Текст книги "Снежинка для бандита (СИ)"

Автор книги: Натали Лав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Я закусываю губу до крови, чтобы не кричать. А он одной рукой продолжает упираться в кровать, второй хватает меня за бедро, притягивая меня ближе, фиксируя, чтобы не отодвигалась. И продолжает двигаться.

Это же невозможно выдержать. Почему мне так больно?

Животное не сдерживается, он двигается все быстрее и мощнее. Внутри у меня становится влажно. Я чувствую металлический запах. И понимаю, что это – запах крови. Моей крови.

Но так переносить его движения легче. Хоть на чуточку.

Это должно рано или поздно закончится. Но пока я слышу только его учащенное дыхание и мерзкие влажные шлепки тел друг о друга. Губу я прокусила. И во рту тоже чувствую кровь.

Только бы дотерпеть. Выжить. Ноги начинает сводить судорогой.

–Хватит. Ради всего святого. Хва-а-тит! – начинаю тихонько скулить я.

Он меня не слышит. Только двигаться начинает чаще и быстрее.

–Пожа-а-луйста-а!

Вдруг он громко вскрикивает, совершает несколько быстрых движений.

И останавливается, прижимаясь лбом к моему лбу.

Выдыхает облегченно:

–Класс!!!

Потом его сухие губы накрывают мои, язык он толкает мне в рот, одну руку протискивает мне под поясницу, второй стискивает мне грудь. Его язык лижет мой рот, руки мнут грудь, а сам он по-прежнему лежит на мне.

Когда отстраняется, спрашивает:

–Что –  больно, лапуль?

Потом начинает руками вытирать мне щеки даже с какой-то нежностью.

–А ты как хотела? Как в книжках? А в жизни вот так вот. Ничего, привыкнешь.

Я не хочу привыкать. Как женщины этим занимаются? Это же невыносимо. Мерзко! Противно! Больно!

Он слезает с меня. Его бедра и опавший член испачканы кровью. У меня к горлу подкатывает тошнота.

Он оглядывает меня и говорит:

–Что кровищи-то столько?! – потом смотрит прямо мне в глаза и добавляет – Я тебя сейчас отвяжу. Но если ты хоть дернешься, я позову парочку своих людей, и пока я буду жарить тебя в задницу, второй будет делать то же самое в *изду, а третий – в рот. И если ты не в курсе, то это вполне технически выполнимо. Так что? Будешь послушной?

Он ждет ответа.

 Я выдавливаю хриплое:

–Да.

Он продолжает, развязывая мне руки:

–Меня Демид зовут. А тебя – Лера?

Дикость после такого – знакомиться.

Но отвечаю, боясь, что выполнит угрозу.

–Да.

–Пошли в душ. Помыться надо. И постель пусть сменят.

Я переворачиваюсь на бок, сползаю на пол и поднимаюсь. Но меня мгновенно скручивает болевой спазм в области живота.

–Ой-ой-ой!

Насильник оказывается рядом в считанные секунды и не дает мне упасть, хватая за руку и заставляя выпрямиться. Но я не могу стоять, меня снова сгинает от боли. По внутренней стороне бедер текут тонкие струйки крови.

–Да что  с тобой? – он подхватывает меня на руки.

А у меня снова слезы льются из глаз.

Глава 3.

Лера

–Идем в ванную. Тебя надо помыть.

Он отнес меня туда на руках.

–Я сама, – попыталась я от него отделаться.

Мне жизненно необходимо было остаться одной. И голый он меня нервировал.

–Нет.

Демид опустил меня в ванну, включил в воду, взял в руки гель для душа.

Я оторопела:

–Ты чт-то-о делать собираешься?

–Я же сказал. Мыть тебя. А то такое впечатление, что я тебя резал, а не трахал.

Его грубость, беспардонность унижали меня еще больше. Но я до ужаса боялась, что он позовет остальных. Я не переживу этого. И возражать ему не смела.

