Текст книги "Журнал Наш Современник №10 (2004)"
Автор книги: Наш Современник Журнал
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)
В России эта проблема особенно остра. Пока не наведут порядок в финансовой сфере, производство будет падать, его мощности будут разворовываться, деньги переводиться за границу, а безработица расти. Вслед за дефолтом 17 августа 1998 года будут повторные дефолты и в итоге великие финансовые крахи.
Паразиты заедают здоровый организм. Он хиреет, нарушаются жизненные функции. Денежный рынок работает на транснациональный капитал за счет национальных экономик. Продажа предприятий за бесценок иностранным холдинговым компаниям обычное явление. Центральные банки уже не способны что-либо противопоставить международным спекулянтам. Французский экономист Доминик Пилон считает, что “официальные резервы центральных банков крупных промышленных стран (а это главное средство защиты валют) составляют не более чем однодневные трансакции на денежных рынках” [13] 1313
#_ftn13
[Закрыть] . Спекулянты как дамоклов меч нависли над национальными хозяйствами.
Этой космополитической армией беспощадно правит мировая финансовая олигархия. Исследование МВФ показало, что 30–50 банков контролируют все денежные рынки мира, весь обмен валют и все ключевые валюты.
Такова воронка мирового рынка, в которую угодила Россия. Ее положение особенно тяжелое, потому что она не имела никакого иммунитета. Возможно спасение России в такой стратегии: прибегнуть к разумному протекционизму, прикрыть на несколько лет двери, создать региональный рынок и целенаправленно развивать наукоемкое производство и евразийские транспортные магистрали и, таким образом, готовиться к вступлению в мировое хозяйство на достойных условиях. Впрочем, ни одна страна не способна в одиночку противостоять финансовой олигархии, которая целенаправленно создает условия наибольшего благоприятствования, рай для спекулянтов. Только коллективная финансовая безопасность, в первую очередь России, Белоруссии, Украины и Казахстана – возможно, совместно с Европейским Союзом, – может приостановить узаконенный разбой геофинансов.
Влиятельные круги в Западной Европе, на Ближнем Востоке, да и производственный капитал в США ищут способы, чтобы переломить спекулятивную парадигму. С ними надо искать пути взаимопонимания и сотрудничества. Необходимы конкретные меры. Западноевропейские экономисты вновь и вновь возвращаются к наследию Кейнса. В данном случае, к его забытой идее регулирования потоков капитала. Еще в 30-е годы он предлагал ввести небольшой налог в 0,5% на спекулятивное движение капиталов. Его идею развил американец Тобин. Это могло бы поставить хоть какие-то пределы спекулянтам. Другая ограничительная мера – повышение гарантийного залога на переливы капиталов. В 30-е годы эта гарантия составляла до 70%, а в последние годы снизилась до 10%. Это создает, повторюсь, рай для денежных спекулянтов. Не надо ни ума, ни талантов! Такова спекулятивная эпидемия, поразившая весь мир.
Криминализация бизнеса
Опыт многих стран показывает, что за правлением олигархии обычно следует диктатура. Вопрос чрезвычайно актуальный для большинства постсоветских стран. В цепочке закономерностей выделим следующие основные звенья: неолиберальные реформы разгромили или крайне ослабили государственные и общественные институты власти, атомизировали общество, сделали деньги идолом, символом успеха в жизни. В хаосе рождается спекуляция – родная сестра коррупции. Коррупция перерастает в эпидемию мошенничества и криминализации бизнеса, а затем и в криминализацию всего общества. Этому много примеров, но наиболее яркий и свежий – Грузия.
Олигархия в СНГ имеет поддержку за рубежом. Но до известного момента: до тех пор, пока местные олигархии обеспечивают вывоз богатств или пока они охраняют какой-либо геополитический плацдарм. Но олигархат не способен долго поддерживать порядок. Хищники начинают между собой грызться, нарастает анархия, уличная преступность, грядет хаос. Олигархия бросает вызов народу, обществу. Если народ слаб и разобщен, как в Грузии, то он не может дать ответ на вызов анархии. И тогда мировые заправилы спешно убирают несправившуюся олигархию типа окружения Шеварднадзе и шлют своего уполномоченного – диктатора.
