Текст книги "Исповедь Зеленого Пламени"

Автор книги: Наталия Мазова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 23 страниц)

– А вот в тех случаях, когда так не бывает, ребенок в конечном счете тоже оказывается новой инкарнацией кого-то из членов Братства. Ты и Ярри, Таолл и Тинка… я и Ливарк Тах-Серраис, как ты только что узнал…

– Убедила, – кивает головой Линхи. – Но этому должно быть какое-то объяснение…

Я закусываю губу.

– Над этим я много думала… Знаешь, мне известно не менее восьми версий христианства в разных Сутях, и абсолютно в каждой присутствует такая мысль: кто хочет идти за Светом, должен оставить отца и мать своих. Но ведь не мог сказать такого Тот, кто призывал любить ближних своих и спасал мир Любовью! А потом я поняла: нельзя оставлять Тени заложников. Когда с тобой не могут ничего поделать, под угрозой оказываются те, кого мы любим. Поэтому и бывает у нас полная гармония лишь с теми, кто не слабее нас… Отсюда же и наши внутренние взаимоотношения: все мы хорошо знаем, кто есть кто, но даже перед самими собой делаем вид, что этот хороший человек тут ни при чем, он просто мой приятель, а не Жрица и не Поборник!

– Значит, если по той или иной причине мы не в силах оторваться от того, кого любим…

– Нам помогают. Я ведь помню и свои жизни в любви и согласии с семьей – и так совпадает, что тогда я не искала странного. Точнее, мои внутренние потребности были не меньше, но как-то удовлетворялись каждодневно и без эксцессов.

– Я тоже припоминаю нечто подобное. Наверное, такие жизни даются нам как передышка…

– Давались. Теперь, после инициации, ничего подобного уже не будет, – ярость отчаяния снова стискивает мне зубы. – Уже нет!

– Ну вот ты сама все себе объяснила, – руки Линхи заняты мною, и единственный утешающий жест, который сейчас доступен ему – слегка потереться головой о мое плечо. – Я всегда верил в силу твоих мозгов. А раз все именно так и изменить мы ничего не можем – остается принять дела в таком виде, в каком мы их нашли, и не впадать в грех отчаяния.

– Это будет очень непросто, – я стараюсь улыбнуться через силу. – Но я попытаюсь.

И вот тогда, словно в ответ на мои последние слова, сумрачный коридор Замка неожиданно взрывается золотым светом – и я осознаю себя в реальном мире, на Сути Техноземля…

ЭПИЛОГ

Мне, в общем-то, осталось досказать совсем немного. Когда я очнулась на квартире «черного менестреля», Линхи вернулся в свое тело на Вересковой пустоши. Так что хлопотали вокруг меня трое: Серраис, Ризала Эджет Диаринна и сам «черный менестрель» – чуть позже я узнала, что зовут его Григорий Свешников, но он предпочитает, чтобы его называли Грег.

Память сохранила только обрывки воспоминаний – острая боль, возникавшая всякий раз, когда Ризала трогала меня, изрезала мир на куски. Помню Серраиса в неожиданно элегантном светло-коричневом костюме и с гривой, слегка укоротившейся до местных рамок приличия, – не иначе, на всякий случай приготовился кого-то срочно обаять… Помню неподдельную тревогу на лице Грега и Ризалу, втыкающую шпильки в свою тяжелую косу… Помню прикосновение узких сильных ладоней к моей спине и груди и над всем этим неожиданный и не совсем уместный аромат жасмина – то ли магия, то ли просто ее духи… И в конце – запах кофе с кухни и виноватый голос: «Простите меня, Магистр Ливарк, – я отдала все, что накапливала в течение полугода, все резервы на непредвиденный случай. Там хватило работы помимо шести позвонков – ребра, внутренние органы… Я все привела в полный порядок, у нее даже спину ломить к перемене погоды не будет. Но на ноги и руку меня уже не достанет – вы видите, я даже сижу с трудом… Так что либо обходитесь местными средствами, либо ищите другого целителя. Простите…» И не менее виноватый ответ Серраиса: «Это я должен просить у вас прощения. Я ведь сам немного целитель – увы, совсем немного, – и знаю, какой ценой дается воздействие…»

Не помню, когда Серраис увел Ризалу, не знаю, был ли он, когда мои ноги заковывали в гипс… Я догадываюсь, почему он не позвал другого целителя, – сама специфика работы не позволяет целителю отказываться от платы, и визит Ризалы наверняка вывернул Серраиса наизнанку. А может быть, и не только его… Короче, на какое-то время я оказалась заперта на Техноземле и прикована к кровати.

