Текст книги "Любовь под дождем"

Автор книги: Нагиб Махфуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

XXVII

В одну неделю Алият пришлось дважды побывать на свадьбах: на очень скромном бракосочетании ее несчастного брата и Сании и на свадьбе Моны Захран и Салема Али в ресторане «Омар Хайям». Алият грустью думала, что теперь ее отношения с Санией и Моной уже не будут такими доверительными и нежными, как раньше, даже если они останутся подругами. Она ощущала в сердце ноющую пустоту. Мысль о том, чтобы вернуться к прежней жизни, ей претила. Она жаждала настоящей любви!

Как-то раз к ней на службу позвонил Хусни Хигази и пригласил к себе. В свободный вечер она отправилась к нему.

– Я давно хотел тебя увидеть, – радостно сказал Хусни, здороваясь с ней.

Но Алият только молча взглянула на него.

– Как живешь?

– Ем, пью и сплю, – вяло ответила Алият.

– Из несчастий, которые обрушивает на нас жизнь, следует извлекать полезные уроки. Не стоит падать духом, не стоит терзаться!

– Я и учусь на ошибках! Но на это требуется время.

– У тебя стойкая душа! Я спокоен за твое будущее.

Алият невольно засмеялась. Хусни внимательно посмотрел на нее.

– Что тебя так развеселило? – спросил он.

– Смешно видеть тебя в роли проповедника!

Хусни подошел к бару и начал смешивать свой любимый коктейль.

– Я это уже слышал!

– И не забыл? А новый фильм ты снимать не собираешься?

– Меня всегда заботит будущее моих девушек, и я не забываю их, не то что они, – заявил Хусни, протягивая бокал Алият. – Я поговорил о тебе с режиссером Ахмедом Радваном.

– Обо мне?

– Я сказал ему, что ты красива и очень фотогенична.

– Я? – воскликнула пораженная Алият.

– Ну да, ты!

Алият нервно рассмеялась.

– Но как же так… Я ведь ничего не умею…

– А Марзук? Разве он умел играть?

– Я не актриса. И ты забыл про моего отца.

– Он, конечно, будет против. Но его я беру на себя. Думаю, мне удастся его уговорить.

– Он гораздо упрямее, чем тебе кажется. Но главное препятствие не в нем. Все дело во мне самой.

– Давай попробуем, а уж тогда будем решать, что делать дальше…

– Ты серьезно?

– Он готов устроить пробные съемки.

– Почему ты так заботишься обо мне?

– Ну скажем, я не хочу, чтобы твоя жизнь исчерпывалась тем, что ты ешь, пьешь и спишь! – засмеялся Хусни.

Этот смех успокоил Алият.

– Я думал, ты обрадуешься, – продолжал Хусни. – Жизнь учит нас не терять надежды даже в самые трудные минуты.

Они выпили. Алият задумалась. Хусни отошел от бара к телевизору. Она открыла глаза, посмотрела на Хусни.

– Ты что-то сказал?

– Тоска рождает мудрость!

– А улицы затемнены.

– Ты ничего не способна понять!

– Будущее слишком туманно.

– В наше время надо дорожить каждой спокойной минутой!

– Сколько разного говорят!

– Даже если Каир будет разбомблен, он возродится.

– Мой бедный брат!

– Моего племянника должны были призвать в армию, но его мать, богатая вдова, небо и землю перевернула и добилась-таки, что его освободили от воинской повинности на том основании, что он эмигрирует в Канаду.

– Как это ей удалось?

Хусни только усмехнулся.

– Ну уж это ты сама сообрази! Но я вот что хотел сказать: неделю назад он погиб в автомобильной катастрофе!

Алият только грустно вздохнула, и Хусни добавил:

– Ну разве это не смешно?

– Неужели мы совсем лишены мужества?

