Текст книги "Зеркало грядущего"

Автор книги: Натали О'Найт

Соавторы: Кристофер Грант
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 28 страниц)

Амальрик Торский закатил глаза и простер руки над очагом. Губы его беззвучно зашевелились.

ОБРАЗ ОГНЯ

Небольшой отряд наемников, увеличившийся за время странствий по Аквилонии еще на двух человек, выехал на большой амилийский тракт. В этом баронстве удача вновь отвернулась от них, – кого ни расспрашивал Конан, все в один голос твердили, что Тиберий, владетель Амилии, хоть и был неплохим воякой в молодости и немало помахал мечом в свое время, ныне остепенился, полюбил покой, держит всего десять человек дружины – меньше было бы просто неприлично, сообразно с рангом, – и упорно не желает тратить деньги на военные забавы. Врагов у него почти нет, с соседями живет в мире, а если заведется пара лишних золотых, предпочтет скорее купить бычка-трехлетку для своего знаменитого на всю Аквилонию стада, нежели меч или боевые доспехи. Так что для Вольного Отряда здесь работы найтись не могло, и Конан принял решение даже не тратить времени и не заезжать в замок, а прямым ходом направиться в столицу. Тарантия оставалась их последней надеждой.

Семеро наемников неспешно трусили по ровной, широкой, прямой, точно полет стрелы, дороге. Настроение, несмотря на то, что со службой пока их преследовали неудачи, было бодрым. Да и много ли надо солдату, чтобы почувствовать себя счастливым? Чтобы была крыша над головой и горячий ужин, чтобы вино плескалось во фляге, да солнце светило, и пыль не летела в глаза…

Пока всего этого у них было в избытке. Правда, больше половины сбережений Конана ушло на то, чтобы купить на первой же ярмарке добрых коней для Барха и Невуса, взамен тех, что были загублены трольхом; да нанять еще пару крепких молодцов, все на той же ярмарке. Конан не без оснований считал, что отряд его должен быть достаточно представительным, чтобы будущий наниматель заплатил хорошую цену за службу. Пятеро же это не отряд – так, компания оболтусов! Кто захочет с ними считаться?! В планах же его было довести численность наемников хотя бы до дюжины…

И все же, какая досада! Втайне Конан очень рассчитывал на этого Тиберия, ибо немало наслышан был о его подвигах от ветеранов по всему свету. Имя барона до сих пор произносилось ими с уважением. Кто бы мог подумать, что годы способны так изменить человека! И лоб киммерийца невольно морщился под блестящим шлемом.

Если бы он еще отвечал только за себя, насколько проще было бы все сейчас. Деньги, крыша над головой, еда – все это было, разумеется, приятно, однако никогда не являлось для варвара первостепенным. Он без труда способен был вынести любые лишения и нужду, в особенности, если азарт и жажда приключений подстегивали его. Но сейчас он чувствовал себя подобно вольному соколу, которого поймали, спутали лапы, нахлобучили клобучок и лишили свободы. И путами этими была для него ответственность за отряд.

Сперва было не так. Они не так зависели от него, бунтовали, отказывались считать за старшего, и он не чувствовал себя ни в чем обязанным этим людям, словно то были случайные попутчики. Однако после битвы с трольхом в разоренной деревне все переменилось. Даже когда улеглось возбуждение, наемники Йермака продолжали относиться к нему с благоговением, даря нового предводителя безусловной, нерассуждающей и абсолютной преданностью. Это было приятно, знать, что по одному его слову четыре человека готовы сделать все, что угодно, хоть броситься с обрыва в реку… Но Конан в тот миг даже предположить не мог, какую ответственность наложит это на него. Теперь же он чувствовал себя отцом четверых – нет, уже шестерых – неразумных младенцев, жизнь которых целиком и полностью находится в его руках.

Все чаще это тяготило свободолюбивого, привыкшего к одиночным странствиям киммерийца; однако изменить что бы то ни было оказалось уже не в его силах.

