Текст книги "Журнал Наш Современник 2006 #7"

Автор книги: Наш Современник Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Ялтинско-Потсдамский мировой порядок был закреплён после Потсдама отдельными мирными договорами с Италией, Болгарией, Финляндией, Венгрией, Румынией (все 1947 г.), Японией (1951 г.).

СССР оставил за собой территории Латвии, Литвы, Эстонии. По советско-польскому договору о границе от 16 августа 1945 г. восточная граница Польши была установлена по “линии Керзона”, с некоторыми отклонениями в пользу Польши. В состав СССР вошли Западная Белоруссия и Западная Украина.

По договору от 29 июня 1945 г. между СССР и Чехословакией к СССР отошла территория Закарпатской Украины.

Границы Румынии были определены такими, как они существовали на 1 января 1941 г., за исключением румынско-венгерской границы. Советско-румынскую границу установили в соответствии с советско-румынским соглашением от 28 июня 1940 г. и советско-чехословацким соглашением от 29 июня 1945 г.

Финляндия в мирном договоре от 10 февраля 1947 г. подтвердила, что в соответствии с соглашением о перемирии от 19 сентября 1944 г. она возвратила Советскому Союзу область Петсамо (Печенга).

Италия, потеряв отошедшие к Югославии районы на восточном берегу Адриатики, благодаря позиции США и Великобритании вернула себе утраченный было Триест и всё западное побережье Истрии.

30 мая 1953 г. Советский Союз, денонсировавший 19 марта 1945 г. советско-турецкий договор о дружбе и нейтралитете от 17 декабря 1925 г. как не соответствующий новой обстановке и нуждающийся в серьёзном улучшении, вновь официально отказался от территориальных претензий к Турции.

Если по Кяхтинскому соглашению 1915 г. Внешняя Монголия входила в состав Китая в качестве автономной территории и Китай не признавал независимости Монгольской Народной Республики, провозглашённой после революции 1921 г., то при заключении 14 августа 1945 г. Договора между СССР и Китайской Республикой в соответствии с Крымским соглашением от 11 февраля 1945 г. был произведён обмен нотами о том, что после поражения Японии, при условии плебисцита народа Внешней Монголии, Китай признаёт её независимость. Соответствующий референдум был проведён в 1945 г. и в 1950 г. СССР и КНР констатировали обеспеченность независимости МНР.

В соответствии со ст. 2 Сан-Францискского мирного договора от 8 сентября 1951 г. с Японией, в основном завершившего формирование Ялтинско-Потсдамского мирового порядка, Япония отказалась от всех прав, правооснований и претензий: 1) на Корею, включая острова Квельпарт, порт Гамильтон и Дагелет; 2) на Формозу (Тайвань) и Пескадорские острова; 3) на Курильские острова и ту часть острова Сахалин и прилегающих к нему островов, суверенитет над которыми она приобрела по Портсмутскому договору от 5 сентября 1905 г.; 4) на все свои подмандатные территории; 5) в отношении любой части Антарктического района, независимо от того, вытекали ли они из деятельности японских граждан или были получены иным образом; 6) на остров Спратли и острова Парасельские.

США получили от Японии под единоличную опеку острова Нансей Сето, расположенные к югу от 29 градусов северной широты (включая острова Рюкю и Дайто), Нампо Сету к югу от Сафу Ган (включая острова Бонин, остров Розарио и острова Волкано) и острова Парес Вела и Маркус.

Как бы ни относиться сегодня к Ялте и Потсдаму, следует признать, что мировой порядок в результате объединённых усилий стран антигитлеровской коалиции был установлен и при всех известных издержках просуществовал почти полвека. Это стало возможным прежде всего потому, что этот миропорядок представлял собой сбалансированную систему.

Крах системы колониализма произошёл в 60-е гг. ХХ в., но он был предрешён решениями лидеров стран антигитлеровской коалиции. Причём отнюдь не только по инициативе СССР. Характеризуя ту же Атлантическую хартию США и Великобритании, И. Броз Тито обоснованно подчёркивал, что она не означала расширения территорий за счёт других народов, не означала порабощения и угнетения других народов, а должна была означать свободное самоопределение народов¹.

