Текст книги "Суета сует"
Автор книги: Наталия Рощина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Дождь забарабанил по окнам еще сильнее, и Миле вдруг безумно захотелось немедленно услышать голос подруги, услышать приглашение на кофе и снова оказаться на ее уютной кухне. Подойдя к телефону, Смыслова быстро набрала привычный номер. Занято – Ирина может часами разговаривать, успевая при этом готовить еду, даже мыть полы. Трубка радиотелефона, которую она крепко прижимала к уху, не мешала ей справляться с домашней работой. Только когда аккумуляторная батарея начинала давать сбой, Ирина принималась следить за каждой минутой разговора, зачастую сводя беседу к самой неотложной информации.
– Ну, хватит болтать! – громко возмущалась Мила, в который раз набирая номер подруги, а когда, наконец, услышала ее грудной голос, решила не показывать, что давно пытается с ней связаться. – Привет, Иришка!
– Привет! – в голосе Хмелевской нет той нотки радости, к которой привыкла Мила.
– Как ты?
– Нормально. А у тебя все в порядке?
– Как будто. Наверное… Ириш, я вру. Мне одиноко и вообще… Ты пропала, я не могу к этому относиться спокойно… – все-таки не выдержала Мила.
– Много работы. Замоталась. Ты ведь знаешь, у меня лето – запарка полная.
– Знаю, знаю, но ведь сегодня воскресенье.
– Для меня это не одно и то же, что выходной, – заметила Ирина.
– Слушай, я могу приехать на кофеек, ты не возражаешь? – Мила решила не ходить вокруг да около. Обычно в ответ она слышала ликующие возгласы и приглашение немедленно прибыть в ее распоряжение. Но на это раз Ирина не спешила с ответом, и это насторожило Милу. – Алло, ты слышишь?
– Да, слышу, Милочка, – на этот раз Ирина ответила быстро. – Не знаю, что и сказать…
– С каких это пор мое желание встретиться вызывает такую странную реакцию? Что с тобой?
– А что, если я к тебе приеду? – словно не слыша Милу, спросила Хмелевская.
– Я просто хотела проветриться.
– И все-таки, давай я приеду? – делая ударение на «я», настойчиво проговорила Ирина. – Поболтаем.
– Ну, хорошо, – Мила поняла, что рискует вообще не получить возможность пообщаться, если начнет настаивать на своем.
– Только я не сразу приеду, – медленно выговаривая слова, словно думая параллельно еще о чем-то, предупредила Ирина. – Тебе придется немного подождать.
– Я запасусь терпением. Не забудь захватить зонт, а то ты ведь у нас сладенькая, растаешь.
– Не переживай, он уже лежит в моей сумке, – усмехнулась Хмелевская. – А как насчет бутылочки красного вина?
– Не откажусь.
– Ненавижу ждать, – пробурчала Мила, положив трубку.
Нужно было чем-то занять себя. Оглядевшись по сторонам, Мила увидела, что можно было скоротать время за уборкой. Но, как всегда, ей меньше всего хотелось брать в руки тряпку, пылесос. Раньше за всем этим следили Максим и Кирилл. Теперь приходилось или делать самой, или не делать вообще. Второе приводило к тому, что Милу начинал раздражать разрастающийся беспорядок. Оглядевшись, она решила на следующий день позвонить на фирму и вызвать домработницу. Мила уже несколько раз пользовалась услугами одной из таких фирм под названием «Уют». То, как молодая женщина справлялась с уборкой, приводила квартиру в порядок, Смыслову устраивало. Кажется, она оказалась исключительно порядочным человеком. Солидные фирмы, беспокоящиеся о своей репутации, других не берут на работу. Мила испытывала приятные ощущения, общаясь с Людмилой. Ее тезка оказалась женщиной с непростой судьбой. Профессиональное любопытство заставило Милу познакомиться с ней поближе. Из разговора Мила узнала, что та недавно устроилась на эту работу, что она одна воспитывает двух мальчиков и пожилые родители тоже на ее обеспечении.