И сейчас, слушая, как радостно болтают, делясь солдатскими байками, обсуждая женщин и карточные проигрыши, шестеро наемников, он не мог сдержать глухого раздражения. Раньше, помимо всего прочего, ему было куда проще с ними. Можно было пошутить, посмеяться вместе, обсудить какие-то планы… теперь же, возведя своего командира едва ли не в ранг полубога, наемники поставили его особняком, отделились от него незримой стеной преклонения и суеверного страха. Впрочем, это было естественно: старые вояки как дети. Им нужны демоны и герои – иначе жизнь скучна и все их сражения не имеют смысла! Ведь неправда, что они дерутся только за деньги. И тот, кто долго был с ними рядом, знает, что нет на свете больших романтиков, нежели эти грубые, неотесанные сквернословы и богохульники…

Так что Конану ничего не оставалось, как примириться со своим положением. В конце концов, и это имело свои преимущества. Ему удалось установить среди парней железную дисциплину, и теперь отряд их был, точно крепко сжатый кулак в латной перчатке. Даже внешне они изменились, стали подтянутыми, собранными. И ежедневные тренировочные поединки на мечах явно пошли им на пользу. Так что будущему нанимателю придется раскошелиться: такой отряд стоит немалых денег. Вот только найти бы его – этого нанимателя!

За раздумьями своими Конан и не заметил, как стемнело. А никто из этих обалдуев и не догадался напомнить ему, что пора бы поискать постоялый двор! Впрочем, естественно. Должно быть, решили, что у командира есть свои причины для ночлега под открытым небом, и протестовать даже не осмелились.

Киммериец усмехнулся и, съехав с дороги, направил лошадь в лес.

– Поищем ручей, – бросил он парням через плечо. – Там и заночуем. А завтра утром двинем в Тарантию!

Одобрительный шепот встретил его слова. Наемники уже заскучали без работы – давно пора было найти им пристанище и хорошую службу. Маленький отряд двинулся по лесной тропинке в чащу.

Здесь уже было почти темно: робкие лучи заходящего солнца не могли пробиться через густые кроны вековых деревьев и, запутавшись в пожелтевшей листве, гасли, растеряв по пути весь свет. Но тропа была широкой, и кони шли легко, точно почуяв скорый привал. Конан не сомневался, что если дать им выбрать дорогу, они приведут их к воде.

И они почти нашли уже ручей, – от земли потянуло сыростью, и откуда-то слева, из-за деревьев, донеслось искристое журчание ключа… но в этот миг чуткое ухо киммерийца уловило едва слышный посторонний звук. Он мгновенно насторожился.

Повинуясь жесту командира, наемники застыли, натянув поводья. Прислушались. Да, ошибки быть не могло. Слабый стон раздался впереди. Человеческий стон. Ни минуты не колеблясь, Конан направил коня вперед по тропе.

Он соскочил с седла и обернулся. Вроде нет никого. Но стон явственно слышался откуда-то справа. Киммериец обнажил меч и крадучись пошел на звук. Через несколько шагов он понял, откуда доносятся стоны – под корнями огромного дуба виднелось отверстие, напоминавшее медвежью берлогу. Оно было полускрыто разноцветными ворохами осенних листьев и поэтому не бросалось в глаза.

Варвар осторожно раздвинул мечом смешанный с землей перепутанный ком молодых отростков на корнях, у входа в нору.

– Огня! – приказал он.

Барх быстро высек искру, запалил трут и соорудил факел. Конан осторожно посветил факелом внутрь.

Он увидел крепкого бородатого мужчину со сломанным носом. Судя по чертам лица, тот был родом из Гандерланда.

Вдруг раненый открыл глаза. В мутных зрачках отразился свет факела. Его лицо исказила гримаса страха.

– Вы опять пришли, – прохрипел он, и на губах запузырилась кровь, – в прошлый раз мне удалось ускользнуть… Заползти сюда… Но вы нашли меня и здесь! Будьте вы прокляты, палачи!..

Он попытался плюнуть в сторону северянина, но потерял сознание. Голова его тяжело упала на ворох листьев.

Киммериец пожал плечами и приказал своим солдатам вытащить раненого наружу.

