Текст книги "Суета сует"
Автор книги: Наталия Рощина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Наталия Рощина
Суета сует
Дождь шел уже вторые сутки. Это был не ливень, а монотонный дождь, с тяжелыми, большими каплями, оставляющими пузыри на лужах. Казалось, на небе больше никогда не засияет солнце, его надежно заслонили тяжелые, свинцовые тучи. Не разогнать их ни сильному ветру, ни взглядам тысяч уставших от дождя людей. Поднимают они глаза, пытаясь разглядеть в бесконечной давящей серости хоть какие-то признаки изменения погоды. Но у той свои планы. После нескольких жарких дней она решила щедро напоить высохшую землю. А потому отложены намеченные пикники, выходные проходят по-домашнему размеренно в ожидании милости от стихии. А ведь так хотелось в эти июльские дни поплескаться в речке, позагорать на пляже. Но нет солнца, нет летней жары, нет ничего, на что надеялись уставшие от каждодневных забот горожане.
Милу Смыслову такая погода тоже приводила в полное уныние. Еще бы! Первый отпуск за много лет проходит под знаком сырости. Не нужно было соглашаться. Кому, в конце концов, нужен этот отпуск, когда лучший отдых для нее – работа? Без нее все не в радость. Как можно так праздно проводить время, убивать его бездействием? Мила злилась на саму себя за то, что добровольно оказалась в непривычной роли. Дома так тихо, так безжизненно, а ей тишина противопоказана. И телефон молчит. Даже лучшая подруга не почувствовала, что Мила нуждается в ее звонке. А должна была почувствовать. Поговорили бы, а там, может, и хандра бы отступила. Слишком она взяла верх. Тут недалеко и до депрессии. Обычно Мила посмеивалась над теми, кто рассказывал о ее пагубных последствиях, но в этот день ей было совсем не до смеха. Нужно срочно поднять настроение! Как? Взгляд упал на открытый номер журнала. Когда-то она сама подписывала в печать номера одного из самых раскрученных журналов. Она была главным редактором, хорошо знала вкусы читателей, а потому последнюю страницу журнала обязательно посвящала тому, с чего многие начинают его чтение. Милу раздражало, насколько люди прислушиваются к прогнозам астрологов, строят день в соответствии с гороскопами, свои удачи и просчеты связывают с расположением звезд. Бред какой-то! Мила давно следовала правилу не обращать на эту игру слов никакого внимания. Ей не нужны советы, прогнозы, взятые с потолка. Ее окружение привыкло к тому, что советовать Миле неблагодарное занятие, все знали, что при ней обсуждать астрологические прогнозы – лишний повод нарваться на ее язвительный комментарий.
– У кого сегодня все утрясется в личной жизни? Кто обязан проявить деликатность на работе? Для кого велика вероятность попасть в дорожно-транспортное происшествие? – иронично посмеиваясь, она с удовольствием замечала, как съеживаются под ее взглядом сотрудники, минуту назад активно обсуждавшие новый гороскоп. – Ну, не жалко тратить на это время?
Она удалялась, стуча каблуками, не слыша того, что звучало ей вслед. Ничего плохого, грубого, но и особой теплоты в этих словах не было. Немного зависти, немного колкости, всего по чуть-чуть. В любом случае Милу комментарии не интересовали. Она обладала удивительной способностью отметать от себя все, что мешает нормальному, спокойному существованию. Работать, испытывая от этого кайф, – а что там говорят по поводу ближайшего будущего астрологические светила, Милу не интересовало.
Смыслова не испытывала никакого желания отступать от своих правил и сегодня, несмотря на то, что день явно не вписывался в привычный ход событий. Все было не так: непривычно много свободного времени, которое некуда девать. Кому был нужен этот отпуск? Не садись не в свои сани. Мила и безделье несовместимы. Теперь придется пожинать плоды собственной уступчивости. Растаяла от очередного проявления знаков внимания со стороны генерального директора. Это было приятно, но все же не стоило того, чтобы принимать заботу начальства за чистую монету.