– Сколько же вы получаете? – поинтересовалась Мила, но женщина не сказала, сославшись на условия договора по найму. – Хорошо, это меня не касается, но… Возьмите и никому о них говорить не нужно. Деньги, которые платила Мила, намного превышали сумму, указанную в смете. Смыслова не хотела казаться доброй тетей. Просто она на мгновенье представила себя на месте этой усталой, но не сломленной бременем обстоятельств женщины, и поняла, что не может поступать иначе. Нужно завтра же позвонить и вызвать ее. Мила предвкушала, что и на этот раз увидит, как блеснет огонек надежды в ее потускневших глазах.
– Господи, о чем я думаю? – Мила снова оказалась на диване, закрыла глаза.
Картина, которую тут же нарисовало воображение, заставила Смыслову напрячься. Это было улыбающееся лицо Максима, его серые глаза. Скоро размылись черты лица, остались только они, сверкающие, радостные, чуть лукавые. Пожалуй, она давно не видела в них столько света. Что-то очень хорошее должно происходить в жизни человека с такими глазами… Мила представила Максима сидящим на веранде, в кресле-качалке под клетчатым пледом, с огромной чашкой чая в руках. Именно так, по ее мнению, он должен был теперь проводить выходные, свободное время, долгожданный отпуск. Это то, чего она его лишала почти четверть века. Ого! Есть от чего загореться глазам Максима – мечта сбывается! Опять же, сбросил с себя груз домашних забот, и ее, эгоистки, нет рядом. Мила накручивала себя, ожидая, когда же подступит волна привычного раздражения при упоминании о муже? Но ничего такого не ощутила. Как странно, ведь в последние месяцы оно возникало помимо ее воли при одном взгляде на Максима. Он мог приветливо улыбаться, встречать ее горячим ужином, поздним вечером мчаться на машине через весь город к ее подруге, чтобы Мила не шла по темным улицам, но ничто не могло изменить отчаянно крепко определившегося отношения, Милы к мужу: он раздражал ее. Сегодня она не узнавала себя. Воспоминания о существовании Максима не заставили ее сморщиться и постараться тут же переключить свое внимание. Мила могла спокойно воскрешать в памяти внешность, манеры Максима без риска надолго испортить свое настроение. Напротив, ей было даже приятно, потому что в этих воспоминаниях неизменно было только хорошее. Оно захлестнуло все, что раньше приводило Милу в негодование. Теперь словно и не было повода держаться подчеркнуто холодно, свысока взирать на молчаливую покорность и поглощать терпение любящего мужчины. Неужели она совершила ошибку? Она не имела на нее права, потому что каждый неверный шаг предшествует следующему. Шаг за шагом… И дорога сворачивает на узкую тропку, уводящую тебя от удачи, счастья, радости. Она уже потеряла ощущение покоя, уверенности в себе. Вывод напрашивался, сам собой: она поторопилась, позволив эмоциям взять верх над разумом. Она так легко отказалась от своего ангела-хранителя, и именно поэтому теперь страдала от растущего чувства тревоги и одиночества. Мила поднялась с дивана и снова подошла к окну. Прижав тонкие пальцы к прохладному стеклу, провела по нему, пытаясь повторить путь стекающей вниз капли.
– Я и дождь… – тихо сказала Мила, наблюдая, как дождевые капли объединяются в ручейки и, ускоряясь, стремятся к подоконнику.
Смыслова проглотила подступивший комок. Так ли нужна была ей эта долгожданная, а теперь ненужная свобода? Об этом нельзя было никого спрашивать – самой бы разобраться, иначе не избежать насмешек, косых взглядов. Этот вопрос бьет по самолюбию, а ответ – тем более, особенно в устах Хмелевской. Она наверняка вспомнит, что «предупреждала», «предчувствовала». Нет, это совсем не то, что Мила хотела слышать. Она уже жалела, что подруга вот-вот появится у нее дома. Не было прежней уверенности в том, что с Ириной можно говорить обо всем без утайки. Смыслова чувствовала, что от общения с ней не возникнет ощущение покоя, уверенности. Ничего этого не будет. Только сама она сможет разобраться в своих чувствах. Но отменять визит подруги было поздно. Мила вздохнула и направилась на кухню. Нужно было хоть чайник поставить. Кофе, бутылка обещанного красного – разговор завяжется. Нечего планировать. Все будет, как будет.
