Текст книги "Журнал Наш Современник 2006 #7"

Автор книги: Наш Современник Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

Одежда у всех старая, …производит она впечатление лохмотьев. Из-за недостатка пищи пленные, занятые чисткой картофеля, украдкой едят его сырым” (там же, с. 349-350).

В ноте РУД от 29 декабря 1921 г. по поводу условий содержания пленных в лагере в Стшалково отмечалось, что “санитарное состояние лагеря до крайности неудовлетворительное… вода почти отсутствует… иногда не хватает для варки пищи. Отопления совершенно нет… Медицинской помощи почти нет вследствие отсутствия медикаментов.

Обращение с заключенными со стороны администрации лагеря жестокое. Аресты на каждом шагу. Условия ареста невозможные. Ежедневно арестованных выгоняют на улицу и вместо прогулок гоняют бегом, приказывая падать в грязь… Если пленный отказывается падать или, упав, не может подняться, обессиленный, его избивают ударами прикладов или заставляют в наказание носить на спине интернированных петлюровцев” (там же, с. 695-696).

В протоколе 11-го заседания Смешанной комиссии от 28 июля 1921 г. дается описание карцера в Стшалково. Карцер представлял собой “небольшие, менее двух кубических саженей, каморки, в которые сразу сажали от 10 до 17 человек, причем часто арестованных раздевают донага и дают горячую пищу через два дня” (там же, с. 644).

Не будем описывать помещения для пленных в других лагерях, они аналогичны. Тем не менее рассмотрим ситуацию в одном из самых печально известных лагерей пленных – лагере N 7 в Тухоли.

Тухоль – гнилой корень

Польский лагерь военнопленных в Тухоли заслуживает отдельного разговора. Он является одним из основных аргументов в споре о количестве умерших в польском плену пленных красноармейцев. Польский профессор 3. Карпус в предисловии к сборнику “Красноармейцы в польском плену в 1919-1922 гг.” утверждает: “Вопрос, который вызывает наибольшие разногласия и сегодня, касается количества умерших большевистских пленных в лагере в Тухоли. Во многих публикациях утверждается, что в этом лагере умерло 22 тыс. красноармейцев, и поэтому этот лагерь везде называется лагерем смерти… Основываясь на сохранившихся источниках, можно с уверенностью утверждать, что в Тухоли за год умерло, в подавляющем большинстве от заразных болезней, 1950 большевистских военнопленных” (там же, c. 26-27).

Активным защитником позиции проф. 3. Карпуса зарекомендовал себя Яков Кротов, который опубликовал 28 ноября 2000 г. в газете “Московские новости” статью “Компенсации не тшеба”, в которой он, ссылаясь на письма деда, бывшего узника лагеря в Тухоли Лазаря Гиндина, заявляет, что лагерь в Тухоли “не был курортом, но и не “лагерем смерти”. Для многих интересующихся польскими лагерями для военнопленных письма Л. Гиндина являются серьезным аргументом.

Яков Кротов, однако, умолчал, что помимо писем деда существуют его воспоминания, надиктованные на плёнку. В них Л. Гиндин рассказал о плене без оглядки на лагерную цензуру. Тогда как в письмах он вынужден был “лакировать” действительность.

Лазарь Борисович Гиндин попал в польский плен 21 августа 1920 г. и до своего побега из плена в декабре 1921 г. регулярно писал жене письма. Письма Лазаря Гиндина – это гимн любви человека к своей семье и близким, это гимн человеческой стойкости и достоинства. Ключом для понимания его писем являются фразы, обращенные к любимой жене: “Береги себя, голубка, не переутомляйся. У тебя ведь слабое сердце. Обо мне не беспокойся, цел буду” (письмо от 18 мая 1921 г.). “Олечка! Деточка! Береги себя и девочек. Помни, что ты дороже мне всего…” (письмо от 24 ноября 1920 г.). Как настоящий мужчина, Лазарь Борисович в каждом письме домой изо всех сил пытался ободрить свою семью, старался при этом лишний раз не волновать дорогих ему людей, поэтому очень скупо рассказывал о собственных злоключениях в польских лагерях. Его кредо: “…не волнуйтесь, цел буду!”. Пример, достойный подражания.

