Текст книги "Журнал Наш Современник №10 (2003)"

Автор книги: Наш Современник Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Министру иностранных дел Польши

С. Патеку

6 марта 1920 года

Российская Советская Республика неизменно чужда, как и прежде, всяческих агрессивных намерений по отношению к Польше […] Мы с сожалением должны констатировать, что Польское Правительство не только не решилось начать предложенные нами мирные переговоры, но вопреки тому, на что мы вправе рассчитывать, начало широкую военную оффенсиву против украинской территории, создавая этими агрессивными действиями угрозу для независимой Украинской Республики. Российское и Украинское союзные правительства вынуждены защищать украинскую территорию против этого ничем не оправдываемого нападения […]

Чичерин*

*   *   *

Польскому министру иностранных дел

С. Патеку

в Варшаве

2 апреля 1920 года

[...] Желая скорейшего наступления той минуты, когда прекратятся враждебные действия между обеими странами, Российское Советское Правительство предложило Польскому Правительству немедленно прекратить военные операции на всех фронтах, где армии Польши и России противостоят друг другу, полагая одновременно, что лишь при таких условиях работа мирной конференции будет протекать вполне нормально, не будучи нарушена внешними событиями и тяжёлыми условиями военного времени. Ввиду своего отказа заключить перемирие между Польшей и Россией, Польское Правительство является единственным виновником всех бедствий, которые будут происходить от продолжения войны для трудящихся масс обеих стран, и каждая капля крови, которая будет пролита с одной и другой стороны, так же, как и все лишения и многочисленные бедствия, которые придётся ещё перенести трудящимся массам России и Польши, лягут исключительно на ответственность Польского Правительства. Совершенно неясно, какую цель Правительство Польской Республики может преследовать, настаивая на продолжении военных действий, если его намерения действительно миролюбивы, и поэтому в этом отношении неизбежно должны возникнуть сомнения ввиду его упорного нежелания, прекратив кровопролитие, создать благоприятные условия для мирных переговоров […]

Чичерин**

У нас также есть большие сомнения в искренности миролюбивых заверений польской стороны, делаемых в то время. А зная сейчас дальнейшее развитие событий, имеется полная уверенность в её агрессивных намерениях.

Откровенно говоря, нами делались попытки как-то уравновесить эту главу и найти какой-либо документ, негативно характеризующий в эти временные рамки с точки зрения международного права политику Советской России в отношении Польши. Однако таких документов или отдельных фактов обнаружить не удалось. Стремление России к нормализации отношений с Польшей было действительно последовательным и искренним, а отсутствие прогресса в переговорах, а затем и их срыв были не по её вине. Можно выразиться и таким образом: просто иной политики Советская Россия, находившаяся в критическом военном и экономическом положении, и не была в состоянии проводить.

Пытаясь оправдать действия польской стороны в то время, нынешняя польская историография продолжает повторять ранее созданную схему о том, что Советская Россия своими мирными предложениями хотела только выиграть время, укрепить свою армию, а затем напасть на Польшу, подтверждением чего, по её мнению, и является последовавший поход Красной армии на Варшаву летом 1920 года. Эти обвинения совершенно безосновательны даже с точки зрения формальной логики: упомянутое контрнаступление (не наступление!) Красной армии имело место в совершенно иной обстановке в ответ на польскую агрессию, начатую в конце апреля 1920 года. При этом Варшава отвергла мирные предложения Москвы, в том числе её готовность пойти на значительные территориальные уступки. Войны могло и не быть.

Глава III

Белое движение в России и польский вопрос

(1918 – 1920 гг.)

Взаимоотношения руководителей белого движения в России (А. В. Колчака, А. И. Деникина, П. Н. Врангеля) с польской стороной в первые после Октябрьской революции годы, их позиция о предоставлении Польше государственной независимости в нашей историографии специально как отдельный вопрос ранее вообще не рассматривались, видимо, по чисто политическим соображениям. Поэтому остался без ответа кардинальный вопрос, почему же так и не состоялся, казалось бы, естественный военный союз российского белого движения с Польшей (“белополяками”) против общего врага. Недостаточно исследованным остаётся вопрос и о контактах, существовавших тогда между белым движением и Польшей. А такие контакты имели место.