– Только будьте поосторожнее, болваны! – пробурчал он. – Похоже этот молодчик и так потерял полбочонка крови! Странно, что он не отдал концы. Видно, крепкий оказался гандер, Кром его побери!

Наемники осторожно вытащили раненого наружу, и Конан склонился над ним. Привычная картина. Киммериец столько крови повидал на своем веку, что ничего не могло уже смутить его душу. И труп на поляне неподалеку он окинул равнодушным взглядом, лишь отмечая про себя, что тому парню они едва ли смогут чем-то помочь… А вот раненый – дело другое.

Опустившись перед ним на колени, Конан плеснул ему в лицо холодной водой, а когда тот снова открыл глаза, поднес к губам умирающего бурдюк с водой. Тот сперва не мог пить, расплескивал воду, захлебывался, но затем как будто пришел в себя и принялся глотать, жадно, давясь прохладной влагой, точно живительным нектаром.

Наконец раненый напился, и глаза его закрылись: он вновь потерял сознание. Киммериец убрал мех и уверенными, осторожными движениями принялся осматривать его. Большинство ран показались ему неопасны – так, царапины; конечно, порез на боку довольно глубокий, но клинок скользнул по ребрам и не задел жизненно важных органов. Крови, правда, потерял много, но ничего, через пару седьмиц организм наверстает упущенное. Однако перерезанные на ногах сухожилия наводили на размышления. Едва ли подобное ранение могло быть нанесено во время боя; здесь чувствовался холодный злонамеренный расчет. Но кто же – и за что – мог обойтись так с этим беднягой?

– Не люди – собаки! – в сердцах высказал Невус общее мнение. – По мне уж лучше сразу порешить, чем вот такое делать…

Он кивнул головой на ноги несчастного.

– Точно, Эрлик их забери, – поддержал его Жук. – Что будем делать с ним, капитан? – И шесть пар глаз уставились на киммерийца в уверенном, слепом ожидании чуда.

По счастью, тот действительно знал что делать. И, если только грязь не успела проникнуть в раны, этого горемыку еще можно было спасти.

По команде Конана на поляне у ручья разожгли костер и осторожно перетащили раненого, уложив его на сложенные у самого огня плащи. Затем Жук, по обычаю, занялся ужином, ссыпая в походный котелок все остатки припасов и обильно посыпая свое чудовищное варево солью и жгучим кайренским перцем, – ибо только так и можно было поглощать его стряпню; Конан же, с помощью Барха, стянул с раненого грязную, заскорузлую от крови одежду, принялся промывать раны.

Как он и предполагал, порезы на ногах оказались наиболее опасными. Не появись они в лесу в этот час, к утру раненый истек бы кровью. И так он провалялся здесь не меньше суток. Должно быть, сам Кром – или какому там богу он молится – прислал их на помощь этому парню. И, глядя на нанесенные ловкой, недрогнувшей рукой удары, рассекшие сухожилия под коленями до самой кости, киммериец смачно выругался, жалея, что не появился на месте еще раньше, чтобы застать негодяя, что сотворил такое.

Хвала Крому, он еще может спасти этого беднягу!

Прокалив в огне острую иглу из рыбной кости, подаренную ему врачевателем в Куше, Конан вдел в нее лошадиный волос, выдернутый из гривы его вороного коня. Осторожно раскрыв вновь принявшиеся кровоточить края раны на левой ноге, он отыскал оборванное сухожилие. Так – теперь сшиваем. Как лучшая придворная мастерица… Раненый застонал. Ловким нажатием на сонную артерию киммериец вновь отправил его в забытье – ни к чему, чтобы принялся дергаться и стонать сейчас. Ему и без того приходилось нелегко!

Закусив губу, варвар принялся сшивать края раны. Этому искусству он обучен был с детства. В Киммерии так делали всегда. Ранения зашивали конским волосом и обливали водой. Других способов суровые северяне не признавали.

Однако в остальной Хайбории подобный способ врачевания был в диковинку, – не удивительно, что остальные так пялились на него. Конан гаркнул на наблюдающих за ним в немом восторге наемников, чтобы перестали отвлекать его от работы, и те покорно уткнулись в свои миски.

