Текст книги "Исповедь Зеленого Пламени"

Автор книги: Наталия Мазова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

Все же магический… Что ж, тем лучше для меня!

– Как бы пробуйте, – отзываюсь я язвительно. – В следующий раз не будете с вашей смертной богиней разбрасывать артефакты где ни попадя!

– Откройте, прошу вас! Вам же все равно не выбраться без меня ни вверх, ни вниз!

Эту реплику я уже не удостаиваю ответом. Да, смешно было ожидать, что с моей позиции что-то учуется – вела-то нас Хуана. Кажется, она тогда стояла одной ногой на темном квадрате, а другой – на красноватом с трещинкой… Или в придачу к нужной позиции мне потребуется еще и ее голосок баньши?

Новый удар в дверь и снова треск. Черт возьми, сейчас уже трещал не энергетический разряд, а дерево…

– В последний раз прошу – откройте!

Когда воздух вокруг меня начинает искриться, я от радости подпрыгиваю на месте и издаю свой боевой клич «Хаййя!» В следующую секунду пол снова уходит у меня из-под ног, и я едва успеваю рвануть с вешалки куртку из нутрии, выдрав с мясом петлю на воротнике. Последнее, что касается моего слуха, – особо громкий треск, но дерева или разряда, я уже не в состоянии уловить…

Я в зеленом колодце, а передо мной матовой голубизной сияет невысокая арка прохода в Орнамент. Сую руки в рукава куртки, вешаю сумку через плечо и бегом устремляюсь в это голубое – не знаю, сломала Хуана посох или все же нет, но уж если сломала, ни к чему медлить.

Направо… еще раз направо… а вот теперь налево! Я уже чувствую нечто, подобное дуновению теплого ветра – Флетчер там, это его сила указывает мне направление и расчищает дорогу.

Еще поворот, пара непонятно откуда взявшихся ступенек – не удержавшись на бегу, спотыкаюсь и растягиваюсь во весь рост, чудом не врезаясь головой в выступ стены. Выругавшись, вскакиваю на ноги, на ходу потираю отбитые колени и локти…

Флетчер стоит прямо за выступом, глядя в потолок невидящими глазами. Длинные волосы падают на воротник черной кожаной куртки, серебряная застежка-молния кажется красноватой от отблеска очередной недоразвитой силовой линии. Руки, совсем как у Стража Башни Теней, неподвижно сомкнуты на крестообразной рукояти длинного меча, упертого острием в пол. Явно не его родной, а либо Марселла, либо младшего из принцев, Джарвиса – сам Флетчер предпочитает клинки покороче…

Взвизгнув так, что позавидовала бы и Хуана, я кидаюсь к нему на шею.

– Эленд, наконец-то! – Флетчер с лязгом роняет меч и принимает меня в свои объятия.

«Одиночество в талом снегу гонит боль по зеркальному кругу… Никогда я понять не смогу, отчего нас так тянет друг к другу…»

Вечером того же дня мы все сидим у Пэгги в ее Ковровой гостиной. Как всегда, качаются на тонких цепочках до половины налитые водой стеклянные чаши-светильни, в которых плавают и горят золотые и лиловые шарики свечей; свет их смешивается, размывается по залу причудливыми бликами, создавая атмосферу сказочного дворца…

Сказочного? Для большинства местных жителей так оно и есть. Разве княгиня Маргарита не самая могущественная чародейка Эсхары?

Сама Пэгги в своем любимом кресле меж двух скругленных окон лениво обмахивается веером, черным с алыми цветами. Окна раскрыты настежь, и тонкий аромат распускающегося белоцвета смешивается со сладким запахом разных прочих олеандров, которыми в изобилии уставлена комната.

В этой обстановке утонченной роскоши, даже не восточной, а обобщенно южной, странным анахронизмом выглядит магнитофон на батарейках, непрерывно извергающий из себя какую-то кельтуху, которую я напереписывала у Луминно в огромных количествах. С ума сойти, было же время, когда я просто млела от этой музыки, а сейчас уши вянут – не иначе, объелась…

Сие чудо техники я забыла здесь полгода назад, и за это время юные ведьмочки, Пэггины придворные дамы, быстро разобрались, что к чему, и даже выучились магически подзаряжать батарейки! Двое из этих юных дарований сейчас танцуют в центре комнаты – ту, что с черными волосами, зовут Авигея, а другая, видно, новенькая, ее имени я не знаю.