Хлебников – дитя своего времени. Головокружительная карьера, которой завидовали многие, но при этом трудоспособность колоссальная. Никогда не бывает мрачным. Всегда вежлив, деликатен. Общение с ним – своеобразный наркотик, привыкнув к которому, ощущаешь зависимость. Но эта тяга приятная, потому что настоящие мужчины, настоящие профессионалы рядом – большая удача. К тому же у них с Милой отличные отношения, которым завидуют сотрудники. Единицы делают это открыто, большинство тихо ненавидят Милу, зная, как высоко ценит ее Хлебников. А он всегда подчеркивает, что Смыслова – его визитная карточка и счастливый билет для всей телекомпании. Как же она могла отвергнуть в который раз его настойчиво-вкрадчивое предложение отдохнуть дней десять? Десять дней! Он сам больше недели без своего детища не выдерживал: забрасывал сообщениями электронной почты, бесконечно звонил и испытывал явное облегчение, возвращаясь наконец в свой кабинет. Мила всегда понимала его патологическую зависимость от работы, потому что сама была абсолютно такой же. Они понимали друг друга. Зачем же Хлебникову понадобилось выбивать у нее почву из-под ног? Он ведь знает, что для Милы ее программа, выпуски вечерних новостей – воздух, вода, солнце. Она задыхается без работы. Как же ей сейчас неуютно…
Устроившись на просторном диване поудобнее, Мила посмотрела в огромное зеркало, висевшее напротив. Безделье способствовало тому, что в голову стали приходить самые неожиданные предположения. Может быть, она уже не устраивает начальство в качестве лица канала? Кто знает, не плетутся ли за ее спиной интриги? Мила ни с кем не была особенно дружна, потому никогда не участвовала в кулуарных обсуждениях. Вернее, при ней этого не делали, а ее это вполне устраивало. Собирать сплетни Смыслова считала ниже своего достоинства. Зачем тратить время на пустую болтовню, результат которой ровным счетом ничего не меняет? Однако сейчас Миле явно не хватало этих закулисных, заэфирных слухов, добрая половина из которых всегда имела под собой основание. Мила вздохнула и, приняв картинную позу, нарочито высоко закинула ногу за ногу. Застыла на мгновенье и затем, чуть запрокинув голову, тряхнула копной белокурых вьющихся волос. Они коснулись ворсистого ковра, прибавив к его гладкому узору немного витиеватых колечек.
Удовлетворение отразилось на лице Милы. Ей хорошо за сорок, но, без ложной скромности, выглядит она намного моложе. При чем тут паспортные данные? Что такое возраст? Это то, на сколько лет ты сам себя ощущаешь. Кроме того, нельзя забывать об умеренности в еде, режиме, нервах, всегда смотанных в мягкий, пушистый клубок – вот основные рецепты неувядающей красоты и свежести Милы Смысловой. Она знает цель и уверенно идет к ее достижению, каждое ее движение, мысли подчинены этому. Нет места усталости, а ведь работает она порой по двенадцать, а то и четырнадцать часов в сутки. Здесь кроется еще один секрет: работа должна приносить удовольствие, а порой – заменить собой все, оставляя ощущение полноценной жизни. До сих пор Мила ни на секунду не сомневалась, что ничто важное не прошло мимо. Она сама возводила переправы, строила мосты, укладывала километры дорог, которые в любой момент переправляли ее в нужное место, в нужное время. Она сама ковала счастье, заключавшееся для нее в одном коротком слове – успех. Уверенная, что он давно и неотступно следует за ней, Мила подмигнула своему отражению, улыбнулась. Получилось наигранно, как будто Мила ждала, что из-за тяжелой портьеры вынырнут пронырливые журналисты, и вспышки камер ослепят ее. Она привыкла быть на виду и потому спокойно относилась к проявлению внимания к собственной персоне. Ее лицо легко удерживало нужное выражение, скрывая истинное самочувствие, дурное настроение. Но сейчас ей было нелегко это делать. Словно что-то сковывало мышцы лица, пытаясь силой заставить их выражать правду. Мила перестала улыбаться.