Боль ушла, но взамен явилось какое-то тягостное оцепенение, смыкавшееся надо мной, как стоячая вода в давно не чищенном пруду. Из него вырывал меня лишь сбивающийся от волнения, чуть хрипловатый голос: «Клянусь тебе, Леонора, – это только на два месяца! Всего два месяца – и ты в полном порядке!» И склонялось надо мной с заботой лицо, поначалу показавшееся мне высокомерным и недобрым из-за степного разреза глаз. Однажды, в полубреду, еще не зная имени, я назвала его черным менестрелем. Он поцеловал ту мою руку, что осталась невредимой, и попросил, чтобы я больше никогда не называла его так: «Черные менестрели – это в Нескучном саду, а я там не бываю и вообще не имею с ними ничего общего!» Я поняла только, что он имеет в виду какую-то разновидность местных ушельцев. Ну, ушельцы, они везде одинаковы – брезгливость Грега была мне вполне понятна…

Грег… Линхи рискнул, посмев подчинить его сознание, чтобы завладеть телом, а затем устроив объяснение прямо у него в голове; Серраис рискнул еще больше, рассказав ему абсолютно все. И оба не ошиблись – «черный менестрель» оказался тем редкостным человеком, который с первого раза все понимает правильно.

Он даже не был мотальцем, хотя и догадывался, что такое возможно. Мотальцем, как выяснилось, был какой-то его знакомый, который около трех недель назад дал ему переписать кассету с Черным Венком Гитранна. (Быстро же разлетелись по Авиллону пять Смертных Печатей…)

Родители его второй год работали где-то за границей – он сказал, и я сразу забыла, – и он жил совсем один в маленькой квартирке из двух смежных комнат. Так что мое присутствие почти не обременяло его. Снова, в который уже раз, мне повезло так, как, наверное, может везти только Стоящим на Грани Тьмы – у меня было надежное убежище.

Грег уходил из дому на целый день – институт, плюс работа, ибо стипендия в его мире была чисто символической, а деньги от родителей приходили весьма нерегулярно. Но я была абсолютно беспомощна, и он не без изящества решил проблему ухода за мной.

Одна его однокурсница состояла в некой секте, именовавшей себя Истинными учениками Христовыми, и с упорством, достойным лучшего применения, пыталась затащить Грега на их собрания. На третий день после моего появления он принял приглашение. А оказавшись на собрании, высмотрел девицу с наиболее фанатичными глазами и, когда все кончилось, вызвался проводить ее до подземки. Всю дорогу до этой самой подземки он вдохновенно вешал ей на уши лапшу про дальнюю родственницу из Прибалтики, которая оказалась в Москве без документов, при этом не очень хорошо зная русский, и за которой, по всему видать, охотится мафия… Короче, со следующего же дня в доме начали дежурить сиделки-сектантки.

Я не очень-то различала всех этих Вер, Оль и Ир, сменявшихся у моей постели. Одни просто выполняли все необходимое, развлекая меня нейтральными разговорами – эти были терпимы. Другие пытались обратить меня в то, что считали своей верой – с теми, что были поумнее, я устраивала богословские диспуты в лучшем стиле Ирмы диа Алиманд, с тупыми же и настырными разговаривала исключительно по-ругиански.