Если письма Л. Гиндина с фронта, по понятным причинам, лишь слегка приукрашивали действительность, то его письма из плена, по тем же самым причинам, вообще не могли раскрывать реальное положение дел в польских лагерях. В целом ряде материалов, опубликованных в сборнике “Красноармейцы в польском плену в 1919-1922 гг.”, отмечается, что попытки пленных красноармейцев пожаловаться на бесчеловечные условия своего содержания в лагерях, как правило, имели весьма тяжкие последствия для жалобщиков. Об этом, несомненно, было известно Гиндину. И это он отмечает в своих воспоминаниях, когда рассказывает о визите в лагерь товарища из советского представительства в Варшаве: “Открыто жаловаться никто не осмелился, чтобы надзиратели не вымещали злобу после отъезда представителя”. Однако этот эпизод почему-то ускользнул от внимания Я. Кротова.

Внимательный читатель сразу заметит, как резко изменился тон писем Л. Гиндина после попадания в плен. В письмах с фронта он подробно и красочно описывал свои впечатления и наблюдения. В письмах из лагерей он всячески старается избегать этого. Только мимолётные фразы свидетельствуют о тех жестоких испытаниях, которые ему довелось пережить в Польше в качестве военнопленного.

23 марта 1921 г. Гиндин пишет из Осовца: “Питание хорошее. Только окончательно оборвался. Всё истрепалось”. О том, как дело обстояло на самом деле, написал в апреле 1921 г. в своём письме Ольге Гиндиной освободившийся из плена Яков Геллерштрем, сосед Гиндина по лагерю: “…Я также был в плену… по внешности потерял всякое человеческое достоинство, унижения неописуемые, и только благодаря случайности – я родился в Эстонии – был освобождён, спасён”. Какими же ужасными обстоятельствами и нечеловеческими условиями плена вызваны страшные в своей безысходности слова Геллерштрема “был спасён …только благодаря случайности”, написанные в письме жене ещё остающегося в плену друга! Но и у мужественного и сдержанного Гиндина в письмах жене тоже иногда проскальзывают страшные признания: “Думаю, что по приезде дадут все-таки немного отдохнуть дома, а то я стану совсем инвалидом…” (письмо от 18 мая 1921 г).

Двумя месяцами позднее, чтобы успокоить жену, Л. Гиндин откровенно бравирует в своем письме от 23 июля 1921 г. Пишет о “рыбном спорте” (не рыбалке!) и в конце заявляет: “Вот видишь, как мало я могу сообщить тебе о моей жизни. Живу на всем готовом и не о чем заботиться…”. В феврале и начале мая 1921 г. Л. Гиндин тоже утверждал, что якобы вокруг все хорошо, самое скверное позади, и вдруг 5 августа того же года в письме из Белостока у него опять неожиданно вырывается: “Моя дорогая! Самое тяжелое осталось позади, и если я уцелел до сих пор, то, наверно, увидимся…”. Возникает вопрос – так как же на самом деле жилось пленному? Люди старшего поколения, по своему личному опыту знавшие, что такое военная цензура, лучше нас с вами могли ответить на такой вопрос, поскольку прекрасно умели читать “между строк” скрытый смысл писем своих близких. Им не надо было объяснять, почему это человек сначала бодро сообщает, что вокруг него “все хорошо”, а позднее осторожно намекает на то, что еще не до конца уверен в том, что ему вообще удастся выжить, и выражает удивление, как он в тех условиях “уцелел до сих пор”.

Л. Гиндин был человеком подневольным. А вот что писали о Тухоли наблюдатели со стороны. Причём, подчеркну это, не русские, а поляки. Представитель Польского общества Красного Креста Наталья Крейц-Вележиньская в декабре 1920 года свидетельствовала: “Всего сейчас в Тухоли 5373 пленных. Лагерь в Тухоли – это т. н. землянки, в которые входят по ступенькам, идущим вниз. По обе стороны расположены нары, на которых пленные спят. Отсутствуют сенники, солома, одеяла. Нет тепла из-за нерегулярной поставки топлива… Нехватка белья, одежды во всех отделениях (“Красноармейцы…”, с. 437, 438).

Польский генерал-поручик Ромер в своем отчете от 16 декабря 1920 г. о результатах проверки лагеря пленных в Тухоли отмечал: “Размещение пленных не совсем надлежащее. Пленные ослаблены, требуют поддержки, размещены в очень плохих землянках” (там же, с. 454).

