Текст книги "Любовь под дождем"

Автор книги: Нагиб Махфуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

XXII

Марзук Анвар отдыхал в парке киностудии в перерыве между съемками. Вдруг он увидел, что к нему подходят Сания и Алият. Он растерялся. Поняв, что от разговора с девушками не уйти, он постарался взять себя в руки и невнятно поздоровался. Воцарилось тягостное молчание.

– Тебя последнее время совсем не видно! – нервно сказала Сания.

Он действительно уже целых десять дней не заглядывал домой. Но оправдываться не собирался и ничего не ответил. Сания открыла сумочку Алият и вытащила из нее конверт.

– Это твое письмо?

Марзук нехотя кивнул.

– Стыд и позор! – воскликнула Сания.

– Не могу с тобой согласиться, – возразил Марзук.

– Что ты такое говоришь?

– Видишь ли, я долго мучился, колебался, но в конце концов пришел к выводу, что порядочный человек не имеет права строить свою семейную жизнь на обмане…

– Так, по-твоему, то, что было между нами, – обман? – спросила Алият дрожащим голосом.

– Я о тебе самого высокого мнения, – ответил он с мягкой грустью. – И мне очень стыдно перед тобой. Но от судьбы не уйдешь. Она сильнее нас.

– Разве может настоящая любовь вдруг умереть и уступить место новой? – гневно воскликнула Сания.

– Я всегда знала, что была для тебя лишь игрушкой! – горестно прошептала Алият.

– Я очень виноват перед тобой! У меня нет оправданий. Но ты ведь молода, красива, и тебе обязательно улыбнется счастье, – просительно сказал Марзук.

– Твое новое увлечение – это каприз или расчет? – спросила Сания.

– Ни то ни другое! – грустно ответил Марзук.

– Ну, я пойду! – резко сказала Алият.

– Прости меня! – смиренно попросил он.

– Я благодарю судьбу за то, что узнала, каков ты, пока еще не поздно! – закричала Алият, не обращая внимания на то, что ее могут услышать посторонние. Задыхаясь от гнева и рыданий, она выбежала из парка.

– Ты негодяй! – заявила Сания, сурово глядя на него.

Марзук безнадежно пожал плечами и сказал – просто чтобы что-то сказать:

– Мне приходится работать чуть ли не круглые сутки.

– Как видно, искусство требует, чтобы ты жертвовал всем своим временем, не щадя себя, – съязвила Сания.

Он пропустил эту шпильку мимо ушей и продолжал:

– Недавно заходил в госпиталь, где лежит Ибрагим, но не рискнул беспокоить его пустыми разговорами.

– Разве ты не знаешь, что он ослеп? – спросила Сания, низко опустив голову, и вдруг заплакала.

– Как ослеп?

– Совсем.

– Полностью и навсегда потерял зрение?

– Да.

– А сам он об этом знает?

– Конечно.

Они замолчали. Было слышно лишь, как шелестят на ветру листья.

– Я от души сочувствую твоему горю! – пробормотал наконец Марзук.

– Ну, во всяком случае, мое положение лучше, чем положение Алият!

– Что же ты решила?

– Ты еще спрашиваешь? Конечно, останусь с ним до конца своих дней!

– Ты понимаешь, что говоришь? – растерянно спросил брат.

– Разумеется, понимаю!

– Конечно, он будет получать пенсию, но…

– Я все взвесила, и мое решение твердо!

– Оно принято на зрелом размышлении или под влиянием момента?

– Поверь, я себя знаю гораздо лучше, чем ты думаешь!

– Что ж, искренне желаю тебе счастья.

Сания вновь заговорила о том, что привело ее сюда.

– А свое решение о разрыве с Алият ты изменить не можешь?

– И рад бы, но не могу, – спокойно и без колебаний ответил Марзук.

– Значит, свою новую невесту ты любишь по-настоящему?

– Мы поженимся в самое ближайшее время.

После паузы он сказал:

– Я восхищаюсь тобой, сестра!

– Чего о тебе я сказать не могу! – уходя, бросила Сания.

