Текст книги "Выкорчеванная (ЛП)"

Автор книги: Наоми Новик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 30 страниц)

– Если бы это была моя мать… я бы тоже попыталась что-то сделать.

– Принялась бы поступать не как принц, а как ребенок. Вместе с Солей. – Она повернулась к отцу Болло. – Нам нужно было хорошенько подумать, когда они сами предложили отправиться за девушкой, которую выручил Саркан. – Она с хмурым видом повернулась ко мне. – Я была слишком занята беспокойством о том, что Чаще наконец удалось запустить свои когти в Саркана. Все, что мы хотели, это быстро покончить с ней, а Саркана притащить сюда под надзор остальных. И я все еще не уверена, не лучше ли так и поступить.

– Кася не осквернена! – сказала я. – И королева тоже.

– Это не значит, что они не могут служить Чаще.

– Вы не можете казнить кого-то лишь потому, что может случиться что-то ужасное, учитывая, что это может быть и не их вина.

– Тут я не могу с ней не согласиться, Алёша, – сказал отец Балло. – Учитывая, что реликвии уже доказали их непорочность…

– Нет можем, если это необходимо для спасения королевства от поглощения Чащей, – строго возразила Алёша, победив нас обоих. – Но это не значит, что мне этого хочется, и менее всего, – добавила она, обращаясь ко мне: – вынудить тебя совершить какую-нибудь глупость. Я начинаю понимать, почему Саркан столько тебе позволяет.

Она снова постучала кончиком кинжала по столешнице, и приняла решение:

– Гидна, – произнесла она.

Я захлопала глазами. Разумеется, я что-то смутно слышала о Гидне: это был крупный океанский порт далеко на севере, откуда привозили китовый жир и зеленое шерстяное сукно. Оттуда была родом супруга наследника.

– Это достаточно далеко от Чащи, а океан невосприимчив ко скверне, – объяснила Алёша. – Если король отправит их обоих туда… это может сработать. У графа есть ведьма Белая ласточка. Приставим ее к ним, а спустя десять лет… или раньше, если сумеем полностью выжечь гнилую Чащу, вот тогда я стану беспокоиться не так сильно.

Отец Балло кивнул. И все же – десять лет! Мне хотелось кричать, возражать. Словно Касю снова забирают. Только тот, кто прожил больше сотни лет может с такой легкостью раскидываться десятью годами. Однако я медлила. Алёша отнюдь не была глупа, и я понимала, что в ее беспокойстве есть смысл. Я снова посмотрела на лежащий на столе оскверненный бестиарий. Чаща снова и снова расставляет одну ловушку за другой. Пытаясь поймать Дракона, она наслала химеру на Желтые болота и белых волков на Дверник. Она захватила Касю, чтобы заманить меня. А когда я обнаружила способ ее спасти, Чаща попыталась воспользоваться Касей, чтобы осквернить нас с Драконом обоих. И когда это не вышло, она позволила ей жить, чтобы снова заманить нас к себе. Мы сумели вырваться и из этой западни, но не может ли где-то быть еще одной, чтобы Чаща все равно каким-то образом сумела обратить все наши победы в поражение?

Я не знала, что предпринять. Согласиться, и объединиться с Алёшей – а станет ли король ее слушать? Написать Саркану, чтобы он ответил, согласен ли он? Она вскинула одну невозмутимую бровь, ожидая ответа, пока я кусала губы в размышлении. Потом она обернулась: двери в зал Чаровников распахнулись. Там стоял Сокол, притягивая свет своей белоснежной мантией: белая фигура в темном проеме. Увидев нас вместе, он прищурил глаза, потом изобразил одну из своих улыбок:

– Вижу, вы заняты, – беспечно сказал он. – А у нас, кстати, прогресс. Вы не против сходить на суд?

Глава 21

Пустые коридоры за пределами пристанища в зале Чаровников были наполнены гулом собрания. Музыка прекратилась, но издали гул голосов казался вздымающимися и опускающимися морскими волнами, звучащими все громче по мере того, как Сокол все ближе подводил нас к королевскому бальному залу. Лакеи поспешно распахнули перед нами двери, ведущие на лестницу, которая спускалась прямо на танцевальный пол огромного помещения. Посол в белом камзоле восседал в кресле рядом со стоящим на высоком возвышении королевским троном. По другую сторону от короля расположился принц Сигизмунд с супругой. Король сидел вцепившись в подлокотники в виде львиных лап с перекошенным от гнева лицом.