А вот как выглядел тухольский госпиталь: “Больничные здания представляют собой громадные бараки, в большинстве случаев железные, вроде ангаров. Все здания ветхие и испорченные, в стенах дыры, через которые можно просунуть руку… Холод обыкновенно ужасный. Говорят, во время ночных морозов стены покрываются льдом. Больные лежат на ужасных кроватях… Все на грязных матрасах, без постельного белья, только ¹/₄ имеет кое-какие одеяла, покрыты все грязными тряпками или одеялом из бумаги” (там же, с. 376).

В 1921 г. ситуация в Тухоли, как и в остальных польских лагерях для военнопленных красноармейцев, изменилась незначительно. Утверждения профессора З. Карпуса о том, что: “…в Тухоли за год умерло, в подавляющем большинстве от заразных болезней, 1950 большевистских военнопленных” и что якобы нет никаких документальных подтверждений сведений о высокой смертности пленных в Тухольском лагере, сомнительны и противоречат документам.

В частности, статистика тухольского лагерного лазарета: “С момента открытия лазарета в феврале 1921 г. до 11 мая того же года в лагере было эпидемических заболеваний 6491, неэпидемических 12294, всего 23785 заболеваний… За тот же промежуток времени в лагере зарегистрирован 2561 смертный случай, за три месяца погибло не менее 25% общего числа пленных, содержавшихся в лагере” (там же, с. 671).

Оказывается, что только за неполные три весенних месяца 1921 г. в Тухоли умерло на 550 человек больше того суммарного количества людей, что профессор 3. Карпус соглашается признать умершими в Тухольском лагере за целый год! В сборнике “Красноармейцы в польском плену в 1919-1922 гг.” есть и другие свидетельства, на основании которых можно сделать выводы о реальной смертности в лагере. Это чрезвычайно важно, так как известно, что в 1919 – 1920 гг. польские власти фактически не вели достоверного учета умерших в плену красноармейцев.

В письме председателя РУД А. А. Иоффе председателю польской делегации Я. Домбовскому от 9 января 1921 г. сообщается: “По произведенным подсчетам оказывается, что если принять за норму смертности среди пленных в лагере в Тухоли за октябрь месяц минувшего года, то в течение 5-6 месяцев в этом лагере должно вымереть все его население. Эти цифры подтверждены официально польскими военными врачами” (там же, с. 467).

Сведения, приводимые в сборнике “Красноармейцы в польском плену в 1919-1922 гг.”, позволяют с определённой степенью точности подсчитать данные о смертности в Тухоли за 171 день – из 420 дней существования лагеря. Следует подчеркнуть, что приводимые данные являются минимальной оценкой числа погибших.

Получается 6312 умерших менее чем за полгода пленных, что более чем в три раза превышает цифру смертности за 14 месяцев, предлагаемую тем же З. Карпусом.

Самое компетентное подтверждение смертности в 22 тысячи пленных Красной Армии в лагере Тухоли содержится в письме руководителя польской военной разведки (II отдела Генерального штаба Верховного командования ВП) подполковника Игнацы Матушевского, от 1 февраля 1922 г., в кабинет военного министра Польши (там же, с. 701).

Заявление И. Матушевского о гибели 22 тысяч пленных красноармейцев широко известно с 1965 г. и уже ряд лет является объектом яростной критики. Утверждается, что сведения об огромной смертности в Тухоли И. Матушевский почерпнул из прессы и, несмотря на то, что эти сведения были неподтвержденными, включил в текст своего ответа военному министру.

Что можно сказать по данному поводу? Прежде всего то, что письмо И. Матушевского является официальным ответом на распоряжение военного министра Польши N 65/22 12 января 1922 г.

Начальник II отдела Генерального штаба Войска Польского И. Матушевский в 1920-1923 гг. был самым информированным человеком в Польше по вопросу о реальном состоянии дел в лагерях военнопленных и интернированных. Как шеф военной разведки, именно он являлся тем польским государственным чиновником, который по должности обязан был обладать полным массивом информации по всем лагерям, в том числе и закрытой – о внесудебных расстрелах военнопленных, о расправах над военнопленными по инициативе сотрудников лагерной администрации и о случаях массовой гибели пленных. Сбор, обработка и анализ подобной информации напрямую входили в обязанности его подчиненных.

Напомним, что офицеры II отдела, то есть подчиненные И. Матушевского, руководили поступлением военнопленных в лагеря, обеспечивали их политическую “сортировку”, а также контролировали политическую ситуацию в лагерях. Реальное положение дел в лагере в Тухоли И. Матушевский просто был обязан знать в силу своего служебного положения.