– Те, кто бывали на передовых позициях, говорят, что боевой дух солдат необыкновенно высок! Зато в тылу неразберихи и паники хоть отбавляй. А вспомни о федаинах [11]11
  Федаины – борцы Палестинского движения сопротивления.


[Закрыть]! Это ведь подлинное чудо эпохи!

Их разговор прервал звонок. Хусни прислушался.

– Это, наверно, Ахмед Радван. Пожалуйста, возьми себя в руки и успокойся.

XXVIII

У Надер был последний съемочный день. Марзук не был занят на студии. Съемки закончились около девяти часов вечера. Все поздравляли друг друга с завершением работы над фильмом, пили. Ахмед Радван раздал деньги статистам и пригласил Надер выпить с ним чашку чаю в буфете.

За чаем Надер размышляла о будущем. По-видимому, у Ахмеда ей больше не сниматься. На студии открыто говорили, что он подыскивает ей замену. Конечно, при ее популярности Надер нечего опасаться. И все-таки у нее на душе кошки скребли. Слишком хорошо она знала повадки своего бывшего благодетеля.

– О чем задумалась? – спросил режиссер.

– Как нам остаться друзьями, – ответила Надер откровенно.

– Дружба любви не заменит! – сухо сказал режиссер.

– Будь справедлив ко мне!

– Значит, ты действительно выходишь замуж?

– Я же тебе сказала.

– Но в свое время ты говорила, будто и я тебе небезразличен!

– Зачем ворошить прошлое? Своим успехом я обязана тебе, твоим заботам и бесконечно тебе благодарна.

– Спасибо! Но зачем тебе выходить замуж? На этом свете можно неплохо прожить и без этого!

– Мне кажется, ты не веришь в серьезность моих намерений.

– Очень не хотел бы верить!

– Ты не веришь, что люди могут сходить с ума?

– Верю, конечно! Я ведь и сам на это способен, но…

– Что?

– Но можно ли настолько потерять голову, чтобы не думать о будущем?

«Вот он и угрожает! Значит, остался самим собой», – подумала она и сказала:

– Будущее в руках божьих!

– Какое благочестие! – колко заметил режиссер, но против обыкновения не засмеялся, а сказал, сдвинув брови: – Может, оставим все как было?

– Я ведь говорила серьезно, устаз! – возмущенно возразила Надер.

– По-твоему, наши прежние отношения – это несерьезно? – Ахмед пришел в бешенство.

Надер пыталась что-то возразить, но он зло прошипел:

– Помни, огонь души быстро гаснет!

– Если мы верны своему призванию, нам нечего опасаться.

– Ты сама не понимаешь, что тебе нужно! А я знаю, что для тебя нет ничего дороже искусства.

– Предоставь судить об этом мне!

– Ты меня толкаешь в пропасть! – крикнул режиссер.

– Не преувеличивай! Мне ли тебя учить житейской мудрости?

– Какое бесстыдство – вот так прямо заявить, что все прежнее было одним притворством!

– Прошлое пора забыть! – воскликнула Надер, задыхаясь от негодования. Взяв Ахмеда за руку, она сказала просительно: – Открой свое сердце для новой дружбы!

– А любви, значит, и вовсе не было?

– Видно, бесполезно говорить с тобой на эту тему, – грустно вздохнула Надер.

– Совершенно бесполезно! – отрезал режиссер.

Наступило молчание. Надер размышляла о том, какие последствия может иметь для нее этот неожиданный разговор. Ее позвали к телефону. Она встала со вздохом облегчения. Ахмед издалека наблюдал за ней. Он увидел, как Надер резко бросила телефонную трубку. Что-то случилось! И по-видимому, что-то очень серьезное. Глаза ее расширились от ужаса. Она бросилась к двери, забыв свою сумочку. Он схватил сумочку и побежал за Надер. Но едва он ее окликнул, она гневно обернулась и крикнула:

– Ты… ты… ты… преступник! – и как безумная вскочила в свою машину.

