Текст книги "Шахразада. Рассказы"

Автор книги: Нагиб Махфуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Раздражающий звук
Пер. К. Юнусова

Он курил сигарету, прихлебывал кофе, заняв свое излюбленное место на веранде маленького ресторанчика на берегу Нила, и глядел то на спокойные воды реки, то на безоблачное июльское небо, пронизанное ослепительными лучами солнца. Временами он прикрывал глаза, чтобы сосредоточиться, собраться с мыслями, а открыв, видел перед собой чистую страницу своего блокнота и карандаш, ждущие, когда на него снизойдет вдохновение. Посетителей было мало, и официант даже позволил себе присесть на парапет и передохнуть. В это яркое июльское утро, так располагающее к покою и лени, только он один пришел сюда, чтобы поработать. Ему надо найти, чем заполнить в очередном номере своего журнала страничку «Вчера и сегодня». Каждую неделю он должен придумывать для нее все новые и новые темы, и конца этому не видно. А куда денешься? От того, насколько успешно он справляется со своим заданием, зависит его семейное счастье: уютный дом, жена, двухлетний сын, собственный «опель». Не говоря уже о его «гарсоньере» – холостяцкой квартире в жилищном кооперативе «Аш-Шарк», предназначенной для всяких непредвиденных случаев.

– О небо, ниспошли мне какую-нибудь мыслишку!..

Он посмотрел сквозь очки на противоположный берег, где облитый солнечным светом, красовался чей-то дворец. Окна и двери закрыты. Нигде не видно ни малейшего признака жизни. Даже деревья не шевелятся, словно недвижные изваяния.

– Вот бы пожить в таком роскошном дворце! Чтобы не заботиться о хлебе насущном. Сиди себе и ни о чем не думай!

Он вздохнул и, глядя на гущу в кофейной чашечке, подумал: «У меня ведь есть кое-какие идеи, планы. А на что я трачу время? Пишу о всякой ерунде, изобретаю вещи, всем давно известные. Ох-хо-хо…»

– Господин Адхам, доброе утро! – неожиданно прозвучал у него над головой нежный голос.

Он обернулся, чтобы взглянуть, кто его отрывает от работы, и тут же встал, разом позабыв все свои мысли.

– Надира! – воскликнул он с улыбкой. – Какая приятная неожиданность!

Они обменялись рукопожатием, и девушка села напротив него, положив свою белую сумочку на такую же белую страницу его блокнота.

– Я увидела вас со спины и узнала.

– Когда вы будете узнавать меня так же хорошо и в лицо?

– Ваше лицо навечно запечатлено в моем сердце! – пошутила она кокетливо.

Он любовался ее стройной, точеной фигуркой и симпатичной, светившейся молодостью рожицей. Хотя, казалось, она еще только-только вышла из детского возраста, косметика уже густо покрывала ее щеки, веки, ресницы и ногти.

– Вы со свидания или на свидание? – спросил он, пропустив мимо ушей ее шутку.

– Ну какие свидания по утрам! Так, моталась на машине по городу без всякой цели.

«Моталась!» Заразительный у них жаргон. Да, тебе уже тридцать пять, а ей только семнадцать. Правда, она настолько эмансипирована, что может заинтересовать любого мужчину, особенно если у того есть холостяцкая квартирка. Девочка начитанная, обожает Франсуазу Саган. Она сразу заинтересовала его, когда они познакомились на вечеринке в «Сан-Суси», устроенной друзьями-журналистами.

Надира мило рассуждала об искусстве и жизни, не стеснялась при случае ввернуть в беседу рискованную шутку. Университет она бросила и сейчас посещает какие-то сценарные курсы. Наверно, метит в звезды. Уже начала что-то писать, но, несмотря на свою красоту, не смогла пробиться ни в один журнал, ни на радио. При последней их встрече в той же компании она с восхищением распространялась об атеистическом экзистенциализме.

– Что для вас заказать? – спросил Адхам и полусерьезным тоном добавил: – Или отложим до моей квартиры?

– Закажите кофе, а о прочем и не мечтайте!

