Текст книги "И в горе, и в радости"
Автор книги: Наталия Кочелаева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)
ГЛАВА 13
Кора (продолжение)
На свадьбе у Наташки было очень шумно, очень душно. Решено было праздновать не в кафе или в ресторане, а на квартире у Наташи. Благо площадь позволяла, а еду и так можно было заказать. У себя дома, по крайней мере, чувствуешь себя свободно, и не нужно потом вникать в счет и пиликать домой! Молодежь танцевала под кислотные ритмы. Кира такую музыку не переносила, потому выждала, когда жених с невестой наконец встанут из-за стола, и тоже встала.
– Ты куда? В дабл? – шепотом спросила невеста.
– Что-то голова закружилась.
– Так иди на балкон, подыши свежим воздухом. Вон, через спальню.
Кира вышла на балкон, но еще даже оглядеться не успела, как вслед за ней вышел жених. Георгий.
– Почему ты убежала? – спросил он, тронув ее за обнаженное плечо. Сухая и горячая рука скользнула по Кириной коже, девушка вздрогнула.
– Я не убежала. Просто вышла подышать свежим воздухом. А вот ты, по-моему, убежал. Невеста не соскучится?
– Пусть поскучает, – усмехнулся Георгий. Пухлые губы раздвинулись, обнажив ряд чудесных зубов. – А то мы все время вместе. Мы с Тамарой ходим парой.
– Как и полагается счастливым молодоженам.
– Счастливым…
Горечь в его тоне насторожила Киру.
– А что? Ты хочешь сказать, что несчастлив?
– С того момента, как увидел тебя.
– Вот это приятная новость! – Кира уже откровенно смеялась. Каждой девушке хочется такое услышать! – Значит, я сделала тебя несчастным? Позволь узнать, почему?
– Если бы я встретил тебя раньше – я бы на Наташке не женился, – со сдержанной страстью ответил Георгий.
У Киры заколотилось сердце. Это было как в любовном романе, как в сериале. Вот она – на свадьбе подруги, и жених объясняется ей в любви. Богатое амплуа досталось ей сегодня! Не пресный образ обманутой невесты, но жгучий и едкий – образ роковой разлучницы.
– Почему? – снова спросила она, надеясь, что следующую реплику ей подскажет кто-нибудь более искушенный в таких отношениях.
– Я в тебя влюбился, – пробормотал Георгий, глядя уже не в глаза Киры, а на ее губы. – И ты в меня влюбишься тоже. Слышишь? Кира…
Он шагнул к ней и обхватил широкой ладонью ее шелковистый затылок. Впервые в жизни Кира почувствовала на своих губах мужские губы. Первый поцелуй – крепкий и влажный, с привкусом шампанского и каким-то трепетанием на дне – заставил ее содрогнуться с ног до головы. Он кончился очень быстро – Георгий немного отступил, растерянно захлопал себя по бокам, отыскивая сигареты, а она даже потянулась к нему. Так ей хотелось, чтобы поцелуй продолжился! По счастью, она вовремя сообразила, что здесь их в любую минуту могут увидеть. Выйдут гости на балкон покурить, и то-то им сюрпризец будет!
– Кира, мы увидимся? – сквозь зубы спросил ее Георгий. Он уже прикурил, но все еще не мог справиться со своим дыханием.
– Конечно, – кивнула девушка. Она уже вспомнила свою роль и намерена была выдержать ее до конца. – Я приду к вам в гости. Или вы ко мне. Будем дружить домами.
– Ты же понимаешь…
– Прекрасно понимаю, – кивнула «роковая женщина, разлучница». – Потому так и говорю.
– Очень хорошо, – констатировал новоиспеченный молодой муж. – Тогда я прыгну с балкона. Прямо сейчас.
Оба, как по команде, посмотрели вниз. Жила Наташа на пятом этаже высокого старого дома. Земля показалась Кире далекой, как австралийский континент. К тому же Георгий, как нарочно, выронил окурок. Тот полетел вниз и рассыпался на асфальте сверкающими оранжевыми искрами.
– Не надо прыгать, – онемевшими губами произнесла Кира.
Не заботясь больше о своем амплуа, она продиктовала неудавшемуся самоубийце номер своего мобильного телефона и удалилась обратно в комнату.
– Я попозже приду, – сказал ей в спину Георгий.