Перед ним принц Марек расчистил посередине зала пространство, разогнав все шесть рядов танцующих, которые удивленно и ошарашенно пятились от него к стенам. Дамы в пышных юбках были похожи на разбросанные по кругу цветы. По центру с пустым выражением лица стояла королева в белом простом платье узницы. Рядом с ней, держа ее за руку, стояла Кася. Она обернулась, заметила меня, и я увидела на ее лице облегчение. Но подобраться к ним ближе не было никакой возможности. Толпа полностью заполнила лестницу и с любопытством свешивалась с балкона мезонина.

Королевский секретарь, держа перед собой тяжелый свод законов на вроде щита, почти съежился перед принцем, что-то объясняя дрожащим голосом. Я не могу винить его за попытку защититься. Всего в двух шагах от него словно сказочный герой стоял принц Марек в ярко начищенных стальных доспехах, держа шлем подмышкой и с мечом в руке, которым можно перерубить быка. Он стоял, излучая угрозу словно неотвратимость наказания.

– По делам… по делам, связанным со скверной, – твердил секретарь, – согласно уложения Богуслава право судебного поединка не приме… запрещено категорически… – ойкнув, он отступил, Марек взмахнул мечом всего в дюйме от его лица.

Принц продолжил напирать, вращая мечом, поворачиваясь вокруг себя. Толпа, затаив дыхание, шарахалась от него в стороны.

– Королева Польни имеет право на защитника! – выкрикнул он. – Пусть любой волшебник выйдет и покажет, есть ли в ней малейший признак скверны! Эй там, Сокол, – сказал он, поворачиваясь к лестнице. Взгляды всех придворных устремились на нас: – наложи на нее заклинание! Пусть двор посмотрит, есть ли в ней скверна… – Все придворные от герцогов до служанок разом ахнули.

Думаю, именно поэтому король еще не прекратил это безобразие. Толпа на лестнице раздалась в стороны, освобождая для нас проход, и Сокол, подметя длинными рукавами лестницу, вышел вперед перед королем и элегантно поклонился. Совершенно очевидно он был готов к подобному повороту: у него при себе имелся большой кошель с чем-то тяжелым. Согнув палец, он заставил четыре волшебных светильника спуститься вниз из-под потолка, окружив ими королеву. Потом волшебник открыл кошель и, что-то тихо произнося, бросил над ее головой горсть голубого песка.

Я не слышала заклинание, но из его пальцев, потрескивая, вырвался горячий белый свет, который устремился сквозь опадающий песок. Появился запах спекшегося стекла и струйки рассеивающегося дыма. Песок полностью испарился и вместо него образовалась чуть голубоватое искривление, сквозь которое, как сквозь толстое стекло, я видела королеву с Касей в окружении зеркал. Волшебные лампы по прежнему ярко светили сквозь искажающую штуку, становясь даже ярче. Я видела кости Касиной руки сквозь плоть там, где она касалась плеча королевы и легкие очертания черепа и зубов.

Марек взял королеву за руку и вывел ее в центр. Придворные не видели суда архиепископа с вуалью святой Ядвиги. Они пораженно смотрели на королеву в белом платье, разглядывали ее кровеносные сосуды, разбежавшиеся внутри тела легкими светящимися линиями. Все светилось. Ее глаза казались лампами, из ее приоткрытых губ вырывалось светящееся дыхание. Ни каких следов тени или темного пятнышка. Еще не успел свет медленно погаснуть, как придворные уже зашептались.

Стекло раскололось и осыпалось сверкающим дождем, исчезающим, едва касаясь земли, голубыми струйками дыма.