С какой-то отстраненностью я наблюдала, как он намыливает руки и водит ими по моему телу. Видно было, что ему нравится. Особенно трогать грудь. Но когда он попытался запустить руку мне между ног, я  с силой сжала их.

–Дай я там помою.

Голос у него вновь охрип. На него я старалась вообще не смотреть.

–Не надо, – меня затрясло, едва я представила, как он полезет туда снова.

–Ничего я тебе не сделаю. Просто вымою, – цокнув языком, сказал Демид.

Я сидел в прежней позе, вцепившись руками в края ванной.

–Лера, ты должна быть послушной. Ну, не бойся!

Какой смысл упираться? Он все равно сделает так, как нужно ему.

Его рука скользит по моим половым губам, раздвигаю их, вымывая кровь. Самое большое мое желание сейчас – это отшвырнуть его руки от себя. А еще лучше выдрать ему их и спросить: "Ну, что больно?"

Я его ненавижу. Я и не подозревала, что способна так ненавидеть. И если я выживу, то хочу увидеть, как он сдохнет.

–Открой глаза! – приказывает мужчина.

Я подчиняюсь, и взгляд останавливается на его возбужденном пенисе. Нет, только ни опять!

–Не трогай меня! Я ... Мне очень больно. И крови было много. Вдруг ты мне что-то повредил?

Большой палец его руки касается моих губ.

–Туда не буду. Но есть и другие способы доставить мужчине удовольствие. Я не собираюсь мучиться от стояка, когда у меня под боком ты.

Он вытаскивает меня из воды, ставит на ноги, наспех вытирает и тянет в комнату. Что он еще задумал?

Демид усаживается на край кровати, широко расставив ноги. Я не знаю, куда деть глаза от стыда.

А он как ни в чем ни бывало, говорит;

–Иди сюда. Вставай на колени.

–Не надо. Пожалуйста!

Услышав просящие интонации в моем голосе, его глаза темнеют от злости.

–Ну, – прикрикивает он.

Я остаюсь на месте.

Тогда он спрашивает:

–Мне позвать еще кого-то, чтобы тебе помогли? Иди ко мне и становись на колени.

По нему видно, он не шутит.

Я плетусь к нему. Кровь после купания перестала идти, но живот по-прежнему болит.

Он, едва дождавшись, когда я подойду рывком ставит меня на колени между своих разведенных ног.

–Рот открой!

–Меня вырвет.

–Уберешь.

Он хватает меня за волосы на затылке и подтягивает к своему паху. Я не буду открывать рот. Лучше бы он меня убил, чем так издеваться. Я вскидываю на него глаза. Заметив в них вызов, мужчина недобро усмехается. И со всей силы надавливает мне пальцами на щеки. Я не  ожидаю от него такого. Он давит сильнее и заставляет меня разжать челюсти.

А потом впихивает мне член в рот и командует:

–Округли губы!

Он держит меня за волосы так, что, кажется, сейчас сдерет там кожу с головы.

–Я ведь могу и по-плохому, – цедит со злостью.

Я округляю губы. На глазах выступают слезы.

А он резко опускает мне голову вниз, насаживая ртом на член. Член скользит по небу и преодолевает горло. Я давлюсь рвотными спазмами. Не хватает воздуха.

А эта мразь стонет от удовольствия. Я упираюсь руками ему с бедра, пытаюсь оттолкнуть. Но он шлепками сбивает мои руки, выводит член из глотки и приказывает:

–Соси как леденец! Чупа-чупс когда-нибудь ела? Вот также обсасывай член. Так чтобы мне понравилось. Нежно. Ласкай его языком.

В его глазах нешуточная угроза. Что он может со мной сделать, если я не буду слушаться, мне лучше не знать. И я неумело сосу толстый слегка бордовый член, чувствуя к себе такую брезгливость. А затем еложу по нему языком, пока Демид снова не вгоняет его мне в глотку. И снова все повторяется: рвотные позывы, слезы и сопли, нехватка воздуха, стоны мужского наслаждения. Только теперь он имитирует половой акт: вталкивает член мне в глотку, затем выводит его в ротовую полость. И так убыстряя движения. У меня саднит горло, болит голова и челюсть. Я чувствую себя грязью.