Время тянулось медленно и тягостно. Я скрашивала его чтением местных книг, изредка смотрела фильмы – но вообще российское телевидение производило на меня еще более удручающее впечатление, чем даже родное ругиландское. Куда больше удовольствия я извлекала из магнитофона, но больше всего – из ежевечерних бесед с Грегом и его собственных песен…

Приходили и гости – раз в неделю обязательно появлялся Серраис, иногда заглядывал Линхи. Раза четыре меня навещал Гитранн – обязательно с гитарой и обязательно в то время, когда хозяина не бывало дома. Только в последний раз Грегу удалось его подловить – ушли они вдвоем, вернулся Грег только в третьем часу, и глаза его сияли, как у Нездешнего. А один раз пришли «Бакланы» – Россиньоль, Нелли и Луминно, долго сидели, пили чай, делились свежими сплетнями…

Флетчер не появился ни разу. Ни разу. И с каждым днем я сожалела об этом все меньше. Та истерика в Замке, видно, была последней вспышкой.

Зато однажды…

Внезапный приступ иррационального страха заставил меня пробудиться. Когда я открываю глаза, он сидит на краю моей постели, окруженный ореолом призрачного серебристого света, – он, Звездный, король темных эльфов, властитель Замка-без-Лица.

Я хочу крикнуть, но голосовые связки отказываются подчиниться мне, и из моего горла вырывается лишь сдавленное сипение. С трудом взяв себя в руки, я вглядываюсь в него повнимательнее и осознаю, что это всего лишь призрак – сквозь туманно мерцающую фигуру смутно просвечивают ярко-зеленые цифры на электронных часах… 03: 12. Самый час для привидений… иным способом ему, не наделенному земной плотью, и не дано явиться на физплане. Серебристая одежда и волосы, словно осыпанные серебряной пылью… такое ощущение, что передо мной черно-белое изображение – нет ни единого цветового пятна, ни одного оттенка, что не рождался бы из простой игры света и тени.

Он чувствует, что я заметила его, поворачивает ко мне свое неестественно прекрасное лицо-маску. Но здесь все же не его Замок, и чары его действуют на меня куда слабее, чем прежде.

«Привет, – бросаю я ему первая с нескрываемой горечью. – Давно не виделись…»

«За это можешь благодарить своих родственников», – отвечает он мне в тон.

«Рану, значит, зализывал? А теперь соскучился, сам пришел?»

«Ах, леди Эленд, бесценная моя… Какая жалость! – голос его холоден, даже насмешлив. – Разве я не говорил тебе, что ни с кем ты не сможешь быть так счастлива, как со мной? Но ты не поверила, госпожа непознаваемого…»

«Уходи! – шиплю я в ответ, как рассерженная кобра. – Убирайся прочь, порождение моего бреда, а то перекрещусь!»

«Перекрестишься? Ха!» – изящная рука в серебристой перчатке медленно скользит от губ вниз, затем от левого плеча к правому.

«Видишь, я тоже это умею… Зачем ты гонишь меня, моя бесценная? Зачем отвергаешь то наслаждение, которое я жажду подарить тебе?»

«Уходи…» – снова шепчу я без особой надежды, что он послушается. Вместо ответа его рука ложится на мою грудь, как раз против сердца, и я едва успеваю удивиться ощутимой материальности этой призрачной руки… как вдруг он резко, стальной хваткой сдавливает мне горло!

Кажется, в этот раз я все-таки сумела закричать…

…и хватка затянутых в серебро пальцев разжимается столь же внезапно. Он выпрямляется – плащ, словно сотканный из лунного света, окутывает его мерцающим облаком:

«Проклятье – я не могу пробиться к тебе через эти твои повязки! – его голос все так же холоден, он изо всех сил пытается казаться высокомерным, но затаившееся во мне пламя трепещет, угадывая его волнение, смесь досады и тревоги… – Запомни, моя бесценная: где есть боль, там нет меня! Вот единственный способ избавиться от моего внимания».

«Боль тела? – переспрашиваю я. – Ведь на боль моей души ты кидаешься, как беркут на добычу!»

Не удостаивая меня ответом, он делает несколько шагов к двери в смежную комнату, за которой спит Грег, и не то просачивается сквозь нее, не то просто растворяется в вязком сумраке ночной квартиры.