Я, уже переодевшись в сверкающее тряпье эсхарского покроя, небрежно сижу на подлокотнике кресла Флетчера. Сам он потягивает из бокала какой-то немыслимый коктейль ярко-зеленого цвета. Вот сейчас он опять повернется ко мне, и губы и глаза его снова тронет легкая улыбка, вопрошающая – с тобой все в порядке?

Я улыбаюсь в ответ, и его рука опускается на мое плечо… Конечно, смерть от скромности мне никогда не грозила, но я прекрасно знаю, насколько неотразима в этот миг. А впрочем, и его внешность сейчас впечатляет – Эсхарский дворец одно из немногих мест, где он позволяет себе полностью расслабиться. На бархатном берете таинственно поблескивает сапфировый трилистник Ордена…

Господи, я-то почему не могу расслабиться даже здесь, в этом раю земном, где я дома больше, чем на родной Тихой Пристани? Словно стальная пружина, туго скручена во мне готовность в любую секунду все бросить и помчаться неизвестно куда. Даже бокал вина не помог – сердце после него почему-то начало колотиться, как хвост перепуганного кролика. Что со мной сегодня такое? Неужели на меня так подействовала ночь в этой… тоже Башне, будь она трижды и четырежды неладна?! Ничего ведь не случилось, ничего от меня не добились, я крайне удачно сделала оттуда ноги…

Все хорошо, успокойся. Everything is all right, everything is fine…

– Эй, девочки, а может, уберете свое колдунство? – в голосе Пэгги наигранно капризная, «княгиньская» нотка. – Сами видите, у нас тут менестрель простаивает. Отчего бы это, а?

– Всегда к вашим услугам, госпожа княгиня, – Флетчер произносит это с такой ухмылкой, за которую любой уважающий себя государь тут же приказал бы выкинуть вон этого хама. – Мне не хватало лишь вашего пожелания.

Он тянется за гитарой, и я поспешно скатываюсь с подлокотника, устраиваюсь у его ног, дабы не мешать. И, как оно всегда со мной после хотя бы недельной разлуки с этим мерзавцем, завороженно смотрю, как ложится на струны смуглая рука с тонкими пальцами Нездешнего…

Я знаю, я чувствую… Его пламя соприкасается с моим, бирюзовая вспышка ласкает обнаженные нервы почти до боли. Он тоже знает – а в сгустившемся воздухе повисает древняя мелодия, одновременно безмерно печальная и бешено страстная, как цыганский романс… Ругианская «Королевна-бродяжка», надо же… Я ступаю в центр комнаты, буквально раздвинув плечом танцующих ведьмочек, и гитаре начинает вторить тонкий перезвон подвесок из позолоченного серебра на моей головной повязке.

Как там слова? Когда-то знала, да и сейчас не совсем забыла – я же эту мелодию с детства нежно люблю… Нет, не хочу вспоминать. Не сейчас.

В другое бы время Пэгги и сама с удовольствием поплясала бы с нами, но уж если он играет, а я танцую – все, третий лишний, тут творится нечто такого уровня, что чуть зацепи – пол-Эсхары без крыш останется. В прямом и переносном смысле.

Everything is all right, everything is fine… А там, наверху, в спальне, стоит на столе флакончик из белого переливающегося оникса – тот самый, на который мы год копили деньги. И сегодня поздно ночью, когда мы останемся одни, Флетчер откроет его, выльет на ладонь немного масла, и комнату наполнит ни с чем не сравнимый аромат белого силийского шиповника… а наутро этот аромат перейдет с нашей кожи на смятые простыни и надолго останется в них…

Если кто-то сейчас скажет мне, что это мой последний такой вечер – не знаю почему, но я поверю.

Так наползает гроза. Жаркий июльский полдень, солнце слепит лучами, и небо еще ни с одной стороны не оттенено ярким свинцом, но уже слышнее звуки в знойном безмолвии, придавившем нас своей тяжестью, и медленно сжимаются золотые розетки горчанки, стискиваются, как руки в молитве…

Слушайте, а ведь сегодня на самом деле будет гроза! Здесь-то, в Эсхаре, лето, не зима! То-то я так взмокла во время танца! Таким образом, у моего напряга вполне обыденная причина, и нечего переживать по этому поводу. Дождь пройдет – посвежеет, в том числе и в мозгах.