–Сука! – стонет мужчина сквозь зубы и выводит член вновь мне в рот.

Тот мне кажется, стал еще больше в размерах.

–А теперь соси и глотай, – распоряжается Демид.

Мне в небо бьет вязкая жидкость, солоноватая на вкус. Я собираюсь ее выплюнуть, языком пытаюсь вытолкнуть член изо рта. Тогда он погружает пенис глубже, и я давлюсь его спермой.

Спустя несколько мгновений он отпускает меня и говорит:

–Что, и так не понравилось? Ты прям принцесса. А мне вот понравилось.

Он ладонью слегка шлепает меня по щеке, выражая то ли пренебрежение, то ли одобрение.

Я валюсь на пол возле кровати. Я уже не плачу. Я не человек, а кусок мяса, с которым он может вытворять, что захочет.

Он направляется к графину с водой, слышу звук наливаемой жидкости, жадные глотки.

В это время раздается стук в дверь.

Я не реагирую на него. Пусть меня кто-нибудь убьет уже. Я все равно после такого не смогу быть нормальной.

–Барс, открывай. Там Сивый звонит. Нам всем пи**ец из-за тебя.

Демид идет к двери как есть голышом. Распахивает ее и рычит:

–Чё надо?

На пороге тот громила, что отвозил меня к папе.

–Поехали, говорю! Совсем ума лишился? Там Сивый рвет и мечет.

Демид не впечатляется ни перепуганным голосом громилы, ни упоминанием Сивого.

–Чего истеришь? Щас лапулю одену и поедем.

–Барс! Девчонку велели оставить здесь.

–С чего вдруг? Я её с собой заберу. И с Сивым разберусь.

Я не успеваю испугаться из-за услышанного.

Громила бьет Демида в челюсть, тот отлетает к стене, а потом снова бьет его кулаком по голове. Тот съезжает по стенке вниз.

Но я не чувствую даже радости. Ничего не чувствую. Продолжаю лежать на полу. Голая.

Мужчина наклоняется надо мной и спрашивает:

–Живая?

Я молчу. Он накрывает меня сверху одеялом. В номер заходят еще двое мужчин.

Громила командует:

–Тащите его в тачку.

–Прям так?

–Бля! Барс – сука! Чтоб тебя!

Он приносит из ванной халат. Они кое-как натягивают вещь на Демида и утаскивают его из номера.

На выходе один из мужчин спрашивает у громилы:

–А девчонка?

–Сивый велел не трогать. Её щас отец заберет.

Он в спешке собирает вещи по номеру. И уходит.

А я остаюсь лежать на холодном полу, похороненная под обломками своих розовых замков. И не чувствую ничего. Даже радости от того, что сюда едет папа.

Демид

Ноги, обутые в берцы, мельтешат перед лицом. Хотя один глаз заплыл, вторым хорошо вижу, как одна из них со всего маху впечатывается мне в бочину. Захлебываюсь судорожным кашлем, переворачиваюсь на спину. Еще чуть, и мне придется удалять селезенку. Хотя, скорее всего живым из этого подвала я не выйду. В моем мире репутация – это такая же важная часть игры, как и в бизнесе. Даже важнее. А я испортил не свою. Уважаемого человека. Я Сивого понимаю. Если бы какой-нибудь сопляк выкинул то же, что и я, я бы велел его закопать живьем. Так что к нему у меня претензий нет. Сам дурак. Вот сдалась мне эта дырка? Срубил бабла, вернулся в Москву и е*и, кого хочешь. Потом вспоминаю, как классно было внутри тугого девичьего тела и, б*я, таких до нее не встречал. Может быть, я бы и сдержался, если бы не пара колес, после которых море мне стало по колено. Но не факт.