Русско-французские, а затем советско-французские отношения традиционно формировали основные направления развития обстановки в Европе и в мире. Это было справедливо не только для тех исторических периодов, когда Россия и Франция были союзниками и партнёрами. Даже во времена, когда история разводила их на противоположные полюса мировой политики, отношениям между Москвой и Парижем всегда была присуща особая нота, нота доверительности и заинтересованности во взаимопонимании и сотрудничестве друг с другом.

В памяти до сих пор звучат мудрые слова де Голля, обратившегося к москвичам с балкона Моссовета во время его исторического визита в СССР в конце 60-х годов. Генерал, как никто другой из французских политиков, понимал, что страны связывают долгосрочные интересы. Де Голль сказал в тот день, что не он, а вечная Франция встречается здесь вновь с вечной Россией. Великий французский политик положил начало той послевоенной французской политике, которая умело учитывала и оберегала эти интересы, несмотря на членство в противостоящих блоках и идеологические разногласия.

Примечательно, что не СССР, а США и Великобритания ещё на Тегеранской конференции 1943 г. вновь и вновь ставили вопрос о “раздроблении Германии”. Если Ф. Рузвельт выступал фактически за федерализацию Германии с максимальным ослаблением и уменьшением в своих размерах Пруссии при передаче отдельных районов Германии, прежде всего территории Кильского канала, Гамбурга, Рура и Саарской области, под контроль Объединённых Наций, то У. Черчилль помимо этого настаивал на государственном отделении южных провинций Германии – Баварии, Бадена, Вюртемберга, Палатината от Саара до Саксонии включительно и их включении в дунайскую конфедерацию¹.

Начиная с 1946 года “холодная война” брала своё. При ратификации 20 марта 1952 г. договора о мире с Японией, подписанного в Сан-Франциско 8 сентября 1951 г., сенат США попытался откреститься от ялтинских обязательств США, записав в резолюции:

“Сенат заявляет, что ничто, содержащееся в договоре, не должно умалять или нарушать в пользу Советского Союза права и интересы Японии или других союзных держав, как это определено в указанном договоре, в отношении Южного Сахалина и прилегающих к нему островов, Курильских островов, островов Хабоман, острова Шикотан… или передавать какое-либо право или преимущество, из него вытекающее, Советскому Союзу; а также ничто в указанном договоре… не подтверждает признания со стороны США никаких условий в отношении Советского Союза, содержащихся в так называемом “Ялтинском соглашении” по Японии от 11 февраля 1945 года”².

Случается, что даже отдельные российские исследователи, то ли в силу прояпонской предвзятости, то ли по причине элементарного незнания, утверждают, что если северные и средние Курильские острова до 1875 года входили в состав России, то “спорные южнокурильские острова всегда являлись японской территорией”³. Впрочем, эйфория Б. Н. Славинского и его единомышленников от того, что “по российско-японскому мирному договору, который признаёт подавляющее число стран мира, Россия получает Южный Сахалин и 18 островов Северных и Средних Курил, а Япония – только четыре южнокурильских острова”⁴, – это не правовая оценка, а политическая позиция. Антироссийская.

И всё же и Ялта, и Потсдам останутся символами разгрома фашизма и фашистской Германии, свидетельством всемирного признания выхода СССР на позиции сверхдержавы, основой нового устройства Европы и мира. Они означали провал длительных попыток Запада выстраивать европейский мировой порядок, направив немецкую экспансию на Восток. Именно тогда Россия перестала на время быть для Запада разменной картой в его интригах, а превратилась действительно в партнёра по руководству миром, хотя в партнёра и ненавистного.

Мальтийско-Мадридский мировой порядок

Во второй половине ХХ века две страны – Советский Союз и Соединённые Штаты Америки – предопределяли на международной арене политический климат, характер и формы межгосударственных отношений. Не приходится удивляться тому, что с исчезновением Советского Союза с политической карты мира его главный соперник попытался установить новый мировой порядок, в основе которого лежат его стандарты и его система политических, экономических и нравственных координат.