Ирина Хмелевская всегда выступала в роли палочки-выручалочки или «скорой помощи» для своей лучшей подруги. Так повелось с самого начала: Мила – ведущая, Ира – ведомая. Кажется, это устраивало обеих. Многолетняя дружба еще со школьных лет обросла огромным количеством откровений, признаний, где в роли слушателя в основном выступала Ирина. Она с готовностью принимала свою всегда озабоченную собственной значимостью подругу, прощала ей откровенный эгоизм и надменность. Мила умела располагать к себе настолько, что даже явная грубость с ее стороны не казалась таковой. Все списывалось на утонченность натуры, на расшатанные нервы и в двадцать, и в тридцать, и после сорока. Ирина закрывала глаза на явные недостатки Милы, ее откровенный эгоизм и желание выбиться в люди во что бы то ни стало. С возрастом общение сократилось из-за занятости подруги. Встречи теперь происходили в основном по инициативе Милы, а Ирина воспринимала это как должное. Происходило это примерно так. Неожиданно раздавался телефонный звонок:
– Ириша, привет, золото! Я примчусь, ты меня расцелуешь? – и это после того, как Смыслова, бывало, больше месяца не давала о себе знать.
– Мчись, дорогуша! – Хмелевская была рада тому, что подруга, наконец, объявилась. Это означало, что у нее накопилось или много хорошего, или возникли проблемы, о которых она может рассказать только ей.
Иногда Мила являлась без звонка. Только за маленьким столом на кухне подруги, при свете оранжевого абажура она позволяла себе расслабиться, перестать быть энергичной, не знающей усталости. Она могла смыть макияж, собрать тщательно уложенные волосы в обычный пучок и с удовольствием отхлебывать горячий чай, забыв о манерах. Такая она нравилась Ирине больше всего. А с экрана телевизора на Хмелевскую смотрела совершенно незнакомая, чужая женщина. Она была так далека, что посиделки с ней на кухне под оранжевым абажуром казались чем-то из области фантастики. Ирина вслушивалась в каждое ее слово, изучала манеру вести разговор с собеседником, внимательно рассматривала безукоризненный макияж, супермодный наряд светской дамы. Это была другая Мила. Образ, который она создавала на экране, заставлял восхищаться, вызывал желание подражать. Но Ирине она больше нравилась простой, доступной, с которой можно болтать обо всем и ни о чем. В эти моменты Хмелевская прощала ей все, абсолютно все: долгие дни без единого звонка, резкость в разговоре, откровенный эгоизм в суждениях. Какая разница, черт побери, какой у нее характер, если Мила возвращается к ней, нуждается в ней! Ирина снова и снова позволяла любимой подруге почувствовать себя в ее доме свободной и раскрепощенной.