Постараемся в самых общих чертах коснуться этих вопросов на основе отрывочного и разрозненного материала, который удалось собрать из разных источников.

Позиция А. В. Колчака по польскому вопросу была им изложена в ответе на официальное обращение Великобритании, Франции, США, Италии и Японии в мае 1919 года. В своей ноте от 4 июня 1919 года, направленной этим странам, он, в частности, писал:

“Российское правительство считает своим долгом подтвердить независимость Польши, провозглашенную Временным правительством России с 1917 г. [...] Окончательное утверждение границ между Польшей и Россией должно быть отложено до созыва Учредительного собрания”*.

Эта позиция оставалась неизменной для всего белого движения в переломные годы гражданской войны. Колчаковская администрация, повторяя, в основном, точку зрения Временного правительства по польским делам, вместе с тем, как явствует из приведённого официального текста, сняла выдвигавшееся ранее важное требование о том, что непременным условием независимости Польши должен стать её обязательный военный союз с Россией. Было сочтено, что при создавшихся обстоятельствах данное условие выглядит уже анахроничным. Таким образом, российской стороной была сделана существенная уступка: признание суверенитета Польши безо всяких условий и оговорок. Но польскую сторону такой подход мало удовлетворял, она требовала уже сейчас за своё соглашение с белым движением о совместной борьбе с большевиками немедленного предоставления ей, не дожидаясь созыва Учредительного собрания, твёрдых официальных гарантий на значительное приращение своей территории на востоке за счёт России.

Правительства Колчака, Деникина и Врангеля имели постоянные контакты с Варшавой. Во главе русской дипломатической миссии при польском правительстве стал Г. Н. Кутепов, царский дипломат, бывший вице-директор дипломатического департамента при Ставке главнокомандующего в Могилёве, который после официального признания Колчака Антантой через Париж в 1919 г. прибыл в Варшаву. Его назначение было оформлено в соответствии с дипломатическими нормами, т.е. с предварительным запросом о даче ему польской стороной агремана. Миссия Кутепова считалась главной миссией, поскольку в Варшаве находились также представители от других белых формирований (от Деникина, Юденича, от казаков и пр.). Г. Н. Кутепов в течение трёх лет фигурировал в списке варшавского дипломатического корпуса, представляя поочередно всех основных руководителей белого движения. Эта миссия из-за угрозы взятия столицы наступавшими частями Красной армии в начале августа 1920 г. вместе с варшавским дипломатическим корпусом эвакуировалась в Познань.

Со своей стороны, польские военные миссии были представлены при белых правительствах в Омске, Таганроге и Севастополе.

Как и Колчак, Деникин придерживался взятой на вооружение белым движением линии, в соответствии с которой восточные границы независимой Польши должно окончательно определить будущее Учредительное собрание. Польская сторона продолжала настаивать на немедленном решении территориального вопроса, опасаясь, по вполне понятным причинам, что в этом Собрании в случае краха большевизма могут возобладать великодержавные устремления и Польша получит иной статус и иные территориальные границы, чем это ей хотелось бы.

Несмотря на то, что Деникин положительно относился к возрождению польского государства и вообще к полякам (его мать была полькой по национальности)*, он не считал себя вправе нарушить установленную позицию в польском вопросе. О доброжелательном отношении А. И. Деникина к Польше сообщается, в частности, в секретном донесении в Варшаву от 18 августа 1919 года представителя командования польской армии при главно-командующем вооружёнными силами на Юге России. В этом донесении приводятся следующие заявления Деникина:

Переходя конкретно к нашей границе с Россией, ответил на мой вопрос, что сам в данный момент не имеет права её определить, однако выразил мнение, что, без сомнения, в установлении этой границы должны учитываться этнографические, исторические факторы и, наконец, двусторонняя выгода обоих соседних государств и всё то, что будут им гарантировать постоянные дружеские отношения. “Мне известно о том, добавил он, что уже работают различные законспирированные агенты как в Польше, так и в России, чтобы снова испортить взаимоотношения наших возрожденных государств. Прежде всего это находится в интересах Германии, а затем также в интересах наших нынешних союзников, чтобы Славянство не было слишком сильным [...] О том, что возрождающаяся Россия искренне настроена к возрождающейся Польше, свидетельствует хотя бы акт добровольного отказа от польских земель в 1917 году, добровольное согласие на их отделение, чтобы исправить прежние ошибки России [...] Германию нужно принудить отдать Познаньское воеводство и Силезию, нужно вырвать им это из горла [...]”