Флетчер завершает «Королевну-бродяжку» резким ударом по струнам, и я застываю вполоборота к нему с почти радостной улыбкой.

– Слушай, это потрясающе! – белокурая ведьмочка, чьего имени я еще не знаю, преданно заглядывает мне в глаза. – Ты научишь меня так танцевать?

– Ты и сама уже неплохо умеешь, – отвечаю я вполне искренне. – Если хочешь, покажу потом пару движений…

Мне не до нее сейчас – во все глаза я смотрю на темноволосого незнакомца, который стоит у кресла Пэгги, разглядывая какую-то драгоценную вещицу. Вот это да – вошел во время танца, а я и не заметила…

Увидев, что я смотрю на него, он возвращает драгоценность княгине Эсхарской.

– Таких, как ты, в некоторых Сутях все еще сжигают на кострах, – голос звучный, чуть хрипловатый.

– Таких, как я? – повторяю я машинально…

– Эленд, позволь представить тебе славного рыцаря Дэнниса диа Оро, друга моего Марселла, – тут же встревает Пэгги. – Дэннис, а это та самая Элендис Аргиноль, о которой ты уже наслышан. Почти моя племянница.

Диа Оро, диа Оро… Романдское имя, однако! Помнится, во время своих монлозанских великих деланий знавала я некоего Парсифаля диа Оро, у которого, прямо как в сказке, было три сына: два – дети как дети, а третий…

Я подхожу к ним и уже готовлюсь протянуть руку для поцелуя, но поименованный Дэннис опережает меня – и пожимает мою руку крепким мужским рукопожатием. Ничего себе!

– Вот, значит, какая ты… – произносит он непонятно и оценивающе смотрит на меня. Я, в свою очередь, делаю то же самое. Своеобразное лицо, приметное… кожа светлая, а волосы – ночь непроглядная, стекают на плечи, как черный дождь. И глаза такие же ночные, огромные, с темно-золотыми искрами и каким-то звериным прищуром… не волчьим, но все же… Мутамнийские глаза. Да – и движения слишком плавные для его высокой и сильной фигуры. Сразу чувствуется воин, опытный и опасный…

Стоп, мутамнийские… а зовут диа Оро… и одежда не романдская, а стандартная авиллонская – светлая рубаха и что-то вроде темной туники без рукавов…

– Слушай, ты по матери в родстве с диа Родакасрами не состоишь? – спрашиваю я, затаив дыхание. Два сына, которые дети как дети, у Парсифаля – от первой жены, романдки…

– Состою, – отвечает он, не моргнув глазом. – В отдаленном.

– Трать тебя тарарать, Линхи! – ору я, не считая нужным сдерживаться. – Вот ты и попал в мои лапы, мать твою мутамнийскую!

Он невольно улыбается, и надо сказать, улыбка у него приятная. А в следующую секунду это уже не улыбка, а оскал, острые клыки в звериной пасти… Передо мною на ковре, с невозмутимым выражением на морде, сидит крупный лесной котяра бурой масти, с кисточками на ушах и коротким, словно обрубленным хвостом.

– Мррр-я-ау! – нагло говорит он и вкусно облизывается, словно только что кого-то сожрал. Я невольно отшатываюсь, но Линхи уже стоит передо мною в человеческом облике и смеется.

– Посмейся тут у меня, – огрызаюсь я. – Тебя кто просил из себя божественное правосудие изображать? Шинно?

Улыбка сбегает с его лица.

– Ты о чем?

– Не отпирайся. Верховного Экзорциста загрыз ты, я это нутром почуяла еще в кангранском стойбище. А окончательно уверилась, когда узнала, что старый Парсифаль за что-то отказал младшему сыну в родительском благословении.

– Отец ничего не знает про Ле Жеанно! – лицо Линхи делается каменным. – Он поймал меня уже позже, когда я обернулся для собственного удовольствия. Даже если он и заподозрил что-то, то доказательств у него нет, а он не такой негодяй, чтобы родного сына, пусть даже богохульника, отдать в руки конклава! Мы поругались, и я ушел…

– Знаешь, меня, конечно, интересует, что по этому поводу думает твой батюшка, – перебиваю я, – но еще больше меня интересует, в чью голову первой пришла свежая и оригинальная идея устранения Верховного – в твою или Шинно?