XXIII

Хусни Хигази, удобно расположившись на диване под люстрой, благодушно смотрел, как его друг, кинорежиссер Ахмед Радван, беспокойно ходит по комнате.

– Сядь-ка лучше и выпей! – посоветовал он.

– Я ни в ком не нахожу ни понимания, ни сочувствия! – жаловался Ахмед Радван.

Хусни Хигази улыбнулся и подумал о том, что все последние годы отмечены печатью равнодушия. Когда-то и он любил искренне и страстно, а потом вовсе забыл, что бывает на свете любовь. Неужели и ему уготовано судьбой вновь влюбиться и сходить с ума в пятьдесят с лишним лет?

От этих мыслей его отвлек гневный возглас режиссера:

– Я сам думал, что это мимолетное увлечение, и даже не подозревал, насколько оно серьезно.

– Мой дорогой Ахмед! Прости, но я должен напомнить тебе, что время – беспощадный спутник каждого из нас.

– Я по-прежнему полон сил!

– Лучше сядь-ка на диван и выпей.

– Знаешь, я вполне серьезно думаю, не убить ли мне ее!

– Вспомни, чему учат мудрецы.

– Я убью ее!

– Ну сядь же и выпей!

Режиссер окончательно потерял контроль над собой и затопал ногами.

– Мы же договорились с ней пожениться немедленно! А ты понимаешь, что значит ее обман? В накладе останутся все: и я, и шейх Язид, который сменил ветхую лачугу на улице ас-Сакальби на комфорт «Нила», и она сама! Ведь я знаменитостью ее сделал!

– Ну что ж! Порой выпадает случай сделать кого-нибудь знаменитым, но в конце концов мы неизбежно утрачиваем власть над своим творением!

– Истеричка! Не понимает, что кинозвездой ей оставаться недолго! Никто не рискнет подписать с ней контракт даже на вторые роли!

– Послушай, не прокатиться ли тебе в Европу?

– К черту Европу!

– Ты меня очень огорчаешь, мой друг!

– Лучшего утешения ты не нашел?

– Мне известно и другое такое же несчастье. Я знаком с бывшей невестой Марзука. Она страдает, как и ты.

– У нее это пройдет через день, много – через два, – огрызнулся Ахмед Радван.

Хусни невольно рассмеялся.

– Кажется, ты себя считаешь единственным влюбленным в этой стране!

– Да покарает аллах ее и меня! – несколько успокоившись, сказал Ахмед. – Но без нее я жить не могу!

– Милый мой, возьми себя в руки! Готов держать пари, что ты развелся бы с ней через полгода.

– Ах, что ты понимаешь! Я не в силах больше терпеть и страдать!

– Сядь и выпей.

– Не мог бы ты мне посоветовать что-нибудь более дельное?

– Но что же?

– Ведь я действительно способен убить.

– Ну нет, ты не кровожаден.

– Ведь я предложил ей выйти за меня замуж! – крикнул Ахмед, опять впадая в бешенство.

– Ну успокойся же!

– Ты знаешь, что сказала эта шлюха? Видишь ли, она выходит замуж, но за другого! – Свирепо сжав кулаки, он продолжал: – Ведется усиленная подготовка защиты населения от воздушных налетов, готовится всеобщая война… Отлично, гениально! Но я предупреждаю: эту проклятую землю постигнет новая катастрофа, еще большая, чем предыдущая!

Эти слова напомнили Хусни, что вновь замазываются синей краской окна и уличные фонари, а перед подъездами сооружаются защитные стенки из кирпича. У него защемило сердце. Единственное, чем он еще дорожит, – это своей квартирой. Как он будет доживать остаток своих дней, если в дом попадет бомба и он окажется в палаточном городке среди беженцев? Упаси бог!

– Я тебе очень рекомендую после окончания работы над фильмом съездить за границу, – посоветовал он Ахмеду. – Рассеешься и все забудешь.

Тяжело вздохнув, Ахмед направился к бару.

– Ну, в таком случае мне придется пробыть за границей довольно долгое время, если не вечность.