Относительно дальнейшей активной борьбы с большевиками Деникин выразил мнение, что Польше должен её диктовать сам инстинкт самосохранения [...]

“У меня есть много и личных причин, сказал в заключение генерал Деникин, быть искренним другом поляков (мать – полька), и поэтому тем более болезненным было бы для меня то, если бы моя встреча с поляками имела иной, нежели дружественный, характер”**.

Позиция польской стороны приводила к тому, что она постоянно уклонялась от координации военных действий, а осенью 1919 года пошла на фактическое временное перемирие с большевиками. Этот малоизвестный эпизод в истории советско-польских отношений, по вполне понятным причинам, ранее оставался в тени, чтобы не создавалось впечатления, будто победа над Деникиным и Врангелем в определённой степени достигнута и благодаря Польше.

А дело было так. В октябре 1919 года, когда армия Деникина уже двигалась непосредственно к Москве и исход гражданской войны приблизился к своей критической точке, Ю. Пилсудский неожиданно идет на секретные переговоры с Советской Россией, предлагает договориться о временном перемирии. Он исходит из того, что Польша не заинтересована в победе белого движения, выступающего под лозунгом “единой и неделимой России”, и что в случае победы этого движения не только границы, но и сама независимость Польши могла бы быть поставлена под вопрос. Тактически Ю. Пилсудский рассчитал правильно, поскольку Советская Россия безоговорочно выступала за независимость Польши и, как это ни звучит парадоксально, её победа была более выгодна Польше, чем победа, скажем, того же Деникина.

С советской стороны переговоры вёл Ю. Мархлевский, с польской – доверенное лицо Пилсудского капитан Бёрнер. Последний при личной встрече заявил, что Пилсудский не желает победы Деникина, в связи с чем советские войска на польском фронте можно было бы безбоязненно использовать для борьбы с ним.

Из телеграммы Ю. Мархлевского

народному комиссару иностранных дел РСФСР

Г. В. Чичерину

19 октября 1919 г.

Дорогой товарищ!

На основании разговора, который я вёл вчера с капитаном Бёрнером, я решил послать Вам телеграмму следующего содержания:

Неофициальный представитель Польши категорически заявляет, что поляки наступать не будут. Желают разгрома Деникина. Уверяют, что мы можем [отвести] части с фронта. Думаю, доверять можно. Желательно приостановить наши наступления: я решился на это потому, что каждый день дорог и, быть может, посылка одной дивизии с западного фронта может иметь громадное значение. Весь вопрос, можно ли доверять неофициальному заявлению. Тут дело, конечно, впечатления, и у меня получилось дове-рие [...]*.

Какого-либо документа о временном перемирии тогда не подписывалось. Польская сторона не хотела себя ничем связывать, желая сохранить за собой полную свободу рук, и потому соглашение, по её предложению, носило устный, джентльменский характер и в определённых рамках было соблюдено польской стороной. Москва, конечно, рисковала, но с учётом критического положения было решено часть воинских подразделений перебросить с польского на деникинский фронт**. Но как только поражение Колчака и Деникина стало решённым делом, начальник Польского государства Ю. Пилсудский отдал приказ возобновить военные действия, и продвижение польских войск без всякого предупреждения возобновилось. Таким образом, и не по вине советской стороны, ещё раз был упущен шанс временное перемирие превратить в постоянное. Такой ход событий уже через полгода привёл к трагическим последствиям – к открытой широкомасштабной войне.

