится волнующий запах краски. Полы четвертого этажа превращены в слоеный пирог – газеты, опилки, сверху – снова газеты. И всё в брызгах – цветных и белых. Песен, смеху на всем этаже! А Тане пришлось отпрашиваться у РСУ. Управилась побыстрее других и отпросилась.

Ради кого? Ради бессовестной Ларки.

– Ноги с дивана! – командует Таня, расправляя смятый сестрой полотняный чехол, выстиранный, отглаженный перед майскими днями.

С такой же суровостью она отбирает у Лары географический атлас. И не может сдержать улыбки: неужели эта дурочка сумела отыскать на карте лучший город в лучшей стране?

Достав из буфета кефир и посыпанные сахаром плюшки, Таня благосклонно сообщает:

– Поедим – да в кино!

Кто скажет, что она плохая сестра?

Наелись, пошли. Зеленеющие вдоль тротуара липки шелестели свежей листвой. Ветерок пошевеливал красные банты, торчащие над Лариными ушами. Наряженные в легкие, светлые платьица, девочки стойко переносили прохладу. Быстрым шагом идти всего-то десять минут.

Завидев красочные рекламы на фасаде кинотеатра, Лара с маху повисла на Тане:

– У нас с тобой самый лучший выходной день. Так?

Зато у Жени Перчихина этот выходной день был совсем не лучшим.

С утра, правда, он был доволен. Доволен и нынешним днем и предыдущими. Лишь удивлялся, отчего никогда прежде не подозревал о своих склонностях к малярному делу? Разве что в детстве, когда впервые прочел Тома Сойера. Ему тогда часто виделся длинный дощатый забор и ведро, наполненное до краев белилами. Води себе кистью туда и сюда наслаждайся. Останавливайся, чтобы полюбоваться делом своих рук. Добавляй мазок за мазком.

И вдруг теперь – можно сказать, почти что на склоне лет, – выяснилось, что он – прирожденный маляр. Валентина Федоровна это сразу заметила, стала осаждать его просьбами:

– Помоги, Женя, обучить шестиклассников. Привлеки их к работе всерьез.

Заметьте, последнее время она Женю зауважала почти как Колю Ремешко. Только и слышится: «Помоги!»

Пришлось привлекать и учить, пришлось возиться с мелюзгой. Особенно потому, что директор Денис Иванович седьмые и десятые классы почти целиком отстранил от ремонта: у них экзамены на носу. Вот Женя и тащил сосунков к контрольной стенке у входа на чердак, демонстрировал приемы малярного искусства.

– Мазки кладите вот так, один к одному. Читали небось Тома Сойера? Поверхность разделывайте чистенько, чтобы не смахивала на леопардову шкуру.

Сравнение с леопардом Женя подцепил у Дениса Ивановича. Ну и разные шутки по поводу стен, которые, высохнув, оказываются ни с того ни с сего клетчатыми или же полосатыми. Очень удачно, когда директор школы оказывается человеком сведущим, понимающим, как шпаклевать, как купоросить. Он, говорят, в молодости работал на Севере, в далеком селе, с учениками не расставался. Они под его руководством красили всем миром полы, поправляли кровлю – специалист, образованный человек!

Женя, признаться, уже представлял, как сам он в будущем – может быть, где-нибудь в Шебелинке – станет, вспоминая школьный ремонт, давать молодежи замечательные советы.

Все могло получиться – лучше не надо, да на Женю нежданно свалилась злая напасть… И вот он сидит среди тротуара на жестяном параллелепипеде, заткнутом пробкой, попросту сказать – на бидоне. Справа от Жени – магазинчик с витриной, украшенной штабельками мыла, свечами и коробками дуста. Наискосок – здание кинотеатра. В спину дует норд-ост, перед глазами – закатное небо. И прохожие. Тьмущая тьма прохожих! Женя сразу определил: бездельники, ротозеи, зеваки.

Конечно, зеваки! Каждый непременно взглянет на Женю, да вдобавок скорчит глупую мину. Сами-то разоделись, идут, задравши носы, в кино… Есть время гулять – гуляйте себе на здоровье, но над людьми не смейтесь. Женя и без них знает, что весь вымазан краской, что из рабочей робы (прошлогоднего куцего костюмчика) руки и ноги вылезают не меньше, чем на полметра. Сам видит, что к сандалиям налипли опилки, перемешанные с рыжей мастикой. Ну и что? Женю это нисколечко не волнует. Плохо то, что судьба, или, выражаясь научно, стечение обстоятельств, всегда оборачивается против него.