Он протянул ей сигареты и щелкнул зажигалкой. Надира закурила и начала прихлебывать кофе, игнорируя его настойчивые взгляды.

– Как обстоит дело с экзистенциальной озабоченностью? – поинтересовался он тем же игривым тоном.

– Прекрасно. Только я спала сегодня не больше двух часов.

– Размышляли о философских проблемах?

– Мама с папой закатили мне скандал, представляете!

Он вспомнил о теме для своего еженедельника, которую искал все утро.

– …Закончи образование, – продолжала она, передразнивая голоса родителей, – не пропадай из дома по вечерам – ты не парень, подумай о замужестве

Заигранная пластинка, но девочка хороша собой, сидеть с ней приятно, и их знакомство позволяет надеяться на большее… Однако сегодня ему надо сделать свою страничку, даже ценой отмены вечерних встреч…

– Где уж старикам понять юного философа!

Надира сдвинула брови, показывая, что шутки неуместны.

– Никто не хочет признавать за мной право на самостоятельный выбор, как будто я живу среди обитателей пещеры [19]19
  Намек на популярную пьесу египетского драматурга Тауфика аль-Хакима «Обитатели пещеры», герои которой вернулись к жизни, проспав в пещере три столетия.


[Закрыть].

Адхам вспомнил многочисленные выступления ее отца по телевидению.

– Но ваш отец – человек современных взглядов.

– Как же, современных!

– По крайней мере по сравнению с моим отцом.

– Сравните еще с каменным веком! – прыснула она.

Он устремил вдаль мечтательный взгляд и увлеченно воскликнул:

– Каменный век! Если бы нам вернуться туда хоть на часок, я сей же момент взвалил бы вас на спину и без помех потащил к своей пещере в жилищном кооперативе «Аш-Шарк».

– Я уже говорила вам: не мечтайте! Лучше дайте я скажу, зачем пришла.

– О! Значит, мы встретились не случайно?

– Вы же сами рассказывали мне, что работаете здесь по утрам.

– Тогда пошли в мой кооператив, – с нарочитой серьезностью снова предложил он. – Вполне подходящее место для серьезной беседы.

– Неужели вы не видите, что я не шучу? – рассердилась Надира. Закурив новую сигарету, она подняла на него свои чистые, цвета меда глаза и оценивающе окинула его взглядом.

– Вы, помнится, обещали познакомить меня с господином Али аль-Кебиром.

– Вы серьезно? – спросил он озабоченно.

– Абсолютно серьезно.

– Несомненно, вы восхищаетесь им как актером?

– Конечно.

Они переглянулись.

– Ему сорок пять!

– Понимаю. А вы никогда не слыхали о магии возраста?

– Нет, но я много слышал о возрастной трагедии.

– Собираетесь взять на себя роль проповедника-моралиста со странички «Вчера и сегодня»?

– А какая роль отводится мне?

– Вы – его лучший друг.

– У него дочка ваших лет.

– Да, кажется, на факультете права.

– Будьте со мной откровенны, скажите, что вы задумали. Может быть, например, разбить его семью и выйти за него замуж?

– Ничего я разбивать не собираюсь, – ответила она, засмеявшись.

– Платоническая любовь?

Она пожала плечами.

– Кратчайший путь на экран?

– Нет, я не пролаза.

– Тогда что же?!

– Вы должны сдержать свое обещание.

И тут у него промелькнула идея.

– Вы мне подсказали тему для моей статьи! – воскликнул он.

– Какую же?

– Свободная любовь вчера и сегодня, – ответил он после некоторого раздумья.

– А поподробнее?

– Ну вот хотя бы такой тезис, – он непроизвольно заговорил строгим голосом. – Раньше, если девушка оступалась, про нее говорили, что она падшая, а нынче объясняют, что это озабоченность, вызванная цивилизацией, или философская озабоченность.

– Вы претендуете на прогрессивность, а сами ужас как допотопны! – рассердилась она.

– Чего же ждать от того, чьи родители жили в каменном веке?