В спальне, подготовленной к первой брачной ночи горел только розовый фонарик в изголовье кровати. Кровать могла бы поспорить размерами со стадионом имени Кирова. Подушки с кружевными прошивками были взбиты, как гоголь-моголь, у розового покрывала кокетливо отгибался уголок. Красота несказанная!
Георгий позвонил через две недели. К этому моменту Кира уже миновала инкубационный период своего чувства и находилась в горячке любострастия. Она ожидала встречи с предметом своей внезапной влюбленности, ожидала, как манны небесной. Но только для того, чтобы увидеть его, разочароваться в нем и оставить в памяти только как забавный эпизод.
Но не тут-то было! Кира согласилась встретиться с Георгием в кафе на набережной, и тут же все благие намерения пошли прахом. Георгий пришел такой веселый, такой загорелый – а все вокруг еще были бледными после чахоточной петербуржской весны! – и говорил ей шепотом такие жгучие слова, в которых кристаллизовалась самая неподдельная страсть, что не было сил сопротивляться и разочаровываться. И эта, и все последующие встречи прошли для нее горячим мороком. Два летних добела раскаленных месяца…
Очнулась она в тот день и в тот час, когда собрала сумку, чтобы уйти из дома. Уйти к Георгию и жить с ним как жена. Телефон она оставила, покидала в сумку кое-какие вещички – «на первое время, потом новое купим», так наставлял ее Георгий – и остановилась на пороге. В квартире было тихо. Мать разъезжает по делам, тетка прилегла вздремнуть. В эту секунду не поздно было повернуть назад. Но Кира не повернула.
– Девочка моя, я тоже женщина – во всяком случае, недавно ею была. Влюбилась, сошла с ума, я понимаю. Но зачем же ты из дома-то ушла? – допытывалась Диана Юстицкая. Диана была единственным человеком, который знал о том, как и куда ушла из дома Кира.
– Вы же сами говорили – нужно доказать матери, что я свободный человек со своими собственными возможностями и желаниями, что у меня тоже есть права!
– Положим, я говорила не так, – усмехнулась Юстицкая. – Ты не обижайся, но мне кажется, твой подростковый протест немного затянулся. Бедная твоя мама! Хотя бы позвони ей, записку оставь! Чтобы она знала, что с тобой все в порядке.
– Незачем. Скоро я объявлюсь, и она будет вынуждена принять меня как свободного, самостоятельного человека.
– Ну, как знаешь…
Кира попросила Юстицкую хранить ее тайну, и Диана, немного повздыхав, согласилась. Как бы ни тревожили пожилую сумасбродную актрису мысли о Кириной маме – она не могла отказать себе в причастии к молодому любовному секрету…
И новая, самостоятельная жизнь началась – легко и весело. На второй же день Георгий объявил, что уже поговорил с Наташей, что она, разумеется, была очень рассержена, но, как ему кажется, все поняла и простила их обоих. Внезапно вспыхнувшая любовь – разве кто-нибудь может подумать или сказать об этом плохое? На этой неделе они подадут на развод, день уже назначен.
– А Наташу ты разве не любил? – недоверчиво спросила Кира.
– Это было совсем другое чувство, зайчонок. Я все же мужчина, понимаешь? То чувство было земное, телесное. И женился я потому, что Наташе этого хотелось, а я пошел на уступку. Я же не мог знать, что встречу тебя – такую невероятную девушку… Такую прекрасную. Теперь все будет по-другому и замечательно. Я люблю тебя, с ума схожу…
Эти слова были приятны, хотя как-то раз Кира подумала, что была бы вовсе не против, если бы Георгий «сходил с ума» чуть меньше. Или реже. В общем, супружеские радости остались ей непонятны.
В первый вечер совместной жизни они долго пили шампанское, танцевали под медленную тающую музыку, целовались дрожащими губами – но когда Георгий начал ловко и бережно освобождать Киру от одежды, руки его вдруг показались ей назойливыми, а поцелуи – колючими. Если бы было можно, она вырвалась и ушла бы. Но было нельзя, и Кире пришлось вынести все. Нельзя сказать, чтобы это было совсем уж неприятно, но ничего похожего на то, что показывают в кино, о чем пишут в любовных романах, Кира не испытала. Ей не стоило труда изобразить восторг – все же она была актрисой от бога. Но щемящее чувство обиды на саму себя осталось. Впрочем, она не переставала ожидать каких-то удивительных ощущений, надеялась на них и готова была ждать – сколько угодно. Рано или поздно маленькая дверца в сияющий мир любви должна была приоткрыться и для нее…
Но наступил миг, когда все кончилось. Кончилась жизнь.