Роль доверенного лица льстила Ирине. Зная, что Мила не расширяет круг своих друзей и знакомых, она была счастлива время от времени чувствовать, что лучшая подруга нуждается в ней. Именно Хмелевская первой узнавала о судьбоносных событиях в жизни Милы: замужество, беременность, работа в журнале, переход на телевидение, предполагаемый развод с Максимом… Ирина спокойно и рассудительно воспринимала сногсшибательную информацию. Она соглашалась со всем, что собиралась сделать со своей жизнью Мила. Спорить, советовать ей было бесполезно. Это Ирина усвоила четко. Единственный момент, когда она напрочь отказывалась понимать Милу, – желание той расстаться с мужем. По мнению Ирины, этого никак нельзя было делать! Даже зная, что Мила не любит возражений, никогда не прислушивается к советам, она не скрывала своего отношения к планам подруги. Ирина не понимала, как можно добровольно желать оттолкнуть от себя такого мужчину, как Смыслов! Ей надоело награждать Максима самыми лестными комплиментами, пытаясь вразумить подругу. Она делала это искренне, от души, но при этом одна мысль не давала ей покоя: Хмелевская заметила, что с некоторых пор ее общение с Максимом – это большее, чем дружба с мужем лучшей подруги. Ее влекло к нему… Сомнений быть не могло: Макс – муж ее лучшей подруги – незаметно стал для Ирины идеалом, до которого было так далеко всем ее избранникам. Хмелевская приняла свои чувства без паники, наивно полагая, что они никак не повлияют на ее дружбу с Милой. Тем более что чувства были односторонними, ведь Макс не замечал других женщин. Они для него не существовали. Мила словно околдовала его, сделав так, что ему больше никто не был нужен. Несмотря на свое откровенно эгоистичное отношение к мужу, она сумела сделать так, что он не представлял другой жизни, других отношений и довольствовался теми редкими знаками внимания, которые Мила оказывала ему. Ирина всегда удивлялась тому, как такой брак продержался почти четверть века. Сколько семей подруг было у нее в качестве примера, и ни один из них не вызывал у Хмелевской зависти. Когда-то любящие друг друга люди со временем едва переносили друг друга, влача существование безрадостное, наполненное скандалами, недомолвками, супружескими изменами. Нет, ей это дерьмо ни к чему. Чувства куда-то уходят, словно вода сквозь плотно сжатые пальцы, просачиваются и исчезают. Стоит ли тратить на это силы, нервы, годы… Словно из чувства противоречия, Ирина упорно не желала создавать семью. До двадцати пяти считала, что еще рано, а после – решила, что это ей вовсе не нужно. Она не была ханжой, но никого не допускала к себе настолько близко, чтобы потом страдать. Любовь, страдания, измены – вот четкая связь понятий, твердо усвоенная Ириной из жизненного опыта. Она умудрялась легко относиться ко всем своим любовникам, зная, что ни один из них не стоит ни одной ее слезинки.
– Эти мужчины созданы для того, чтобы укорачивать нам жизнь, – подтверждая свои слова многозначительно поднятым вверх указательным пальцем, говорила Ирина. Обычно она тут же придавала своему лицу огорченное выражение и прибавляла: – Есть лишь один представитель этого недостойного племени, который вызывает у меня восхищение.
– О, я знаю, знаю! – смеясь, перебивала ее Мила.
– Нет, не знаешь! – Хмелевская меняла тон. – Максим Сергеевич Смыслов.
– Открыла Америку!
– К черту Америку. Ты не понимаешь, какой мужичина с тобой рядом! – Чем чаще Ирина говорила об этом, тем больше понимала, что в ее словах кроме искреннего признания достоинств Максима есть еще основательная доля едва скрываемой зависти к счастью подруги.
К тому времени Мила уже работала в редакции журнала, строила честолюбивые планы, Максим растил Кирилла, умудряясь не вылететь с работы. А Ирина, окончившая курсы косметологов, постепенно расширяла круг своих клиентов, зарабатывая хорошие деньги, обрастая нужными связями – необходимыми атрибутами современной жизни. Выкупив небольшую парикмахерскую, она вскоре создала приобретающий все большую известность косметический салон. Вскоре и Мила стала одной из ее постоянных клиенток. Поначалу она делала это для того, чтобы иметь возможность лишний раз поболтать с подругой. Со временем это вошло в привычку, да и годы брали свое, а Мила хотела и в сорок пять выглядеть молодо.