– Обследуйте еще! – выкрикнул почти тлеющий от праведного негодования Марек, перекрывая нарастающий гул разговоров. – Вызовите свидетелей. Пусть придет Ива, архиепископ…

Зал был на стороне принца. Даже я понимала, если король откажет сейчас и приговорит ее к смерти, расползутся тысячи сплетен об убийстве. Король тоже это понимал. Он оглядел своих придворных и коротко опустил подбородок на грудь и откинулся на троне. Так Мареку удалось вынудить отца зайти настолько далеко без всякого колдовства. Хотел король проводить суд или не хотел, он начался сам собой.

В настоящий момент я видела короля уже три раза. Я бы не назвала его «приятным», и уж точно не мягким или добрым, потому что слишком много морщин изрезали его хмурый лоб. Но если бы меня попросили описать его одним словом, я бы сказала: «озабоченный». А прямо сейчас: «злой» и холодный, как снежный буран – и именно ему предстояло вынести окончательный приговор.

Мне хотелось выбежать вперед и отменить суд, упросить Марека отступиться, но было слишком поздно. Ива прямая как колонна в серебристом платье уже вышла вперед, чтобы дать показания.

– Я не обнаружила скверны, но не могу поклясться, что ее нет, – произнесла она холодно, обращаясь непосредственно к королю и не обращая внимания на то, как Марек скрежещет зубами и скрипит рыцарской перчаткой о рукоять меча. – Королева не в себе. Она не произнесла ни слова, и не проявляет малейших признаков узнавания. Ее плоть полностью изменилась. В ней не сохранилось ее изначальных тканей и костей. И хотя плоть может быть трансформирована в камень и металл без признаков скверны, подобные изменения безусловно произведены под действием скверны.

– Но если бы ее измененная плоть несла в себе признаки скверны, – вмешался Сокол, – то можно ли было ожидать это обнаружить с помощью моего заклинания?

Ива даже не повернула голову, чтобы его приветствовать. Очевидно, что он заговорил без очереди. Она лишь слегка наклонила голову к королю, который коротко кивнул в ответ и слегка шевельнул пальцами, отпуская волшебницу.

Показания архиепископа были идентичны. Он сказал, что он испытал королеву всеми церковными святынями, но не может утверждать, что она не осквернена. Думаю, они просто не желали в последствии оказаться неправыми.

Лишь несколько свидетелей высказались в пользу королевы – врачи, которых привел принц Марек, чтобы ее обследовать. Но никто ни словом не обмолвился о Касе. О ней даже не вспомнили, но она будет жить или умрет по их слову. А сама королева стояла рядом с ней молчаливая и безвольная. Свечение потухло и покинуло ее пустое, невозмутимое лицо на обозрение придворным.

Я повернула голову к стоящим рядом Алёше и отцу Балло, зная, когда настанет их черед, они расскажут королю о зловещем бестиарии, который был оставлен на хранение в зале Чаровников в круге соли и железа под защитным заклинанием и надзором стражника. Алёша скажет, что нельзя допускать и шанса, что опасность для королевства слишком велика. И тогда король если пожелает встанет, состроит на лице выражение сожаления, и объявит, что закон о скверне превыше всего, после чего приговорит королеву и Касю вместе с ней к смерти. И видя его, я знала, так и будет. Он именно так и поступит.

Он уселся поглубже в огромном резном кресле, словно ему потребовалась опора и прикрыл рукой неулыбчивый рот. Решение зрело в нем как снежная лавина, копясь и копясь по крохотной крупице. Следующие свидетели могут говорить все, что угодно – он уже не станет их слушать. Он уже все решил. Я уже видела Касину смерть в его тяжелом, мрачном взгляде, и в отчаянии принялась оглядываться по комнате, разыскивая взглядом Солю. Рядом с ним, вцепившись в рукоять меча, стоял натянувшийся в струну принц Марек.

Соля встретился со мной взглядом и лишь развел руками, как бы говоря, я сделал все, что мог. Он наклонился и что-то прошептал принцу, и когда закончил последний доктор. Марек произнес:

– Пусть вызовут свидетелем освобождения королевы Агнешку из Дверника.

В конце концов, именно этого я и добивалась. В этом была причина моего приезда и моего сражения за внесение моего имени в реестр. Все посмотрели в мою сторону, даже нахмурившийся король. Но я до сих пор не знала, что я им скажу. Какие мои слова о том, что королева не осквернена, могли что-то значить для короля и для всех этих придворных? Им совершенно нет дела до того, что я могла бы рассказать о Касе.