Вступление польской стороны в сговор с большевиками не осталось, естественно, неизвестным для российского белого движения, значительно снизив доверие к замыслам Варшавы и отдалив двустороннее соглашение. Реакция А. И. Деникина была весьма резкой, о чём свидетельствует его письмо в адрес Ю. Пилсудского от 26 ноября 1919 года:

Встретив некогда с чувством полного удовлетворения поворот русской политики в сторону признания национальных прав польского народа, я верил, что этот поворот знаменует собою забвение прошлых исторических ошибок и союз двух родственных народов.

Но я ошибся.

В эти тяжёлые для России дни вы, поляки, повторяете наши ошибки едва ли не в большей степени.

Я разумею стремление к занятию русских земель, не оправдываемое стратегической обстановкой, вводимое в них управление, отрицающее русскую государственность и имеющее характер полонизации; наконец, тяжёлое положение Русской Православной Церкви как в Польше, так и в оккупированных ею русских землях.

Для меня совершенно ясно, что именно теперь создаются те основы, на которых будут построены на долгие годы международные отношения. И нынешние ошибки наши будут оплачены в будущем обильной кровью и народным обнищанием на радость врагам Славянства.

Мне нет надобности доказывать Вам, что непонятная для русского общества политика польского правительства может дать весьма серьёзную опору германофильскому течению, которое ранее у нас не имело почвы.

Я нисколько не сомневаюсь, что, если бы когда-либо такое течение возобладало, оно имело бы роковое значение для Польской республики.

Этого допустить нельзя.

Между тем восточная польская армия, успешно наступавшая против большевиков и петлюровцев, в дни, наиболее тяжкие для русских войск, вот уже около трёх месяцев прекратила наступление, дав возможность большевикам перебросить на мой фронт до 43 тысяч штыков и сабель. Большевики так уверены в пассивности польского фронта, что на Киевском и Черниговском направлениях они совершенно спокойно выступают тылом к нему.

Правда, вот уже более двух месяцев польская военная миссия выясняет наши взаимоотношения [...] Но за это время обстановка на нашем фронте становится всё более и более тяжёлой. При таких условиях, казалось бы, не время спорить о компенсациях. Тем более, что в сознании честных русских людей счастье Родины не может быть приобретено ценою её расчленения.

Станем на реальную почву: падение Вооружённых сил Юга России или даже значительное их ослабление поставят Польшу лицом к лицу с такою силою, которая, никем более не отвлекаемая, угрожает самому бытию Польши и гибелью её культуры. Всякие заверения большевиков в противном – обман.

Русские армии Юга вынесут новое испытание. Конечная победа наша несомненна. Вопрос лишь в том, как долго будет длиться анархия, какою ценою, какою кровью будет куплено освобождение.

Но тогда, встав на ноги, Россия вспомнит, кто ей был другом.

От души желаю, чтобы при этом не порадовались немцы.

Уважающий Вас

А. Деникин*

А в целом можно сказать, что позиция Польши в немалой степени стала одной из главных причин поражения Деникина. Это подтверждается и нынешними польскими историками. Вот что пишет по этому поводу один из них – М. Прушиньский:

Пилсудский принял решение допустить поражение Деникина и спасти большевистскую революцию.

С конца августа 1919 г. он запретил своим войскам продвигаться на восток. Вскоре отдал приказ командованию Польской военной организации [POW] на Украине, которая могла бы помочь Деникину прекратить действия против большевиков.

Используя эту ситуацию, большевики перебросили значительную часть своих войск с застывшего польского фронта на фланг наступающих войск Деникина и задержали его продвижение вперёд. В октябре его войска начали отступать. В ноябре в драматическом письме Деникин просил Пилсудского о помощи [...] Безуспешно [...] В своих воспоминаниях Деникин писал об ответственности поляков за своё поражение. И правильно**.

Но даже на исходе 1919 года, когда будущее уже не сулило Деникину ничего хорошего, он не терял надежды договориться с поляками о координации действий. Документы белого движения того времени свидетельствуют об этом. В частности, П. Н. Врангель в своём рапорте А. И. Деникину от 25 декабря 1919 года писал:

По сведениям, полученным мною от генерала английской службы Кийза, есть полное основание считать, что соглашение с поляками может быть достигнуто. Польская армия в настоящее время представляет собой третью по численности в Европе (большевики, англичане, поляки) *.