Время шло. Смыслова делала стремительную карьеру на телевидении, а Ирина стала владелицей уже процветающего салона, в котором работала сама и нанимала штат косметологов, массажистов. Пожалуй, у обеих не было проблем с тем, как и где зарабатывать на жизнь. Только и к Ирине, и к Миле, она порой поворачивалась не самой лучшей стороной, напоминая, что не все можно купить за деньги. Может быть, это была месть за то, что в сумасшедшем ритме городской жизни, желая не упасть в грязь лицом и доказать всему миру, что ты что-то да значишь, обе упустили нечто очень важное. Так, Мила не могла найти общего языка с сыном, что с годами все-таки стало беспокоить ее, а Ирина тяготилась одиночеством, расплачиваясь за свою свободу, независимость. Обе старались наверстать упущенное, но было слишком поздно. Не все ошибки можно исправить. Ни дорогие подарки, ни попытки Милы завязать отношения с невесткой не привели ни к чему: Кирилл оставался далек от нее, впуская в свой мир только отца. А Ирина все чаще с завистью смотрела вслед подруге. Все чаще Хмелевская мечтала о том времени, когда, наконец, лопнет терпение Максима, Уж она не упустит этот момент, потому что благодаря откровениям Милы она всегда была в курсе всего, что происходит в этой семье. Нужно подождать, она готова. Годы летят, оставляя за собой пустоту и затянувшееся ожидание, но цель стоила того. Пока же Хмелевской оставалось погружаться с головой в работу, по привычке заводить новые интрижки и наблюдать за тем, как купается в лучах славы, окруженная заботой и любовью мужа, ее уже почти ненавистная подруга. То, что отношение к Миле приобрело совершенно иной характер, было для Ирины логичным продолжением ее фантазий о Максиме. Все было естественно. Она не видела своей вины в том, что испытывает нежное чувство к чужому мужчине. Да он на самом деле свободен, свободен, как никто другой! Потому что никому нет дела до того, как он проводит свое время. Другой вопрос, что сомневаться в искренности его чувств к Миле не приходилось. Глаза его всегда смотрели на нее с любовью и восхищением. Даже когда они ссорились, а Хмелевская была тому невольной свидетельницей, она видела, как тяжело Максиму переживать эти минуты непонимания. Смыслов не имел привычки долго таить обиду и старался сделать так, чтобы поскорее воцарился мир. Пусть призрачный, шаткий, но мир, в котором есть место для его любви.
Ирина продолжала играть роль верной подруги Милы. Теперь это была только игра. Подробности личной жизни Смысловой интересовали ее более обычного. Поэтому, когда Мила надолго пропадала из поля зрения, Хмелевская нервничала. Иногда, когда нервы были на пределе, она позволяла себе звонить Миле, зная, что ее нет дома и к телефону подойдет Максим. Наивный и чистый, он с готовностью отвечал на все ее дежурные вопросы, интересовался ее делами. Как же он изводил ее своей дружеской непринужденностью! Ирина клала трубку, давая себе слово больше не делать этого. Слишком уж глубоко пустило корни в ее избалованную мужским вниманием женскую суть желание заполучить Смыслова.
Иногда она придумывала, что Максим на самом деле давно испытывает к ней нечто подобное. Просто ему нужен толчок, исходная точка опоры, оттолкнувшись от которой, он больше никогда не захочет вернуться в холодные объятия жены. Ирина подолгу рассматривала себя в зеркале, находя, что выглядит прекрасно. В нее нельзя не влюбиться. Синие глаза, обрамленные густыми черными ресницами, белокурые волосы, невероятно густые, пышные. И матовая кожа, практически лишенная даже мелких морщинок. Для того, чтобы привести себя в порядок, ей было нужно очень немного времени: контрастный душ, обязательный легкий массаж лица с кремом, минимум косметики и тщательно уложенные волосы. Отличный внешний вид – лучшая реклама для ее работы, и Ирина всем своим видом излучала здоровье и неуемную радость жизни.
– Ирка, ты потрясающе выглядишь! – с нескрываемой завистью говорила Мила. Она все чаще появлялась в кабинете подруги, замечая, как наступает возраст, злясь на собственное бессилие и отчаянно пытаясь остановить время. – Как тебе это удается? Колись.
– Светлые мысли, Николаевна, – мой рецепт вечной молодости.
– Только не это, давай без проповедей.
– Ладно. Значит, говоришь, я выгляжу потрясающе?