Не знаю, сколько времени меня бьют. И парней, которые используют меня как боксерскую грушу, тоже не знаю. Это и к лучшему. Потом, если бы выжил, я бы такого никому из знакомых не спустил. Да и этих я тоже найду. И грохну. Шрэк еще сука, меня сдал. Привез прямо в руки к Сивому. Хотя я бы и сам пришел. Против него мне переть еще рано. Но наступит и такое время, когда я смогу.

Если наступит.

Переворачиваюсь снова на бок и закрываюсь, потому что в этом положении я менее уязвим.

И думаю, когда меня в крайний, раз так лупили. Пожалуй, это было в детдоме. Еще до того, как я научился рвать глотки зубами, чтобы выжить.

Ожидаю следующего удара. Боль можно вытерпеть. Она проходит, как и всё остальное.

Вдруг раздается знакомый голос:

–Хватит пока.

Сивый! Пришел-таки сам. Значит, что-то надо. Значит, сейчас не убьют.

–Что ж ты, Демидушка, меня, старика, позоришь? Или ты не знаешь, как с насильниками принято поступать? Думаешь, из-за твоих заслуг не прикажу тебя опустить?

Тут главное не пасовать.

–Да ты, чё? Дядь Тём! Какой насильничал?! У нас с ней все добровольно было. Я как ее увидел, так сразу влюбился. Веришь?

И я улыбаюсь разбитыми в кровь губами. Жуткое зрелище, потому что лицо у меня все тоже залито кровью. Ах, Лера, Лера, как дорого ты мне досталась. Но ничего. Я ее обязательно себе заберу. Только Сивого немного утихомирю.

В эту же секунду моего лба касается холодное дуло пистолета.

–Пи**ишь ты, как дышишь, Барс. Что мне должно помешать вышибить тебе мозги?

И он передергивает затвор. Ему остается только нажать на спусковой крючок.

Лера

Не знаю, сколько прошло времени, но вот дверь в номер снова открывается.

–Лера! – слышу голос папы.

–Папочка! – зову его.

Медленно приподнимаюсь с пола и сталкиваюсь взглядом с отцом. На его лице – ужас. Я придерживаю на себе одеяло. Мне очень стыдно. Постель не успели перестелить и на ней отчетливо видны кровавые пятна.

–Папочка! – всхлипываю я, – Нужно вызвать полицию.

Он пришел. И теперь все будет хорошо. Я справлюсь. Не сразу замечаю, как выражение его лица меняется.

–Какую полицию? Чтобы все кому не лень говорили, что моя дочь – шлюха? Что они тут с тобой делали?

–Папочка! Я же не виновата! – сильнее прижимаю к себе одеяло.

Что он такое говорит? Он же мой отец! Чудовище, которое со мной это все сотворило, нужно найти и посадить.

–Так как с тобой обращаются только с проститутками! – орет отец.

А у меня все внутри замирает от его слов.

Он продолжает орать:

–Значит, ты сама дала повод! Я – то думал, что вырастил порядочную девушку, а ты... Эх!

Его презрительный взгляд режет меня без ножа. Я, глупая, думала, что больнее уже не будет.

–Собирайся! – резко бросает он мне.

Он прекрасно видит, в каком я состоянии, но даже не делает попытки мне помочь. Я кутаюсь в одеяло, подбираю спортивки и разорванную майку. С вещами иду в ванную, меня слегка шатает. Там я одеваю брюки, которые мне дал Демид, и завязываю кое-как на себе футболку. Потом выхожу, подбираю с пола шубу и сапоги. Едва не падаю от того, что кружится голова. Сажусь на кровать и обуваюсь. Сапоги на тонкой шпильке, как я в них пойду, не знаю.

Папа все это время стоит у входа в номер. У меня не возникает даже мысли спорить с ним и настаивать, чтобы он вызвал полицию. Ведь в номере полно доказательств. Я думаю, что он делает так, как лучше для меня. Я не знаю, как смогла бы рассказывать чужим людям о том, что со мной делал этот скот.