ГЛАВА 14
Кира готовила ужин – жарила картошку. Картошка жарилась – или притворилась, что жарится, потому что сверху она упорно подгорала, а внутри оставалась сырой. В теории было ясно, чтобы картошка равномерно поджаривалась, нужно ее перемешивать. Кира и перемешивала так, что аккуратные ломтики превратились в неаппетитное крошево. Склонясь над плитой, девушка раздумывала – не долить ли масла? Или позвать на помощь Георгия? Но он после трудового дня пошел отмокать в ванную. Киру тоже звал с собой – в старой квартире ванна была размером с небольшой бассейн, пусть и облупленный. Но Кира не пошла, резонно предположив, что там подвергнется внеурочной экзекуции супружеских объятий. Сейчас она уже жалела о том, что взялась за картошку. Лучше бы разогрела в духовке какой-нибудь полуфабрикат! И Маргарита, как назло, приняла свою ежедневную дозу раньше времени… Обычно соседка охотно помогала Кире с готовкой обедов и ужинов – несмотря на прошлую богемную жизнь, она знала сотню рецептов вкусных и простых в приготовлении блюд. Маргариткину стряпню Кира (с ее разрешения) выдавала за собственную, так что у Георгия до сих пор не было причин для недовольства. А вот сегодня, похоже, появятся…
Стоял жаркий вечер последнего августовского дня. Сегодня мамины магазины работают допоздна – завтра дети пойдут в школу с цветами. Шикарно оформленных, дорогих букетов уйдет немного, но георгины, розы, гладиолусы и астры будут покупаться стогами… А дома сейчас тихо и прохладно, уютно бубнит кондиционер, можно сидеть на балконе и смотреть на бесчисленные огни Петербурга. Можно поехать кататься на машине, можно просто пойти в маленькое чудесное кафе, что недавно открылось рядом с домом. Двенадцать видов мороженого, крошечные эклерчики с шоколадным и сливочным кремом, кофе по-турецки, свежевыжатый апельсиновый сок…
В кухне было невыносимо душно от раскаленной плиты, несмотря на открытые окна. Кире порядком надоело стоять над сковородкой. Решившись, она все-таки плеснула в картошку подсолнечного масла. Что-то зашипело, и неаппетитное полупригоревшее месиво растеклось в желтой лужице. Кира вздохнула и сняла сковородку с плиты. Сейчас она выбросит все это в мусорное ведро, а потом сварит магазинные пельмени. Вода для них быстро закипит, чайник уже горячий.
К тому моменту, когда Георгий, напевая, прошествовал из ванной в комнату, вода уже бурлила белым ключом и Кира вспарывала ножиком пакет с пельменями. Они здорово замерзли и постукивали друг о друга, как камушки.
Кто-то позвонил в дверь. Кира открывать не пошла – она еще не привыкла к этой квартире, да и, говоря откровенно, опасалась. Вдруг Наташка решила все же выяснить отношения с разлучницей? Это опасение у Киры не формировалось в связную мысль, просто какая-то дрожь пробегала по позвоночнику, по влажной от духоты спине.
Дверь пошел открывать Георгий. Кира увидела его мельком в дверной проем и вздохнула про себя. Он уже успел одеться – джинсы, белая футболка. Георгий и дома любил быть хорошо одетым. Куча грязного белья в ванной росла, и Кира вчера уже думала с ужасом – как она будет все это барахло стирать? Без стиральной машины, руками!
В прихожей послышались мужские голоса. Кира вздрогнула, несколько пельменей ухнуло в кипящую воду. Огненные брызги обожгли Кире руку, она, шипя сквозь зубы, кинулась к крану. Вода в трубах загудела.
Ожог оказался незначительным. Воду Кира закрыла и прислушалась. Голоса звучали в их комнате. Гости? Друзья Георгия? Это что-то новенькое. Но пельмени все равно нужно сварить.
– Добрый день, барышня. Хозяйничаете?
Кира обернулась. В дверях комнаты стоял молодой мужчина и смотрел на девушку пристально, без улыбки.