Мой страх тает куда медленнее, ужасно хочется позвать Грега, но я не решаюсь – все-таки не настолько мы еще близки, чтобы ему отгонять от меня ночные кошмары. Сон отлетел без следа. Осторожно-осторожно я поворачиваюсь на правый бок, подсовываю под голову здоровую руку – может, в такой позе уснется быстрее. Тишина чутко подрагивает, что-то непонятное мне творится в темноте, но не покидает ощущение, что произошло еще не все, чему должно произойти.

Внезапно из комнаты доносится голос Грега – сонный и неприятно удивленный:

– Да как ты вообще смеешь предлагать мне такое?

Ответа не следует, а может, он просто не рассчитан на мои уши, но все равно я моментально обращаюсь в слух. И снова реплика Грега, на этот раз отчетливее и куда более раздраженно:

– А кто бы ты ни был! Хоть архангел Гавриил!

Так, это делается совсем интересно… Что же этот нелюдь вздумал предложить Грегу?

– Не беспокойся, я знаю достаточно. Главное, знаю, что госпожа Леонора прекрасно без тебя обойдется. В любой форме. А я – тем более! – промежутки тишины между ответами Грега делаются все короче, а тон его – все более взбешенным: – Ну например, могу дать тебе по морде. Морда у тебя, как я вижу, имеется, да такая, что кирпича просит… Думаешь, не получится? А ты думай поменьше! – за этими словами раздается звук удара и звон стекол в книжном шкафу – кажется, кого-то приложили о сей предмет мебели. И кажется, этот кто-то – отнюдь не Грег… – Нет, я не ее Поборник! Но тебе и так мало не покажется!

Дверь распахивается, и в свете уличного фонаря, упавшем на пол, взору моему предстает совершенно невероятная картина: Грег, в одних плавках и взлохмаченный после сна, держит за шиворот Звездного, чье сияние изрядно потускнело, да и вообще вид стал куда более материальным и каким-то подержанным. На моем лице против воли расплывается довольно дурацкая улыбка.

Бросив в мою сторону извиняющийся взгляд, «черный менестрель» одним пинком вышвыривает демона в коридор и сам исчезает там же. Некоторое время оттуда доносится напряженная возня, грохот падающих предметов, дребезг чего-то бьющегося – не иначе, плафон разгрохали… И как финал – стук распахиваемой входной двери, заключительный, особо мощный удар и снова хлопок дверью. На минуту воцаряется тишина. Затем стремительные шаги, Грег возвращается в мою комнату и присаживается на край постели – совсем так же, как тот, изгнанный им… И снова я заговариваю первая:

– Чего он хотел от тебя?

– Тебе действительно нужно это знать? – голос его неожиданно вздрагивает.

– Думаю, что да.

Лицо Грега становится напряженным, и он выговаривает, старательно копируя знакомые мне интонации:

– «Дай мне стать тобой. Позволь мне войти в тебя. Я знаю, как ты к ней относишься, но без моей поддержки она никогда не станет твоей. Поделись со мной смертным телом, и лишь у тебя будут ключи от ее желания…» – он низко опускает голову и уже своим голосом доканчивает: – Ненавижу! Прав был твой отец – очень трудно устоять против ТАКОГО…

Звездный – в обличье Грега… Меня непроизвольно передергивает.

– Грег, но если он предложил такое, это значит, что… – я осекаюсь, не умея назвать… В голову лезут идиотские формулировки типа «я тебе совсем не безразлична», «ты ко мне неравнодушен» – не умею я говорить об этих вещах, не умею, черт возьми, и похоже, так никогда и не научусь! Как доходит до дела – сразу приступ высокого, трать-тарарать, косноязычья!

В темноте не разглядеть лица, но Грег все равно отворачивается – в смущении?