Меня штормит, и только тогда папа поддерживает меня под локоть. Но у меня такое чувство, что он в любой момент отдернет руку, да еще и брезгливо вытрет ее салфеткой. Я больше не его принцесса. Я чья-то подстилка.

–Надень капюшон и надвинь его на лицо. Не хочу, чтобы ты на камерах светилась. И так теперь позора не оберешься.

Он доводит меня до машины и заталкивает на заднее сиденье. Он приехал один.

Мы доезжаем до дома в тягостном молчании. А все должно было быть не так. Почему он не хочет за меня вступиться? У него же есть знакомые, деньги. Он может, если захочет. Не хочет?

Он заводит меня в дом. Мы идем в кабинет. Мама видит меня и бросается ко мне с воплем:

–Лерочка!

Но он останавливает ее коротким движением руки:

–Погоди ты, курица.

Она тихо семенит за нами.

В кабинете я без сил опускаюсь в кресло. Мне бы лечь, отдохнуть. Да и к врачу, наверное, надо.

Но первое, что папа спрашивает:

–Как ты попала к Власову?

Я и не подумала о том, чтобы солгать, как-то обелить себя.

Тихо шепчу:

–Я сама к нему пришла.

Допрос продолжается. Без всякого сочувствия.

–В чем ты была одета?

–В нижнем белье и шубе, – ответ звучит еще тише.

–Ах, ты, б***ь! – вскрикивает он и замахивается, чтобы ударить.

Но у него на руке виснет мать:

–Не надо, Илюша! Она и так едва живая.

Но он стряхивает ее с руки, делает шаг ко мне и хватает меня за подбородок, поворачивает мое лицо к себе то одной стороной, то другой и спрашивает зло:

–Почему на лице следы от пальцев? Ты у кого-то из этих в рот брала?

Я краснею от его слов, а он отпихивает меня за лицо от себя. И правда берет салфетку, а потом вытирает руку, которой до меня дотрагивался.

Я все же решаюсь заговорить:

–Папочка, меня изнасиловали. Я не хотела...

Его взгляд я запомнила на всю жизнь.

–Я ж любил тебя...

А сейчас я ничего не достойна... Как хорошо, что я не могу уже плакать.

Потом он обращается к матери:

–Чтобы через час этой б***ищи, здесь не было. У твоей матери осталась коммуналка? Вот туда ее отправь. И денег дай пять тысяч. Больше не давай. Кое-что из вещей ей с собой дай, что похуже. И пусть проваливает.

Мама бледнеет:

–Илюша, она же наша дочь!

–Нет у нас больше дочери! Тебя что-то не устраивает, уезжай с ней. А эта пусть живет, как хочет.

Он подходит к бару, наливает себе выпить и рычит:

–Вон пошли, шалавы!

Как только мы выходим в коридор, я осмеливаюсь спросить:

–Как же так, мам?

Но и она шипит на меня разъяренной кошкой:

–Ты сама во всем виновата! И не думай, что я мужа на тебя променяю. Как сказал отец, так все и будет.

Она идет вместе со мной в комнату, собирает мои вещи, пока я сижу у себя на кровати, уставившись в одну точку. Она заставляет меня сходить в душ и переодеться. Я им такая не нужна. Я беру свой старый телефон, в карман мне мама кладет ровно пять тысяч рублей, передает мне чемодан и спрашивает:

–Адрес помнишь? Вот ключи. Езжай, Лера.

–Мам, такси мне вызови. Я не доеду. Ты бы знала, что со мной делал тот мужчина.

–И знать не хочу. Но машину вызову и оплачу. Больше сюда не приходи. Илья не передумает.

Не дожидаясь машины, она провожает меня. Идя по дорожке, я слышу хлопок входной двери. Это за маленькой дурочкой опустился занавес. Бреду к воротам, еле переставляя ноги. С неба валит крупный снег. Лечь бы в него и уснуть. Зачем я нужна?