Но есть и другой сценарий. Если народ еще не сломлен, если общество не окончательно разложилось, то они принимают вызов олигархов и в ответ выдвигают вождя, диктатора, который, опираясь на народ, наводит авторитарными средствами порядок. Он, в свою очередь, бросает вызов не только местным олигархам и их вороватой обслуге, но и их покровителям за океаном. Но чтобы успешно воевать на два фронта, он должен опираться на народ и не оглядываться на Запад. Много таких сценариев мы наблюдали в Латинской Америке. Новейший пример – события в Венесуэле, где нашелся вождь – Уго Чавес. Это объясняет, почему за олигархией вынужденно и временно следует диктатура. Общество проходит чистилище. В первом сценарии диктатура вскоре снова перерождается в олигархию. Во втором – диктатура приводит к такой демократии, которая умеет защищаться от посягательств паразитов и хищников. И защищается она умело – кулаком в бархатной перчатке.
Вопрос, на который пытаются ныне ответить многие исследователи, стоит так: неолиберальные правила, “рыночная демократия” снижают или повышают уровень коррупции и криминализации бизнеса? Наш тезис ясен: неолиберализм создает условия наибольшего благоприятствования для коррупции. Приватизация и последующие переделы собственности являются питательной почвой для взяточничества и преступности. Оплата взяток за границей за счет налогоплательщиков обосновывается на Западе с помощью особой теории “культурного релятивизма”. На Востоке, де, размыты границы между взяткой и даром. Все эти доводы не выдерживают критики. Любой индус, буддист или анимист четко отличает дар от чистого сердца от взятки, которую он с оглядкой дает чиновнику, ненавидя, презирая его, боясь, что, и взяв деньги, тот не сделает, что требуется. Взяточничество было и в СССР, особенно в 80-е годы. Но оно строго каралось, и потому не было такого коррупционного беспредела, к которому страна пришла в результате рыночных реформ и приватизации. Спор с либералами бесполезен, статистики в этой области нет, кроме, пожалуй, приговоров судов. Главное, что души людей не были в 60–70-е годы так загажены взятками и прочими преступлениями, что в сознании людей они были исключениями, а не нормой жизни, какими ныне стали.
Криминализация бизнеса есть следствие либеральной установки на так называемую дерегламентацию: государство и его правоохранительные органы либералы последовательно изгоняют из экономической деятельности. Правоохранительные органы поставлены в безнадежное положение сторожей награбленного. Их заставляют бороться с преступностью в обществе, которое косвенно поощряет преступность, в котором спекуляция, мошенничество, блеф, насилие стали условием выживания. Правоохранители превращаются в оборотней, сливаются с криминалом. За криминализацией бизнеса следует всеобщая коррупция и криминализация самой власти.
Экономика без этических ограничителей, без нравственных тормозов становится в конечном итоге неэффективной. Однако в неолиберальной интерпретации все средства хороши для победы в конкурентной борьбе. Такой подход уже заметен даже в исследованиях, проводимых в рамках ООН: “Взятки – это способ обходить ограничения свободы предпринимательства…”; “взятки – это способ снижения себестоимости”; “взятки и прочие экономические преступления есть способ рационализировать общественное распределение” [14] 1414
#_ftn14
[Закрыть] . Из такого подхода следует, что коррупция и криминальный бизнес только тогда становятся недопустимыми, когда они наносят ущерб рынку, свободе движения товаров и услуг. Но если они подрывают национальные государства и суверенитет, приводят к власти уголовников, которые осуществляют геноцид народов, то на это надо смотреть сквозь пальцы.
Растущую глобальную опасность для мирового сообщества представляет и сравнительно новое явление – отмывание денег. Преступные деньги, словно заклятые, заражают всю пирамиду общества. Стэнли Моррис, будучи директором департамента Казначейства США, писал, что отмывание “грязных” денег происходит наверху, но дрянь от них течет вниз. Расцветает организованная преступность всех видов и мастей. Некогда респектабельное лондонское Сити стало мировым центром отмывания денег. По свидетельству вице-президента Ситибэнка и бывшего полицейского шефа Бриана Веста “деньги льются из России и Восточной Европы и здесь в любой момент отмывается не менее 500 миллионов долларов” [15] 1515
#_ftn15
[Закрыть] .