XXIV

На столе Моны Захран зазвенел телефон. Она сняла трубку и услышала знакомый голос – Салем Али сказал вежливо, но твердо, что просит ее зайти на несколько минут в индийский «Чайный домик». Если ей это неудобно, он будет ждать ее там, где она пожелает. Мона ответила, что им вообще не к чему встречаться. Он начал ее уговаривать, а когда она спросила, чем вызвана такая настойчивость, сказал, что это не телефонный разговор. Ему необходимо сообщить ей нечто очень важное. И Мона уступила его просьбам. Она отправилась в «Чайный домик», испытывая волнение и тревогу. Салем Али уже ждал ее там. Они поздоровались, сели за столик. Мона сразу заметила, как он сильно изменился, но постаралась внушить себе, что ее это не трогает, и тут же рассердилась на себя. Он очень похудел, глаза ввалились и потускнели. Вдруг она увидела в них свое отражение, и ей пришло в голову, что Салем тоже, наверное, думает, как она осунулась. Неужели это так заметно? Но ведь и все близкие твердят, что она совсем извелась.

Салем начал горячо говорить, как он ей благодарен за то, что она пришла. Но Мона прервала его. У нее мало времени, а он ведь хотел сообщить ей что-то важное. Ее холодность больно кольнула молодого человека. Правда, ничего другого он и не ждал.

– Если бы ты знала, сколько мне пришлось пережить с тех пор, как мы виделись в последний раз! И как мне тебя не хватало все это время!

Мона ничего не ответила.

– Страшно подумать, сколько глупостей я натворил!

Она снова промолчала.

– Мой брак был своего рода самоубийством.

– Я ведь тебя поздравила! – не удержалась Мона и сразу пожалела о своих словах, но он словно не услышал.

– Мне сказали, что ты выходишь замуж.

– Да, и очень скоро.

Несколько секунд он не в силах был говорить. Потом, совладав с собой, спросил:

– Прости, но ты выходишь замуж по любви?

– По какому праву ты задаешь мне такой вопрос? – резко сказала Мона.

– Да, правда! Я не должен тебя об этом спрашивать. Но по своему печальному опыту знаю, как опасна опрометчивость, когда дело идет о чувствах, и как один необдуманный поступок приводит к катастрофе.

– Роль проповедника тебе не идет!

Он глубоко вздохнул.

– Мона, я люблю тебя, и теперь даже сильнее, чем прежде. Я не мыслю жизни без тебя!

Она бросила на него взгляд, полный гнева, но Салем не отступал:

– До чего ты меня довела? Я женился на танцовщице из кабаре, которая торговала собой. И это твоя вина!

– Моя?

– Конечно! Ведь это ты не берегла нашу любовь, не относилась к ней серьезно. Конечно, и я в своем упрямстве зашел слишком далеко. Но ты ведь требовала от меня невозможного. Вот так люди собственными руками разрушают свое счастье.

– К чему ворошить прошлое?! Что было, то бесследно прошло, – ответила Мона, тщетно стараясь подавить в себе раздражение.

– Не губи нашу любовь!

– Но ведь она умерла!

– Я не верю. Этого не может быть.

– Она существует лишь в твоем воображении!

– Послушай, я покончил с фарсом, каким был мой брак, я развелся.

Мона была так ошеломлена и растеряна, что не могла говорить.

– Я быстро понял, что недопустимо так легкомысленно и пошло играть с жизнью. Мне скоро стало ясно, что я не могу быть мужем этой несчастной женщины. Мы не любили друг друга и были совсем чужими. К тому же судьба обошлась с ней очень жестоко. Существование, которое она вынуждена была вести, иссушило ее сердце, отняло все человеческие чувства, привило гнусные привычки. Она оказалась наркоманкой.

– Не понимаю, зачем ты мне все это рассказываешь?

– Потому что люблю тебя. – Он замолчал, затем заговорил снова: – Если ты по-прежнему видишь в любви лучший дар жизни, то не останешься глуха к моим словам. Я знаю, любовь была для тебя священным чувством. Если ты действительно любишь этого человека, то мне остается только извиниться, что я напрасно отнимаю у тебя время. Но если ты ищешь в браке средство заполнить пустоту в сердце, то знай – такая пустота заполняется только любовью!