XXIX

Надер бессильно опустилась на металлический стул. Ее глаза опухли от слез. Марзук неподвижно лежал на больничной койке. Его голова и лицо были забинтованы. Ему только что сделали сложную операцию. В больницу его привезли с разбитой нижней челюстью и сломанным, изуродованным носом. Рядом с актрисой сидели Ибрагим, Сания и Алият. В палату заглянул было Ахмед Радван, но, почувствовав общую враждебность, поспешил уйти.

Началось следствие. Марзук рассказал, что возвращался домой довольно рано. На затемненной улице Айюб внезапно на него набросились несколько человек. Били по лицу. От боли он потерял сознание и пришел в себя уже в больнице. Следователь задал традиционный вопрос: нет ли у него врагов и не подозревает ли он кого-нибудь. Марзук ответил отрицательно. Однако вопрос следователя заставил его вспомнить все перипетии отношений с Надер. И у него невольно возникла мысль: а не дело ли это рук Ахмеда? Или тут замешана Алият Абду?

Шейха Язида в Египте не было. Ахмед Радван отрицал всякую причастность к случившемуся. Алият тоже утверждала, что ничего не знает. Следствие продолжалось, но пока безуспешно.

Родственников и друзей Марзука мучили опасения, что его лицо останется обезображенным или, во всяком случае, утратит прежнюю красоту.

– От этого зависит его будущее, – говорил Ибрагим Абду.

Наконец кончилось тревожное ожидание. Марзук вышел из больницы неузнаваемым. Хотя следов повреждений на его лице почти не осталось, оно утратило прежнюю привлекательность. Что-то исчезло – какое-то неповторимое своеобразие, одухотворенность. Марзук долго рассматривал себя в зеркало. На глаза навернулись слезы, сердце сжалось от страха.

«Конец!» – подумал он и горестно сказал Надер:

– Для меня все кончено.

Она обняла его и горячо возразила:

– Нет!

– Ты прекрасно понимаешь, что это конец!

– Нет, нет!

– Ты действительно так считаешь?

– Но ведь есть же…

– Не надо меня обманывать!

Она опустила глаза, полные слез.

– Ты прекрасный актер, и есть много других амплуа…

– Значит, ты думаешь то же, что и я?

Она прижала его к своей груди.

– Отложим этот разговор!

– Есть что-нибудь важнее?

– А наша свадьба? – И Надер поцеловала Марзука в щеку.

Он подумал, что ослышался. Его левое веко задергалось.

– Что ты сказала?

– Нам надо готовиться к свадьбе, дурачок!

– Ты смеешься надо мной?

– Я говорю совершенно серьезно!

«Что она говорит? Разве бывают чудеса на свете?» – растерянно спрашивал себя Марзук. Надер переполняли любовь, нежность и решимость пойти наперекор судьбе. Она вновь прижала голову Марзука к груди и воскликнула:

– Так поговорим же о свадьбе!

XXX

Хусни Хигази нежно обнял девушку и, поглаживая по плечу, тихо говорил:

– Все горести и страдания мира, сущего и потустороннего, написаны на твоем лице, Алият!

Она высвободилась из его объятий.

– Где ты пропадал последнее время?

– Я был в Югославии на фестивале короткометражных фильмов.

– Ты слышал, что произошло с Марзуком Анваром?

– У нас об этом только и говорили! Многие считают, что тут не обошлось без Ахмеда Радвана, хотя никаких доказательств нет. А ты как думаешь?

– Не знаю. Меня ведь тоже допрашивали.

– Я просто теряюсь в догадках.

– Надер и Марзук отпраздновали свадьбу.

– Ну как же! Всяких сплетен и слухов полным-полно, но что в них правда, а что нет – никому не известно.

– Сания и Ибрагим счастливы, – глухо сказала Алият. – Счастливым будет и этот брак.

– Ну нет! Разница тут огромная! Почему ты ничего не говоришь о себе? Как твои дела?