Коррупция и криминальный бизнес становятся для ТНК помехой обычно только тогда, когда они составляют для них конкуренцию, мешают извлекать прибыли. Именно этим объясняется систематическое нагнетание страхов перед российской мафией, которое практикуется в США, Англии и некоторых других странах. Мафии борются с мафиями, СМИ привлекаются к разборкам. Тогда поднимается кампания в СМИ, создаются комитеты и центры по борьбе с преступностью, начинают изучать ее разновидности. Криминал залезает в норки и отсиживается. Спадает шумиха, и он возвращается. Можно ли сомневаться в том, что могущественные государственные структуры с их натренированными полицейскими силами могли бы уже давно положить конец мафиям, наркобизнесу, крупномасштабной коррупции? Можно ли поверить в то, что США, например, совместно с правительствами латиноамериканских стран не могут справиться с наркобизнесом в Колумбии, Мексике, в Афганистане? Ежегодно от наркотиков гибнут десятки миллионов молодых людей. Наркобизнес насаждает очаги мелкого и крупного воровства, проституции, взяточничества, заболеваний СПИДом, сумасшествий. Создаются целые криминальные общества. Пример – Афганистан. Неискореним наркобизнес потому, что он выгоден власть предержащим, в том числе оккупационным властям и стоящим за ними банкирам.
* * *
Либеральные реформы не привьются в России потому, что наше общество в генах своих коллективистское, общинное. Насаждаемый крайний индивидуализм не способен сочетать права и обязанности. Права без обязанностей вырождаются не только в России, а повсюду в злоупотребления чиновников, “элит”, в коррупцию, приводят к потаканию земному вместо духовного, к нравственной распущенности, к росту преступности и хаосу. Дилемма известна: или бунт, или сильное справедливое государство.
Народ начинает сознавать нарастающую опасность. Поэтому разгосударствление было отвергнуто его молчаливым большинством. Его ответом стало стремление вернуться к сильному государству. В этом и коренится, кстати, популярность В. Путина. Народ уверен, что президент укрепит российское государство. Он, однако, ждет и большего: государства не ради олигархов, государства для защиты народа от лихоимцев-чиновников и от пришлых грабителей. И маятник, кажется, пошел в сторону укрепления державы.
[1] 1616
#_ftnref1
[Закрыть] * Цит.по: Renй Passet. L’emergence contemporaine de l’interrogation йthique en йconomie. UNESCO SHS–2003/WS/22, p. 10.
[2] 1717
#_ftnref2
[Закрыть] Le Monde Diplomatique, fevrier 1998.
[3] 1818
#_ftnref3
[Закрыть] The Crises of Global Capitalism. L. 1994 by George Soros N.-Y. Public Affairs, 1998, p. 304.
[4] 1919
#_ftnref4
[Закрыть] S o r o s G. Capitalism’s last Chances. In: Foreign Affairs. Winter 1998–1999.
[5] 2020
#_ftnref5
[Закрыть] Le Monde Diplomatique, decembre 1997.
[6] 2121
#_ftnref6
[Закрыть] Regional Orders. Building Security in the New World. Edited by D.Lake and P.Morgan.
[7] 2222
#_ftnref7
[Закрыть] См., например: Dictionary of Economics. London, 1970, Penquin, p. 174.
[8] 2323
#_ftnref8
[Закрыть] Le Monde Diplomatique, novembre 1999.
[9] 2424
#_ftnref9
[Закрыть] B a i r o c h P a u l. Mythes et Paradoxes de l’Histoire economique. La Decouverte. Paris, 1995.
[10] 2525
#_ftnref10
[Закрыть] Цит. по: Scientific American, Nov. 1993. The Perils of the Free Trade. By Herman E. Daly.
[11] 2626
#_ftnref11
[Закрыть] New York Herald Tribune, 9 January, 1995.
[12] 2727
#_ftnref12
[Закрыть] New York times, 15 January 1996.
[13] 2828
#_ftnref13
[Закрыть] P l i h o n D a m i n i q u e. Les mecomptes de la globalization financier. Alter-Eco, № 20, 2eme trimestre, 1994.
[14] 2929
#_ftnref14
[Закрыть] UNDP. Corruption and Good Governance. Discussion, paper 3. N.-Y., 1997.
[15] 3030
#_ftnref15
[Закрыть] New York Herald Tribune, 3 february 1998.