Сохранились данные о том, что необходимость проведения официальных переговоров признавали обе стороны**. Российская сторона местом переговоров предлагала Константинополь.

Не изменились к лучшему и взаимоотношения между Польшей и П.Н. Вран-гелем, который в польских делах продолжал прежний курс. Чтобы изменить создавшееся тупиковое положение в свою пользу, польская сторона нередко прибегала к прямому шантажу, угрожая, что в противном случае она подпишет мир с большевиками. Так, представитель Ю. Пилсудского в Париже, некто Вендзягольский, при встрече в феврале 1920 года с руководством русской эмиграции заявил о том, что Пилсудский предложил Москве заключить мир на следующих условиях:

а) признание восточных границ Польши 1772 г.;

б)признание независимости новых государств, образовавшихся в пределах бывшей Российской империи, причём не только Украины, Литвы, Эстонии, но и на исконно русских землях (Дон, Кубань, Терек);

в) прекращение агитации в соседних государствах;

г) ратификация мирного договора, заключённого на вышеизложенных условиях, Учредительным собранием, избранным путём всеобщего голосования. На такие условия большевики, конечно, не согласятся, а следовательно, вооружённой борьбы с ними не избежать. Предвидя это, начальник Польского государства желал бы заключить соглашение с национальной русской армией (т. е. с генералом Деникиным) на [этих же] условиях [...]***.

Врангель, как и Деникин, не прекращал попыток договориться с поляками о создании общего фронта против большевиков. Но, учитывая территориальные требования Варшавы, этот фронт Врангель и его ближайшее окружение понимали по-своему, лишь как проведение так называемых “параллельных” действии против общего врага, но с сохранением своей самостоятельности в принятии решений. Общее отношение руководителей белого движения к политике Польши в годы гражданской войны в сжатом виде изложено в докладе заместителя главы польской военной миссии при генерале Врангеле поручика Михальского, который в конце 1920 года писал в Варшаву:

Деникин понимал, что помощь он может получить только от Польши. Предлагал координацию военных действий, но Варшава ответила отказом без решения политических проблем. После наступления с Петлюрой на Киев увидели, что последний стремится к полной независимости Украины, отношение к польскому наступлению резко изменилось. Победа под Варшавой изменила позицию правительства Крыма, которое снова стало искать контакта с Польшей, но не хотело идти на уступки Польше. Весть о перемирии оказала фатальное впечатление. Говорили, что тем самым Польша предала Крым. Врангель не хотел понять, что Польша является суверенным государством. Русские в глубине души нас ненавидели и не могли свыкнуться с мыслью, что мы можем стать решающим фактором на востоке Европы. Но наша политика не делала даже малейших усилий, чтобы это состояние изменить в нашу пользу****.

Однако, понимая суть политики Польши в отношении белого движения, Врангель даже накануне своего разгрома не терял оптимизма в отношении поляков. В этом деле он встретил понимание у Антанты, о чем свидетельствует, в частности, помещаемая ниже выдержка из письма председателя Военного совета Антанты маршала Ф. Фоша премьер-министру Франции А. Мильерану от 11 сентября 1920 года:

Письмом от 10 сентября я сообщил Вам, что предложение генерала Врангеля относительно организации единого польско-русского фронта против большевиков, мне кажется, заслуживает внимания, но при условии согласия польского правительства [...] Если такой же является и Ваша точка зрения, то я просил бы Вас обратиться к польскому правительству с целью выяснить его намерения по этому вопросу.

Обращаю Ваше внимание на то, что этот демарш необходимо предпринять в срочном порядке, имея в виду, что генерал Врангель располагает для своей поездки в Париж весьма ограниченным временем, в течение которого он сочтёт возможным отсутствовать в Крыму.