А ведь день начался – лучше не надо! РСУ поручило Жене самый важный участок. Кому же, как не ему? Костя Юсковец при всех объявил:

– За краску отвечает Перчихин.

Краску цвета сливочной тянучки развели в бачке олифой. В обыкновенном бачке, питьевом. Вроде тех, за которыми зорко следят матросы – любители поднимать шум, когда кто-либо позабудет завернуть кран. Костя вручил Жене большой кухонный половник:

– Отмеряй бригадирам строго по утвержденному списку.

Конечно, пришлось следить, чтобы не лезли без очереди; чтобы банки держали прямо, не прижимая к груди. Пришлось втолковывать каждому, что нельзя зря разбазаривать материал. Пришлось ставить в пример Лиду, которая во время ремонта оказалась передовиком производства. У нее аккуратны не только косы, воротнички или тетрадки, она каждый мазок кладет на стену с расчетом, потому что она не такая эгоистка, как некоторые. Она не позволяет себе ради собственного удовольствия «шлепать» подряд десять слоев.

От такого разгула получается перерасход, и Петька-Подсолнух отказывается быть агентом по снабжению. А где еще РСУ достанет такого снабженца? Он не нытик, не паникер. По случаю весны с ремонтными материалами туго, а Петя не жалуется.

– Помните, как меня чуть не раздавили возле прилавка? Здо́рово было… – Не жалуется, но требует экономии, следит. Носится из помещения в помещение. – Нагрузочки у меня хватает!

У Жени Перчихина тоже полно нагрузок, но с этим никто не считается. Затеребили вконец: «Я на тебя надеюсь!» Валентина Федоровна надеется. Савелий Матвеевич надеется. Только поспевай всех выручать. И вдруг, нате, Рязанцев! «Можно, мол, на тебя понадеяться?» Что за мода такая?!

С Рязанцевым Женя был, разумеется, суховат (в другой раз не указывай людям на дверь!), но выслушать его согласился. Оказалось, Николай Николаевич, или попросту дед, уезжает сегодня в командировку. Он спроектировал Дом культуры для шахтерского городка и должен взглянуть своими глазами, правильно ли его дом строят. Это называется «архитектурный надзор».

– Понимаешь, Женька, мне надо деда проводить на Курский вокзал. Чемодан и так далее…

– Раз уж надо – ступай! Будет сделано.

Женя взялся вместо Алеши проследить за кистями – тоже самый важный участок! За большими и малыми. За щетинными и волосяными. Их после рабочего дня нужно собрать и тщательно перемыть в керосине.

Была у Алеши и Жени мысль заглянуть в кладовку, проверить, достаточно ли керосину в бидоне, но их обоих рвали на части.

– Рязанцев, погляди, что сделалось с потолком!

– Рязанцев, вели Петьке Корытину, чтобы не жался с мастикой.

Жене и вовсе не давали вздохнуть:

– Перчихин! С краской не уложились.

Или разнимаешь, например, двух шестиклашек и никак не поймешь, кто у кого стащил ведро. Разве тут выберешься в кладовку? Сказать по правде, Женя не так уж в эту кладовку стремился: хозяйственный магазинчик расположен неподалеку от школы. В кармане этих дурацких коротких брюк немалая сумма денег. Мать сунула на «Поднятую целину», на две серии сразу.

Когда многие уже побежали мыть руки, Женя отобрал у бригадиров напитанные краской кисти и потащил в кладовку. Тут-то и выяснилось, что бидон пуст и надо мчаться за керосином. Помчался. На дверях магазина табличка: «Закрыто».

Некоторые бездушные работники торговли закрывают свои лавчонки в воскресные дни раньше обычного. А где людям брать керосин?

Никто из знакомых Жени не готовит на примусах и керосинках. Москвичи, как назло, обеспечены газом. Не только саратовским, но и шебелинским. К этому и Анатолий Перчихин приложил свой труд. А для Жени избыток газа обернулся бедой. Керосину нигде не выпросишь. Тоже жизнь!.. В школе, возле кладовки, лежат и сохнут непромытые кисти. Большие и малые. Щетинные и волосяные.