Может быть, если я попрошу, Соля согласится попробовать произнести со мной заклинание Призывания. Я решила так и поступить, представив, как яркий белый свет покажет всему двору правду. Но… королеву уже проверяли вуалью святой Ядвиги. И все видели заклинание Сокола. Король увидел бы, что она не осквернена. Дело было вовсе не в правде. Придворным вовсе не нужна была правда, и король не хотел правды. И какую бы правду они не услышали от меня, они могут ее проигнорировать так же просто, как все остальное. Она не изменит их отношение.

Но я могу показать им что-то абсолютно иное. То, что они действительно хотят. Наконец-то я поняла, что им нужно. Они хотели узнать. Они хотели понять, как это было. Хотели почувствовать себя частью этого, частью освобождения королевы. Хотели стать частью легенды. Это не правда, не нечто похожее, но это возможно убедит их сохранить Касе жизнь.

Я закрыла глаза и вспомнила заклинание иллюзии: «Проще, чем настоящая армия», – говорил Саркан. Когда я начала произносить заклинание, я поняла, что он был прав. Вырастить иллюзорное то самое пугающее очаговое дерево оказалось не сложнее, чем цветок, и вот оно уже с легкостью поднимается от мраморного пола. Кася судорожно затаила дыхание, какая-то женщина закричала, где-то в зале с грохотом попадали стулья. Я отстранилась от посторонних шумов, и позволила заклинанию плыть под мою мелодию, подпитывая его силой и слабостью, этот плотный сгусток страха так и не рассосался в моем животе. Очаговое дерево продолжало расти, раскидывая свои мощные серебристые ветви по залу, потолок пропал в тени шелестящей серебристой листвы и разлился ужасная вонь фруктов. Мой живот перевернулся, и по траве перед моими ногами покатилась отрубленная голова Яноса и остановилась у разросшихся корней.

Все придворные с криками отпрянули и вжались в стены, и все равно они исчезали, пропадали. Да и окружающие стены тоже пропали, растворились в обступившем лесу и в лязге стали. Встрепенувшийся Марек встревоженно обернулся и поднял меч: на него надвигался серебристый богомол. Клешня чудовища опустилась на его плечо, лязгнув по яркому стальному доспеху. Из травы под ногами в небо смотрели трупы.

Внезапное потрескивание огня, и мой взгляд заслонило потянувшееся облако дыма. Я развернулась к стволу и увидела пойманного деревом Саркана, которого затягивала кора. «Давай, Агнешка», – а в руке у него красным отблеском светилось пекло. Я инстинктивно потянула к нему руку, вспомнив все ужас и боль, и на мгновение… всего лишь на миг, он не был иллюзией, не просто иллюзией. Он удивленно нахмурился в ответ. Его взгляд как бы говорил: «Что ты творишь, идиотка?» – и каким-то образом это был он собственной персоной. На самом деле. А потом между нами пронесся очищающий огонь заклинания, и он исчез. Остались лишь иллюзия его присутствия, и пламя.

Я положила руки на ствол дерева, с которого словно с перезревшего помидора сползала, трескаясь и скручиваясь кора. Кася, настоящая, оказалась рядом со мной. Ствол начал открываться, треснув, под ее руками. Она отрывала куски дерева, и изнутри, пошатываясь, шагнула королева, протягивая нам навстречу руки и умоляя о помощи. Ее лицо внезапно ожило и было наполнено ужасом. Мы подхватили ее и вытащили наружу. Я слышала, как Сокол выкрикивает заклинание огня и вдруг поняла, что это настоящее заклинание, хоть мы и не были в настоящей Чаще. Мы были в королевском замке.

Как только я это вспомнила, заклинание иллюзии начало ускользать из-под моего контроля. Дерево обратилось в пепел, а занявшийся у его корней огонь охватил пламенем всю окружающую Чащу. Тела павших поглотила почва, мелькнув напоследок лицами, всеми до единого, прежде, чем над ними сомкнулись мраморные плиты. Я проводила их взглядом залитых слезами глаз. Я даже не подозревала, как хорошо запомнила солдат, чтобы их воспроизвести. И когда пропала последняя тень от листьев мы вновь очутились в королевском дворце перед троном. Ошарашенный увиденным король стоял на возвышении.