– Тебе хочется слышать это еще и еще? – Мила попыталась усмехнуться, но это у нее получилось плохо, потому что кожу слишком стянуло зеленоватой маской, над которой колдовала Ирина. Сногсшибательно!
– А мои лишние килограммы картинку не портят? Хмелевская действительно устала бороться с полнотой, которая, кстати, ничуть не портила ее. Напротив, придавала какую-то притягивающую ленивую грацию. – Ты, тростинка с идеальными формами, наверняка подшучиваешь надо мной.
– О чем ты говоришь? Ты – сама гармония.
– Еще, еще! – наигранно восклицала Ирина. – Твои формы – предел совершенства для настоящих ценителей красоты. В твоих глазах хочется утонуть, а волосах – зарыться и забыть обо всем на свете, – мечтательно ответила Смыслова, едва раскрывая рот.
– Мужчины слишком часто говорят мне об этом. Уже не греет. Но ты, Николаевна! С каких пор мы, перешли на дежурные комплименты?
– Ладно, тебе не угодишь. Колдуй, а то я буду страшная и старая, и, как антиреклама твоей деятельности, распугаю всех твоих клиентов!
– Угрожаешь, коварная! – подкладывая зеленоватую кашицу на лицо Милы, прошептала Ирина. Она была рада слышать стенания подруги. Пусть стареет, пусть покрывается морщинами. Это ее равнодушие и эгоизм плетут свои сети на сухих веках, в уголках рта. И пусть не надеется выглядеть красавицей на пятом десятке. Ей это не удастся! Только настоящая любовь способна творить чудеса, останавливая время, делая человека моложе, прекраснее. Да разве можно сказать об этом Милке? Она бы рассмеялась ей прямо в лицо, цинично комментируя ее, Хмелевской, устарелый взгляд на мир. А потом бы добавила, что не видит связи между буйством гормонов и полнотой жизни. Любовь приравнять к примитивному зову плоти. Что она, эта телевизионная дива, понимает в любви? Она все опошлит, эта Смыслова, – все, что не касается ее работы, для нее мелко и не заслуживает внимания.
Ирина каждый день все пристальнее вглядывалась в свое отражение в зеркале. Никаких отрицательных эмоций оно у нее не вызывало. И тем обиднее было то, что мужчина, которого она, быть может, ждала всю жизнь, так равнодушен ко всем ее прелестям. Это казалось настолько несправедливым, что у Ирины на глазах выступали слезы. Она должна была держаться. Она не могла ничем показать своих чувств. И дело было не в том, что она боялась потерять расположение Милы, а в том, что не видела никаких надежд для себя со стороны Максима. Безнадежность приводила Хмелевскую в отчаяние. Чтобы немного расслабиться, она давала волю своему воображению, в деталях представляя себе развитие романа между ней и Максимом. Ирина улыбалась, губы сами растягивались в сладостную улыбку. У них все будет хорошо, настолько, что однажды засомневаешься в реальности происходящего. И это случится рано или поздно, потому что ни один нормальный мужчина не сможет провести всю жизнь не просто в тени, а в откровенном пренебрежении.