– Да вы зайдите в комнату, – предложил он ей, словно был тут хозяином. – А то нам скучно без дамского общества. Прошу!
Кира смутилась. Для кулинарных манипуляций она оделась в затрапезное – старые джинсы Георгия, которые она только вчера отрезала по колено и приспособила к ним ремешок, его же старая черная футболка с красно-оранжевым рисунком на груди. Языки пламени, гитара, зверская рожа. Всю красоту венчала надпись «Металлика».
Но, несмотря на всю неловкость ситуации, Кира почувствовала, что от повелительного тона позднего гостя отмахнуться не получится.
Машинально вытирая руки о джинсы, Кира прошла в комнату, чувствуя ядовитое жало дурного предчувствия в сердце.
На вид нежданные гости выглядели вполне мирно. Тот, который позвал Киру, пожалуй, мог бы сойти за головореза из крутого американского боевика – накачанные мышцы, бритый череп, мощные челюсти, перемалывающие жевательную резинку. Но взгляд у него был спокойный, голос тихий. Второй же, тот, что сидел на единственном стуле посреди комнаты, выглядел много старше, был невысоким, обрюзгшим и лысоватым. Здорово походил на Кириного учителя физики но прозвищу Ампер – и из-за этого сходства Кире как-то не пришло в голову испугаться и убежать. Хотя бежать-то, пожалуй, было поздно. Головорез преградил выход и привалился к стене, глядя куда-то поверх голов очень светлыми, словно слепыми глазами.
Георгий сидел на диване и выглядел так, словно его туда толкнули за секунду до Кириного появления. Быть может, так оно и было.
– Вот и слабый пол к нам присоединился, – сказал лысый, откровенно рассматривая Киру. – Премилое создание. Жена?
– Жена, – блеклым шепотом ответил Георгий.
– Недавно, я слышал, женился, – покивал лысый. – Теперь сам-два живешь. А потом, того гляди, и малыш появится. Плодитесь, значит, и р-размножайтесь. Дело хорошее. Как вы, мадам, прибавления не ждете?
– Пока нет, – ответила Кира. Голос ее прозвучал неожиданно громко и дерзко. Кто такой этот толстяк, что так нахально ворвался в их дом и задает хамские вопросы? Георгий может сколько угодно сидеть на диване – она, Кира, не позволит так с собой разговаривать. Если никто не может ее защитить, она постоит за себя сама.
– Очень хор-рошо! – раскатился лысый. – Но к чему я этот разговор веду, Жорик? Вот как ты думаешь?
– Не знаю, – устало ответил Георгий.
– А веду я этот разговор к тому, что женатый человек – это уже не то, что холостой. Холостому что нужно? Крыша над головой и китайская лапша на обед. А женатый – ой-ой! Ему сразу и квартирка хорошая нужна, и ковры-занавески, и диваны-тумбочки… Платьице жене, духи, шубку. Правильно ведь, Жор-рочка? А если дети пойдут? Пеленки-распашонки? Ясли-школы? Конечно, расходы большие. Но только вот ты мне что скажи – я тебе что, сука, платил мало?
Последнюю фразу он произнес совсем другим голосом. Добродушная физиономия гостя изменилась. Что-то хищное проглянуло из глаз, приподнялась верхняя губа, и Кире показалось, что он похож на злого пса. Скажем, добермана. Готового к броску, готового впиться человеку в мягкое беззащитное горло. А Георгий еще больше съежился на диване.
– Отвечай, выкидыш собачий: я тебе мало платил? Что ж ты жадный такой, а, Жорочка? Жадный и неблагодарный, да. Из тюрьмы-то я тебя вытащил. Забыл?
– Ты меня туда и отправил, – ответил вдруг громко и с ненавистью Георгий, подняв на лысого глаза полные ненависти.
– Ну вот, начались упреки и подозрения, – усмехнулся лысый. – Нет, я вижу, ты добра не помнишь. Это я понял. Теперь отвечай на такой вопрос: сколько взял и где товар?
– Я не брал, – быстро возразил Георгий. – У меня его нет.