– Вот и славно, – пробурчал он сам себе, перебинтовывая ногу раненого полосой холстины, что всегда хранилась на такой случай у него в походном мешке. – Теперь вторую…

Передохнув, он вновь принялся за работу.

Оставалось сделать совсем немного, когда вдруг предостерегающий возглас Жука отвлек его, нарушив сосредоточение. Конан обернулся, готовый обругать болвана, но ругательства застыли у него на языке.

Что-то странное творилось с огнем. Пламя, почти угасшее, ибо никто из наемников не решился подбросить в него поленьев, опасаясь потревожить командира, вдруг вспыхнуло ярко-алым, с прозеленью светом, точно вспучилось, и захлестало длинными языками во все стороны, как норовистая лошадь хвостом. А затем словно рой пчел закружился в нем, словно…

С громким воплем Конан отскочил прочь, – как раз вовремя, чтобы увернуться от огненного шара, вылетевшего внезапно из самого сердца ревущего пламени. Шар был величиной с голову ребенка, и, если приглядеться, внутри его мелькало нечто похожее на маленькую ящерку, но движения огненного существа были настолько стремительными, что разглядеть что-либо доподлинно было невозможно. Да и времени на это вскоре не осталось. Новые и новые огненные снаряды вылетали из костра. Их становилось все больше и, застыв на миг в воздухе, точно в ожидании команды, они разом ринулись на остолбеневших людей.

– Саламандры! – заорал Невус. – Огненные саламандры!

Не раздумывая, Конан выхватил меч, отмечая краем глаза, что уроки его, кажется, не прошли даром: почти в тот же миг клинки оказались в руке каждого из наемников… Вот только, как предстояло ему убедиться спустя несколько секунд, проку от них было немного.

Лезвие меча проходило сквозь саламандр, не причиняя им ни малейшего вреда; напротив, клинок вскоре накалился до такой степени, что его стало трудно держать. А дерзкие ало-зеленые шары тем временем перешли в атаку.

Методика нападения у них была крайне проста: все, чего они касались, вспыхивало ярким пламенем, если могло гореть; и хотя сами они тут же гибли, растеряв свою силу, ревущий огонь порождал им на смену новые полчища.

На поляне воцарился хаос. Крики обожженных людей смешивались с лошадиным ржанием; пахло паленым. Кто-то, истошно крича, пытался сбить с себя пламя. Кто-то спасался бегством… Сам Конан оставался пока невредим; ловко увернувшись несколько раз, он заставил нерасторопных саламандр врезаться в дерево, впустую Растратив свою энергию; однако он прекрасно понимал, что такая, в буквальном смысле, игра с огнем, не могла длиться вечно.

Киммериец, стиснув зубы, пытался принять решение. От огненных шаров, казалось, не существовало никакого спасения… еще немного, и они сгорят заживо в этом проклятом лесу! В этот миг одна из саламандр, совершив неожиданный вираж, ударила его в плечо, и Конан взвыл от пронизывающей боли. Точно раскаленным железом кто-то поставил на коже клеймо…

Однако боль обострила восприятие, заставила мозг работать собраннее и четче, включила глубинные инстинкты хищника, борющегося за выживание. И рука Конана сама потянулась к бурдюку.

Первый опыт оказался удачным! Он ловко выплеснул воду на налетевший огненный шар, и тот, яростно зашипев, мгновенно съежился и потух, испустив зеленоватый дымок. Отлично!

– Водой их! Обливайте водой! – прорычал киммериец. Он не знал, услышат ли его остальные в этом бедламе, но проверять было некогда. Три новых шара уже летели к нему. И в этот миг Конан понял, что бурдюк его пуст. Раненый выпил все! Кром! Отшвырнув опавший мех в сторону, Конан совершил гигантский прыжок, чудом увернувшись от двух элементалей сразу. Но не от третьего, который ударил в грудь! Металлический доспех мгновенно раскалился докрасна, – но толстая кожаная подкладка приняла жар в себя, и северянин ощутил лишь тепло, не могущее причинить ожога.