Поэтому не может быть никаких сомнений в том, что ещё задолго до написания своего письма от 1 февраля 1922 г. И. Матушевский располагал исчерпывающей, документально подтверждённой и многократно перепроверенной информацией о смерти 22 тысяч пленных красноармейцев в лагере Тухоли.

Решение официально поставить высшее польское руководство в известность о массовой гибели пленных в Тухольском лагере созрело у И. Матушевского по причине того, что это перестало быть тайной для польской и иностранной общественности. При таких обстоятельствах дальнейшее сокрытие истинной информации от начальства грозило неприятностями уже лишь для самого И. Матушевского и всего его ведомства.

Ещё раз особо подчеркнём – утверждение, что данные о смерти 22 тысяч пленных в Тухольском лагере И. Матушевский почерпнул из прессы, абсурдно изначально. Следует иметь в виду, что в любой стране мира руководитель такого специфического ведомства, как военная разведка, официально докладывает начальству информацию, даже чреватую серьёзными последствиями, лишь в том случае, если он совершенно уверен в надёжности источника этих сведений. При малейших сомнениях информация или не докладывается, или же докладывается с указанием источника и поясняющими комментариями о степени достоверности сведений.

Можно предположить, что одним из последствий разгоревшегося тогда скандала явилось решение какого-то польского руководителя об уничтожении части архивных документов лагеря в Тухоли с компрометирующими Польшу сведениями, касающимися огромной смертности военнопленных. Например, немало людей видели официальную статистику о смертности в Тухоли за октябрь месяц 1920 г., но в архивах подобная статистика отсутствует. И не только она. На определённые размышления наводит факт, что даже в сборнике “Красноармейцы в польском плену в 1919-1922 гг.” документов по лагерю в Тухоли представлено значительно меньше, нежели по лагерю в Стшалково.

Из вышеизложенного следует, что данные о смертности в Тухольском лагере, которыми оперирует проф. З. Карпус, явно занижены. Безосновательное игнорирование такого важного свидетеля, как И. Матушевский, является недопустимым и характеризует тенденциозность исследований польского профессора.

Подводя итог, уместно сослаться на свидетельство Вальдена (Подольского): “…Вряд ли ошибусь, сказав, что на каждого вернувшегося в сов. Россию приходится двое похороненных в Польше… Передо мной стоит, бесконечно тянется цепь оборванных, искалеченных, изможденных человеческих фигур. Сколько раз я выравнивался вместе с товарищами по несчастью в обрывках этой великой цепи – на разных поверках и обходах, и в тон обычному “рассчитайсь – первый, второй, третий” слышится “покойник, покойник, живой, покойник, покойник, живой…” (“Новый мир”, N 6, 1931, с. 82).

Не будем пытаться вывести общую цифру красноармейцев, погибших в польском плену. Для этого необходимы более тщательные исследования всего комплекса сохранившихся документов и свидетельств очевидцев. Главное в другом. Предлагаемые сегодня как польскими, так и некоторыми российскими историками цифры погибших в польском плену красноармейцев недостаточно корректны и явно занижены. Ясно, что проблема гибели красноармейцев в польском плену исследована недостаточно глубоко и ждет дополнительных исследований.

Признавая значение и важность подготовленного российско-польского сборника документов и материалов “Красноармейцы в польском плену в 1919-1922 гг.”, необходимо расценивать его как начало большой работы по выявлению всех обстоятельств гибели красноармейцев в польском плену и, соответственно, по уточнению количества погибших. Потребуется еще немало усилий, чтобы выявить всю правду о событиях 1919-1922 гг.

Однако уже сегодня, основываясь на вышеприведенных свидетельствах, можно сделать вывод о том, что обстоятельства массовой гибели красноармейцев в польском плену могут расцениваться как свидетельство их умышленного истребления. Напомню, что подобные действия в Нюрнберге квалифицировались как военные преступления. Убийства и жестокое обращение с военнопленными, с четко выраженной национальной направленностью, позволяет ставить вопрос о геноциде в отношении военнопленных русской и еврейской национальности. Несомненно, это явилось одной из причин, в силу которой часть польских военнопленных, имевшая отношение к репрессиям пленных красноармейцев, весной 1940 г. была расстреляна.