Фош*

Примерно такие же соображения несколько позднее (15 сентября 1920 г.) маршалу Фошу высказывались в рапорте командования французским экспедиционным корпусом в Константинополе, отрывок из которого помещается ниже:

5. Прекращение Польшей военных действий и вступление в переговоры с Советами поставило бы Врангеля в критическое положение, и, наоборот, если переговоры затянутся и если, кроме того, будет ускорена отправка после соответствующей проверки красных солдат, попавших в плен в Польше или разоружённых в Германии, а также войсковых контингентов, оставшихся от армий генерала Миллера и Юденича, то Врангель окажется в состоянии продолжать эффективную борьбу. Эти контингенты должны прибыть в Крым с полным обмундированием и вооружением и с необходимой материальной частью, взятой из большевистских запасов, попавших в руки поляков**.

В ноябре 1920 года французская газета “Голюа” поместила одно из последних заявлений Врангеля:

Мне необходимо оружие, военное снаряжение и обмундирование. Польша должна войти с нами в соглашение для того, чтобы удержать на польском фронте как можно больше красных войск. Если эти два условия будут выполнены, то весна будущего 1921 г. будет, по всей вероятности, окончательно последним годом существования Советов***.

Однако последовавший разгром армии Врангеля, её эвакуация из Крыма сделали достижение соглашения беспредметным.

Нет сомнения в том, что Польша и белое движение были врагами большевиков, были с самого начала потенциальными союзниками, но так и не стали ими. Причины этого кроются скорее в морально-этической области, чем в военно-политической. Руководители белого движения не считали себя вправе распоряжаться территорией своей страны, и от этой позиции “единой и неделимой России” они, как русские, не могли отказаться, хотя и осознавали, наверное, свою обречённость.

С польской стороны всё обстояло значительно проще. Пользуясь моментом слабости русского государства, в Варшаве было решено использовать преимущества создавшейся уникальной ситуации и добиться присоединения максимума земель на востоке, которые когда-то в истории были отторгнуты Польшей от России. Поляки имели сильную национальную армию и в военном отношении не очень-то зависели от белого движения, они могли выбирать, кто им предоставит лучшие условия – Колчак, Деникин, Врангель или Советы. Что касается заверений Деникина в том, что он является “искренним другом” Польши, они не были по достоинству оценены. Как говорится, в политике нет сантиментов. Может ли заслуживать осуждения столь прагматический подход польской стороны к делу?

С позиции сегодняшнего дня ясно видно, что реальную помощь белому движению в то время могла оказать только Польша, а отказ в этой помощи означал катастрофу как для Деникина, так и для Врангеля. Это понимали некоторые видные российские эмигранты. Можно сказать, что именно дипломатия белого движения в польском вопросе потерпела поражение, так и не найдя точек соприкосновения с Варшавой. Не имея чёткой перспективы будущего, она тянула время, не решаясь сказать полякам ни “да”, ни “нет”, а затем, по сути дела, решила предоставить течение событий самому себе. Подобная позиция воспринималась польской стороной как проявление к ней недоброжелательства или даже скрытой враждебности. Линию Деникина, а затем и Врангеля резко критиковал, в частности, Б. В. Савинков – именно за неспособность объединить все силы в борьбе с большевиками*.

И ещё один вопрос. В России шла братоубийственная гражданская война, русские воевали против русских. Но когда в их борьбу вмешивалась третья сила, то здесь зачастую брали верх иные чувства. Так, руководитель российской дипломатической миссии в Варшаве Г. Н. Кутепов, ведший переговоры о заключении соглашения с Польшей, моментами ловил себя на мысли, по воспоминаниям встречавшихся с ним лиц, что православные пленные красноармейцы ему гораздо ближе, нежели польские официальные лица. Более того, в лагере Врангеля русские офицеры в 1920 году вообще “болели” за большевиков и произносили тосты за взятие ими Варшавы, за их победу над поляками**. Из этого замкнутого круга белое движение так и не могло вырваться, что в конце концов и привёло его к поражению; оно так и не решилось вступить в сделку с “врагами русского дела”, в данном случае с поляками.