Сокол, тяжело дыша, обернулся вокруг, оглядываясь с язычками пламени, пляшущими над его ладонями и капающими на мраморный стол. Принц Марек тоже обернулся, выискивая пропавшего вдруг врага. Его меч вновь очистился, доспехи засверкали чистой и ровной поверхностью. Королева с широко раскрытыми глазами, содрогаясь всем телом, стояла посредине зала. Весь двор впечатался спинами в стены и жался друг к другу, насколько можно расчистив вокруг нас пространство. А я… я опустилась на колени, сжав руками живот, чувствуя приступ тошноты. Ни за что на свете я бы не захотела снова вернуться обратно в Чащу.

Марек пришел в себя первым. Тяжело дыша, он шагнул вперед к трону:

– Вот от чего мы ее избавили! – крикнул он, обращаясь к отцу. – Вот то зло, с которым мы сражались, чтобы ее спасти, и цена, которую мы за это заплатили! Это зло, которому ты служишь, раз не… Я не хочу чтобы так было! Я хочу…

– Довольно! – прикрикнул на него король. Он был бледнее мела.

Лицо Марека стало пунцовым от гнева и жажды крови. Меч до сих пор был сжат в его руке. Принц шагнул к трону. Глаза короля расширились. Его щеки залила краска гнева, и он махнул рукой шестерым стражникам, окружавшим возвышение.

Внезапно королева Анна выкрикнула: – Нет!

Марек обернулся к ней. Она неловко шагнула вперед, ее ноги почти не слушались, словно ей требовалось делать усилие, чтобы их сдвинуть с места. Марек смотрел на нее. Она сделала еще один шаг и взяла его за руку:

– Нет, – повторила она. Она потянула его готовую подняться руку вниз. Он сопротивлялся, но она подняла на него глаза, и его обращенной вниз к ней лицо внезапно стало детским: – Маречек. Ты уже спас меня.

Его рука опустилась вниз, вцепившись в нее, королева медленно повернулась к королю. Он смотрел на нее сверху вниз. Ее лицо было бледным в обрамлении облака коротких волос.

– Я хотела умереть, – произнесла она. – Так хотела. – Она сделала еще один шаркающий шаг и опустилась на колени перед помостом, потянув принца за собой. Он склонил голову, уставившись в пол, но королева смотрела вверх:

– Прости его, – сказала она королю. – Я знаю закон. Я готова. – Марек дернулся, но она крепко держала его руку. – Я королева Польни! – громко произнесла она. – Я готова умереть за свою страну. Но не как предательница.

– Я не предательница, Казимир, – повторила она, вытянув руку в сторону: – Он украл меня. Украл меня!

По залу пронесся ропот, быстро набирая скорость словно разлив реки. Я устало подняла голову и огляделась, ничего не понимая. Лицо замеченной мною Алёши было хмурым. Голос королевы дрожал, но был достаточно громким, чтобы перекрыть поднявшийся гул.

– Пусть я буду приговорена к смерти из-за скверны, но – Бог свидетель! – я не бросала мужа и детей. Василий со своими солдатами предательски выкрал меня со двора и отвез в Чащу, где привязал меня к дереву.

Глава 22

– Я же тебя предупреждала, – сказала Алёша между звонкими ритмичными ударами молота. Я молча сидела, обняв колени, в углу ее кузницы как раз за выжженным кругом до куда долетали искры. А что тут скажешь? Она предупреждала.

Никому не было дела до того, что принц Василий мог быть осквернен, что заставило его совершить безумный поступок. Никому не было дела до того, что он погиб в Чаще, напитав корни очагового дерева и оставив после себя одинокий скелет. Никому не было дела до того, что во всем виноват бестиарий. Принц Василий выкрал королеву и отдал ее Чаще. Все разозлились так, будто он сделал это вчера, но вместо того, чтобы начать бороться с Чащей, все решили выступить в поход на Росию.