Возникает вопрос, почему польская сторона отказывает российской в том, на чем сама, расследуя катынское преступление, настаивает последние двадцать лет? Стремление польской стороны найти виновных в расстреле польских военнопленных вызывает уважение. Почему же российская сторона не имеет право вести аналогичную работу? Должны быть осуждены (хотя бы морально) виновники не только Катынского преступления, но и геноцида русских военнопленных в польском плену в 1919-1922 гг.

СЕРГЕЙ БАБУРИН, МИРОВОЙ ПОРЯДОК КАК СИСТЕМА ОБЛАДАНИЯ ТЕРРИТОРИЯМИ

К истории вопроса

В течение веков территориальное устройство мира складывалось в результате завоеваний, переселений народов, колонизационной политики и преимущественно локальных дипломатических соглашений. Даже великие войны вроде походов Александра Македонского, Карла Великого, Батыя или Тимура, равно как Тоетоми Хидэеси и даже Наполеона, не выходили за пределы одного-двух континентов, меняя лишь отдельные части всемирной государственно-территориальной мозаики. Хотя каждый из таких походов доходил до границ современной ему ойкумены, но это лишь подчёркивает, что первоначально мировой порядок складывался стихийно в течение веков и включал в себя различные, не связанные друг с другом процессы. Эпоха великих географических открытий ХV-ХVIII веков завершилась первым фактическим территориальным разделом мира, основанным на колониальном господстве более развитых в промышленном и торговом отношении государств. Сама идея мирового порядка вызревала изначально в виде мечты о вечном мире, проектами которого прославились многие мыслители прошлого, в том числе Фараби, Марсилий Падуанский, Ж.-Ж. Руссо, И. Кант.

Национальные государства стали складываться в международную систему, которая не терпела территориальной пустоты: каждое пространство должно было помещаться в официальные национальные границы.

Особый вопрос – исламская концепция мирового порядка, восходящая к идеям панисламизма. Исходным в ней остаётся определение места ислама, интерпретируемого как политическая концепция преобразования мирового сообщества. “Проблема ислама отличается от проблемы христианства и иудаизма, поскольку ислам – это и религия, и государство, и цивилизация”¹, – писал Аль-Афгани. В классическом панисламизме остаётся центральной идея создания единого государства, объединяющего всех мусульман. Исламская концепция мирового порядка исходит из того, что мир делится на группы, прежде всего это “Умма” и весь остальной мир, которые, в свою очередь, внутренне делимы. Признание единобожия является предварительным условием мирных отношений между мусульманами и немусульманами. Религия и политика составляют в исламе неделимое целое, любое представление ислама на основе разделения религии и политики является неприемлемым для “Уммы”.

Римский папа Александр VI, стремясь прекратить распри между католическими государствами Европы при разделе между ними остального мира, своими двумя буллами 1493 г. пытался очертить территориальные владения Испании и Португалии. Тордесильясский договор 1494 года оформил такое разграничение юридически: земли восточнее Азорских островов (Африка, Индия, Азия, весь Восток) отдавались Португалии, земли западнее (Америка и острова Тихого океана) – Испании. Интересы менее лояльных Риму держав не рассматривались. В договоре 1529 года Испания и Португалия дополнительно уточнили раздел земель и водных пространств Атлантического, Индийского и Тихого океанов между собой.

Если Мюнстерский и Оснабрюкский договоры сконструировали Вестфальский мир (1648 г.), закрепивший абсолютный суверенитет национальных государств и приоритет национальных интересов, моделируя далеко не в полном объёме лишь внутриевропейский порядок, а Утрехтский мир 1713 года делил Европу между франко-испанской коалицией и коалицией в составе Великобритании, Голландии, Пруссии, Португалии и Савойи, то Венский конгресс 1815 г. был первой попыткой глобально упорядочить межгосударственные отношения и в определённой мере осуществить перераспределение колоний.

Венский конгресс, проходивший с перерывами в столице Австрии в течение ноября 1814 – июня 1815 гг., занимался территориальным переустройством Европы после Французской революции и наполеоновских войн. В работе конгресса принимали участие русский и австрийский императоры, короли Пруссии, Дании, Баварии и Вюртемберга, множество бывших и действительных властителей более мелких европейских государств. Все основные решения принимались в соответствии с протоколом от 22 сентября 1814 года главами держав – победителей Наполеона – Австрии, Великобритании, Пруссии и России. Лишь столкновение интересов внутри четвёрки позволило Франции, Испании, Португалии и Швеции включить своих представителей в число уполномоченных, принимающих решения.