– Ты о чем?

– Но ведь пресловутый Ахмед Радван хотел пригласить тебя на пробную съемку.

– Полный провал! – угрюмо ответила Алият. – Никакого намека на артистический талант.

– Тебя это очень расстроило? – сочувственно спросил Хусни.

– Как сказать…

– Ты меня разыскивала?

– Я ждала, что ты позвонишь.

– Ты наконец поверила, что я в тебя влюблен по-настоящему? – с усмешкой заметил Хусни.

Она помолчала, а потом, показав на свой живот, пробормотала:

– Этого, я думаю, ты не ожидал?

– Не может быть! – испуганно воскликнул Хусни.

– Тем не менее это правда!

– Но ты же принимала меры?

– Как мне все это надоело!

Он смотрел на нее, а перед глазами вставали острова в Адриатическом море, улицы Дубровника в лунном свете.

– А отец кто?

– Как будто ты не знаешь!

– Кто все же?

– Какой-то незнакомый седобородый турист пригласил меня поужинать, и я забеременела!

Хусни долго хохотал.

– Этот перл остроумия заслуживает быть увековеченным!

– Тебе смешно, а я с ума сходила, пока тебя не было!

– Столько несчастий на твою бедную голову!

Алият чуть не плакала.

– Сначала следствие, потом эта свадьба! Мне казалось, что наступил конец света.

Тем не менее новость, которую сообщила ему Алият встревожила Хусни. Он подошел к бару и наполнил бокалы.

– За твое здоровье!

Они выпили. Хусни сказал сентиментально:

– В Дубровнике я как-то зашел в винный подвальчик и вдруг вспомнил тебя. Я почувствовал, что должен увидеть тебя сейчас же, сию минуту.

– А я думала о тебе каждый день! Беспрерывно звонила, но никто не отвечал.

– Помни, милая, мое сердце принадлежит тебе, и ничего не бойся!

Хусни несколько раз прошелся по комнате, напевая под нос. Его все сильнее тянуло к Алият, но благоразумие взяло верх, и, подняв телефонную трубку, он набрал номер.

– Алло! Самра?.. Как дела?.. Рад, что ты узнаешь меня по голосу… Мне нужно тебя повидать… Как можно скорее… лучше всего прямо сейчас… Ну до свидания!

– Ты знаешь Самру Вагди? – спросил он.

Алият отрицательно покачала головой.

– Я тебя с ней познакомлю…

XXXI

Никогда ранее Хасан Хамуда не помышлял о женитьбе. Но встреча с Моной Захран пробудила в нем желание расстаться с холостой жизнью. И даже после разрыва с Моной он не переставал думать об этом. Вот почему так задела его болтовня Нахад, когда они с мужем ужинали у него в доме. Собственно говоря, это был не дом, а дворец, окруженный пышным садом. Хасан получил его в наследство от матери и жил в нем один. Ужин был сервирован не хуже, чем в самом дорогом ресторане. Хасан любил поесть, и Нахад тоже не отказывала себе в этом удовольствии. Сафват же ограничился двумя рюмками виски, салатом и фруктами. Как ни странно, именно Сафват, любитель разговоров на политические темы, вдруг завел речь о женитьбе Хасана.

– Ну а как дела с невестой для нашего друга? – спросил он у жены.

– Бьюсь об заклад, он женится еще до конца года! – ответила Нахад. – Она вдова. Дочь у нее учится в университете. Она из очень влиятельной семьи. Как и ты, Хасан, – повернулась Нахад к хозяину дома.

– А лет ей не меньше сорока! – заметил Хасан.

– Совершенно верно.

– Но ведь мне самому сорок. Невеста должна быть моложе!

– Я же не сваха! – отшутилась Нахад.

– Тогда сам поищи себе невесту. Сходи в кино, в ресторан, а то и просто походи по улице, – посоветовал Сафват.