Секунду на его лице отражаются мучительные колебания – сказать или нет? Я жду. Такой либо скажет правду, либо не скажет ничего.

– Это был замысел Шинно, – наконец выговаривает он. – И нечего дырку во мне взглядом сверлить. Мы оказались прижаты к стенке, «оплошность» с тобой и Араном могла стоить головы многим, а проблема так и оставалась проблемой. А ты со своим проклятием такой хороший ключ дала… Сработали как сумели.

– И укрепили народные массы в вере в святость Ирмы диа Алиманд!

– А чем это чревато?

– Уже ничем. Все, что мог, уже сделал. Как только назначили нового Верховного Экзорциста, он тут же меня изловил. Чисто для профилактики, чтоб не прорицала лишнего. Этот, конечно, был уже не чета Зверю, и с ним я творила, что хотела, но когда у тебя выбор: устроить чудо огня или сложиться без пользы для дела…

– А разве не этого ты хотела изначально?

– Изначально, заметь! Стой поры ветер успел перемениться. После моего чудесного не-сгорания народ заговорил уже не о святой Ирме, но о новом пришествии Святой Бланки. Слово вылетело, кошку назвали кошкой, и у кого были уши, тот услышал.

На его лице неприкрытый испуг – понял-таки… Впрочем, если они работают в паре, Шинно должен был все ему объяснить. До сих пор уши горят, как вспомню выволочку, устроенную мне Лайгалдэ… «Ты отдаешь себе отчет в том, что произошло? Он твой Поборник и обязан подставлять за тебя свою голову – никак не наоборот! Но сейчас он вышел сухим из воды, а вот о вступлении в игру Огненной – о твоем! – Тень теперь прекрасно осведомлена! Теперь жди неприятностей как только, так сразу… Неужели ты не понимаешь, что теперь, когда впервые за очень много лет собрались вместе все Жрицы Стихий, ты не имеешь права – да, именно не имеешь права! – умереть до инициации?»

Испуг на лице Линхи тем временем сменился раздражением:

– Знаешь, девонька, а какого вообще черта ты делала в Романде после смерти Ле Жеанно? Тебе что, мало показалось?

(Да, пребывание в Городе ощутимо подпортило манеры этому романдскому рыцарю – последняя фраза отнюдь не образец учтивости и куртуазности. Дурное дело, известно, нехитрое…)

– Неужели непонятно? Наблюдала, что из этого вышло и можно ли считать результат удовлетворительным, – самое обидное, что тут он прав. Если бы я тогда на какое-то время исчезла из Романда… но никто не властен сделать бывшее небывшим. – Скажи спасибо, что после этой новости мне удалось пинками прогнать Арана назад в Город. В конце концов, что от нас требовалось? Убрать посланца Тени или все-таки остановить резню еретиков?

– По крайней мере, тут мы преуспели, – невесело усмехается Линхи. – После твоих учинений в могуществе Святой Бланки не сомневается уже никто. Сейчас святые отцы ломают копья в диспутах, действительно ли Бланка сестра Господа или просто очень сильная святая. Но кровь больше не льется, а это самое главное.

И тут я замечаю, что все это время Флетчер прислушивается к нашей перебранке с откровенным тревожным интересом. Только этого мне и недоставало для полного счастья…

– Слушайте, а о чем это вы? – в отличие от Флетчера, Пэгги последний раз была в Романде более трех лет назад, а потому потеряла нить разговора в самом начале.

– Так, – отмахиваюсь я. – Разбор полетов с крыши на чердак. Да, кстати, Линхи, – круто меняю я тему беседы, – когда ты ушел от отца, то, судя по твоей одежде, пошел прямиком в Город?

– Именно так, – подтверждает он. – Просто осознал в какой-то момент, что помочь больше ничем не могу, а вот навредить способен. И после этого в Романд уже не возвращался. Бродяжил года полтора по Сутям на свой страх и риск, смотрел людей и мироздание…

– А как же Шинно?

– А что Шинно? Я уже не мальчишка, и без Шинно справлюсь!

Я скептически хмыкаю – на вид этому рыцарю-оборотню, если повнимательнее приглядеться, никак не больше двадцати. Хотя Романд не Город, там в семнадцать лет уже женятся.