Ялтинско-Потсдамский миропорядок был далек от совершенства. В нем присутствовали две противоположные тенденции, представлявшие угрозу его существованию. Одна из них заключалась в том, чтобы закрепить сложившийся в послевоенной Европе баланс сил, включая гарантии незыблемости границ и сохранения территориальной целостности государств, вне зависимости от их принадлежности к той или иной социально-экономической и политической системе. Как известно, закрепление и политико-дипломатическое оформление этой тенденции произошло в Хельсинки в 1975 году. Тогда же появилась первая постоянно действующая внеблоковая структура обеспечения общеевропейской безопасности в форме Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, которая затем была преобразована в ОБСЕ.

Вторая тенденция, зародившаяся сразу после Потсдама, заключалась в стремлении западных стран, и прежде всего США, добиться пересмотра достигнутых соглашений и, соответственно, изменения баланса сил в свою пользу. Появление у США атомного оружия, недостаточно мотивированное с военной точки зрения его использование в финальной базе борьбы с Японией, наряду с последующими попытками сохранить за собой монополию в сфере ядерных вооружений, естественно, не могло не вызвать ответную реакцию СССР. Следствием стала безудержная, истощающая гонка вооружений, дополненная политико-психологическим и идеологическим противостоянием, получившая название “холодной войны”. Олицетворением этих противоречий была разделённая Германия.

На протяжении всех послевоенных десятилетий обе тенденции развивались параллельно, при недолговременном преобладании той или иной из них. Кто-то вспомнит обещание Н. Хрущёва во время его визита в США “закопать” капитализм, кто-то – заявление Р. Рейгана, объявившего Советский Союз “империей зла”, с которой надо бороться всеми доступными средствами.

Неустойчивое равновесие двух этих тенденций имело место вплоть до второй половины 80-х годов, когда вследствие глубинных внутриполитических изменений в СССР и большинстве стран – его союзников возобладало стремление во что бы то ни стало войти в так называемый “общеевропейский дом” ценой односторонних и ничем не компенсируемых уступок требованиям Запада. Критическая масса этих уступок накопилась к моменту встречи лидеров СССР и США на Мальте в 1989 г. Именно после той встречи начался обвал Ялтинско-Потсдамской системы и постепенное её замещение новой системой международных отношений, проектирование которой завершилось в 1997 году на саммите НАТО в Мадриде. Отсюда я и называю складывающуюся с тех пор новую расстановку сил в мире Мальтийско-Мадридским мировым порядком.

Для США важно максимально закрепить откат России в её территориальных пределах на три столетия назад. Находясь в Москве в 1992 году, Г. Киссинджер призывает российских политиков признать, что национальные интересы Российской Федерации не выходят за её государственные границы, и задача русских – сделать Турцию преемником СССР в бывших советских мусульманских республиках. “Если Россия останется в пределах своих границ, – напишет он позже, – то со временем упор с безопасности переместится на партнёрство”¹. Вообще, в отношении России с 1989 года и по настоящее время проводится самая примитивная политика кнута и пряника.

Государственно-территориальное устройство в рамках Мальтийско-Мадридской системы включает новый межгосударственный и геополитический передел мира.

О геополитическом межгосударственном переделе свидетельствуют, прежде всего:

1) СССР перестал существовать как геополитическая реальность.

2) Прекратила существование Германская Демократическая Республика, а её территория вошла на правах нескольких земель в состав ФРГ.

3) Прекратила существование СФРЮ, а её территория стала зоной многолетнего конфликта.

4) Афганистан после вывода советских войск на многие годы погрузился в пучину гражданской войны и государственно-территориальной раздробленности.

5) В результате агрессии США и их сателлитов против суверенного Ирака в 2003 году нестабильность в регионе многократно возросла, а сам Ирак погрузился в пучину гражданской войны¹.

6) США и некоторые их союзники активизировали свою поддержку территориальных претензий Японии на российские Курильские острова.

7) Территория Организации Северо-Атлантического договора (НАТО) – охранная зона атлантической цивилизации – расширилась далеко на восток, поглощая уже и государства иной традиции и национальной культуры, чем те, что первоначально объединились для самообороны от коммунизма.