– В чем дело? – тихо произнесла она, и вздрогнула: впервые на ее вопрос некому ответить. Тишина в квартире стоит убийственная. Никто не стучит клавишами, работая на компьютере, никто не слушает свою любимую музыку… Она одна, совершенно одна: ни мужа, ни сына. Молчание стен, предательски затихший телефон. Словно нет больше того мира, по которому она шла с неизменно гордо поднятой головой. Осталась тишина, страх перед забвением, холод одиночества. Мила резко вскочила с дивана. Что же с ней происходит? Она ведь долго добивалась этого. Получила и раскисла? Сердце снова помчалось галопом, сбивая дыхание и заставляя ощущать неприятную нарастающую тревогу. Мила резко поднялась и подошла вплотную к картине – любимому украшению комнаты. Это был портрет хозяйки руки известного мастера. Когда он писал ее? Кажется, года четыре назад. Он пытался ухаживать, но Мила сразу дала понять, что откажется от сеансов. Она едва находила время, чтобы два раза в неделю позировать, а он со своими глупостями. Другая была бы польщена, другая, но не Смыслова. Мастер наверняка чувствовал себя обманутым, но упрямо продолжал работать. Однако полностью скрыть свое разочарование не смог:
– Трудно писать в таком настроении, – обмолвился он как-то, на что Мила удивленно подняла брови.
– Будем ждать вдохновения?
– Вы лишаете меня его своей холодностью, Людмила…
– Да? – его вкрадчивый, чуть с придыханием голос выводил Милу из себя. В сочетании с красноречивыми взглядами это становилось сущей пыткой. Что на нее нашло тогда, когда она, покраснев до кончиков волос, согласилась на этот эксперимент? К тому же она не любила, когда ее прекрасное имя произносили так напыщенно. – Боюсь, что не в моих силах что-либо изменить. Мне, право, неловко что я создаю вам дискомфорт…
Она старалась быть вежливой, желая лишь одного – чтобы сеанс поскорее закончился. Но мастер брал себя в руки, снова принимался шутить, разряжать атмосферу. Видимо, он чувствовал, что его натурщица может не прийти в следующий раз. И однажды он вручил ей портрет, который, по правде говоря, поразил Милу. Ей показалось, что художник смог заглянуть внутрь ее самой. Это было ее тело, ее руки, длинные, ухоженные пальцы. Ее волосы, чуть более пышные, чем в жизни, но главное – глаза. Живые, лукавые, проницательные, чуть ироничные. В них не было страсти, жажды любви – насмешка и уверенность в себе. То, что надо! Поставив картину на стул в гостиной, Мила позвала мужа:
– Макс, посмотри, что я привезла!
– Ух ты! – Максим принялся ходить вокруг полотна и наконец воскликнул: – Фантастика!
– Ты о чем? – самодовольно улыбнулась Мила.
– Где бы я ни стоял, твои глаза следят за мной…
– Придумаешь такое, – она прыснула, но потом поняла, что Максим говорит правду. Карие глаза на портрете смотрели внимательно, словно следуя за зрителем в любой уголок комнаты. Они говорили: «Я все вижу! Но мне нет ни до кого и ни до чего дела!» Смыслова повернулась к мужу и сказала: – Очень хорошо! Оставляю ее здесь вместо себя. Закрепи картину вот на этой стене, пожалуйста. Теперь ты всегда будешь ощущать мое присутствие, и тебе не будет казаться, что меня сутками нет дома.
– Было бы приятнее чаще общаться с оригиналом.
– Не обещаю. Если не могу выполнить, никогда не обещаю.