– Я позвал – теперь я сам понимаю, что позвал, – и ты пришла. Другая, не как все люди – ослепительный свет под покрывалом тьмы, и та песня была про тебя. Но я спугнул тебя настоящую, и ты стала просто человек, и тебе было очень больно – я почти физически ощущал твою боль. А потом пришли другие из… из твоего клана и стали все мне объяснять. И я понял, что на самом деле ждал тебя всю жизнь, как высшего смысла, и наконец дождался. Только не знал, что это окажешься именно ты. А сейчас ты лежишь здесь в старой рубашке, в бинтах и гипсе, и волосы давно не мытые, но мне все равно хочется обращаться к тебе – «госпожа Леонора», – он умолк и потом прибавил отчаянно: – Вот. Теперь я все сказал, и можешь делать со мной, что пожелаешь.

И тут снова, как тогда в Кармэле, на меня накатывает, и я вижу четкую картинку: осенний лес, обращенный в живое пламя клонящимся к закату солнцем, костер – и Грег, в лиловом и оранжевом, высыпающий в огонь охапку сухих листьев. Грег?.. Картинка держится несколько секунд и гаснет, и вокруг меня начинает плясать водоворот: черное, лиловое, пурпурное, серое… набегающий фронт грозы, длинные черные волосы по ветру… затем, вспышками, что-то вроде сцены, бешеный, счастливо пылающий взгляд темных глаз в обрамлении черно-лиловых росчерков, и совсем близко – пламя хорошо знакомых мне медных волос, и две гитары, звучащие в лад на фоне флейты…

– Йерг-гинт… – срывается с моих губ. – Хранитель янтаря… – а в голове стремительно крутится: он же действительно вторая моя половина, ибо он Земля и Вода, а я – Огонь и Ветер! Значит, и в самом деле стало по слову моему – я исполнила, что обещала, и он дарован мне в награду. Именно он – память внезапным озарением подсказывает, что я не назвала имени там, в святилище, а Флетчер не был мне дополнителен, он был Водой и Жизнью… Но все это остается в голове, а вслух я произношу только Имя:

– Йерги…

Он вздрагивает всем телом и, не найдя моей здоровой руки – она под подушкой, – хватает меня за обнаженное плечо:

– Как ты… Как вы назвали меня, госпожа Леонора?

– Элендис, – отвечаю я, и голос мой звучит странно для меня самой. – Теперь можно Элендис, и никаких «вы». Я назвала тебя твоим Истинным Именем, Йергитт Ломеанор, и в имени этом янтарь, как у моего отца и Гитранна. Ты тоже из нашей семьи, Йерг, ты тоже сродни Огню, хотя и не ему причастен…

– Я?! Но я же простой смертный, я никогда…

– Даже простой смертный всегда причастен одной или двум стихиям, – произношу я в сотый, наверное, раз за свою многотрудную жизнь, но все равно не выходит назидательно. – Но ты, не рожденный одним из Братства, все же больше простого смертного, пусть твоя сила и скрыта до поры – иначе зачем эта янтарная мета?

– Откуда это известно тебе?

– Я Огонь, – отвечаю я. – Я вижу Суть вещей, и мне дано читать имена. Верь мне, Йерг. Ты уже доказал свою силу, – и вот тут я позволяю себе ухмыльнуться до ушей. – Кому из так называемых простых смертных было бы под силу набить морду существу, лишенному плотного тела?

Гипс с меня сняли за три дня до здешнего Нового года. Левая рука висела плетью, ноги совсем разучились ходить. Йерг – теперь я называла его только так – тут же разогнал всех сиделок («все равно на пятом курсе не сессия, а так, баловство») и сам занялся мной. С его помощью я заново училась ходить. По квартире передвигалась, опираясь на его руку, – одна мысль о том, чтобы пользоваться костылями, бесила меня до судорог. А потом он часами разминал мои отекшие ступни, да не только разминал – Серраис показал ему те немногие приемы целителей, которыми владел сам, и Йерг перенял их на удивление легко… С каждым днем я все больше убеждалась, что он наш, наш всей сущностью своей, и был просто обречен встретиться с нами – и со мной…