Конгресс был созван, во-первых, ради восстановления политического равновесия в Европе с созданием соответствующей системы государств, и, во-вторых, для государственно-территориального переустройства Германии.

По решениям Венского конгресса Франция во главе с “легитимным” Людовиком ХVIII сохранила свои границы на 1792 г. За Великобританией остались захваченные ею Мальта, голландские колонии, Цейлон и Капская колония, протекторат над Ионическими островами. От Дании она получала также остров Гельголанд. Россия получила Польшу, Финляндию и Бессарабию; Пруссия – Рейнскую провинцию (включая Кёльн, Кобленц, Аахен, Трир), а также Познань, часть Саксонии и Вестфалии, шведскую Померанию с островом Рюгеном. Взамен Пруссия передала Фрисландию и Гильдесгейм Ганноверу, Ансбах и Байрейт – Баварии и Лауенбург – Дании. Кроме того, она округлила свои владения посредством обмена территорий с несколькими мелкими государствами (Ольденбург, Мекленбург-Стрелиц, Саксен-Веймар и т. д.). Австрия присоединила к себе Ломбардию, Венецию, Зальцбург, возвратила себе Иллирию и Тироль. Россия в компенсацию за приобретение ею Польши вернула Австрии часть Восточной Галиции, перешедшей к России по Венскому миру 1809 г., а Пруссии передала Торн. Территориальные вознаграждения европейских монархов разного калибра производились за счёт бывших союзников Наполеона – Дании, Польши, Саксонии, Турции, Швеции – либо за счёт упраздняемых государств (Венеция, Мальта, многие германские княжества). Бельгия была соединена с Голландией в единое Нидерландское королевство. Швеция взамен утраченной Финляндии получала от Дании Норвегию. Государственно-территориальной реорганизации была подвергнута Швейцария.

После конгресса Германия и Италия остались “географическими понятиями”, состоящими из множества суверенных государств, хотя в той же Германии и произошло их “укрупнение” (государств стало 38 вместо более чем 350).

Кроме того, приобретение территории не всегда означает упрочение государства. Так, Австрия приобрела 28 тыс. кв. км территории и 4 млн подданных, но навсегда лишилась крепкой внутренней связи как состоящая территориально из слишком разнородных элементов. А разделённая на две части Пруссия была обречена на стремление к их соединению, а значит, на политику завоеваний и аннексий. “Дипломаты 1815 года потратили целый год на то, чтобы наделить Европу дурными законами, – писал обиженный за Францию А. Дебидур. – Потребуется более столетия, чтобы исправить то зло, которое они ей причинили”¹.

Венский конгресс установил свободу судоходства по международным рекам, сделав таковыми Рейн, Неккар, Мозель, Шельду и Маас.

9 июня 1815 года представители восьми держав подписали Окончательный акт Венского конгресса, а уже Парижским миром от 20 ноября 1815 г., завершившим “сто дней” Наполеона, этот акт был впервые нарушен: у Франции отняли территории Савойи, Ландау и Саара. Бельгийская революция 1830 г., а затем и создание единых государств Италии и Германии развеяли Венскую государственно-территориальную систему в прах. Парижский международный конгресс 1856 г., Берлинский 1878 г., Гаагские конференции мира 1899 и 1907 гг. лишь локально меняли мировой расклад сил.

При этом следует признать, что и Венская система носила континентальный характер, не выходя, за небольшими частными исключениями, за пределы Европы. Политически сконструированными системами мирового порядка являются Версальский (Версальско-Вашингтонский), Антикоминтерновский (фашистский), Ялтинско-Потсдамский и Мальтийско-Мадридский договоры. Значение той или иной системы мирового порядка в том, что она олицетворяет основную тенденцию мирового развития в соответствующую эпоху и оказывает решающее влияние на ход и исход событий.

Версальский мировой порядок

Версальский мирный договор от 28 июня 1919 года, вступивший в силу 10 января 1920 года после его ратификации Германией, Великобританией, Францией, Италией и Японией, стал стержнем целой системы мирных договоров, положивших конец Первой мировой войне, включавшей в том числе Сен-Жерменский (с Австрией), Трианонский (с Венгрией), Севрский (с Турцией) договоры и договор в Нейи (с Болгарией). Все они, названные по месту подписания в окружающих Париж городах и замках, были выработаны в ходе работы Международной мирной конференции, собравшейся в столице Франции в январе 1919 года.