Женя начал было насвистывать бодренький марш, но почему-то никакое «трам-та-та-там» не получалось. Он встал, потянулся, взял в руки пустой бидон и снова задумался, застыл среди тротуара, не замечая, что толпа, хлынувшая из кино, вынуждена обходить его, как ручей обтекает камень.

Не заметил он и того, что из толпы вынырнули две чистенькие девочки и, взявшись за руки, уставились на него синими изумленными глазами.

– Женя, что с тобой? – воскликнули обе сестрицы.

Они только что посмотрели картину «Слепой музыкант» и настроились в лад увиденному. Старшая из сестер определила фильм как «очень и очень гуманный».

– Женя, не расстраивайся, – умоляюще протянула Таня.

Лара, еще не зная, чем он так огорчен, уверенно тряхнула красными бантами:

– Мы тебя выручим, Женя.

20. Выручайте, беда…

Ветер поволок по асфальту обрывок газеты, растоптанную чьей-то подошвой ветку черемухи. Он яростно набросился на сестер, как бы наказывая их за то, что вышли на улицу в легких платьях, не закрывающих ни шеи, ни рук. «Вот вам, щеголихи! Пусть посинеют ваши носы, а кожа пускай станет гусиной!»

Ларе было зябко не только от ветра. Ее затрясло еще в кинозале, когда Таня сразу после сеанса, после «очень и очень гуманной картины», вдруг выложила ей спою удивительную догадку – тайну Перчихина. До сих пор ее знала только мама. «У него, у Женьки, все на свете наоборот! У него не мать, а злющая-презлющая мачеха».

И вот, словно нарочно, Женя тут же вырос у них на пути. Весь его вид говорил: «Выручайте, беда!»

Вид говорил одно, а сам Женя сказал другое:

– Проходите, чего уставились?

Женя знал, что сказать. Он вовсе не собирался выкладывать каждому встречному-поперечному свои горести. То, что случилось, касается его одного. Насмешничать, издеваться будут над ним! В карикатурах, приколотых к доске, украшенной фигуркой пингвина, тот же Рязанцев изобразит его, Женю Перчихина, да еще в каком растерзанном виде! Это он, Женя, будет, по общему требованию, отстранен от всякой работы.

Хотя, подумаешь, отстранен! Тоже нашли наказание!.. Он об этом, если хотите, всю жизнь мечтал. Разве не замечательно: все работают – ты отдыхаешь?!

– Проходите, – повторил Женя. – Или не слышали? Катитесь, вам говорят!

– Давай мы тебя выручим, а?

К жалостному взору Тани Женя привык. Но что стряслось со второй сестрицей? Можно не сомневаться, если от куцего костюмчика Жени вдруг отлетит пуговица, Ларка мигом бросится ее пришивать. Ну и дела…

– Женя, скажи, что с тобой? – снова воскликнули два голоса.

Человек – не камень. Женя, подумав, мотнул головой.

– Ладно, пошли. Объясню по дороге. – И громыхнул пустым жестяным бидоном.

Женя шагал и рассказывал. Прохожие удивленно смотрели вслед странной процессии, от которой попахивало олифой, керосином и одеколоном «Кармен», – Лара не упустила случая воспользоваться перед походом в кино личным имуществом мамы.

Вскоре все трое вошли в опустевшее здание школы и поднялись в кладовку, прозванную Петей Корытиным складом боеприпасов. «Помните, как у меня чуть не промок алебастр? Здо́рово было…» У самой двери унылой грудой лежали кисти, собранные Женей со всех фронтов. Рукоятками – в одну сторону, пучками – в другую. Им бы, беднягам, нежиться, отмокать в керосине, а они сохли, твердели, гибли… Пустой бидон, брошенный Женей в угол кладовки, жалобно застонал: «О-о-ох!»

– Ох, – вздохнула и Таня, приподняв круглую маховую кисть, скованную густой подсыхающей краской. – Была бы краска не масляная, а клеевая, мы бы запросто отмыли водой. – Взглянув на Женю, она поспешила добавить: – Но что-нибудь мы придумаем. Смекалка на что?

Женя невесело усмехнулся:

– Гром-камень?..

Лара снова ощутила озноб, но то был озноб вдохновения. Поскольку эти несчастные восьмиклассники ни на что не способны, выход найдет она. Это же легкота! Сейчас она все обдумает и доложит. Зато первого сентября, когда Лара наконец наденет школьную форму, когда на ней будет праздничный белый фартучек, белые ленты в косичках, а в руке пышный букет, каждый из новичков с завистью и уважением взглянет на нее, девочку, спасшую всю школу. Не только ведь Женю, но и школу, школьный ремонт!