– У меня нет времени. С Моной Захран я познакомился только потому, что они с отцом пришли ко мне как к адвокату.

– Тогда дождись какого-нибудь нового дела, – засмеялась Нахад.

– Тебе действительно нравятся ультрасовременные девицы? – спросил Сафват.

– В этом вопросе я гораздо современнее тебя! – отпарировал Хасан.

Сафват Мирган расхохотался.

– Реакционер в политике и сторонник прогресса в любовных делах. Впрочем, не ты первый, не ты последний.

Смуглое лицо Хасана еще больше потемнело. В глазах вспыхнула злоба. Он терпеть не мог, когда его обвиняли в реакционности политических взглядов. Он искренне считал демократию венцом прогресса. Только демократия препятствует возникновению фашизма. Однако под демократией он понимал тесный союз избранных членов общества, то есть тех, кто способен влиять на это общество, – мыслителей, интеллигентов. Народа же как социальный фактор он не признавал и к простым людям относился с пренебрежением. Он просто не считал их равными себе. Его возмущало, что революция раскрепостила широкие народные массы. Он презирал тех представителей своего класса, которые примкнули к революции и с ожесточением выскочек подрывали освященные веками устои. Он считал, что они притворяются и заискивают перед «народом» из трусости, надеясь переждать бурю. Сам он гордился своим происхождением, своими знатными предками и подходил к людям и событиям с меркой надменного аристократа. И теперь слова Сафвата заставили его заговорить о том, что всегда интересовало его друга превыше всего, – о политике.

– Неужели ты считаешь, что американская демократия равносильна реакции? Соединенные Штаты – образованная страна. С помощью науки Америка опровергла коммунистические предсказания.

– А мы все не можем отвыкнуть от пустой болтовни, – вмешалась Нахад. – Даже когда враг начал наносить удары по глубинным районам нашей страны.

Хасан Хамуда сказал грустно:

– Вся беда в том, что мы потерпели поражение, но не хотим признать этого факта. Когда мы смиримся с этой печальной истиной?

Журналист закурил.

– Русские предпримут еще один шаг для дальнейшего укрепления нашей оборонной мощи.

Опять русские, которых Хасан Хамуда боится больше, чем холеры! Если бы не русские, то пятое июня стало бы для него счастливым днем. Но нет, счастья на этом свете не бывает.

– А мы продержимся до тех пор, пока твои русские пришлют свою помощь?

– Русские не допустят нашего нового поражения! – убежденно заявил Сафват.

– Да хранит нас аллах!

– Русские не преследуют никаких своекорыстных целей! – засмеялся Сафват.

Нахад попыталась перевести разговор с политики на более интересную для нее тему. Она шутливо посоветовала:

– Почему бы тебе не дать брачное объявление в газету?

– Предлагаю такой текст, – добавил Сафват. – «Преуспевающий адвокат, богатый, аристократического происхождения, сорока лет, любящий Америку и про-израильски настроенный, хочет жениться на красивой девушке не старше двадцати лет, придерживающейся ультрасовременных взглядов».

– Боюсь, первым на такое объявление откликнется министр внутренних дел, – усмехнулся Хасан.

XXXII

Медовый месяц Марзук и Надер провели в Асуане. Вернувшись в Каир, они сняли квартиру на улице Фана. Марзук вновь обрел уверенность в себе, а с ней вернулись надежды и радужные мечты. Надер получила приглашение сниматься в новом фильме. Она поставила условие, чтобы главного героя играл Марзук. Ей заявили, что об этом не может быть и речи. Тогда она отказалась сниматься. Через несколько дней повторилось то же самое, и Марзук решил поговорить с женой.

– Больше ты не можешь отказываться от съемок, иначе…

– Я убеждена, что твое участие обеспечит успех любому фильму, – перебила его Надер.

– Беда в том, что продюсеры не разделяют твоего убеждения.