– Чего ты, наконец, хочешь? – зло спросила Мона.

– Вернем нашу любовь!

– Смешнее ты ничего не мог придумать?

– Это мое единственное желание в жизни!

Она равнодушно, всеми силами стараясь не выдать своих чувств, пожала плечами. А Салем все говорил:

– Надежда будет скрашивать мою жизнь, давать мне силы…

– Мне пора, – сказала она и встала.

Он шел за ней следом.

– До свидания! Я не теряю надежды! Мое сердце навеки принадлежит тебе.

XXV

Они остались в комнате втроем – Ибрагим, Сания и Алият. Ибрагим, одетый в галабею и жилет, сидел рядом с Санией на диване. Его голова словно стала меньше – лицо исхудало, глаза прятались за темными очками. В этот день он вернулся из госпиталя домой. Встретить его собралось много народу, и никто не скупился на сочувственные, ободряющие слова. Но вот гости разошлись, и они остались одни. Ибрагим откинул голову назад, прислонившись к прохладной стене. Сражения для него кончились, навсегда погас свет солнца. История его жизни перечеркнута. Когда он узнал правду, подумал: «Лучше бы меня убили!» Но теперь минуты отчаяния остались позади. Тепло домашнего очага согрело его.

Сания не умолкала ни на минуту. Она вся светилась радостью.

– Вот я много раз писала тебе и говорила, что надо радоваться жизни. Но сама поняла истинный смысл этих слов только сегодня.

Он улыбнулся, слушая милый любимый голос.

– Я буду тебе читать, пока ты не овладеешь системой Брайля. Ты найдешь для себя интересное и полезное дело.

– Ты бесконечно добра ко мне, Сания…

Помолчав немного, он сказал твердо:

– Я освобождаю тебя от твоего обещания!

– Я ничего не слышала! – ответила девушка и нежно приложила ладонь к его губам.

– Подумай хорошенько. Чувство – плохой советчик, надо полагаться только на разум…

– Я все обдумала! – сказала она категорично.

– Я не хочу быть эгоистом…

– Эгоизм тут ни при чем. Ты пожертвовал самым дорогим, чем только может пожертвовать человек.

Он потерся головой об ее руку и тихо сказал:

– Мне грустно, что ты…

– Я счастлива!

– Ты верь ей! Я знаю, она говорит правду! – убеждала Алият.

В окна ударил ветер. Начался и тут же кончился ливень. Воздух стал прозрачным и душистым. Нежно заголубело небо. Ибрагим, охваченный истомой, вскоре уснул. Алият и Сания ушли в другую комнату и сели за стол, на котором стояли чайник и тарелка с бобовыми стручками. Санию переполняло счастье. Ей дышалось легко и вольно. Она чувствовала, что ради Ибрагима готова на любые жертвы. Она первая прервала молчание:

– Знаешь…

Алият внимательно посмотрела на подругу.

– Я не хочу его обманывать…

– Что ты?! – испуганно вскрикнула Алият.

– Мне так тяжело!

– Мой брат, конечно, принадлежит к новому поколению, но во всем, что касается брака и семьи, следует взглядам отца и матери. Тут он тебя никогда не поймет! – перебила Алият.

– А я думаю, наоборот…

– Он не сомневается в твоей верности.

– Но у него есть право узнать все, – робко заметила Сания.

– Мне кажется, это жестоко – причинять человеку напрасные страдания. Понять же тебя он не сможет.

– А вдруг он сам спросит?

– Ну и что? Ты ведь верна ему! А такая верность важнее всего, что было в прошлом.

Обе чувствовали себя неловко.

– Мы не стыдились своих увлечений, так почему ж должны стыдиться настоящей любви! – сказала Алият.

Сания подумала о том, что совсем недавно пришлось пережить Алият, и сказала убежденно:

– Ты снова обретешь любовь! Ведь любовь – неизменный спутник жизни!