– Он сейчас, скорее всего, тоже где-то в Городских Сутях, – добавляет Линхи мрачно. – Насколько я вообще его знаю, пошел по бабам. Или ищет, кому подороже продать свой меч и боевой опыт. Ибо дома его тоже ничего особенно хорошего не ждет – после того, как кангранцы показательно вломили сначала Харвику, а потом и Северину, идея крестовых походов в Романде больше не популярна. А все прекрасно помнят, у кого Шинно состоял на службе до того, как…

Не скажу, что эта информация очень меня порадовала – сразу по нескольким причинам…

– Эй, Хэйм, – Пэгги, видно, окончательно надоел наш труднопонимаемый разговор. – По-моему, твоя леди заскучала. И во всяком случае, мы заскучали точно. Сыграй еще что-нибудь!

Как красиво его лицо сейчас, в золотых и лиловых бликах! Он смотрит на меня вопросительно, чуть подмигивает… Мы одно сейчас, и моя тревога эхом отдается в нем. Я киваю. Защита, пусть и не абсолютная – как она нужна сейчас нам обоим!

Он начинает играть вступление к Слову Купола – не своему, Россиньоля. Оно последнее и потому самое главное. При первых же аккордах ведьмочки тихо отходят в сторонку – это только для меня…

Как только пляску начинает

Язык огня во тьме каминной…

Один из лучших моих танцев… Смотри, рысь-оборотень, знающий, кто я такая, запоминай – потом брату расскажешь.

О Андсира Справедливая, только сейчас осознала, насколько он опасен на самом деле – у него же ножны под стреловидный меч! Двадцать лет – и уже Брат Дарги!

Да-а… Встреча…

Играй, Флетчер, играй еще яростнее… любимый мой…

Прошлое вновь вскипает в крови,

Время сражений и время любви!

…Танец кончается, и я снова присаживаюсь рядом с Флетчером, рассеянно допиваю остатки из его бокала. Жарко, платье липнет к телу. Хоть бы скорее эта гроза, а то от духоты даже в сон клонит.

Как одуряюще пахнет этот белоцвет…

Проснулась я уже в своей спальне от прямо-таки оглушительного раската грома. Ночь, но спальня полна каким-то идущим ниоткуда призрачным сиянием, и в нем я вижу, что Флетчера не только нет рядом со мною, но постель вообще раскрыта лишь наполовину. На мою половину. На столе искристо белеет бесценный флакончик, так и не раскупоренный нами в эту ночь.

Я оглядываюсь. Нигде ни следа Флетчера – лишь на полу валяется, видимо, оброненный, берет с Орденским символом. Рядом с ним переливается, как драконья чешуя, мое эсхарское платье… хоть убейте меня, не вспомню, когда успела его снять! Совсем странно.

За окном хлещет дождь, живой стеной отрезая меня от мира, и в воздухе сгущается присутствие опасности, нестерпимой беды, над которой у меня нет никакой власти…

Как я сюда попала? Наверное, уснула прямо там, в Ковровой гостиной, и Флетчер на руках принес меня сюда – да, он был здесь, и потом, больше некому. Но где он, в таком случае?!

И… откуда это отчетливое ощущение его присутствия? Страх холодной лапкой потрогал меня за сердце, и, не помня себя от иррационального ужаса, я отчаянно зову:

– Флетчер!

– Эленд! – словно дуновение ветра, призрак голоса, прилетевший ниоткуда. С трудом удерживаясь от того, чтобы не заорать в полный голос, я тянусь к изножью кровати, чтобы зажечь свечу в светильне с водой. И на полпути понимаю, что это совсем не нужно, ибо вижу, откуда идет сияние, наполняющее ночную комнату.

Громадное зеркало в бронзовой раме, тоже в изножье, но справа от кровати, не отражает ни меня, ни обстановку. В нем снег, снежная равнина, и совсем близко на этой равнине – та самая Башня, через которую ходят куда не надо. Я так и не видела ее силуэта со стороны, но, наверное, узнала бы и в бреду, и на смертном ложе…

Откуда в южной эсхарской ночи повеяло таким леденящим холодом? Неужели из зеркала?! На ходу кое-как натянув свитер, кидаюсь к пугающему видению, касаюсь стекла ладонями, словно желая протянуть руки туда… конечно, под моими пальцами лишь стекло, я Видящая Суть, но уходить через зеркало могут только маги высочайшего уровня. Люди до такого опыта обычно не доживают, только Нездешние.