Наталия НАРОЧНИЦКАЯ • «Восточный вопрос» и мировая политика (Наш современник N10 2004)
К 150-летию Крымской войны
В сентябре 1854 года англо-французский десант высадился под Евпаторией. Началась Крымская война – одна из самых кровопролитных в ХIХ веке. На стороне англо-французской коалиции выступала Сардиния (часть нынешней Италии). Австро-Венгрия, незадолго до того спасенная от развала штыками наших солдат, и Пруссия, освобожденная от наполеоновского владычества Александром I, стянули свои войска к русским границам. Фактически весь Запад выступил против России. Как в 1812-м, как в 1941-м (масштаб участия “оккупированных стран” – таких как Франция, Бельгия, Словакия, не говоря уже о союзниках Германии – Италии, Венгрии, Испании, – в Великой Отечественной войне убедительно обрисовал В. В. Кожинов). И вновь ситуация повторяется – НАТО вырвалось на границы России.
НАТАЛИЯ НАРОЧНИЦКАЯ,
доктор исторических наук, заместитель председателя Комитета Государственной Думы по международным делам
“Восточный вопрос”
И мировАЯ политикА
Взгляд на события последних полутора веков неожиданно приводит к выводу, что вся эта кипящая событиями историческая эпоха является планомерным выражением целого ряда геополитических констант. Отчего судьба балканских народов и их естественное формирование в крупные однородные нации сегодня, как сто и полторы сотни лет назад, становится при любом сотрясении мирового равновесия предметом дипломатической и даже реальной войны? Отчего с таким упорством англосаксы в течение полутора веков пытаются взять под свой контроль Афганистан?
Почему, как только в дополнение к южнонемецкой великой державе – Австрии выросло другое немецкое амбициозное государство – Германская империя, – целью англосаксов и французов стало недопущение объединения немецкого потенциала?
Почему сегодня в мире, в котором микрочип в качестве символа технического прогресса пришел на смену диковине ХIХ века паровозу, по-прежнему ключевое значение для соотношения сил в Европе имеет ориентация балканских славян? Почему все так же неизменно желание Запада лишить Россию обретений Петра Великого и вернуть её к временам Столбовского мира 1617 года?
К числу таких констант относится “восточный вопрос”, стоявший за неудачной для России Восточной (Крымской) войной. 150-я её годовщина не вызвала никакого интереса ни у российской элиты, ни у российской науки, что, наверное, можно объяснить. Двухсотлетие канцлера Горчакова Россия отметила пышными речами министра иностранных дел и отречением от Крыма и Севастополя в Договоре с Украиной.
В начале 90-х годов ХХ века Россия почти добровольно сдала позиции, ради которых, осознавая их важность, 343 дня с беспримерным героизмом русские воины отстаивали Севастополь. Что же касается участников крымской коалиции против России, то их политика агрессивно преемственна и столь же, как и полтора века назад, энергична.
Что такое Чёрное море?
Большинство проливов представляют собой “естественные узости” между побережьями материков или островов единого морского пространства, которое в обоих направлениях открывает путь в Мировой океан. Но Чёрное море – это, во-первых, “наиболее вдавшаяся в сушу бухта Мирового океана”, по меткому суждению В. П. Семёнова-Тян-Шанского. Во-вторых, это “тупик”, сформированный побережьями черноморских держав, выход из которого чрезвычайно узок. По классификации Конвенции по морскому праву Чёрное море принадлежит к так называемым “полузамкнутым” морям. Проход в Чёрное море не открывает путь в Мировой океан, это – доступ к побережьям нескольких стран – черноморских держав. Выход же из Чёрного моря является единственным проходом в Мировой океан.
Если запереть черноморским державам выход в Мировой океан, перекрыть, как говорил М. Горчаков, “лёгкие” державы, это позволит “задушить” Россию, оттеснить её – огромную континентальную страну – на северо-восток Евразии. Именно выход к двум морям – Балтийскому и Чёрному сделал Россию державой, без которой “ни одна пушка в Европе не стреляла”. Лишить её этого статуса стремились в течение почти двух веков далёкие от Чёрного моря Франция и Британия. Они вмешивались в отношения России с черноморскими державами, не допуская никаких соглашений без своего участия и препятствуя не только военному, но и политическому присутствию России в балканских, а тем более средиземноморских государствах. Поскольку ни одни фунт британской торговли не проходил через Босфор, Н. Данилевский так писал о смысле контроля Проливов для Британии и её пристального внимания ко всему, что могло затронуть морские или сухопутные пути на Восток: “Вся польза от обладания Константинополем ограничивалась бы для неё тем вредом, который наносился бы этим России”.