– «А косточку я выбросил в окошко», – умиленно покивал лысый. – Ты, ты, Жорочка, взял. Больше некому было. Утечка, стало быть, произошла. И взял много. И часть уже успел сбыть. Ты дурак, Жора. Что так близко к дому сбывал? Или жена ждала в теплой постельке, далеко ходить не хотелось? Да-а, беда с этими узами Гименея. Видишь, я все понимаю. Ты удивишься – я ведь даже понимаю, почему ты нам остатки отдать не хочешь. Ведь не из жажды наживы, правда? Ты у нас почти бессребреник. Ты просто решил от всего отказываться до последнего, пр-равда? Ты боишься, что мы тебя прикончим, да? Правильно боишься.
И тут Кира наконец вышла из ступора. Тут она наконец поняла, что в старой коммунальной квартире происходит что-то очень страшное. И она рванулась к двери – просто рванулась, как зверь из капкана. Но громила ее перехватил, облапил и притиснул спиной к себе. Рваться из стальных объятий было бесполезно. Бесполезно было и звать на помощь. Маргариту ничем сейчас не разбудишь, случайных прохожих на этой улочке почти не бывает. Сверху – чердак, снизу – закрытый на ночь склад.
И Кира пересилила себя. Ей очень хотелось выть и визжать – просто выть и визжать, если уж не у кого просить помощи. Ей хотелось рваться из рук громилы, пинать его и царапать. Но она этого не сделала, потому что была неглупой девочкой и понимала: она надоест им своими воплями и они ее убьют. Просто чтобы не мешала. Если все это не дурацкая шутка, если они действительно собираются убить Георгия – такая участь ждет и ее. Они не оставят живого свидетеля. Но можно выиграть время. Можно выиграть время и постараться выжить. Как выжила та лягушка в кувшине с молоком, про которую Кира читала в детстве.
– Так ты отдашь продукт? Куда ты его спрятал? Мы же все равно найдем, понимаешь? Ты войди в наше положение, дерьмо! Это «Гранат-Z», если он попадет в руки специалисту… Я даже не знаю, что будет! Но ничего хорошего, можешь мне поверить!
– Это. Твои. Проблемы, – ответил Георгий. – Я уже говорил и повторю еще раз для идиотов: я ничего у тебя не брал.
– Ладно, – вздохнул лысый. – Перейдем к неофициальной части. Гости вручают подарки молодоженам. Смотри, что я вам принес.
Лысый полез во внутренний карман пиджака. Кира напряглась, уверенная, что он достанет пистолет. Но лысый вынул шприц. Обычный одноразовый шприц в упаковке. За ним последовал черный кожаный футляр, похожий на футляр для зажигалки.
– Хорошая порция «Гранат-Z»! Лучший подарок молодоженам!
Из футляра, театрально распахнутого лысым, выглянули стеклянные клювики ампул.
ГЛАВА 15
Дальнейшее Кира помнила плохо. Не память, но тени, мечущиеся на дне памяти, подсказывали ей, что головорез тащил ее к лысому, что она все же принялась кричать и отбиваться, не совладав с захлестнувшим рассудок ужасом. Лысый посмеивался и набирал в шприц прозрачную жидкость из ампулы, и Кира успела заметить, что на правой руке у него не хватает двух пальцев. Потом он сказал ей, очень тихо и ласково:
– Малыш, не надо так вертеться. Как живой кар-рась на раскаленной сковородке, честное слово! Стой смирно, иначе я промахнусь мимо вены, и тебе будет больно. Поняла? Постой секунду спокойненько, для собственного же блага.
А Георгий сидел на диване и только все больше бледнел. Почему он не встал, почему он не заступился за нее? Не кинулся в драку? У этих двоих ведь не было никакого оружия, они ведь могли… Предположим, ничего они не могли. Но он хоть бы попытался?
Дальше в памяти наступил провал. Багровый провал красно-гранатового цвета. И заполняла его только ненависть. Чудовищная ненависть к этому миру, который оказался таким жестоким, к этому человеку, который увлек ее своей дешевой, жалкой любовью и заставил испытывать такой страх… Жажда убийства, жажда мести заливала разум и затмевала глаза…
Кира лежала на чем-то жестком. Несложный анализ показал, что лежит она на полу. На полу в коридоре, между кухней и ванной. Люди, ворвавшиеся в их квартиру и жизнь, по-прежнему находились в комнате – оттуда слышались их голоса. Приглушенные голоса, и еще шаги, и еще какая-то возня.
– Они ищут, – сообразила Кира. – Они ищут то, за чем пришли. А когда они найдут, они убьют нас. И если не найдут – тоже убьют.