Я уже пыталась объясниться с принцем Мареком. Бесполезная трата времени. Не прошло и пары часов после прощения королевы, а он уже был в казарме, объезжая лошадей, выбирая, какую именно ему взять на войну.

– Ты отправляешься с нами, – безоговорочным тоном заявил мне принц, держа одной рукой повод, а в другой – длинный хлыст, не отрывая взгляда от мелькающих копыт жеребца, которого он гонял по манежу. – Соля утверждает, что ты можешь удвоить силу его заклинаний, а может и больше.

– Нет уж! – ответила я. – Не собираюсь я убивать росиянов! Нужно бороться не с ними, а с Чащей.

– Успеем еще, – легкомысленно сказал Марек. – После того, как захватим восточный берег Ридвы, мы направимся на юг вдоль Яральских гор и окружим Чащу с двух сторон. Хорошо, – обратился он к конюху, передав повод. – Возьмем этого. – Он уверенным движением запястья поймал свисавший кончик хлыста и повернулся ко мне: – Послушай, Нешка… – я стояла не в силах ответить. Как он посмел назвать меня уменьшительным именем? Но он лишь обнял меня за плечи и продолжил как ни в чем не бывало: – Если мы отправим половину армии в твою долину, они сами за нашей спиной переправятся через Ридву и разграбят саму Кралевию. Наверное именно для этого они и объединились с Чащей. Именно этого они и ждут. У Чащи нет армии. Она останется там, где есть, пока мы не разделаемся с Росией.

– Да никто в жизни не объединится с Чащей!

Он пожал плечами:

– Даже если и так, они преднамеренно использовали ее против нас. Думаешь моей матери легче оттого, что этот пёс Василий сдох после того, как обрек ее на этот бесконечный ад? И даже если он был сам до того осквернен, ты должна понять, что это ничего не меняет. Росия не упустит шанс воспользоваться тем, что мы повернули на юг. Мы не можем выступить против Чащи, не позаботившись о флангах. Ты слишком узко мыслишь.

Я вывернулась из его объятий и от его снисходительности.

– И вовсе я не узко мыслю, – возмущенно говорила я Касе, когда мы вместе спешили через двор в кузницу повидаться с Алёшей.

Но та лишь сказала:

– Я же тебя предупреждала. Мрачно, но без упрека. – Сила Чащи не в слепой звериной ненависти. Она умеет мыслить и планировать, преследует собственные цели. Она умеет читать в сердцах людей, чтобы получше их отравить. – Она сняла с наковальни меч и сунула его в холодную воду. Поднялось облако пара как от дыхания какого-нибудь чудища. – Если не было скверны, значит было задействовано что-то еще.

Сидящая рядом со мной Кася подняла голову:

– Значит… значит во мне что-то есть? – невесело спросила она.

Алёша помолчала и посмотрела на мою подругу. Я поняла, что затихла, затаив дыхание. Потом Алёша пожала плечами:

– А разве того, что случилось мало? Тебя освободили, потом освободили королеву, а теперь вся Польня с Росией готовы заполыхать. Мы не можем щадить тех, кого они посылают на войну, – добавила она. – Если станем, они скоро окажутся здесь. Король оголяет страну, и Росия, чтобы нам соответствовать, сделает то же самое. Для все этот год будет скверным – и для победителей, и для проигравших.

– Именно этого, с самого начала, и добивалась Чаща, – сказала Кася.

– Одно из многих. Не сомневаюсь, если бы ей представилась возможность, она бы с удовольствием слопала Агнешку и Саркана, и проглотила бы всю долину за одну ночь, – сказала Алёша. – Но дерево не женщина, у нее не единственное семя. Оно разбрасывает столько, сколько сможет, и надеется, что часть из них взойдет. Эта книга была одним из них. Королева еще одним. Нужно было сразу же выслать ее подальше и тебя вместе с ней. – Она повернулась обратно к горну. – Но теперь уже слишком поздно что-то исправлять.