Россия на деле никогда не стремилась к единоличному контролю над Константинополем и Проливами. Наиболее рациональными для неё были бы условия, согласно которым в случае нападения на Россию Проливы закрывались бы для военных кораблей других держав при одновременном свободном проходе через них русского флота. Лишь однажды удалось согласовать такой статус – в Ункяр-Искелесийском договоре с Оттоманской Турцией в 1833 году. Это так и осталось кульминацией дипломатических успехов России на Ближнем Востоке в XIX веке. Договор между двумя черноморскими державами, достигнутый дипломатическими, а не военными средствами, вызвал “негодование” Франции и Англии, которые в ноте к Турции отказались с ним считаться и начали создавать коалицию, пытаясь втянуть в неё Австрию. В целом это достижение столь очевидно показало западным державам перспективу превращения России в неуязвимую геополитическую силу, что движение к Крымской войне представляется естественным.
Роковой треугольник
Именно процессы конца XIX века вокруг “восточного вопроса” не только привели к Первой мировой войне, но и направили потенциал европейских сил в определённое русло, заложили структуру международных отношений ХХ века и определили судьбу главных субъектов мировой политики в будущем политическом веке.
К Первой мировой войне в англосаксонской стратегии формируются последовательный курс на ослабление и разделение германского потенциала через столкновение его с Россией, а также начало оформления британского подхода к структурированию Юго-Восточной Европы – Балкан, заключающегося в соединении в одних государственных и политических конфигурациях разнородных славянских народов для предотвращения вхождения “католических” народов в германскую, а православных – в российскую орбиту.
В чём причина западного запрета немцам стремиться к единству, который установлен вовсе не со Второй, но с Первой мировой войны? Грех нацизма и необузданность амбиций дали удобный повод навсегда запретить так называемый “аншлюс” Австрии, что вроде бы выглядит анахронизмом в обстановке паневропейских процессов и общедемократических клише новейшего времени. Тем более на фоне разговоров о создании франко-германского квазигосударства внутри ЕС. Однако причина здесь чисто геополитическая – франко-германский альянс не так страшен для англосаксов, как приближение объединенного немецкого потенциала одновременно к Балтийскому и Средиземному морям – двум морям, контроль над которыми, по В. Семёнову-Тян-Шанскому, дает шанс стать господином мира.
Претензии Британии не допустить роста какой-либо континентальной державы и амбиции Пруссии, не удовлетворившейся объединением “железом и кровью” Германской империи, создают в Евразии две стороны будущего треугольника мировой политики, в котором России уготовано было стать третьей стороной. Россия, имеющая выход к Балтийскому морю, потенциально утверждающаяся в Черноморских проливах, подошедшая к Гиндукушу после присоединения Средней Азии, получала возможность стать равновеликой всему совокупному Западу (тогда Европе).
Это обеспечивало бы сильные геополитические позиции России на всём поствизантийском пространстве, что чрезвычайно ускорило бы неизбежный распад Оттоманской империи, причём в неподконтрольной Западу форме. В результате Греция могла бы войти в русскую политическую орбиту, сформировались бы крупные однородные славянские православные государства, также ориентированные на Россию. В совокупности это могло дать шанс консолидации крупнейшего центра политики, альтернативного Западу.
Допустить усиления России на Балканах не могла не только Англия, но и Австрия, утрачивавшая шанс выйти к морю через захват Боснии. Россия же не хотела немедленного попадания славян в “Pax Germana” по освобождении из “Pax Ottomana”. В то же время она была не в состоянии противостоять фронту европейских держав.
Стратегические устремления к началу XX века сошлись на европейских морских рубежах России в Восточной и Юго-Восточной Европе и сохранились до начала XXI века. Интересы сформировавшегося треугольника – Британии, России и Германии столкнулись на Балканах, в регионе Проливов, а также на Балтике. Отчётливо проявилась британская стратегия овладения Персидским заливом, где её интересы столкнулись с Германией, и желание Британии сдерживать Россию в её южном подбрюшии.
Именно в этих регионах на всём протяжении ХХ века затем разыгрывались главные геополитические сценарии, именно эти регионы становились объектом попыток передела мира в Первой и Второй мировых войнах, во время хаоса революции и гражданской войны и после распада СССР.
Первая мировая война
Поворот Англии к сотрудничеству с Россией в момент, когда, как писали аналитики, “весь мир, европейский и азиатский, ожидает войны между Англией и Россией”, нуждается в объяснении. Внимание русских аналитиков – Снесарева, Южакова, Чихачева к “англо-русской распре” не было экзальтацией. Русско-английское столкновение считалось в Европе неизбежным из-за самого факта существования России в её границах, вступившего в противоречие с константами английской мировой стратегии.