Геополитический передел мира по Мальтийско-Мадридской схеме заключается в том, что Польша, Чехия, Венгрия, Румыния, Болгария, Словакия, Литва, Латвия, Эстония, даже отчасти Украина и Молдова не просто вышли из реального военно-политического партнёрства с Россией, а и в разной степени успешно интегрируются в структуры Европейского Союза и НАТО. Мы видим резкое смещение на восток Европы цивилизационной границы с радикальным расширением территории евроатлантической культуры. Одновременно идёт переформатирование арабского мира, Африки, Латинской Америки.

Расширение военно-политического блока НАТО сопровождается помимо этого выходом его военных операций за пределы территории блока, что в корне меняет его стратегическую сущность.

Этот геополитический передел происходит в форме глобализации, которую даже не политизированные, а просто вдумчивые наблюдатели воспринимают как “субъективное, управляемое явление, которое регулируется наёмными политиками и юристами в интересах владельцев крупного капитала, заинтересованных в расширении рынков сбыта и получении дополнительной сверхприбыли”².

Но и порядок, сконструированный на Мальте и в Мадриде, нестабилен. Линии на тотальную американизацию мира противостоят как объективно крепнущее континентальное единство Европы, начавшийся выход из тени Китая, так и растущее стремление государств мира к равноправному партнёрству. При этом нельзя отделаться от ощущения, что история повторяется и Россию вновь, как после Версаля, выталкивают на обочину не только общеевропейского, но и мирового процесса. Делается это, правда, внешне более корректно, чем в начале века, но от того не менее цинично и целенаправленно.

Глобализация, мировой порядок

и международная безопасность.

Геополитический смысл США

Как мы видим, смена одного мирового порядка другим происходила всегда вполне диалектически – по закону отрицания отрицания. Ныне, когда речь всё больше и решительней идёт о становлении Глобального порядка, в его основу может быть положен только принцип многополярного рассредоточения власти. Это не должна быть унификация со стиранием национальной самоидентичности – ещё П. Чаадаев предостерегал, что “космополитическое будущее, обещаемое философами, не более чем химера”³, – это должен быть синтез цивилизаций.

Россия не может чувствовать себя в безопасности, когда не прекращается экспансия НАТО на Восток, происходит всё более откровенная подмена европейских и мировых институтов обеспечения безопасности, таких как ОБСЕ и ООН, волевыми действиями США и некоторых их союзников, опирающихся на военную мощь НАТО, в том числе с выходом за пределы зоны ответственности этого блока.

Разрушение СССР ознаменовало собой начало всеевропейской геополитической катастрофы. Сложившаяся ситуация однополюсного мира с одной сверхдержавой породила нестабильность. На этапе конца ХХ – начала ХХI в. формируются новые мировые центры, которыми становятся помимо США Германия, Китай, Япония, Венесуэла, Ливия, Турция. Каждое из вышеперечисленных государств сегодня озабочено расширением сферы своего влияния. Естественно, в первую очередь их взоры обращаются на соседей. В Германии всё настойчивее проявляются тенденции к расширению: Чехия (начиная с Судетской области), Австрия, Словения, Хорватия, бывшая Восточная Пруссия всё более и более оказываются в сфере германского воздействия. Совершенно по-особому встанет проблема германской гегемонии над Украиной. Турция всё более откровенно проникает на Балканы. Назревает возрождение проблем Триеста и Трансильвании, Бессарабии и Македонии.

Всё острее протекает дискуссия вокруг глобальных проблем, стоящих перед человечеством. Глобализация как таковая представляет собой одну из главных тенденций мирового развития на рубеже ХХ-ХХI вв., отражающую объективный уровень интеллектуального и экономического развития современной цивилизации. Речь идёт именно об объективном, динамично развивающемся историческом процессе, влияющем на все сферы жизни современного общества¹. В условиях глобализации сближаются и переплетаются интересы и взаимосвязи не только государств, но и целых интеграционных структур.