– Несчастья и беды подстерегают людей не только на войне.

– Да, и с моим братом Марзуком случилось несчастье, только он этого не понимает.

Алият тряхнула головой, словно отгоняя нахлынувшие тягостные воспоминания, и вдруг сказала:

– Вот с доктором Али Захраном судьба и вправду обошлась жестоко…

Вдруг Сания вспомнила Мону Захран и засмеялась. Алият удивленно посмотрела на подругу.

– Я просто подумала, какую штуку выкинула Мона.

– Ей стоило бы выпускать ежедневный бюллетень со сводкой своих намерений! – тоже рассмеявшись, добавила Алият.

– Как по-твоему, она совсем порвала с Хасаном Хамудой?

– Я думаю, что в самое ближайшее время она выйдет за Салема Али.

– Она, конечно, ненормальная, но такое решение было бы самым разумным!

– Ну, оба они ненормальные!

Девушки помолчали. Потом Алият спросила:

– Когда они поженятся?

– Мона и Салем?

– Нет, Марзук и эта кинозвезда!

– Не знаю, – угрюмо сказала Сания. – Говорят, они откладывают свадьбу до окончания работы над фильмом.

Сердце Алият сжалось – рушились ее последние надежды.

XXVI

Журналист Сафват Мирган пригласил устаза Хасана Хамуду пообедать у него дома на улице Ахмеда-Шауки. Они расположились на веранде, выходящей в сад. Жена Сафвата Миргана, Нахад ар-Рахмани, сидела за столом с мужчинами. Хасан Хамуда ел с аппетитом и много пил. Он старательно делал вид, будто разрыв с Моной совершенно его не трогает. Хозяин дома сказал осторожно:

– Я боялся, что найду тебя удрученным.

– Что за вздор! – ответил Хасан с напускным безразличием. – Ну разумеется, приятного в этом мало.

Честно говоря, Хасан Хамуда никак но ожидал, что Мона поставит его в столь трудное положение. Он уже назначил день свадьбы и решил отпраздновать ее в ресторане «Оберж де пирамид». О предстоящем событии знали и родственники, и друзья, и сослуживцы. Но Мона с обычной своей решительностью ему отказала. Хасан никак этого не ожидал и был расстроен до глубины души. Он умолял девушку подумать еще о своем решении. Он так любил Мону! Так мечтал о спокойной счастливой жизни с нею! И вдруг все рухнуло. Как будто судьба обрекала его быть таким же неудачником в любви, как в политике!

– Что же ты намерен делать? – спросила гостя госпожа Нахад.

– Укроюсь в горах по примеру преступников на моей родине, в Верхнем Египте, и буду грабить путников, – с самым серьезным видом ответил Хасан.

Сафват от души рассмеялся. Потом спросил:

– Зачем тебе современные девушки? Да охранит тебя от них аллах!

– Женился бы ты поскорее на достойной женщине, а не ждал, пока уйдет твое время! – сказала Нахад.

– На достойной женщине? – переспросил Хасан.

– На такой, которая подходила бы тебе по возрасту и была бы из хорошей семьи.

– У тебя есть для него невеста на примете? – осведомился Сафват.

– Разве так уж трудно найти хорошую невесту? Ну, что скажешь? – обратилась хозяйка к гостю.

– Дайте мне хотя бы оправиться от потрясения! – сказал Хамуда.

«Странная штука жизнь, – подумал Хасан. – Социалист Сафват женился на дочери богача, а дочь богача советует мне выбрать невесту попроще». Его размышления прервал Сафват.

– Твоя история с Моной напомнила мне один случай, который произошел двадцать лет назад.

– Какой случай? – спросила Нахад.

– Это давнишняя история, героями которой были Хасан и Самра Вагди.

– Что же произошло?

– Когда наш друг влюбился, он, как и я, был студентом юридического факультета, – начал Сафват. – Она происходила из очень знатного рода, но ее родители были бедны.

– Она стала его невестой? – спросила Нахад.

– Нет, просто он был в нее влюблен без памяти. По ночам он тайно пробирался во дворец ее дяди на берегу Нила…

– Тысяча и одна ночь!..