– А вы бы не могли видеть во мне просто человека, такого же, как вы?

– Видеть в вас себя? Это какой-то нарциссизм.

– Вот вы смеетесь надо мной, и отец кричит…

– А вы?

– Я только прошу сдержать обещание.

– Дайте я сперва расскажу вам кое-что о нем. Он великий артист. Многие считают его даже лучшим киноактером у нас. Все так. Но он известен и своим поведением. Если его знакомят с такой девушкой, как вы, он тут же везет ее в свой загородный особняк и начинает с того, чем остальные кончают.

– Благодарю. Из вас вышел бы прекрасный опекун.

– Все-таки настаиваете на встрече с ним?

– Да.

– Ладно, – сказал он с вызовом. – Однако я требую плату вперед.

Надира вопросительно вскинула голову, и ее ровная челка разметалась над бровями.

– Окажите мне честь посещением моей холостяцкой пещеры.

Она улыбнулась и промолчала.

– Согласны?

– Я уверена, что вы выше этого.

– Но я тоже одержим озабоченностью века.

– Нет, не надо смешивать шутку с вещами серьезными, – сказала она и добавила извиняющимся тоном: – Я отняла у вас столько драгоценного времени.

Надира закурила третью сигарету. Они обменялись долгими взглядами и оба улыбнулись. В воздухе опять воцарился дух взаимной симпатии. Он вспомнил о своей статье, и сразу вернулось ощущение расслабляющей жары и влажности.

– Все-таки вы реакционер в модной одежке, – произнесла она шутливо.

– Да нет! Вы и сами в это не верите. Но вы очаровательны, и шутки ваши милы. Я устрою эту встречу у себя в редакции. Загляните туда как бы случайно в среду часов в девять вечера.

– Спасибо.

– Я же ваш должник: вы ведь подсказали мне тему моей будущей статьи.

– Посмотрю, как вы ею распорядитесь.

– В процессе письма я перевоплощаюсь в другого человека.

– Вы так внимательны к мнению своих читателей, что готовы забыть собственное «я»?

– Возможно. По правде говоря, мое лучшее «я» тоже еще не нашло самовыражения.

Надира увидела, что он смотрит на свой блокнот, и молча переставила сумочку на пустой стул. А Адхам снова устремил взгляд на сонный дворец, застывший в уединенном величии. Ему нравилась веранда, выходящая в сад, а еще больше – балкон второго этажа, покоящийся на двух колоннах-обелисках. Как приятно сидеть там в лунную ночь и не думать о деловых встречах, обременительных условностях… Или купить яхту и плавать на ней по морям, знакомясь с новыми людьми, новыми странами… Жену, конечно, оставить в Каире… Гавайские острова, танцы, гирлянды из роз… Выкинуть из головы темы для «Вчера и сегодня». Заодно со всеми прочими проблемами: нищетой, невежеством, болезнями… Заняться лучше изучением истории человечества… Тебя, конечно, посещают иногда сомнения в своем таланте, но вот такие всплески фантазии прогоняют их. Эти странные, волнующие фантазии, неподвластные рассудку, нереальные и необъяснимые, хорошо знакомые лишь завсегдатаям кабаков и курилен…

– Надира, что вы думаете об иррациональном?

– Как о вполне рациональном! – оживилась девушка

– Оно вторгается в мою жизнь, словно сон в явь.

– А я даже подумываю сочинить для кукольного театра пьесу в абсурдистском стиле.

Она вздохнула и добавила с сожалением:

– Если бы не папа, я написала бы безумную повесть из своего опыта.

– Если бы вы еще и меня включили в ваш опыт, было бы совсем хорошо! – опять пошутил он.

– Не смейтесь. Представляете, какой бы это имело успех…

На некоторое время каждый погрузился в свои мечты, и оба замолчали.