Под моими ладонями стекло теплеет… во имя всех богов Света, что это?!

Видение в зеркале меняется, и я оказываюсь лицом к лицу с Флетчером. Он стоит в такой же позе, как и я, чуть развернувшись от зеркала, и руки наши в стекле – как отражение друг друга, касаются… через преграду. Я замираю, боясь пошевелиться. Случайно угаданная поза – ключ, измени я ее – и связь пропадет. Я знаю, и не спрашивайте, откуда.

Через плечо его я вижу, что он в той же комнате, где держали меня, во всяком случае, та же планировка, те же льдисто-белые стены, тот же широкий подоконник, только мебель другая. По крайней мере, в мою бытность никакого зеркала там не было… может, просто другой этаж?

– Флетчер! – шепчу я, не помня себя. – Где ты, что с тобой?

– Эленд… – тот же голос-дуновение в ответ. – Я здесь… не могу выйти…

– Как ты туда попал? – спрашиваю я уже отчетливее.

– Как ты шла… по Орнаменту. Вошел, никого нет… и тут арка в колодце затянулась сама собой. А потом забросило в эту комнату, я даже не понял, как. Не пробиться, магия… и по закону Цели отсюда хода нет… ловушка, силовой кокон…

– Но зачем? – я почти кричу. – Зачем тебя туда понесло?

– Как говорят разведчики, за языком… Тебе грозила опасность, я хотел знать, какая именно…

То, что произношу я в ответ, непереводимо ни на один язык мира. Так изощренно я еще ни разу в жизни не материлась и даже таланта такого за собой не знала.

– Не трусь, Элендишка, – доносится до меня его голос. – Не беспокойся за меня – выберусь. Здесь где-то Дэннис неподалеку… в конце-то концов, я Хейнед Виналкар или где? Я вооружен, и я Мастер… отобьюсь…

В ответ я начинаю в голос рыдать, ничего не могу с собой поделать.

– Я люблю тебя, сволочь, слышишь?! – выкрикиваю я в промежутках между рыданиями. – Люблю, подлец, мерзавец, паршивец, скотина ты этакая! Я умру, если ты сгинешь там! Что я могу сделать для тебя, изверг рода человеческого?

– Ничего… Я сам справлюсь, – по опыту знаю, когда в его голосе появляется такая неестественная твердость, это не ведет к победе ни его, ни меня. – Все, что ты можешь сделать – это успокоиться, не плакать и пожелать мне удачи.

Его ладонь отрывается от моей и движется по стеклу к моему лицу, словно желая стереть с него слезы… в следующую секунду контакт прерывается – он изменил позу, разъединение… Вместо его лица в зеркале возникает мое, бледное от ужаса и перекошенное от плача.

Я медленно оседаю на пол, по-прежнему громко рыдая…

– Эленд, открой! – голос Пэгги из-за двери. – Открой сейчас же!

Кое-как поднявшись, я бреду к двери, плохо понимая, на каком свете нахожусь, как во сне, открываю. Пэгги стоит на пороге в большой цветастой шали, наброшенной прямо на пеньюар.

– Что тут творится? – голос у княгини Эсхарской совсем не княжеский – насмерть перепуганный.

– Пэгги, родная моя, – я кидаюсь к ней, как ни разу в жизни не кидалась к матери, и прижимаюсь к ее широкой груди, – скажи, ты знаешь, где сейчас Флетчер?

– Погоди… Ты задремала, и он унес тебя в спальню. Дэннис в это время куда-то собирался. Вскоре после этого Хэйм спустился вниз и сказал, что пойдет туда же, куда и Дэннис, они вроде о чем-то договорились… Но куда пошел Дэннис, я не в курсе. А что такое? Тебе что-то привиделось? Вещий сон, может быть?