Но сажусь в такси и еду в свой новый дом. Почему я не умерла?

А еще несколько часов назад я боялась смерти.

Теперь у меня рухнули не только розовые замки. Теперь у меня рухнул весь мир.

Глава 4

Лера

Я захожу в коммуналку. В коридоре свалены какие-то вещи, мне в нос ударяет затхлый запах и еще один – запах перегара. От папы так часто пахло по утрам, пока он не приведет себя в порядок. Но... я им больше не дочь. Он сам так сказал.

Я иду по коридору, пару раз спотыкаюсь о какие-то коробки. В квартире тихо. Неожиданно мне навстречу выходит полная женщина лет 40. На ней надет халат, расстегнутый на груди. У нее опухшее лицо, и рядом с ней вонь становится непереносимой.

– Ты кто такая? – слышу я грубый голос.

Мне надо добраться до бабушкиной комнаты.

– Я внучка Любови Васильевны.

– Так, она же померла 5 лет назад.

– Я знаю, – отвечаю и иду к комнате 5.

Там жила моя бабушка. Папа ее не любил, поэтому она доживала свой век здесь, пока мама не знала, какую икру ей выбрать для Илюши на завтрак: красную или черную.

– А ты теперь, что ли, здесь жить будешь? – не отстает тучная дама, – Приперло? Ну, не куксись, не куксись. Ты только осторожней. И дверь в комнату всегда запирай. Вечером придет Евсеевич, он мужик тертый, как бы не испортил тебя. Парень у тебя есть?

Да что она привязалась ко мне?

– Нет у меня никого.

– Сирота, значит.

– Извините меня, я устала очень, – говорю ей.

И закрываю дверь перед ее носом.

Я часто здесь бывала. Бегала тайком после школы и помогала бабушке, чем могла. Мама к ней почти  не ездила. Когда меня ловили на том, что я ходила сюда, то меня ругали и наказывали. Ведь папа не велел! А я  все равно ходила, стараясь не попадаться.

Никогда не думала, что настанет момент, когда я не захочу жить. Как так можно, не хотеть жить?! Какой же я наивной была. Вот сейчас я не хочу. Наверное, моя жизнь была слишком сытой и спокойной.

Я села на бабушкин диван. Не снимая обувь, в одежде легла на него, свернувшись калачиком. Бабушка бы наругала. Но ее нет. Никого нет. Да и меня тоже нет. Эта поломанная девочка – не я.

 И заснула.

Проснулась из-за громкой музыки и пьяных голосов. И это теперь моя жизнь? Так будет всегда?

Мне хотелось в туалет и пить. Но выйти из комнаты было страшно. Я порылась в сумке и нашла бутылку с водой. С жадностью попила. А потом вспомнила, что у бабушки где-то  должно быть ведро. Я помнила почти  все, как будто была здесь только вчера. Уже стемнело. Я, подсвечивая себе телефоном, нашла ведро и пописала в него. Завтра уберу, когда все разойдутся. Судя по голосам, там мужчины. А они все – бездушные монстры.

Несмотря на шум, я снова уснула. Спала беспокойно. Мне снилось, что за мной вернулся насильник. И его друзья. И что теперь они делают со мной это всей толпой.

Я проснулась и прислушалась. В квартире было тихо. Я сходила в туалет. На трусиках было немного крови. Внутри было дискомфортно, и болел живот. Но кому жаловаться? Я вылила мочу и помыла ведро. Есть не хотелось, однако, сколько я уже без еды?

Я, преодолевая себя, вышла из дома. Здесь во дворе был маленький магазинчик. К моей радости он остался на прежнем месте. Только сменил название. Я зашла внутрь. За прилавком стояла та женщина, что я видела вчера.

– Привет, соседка! – бодро поздоровалась она.

– Здравствуйте! – несмело пролепетала я.

– Меня тёть Люда зовут.

– Лера, – представилась ей в ответ.

– Тебе что дать?