Внезапно тишину нарушил какой-то резкий звук, заставивший обоих вздрогнуть и обернуться. Они увидели человека, который, надев на плечи веревочную петлю, тащил за собой по реке тяжелый баркас со спущенным парусом. Рывками бросая свое тело вперед и изо всех сил напрягая мускулы, он тяжело ступал по узкой отмели, тянувшейся возле самого парапета. Но, несмотря на все его усилия, баркас, казалось, не двигался, замерев на поверхности спящей воды, а если и двигался, то не быстрее черепахи. Впереди на палубе стоял старик в чалме и следил сочувственным взглядом за тяжелой работой бурлака. И всякий раз, как тот замирал на месте, чтобы вдохнуть воздух и снова натянуть веревку, старик кричал ему с борта: «Еще!» И в ответ слышалось громкое: «Ух-ха».

На лицах собеседников отразились досада и раздражение, но они не произнесли ни слова. А бурлак шаг за шагом, ценой невероятных усилий подходил к ним все ближе и ближе. Это был парень лет двадцати, темнокожий, с выбритой, непокрытой головой, грубыми чертами лица; глаза его от напряжения почти вылезли из орбит, ноздри раздулись. На нем болталась старая, выгоревшая галабея, из-под которой были видны босые ноги со вздувшимися жилами. Когда он наконец поравнялся с ресторанчиком, в недвижном воздухе повис тяжелый запах пота и речного ила. Адхам и Надира, сидевшие за столиком сморщились от брезгливости, и девушка поспешила достать свой надушенный платочек. Они проводили глазами медленно удаляющуюся согнутую фигуру, потом обменялись сочувственными взглядами и, улыбнувшись, одновременно потянулись за сигаретами.

Ребячий рай
Пер. В. Кирпиченко

– Папа…

– Ну что?

– Мы с моей подружкой Надией всегда вместе.

– Это хорошо, детка.

– И в классе, и на переменках, и в столовой.

– Прекрасно. Она такая милая, воспитанная девочка.

– Но на урок закона божия я иду в один класс, а она в другой.

Он взглянул на жену, которая вышивала скатерть, и увидел, что она улыбается. Тогда он сказал тоже с улыбкой:

– Это ведь только на время урока закона божия.

– А почему так, папа?

– Потому что у тебя одна вера, а у нее – другая.

– Как это?

– Ты мусульманка, а она христианка.

– Почему, папа?

– Ты еще маленькая, поймешь, когда вырастешь.

– Я уже большая.

– Нет, детка, ты еще маленькая.

– А почему я мусульманка?

Нужно было проявить терпение и осторожность, чтобы не подорвать современные методы воспитания.

– У тебя папа мусульманин, мама мусульманка, поэтому и ты мусульманка тоже.

– А Надия?

– У нее папа христианин и мама христианка. Поэтому и она христианка.

– Это оттого, что ее папа носит очки?

– Нет, очки тут ни при чем. Просто ее дедушка тоже был христианин.

Он решил перечислять предков до бесконечности, пока дочери это не прискучит и она не заговорит о другом. Но она спросила:

– А что лучше, быть мусульманкой или христианкой?

Подумав немного, он ответил:

– И то и другое хорошо.

– Но ведь все равно что-то лучше!

– И та и другая религия хороша.

– Может, и мне стать христианкой, чтобы нам с Надией никогда не разлучаться?

– Нет, доченька, это невозможно. Каждый должен сохранять веру своих родителей.

– Но почему?

Воистину современное воспитание – нелегкая штука!

– Ты не хочешь дождаться, пока вырастешь? – ответил он вопросом.

– Нет, папа.

– Хорошо. А знаешь ли ты, что такое мода? Так вот, кто-то следует одной моде, а кто-то предпочитает другую. Быть мусульманкой – самая последняя мода. Поэтому ты должна оставаться мусульманкой.

– Значит, Надия старомодная?

Будь ты неладна вместе со своей Надией! Видно, он все же допустил ошибку, хотя старался быть очень осторожным. Теперь придется выпутываться.

– Это дело вкуса, но каждый должен исповедовать веру родителей.

– Можно я ей скажу, что она старомодная, а я следую новой моде?

Он поспешно ее перебил:

– Каждая вера хороша. И мусульмане, и христиане веруют в бога.

– Но почему они веруют в разных комнатах?