Таня тоже думала о ремонте, который еще не закопчен, о том, что у злющей мачехи не выпросишь денег на новые кисти, если эти и впрямь загублены. Много о чем думала… Например, что Алеша завтра набросится на Женю, как лютый зверь, – Таня знает, как он умеет набрасываться!

А Ларка-то засияла своими ямочками. Того и гляди, запрыгает, застрекочет: «Ой, какая легкота!»

Но Лара сказала очень степенно:

– Эх, вы! «Гром-камень»!.. Тоже, раскисли. Не знаете, что ли? Клеевую смывают холодной водой, а масляную – горячей. – Она деловито оглядела груду кистей. – Если сильно засохли, полагается с мылом. – И все-таки не стерпела: – Ой, какая легкота!

Мама уже приучает Лару мыть посуду и стирать носовые платки. Лара твердо усвоила великие свойства горячей воды, особенно мыльной. Лара способная, как отец, и наблюдательная, как мама. Лару все уважают. Сейчас она напомнит Тане про бородатого маляра в шапке, сделанной из газеты. Маляр называл Лару своим заместителем. Он прошлым летом ремонтировал в их квартире места общего пользования и смастерил Ларе рабочую бумажную шапочку, а Лара всегда ему открывала дверь и следила, чтобы на плите не выкипел клей. Правда, хотя она и была заместителем маляра, она не очень точно запомнила, как он там обращался с кистями. Неужели и вправду мыл керосином? Нет, не похоже! Алешка Рязанцев, первый воображала во всем дворе, нарочно это выдумал, чтобы его считали взрослым. Нормальные люди отлично обходятся без керосина.

Лара деловито спросила:

– У вас в школе имеется кипяток?

Таня произнесла, задыхаясь:

– Ты точно помнишь насчет горячей воды? Точно?

Лара стояла на одной ножке, подняв глаза к потолку. Губы выпячены: она всеми силами удерживала улыбку. Тане отлично знакома ее манера: притворяется безразличной, а сама торжествует.

– Женя, – умоляюще сказала Таня. – Видишь? Замечательный выход.

Женя не желал спешить в серьезных делах. Он хотел докопаться, почему Рязанцев распорядился именно насчет керосина. Может быть, посчитал, что такой способ понятней и проще – взять да окунуть в растворитель. Действительно без возни. Рязанцев из тех, кто не верит в Женины руки-крюки; он, конечно, вообразил, что Женя набрызжет на стены и зальет весь этаж водой. Например, надумай Женя дома искупать такую груду кистей, да еще чтобы мыло пенилось, как у мамы в корыте, – наверняка поднимется страшный крик.

– Почему не попробовать? – важно произнес Женя. – Хуже не будет.

Сестры бросились пристраивать на табурет электроплитку. Женя отправился за водой. Вскоре донеслось его залихватское пенье:

– Слышали и мы, как дубровушка шумит…

Эту же «дубровушку», как подметила утром Таня, Женя мурлыкал, с упоением размешивая краску в бачке. Одним словом, уныние позади.

На радостях человек не может сидеть без дела. Пока грелась вода, решили прибрать в кладовке. Правда, к концу уборки поссорились. Слишком уж Женька не любит, чтобы над ним смеялись, а не смеяться нельзя. К примеру, как нормальные люди собирают мусор? Подставляют совок и всю кучку метут на него веником. Зато Женька-чудило – веник в сторону и подгребает совком, будто лопатой.

– Раскудахтались… Я же не обязан работать по-бабьи.

Лара строго сказала:

– А ты делай, как наш папка. Каждый инструментик на место – и за веник. Соринки за собой не оставит.

Кисти отмывали втроем. Ни воды не пожалели, ни мыла. Если верить Жене, получилось очень солидно. Заперев кладовую, запели на радостях в три глотки:

– Слышали и мы, как дубровушка шумит…

Прощаясь, Женя протянул Ларе чумазую руку:

– Придешь в то воскресенье? По случаю окончания ремонта?

Лара ждала, что скажет сестра. Та надавила пальцем на Ларин вздернутый нос.

– Как не прийти? Это же Ларочка-выручалочка. Приглашаем ее, представителя будущих первоклашек, на торжественный митинг. Ровно через неделю.