Его охватило странное ощущение, что снимался в фильмах и завоевал успех совсем не он, а кто-то другой. Он высказал вслух мысль, которую уже давно серьезно взвешивал:

– Пожалуй, разумнее всего будет, если я приму должность, которую мне в свое время предлагали.

– Работать каждый день но шесть часов за семнадцать фунтов в месяц? – сердито спросила Надер.

– Довольно витать в облаках. Пора посмотреть правде в глаза.

Надер ничего не желала слушать.

– Но пойми, дорогая! На роль героя-любовника я больше не гожусь.

– В фильмах есть и другие роли! Не надо только соглашаться на второстепенную – это ловушка, из которой потом не выбраться!

Да, ловушка… и эта роскошная квартира тоже ловушка. Его нынешняя любовь, ради которой он предал свое чувство к простой девушке, еще одна ловушка… Марзук вдруг почувствовал невыносимое отвращение к жизни…

Зазвонил телефон. Надер взяла трубку и услышала голос… Ахмеда Радвана! Режиссер просил разрешения зайти. Она вопросительно посмотрела на Марзука. Подавив неприязнь, он сказал:

– Если по делу, пусть зайдет.

Ахмед пришел точно в назначенное время. Он поздоровался очень вежливо, но протянуть руку не рискнул. Опустившись в кресло, он начал разговор.

– Мне кажется, наши отношения испортились из-за какого-то недоразумения.

Он внимательно посмотрел на обоих и продолжал:

– Это недоразумение следует выяснить. Ваше предубеждение ни на чем не основано. А ведь нам придется работать вместе.

Марзук и Надер молчали, не спуская с него глаз.

– Вызов к следователю был гнусным издевательством, оскорбительным для всякого честного человека…

Они по-прежнему молчали.

– Я не преступник! Я, как и вы, артист и, по-моему, не раз делом доказывал свое дружеское отношение к товарищам.

Тут Надер спохватилась, что даже не поздоровалась с гостем и ничего ему не предложила.

– Извини, пожалуйста, Ахмед! Не хочешь ли выпить?

Он встал, подошел к бару, взял бутылку «Курвуазье» и залпом выпил полную рюмку. Потом повернулся к Марзуку.

– От клеветы не защищен никто. И потому мне мало, что меня признали невиновным. Мне надо, чтобы вы оба этому поверили.

Вновь его слова были встречены ледяным молчанием. Ему стало не по себе.

– Открой мне свое сердце, Марзук, сбрось с него камень! – Радван взглянул молодому человеку прямо в глаза.

– Я больше не думаю о том, что произошло! Пусть этим занимается полиция.

– Вот и прекрасно! Подождем результатов. Я не сомневаюсь, что все разъяснится. А теперь поговорим о деле.

Гость выпил еще одну рюмку коньяку и сказал Надер:

– У нас ведь были совместные планы!

– Что же нам мешает их осуществить? – спросила актриса.

– Все зависит от тебя, – невозмутимо ответил Радван.

– Ну что ж! Но ведь и он принимал участие в разработке наших планов! – Надер улыбнулась мужу.

– У него будет хорошая роль!

– Я хотела бы прочитать сценарий и выяснить, какую роль ему предлагают.

– Отлично. Послушай, однако, моего совета и не требуй невозможного. В нынешних условиях постановка фильма сопряжена с большим риском. Стоит начаться военным действиям или воздушным налетам, и съемки будут сразу прекращены. Более того, могут закрыться все киностудии. Одному богу известно, что может произойти!

– Я сказала тебе, Ахмед, чего я хочу, – спокойно, но твердо повторила Надер.

– Наши личные беды и волнения – ничто по сравнению с тем, что переживает наша родина! Об этом следует помнить всегда.

Надер усмехнулась.

– Как-то странно слышать от тебя подобные призывы.

– И это ты говоришь человеку, у которого брат на фронте?! – возмущенно воскликнул Ахмед Радван.

Он встал и вежливо откланялся.