Оставшись один на один с портретом, Мила еще острее почувствовала свое нынешнее одиночество, ненужность. Карие глаза в упор смотрели на нее, усмехаясь, словно желая сказать: «Ты осталась одна, совсем одна. Любуйся… Ты этого хотела, к этому стремилась. Почему же теперь тебе невесело?» Мила отвернулась от картины, но через мгновенье снова посмотрела на свое изображение. И только она это сделала, как картина снова принялась разговаривать с ней: «Ты оттолкнула человека, безоглядно любившего тебя со всеми твоими недостатками, причудами. Тебе никогда не стать по-настоящему счастливой без него. Но ты так упорно показывала ему свое равнодушие, что смогла убить и его любовь к тебе. Радуйся, ты свободна. Почему же у тебя такие испуганные глаза?» Что за ерунда?! Мила отвернулась от портрета, сердито нахмурившись. Она все сделала правильно. Все было обречено с самого начала. Удивительно, что они вообще прожили вместе так долго. Случилось то, что должно было случиться. Нет, она не одна! Пусть замолчит эта картина и не старается испортить ей настроение. Сколько поклонников и поклонниц, для которых она – кумир, недосягаемое божество. Сколько известных людей с удовольствием соглашаются стать героями ее новой авторской программы. А стоит только открыть верхний ящик стола, – там куча признаний, откровений, просьб, хвалебных посланий… Ее жизнь для тысяч людей – сказка, в которой она – королева, хозяйка, всемогущая повелительница.
Мила подошла к столу, взялась за ручку, чтобы снова увидеть аккуратно сложенные белые листы, исписанные самыми разными почерками. Оставалось сделать одно движение, но что-то останавливало ее. Не этого доказательства собственной значимости требовало ее естество. Здесь все было предельно ясно: самый высокий рейтинг авторской программы, самая популярная телеведущая канала, самое узнаваемое лицо. На нее хотят быть похожими тысячи поклонниц различных возрастов. Они готовы носить ее на руках, забрасывают отдел писем просьбами повторить ту или иную ее программу, угрожают, умоляют. Ее хотят видеть и слышать чаще. Она смогла достучаться до огромной аудитории, отставляющей все свои дела, когда в эфире авторская программа Милы Смысловой «Успех».
Она и сама не ожидала, что все полупится настолько здорово.
– Так держать! – Хлебников тоже был в восторге, открыто выражая свое отношение к новой программе, ее растущему день ото дня рейтингу. Он был рад, что не ошибся, поверил интуиции, пригласив Милу работать в свою команду. Прошло много лет с тех пор, как Хлебников ощутил необъяснимое волнение, общаясь с Милой на одной из званых вечеринок, и не смог побороть импульсивного желания забрать Милу из кажущейся ему душной и ограничивающей творческий потенциал редакции журнала. Она была там первой, должна была стать первой и на телевидении. Это сквозило в каждом ее движении. Хлебников поставил на свое чутье и теперь пожинал плоды невероятной энергии этой красивой, целеустремленной женщины. О том, что она легко оставила свою команду, он старался не задумываться. Это было чистоплюйство, плохо уживающееся с большими деньгами. Единственное, чего он опасался, как бы житейские проблемы не помешали ее планам.
– Домашние не обижаются? – как-то поинтересовался он, видя, сколько времени Мила проводит в студии.
– Домашние? – Смыслова удивленно посмотрела на него. – Они все понимают, Константин Сергеевич.
– Мила, мы ведь договорились без отчества.
– Они привыкли, Костя, и знают, что для меня главное, а что второстепенно.
– Значит, мужа пирогами ты не балуешь? – улыбнулся Хлебников.
– И сына тоже. Они привыкли. У них нет другого выбора.
Хлебников тогда успокоился окончательно. Он понял, что для Милы работа так же важна, как и для него самого. Только в его случае все закончилось разводом: постоянное отсутствие мужа в доме сделало свое дело. Не все домашние мирятся с подобным положением вещей. Смыслова долгое время была исключением из правил, но недавно и она попала в число тех, для кого работа стала единственным спутником жизни, наркотиком, без которого – ломка, болезни, бессмысленное существование. Теперь и она без семьи. Хлебников снова присматривался, не задавая вопросов, просто наблюдал за Милой. Внешне как будто ничего не изменилось. Она все так же полна планов, энергии, кажется, даже повеселела, стала более терпимо относиться к окружающим. Теперь в глазах посвященных она одинокая женщина, сделавшая выбор в пользу своего любимого дела.
– Какой мужчина выдержит, когда жены сутками нет дома, – комментировали происшедшее одни.