С одной стороны, мягкотелость Максима злила Ирину. Она не понимала, как можно быть настолько всепрощающим, слепым. «Где твое самолюбие?» – вопрошала она, мысленно обращаясь к Смыслову. Хотя какое, к черту, самолюбие, когда любишь? А он любит свою Милу. Любит такой, какой он ее видит. И начать открывать ему глаза на ее вселенский эгоизм, холодность – навлечь его гнев, потерять всякую надежду. Нет, она не станет вносить искру раздора между людьми, которые сами вот-вот разбегутся в разные стороны. Ирина поднимала глаза к небу, вознося слова благодарности: слава богу, что это всепоглощающее чувство возникло сейчас, а не пять, десять лет назад. Как бы она измучилась за это время, как истерзала себя… Каждому событию свой черед. И как только неожиданное чувство возникло и укрепилось в ее сердце, Ирина стала ждать часа, когда возникнет ответное – сильное, светлое, полное благодарности за новое открытие жизни. Это стало навязчивой идеей. Ирина понимала, что в таком напряжении она не сможет нормально существовать. Она обязательно сорвется, а что хорошего это сулит? Нужно было расслабляться. Как? Желающих познакомиться с ней всегда было немало. С годами она стала относиться к мужчинам, оказывающимся в ее постели, более строго. По молодости же она считала близость первым шагом к официальным отношениям, необходимой ступенью. Она не понимала, почему должна отказывать в удовольствии себе и вожделенно целующему ее мужчине? Все происходило каждый раз особенно, оставляя в памяти воспоминания о жарких ласках, легковесных обещаниях. Потом Ирина ждала приглашения в гости, знакомства с родителями, предложения стать женой. Но жизнь преподносила ей урок за уроком. Обжегшись несколько раз, она поняла, что у нее я ее партнеров совершенно разные цели: мужчины редко рассматривают близость как прелюдию брака. А ей он нужен только с единственным мужчиной, совершенно не подозревающим о ее все возрастающем интересе к нему. Нужно было сменить тактику. Ирина решила, что если и она станет придерживаться типично мужской точки зрения, это поможет ей избежать множества разочарований. Теперь она диктовала правила игры, обрывая отношения по собственному усмотрению. Это превратилось в болезненное желание увлечь и растоптать как можно больше этих существ в брюках, которых по ошибке прозвали сильным полом.
– Ира, что ты делаешь? – Милу шокировало невероятное количество партнеров, перебывавших в постели подруги. Смыслова не брала близко к сердцу все, что происходило в жизни Ирины, но не высказать своего мнения не могла в силу характера. – Зачем тебе это?
– Идет поиск, отсев. Всегда есть определенный процент брака. Что тебя удивляет? – лукаво улыбаясь, отвечала Ирина. Она не видела ничего плохого в том, что набиралась опыта в общении с мужчинами. Как же без постели-то? – Ты считаешь, можно найти то, что нужно, с первого раза? Ой, прости. Я забыла о тебе, счастливице, но не всем же так везет.
– Не обо мне речь.
– Ладно, тогда закругляюсь. Не смотри на меня с укором. Теоретически можно поднатореть в чем угодно, но только не в вопросах любви.
– Это не любовь, это возня в постели после хорошей дозы коньяка, – отрезала Мила, брезгливо морщась. Она открыто давала понять, что ей не нравится то, как живет ее лучшая подруга. Все-таки, по большому счету, ей было не безразлично, что Хмелевская так бесшабашно относится к своей жизни. – Ты доиграешься! Остановись, Ириша. Этот поиск приведет тебя как минимум к венерологу. Как минимум…
И она остановилась. Хмелевская сама удивилась тому, как быстро она отреагировала на колкие слова подруги. Словно пресытившись любовными приключениями, Ирина надолго отказалась от новых романов. Это не означало, что ей стали уделять меньше внимания. Это было бы просто нелогично: с годами Хмелевская становилась все более роскошной, сексапильной женщиной, которая не могла не привлекать внимания мужчин.
– Ириш, ну что у тебя за крайности, – журила ее Смыслова. – Что мне с тобой делать? То бросаешься от одного мужика к другому, словно конец света наступает, то живешь монашка монашкой.
– Я опять тебе не угодила?
– Ты можешь найти золотую середину?
– Какой пробы? – улыбаясь, поинтересовалась Ирина.
– Зачем ты так? Мила от души желала подруге всего самого наилучшего. Но та словно нарочно то бросалась из одной постели в другую, то вдруг перестала вообще обращать внимание на противоположный пол. – Ты непоследовательна.