– Сюда! К ручью! – громовым голосом выкрикнул он. – Сюда!

На сей раз на призыв его откликнулись. Невус с Жуком подбежали почти сразу, запыхавшиеся, с закопченными физиономиями; остальные последовали за ними. Краем глаза Конан отметил, что не все отделались так же легко, как он сам, – у одного из новичков куртка висела почерневшими лохмотьями, и на коже вздувались огромные волдыри; немой лишился всех волос слева; у Невуса от роскошной седой косы, доходившей ему до лопаток, остались лишь жалкие прядки… Но прежде чем считать потери, следовало отбиться от врага.

– К воде! Быстрее! – приказал варвар. – Выстроиться цепочкой! Черпать воду шлемами – я буду тушить костер. – И первым передал свой шлем в руки Невусу.

Наемники мгновенно оценили план командира. Их глаза вспыхнули от радости. Несколько мгновений, и живая цепь заработала.

Конечно, от волнения больше половины воды они проливали сперва впустую, да и саламандры атаковали неотступно, точно чуя близкую гибель, и все же люди не сдавались. И хотя Конану казалось, что противостояние со стихией длится вечно, и усталые, обожженные, затекшие руки гудели, и пальцы уже с трудом подхватывали шлем с водой, – но с каждой выплеснутой в огонь порцией воды он становился слабее, и хотя еще гудел сердито, и порой языки пламени взлетали выше человеческого роста, исторгая новые легионы ало-зеленых шаров, однако с каждым разом их становилось все меньше, и напор понемногу ослабевал.

Часть воды уходила, разумеется, на то, чтобы отогнать налетающих саламандр – и защитить по-прежнему лежащего в беспамятстве раненого, о котором все забыли в первые горячечные минуты. Но теперь Конан удостоверился, что пациент его, кажется, дышит, и от сердца у него отлегло. Досадно было бы после такого шедевра лекарского искусства потерять больного по вине каких-то огневушек-поскакушек!…

А тем временем костер уменьшался, съеживался на глазах. Вот он стал Конану по грудь – по пояс – по колено… И цвет пламени из яркого, насыщенного, яростного стал блеклым и испуганным. Труд, казавшийся вначале бесплодным, сродни попытке вычерпать ложкой море, неожиданно дал результаты. И, приободренный, киммериец, наскучив монотонностью заливания костра по капле, вдруг прыгнул в самую его середину и с молодецким задором принялся топтать пламя. Кто-то из наемников закричал предостерегающе – но он ничего не слышал, не испытывая ничего, кроме злой радости, вызванной облегчением и преодоленным страхом. И под тяжелыми сапогами киммерийца огонь, точно собака с переломанным хребтом, в последний раз дернулся и затих… перед ними было лишь черное пепелище.

Воины переглянулись. Никто не заговаривал первым, не зная толком, что сказать. Кроме ругательств, ничего не шло им на ум.

– Похоже, крепко мы кому-то досадили здесь, если чернокнижники на нас ополчились, – задумчиво пробормотал наконец Невус. – Не обошлось тут без них – у меня на такие дела чутье… Вот только за что, хотел бы я знать?

Конан пожал широкими плечами. У него и самого нюх на колдовство был отменный, и сейчас он не сомневался, что за таинственной атакой стоит чья-то злая воля. Вот только…

– А с чего ты взял, что избавиться хотели от нас? Держу пари, этот парень, когда очнется… – Он указал на лежащего в беспамятстве раненого, – расскажет нам немало интересного.

Наемники переглянулись. Такая возможность не приходила им на ум.

– Утром видно будет, – поморщился Невус. – А пока, мнится мне, лучше бы нам убраться отсюда подобру-поздорову. И огня больше не зажигать…

Утро, однако, ничего не прояснило. Раненый ненадолго пришел в себя – но почти сразу же у него начался жар; он потерял слишком много крови, и многочисленные ожоги, оставленные огненными шарами, оказались последним ударом, сломившим крепкий организм. Теперь помочь ему мог только лекарь, – и Конан, не теряя времени даром, приказал соорудить из плаща и двух слег носилки, на которые и погрузили бородача.