Глобализация включает в себя ряд аспектов. В экономике она проявляется в резком увеличении масштабов и темпов перемещения капиталов, в быстром размещении мощностей по выпуску стандартизированной и унифицированной продукции, в формировании мировых финансовых рынков и т. д. Дж. Стиглиц видит в глобализации прежде всего устранение барьеров на пути свободной торговли и более тесную интеграцию национальных экономик². В технологическом плане глобализация углубляет территориальное разделение труда и кооперацию производства. В условиях глобализации человечество преодолевает свою разобщенность, а средой и объектом преобразовательной деятельности человека становится вся планета. Это создаёт возможности и потребность в глобальном управлении мировыми процессами, но вместе с тем делает актуальным и вопрос, в чьих интересах такое управление будет осуществляться – в частных интересах всемирной элиты (в лучшем случае – “золотого миллиарда”) или в интересах людей разных цивилизаций и разной степени обеспеченности ресурсными источниками. Пока же ясно одно: в докладе ООН за 1999 г. “Глобализация с человеческим лицом” отмечалось, в частности, что разница в доходах между пятью богатейшими и пятью беднейшими странами мира составляла в 1960 г. 30:1, а в 1999 г. – 74:1.

В сентябре 2001 г. на сессии Генеральной Ассамблеи ООН “Саммит тысячелетия” Генеральный секретарь ООН Кофи Аннан заявил, что глобализация – это “в сущности, взаимодействие групп и отдельных индивидуумов напрямую друг с другом через границы без обязательного, как это было в прошлом, участия в этом процессе государства”. Однако это определение не является ни всеохватывающим, ни точным. На самом деле современные теории глобализации в политическом плане понимают под этим термином интернационализацию и интеграцию экономической и всей общественной жизни с акцентом на признание универсальности западного общества и его пригодности в качестве образца для всех народов. В конечном счёте, под глобализацией подразумевается не что иное, как установление нового миропорядка. При этом дискуссии по проблемам глобализации сопровождались и сопровождаются тезисами о становлении общечеловеческих ценностей, о строительстве общеевропейского дома и т. п. Глобализация сегодня – это не некое объективно существующее явление, а политическая доктрина, охватывающая процессы современного развития мира, предполагающая определённую модель развития мира, заключающуюся в процессе унификации человечества по североамериканским стандартам.

Когда И. С. Иванов утверждает, что выступать против глобализации, противостоять ей на концептуальном уровне “равносильно известным, но безуспешным потугам задержать ход научно-технической революции в двадцатом веке”¹, он, во-первых, переносит в сферу глобалистики традиции козыревского МИДа безропотно плыть по течению международной политики, не задумываясь о возможных порогах впереди, во-вторых, развенчивает мифы, которые перед этим сам же рождает. Антиглобализм как политическое движение никогда не ставил себе целью бороться против скоординированного в мировых масштабах решения глобальных проблем человечества, не сводится он и к протесту против проявившихся или возможных в будущем негативных последствий глобализации. Антиглобализм противостоит конкретной форме глобализации, навязываемой миру. А ныне, в эпоху транснациональных корпораций, глобальных коммуникационных систем, межгосударственных политических и общественных сил, всеобщности энергетических и продовольственных проблем, обеспечить справедливую для всех народов организацию их жизни можно только сообща. Даже апологет достижений глобализации Дж. Стиглиц, отмечая её ассоциацию с торжествующим капитализмом американского типа, предостерегает от отождествления глобализации с прогрессом как таковым².

Современная форма глобализации сложилась как программа обеспечения Западу непропорционально большой доли выгод за счёт развивающихся стран. Приведу три цитаты.

Первая: “Глобальная экономика с сетевой структурой будет управляться быстрым и, в значительной степени, неограниченным обменом информацией, идеями, культурными ценностями, капиталом, товарами, услугами и людьми: это и есть глобализация”.

Вторая: “Государства останутся доминирующими игроками на мировой сцене, но правительства будут всё слабее и слабее осуществлять контроль трансграничных потоков информации, технологий, мигрантов, вооружения и финансовых сделок (законных и незаконных)”.