– Потому что каждый верует по-своему.

– Как по-своему?

– Это ты узнаешь в будущем году или еще через год. Сейчас довольно с тебя знать, что мусульмане веруют в бога и христиане тоже веруют в бога.

– А кто такой бог, папа?

Он несколько растерялся. Долго думал. Потом спросил, пытаясь сохранить спокойствие:

– А что говорила про это учительница в школе?

– Она прочитала суру [20]20
  Сура – глава Корана.


[Закрыть], и мы выучили молитву, но я ничего не поняла. Кто такой бог, папа?

Подумав еще немного, он с улыбкой уклончиво сказал:

– Это творец всего в мире.

– Всего-всего?

– Да, всего-всего.

– А что значит творец?

– Это значит, что он все сделал.

– Как сделал?

– Своей всемогущей волей.

– А где он живет?

– Повсюду в мире.

– А когда мира не было, где он жил?

– Высоко, наверху…

– На небе?

– Да.

– Мне хочется на него посмотреть.

– Это невозможно.

– Даже по телевизору?

– Даже по телевизору.

– И никто его не видел?

– Никто.

– Так почему же ты знаешь, что он наверху?

– Потому что это так и есть.

– А кто первый узнал, что он наверху?

– Пророки.

– Пророки?

– Да, пророк Мухаммед, например.

– А как он это узнал, папа?

– Благодаря своей особой силе.

– У него было очень сильное зрение?

– Да.

– Почему, папа?

– Потому что Аллах сделал его таким.

– Но почему все-таки?

Теряя остатки терпения, он ответил:

– Потому что он может сделать все, что захочет.

– А какой он?

– Очень могучий, очень сильный, все может.

– Как ты, да, папа?

Он едва сдержал смех.

– Ему нет равных.

– А зачем он живет наверху?

– Земля для него мала. Но он видит все. Она задумалась ненадолго, потом сказала:

– Но Надия говорит, что он жил на земле.

– Это потому, что он знает все, что происходит на земле, так, словно живет здесь.

– А она говорит, что люди убили его.

– Но он вечно жив и никогда не умирает.

– А Надия говорит, что его убили.

– Нет, малышка, они думали, будто убили его, но он не умер, он жив.

– А дедушка мой тоже жив?

– Нет, дедушка умер.

– Его люди убили?

– Нет, он сам умер.

– Отчего?

– Заболел, оттого и умер.

– А сестренка моя тоже умрет, потому что болеет? Он нахмурил брови, заметив негодующий жест жены.

– Нет, она выздоровеет, бог даст.

– А дедушка почему умер?

– Он был больной и старенький.

– А ты тоже болел и тоже старенький, почему же ты не умер?

Мать прикрикнула на нее, и девочка, растерявшись, переводила взгляд с матери на отца.

– Мы умрем, когда на то будет воля бога, когда он захочет этого, – нашелся наконец отец.

– А почему он захочет, чтобы мы умерли?

– На все его воля.

– А смерть – это хорошо?

– Нет, детка.

– Так зачем же бог делает нехорошее?

– Раз богу угодно, люди должны умирать.

– Но ты же сам сказал, что это нехорошо.

– Я ошибся, малышка.

– А почему мама рассердилась, когда я сказала, что ты умрешь?

– Потому что бог еще не хочет этого.

– А когда захочет?

– Он посылает нас в этот мир, а потом забирает отсюда.

– Зачем же?

– Чтобы мы здесь делали добро, пока не уйдем.

– А почему бы нам не остаться?

– Если люди не будут покидать землю, им не хватит места.

– А все хорошее мы оставим здесь?

– Мы уйдем в еще более хорошее место.

– Куда?

– Наверх.

– К богу?

– Да.

– И увидим его?

– Да.

– А это хорошо?

– Конечно.

– Потому и нужно, чтоб мы уходили?

– Но мы еще не сделали все добро, на какое способны.

– А дедушка сделал?

– Да.

– А что он сделал?

– Построил дом и посадил сад.

– А мой двоюродный брат Туту что сделал?