Они несли его по очереди, по двое, и это существенно замедлило их продвижение. И когда, ближе к полудню, небольшой отряд добрался до стоявшего у развилки дорог постоялого двора, они почти потеряли надежду, что сумеют спасти жизнь бедняги.

Конан был полон нетерпения. Бесцельно растраченные жизни всегда претили ему, – он и без того видел слишком много смертей. А с этим подбитым гандером ощущал особую связь, как врачеватель с пациентом. Варвар не мог допустить, чтобы труды его пропали зря, и злодейка-смерть обманом отняла у него жизнь человека, которого он своими руками почти уже вытащил из ее жадной пасти. И потому, едва войдя в зал таверны, он по-хозяйски распорядился:

– Сюда его! Кладите прямо на стол – чтобы лекарю удобней было. – И, заметив жмущегося в углу, испуганного видом наемников хозяина постоялого двора, махнул ему рукой, точно отдавая приказ кому-то из своих солдат. – Эй, ты! Есть тут лекарь у вас? Пусть придет – здесь раненый!

Жук с Невусом уже втащили в зал носилки и, повинуясь жесту киммерийца, уложили гандера на длинный деревянный стол.

Но неожиданно суету их прервал возмущенный голос:

– Как вы смеете! Вон отсюда, ублюдки!

Конан обернулся к говорившему. Раздражение, владевшее им с самого утра, искало повода выплеснуться, и он с готовностью принял вызов.

– Ты что-то сказал, нергалово отродье? – угрожающе процедил он смуглому коротышке с круглым, точно тарелка, лицом. – Или, может, я ослышался?

– Не ослышался, падаль! – взвизгнул тот истерично. – Я сказал, убирайтесь прочь отсюда! Вы потревожили мой завтрак. Вам это дорого обойдется!

В руке его возник меч. Киммериец, вдруг осознав комичность ситуации, расхохотался от души. Вот же петух драчливый – ищет ссоры сразу с отрядом наемников. До того уверен в себе, что об опасности и не думает. Привык, должно быть, что любые его приказы исполняются мгновенно, без обсуждения… Интересно, что же это за птица такая? Судя по выговору, откуда-то с запада, из Немедии или Бритунии!

Впрочем, сейчас личность переодетого нобиля мало интересовала киммерийца. Скорей бы привели лекаря, – это все, чего ему сейчас хотелось. А вот парням его небольшая разрядка, пожалуй, придется как нельзя кстати. И, обернувшись к застывшему в ожидании приказов отряду, варвар бросил с ухмылкой:

– Этот благородный господин, похоже, чем-то недоволен. Видно, матушка в детстве забыла научить его хорошим манерам. Пора, кажется, наверстать упущенное!

Наемники заухмылялись, предвкушая добрую забаву.

– Манеры – вещь важная, – с задумчиво-напыщенным видом, так мало подходившим к его плутовской физиономии, протянул Жук. – Молодой господин еще скажет нам спасибо… – И, точно по команде, сильные грубые руки потянулись к переодетому нобилю.

– Прекратите! – взвизгнул тот отчаянно. – Не смейте, скоты! Вы не знаете, кто перед вами…

– Как же… дерзкий щенок, которому давно не задавали трепки, – отозвался на это Невус. – Подрасти сначала, сопляк, а уж потом хватайся за меч! Придется тебя высечь, чтобы слушал впредь старших!

Наемники загоготали. Невысокий рост и правда делал похожим этого драчуна на подростка.

И забияку, невзирая на угрозы и протестующие крики, выволокли на двор таверны.

Что было с ним дальше, Конан не видел, но, судя по истошным воплям наказуемого и довольным физиономиям наемников, забава удалась на славу…

Сам же он присел у камина с большим кувшином вина, что заботливо поднесла ему дочь хозяина, и не спускал глаз с раненого до самого прихода лекаря, точно силою взгляда мог поддержать в умирающем жизнь.