Однако Англия не начала войну с Россией, хотя превосходство на морях позволяло ей поочерёдно расправиться с претензиями великих держав Нового времени. Почему?
Россия представляла собой иной мир , не столько масштабом, но иным геополитическим типом. Владычица морей не могла успешной морской войной нанести стратегическое поражение огромной континентальной державе – в отличие от Португалии, Испании, Голландии и Франции, которые в британской геополитике именуются “полуостровной Европой”.
В похожем противоречии Англия оказалась к концу XIX века с Германией, которая рвалась к Средиземному морю и Балканам, усиленно создавала военно-морской флот и одновременно строила железную дорогу к Багдаду, что сулило реальное быстрое сообщение с Персидским заливом и Индийским океаном и девальвировало морские позиции Англии. Однако война против Германии по тем же причинам оказывалась бессмысленной. Это была Mitteleuropa – Континент, который победить стратегически мог только Континент.
Бальфур и другие британские политики накануне Первой мировой войны признали ограниченность морской силы по отношению к континентальным державам: “Какое бы превосходство ни имел наш флот, никакая морская победа не приведет нас ближе к Берлину… Не может быть и вопроса о британском нападении на Германию, пока британская армия находится в таких малых размерах”. Но и гипотетически огромная английская армия, отправляемая с Британских островов, не могла без континентальных союзников достичь ни Берлина, ни Петербурга, что и объяснял в парламенте министр иностранных дел сэр Эдуард Грей недоумевающим по поводу сближения с Россией.
Помочь Англии устранить Россию или Германию могла только европейская война – такая, где Германия и Россия были бы противниками. Заинтересованная в ослаблении континентальных соперников Англия вошла в Антанту, в которой России была уготована роль тарана, пробивающего брешь в германской обороне. Слишком поздно русские политики обратили внимание на то, что, в отличие от России, Англия не связала себя обязательствами в намечающихся блоковых противостояниях.
Геополитические пасьянсы
С момента, когда неизбежность распада Оттоманской империи стала очевидностью, британские проекты встраивания балканских славян в международные отношения по сути преследовали неизменные цели. Последовательно продвигаемые под разными названиями в течение всего ХХ века, они завершились нынешним Пактом стабильности для Юго-Восточной Европы.
Британское геополитическое мышление едино: и традиционные исследования, и экзотические построения выполнены в одной и той же парадигме. Задачей Британии было предупредить вхождение освобождавшихся наций и государств как в германскую, так и в российскую орбиту. Поэтому, как уже отмечалось, она стремилась не допустить консолидации крупных однородных славянских наций. Ибо хорваты и словенцы неизбежно вошли бы в германскую орбиту, а великосербское, болгарское государства, при всём лавировании их элиты, не могли быть полностью изъяты из-под влияния России.
В британских – как, впрочем, и в немецких – планах как начала ХХ века, так и сегодняшних дней неизменна тревога по поводу любого проявления сербских национальных чаяний, которые после “Начертания” Илии Гарашанина 1844 года уже полтора века являются пугалом для Западной Европы, так как объединение сербов в одном государстве изменило бы баланс сил. Подобное развитие событий исключено из конструктивных парадигм как в англосаксонском мышлении начала ХХ века (доклад Фонда Карнеги о Балканских войнах 1913 года), так и в новейших комментариях к нему Дж. Кеннана в 1993 году. Эта региональная проблематика вошла в “восточный вопрос”, в котором ни одна западная историография не откровенна.
Трактовка “восточного вопроса” в книге патриарха британской балканистики Р. Сетона-Уотсона 1911 года в двух пунктах поразительно неизменна до сегодняшнего дня: 1) от будущей судьбы сербо-хорватской расы “зависит баланс сил в Адриатике со всеми его следствиями для международной ситуации”; 2) недопустимость объединения рейнских и прусских немцев с южными немцами, то есть с австрийцами. После войны все британские конфигурации нацелены на нестабильные, зависящие от внешнего патронажа образования из пяти-шести тяготеющих к противоположным партнёрам наций, где исторический и политический потенциал народов обезличен.