– Мало мужей, которые спокойно живут, когда жена зарабатывает в десять раз больше, – добавляли другие.
– Смыслова не из тех, кто опускает руки, – доброжелатели оставались на стороне Милы. – У нее есть свои плюсы: материальное благополучие, популярность.
Она и сама это понимала. Но насколько эта всенародная любовь глубока? Надолго ли ее хватит? Зачем себя обманывать? Мила задавала себе вопрос: что произойдет, когда она исчезнет с экрана телевизора? В конце концов, ей уже за сорок. Незаменимых нет, рано или поздно ее место займет эффектная женщина, в которой Хлебников увидит новое лицо канала. Да… Перспектива… И что в ней? Больше не будет ее, «Успеха», ее красивого тембра голоса, вещающего новости. Так на какой день зрители забудут о ее существовании? Продажная толпа быстро найдет себе новый объект для обожания. Мила недобро усмехнулась: все свои программы она неизменно заканчивала фразой «До скорой встречи. Я люблю вас…» И теперь армия телезрителей, восседавшая по ту сторону экрана, армия, которой Мила неизменно улыбалась и признавалась в любви, легко получила емкое определение «продажная толпа». Милу это нисколько не смутило. Давно известно: с глаз долой – из сердца вон. Хорошеньких дикторов, начинающих телеведущих сейчас достаточно. Немного связей, нахальства, кокетства, везенья – и есть возможность стать новым лицом канала. В конце концов, Хлебников мужчина. Расставить ему сети при желании очень даже возможно. Мила поежилась, как будто в комнату ворвался холодный сырой ветер. Окна были закрыты, но внутренний холод заставлял Милу потирать ладони. Отчего же ей так не по себе?
Одиночество, отчаяние порождаются страхом. Страх – неопределенностью. Мила должна была разобраться в самой себе, чтобы снова стать прежней. Ей всегда удавалось легко контролировать свои эмоции. В чем же теперь дело? Мысль, пришедшая в это мгновенье, показалась Смысловой убийственной: ей нужен Максим! Ей нужно его умение успокоить, внушить уверенность, нужны смеющиеся серые глаза, его поддержка. Смыслова разозлилась на себя. По непонятным причинам сегодня она оглядывается в прошлое и неизвестно чем окончится это незапланированное путешествие? Мила была уверена, что не нужно позволять эмоциям брать верх. Иначе получается, что для нее вдруг стало важно возвращаться в дом, где ее ждут. Мила закрыла глаза, покачала головой: нет, не вдруг. Зачем обманывать себя. Она проиграла. Проиграла именно тогда, когда получила долгожданную свободу. Только от чего же она освободилась? Практически сразу после развода Мила почувствовала дискомфорт, смягчить который не смогли ни очередные успехи в работе, ни командировка в Штаты. Не помогло и излюбленное средство в виде похода по магазинам с обязательным приобретением обновок. Это были вещи от Сони Рикель, новые духи. Мила замечала, что для нее порой очень важную роль играл запах. Один мог поднять настроение, другой – окончательно его испортить. Но теперь не действовало ровным счетом ничего. Полгода она обманывала всех и, прежде всего, себя, делая вид, что отлично справляется с новой жизнью. Она часто говорила, что им с Максимом пора развестись, но когда это произошло в реальной жизни, оказалась не готова к переменам. Просыпаясь, она смотрела на подушку, лежащую рядом, неизмятую, на которой никто не спит. Прислушивалась – никто не готовит ей утренний кофе, не чувствуется привычного аромата. Она одна в их большой трехкомнатной квартире, где теперь так много места и так неспокойно. Мила уговаривала себя, что пустой холодильник, ворох белья в ванной, квартира, требующая уборки, – мелочи, на которые обращают внимание домохозяйки. А ей не нужны жирные борщи, пироги по выходным, пловы, идеальный порядок. К черту порядок! Не в этом суть. Ей не нужны пресловутые правила человеческого общежития, если для их выполнения нужно жертвовать собственными принципами. Но время, проведенное в одиночестве, неутомимо пыталось доказать ей очевидные вещи. Например, то, что дом – это не только мебель, стены, уют или бардак. Это еще те, кто встречают тебя после трудового дня, из командировки, кто садится с тобой за стол. Сын жил отдельно, а значит для нее это – Максим. Зачем же было так изводить его, себя, все разрушать, чтобы теперь неистово желать все вернуть? Как же ей хочется, чтобы не было того дня, когда они вышли из загса, перестав считаться мужем и женой. Нет, она не должна вспоминать об этом как об ошибке. Это смешно, это недостойно ее. Она всегда поступает логично, а в том, что происходит сейчас, нет логики, здравого смысла.