После неведомой инъекции, сделанной трехпалым гостем насильно, после этого чудовищного провала в памяти, после обморока Кира ожидала почувствовать себя плохо. Очень плохо. Но, вопреки ожиданиям, голова у нее была удивительно светлой, думалось легко. И ничего не болело. И тело оказалось легким и послушным.
«Мне нужно убежать. Мне нужно убежать и позвать кого-нибудь на помощь. Но кто мне поможет? Или позвонить в милицию. Но к дверям я пойти не могу. Мне придется пройти мимо нашей комнаты, тогда эти бандиты меня заметят. Что же делать? Окно? Второй этаж. Разобьюсь, сломаю ногу и не смогу убежать. Буду крутиться под окном, как дождевой червяк, и они меня просто раздавят. Может быть, спрятаться в квартире? Побежать в комнату к Маргарите? Тогда убьют и ее, и меня».
И тут она вспомнила. Георгий как-то показал ей… Господи, она вспомнила то, чего никогда не должна была забывать! Но кто же знал, что это ей понадобится?
Витя Сотников по кличке Витька Перехват возвращался домой в превосходном настроении. У него вообще-то редко бывало плохое настроение.
– Чего скучать-то? – пояснял он братве в минуту откровенности. – Пусть скучают у кого мозгов до кучи. А мы люди простые. Если скучно – я всегда или водки выпью, или бабу сниму. Или и то и другое, правильно? А то в баньку пойду или пожру как следует. Скучать не надо. Живем-то один раз.
В этом и состояла его небогатая философия – сама по себе вполне справедливая. И ехал он сейчас как раз из сауны, где встречался с друганами, где было пиво, и хорошая компания, и девчонки. Выпил он в меру, как раз чтобы можно было без опаски сесть за руль. Теперь возвращался к себе домой, в дачный поселок Болотное. Можно было бы переночевать у кого-нибудь из друзей в городе или пойти к мамане, но Витек предпочел прокатиться до дому. Так лучше. И маманя не достанет нравоучениями, и вообще – дома и стены помогают.
Витек уже и радиоприемник включил, и нашел «Радио «Шансон», где как раз шла его любимая программа «Малява-блюз», и начал подпевать Михаилу Кругу, как вдруг с тротуара метнулась под колеса черная тень. Всполох фар вырвал из ночной тьмы бледное лицо, длинные пряди волос – баба!
Сотников едва-едва успел затормозить. Хорошо, реакция у него была молниеносная! Тормоза завизжали, протестуя против такого бесцеремонного обращения. От души выругавшись, Витька поспешно вышел из машины – посмотреть, что за бедулина такая кинулась под колеса и жива ли она вообще?
Баба оказалась жива. И не баба, собственно, а совсем сопливая девчонка, худая и испуганная до истерики.
– Ты чего под колеса кидаешься? – грозно вопросил ее незадачливый водитель. – Жить надоело, твою мать? Цела? Вставай давай и вали отсюда!
Мысленно он уже подсчитал, сколько денег есть в кожаном бумажнике. Если она руку там или ногу сломала – довезет ее до травмопункта, сунет баксов сто-двести – и пока! Главное, чтобы шума не поднимала и ментов не привлекала. Лишний контакт с доблестной питерской милицией был Витьку Перехвату совершенно ни к чему.
Но девчонка только мотала ошарашенно головой и ничего не отвечала. Витька был парень в общем-то не злой, но тут он взбеленился:
– Чего мотаешь? Сказать не можешь? Язык прикусила?
Он за плечи поднял девчонку с асфальта и замер, глядя в распахнутые ее глаза. В этих глазах светились боль и ужас – смертельный ужас. Так, должно быть, смотрит человек на свою смерть. Витьку Сотникова проняло.
– Да ты чё? Перессала? Да не смотри так, не съем я тебя. Руки-ноги целы?
– Увезите меня отсюда, – спокойно, неожиданно спокойно и сдержанно сказала девушка. – Меня хотят убить. Они меня убьют, если найдут. И вас убьют тоже.
Сдержанный тон, который не просил, а приказывал, показался Витьку страшнее и убедительнее всякого крика. Он больше не стал расспрашивать. Он распахнул заднюю дверцу и запихнул девчонку на сиденье. Она не села, а сразу легла. Легла ничком на сиденье, словно боялась, что ее увидят. Или совсем обессилела? И Витька сел и ударил по газам.