Отец в отчаянии бросил взгляд на мать, взывая о помощи. Потом сказал:

– Он тоже построил маленький домик, прежде чем уйти.

– А Лулу, соседский мальчишка, бьет меня и никакого добра не делает.

– Он сорванец.

– И он не умрет?

– Умрет, когда будет угодно богу.

– Хотя он никакого добра не сделал?

– Все умирают. Но кто делал добро, приходит к богу, а кто делал зло, будет гореть в огне.

Она вздохнула, помолчала немного. А он почувствовал, что совершенно измучен. Его беспокоило, правильно ли он отвечал ей. Все эти вопросы подняли тьму сомнений со дна его души.

Но тут девочка снова сказала.

– Я хочу быть всегда с Надией.

Он взглянул на нее в недоумении, и она объяснила:

– Даже на уроке закона божия.

Он громко расхохотался. Рассмеялась и мать. Зевая, он проговорил:

– Не думал я, что можно обсуждать такие вопросы с детьми.

Жена отозвалась:

– Когда дочка вырастет, сможешь высказать ей все свои сомнения.

Он быстро обернулся к жене, стараясь понять, всерьез или в шутку сказала она это, но увидел, что она снова занялась вышиванием.

Из сборника «Под навесом» (1969)

Под навесом
Пер. Л. Степанова

Сгустились тучи, и стало темно. Начал накрапывать дождь. Над мостовой пронесся холодный, пропитанный сыростью ветер. Прохожие ускорили шаги. Некоторые укрылись под навесом автобусной остановки. Все было серым и будничным. Вдруг из-за угла стремительно выбежал человек и опрометью бросился в переулок. За ним мчалась толпа мужчин и мальчишек с криками: – Вор! Держи вора!

Крики понемногу стихли, замерли где-то вдалеке. Улица опустела. Люди остались только под навесом – кто ждал автобуса, кто пережидал дождь.

Снова послышался шум погони. Он нарастал, приближаясь. Появились преследователи, тащившие вора, а вокруг вились мальчишки. Они пританцовывали и радостно вопили тонкими, пронзительными голосами. Посреди мостовой вор попытался вырваться, но его схватили, и на него посыпался град ударов. Он тщетно старался уклониться от пинков и зуботычин. Люди под навесом наблюдали за происходящим.

– Как ему достается, бедняге!

– Они сами хуже воров!

– А полицейский стоит и смотрит.

– Даже отвернулся.

Дождь усилился. В воздухе повисли серебряные нити. Потом хлынул ливень. Улица мгновенно опустела – остались только те, кто бил вора и кто стоял под навесом. Некоторые из участников избиения устали и, опустив руки, начали о чем-то говорить с вором. Потом горячо заспорили между собой, не обращая внимания на дождь. Намокшая одежда облепила их тела, но они упрямо продолжали спорить, будто дождь и не поливал их. Вор, судя по его отчаянной жестикуляции, оправдывался, но ему никто не верил. Он размахивал руками, словно оратор на трибуне. Голос его тонул в шуме дождя. Однако он, несомненно, говорил, а они слушали, вытянув шеи. Те, кто стоял под навесом, продолжали следить за толпою.

– Почему не вмешивается полицейский?

– Это, наверное, киносъемка.

– Но ведь они били его по-настоящему?

– А чего же они спорят под дождем?!

Вдруг со стороны площади показались два автомобиля. Они неслись с бешеной скоростью. Вторая машина настигла первую, та резко затормозила и пошла юзом, оставляя на мостовой черный след. Задняя машина с оглушительным грохотом врезалась в нее. Обе перевернулись. Раздался взрыв, взметнулось пламя. Сквозь шум ливня донеслись крики и стоны. Но никто не бросился к месту катастрофы. Вор все еще говорил, и ни один человек в окружавшей его толпе не обернулся, чтобы взглянуть на догоравшие автомобили.

Люди под навесом заметили, как из-под обломков медленно выполз залитый кровью человек. Он попытался встать на четвереньки, но рухнул лицом вниз и больше не поднимался.

– Это настоящая катастрофа!