И все же ей плохо без Смыслова… Как поздно она это поняла. Она скучает по нему – очевидная вещь, против которой невозможно бунтовать, которая выбивает ее из колеи. Уже через пару месяцев после развода ей стоило немалых усилий казаться такой же жизнерадостной, как и раньше. Ей стало неуютно в своем новом амплуа свободной женщины. Оказывается, она потеряла то, что было для нее крайне важным – внимание, заботу и любовь Максима. Он все делал так ненавязчиво, а оказалось, что именно этого ей теперь недостает. Находясь в тени, он контролировал каждую мелочь, участвовал в ее жизни и никогда не просил ничего взамен. Он просто был рядом, никогда не устраивал ей сцен по поводу занятости, вникал в ее проблемы, когда она вдруг становилась откровенной, и ненавязчиво давал совет. Она знала, что примет его только от Смыслова. Конечно, сперва отвергнет – для соблюдения своего правила, а потом сделает так, как он советовал. Максим, пожалуй, не догадывался, что именно на этом так долго продержался их брак. Мила ценила деликатное вмешательство супруга в свою жизнь, его способность влиять без давления. Другой вопрос, что она никогда не говорила ему об этом. Сейчас ей казалось все большей глупостью то, что она своими руками разрушила это давно устоявшееся равновесие.
За то время, что прошло после развода, Мила все больше и больше чувствовала себя неуверенной, слабой. Куда-то подевалась смелая, энергичная, не знающая усталости женщина. Где она? Мила нахмурила брови. Она ведь сама хотела этого. И каждый день приближал крушение брака, совсем немного не дожившего до серебряного юбилея. Она вспоминала удивленные глаза подруги, Иры Хмелевской, когда однажды в сердцах призналась, что хочет развестись с Максимом. Подруга вскочила, едва не опрокинув на себя горячий кофе, и закричала:
– Ты с ума сошла! Как можно бросаться таким мужем, как Макс?!
– Ты не знаешь, о чем говоришь, – уже жалея о сказанном, ответила Мила.
– Он твоя вторая половина. Настоящий мужчина, друг, он никогда не предавал тебя.
– Не пьет, не курит, с женщинами на стороне не общается, все деньги в дом… Скукота!
– А чего же тебе надо? Между прочим, он твоего сына воспитал.
– Нашего сына. Я родила, он воспитал – два бесспорных вклада в развитие личности. – Мила внимательно посмотрела на подругу. Было очень странно, что она защищала представителя противоположного пола. Обычно она отзывалась о мужчинах весьма нелестно. И вообще, что это ты так защищаешь Смыслова, вместо того, чтобы безоговорочно принять мою сторону? С чего бы это?
– Макс – исключение из правил.
– Вот как, – сдерживая смех, иронично произнесла Мила. – У тебя не правила. У тебя свод законов, по каждому из которых этим существам в брюках достается по полной программе. И вдруг есть исключение! Это говорит та, для которой все мужчины – существа более низкого уровня развития. Не на этом ли основывается твоя теория холостой жизни?
– Если бы я встретила такого мужчину, как Макс, можешь мне поверить, я бы забыла о своей теории.
– Вот так дела!
– Ты совершаешь ошибку. Преданность, Смыслова, гораздо важнее страсти, утех в постели. Искренно желаю тебе одуматься, – Хмелевская выглядела обиженной и взволнованной.
– Если бы Максим тебя услышал, он был бы счастлив!