– Наверное, нам следует сегодня же отправиться домой, – сказала я Касе, стараясь не обращать внимания на тут же вспыхнувшую во мне при этой мыли тоску, эту невольную тягу вернуться. Уговаривая саму себя, я сказала: – Здесь ничего больше сделать нельзя. Поедем домой и поможем выжечь Чащу. Там, по крайней мере, мы сможем собрать по долине сотню человек…

– Сотня человек, – фыркнув, сказала Алёша, обращаясь к собственной наковальне. – Вы с Сарканом, и с сотней человек, я не сомневаюсь, сумеете нанести кое-какой ущерб, но заплатите за каждый дюйм отвоеванной земли. А тем временем Чаща завлекла на берега Ридвы двадцать тысяч человек, чтобы те резали друг друга.

– Чаща так и так их получит! – произнесла я. – Может ты что-то сделаешь?

– А я и делаю, – ответила Алёша, снова опуская меч в огонь. Пока мы тут сидели она повторила это действие уже четвертый раз, что на мой взгляд не имело смысла. Я не видела раньше, как куют мечи, но зато часто видела кузнеца за работой. Мы все любили наблюдать, как он кует косы и воображали, что это мечи. Мы находили палки и сражались ими в притворных битвах вокруг дымящей кузницы. Так что я знала, что не нужно повторно закалять клинок, но Алёша достала меч из пламени на наковальню, и тут я поняла, что она вколачивает в сталь заклинания. Ее губы постоянно шевелились, пока она работала. Это было странное волшебство, потому что оно не было закончено. Она подхватывала подвисшее заклинание, и снова оставляла его висеть незаконченным, когда опускала клинок в холодную воду.

Темная сталь появлялась из воды, отполированная водой, капающей на пол. От нее исходило странное ощущение голода. Когда я присмотрелась хорошенько, я увидела длинную расщелину в земле с острыми камнями на дне. Этот меч не был похож на другие волшебные клинки, с которыми приехали солдаты Марека. Он хотел выпивать жизни.

– Я кую его уже сто лет, – пояснила Алёша, держа его в руках. Я посмотрела на нее, с благодарностью отводя взгляд с этой вещи. – Я начала его, когда погибла Ворона, и Саркан перебрался в Башню. Сейчас в нем куда больше заклинаний, чем железа. Меч лишь помнит когда-то заданную ему форму, и не продержится дольше пары ударов, но это все, что нужно.

Она снова вернула его в горн, и мы сидели, наблюдая за ним – длинный язык тени, лежащий в языках пламени.

– Та сила, скрытая в сердце Чащи, – медленно произнесла Кася, не сводя глаз с огня, – он может ее убить?

– Этот меч может убить все, что угодно, – ответила Алёша, и я ей поверила. – Если только мы сумеем поднести его к ее шее. А для этого, – добавила она, – нам потребуется куда больше ста человек.

– Можно попросить королеву, – внезапно предложила Кася, и я захлопала глазами. – Я знаю, есть лорды, которые присягали лично ей. Пока мы были заперты вместе, десяток из них пытался прорваться, чтобы обновить оммаж, [3]3
  феодальная клятва верности – прим. переводчика


[Закрыть] однако Ива не позволила им войти. У нее должны быть солдаты, которых она может дать нам, вместо того, чтобы посылать их на Росию.

И она наверняка захочет вырубить Чащу. Пусть Марек, и король, и весь двор меня не слышат – возможно услышит она.

* * *

Так мы с Касей оказались у дверей большого зала заседаний: королева снова была там, но теперь принимая участие в военном совете. Стражники могли меня пропустить, они уже знали, кто я. Скосив глаза, они наблюдали за нами одновременно нервно и с любопытством, словно я ни с того, ни с сего могу взорваться от волшебства, словно перезревший чумной фурункул. Но я не хотела входить. Мне не хотелось влезать в спор между магнатами (крупные землевладельцы – прим. переводчика) и генералами о том, как получше погубить десять тысяч душ и стяжать славу, пока посевы гниют на корню. Мне не хотелось снова оказаться оружием в чужих руках.