Версальская политико-экономическая система определила судьбу Бельгии, Люксембурга, левого берега Рейна, Саарской области, Эльзаса и Лотарингии, Австрии, Чехословакии, Польши, Восточной Пруссии, Мемеля, Данцига, Шлезвига, Гельголанда, некоторых осколков Российской империи, а также территорий Китая, Сиама, Либерии, Марокко, Египта, Османской империи.

Версальская система, осуществив передел мира в интересах нескольких наиболее развитых и победивших в войне государств, означала впервые организованное установление воистину мирового порядка.

Территория Германии в соответствии с версальскими решениями уменьшилась на одну восьмую часть. Утраченные ею колонии превосходили саму Германию по сухопутной территории в шесть раз. Если на 1 августа 1914 года европейская территория Германия составляла 540 857 кв. км, а территория германских колоний приблизительно 2 953 000 кв. км, то после Версаля (на 1 октября 1919 г.) территория Германии составила 473 582 кв. км².

Германия потеряла колонии: в Африке – Германскую Восточную Африку, Камерун, Того, Германскую Юго-Западную Африку (общей территорией 2709,3 тыс. кв. км); Киао-Чау (552 кв. км); в Южном море – колонии на материке, острова Самоа, архипелаг Кайзер, Вильгельм-Бисмарк, Новую Гвинею (общей территорией 245,078 тыс. кв. км). Территорию германских колониальных владений государства Антанты просто поделили между собой.

Только в Европе Германию заставили отказаться:

в пользу Франции – от территорий Эльзаса и Лотарингии (14 522 кв. км) в границах на 18 июля 1870 г. (территории вернулись под французский суверенитет со дня перемирия 11 ноября 1918 г.);

в пользу Бельгии – от нейтрального (3,37 кв. км) и прусского (6,37 кв. км) Морене, а при условии последующего плебисцита – от территории уездов Эйпена и Мальмеди (1035 кв. км);

в пользу Чехословакии – от Гульчинского района на юге Верхней Силезии (286 кв. км), признав включение в состав Чехо-Словацкого государства автономной территории Русин к югу от Карпат;

в пользу Польши – от значительной части Западной Пруссии (16 305 кв. км), некоторых частей Померании (390 кв. км), Сольдау в Восточной Пруссии (620 кв. км), от Познани (25 783 кв. км). Судьбу Верхней Силезии решал плебисцит. По его результатам к Польше отошёл 3221 кв. км из 13 230 кв. км.

Плебисцит в ряде округов Восточной Пруссии сохранил их территории в составе Германии. Северный Шлезвиг (3984 кв. км) в результате плебисцита отошёл к Дании.

Германия признала исключение территории Люксембурга из общей территории Германского таможенного союза и прекращение своих прав на эксплуатацию его железных дорог.

Уступив Франции право собственности на копи Саарского угольного бассейна, Германия вынуждена была согласиться с передачей территории Саарской области (1926 кв. км) на 15 лет под управление Лиги Наций с последующим определением её государственной принадлежности через плебисцит. Лишь в 1935 году, после плебисцита, Саарская область была присоединена к гитлеровскому рейху.

Несколько иными были решения по статусу территорий Мемеля (2848 кв. км) и Данцига (1977 кв. км). Территория Мемельской (Клайпедской) области была уступлена Германией государствам Антанты с отказом от суверенитета над нею и обязательством признать любое решение союзных держав о территориальной принадлежности области. С 1920 года территория находилась под французской оккупацией, в январе 1923 года оказалась захваченной Литвой в порядке компенсации за утрату Вильнюса и лишь в марте 1939 года была возвращена Германии. Отошедший к Антанте на тех же началах прекращения немецкого суверенитета Данциг (Гданьск) 20 сентября 1920 года был объявлен вольным городом, остающимся под протекторатом Лиги Наций и составляющим единую таможенную территорию с Польшей. Конституцию нового государства (на основе статуса вольного города, который Данциг уже имел в 1807-1813 гг.) одобрила Лига Наций. Ведение дипломатических отношений вольного города возлагалось на Польшу.

Ограничения коснулись и сохранившейся территории Германии. На острове Гельголанд Германия обязалась разрушить все свои укрепления и военные сооружения. Вдоль восточного берега Рейна, на территории шириной 50 км, Германии было запрещено содержать укрепления, вооружённые силы и военные материалы.