– Пэгги, – я уже не рыдаю, я скулю, как побитый щенок, – эта зараза сейчас в той поганой Башне, из которой я удрала. Сидит в плену и не знает, как выбраться. И кажется, скоро за него возьмутся…

Ответное высказывание Пэгги мне понять не удается – не настолько хорошо я знаю простонародный эсхарский диалект. Но судя по экспрессии, вложенной в эту фразу, она ничем не уступает той, что вылетела из меня перед зеркалом, и характеризует Флетчера и его умственные способности с какой-то новой, неизвестной мне точки зрения…

Остаток ночи я провожу в каком-то болезненном полузабытьи – то снова принимаюсь тихонько плакать на руках у Пэгги, то ненадолго проваливаюсь в полусон-полубред… Машинально отмечаю, что уже совсем рассвело – на старом Пэггином плаще, в который я укутана, без труда можно отличить серую нитку от зеленой.

Зеркало безмолвствует – сама княгиня Эсхарская оказалась бессильна. Пеленг на кристалл Флетчера тоже не берется. В общем, закономерно – после моего бегства только распоследний идиот не усилил бы заслоны и не утроил бдительность…

Внезапно снизу доносятся негромкие голоса:

– Привет, – это Джарвис, младший сын Пэгги. – Ну? Чего-нибудь удалось добиться?

– Глухо, как в турнирном доспехе, – полузнакомый голос, подкрашенный усталым раздражением. – Прохода нет. Полночи бился, но Солтское направление перекрыто наглухо. Тупик, каменная стенка в конце коридора – не лбом же ее прошибать!

– А магия?.. – девчачий голосок, судя по акценту, Авигея. – Тоже никак?

Ответа я уже не слушаю – плотнее заворачиваюсь в плащ и шлепаю босыми ногами вниз по лестнице. Пусть что угодно, но я больше не могу длить это бессильное ожидание, похожее на отчаяние!

У основания лестницы, прислонившись к балюстраде, стоит донельзя усталый Линхи. Рукава его вчерашней рубашки по локоть сереют пылью, через руку перекинут абсолютно мокрый плащ. Вокруг него столпились оба Эсхарских принца и Авигея.

– Боюсь, что там какие-то персональные чары, – расстроено произносит Рысенок. – Что-то вроде кода, пароля. Нужное слово или жест знает только тот сукин сын, который ставил блок, а ты можешь три года под дверью просидеть и все равно не угадать, – здесь он поднимает голову – наши взгляды встречаются, и у Авигеи вырывается жалобное «ой!»…

– Где Флетчер? – с трудом разлепляю я запекшиеся губы.

– Что-о? – выражение лица Линхи тут же меняется.

– Мне сказали, что он ушел с тобой, – отвечаю я, цепляясь за последнюю ускользающую надежду. – Около четырех часов назад он через зеркало говорил со мной из той самой Башни. ГДЕ ОН?

Повисает молчание, подобное смертному приговору.

–…..! – в отличие от меня и Пэгги, для выражения своих эмоций Линхи обошелся одним-единственным словом из пяти букв. При желании я могу отнести его на счет Многой либо на свой собственный. И снова молчание, и страх в глазах Марселла, Джарвиса и Авигеи…

– Так, – наконец выговаривает Линхи. – Это и называется – влипли. Вляпались по самые уши. Говорил же я ему, идиоту…

Раздвинув сочувствующих, он в три прыжка оказывается рядом со мной и успевает подхватить.

– Спокойно, девонька, положение крайне скверное, но еще не безнадежное. Слушай, у тебя случайно не завалялось какой-нибудь вещи этой стервы, которая заманила тебя туда? Совсем хорошо, если бы она была металлической – какая-нибудь булавка, шпилька, что там еще бывает в дамском обиходе…

– У меня остался шнурок от ее накидки, – вспоминаю я. – Я им сумку подвязала, когда сматывалась…

– Не бог весть что, но тащи.

Я пулей кидаюсь в спальню и через пять минут возвращаюсь со шнурком.

– Смотри, тут кончики оправлены в металл, чтобы не лохматились. Это как, пойдет?

Он берет в руки один из наконечников – и вдруг, блеснув улыбкой, быстро чмокает меня в щеку.

– Прости. Признаюсь, я тебя недооценил. Ты здорово облегчаешь мою задачу – это же не просто металл, а медь! И мало того, что медь, так еще и долго ею носимая – видишь, уже прозелень появилась? Именно то, что надо!

Забрав у меня злополучный шнурок, он исчезает где-то в глубине второго этажа. Я сажусь на ступеньку лестницы. Босым ногам холодно на полированном мраморе, но мне сейчас все равно. Все скользит мимо меня, и я не слышу, что там говорят мне, пытаясь утешить, Авигея и Джарвис.