– Отвали…
Ирина с некоторых пор позволяла себе отвечать резко. Уже в то время она не могла избавиться от распирающего ее чувства откровенной зависти к сложившейся жизни подруги. Хмелевская была уверена, что если бы ей попался такой мужчина, как Смыслов, не было бы никакого поиска, не было бы проб и ошибок. Она жила бы, как за каменной стеной, уходила на работу счастливая и возвращалась счастливая. Она бы рожала детей, заботилась о них и их отце. Дом, где тебя ждет любящий муж, дети – это что-то из области нереального, а вот у Милы все это давно есть. Она не умеет ценить той благодати, которая снизошла на нее неизвестно за какие заслуги. Она не замечает, как ей повезло, не ценит обычного человеческого счастья, витая в облаках карьерного роста, славы, всеобщего признания. Как же не понять ей, такой удачливой и успешной, что только в этом смысл! Не в письмах восторженных почитателей, не в одежде от Диора, не в поездках за границу, а именно в таких простых вещах. Даже ей, Ирине, не получившей высшего образования, не знающей ни одного иностранного языка, редко берущей в руки книгу, это понятно, а вот Миле с ее высокими материями и исключительным взглядом на жизнь – нет. Ничего, все станет на свои места. Ирина предвкушала, как безутешно и горько будет плакать ее лучшая подруга, оставшись у разбитого корыта. Когда не будет рядом Максима, Кирилла, когда одиночество нахлынет на нее сметающей все на своем пути волной… Только тогда она поймет, по-настоящему оценит потерянное, но ничего уже нельзя будет исправить. Кажется, Мила делает все, чтобы высшие силы покарали ее за незаслуженные обиды, полученные от нее близкими, за черствость и душевную слепоту. Она получит сполна! Звездная подруга потеряет все, и будет проливать горькие слезы, спрашивая: «За что?» И случится это именно тогда, когда она будет купаться в своей добытой нечеловеческим трудом и эгоизмом славе, в самом ее зените. Живет, как у Христа за пазухой, не знает никаких проблем, отдаваясь работе, как самому любимому мужчине – без остатка, на все сто! Холодная гордячка! Суета, суета – вот что окружает ее. И даже не деньги и материальное благополучие важны для нее. Что за женщина! В ней самолюбия и гордыни на троих хватит. Почему же ей все удается? Ну, чем Мила лучше ее? Судьба распоряжается несправедливо. Одним дает все легко, без усилий, а другим нужно обжигаться, заблудиться и только после долгих поисков обрести счастье и покой. Покой, нет, не покой… Ирина была не из тех, кто искал его. Ей был нужен праздник!
– Ирка, ты вулкан, и никогда не предугадаешь, когда начнется очередное извержение! – шутил Смыслов. Он чувствовал ее настроение, ее природу, и Ирине было очень приятно слышать эти слова именно от него. Приятно, с одной стороны, и тревожно – с другой. Может быть, подруга рассказывала ему то, что не следовало? И теперь он видит в ней дешевку, разменивающую свою жизнь на мимолетные свидания, горячие уикенды. Пусть даже так. Она еще докажет ему, что она не такая. Она может быть разной. В ней кипела энергия, бурлили страсти, но Смыслова с ее супертрезвым взглядом на жизнь смогла погасить их. Только она могла одной фразой изменить все: «…возня в постели». Гадко звучит. Что ни говори, а Мила имела такое влияние на свою подругу, как никто другой. Так повелось с самых первых дней их дружбы. Даже со своей матерью Ирина не была близка настолько, чтобы делиться с ней своими проблемами и ждать совета. Человек, подаривший ей жизнь, оказался в числе тех, с кем Ирина старалась общаться как можно меньше. Это были отношения двух соседок, действующих друг другу на нервы.
– Ир, ну что вы цапаетесь? – Мила не раз была свидетельницей неприятных выяснений отношений между подругой и ее матерью. Ей было дико, что родные люди – мать и дочь – открыто ненавидят друг друга.
– Радуйся, Смыслова, что и от этакого судьба тебя уберегла. Тебя все любят – цени, – едва сдерживая слезы, говорила ей Ирина. Но Мила только улыбалась в ответ. Она не умела ценить это никогда. И понимая это, Хмелевская пыталась сгладить откровенно выпирающую, ищущую выхода зависть: – Тебя нельзя не любить, я знаю…