– Могу и ему сказать. Без проблем!
– Можешь, наверняка можешь, – двусмысленно сказала Мила. – Но ты почему-то умалчиваешь о немаловажном факте: я тоже – идеальная жена.
– Разводится идеальная пара. Интересно, – Ирина подалась вперед.
– За все годы я ни разу не спросила его, где он был и что делал в мое отсутствие.
– Это скорее недостаток, – прикуривая, заметила Хмелевская. – И говорит он о полном равнодушии с твоей стороны. К тому же Макс всегда был так загружен заботами о сыне и о доме, что у него вряд ли было свободное время. Ты милостиво сбросила на него все, что только могла. При этом ты была деликатна и не интересовалась, что он делает в твое отсутствие. Умница. Браво!
– Мне не нравится твой тон.
– А мне не нравится, что ты готова совершить роковую ошибку.
– Это моя жизнь! И только мне решать, как поступать. Никто, кроме меня, не знает, что для меня лучше.
– В этом ты вся, Мила, – вздохнула Ирина. – Ты сделаешь то, что задумала, а потом так и не найдешь смелости признаться, что раскаиваешься…
Хмелевская оказалась права. Почему она так уверенно говорила? Наверное, потому, что слишком хорошо изучила свою подругу за долгие годы дружбы. Какая наблюдательная. Смыслова с неприязнью думала об Ирине. Почему? Хоть они и не в ссоре, но общаться с Ириной у нее желания не возникало. Некому пожаловаться на удручающее одиночество. Может быть, это и к лучшему. Не всегда нужно открывать душу. Откроешь, а потом тебя же этим и кольнут. Ирина мастер на такие штучки, проходили. Хватит, Мила не даст ей повода для очередной радости. Все ее неудачи для Хмелевской – маленькая победа. Мила все чаще чувствует это. Хмелевская всегда завидовала ее успехам, ее таланту, красоте и, наверняка, благополучию в семье, которого она, Мила, по мнению Ирины, не заслуживала. Женская дружба вообще – понятие надуманное, вряд ли существующее в реальности. Слабый пол не умеет дружить. Смыслова давно сделала для себя такой вывод, все же оставив в качестве единственной приближенной к себе женщины Ирину. Так сложилось со школьных времен, и Смысловой не хотелось, пока не хотелось, ничего менять.
Однако последнее время особой теплоты в их многолетней дружбе нет. И потому Мила не покажет того, что творится у нее в душе. Никто не должен узнать, насколько пустой и бессмысленной стало ее существование без Максима. Да, Мила добилась того, чего хотела. Впору бы пожинать плоды успеха. Только в душе ее поселилась необъяснимая, возрастающая тревога: Мила не ощущала той эйфории от свободы, на которую рассчитывала. Она надеялась, что почувствует облегчение, прилив сил, долгожданное чувство гармонии. В этой новой жизни ей должно было быть невероятно уютно. Ей никто и ничто не должно мешать. Теперь некому доказывать свою правоту, не нужно оправдываться за опоздания, частые командировки, молчаливые вечера. Но почему-то все эти привилегии сейчас не имеют для нее значения.
Это все отпуск. Свободное время не идет ей на пользу. Нужно будет обязательно сказать об этом Хлебникову. Если хочет заботиться о ней, то пусть загружает ее работой как можно больше. Тогда ей в голову не будут приходить глупые мысли. Не придется слоняться по опустевшей квартире и ловить каждый шорох. Мила огляделась, словно видела все впервые. Кажется, все та же обстановка. Не хватает чего-то едва уловимого, мелочей, которые покинули этот дом вместе со своим хозяином, а теперь вместо них образовались пустоты, привлекающие внимание Милы. Оставалось надеяться, что скоро ощущение пройдет, нужно просто подождать. Мила поднялась и подошла к столу. Провела кончиками пальцев по его полированной поверхности. Компьютер сиротливо смотрел на нее темным, запыленным экраном. Теперь здесь нет того беспорядка, который всегда устраивал муж. Бесконечные рукописи, научные рефераты, рецензии, статьи – Максим купался в них, испытывая непонятное для Милы удовольствие от длинных формул.