Уже после заключения советско-польского мирного договора в Риге в 1921 году некоторые русские политические силы в эмиграции продолжали категорически выступать против использования оказавшихся за границей частей армии Врангеля в составе польских вооружённых сил. Так, созданный за рубежом Русский национальный комитет (А. Б. Карташов, П. Г. Струве, В. А. Бурцев и др.) в одном из своих заявлений, в частности, отмечал:

Что же касается возможности совместных военных действий против большевиков Польши и русских военных сил, то Русский национальный комитет полагает, что использование русских военных сил в составе польской армии или отдельными партизанскими отрядами, базирующимися в Польше, недопустимо. Русские военные силы могут действовать против большевиков только совершенно самостоятельно и без всякой связи с взаимоотношениями между польским правительством и советскими властями. Не исключается, конечно, возможность одновременных действий Польши и русских сил, но при условии совершенной независимости последних от Польши***.

Однако, как ни хотели предводители белого движения сохранить нейтра-литет в советско-польской войне, однако они объективно помогли полякам одержать победу, связывая на своём фронте несколько десятков дивизий Красной армии. Впоследствии в эмиграции Врангеля упрекали в этом. Так, видный русский журналист Н. В. Снесарев, идеолог сторонников великого князя Кирилла Владимировича, писал:

Какой же настоящий русский сможет простить когда-нибудь Врангелю его спасение Польши и Варшавы в 1920 г. Смутное время осталось в памяти русского народа атавистически. А теперешнее поведение поляков к русским это печальное воспоминание пробудило с новой силой, и не скоро ещё польский ручей сольётся с русским морем****.

С другой стороны, вождям белого движения была совершенно чужда мысль попытаться договориться с “красными” о временном перемирии и позволить им перебросить свои части на польский фронт, т. е. совершить манёвр, который поляки проделали осенью 1919 года с армией Деникина.

В результате произошло то, что и должно было произойти: поляки победили большевиков, а затем большевики, в свою очередь, победили последнюю опору белого движения в России – армию Врангеля.

Глава IV

Война Советской России с Польшей

(1920 год)

25 апреля 1920 года польская регулярная армия, насчитывавшая в это время свыше 700 тыс. штыков и сабель, развернула широкомасштабные военные действия против России и её союзниц – Украины и Белоруссии. В составе польской армии находились также незначительные воинские формирования украинского атамана С. Петлюры. Начался длительное время готовившийся с активной помощью французских военных советников поход Ю. Пилсудского на Киев. 7 мая город был взят без боя, польская армия вышла на важные стратегические рубежи на Днепре, представляя прямую угрозу безопасности Советской России. После перегруппировки сил части Красной армии перешли в контрнаступление, освободив все ранее захва-ченные районы Украины и Белоруссии, пересекли условную польскую этническую границу и устремились к Варшаве. Затем последовал контрудар со стороны поляков, предопределивший их победу в этой войне. Результаты этой победы были закреплены в мирном договоре, подписанном в Риге 17 марта 1921 года.

Основу прежней советской версии конфликта составляло утверждение, что внешнеполитический курс РСФСР и ее союзников (Белоруссии и Украины) с самого момента воссоздания польского государства в ноябре 1918 года был направлен на установление с ним добрососедских отношений. Данный факт польской стороной оспаривается*. Однако непредвзятое ознакомление с официальными документами того времени и предпринятыми Москвой и Киевом по дипломатическим каналам шагами однозначно и убедительно свидетельствует о том, что тезис об их стремлении договориться с Польшей полностью подтверждается. Нельзя обойти, а тем более опровергнуть такие факты, что именно Советская Россия первая признала государственную независимость Польши и недействительность договоров о ее разделах в XVIII веке, именно она на протяжении 1918—1920 гг. неоднократно делала Польше предложения обменяться дипломатическими представителями и даже выражала готовность ради снятия напряженности в межгосударственных отношениях пойти на значительные территориальные уступки (заявление СНК РСФСР от 28 января 1920 г. и обращение ВЦИК от 2 февраля 1920 г.)**. Таким образом, мирные намерения России, подтверждаемые документально, в тот момент не были простым пропагандистским приемом, они исходили из провозглашенной демократической внешнеполитической концепции, а также, с другой стороны, были вызваны отчаянным военным и экономическим положением страны. Подобные миролюбивые призывы польской стороной, видимо, расценивались лишь как проявление слабости, они неизменно игнорировались или отклонялись под теми или иными надуманными предлогами, не публиковались в печати, сознательно скрывались от польской и международной общественности.