Современный оксфордский славист и политический советник теневого кабинета консерваторов Дж. Бернс признает, что великие державы так начертили границы перед Первой мировой войной, что оставили в сердце Балкан язву, требующую в будущем неизбежного кровавого хирургического вмешательства. Они включили в создаваемую Албанию Косово и Метохию – “Старую Сербию” на всех европейских картах того времени. Он прямо сравнивает Флорентийский протокол 1913 года с Дейтонскими соглашениями и предложениями Холбрука [1] 11
#_ftn1
[Закрыть] . Напомним, что проект “великой Албании”, продвигаемый албанскими “интеллигентами” и албанскими боевиками, был сочинён ещё во время Берлинского конгресса 1878 года, где при участии и помощи Оттоманской империи и Австрии была создана Призренская лига, идеология и геополитические карты которой являются содержанием албанского террористического сепаратизма, напоминающего чеченский.
В Англии в конце XIX века весьма активно размышляли о “будущем” Центральной и Юго-Восточной Европы и увлекались геополитическими пасьянсами. Карта 1888 года и ещё одна карта, которую член парламента и издатель лондонского еженедельника “Truth” Г. Лабушер поместил в рождественском номере 1890 года, почти за четверть века до начала Первой мировой войны, показывали Европу “после мировой войны” [2] 22
#_ftn2
[Закрыть] . Они поразительно похожи на очертания Европы наших дней. Габсбургская монархия и Германия подлежали уменьшению вдвое – приблизительно до сегодняшних границ. Богемия должна была стать Чехией, Силезия – Польшей, а из южных земель предполагалось образовать “Дунайский союз”. Российская империя подлежала преобразованию в “славянскую конфедерацию” – или в “пустыню”. Все побережья Западной Европы и ключевые пункты Средиземного моря заштрихованы как “регионы” независимые, но под политическим влиянием Англии”. Все они сейчас в НАТО или вместе с НАТО, кроме черногорской Боки Которской и албанского побережья, путь к которому лежит через Косово!
На фоне последующих событий ХХ века, шаг за шагом приведшего в исполнение эти наброски, исследователи вправе размышлять, является ли приведённый “картографический” передел политико-географического облика мира, предпринятый до двух мировых войн ХХ столетия, упражнением в политическом шарже, или он представлял собой набросок некой программы.
П. Н. Дурново в записке Государю 1914 года проявил редкостную политическую прозорливость. Он предупредил, что “Россия не сможет обеспечить себе какие-либо стратегически важные обретения постоянного характера”, ради которых стоило бы воевать, “потому что она воюет на стороне Великобритании – своего традиционного геополитического противника” .
Дурново был прав. Россия стремилась добиться статуса Константинополя в виде “нейтрализованного и свободного города”, “никому не принадлежащего, но с русскими пушками на Босфоре”. Но резко отрицательное отношение к любой форме русского контроля над Константинополем со стороны Англии делало эти прожекты утопическими.
На фоне тревожных успехов австро-германского блока Англия все-таки согласилась на обретение Россией Проливов и Константинополя, потребовав взамен “довести войну до победоносного конца”, что исключало сепаратный мир с Германией [3] 33
#_ftn3
[Закрыть] . Одновременно, как утверждает австрийская русистка Э. Хереш, британская казна начала финансировать русскую революцию с 1916 года – с тем, чтобы революция освободила Лондон от обязательств по отношению к России [4] 44
#_ftn4
[Закрыть] . Можно сказать, что британская и в целом англосаксонская стратегия в “восточном вопросе” накануне и в ходе Первой мировой войны была весьма успешной.
Версальская система
Вместо помощи Белым армиям и правительствам США и Англия размышляли над формулой признания расчлененной России, для чего в январе 1919 года одновременно большевикам, белым, а также всем самопровозглашённым правительствам было предложено принять участие в конференции на Принцевых островах. Как явствует из документов, не без консультаций с Англией многие согласились. Отказалась Грузия, заявив, что обсуждаться будет Россия, а Грузия – не Россия.
Весной 1919 года Антанта начала второй этап “интервенции”, интерпретированный в советской историографии как задача уничтожения советской власти. Но он был нужен для поддержания самопровозглашённых правительств в тех регионах, которые и делали Россию державой, без которой “ни одна пушка в Европе не стреляла”. Англичане появились в Прибалтике, на Кавказе и в Закавказье к ноябрю 1919 года, заняв Баку и железную дорогу до Батуми. Гегечгори, получив письмо от британского правительства, публично заявил: “Не в интересах Англии включать Закавказье в пределы России”.