– В них музыка, – любил говорить Смыслов, с восторгом всматриваясь в знаки, кажущиеся Миле языком инопланетных существ. Серые глаза Максима сияли. – Это музыка, самая настоящая, не имеющая конца. Как любовь…
Милу поражало умение мужа сравнивать несравнимое. Она редко вступала с ним в спор, потому что Максим не давал ей такой возможности.
– Это не тема для дискуссии. Математика – музыка, телевидение – наркотик. Как тебе?
– Ничего себе! – возмущалась Мила, но в глазах мужа плясали веселые огоньки.
– Давай останемся каждый при своем мнении, – он умел сглаживать углы. – Два культурных человека всегда смогут договориться, правда? Ты не против называться культурным человеком?
Она не всегда понимала, когда он шутит, а когда говорит всерьез. Может быть потому, что их общение с годами стало слишком формальным. После того, как Кирилл стал жить отдельно, их семья существовала исключительно на бумаге. Только печати в паспорте указывали на это. Мила еще больше окунулась в работу, Максим – в свои научные исследования. Исчезло то звено, которое время от времени соединяло их. Кирилл сам стал мужем. Он жил своей собственной жизнью, наполненной и, кажется, счастливой. А его родители все чаще забывали о том, что они – два культурных человека, которые обязательно договорятся.
Проведя кончиком пальца по экрану компьютера, Мила оставила на нем тонкую дорожку. Едва видимый след. Эта серая пыль на пальце вызвала у Смысловой неожиданную ассоциацию. Мила вдруг вспомнила начало самого нелегкого периода в своей семейной жизни. Пыль и явный беспорядок в доме появились тогда, когда Смыслов вдруг взбунтовался. Он перестал быть белым и пушистым. Словно в нем проснулся крепка спящий вулкан, а извержению предшествовала встряска. Эта встряска стала предупреждением, на которое Мила не обратила внимания. И тогда Смыслов отпустил тормоза. Ему были нужны перемены. Он тщетно ожидал их столько лет и теперь решил, что имеет право на революционные преобразования в собственном доме. Смыслову надоело, что столько лет его никто не замечает, снисходя до общения по настроению время от времени, и он решил открыто показать, что больше не потерпит этого. Мила не сразу ощутила перемены. Она была слишком увлечена работой, планами, предстоящими эфирами. Но все же и в этой привычной суете до Милы стало доходить, что что-то не так. Не так дома – именно там, где она не ожидала никаких подвохов. Столько лет все было, как было. Кажется, всех все устраивало. Но теперь Максим уже не приносил ей обязательную чашку горячего кофе в постель, не стоял, улыбаясь кончиками губ, в ожидании, пока она стряхнет с себя остатки сна и улыбнется в ответ. Возвращаясь с работы, Мила находила пустой холодильник, в квартире – беспорядок, а Максима спящим. Раньше он всегда дожидался ее возвращения. Она раздраженно говорила, что он может спокойно спать, что она уже большая девочка и с ней ничего не случится. Однако когда Максим внял ее просьбе, Миле стало обидно.
Начался тяжелый период, когда они едва обменивались парой слов по утрам, да и вечера проходили почти в полном молчании. Просторная спальня превратилась просто в место для сна, гостиная – перестала быть центром общения, а в комнате Кирилла с его уходом поселилась тишина. Миле становилось все более неуютно в собственном доме. И вдруг появилась необходимость уединяться в комнате сына. Мила стала почти каждый день проводить в ней какое-то время. Она садилась на кровать Кирилла, брала его подушку, обнимала и долго смотрела невидящим взглядом в никуда. В голову приходили воспоминания, всегда очень быстро проносящиеся картины. И на них Кирилл с мужем, ни разу – сын и она. Она всегда была далека от его проблем, от него самого. Жалеть об этом было уже поздно. Мила просто сказала себе еще раз, что сын вырос, и большая заслуга в этом принадлежит отцу. И что ее вины ни в чем нет. Она делала то, что умела.