– А полицейский стоит как ни в чем не бывало!

– Должен же быть поблизости телефон!

Но никто не двинулся с места, боясь промокнуть. Дождь полил как из ведра, раздался оглушительный раскат грома. Вор закончил свою речь и стоял, глядя на слушателей спокойно и доверчиво. Неожиданно он снял с себя одежду и, оставшись совершенно голым, бросил ее на обломки автомобилей, уже погасшие под струями дождя. Потом повернулся кругом, словно желая показать всем свое обнаженное тело, сделал два шага вперед, два назад и начал танцевать с профессиональным изяществом. Его преследователи принялись ритмично хлопать в ладоши, а мальчишки, взявшись за руки, закружились вокруг толпы в хороводе.

Люди под навесом застыли в недоумении, но вскоре пришли в себя.

– Если это не киносъемка, то это сумасшествие!

– Несомненно, киносъемка. И полицейский – актер, ожидает своего выхода.

– А как же автомобили?

– Хитрый кинотрюк. Подождите, появится и режиссер в одном из этих окон.

В здании напротив остановки с треском распахнулось окно – люди под навесом услышали это, несмотря на шум ливня. В окне появился элегантно одетый мужчина и пронзительно свистнул. В тот же миг распахнулось соседнее окно – в нем появилась женщина в нарядном туалете. Она ответила на свист легким кивком головы, и оба скрылись из виду. Спустя некоторое время элегантный мужчина и нарядная женщина вышли из здания под руку, не обращая внимания на ливень. Они остановились у разбитых машин. Что-то сказали друг другу и стали раздеваться донага. Затем женщина легла и закинула голову на лежащий ничком труп. Мужчина встал на колени возле женщины и начал нежно ласкать ее. Танец продолжался. Мальчишки кружились в хороводе. Лил дождь.

– Безобразие!

– Если это киносъемка, то это безобразие, если нет – то безумие.

– Полицейский закуривает сигарету.

Пустынная улица вновь начала заполняться народом. С юга появился караван верблюдов. Впереди шел погонщик. Верблюдов сопровождали бедуины – мужчины и женщины. Они остановились неподалеку от толпы, окружавшей пляшущего вора, привязали верблюдов к ограде и расставили шатры. Одни начали ужинать, другие пили чай и курили. А третьи завели неторопливую беседу. С севера подъехали туристские автобусы, набитые иностранцами, и остановились позади толпы, окружавшей пляшущего вора. Сидевшие в автобусах мужчины и женщины вышли, разбились на группы и принялись жадно глазеть на дом, не обращая ни малейшего внимания на танец, на любовь, на смерть и на дождь.

Появилось множество строительных рабочих, вслед за ними – грузовики с камнем, цементом и инструментами. С поразительной быстротой рабочие выкопали огромную яму и соорудили невдалеке от нее большую кровать из камней, покрыв ее простынями и украсив ножки розами. А дождь все лил. Затем рабочие направились к обломкам автомобилей и извлекли из-под них трупы с разбитыми головами, обгоревшими руками и ногами. Из-под мужчины и женщины, продолжавших безмятежно ласкать друг друга, они вытащили труп человека, лежавшего вниз лицом. Рабочие положили трупы в ряд на кровать и вернулись к мужчине и женщине. Подняли их вместе, отнесли к яме, опустили на дно и забросали землей. Землю утрамбовали и замостили… Потом сели в грузовики, рванувшиеся с места с неимоверной скоростью. Издалека донеслись их крики, разобрать которые было невозможно…

– Все это похоже на сон.

– Страшный сон! Нам лучше уйти.

– Но мы должны дождаться.

– Чего?

– Счастливого конца.

– Счастливого ли?

– Конечно. Режиссеры любят начинать с катастрофы!