Третья: “Глобальное влияние США в экономической, технологической, военной и дипломатической областях будет несравнимым с другими нациями, так же как и с региональными и международными организациями, в 2015 г. Это могущество не только будет гарантировать превосходство Америки, но также превратит Соединённые Штаты в ключевую движущую силу международной системы”.

Таково понимание глобализации, принадлежащее “авторам” этого широкомасштабного проекта. Цитаты взяты из доклада Национального разведывательного совета США, подготовленного в декабре 2000 г. Доклад называется “Глобальные тенденции развития до 2015 г.: диалог о будущем с неправительственными экспертами”³. В докладе того же совета “Контуры мирового будущего: Доклад по “проекту-2020” Национального разведывательного совета была вновь подчёркнута роль США как “важной формообразующей переменной мировых процессов, которая будет влиять на выбор пути как государств, так и независимых игроков”⁴.

Именно поэтому совершенно прав Ф. Кастро, назвавший в своём выступлении в 2002 году, при закрытии в Гаване IV форума по проблемам глобализации и развития, борьбу с глобализацией общим делом всего человечества.

Человечество давно сообща решает многие свои проблемы, с разных сторон и различными способами. Одним из главных препятствий в деле консолидации усилий всех государств и народов оказался сам навязываемый ныне механизм объединения – глобализация международных отношений путём унификации всех народов, их правовых и политических систем, культуры и образования, образа жизни и нравственных ценностей по североамериканским стандартам.

То, что в основе глобализации лежит североамериканский экономический и идеологический тоталитаризм, неспособный обойтись без геополитической экспансии, убедительно показали А. С. Панарин, А. Паршев, А. И. Уткин и другие российские исследователи¹. Но даже некоторые западные аналитики признают, как это сделали Г.-П. Мартин и Х. Шуман, что глобализация – это западня для всего человечества, несущая угрозу процветанию и демократии². Отсюда и легитимация рационалистической, бюрократически нейтральной власти никем не избираемых во власть универсалистов, признание её всеобщего характера и обязательности, о которых говорит В. Клаус³. “Интернациональный конституционализм” несовместим с современным государством.

Нет недостатка в декларациях, объявляющих глобализацию жёстко детерминированным процессом. Однако есть и противники такого понимания хода истории. Не только С. Хантингтон отвергает возможность мирового единства культуры, предвещая столкновение цивилизаций, – и Дж. Сорос, один из крупнейших мировых финансовых спекулянтов, предсказывает в книге “Кризис мирового капитализма” гибель складывающейся сейчас экономической системы. По его оценкам, кризис будет носить политический характер, а местные политические движения будут стремиться экспроприировать многонациональные компании и вернуть национальные богатства. В результате усилится процесс дестабилизации и разрушения на финансовых рынках. Не менее значимо и то, что “западное общество… – по признанию того же Дж. Сороса, – пребывает в растерянности, ему никак не удаётся разобраться со своими ценностями и понять, как соотносятся между собой рыночные и общественные ценности”⁴. Сорос сетует, что на Западе произошла замена человеческих отношений сделками, а в обществе, основанном на сделках, общественные ценности размываются и моральные ограничения становятся всё менее жёсткими⁵.

Примечательно, что только ныне опубликован главный труд Адама Смита – “Теория нравственных чувств”, в котором этот классик экономической науки ещё столетия назад пришёл к выводу, что рынок без нравственности и духовности неспособен привести ни к чему хорошему. Именно поэтому борьба против глобализации, как подчёркивает Ф. Кастро, “должна быть в основном политической и этической в интересах и при поддержке всех народов мира”⁶.

Вместе с тем такой исследователь процессов глобализации, как У. Альтерматт, констатирует: “Чем больше выравниваются различные европейские страны в техническом и экономическом отношении, тем сильнее многие люди ощущают угрозу своей культурной идентичности и испытывают потребность в том, чтобы каким-либо образом отличаться друг от друга. В то время как европейцы становятся всё больше похожи друг на друга при потреблении и ведении хозяйства, на уровне культуры они поднимают мятеж против глобализации”.