Я посмотрела на продукты и на ценники. И пришла в ужас. На сколько времени мне хватит денег, что мне дали? А дальше? Что я буду делать дальше?

– Я... Мне полбатона, чай, сахар и колбаски. Немножко.

Надо посмотреть шкафы в комнате. Может, там что-то есть. Какие-нибудь крупы. Хотя, наверное, пропало все.

А ведь надо будет еще за комнату платить. За продукты я отдала 400 рублей, и ведь ничего не купила.

– Если Евсеич будет доставать, зови меня, я его утихомирю, – напутствовала на прощание соседка, – Я а третьей живу.

– Хорошо. Спасибо.

Я вернулась к себе и снова уснула. Я только и делала, что спала.

И ждала, что мне позвонят родители. Но они не звонили. Сама я напоминать о себе не осмелилась.

Зато позвонили из университета и спросили, когда я приду на занятия. Я ответила, что ходить не буду, а за документами приду позже. Я понимала, что со мной что-то не в порядке. Я не могла находиться рядом с мужчинами, не выносила, когда кто-то подходил слишком близко, пугалась громких звуков, не могла есть. Мне нужна была помощь. Но кому я была нужна?

Спустя две недели я решила помыться, преодолев брезгливость. Сантехника и в ванной, и в туалете была в таком ужасном состоянии, что каждый раз, как я ее видела, вызывала у меня рвотные позывы.

Я посмотрела на ютубе, как почистить ванну, и минут 40 оттирала ее. До сверкающей чистоты ей все равно было далеко, но я хотя бы искупалась.

Выйдя из ванной уже одетой в брюках и толстовке с полотенцем на голове, я увидела худого лысого мужчину лет 40.

Он осклабился, как только меня увидел:

– Так вот ты какая, мышка. Иди сюда, познакомься с дядей Евсеичем.

Это мне сразу напомнило Демида. Как он со мной знакомился.

Я прошмыгнула мимо к двери своей комнаты. Благо, она располагалась ближе, чем стоял он.

– Эй, куда же ты? – окликнул он меня.

– Чего ты пристал к девчонке? Видишь, она от страха трясется. Пойдем лучше ко мне, у меня водочка есть, – вмешалась тёть Люда.

Он зыркнул на меня, но зашел к ней. И несколько часов я слушала их пьяный хохот, сменявшийся характерным скрипом кровати, который я уже не могла перепутать ни с чем, и возгласами женщинами: "Какой ты, мужик!" Или вообще нецензурщиной.

Я накрыла голову подушкой, потому что под эти звуки слишком отчетливо вспоминала, как внутри меня движется чужое тело, причиняя боль, и почти слышала чужое дыхание, опалявшее мне кожу.

На следующий день был мой день рождения. Мне исполнилось девятнадцать. Тоскливее праздника не придумать. Не было ни приема, ни гостей, ни нарядного платья, ни кучи подарков. Не было ничего. И я ждала, что хотя бы мама позвонит и поздравит, спросит, как я. Но целый день была тишина, хоть я и не выпускала телефон из рук. Неужели ей для меня жалко даже несколько слов? Как же так?

Демид

Выстрела не раздается. Старому хрычу что-то надо от меня.

– Не медли, дядь Тём. Стреляй!

Я улыбаюсь ему голливудской улыбкой. При моей разбитой роже – зрелище то еще. Понимаю ли я, что его провоцирую? Да. Это щекочет нервы.

Если он ждет, что я его начну умолять не убивать меня, то он не по адресу.

И он об этом знает.

А если даже выстрелит, то все равно это когда-нибудь случится. И какая разница когда?

Да и плакать обо мне никто не будет. Некому.

Сивый убирает пистолет, ставит его на предохранитель.

– Я дам тебе шанс.

Я сажусь на бетонном полу на задницу. Прежде чем вставать, надо отдышаться. А он сует мне под нос фотографию. Я смотрю на нее и начинаю кашлять. Совсем, что ли, дед ума лишился?

С фотки мне улыбается Борз Гоев – глава чеченской группировки.