…Человек был одет в судейскую мантию. Никто не видел, откуда он появился: из группы ли иностранных туристов, со стороны ли бедуинов или хоровода вокруг вора. Он развернул большой лист бумаги и начал читать – торжественно, будто приговор. Слов никто не разбирал: их заглушали хлопки, крики на разных языках и шум дождя. Но эти беззвучные слова не исчезали бесследно. Они катились по улице, словно бушующие волны, сталкиваясь и разбиваясь друг о друга. Завязались драки – одна в стане бедуинов, другая среди иностранных туристов. Потом началось побоище между бедуинами и туристами. Многие стали петь и плясать. Иные сгрудились вокруг ямы и, раздевшись донага, предавались любви. Вор в исступлении выделывал немыслимые пируэты. Все достигло предела: драка и пляска, любовь и смерть, гром и дождь. В толпу под навесом протиснулся огромного роста мужчина с непокрытой головой. На нем были черные брюки и свитер, в руке – бинокль. Бесцеремонно растолкав стоявших, он принялся наблюдать за улицей в бинокль, прохаживаясь и бормоча:

– Недурно… недурно!

Люди под навесом уставились на него.

– Это он?

– Да, это режиссер.

– Вы делаете все, как нужно, и нет необходимости повторять все сначала, – сказал мужчина, глядя на улицу.

– Господин… – обратился к нему кто-то.

Но мужчина властным жестом заставил говорящего умолкнуть на полуслове.

– Господин, вы режиссер? – не выдержав нервного напряжения и набравшись храбрости, спросил еще кто-то.

Но тот, не обратив внимания на вопрос, продолжал смотреть в бинокль. Вдруг все увидели, что к остановке катится человеческая голова. Из обрубленной шеи хлестала кровь. Люди в ужасе закричали. Мужчина в черном свитере устало взглянул на голову и пробормотал:

– Браво… браво…

– Но ведь это – настоящая голова и настоящая кровь! – крикнул кто-то.

Мужчина навел бинокль на пару, предававшуюся любви, и нетерпеливо скомандовал:

– Измените позу… Избегайте однообразия!

– Но ведь голова – настоящая, будьте любезны, объясните нам… – донеслось из толпы.

– Достаточно одного вашего слова. Мы хотим знать, кто вы и кто все остальные.

– Почему вы не отвечаете?

– Господин, рассейте наши сомнения…

Мужчина внезапно отпрянул назад, словно пытаясь спрятаться. Высокомерие его исчезло. Он весь как-то обмяк и поник. Люди под навесом увидели, что неподалеку прохаживаются какие-то солидные мужчины, которые что-то вынюхивают, словно собаки. Мужчина в черном свитере как сумасшедший бросился из-под навеса под дождь. Один из тех, кто прохаживался, заметил это и кинулся вдогонку. Его примеру молниеносно последовали остальные. Все они вскоре скрылись из виду.

– Боже милостивый, это был не режиссер…

– Кто же он?

– Наверное, вор.

– Или сбежавший из больницы сумасшедший.

– А может быть, все это – эпизод из фильма?

– Нет, это не киносъемка.

– Но объяснить происходящее можно только киносъемкой.

– Не будем строить предположений.

– А как же прикажете понимать все это?

– Это жизнь, хотя и…

– Мы должны уйти отсюда, не то при расследовании нас привлекут в качестве свидетелей.

– Еще есть надежда во всем разобраться, – сказал кто-то и крикнул полицейскому: – Эй, сержант!

Полицейский обернулся только после четвертого окрика. С раздражением взглянул на дождь, запахнул плащ и быстро направился к навесу.

– Что вам нужно? – спросил он, хмуро оглядев присутствующих.

– Разве вы не видите, что происходит на улице?

– Все, кто ожидал автобус, уже уехали, а вам что здесь нужно?

– Посмотрите на эту человеческую голову.

– Где ваши билеты?

И он стал проверять документы, зловеще улыбаясь. Потом спросил:

– С какой целью вы собрались тут?

Люди под навесом обменялись испуганными взглядами.

– Мы совершенно незнакомы друг с другом! – пробормотал один из них.

– Ложь вам не поможет…

Полицейский отступил на два шага, навел автомат и начал стрелять. Люди попадали один за другим. Тела их остались лежать распростертыми под навесом, головы запрокинулись на мокрый от дождя тротуар.