Новый (по-здешнему – тысяча девятьсот девяносто шестой) год мы встречали вдвоем. Йерг добрался до моей сумки и, невзирая на мои слабые протесты, заставил меня надеть коричневое с золотом платье и все украшения, даже волосы сам завернул под гребень, ибо левая рука слушалась меня еще очень плохо… «Я хочу видеть тебя в обличье, достойном тебя… Как жаль, что ты еще не скоро сможешь танцевать!» А сам вышел к столу в черном, с волосами, прихваченными тонкой цепочкой из желтого металла. Другой на его месте, уверена, и плащ набросил бы, но вкус Йерга – или наша с ним, одна на двоих, Огненная интуиция? – подсказал ему, что в этой камерной обстановке плащ будет не слишком уместен. И весь вечер вид у него был такой, какой, наверное, бывает только у мальчишки, все детство клеившего модели и игравшего в морские сражения и наконец попавшего на самый настоящий парусный фрегат! Впервые за жизнь – НАСТОЯЩЕЕ!..

Мне было трудно двигаться, и мы почти весь вечер просидели в креслах друг напротив друга, и гитара не успевала остыть от рук Йерга. Он пел все, что насочинял за свою жизнь, – а сочинять он, как и я, начал в пятнадцать, да и лет ему было ровно полугодом больше, чем мне – он пришел на свою Суть двадцать шестого февраля. («Идеальная зодиакальная пара», – как-то обмолвился он и тут же поспешно отвел глаза.) Песни у него были необыкновенные. Зачастую несовершенные по форме, они поражали силой воздействия – не той бешеной энергетикой, к какой я привыкла и какой меня покорил Гитранн, но мягкостью и тонкостью в сочетании с нервной напряженной дрожью. А некоторые, такие, как «Дорога Хозе» или «Грааль в песках» вообще казались мне дивно благоуханными цветами… Да что рассказывать – их надо слышать, и скоро их услышат многие, я об этом позабочусь!

Мне осталось досказать совсем немного… Но, наверное, можно и недосказывать – вы уже и сами все поняли. А чем иначе объяснить, что я давно прекрасно хожу, что уже минул апрель и начался май, а я все еще живу здесь, у вас на Техноземле, в маленькой квартирке Йерга?

Последнюю неделю стоит жуткая жара, но у нас дома всегда прохладно. Йерг уже не ходит в свой архитектурный, а целыми днями лежит на полу и чертит дипломный проект – через месяц у него защита. Глядя на него, и я взялась за свои давно заброшенные «Средства воздействия» – хочешь не хочешь, а Академию культур надо как-то кончать. А по ночам, когда спадает жара, мы берем магнитофон Йерга и идем за два квартала в тот самый Нескучный сад, где якобы водятся черные менестрели. Там, на просторе, вдалеке от любопытных глаз, я танцую – вспоминаю свои старые вещи и придумываю новые.

К сожалению, Йерг пока не умеет играть для моих танцев. Зато вчера он, дико смущаясь, показывал мне самую последнюю свою песню – «Танец для саламандры». По-моему, это лучшее, что у него сейчас есть, я до сих пор хожу под впечатлением: «На моей струне – восемнадцать струн, на моей руке – восемнадцать рун…» А сегодня утром со мной по магическому кристаллу связывался Гитранн, и этой ночью мы попробуем поработать втроем.

С каждым днем я получаю новые подтверждения, что наша встреча вовсе не была случайностью – мы оказались обречены на нее, ибо ему была нужна я, а мне – он. Может, даже машина та – всего лишь последний всплеск ярости Тени, бессильной злобы на уже свершившееся…

Что вы говорите? Боги мои, какие мелочи вас интересуют! Нет, я еще ни разу не была близка с Йергом, но похоже, это не за горами – вот уже месяц мы ложимся спать в одну постель. Или для вас такое вот рыцарское преклонение само по себе ничего не значит?

Да, я все понимаю. Я все прекрасно понимаю. Очень может быть, что года через полтора я потеряю и этого человека, и снова буду орошать подушку слезами и сушить губы одним и тем же вопросом – почему мы не вместе?

Но, по крайней мере, у меня будут эти полтора года…

А кроме того, похоже на то, что Йерг не слабее меня. То есть, конечно, слабее – но немногим.

Так что я еще с удовольствием поиграю в эту игру!

1995—1998 гг., окончательная редакция 14—15.02.2000