– Как-то раз его заметил ночной сторож и выстрелил. Только пуля задела ухо девушки, а наш друг успел убежать. На все расспросы она отвечала, что услышала чьи-то шаги и выбежала во двор позвать сторожа, а он выстрелил и ранил ее.

– Удивительная история!

– Говорили, что у нее было изуродовано лицо. И уж во всяком случае, она лишилась уха.

– Бедняжка!

– Наш друг не только сбежал из дворца, но и навсегда исчез из ее жизни.

Хозяйке очень хотелось услышать подробности столь интригующего происшествия, но Хасан был тверд:

– Но это все, о чем еще тут рассказывать?

– Тебе не следовало ее покидать, – заметила Нахад.

– Но это было увлечение, а не любовь. Жар в крови, рожденный юностью. Впрочем, и сейчас я далеко не всегда поступаю, как следует.

– Ты знаешь, что с ней сталось? – спросил Сафват.

– У нее магазин предметов дамского туалета на улице Шериф.

– И вы с тех пор не встречались?

– Несколько лет назад я видел ее в кафе «Пигаль», но она меня не узнала.

– И все-таки сердце у тебя не слишком доброе, – сказала Нахад.

– Э-э, мне хватало тогда других трудностей. Слава аллаху, от них меня избавила революция!

– Еще не поздно все поправить. Женись на ней теперь!

Хасан засмеялся.

– Проще сразу свести счеты с этой проклятой жизнью! Ведь сейчас эта женщина, пожалуй, самая известная в Ливане сводница!

– Сводница?

– Ну конечно, не профессиональная сводница, а, так сказать, дилетантка.

– Я что-то не понимаю, – заметил Сафват.

– У нее полно знакомых девушек, на которых она имеет огромное влияние. По вечерам она бывает с некоторыми из них у своих друзей. И делается это вовсе не ради денег, а так, по прихоти, от пустоты существования.

– Какой ужас!

– Мне передавали ее циничный афоризм: эпоха честности ушла в прошлое вместе с эпохой реакции, феодалов и колониализма!

– А не кажется ли тебе, что это ты толкнул ее на такой печальный путь? – спросила Нахад.

– Ну нет, дорогая! Кто ей мешал стать хорошей женой? Полюбить кого-нибудь по-настоящему, а не предаваться разврату. Короче говоря, она могла бы найти выход, если бы захотела.

Вот ведь люди – их волнуют давно умершие чувства! Но о том, как он страдает теперь, о его униженном достоинстве даже и не вспомнят! Да, Самра Вагди в тысячу раз счастливее Моны! Сын моей сестры погиб во время воздушного налета… Отец умер, доброе имя семьи втоптано в грязь и в довершение всего человек на пятом десятке лет влюбляется, как мальчишка, да еще без взаимности!

Чтобы отвлечься от этих мыслей, Хасан спросил у Сафвата:

– Есть какие-нибудь новости?

– Ничего определенного, но, по-моему, дела начинают идти на лад.

– Твоими устами да мед бы пить! – съязвил Хасан.

Сафват весело усмехнулся.

– Ах да, я же совсем забыл, что говорю с человеком, который в рядах израильской армии воюет против египтян!

– Так вот как ты оцениваешь мою позицию! – возмутился Хасан Хамуда.

– Должен признаться, что вопрос о твоем патриотизме меня несколько волнует.

– А что такое патриотизм? Демократия или социализм, Америка или Россия? Если вы считаете, что вам можно любить Россию, то почему отказываете нам в праве любить Америку?

– Есть ведь такое понятие, как воля народа! – с чувством произнес Сафват.

– Какого народа?

– Простых людей, которых ты совсем не знаешь!

Хасан Хамуда задохнулся от возмущения. В эту минуту он ненавидел все на свете: сад, где цвели апельсиновые деревья, вечернюю прохладу, своего друга Сафвата Миргана и его жену. «Успокойся! – сказал он себе. – Не то разговор может кончиться для тебя такой катастрофой, какую и представить-то невозможно».