“Можно спрашивать до бесконечности, – сказал в январе 2003 г. Ф. Кастро. – Но достаточно задать ещё один дополнительный вопрос тем, кто живёт во лжи и лицемерии, – о святых правах людей, наций, человечества в целом: почему не возвести живой монумент прекрасной и глубокой правде, содержащейся в афоризме Марти “Быть культурным – это единственная возможность быть свободным”?”⁷

Отделяя глобализацию от иных процессов человеческого развития, можно и нужно сформулировать альтернативный принцип развития мира – мультикультурный цивилизационный прогресс, позволяющий сохранить многообразие реальности, прежде всего в культуре, образе жизни, политических и правовых институтах. Именно здесь выступает на передний план международная кооперация и межгосударственная интеграция. И интеграционные процессы на постсоветском пространстве наиболее значимы в противостоянии человечества глобализации. Собирание исторической России, прежде всего объединение в одно государство Российской Федерации и Республики Беларусь, а затем и Украины, Казахстана – вот первоочередной для нас шаг по противодействию американизации мира.

Мультикультурный цивилизационный прогресс предполагает не только необратимость процесса глобальной интернационализации всей общественной жизни, но и сбережение культур разных цивилизаций при глубинных изменениях основ жизни и деятельности всех государств и наций.

Формирование сбалансированной модели глобализации должно включать и установление мирового порядка, преодолевающего конфронтационные схемы Мальтийско-Мадридской системы.

Мировой порядок, если он рассчитан на долгие времена, как справедливо отмечал один из его теоретиков, А. Печчеи, “не может быть введён за счёт случайного перевеса при голосовании или навязан силой, даже если в какой-то момент в мире действительно существовал такой перевес или кто-то реально обладал такой силой. Он может утвердиться в международных отношениях в том и только в том случае, если в силу самой своей логичности и справедливости будет добровольно принят широкими слоями мировой общественности”¹.

По существу, по этому вопросу в России практически сформировался общенациональный консенсус, содержание которого сводится к нескольким фундаментальным положениям.

Первое. Россия заинтересована в равноправном и взаимовыгодном партнёрстве и сотрудничестве и с Западом, и с Востоком, прежде всего со своими европейскими соседями, но не смирится с появлением на континенте новых экономических, политических и военных разделительных линий, вновь отодвигающих Россию на задворки Европы.

Второе. Россия должна иметь твёрдые гарантии собственной безопасности, и не на уровне обещаний и заверений, а в виде практических действий стран Запада, свидетельствующих об их готовности как прекратить экспансию НАТО на Восток, так и начать широкомасштабную трансформацию Североатлантического блока в общеевропейскую оборонительную структуру с полномочным участием в ней России. В вопросах европейской безопасности и сотрудничества пора реально осуществить перенос центра тяжести на ОБСЕ и другие международные организации, действующие на континенте.

Третье. Российская Федерация рассчитывает на признание и уважение её прав и законных интересов, как минимум, в территориальных пределах прежнего СССР. Это распространяется и на признание совершенно естественным, идущим по воле подавляющего большинства населения бывших советских республик процесса реинтеграции. Россию не может не беспокоить откровенное, граничащее с вмешательством во внутренние дела неприятие со стороны стран Запада, и главным образом США, любых практических мер по сближению России с Белоруссией и другими партнёрами по Содружеству Независимых Государств.

Без учёта указанных выше положений справедливый и безопасный, а главное, стабильный мир как в Европе, так и на всей планете трудно достижим.

Новое устройство Европы должно опираться не на западноевропейские, а на универсальные принципы и ценности, прежде всего на осознание её нациями своей самоидентичности, на демократические институты парламентаризма, достоинство и права человека. И не только на это. Ещё Бутрос Гали, делая доклад Генерального секретаря ООН в соответствии с заявлением Совета Безопасности от 31 января 1992 года, не случайно предостерёг от того, чтобы суверенитет, территориальная целостность и независимость государств вступили в противодействие с принципом самоопределения народов. Подтвердив уважение демократических принципов на всех уровнях жизни общества (в рамках общин, в рамках государств и в рамках сообщества государств), Бутрос Гали подчеркнул неизменную обязанность ООН в сохранении целостности каждой из этих составляющих при обеспечении сбалансированной конструкции для всех¹.