Эмоций нет – только всепоглощающая тоска. Слез тоже нет, то ли передышка, то ли ночью все выплакала.

Флетчер, любимый…

Линхи снова выходит на лестницу, похожий уже не на романдского рыцаря, а на наемника из спецподразделения: куртка и штаны цвета хаки, высокие ботинки, волосы стянуты узлом на затылке, а из-за плеча виднеется рукоять меча в чехле. На поясе тоже висит что-то, чем убивают. Шнурок Многой намотан на его запястье, в глазах суровая решимость.

– Элендис, слушай и запоминай: я сделаю, что смогу, но одним из условий моей успешной работы является отсутствие беспокойства за тебя. Я еще в Романде имел возможность убедиться, что, в отличие от своего менестреля, головой ты думаешь и, не зная броду, в воду не сунешься, но все-таки, пока я не вернусь, сиди здесь и никуда не вылезай.

– Здесь – это в Эсхаре?

– Здесь – это конкретно во дворце княгини Маргариты. Твоя свобода ограничена пределами парка. Это приказ. Марселл, Джарвис, – он оборачивается к принцам, – вы мне головой ответите за эту женщину! А матушке своей скажите, пусть следит за ее безопасностью в магическом плане. Теперь ни за что ручаться нельзя.

Отсалютовав мне, он сбегает вниз по лестнице, внизу останавливается и снова оборачивается ко мне, чего-то ожидая. Я медленно встаю и, не спуская с него взгляда, поднимаю руки в благословляющем жесте – иди и сделай это. Он склоняет голову, принимая мое благословение… и нет его, лишь снизу доносится скрежет тяжелой парадной двери. Через минуту во мне вздрагивает что-то неуловимое, как всегда, когда близ меня происходит размыкание пространства идущим сквозь миры…

– Пойдем, оденешься, – трогает меня за плечо Авигея. – Ноги совсем холодные, так и простудиться недолго.

Интродукция: Линдси

«…Господи, откуда же вас столько… на мою голову? Как вы вообще умудряетесь выжить?

Я-то думал, она вроде Ярри, других я до того не видал – сильная, спокойная, надежная. С такой в любой схватке спина к спине рубиться – одно удовольствие. А тут девчонка с горящими глазами, совершенно беспомощная на вид… Даже удивительно, что это ОНА в Романде столько дел наделала. Ведьма, одно слово! Шинно ее тогда видал, тоже говорит – ведьма, да и только…

А потом она стала танцевать, и была сразу ночью, розой, огнем и серебром, и я понял, в чем ее сила, и в мыслях своих назвал ее Королевой, и был горд стать щитом между нею и стрелой, нацеленной в ее грудь, и осознал, в чем мой долг… И только одного я никак не пойму – неужели она не видит, насколько сильнее… своего менестреля?!»

Туман, сероватый и вязкий, висел над болотом, как драная шаль. Но шаль дает тепло, а эта пелена, искажающая звуки и делающая бесполезным зрение, обволакивала липкой сыростью, пронизывающей до самых косточек. Одежда не хранила тепло тела, тело своим теплом не в состоянии было высушить тяжелую влажную одежду.

Туманное Ожерелье. Одно из загадочных мест мироздания. То ли по прихоти Тени наползает подобная мерзость на островок еще живой Сути, грозя поглотить его, либо (так тоже бывает) надежно изолируя от внешнего мира и любых случайных гостей. То ли это просто некий странный проход между Сутями, наподобие Силовых Орнаментов или леса, где время стоит…

Линхи, ругнувшись про себя, еще раз взглянул на часы. Стрелки не двигались – уже трое суток, которые он блуждает в этом гнусном болоте. Вот и гадай, стоит ли тут время или часы погубила всепроникающая сырость… За эти три дня он дважды проваливался по шею, и выбраться удавалось лишь с помощью отчаянных молитв стихии Земли, перемежаемых поминанием такой-то матери. Ох, чтоб вы все так жили! Земля в этом месте имеет хоть какую-то силу, а вот огонь, верный друг, не подводивший ни разу… Чему тут гореть, я вас спрашиваю? Все отсырело и прогнило, наверное, еще до падения первого Города, который был везде.