Поэтому мы ждали снаружи и прижались к стене, когда совет закончился, и изнутри хлынул поток лордов и военных. Я думала королева выйдет следом вместе со слугами, которые помогали ей ходить. Но вышло иначе: она оказалась в середине толпы. На ней была надета диадема – тот самый золотой обруч, над которым работал Рагосток. Свет отразился от золота и рубины засияли в ее золотистых волосах. На ней был красный шелковый наряд, и все придворные суетились вокруг нее словно воробьи вокруг птицы-кардинала. Позади всех вышел король, тихим голосом переговариваясь с отцом Балло и еще двумя советниками.

Кася оглянулась на меня. Нам бы пришлось пробиваться сквозь толпу придворных, чтобы добраться до нее – наглость с нашей стороны, но мы могли бы это устроить. Кася проложила бы нам дорогу. Но королева выглядела абсолютно иначе. Скованность, как и ее молчание почти пропали. Она кивала окружающим ее лордам, улыбалась. Она снова стала одной из них, актером, исполняющим на сцене пьесу, не уступая любому из них в изящности. Я не шевелилась. Она мельком скользнула глазами почти прямо по нам. Я не пыталась встретиться с ней взглядом. Вместо этого я схватила Касю за руку и оттащила обратно к стене. Что-то удержало меня, как инстинкт заставляет мышь прятаться в норке, чувствуя дуновение от взмахов крыльев совы над головой.

Бросив на нас последний взгляд, стражники последовали за придворными. Коридор опустел. Я стояла, трясясь от страха.

– Нешка, – позвала Кася. – Что с тобой?

– Я совершила ошибку, – ответила я, не зная точно, какую, но уверенная, что что-то сделала не так. Я чувствовала пугающую уверенность, которая прокатилась по мне сверху вниз словно падающая в глубокий колодец монетка. – Я совершила ошибку.

* * *

Возвращаясь в мою комнатку, Кася шла за мной по коридорам, узким лестницам, под конец почти бежала бегом. Она смотрела на меня беспокойными глазами, пока я запирала дверь, прислонившись к ней спиной словно прячущийся ребенок.

– Это все из-за королевы? – спросила Кася.

Я посмотрела на стоящую посередине комнаты подругу, освещенную пламенем очага, позолотившим ее кожу и волосы. На какое-то мгновение мне она показалась незнакомкой с Касиным лицом. На мгновение я пустила внутрь себя темноту. Я отвернулась от нее к столу. У меня здесь было несколько сосновых веток, которые я решила держать под рукой. Сорвав пригоршню сосновых иголок, я подожгла их от камина и вдохнула дым, острый горьковатый запах и прошептала свое очищающее заклинание. Странное чувство исчезло. Кася с несчастным видом сидела на кровати. Я виновато посмотрела на нее – она заметила мелькнувшее подозрение в моем взгляде.

– Я подумала тоже самое, – произнесла она. – Нешка, меня следует… может быть и королеву, нас обеих, следует… – ее голос дрогнул.

– Нет! – отрезала я. – Нет. – Но я не знала, как поступить. Я сидела у камина, тяжело дыша от страха. С внезапным порывом я повернулась к огню, сложила чашечкой ладони и произнесла мое прежнее учебное заклинание иллюзии. Маленький и не желавший расставаться с большим числом колючек розовый кустик начал отращивать неуклюже карабкающиеся ветки по краям каминной решетки. Медленно напевая, я придала ей аромат и призвала кучку гудящих пчелок. Краешки листиков чуть загнулись, пряча божьих коровок. Тут я вызвала рядом с розой образ Саркана. Я вспомнила его ладони под моими: длинные тонкие осторожные пальцы, гладкие мозоли от пера, тепло, исходящее от его кожи – и он обрел плоть сидя рядом со мной у камина и одновременно в его библиотеке.

Я напевала свое заклинание иллюзии снова и снова, наполняя его устойчивым серебристым ручейком силы. Но это не было похоже на вчерашнее очаговое дерево. Я смотрела в его лицо, в его темные хмурые сердито смотрящие на меня глаза, но это не был по-настоящему он. Я поняла, мне нужна не просто иллюзия: не его образ, не его запах или голос. Не потому ожило очаговое дерево в тронном зале. Оно выросло из моего сердца, из моего страха и памяти, из опаляющего ужаса в моем животе.