Текст книги "Шахразада. Рассказы"

Автор книги: Нагиб Махфуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

– Да продлит Аллах ваши дни…

Однажды ночью тишину вновь разорвал вопль ужаса. Испуганные люди распахивали ставни, многие бросились к курильне гашиша. Молочник Байюми, дрожа от страха, указывал на что-то, лежащее как мешок у стены. Это был хозяин Абдо. Из его проломленной головы вытекла лужа крови. На квартал словно обрушилось землетрясение. Полиция, следователи, понятые. Несчетное количество людей подверглось допросам, однако ни на кого не могло пасть ни малейшее подозрение. Все говорило о том, что убийство Абдо останется такой же загадкой, как и убийство Хасанейна.

– Ну и чудеса! – говорили соседи, потирая руки. – Не иначе как нужно ждать нового жениха Умм Аббас…

Аббас зашел в лавку Байюми на свой обычный ужин перед вечерней прогулкой. Когда он ел простоквашу, Байюми с удивлением наблюдал за его невозмутимостью.

– Аббас! Какой ты странный человек, – промолвил Байюми после некоторого колебания.

Юноша дружелюбно улыбнулся ему, как самому близкому другу.

– Абдо был еще жив, когда я наткнулся на него у курильни. – наконец прошептал Байюми, – он назвал мне имя убийцы, перед тем как испустил дух.

Аббас разгладил свои усы, потом наполнил ложку новой порцией простокваши и спокойно поднес ее ко рту.

– Он, несомненно, тот же, кто раньше убил Хасанейна, – продолжал Байюми.

Лицо Аббаса на мгновение напряглось, как у человека, пытающегося воскресить в памяти давно забытый образ. Потом он снова уставился на свою простоквашу.

– Но во время следствия я забыл об этом, такова была воля Аллаха!

Аббас опорожнил чашку и собрался покинуть лавку.

– Кто ты, Аббас? – не удержался от вопроса Байюми. – И о чем беседует с тобой святой Хидр каждую ночь?

Из сборника «Винная лавка „Черный кот“» (1968)

Шахразада
Пер. С. Амара

1

– Алло!

– Господин Махмуд Шукри?

– Да…

– Извините за беспокойство. Мы с вами не знакомы.

– С кем имею честь говорить?

– Мое имя вам ничего не скажет. Я лишь одна из многих, которые стремятся поделиться с вами своими печалями.

– Слушаю вас.

– К сожалению, моя история довольно длинна.

– Тогда, может, вам лучше изложить ее в письме?

– Боюсь, что не сумею объяснить все как следует.

– А вы не могли бы прийти ко мне в редакцию?

– Нет, не могу… во всяком случае, сейчас.

Он обратил внимание на это «сейчас» и улыбнулся. Мелодичный, нежный голос собеседницы показался ему приятным.

– Так как же нам быть?

– Вот если бы вы согласились уделять мне по нескольку минут в удобное для вас время, я бы звонила вам каждый день.

– Пожалуй, это интересно. И даже напоминает царицу Шахразаду из «Тысячи и одной ночи».

– Шахразаду? Какое прелестное сравнение! Разрешите мне на время присвоить себе это имя?

Он засмеялся и ответил:

– Итак, царь Шахрияр готов вас слушать.

Она тоже засмеялась. Смех ее прозвучал столь же музыкально, как и голос.

– Однако вряд ли вам покажется интересным мой рассказ. Как я уже сказала, это длинная история и довольно грустная.

– Надеюсь оказаться достойным вашего доверия.

– Только у меня просьба: если вам будет некогда, скажите мне об этом прямо.

– Хорошо.

– Сегодня я уже достаточно злоупотребила вашим вниманием. Если позволите, продолжим наш разговор завтра…

– Как вам угодно…

– Еще хочу признаться, что меня привлекли любовь к человеку и доброта ваших статей…

– Благодарю вас.

– А также ваша внешность…

– Моя внешность?

– Да, я нашла ваш портрет в одном журнале. Глядя на ваши глаза, такие умные и сострадающие, я поняла, почему все обиженные и обездоленные стремятся к вам за поддержкой.

– Спасибо, спасибо, вы мне льстите.

– Нет, я только хотела сказать, что вы – моя последняя надежда в этом мире…

Он положил трубку и улыбнулся. Потом задумался. И опять улыбнулся.

2

– Алло!

– Это Шахразада.

– Очень рад. Я ждал вашего звонка.

– Тогда я сразу перейду к сути, чтобы не отнимать у вас времени.

– Слушаю вас.

– У меня было тяжелое детство. Мы росли без матери. Мы – это я и моя сестра, она двумя годами младше меня. Отец женился вторично, но вскоре умер, и нас взял к себе дядя.

– Эти печальные события, видимо, произошли много лет назад?

– Да, но тем не менее они очень важны, и я не могу о них не сказать. У дяди нам было плохо. Каждая из нас получала пособие по пять фунтов в месяц, мы отдавали ему все целиком, но дядя считал нас обузой и заставил работать. Школу пришлось бросить.

– Я вам очень сочувствую…

– Ко мне посватался один офицер. Дядя продал дом, оставшийся нам от отца, и на мою долю купил мне самое необходимое для свадьбы. Мой будущий муж знал о наших материальных затруднениях, но это его не остановило. Ведь мы любили друг друга и сохранили это чувство даже после свадьбы.

– Мне кажется, вы что-то утаиваете.

– Да нет. Вся беда в том, что муж оказался человеком расточительным. Едва в его кармане заводились какие-нибудь деньги, он тотчас тратил их, не задумываясь о завтрашнем дне. Я пыталась его образумить, но не сумела.

– Уместно ли мне задать вопрос: вы сами не чувствуете за собой никакой вины?

– Нет, нет, поверьте мне. Я стремилась любой ценой сохранить наш брак… пробовала, и ласками, и упреками…

– Что ж, это выглядит разумно.

– Вы как будто мне не верите. Да, я помню ваши статьи о том, что именно жена сама виновата в тех случаях, когда муж отворачивается от нее. Но что я должна была делать? Каждый раз в день получки я умоляла его дать мне денег на хозяйство, а он приводил компанию друзей – они сидели и пили до рассвета, а наутро в доме опять уже было пусто.

– Ну а на что же вы жили?

– Он требовал, чтобы я ходила просить денег у дяди или у сестры. Но это было бесполезно. Дядя денег не давал, а сестра сама в них нуждалась, так как собиралась замуж. Муж без конца занимал у своих знакомых и вскоре по уши влез в долги. Так тянулось некоторое время, пока наша жизнь окончательно не превратилась в пытку.

– Да уж, действительно.

– Семья распалась – мы развелись. Я перебралась к сестре. Пособие за отца мне больше не платили, и для меня наступили горькие дни.

– В этом и заключается ваше несчастье?

– Не торопитесь. Мы пока в прошлом. Но не буду тянуть… Спустя год мой бывший муж попросил меня встретиться с ним. Едва увидев меня, он заговорил о том, что хочет возобновить нашу супружескую жизнь, что разлука со мною научила его многому и он стал совсем другим человеком. Мы поехали на улицу Каср ан-Нил в гостиницу, где он жил, чтобы там продолжить разговор о нашем будущем. Только мы вошли в номер, он принялся обнимать меня, не переставая говорить о своем одиночестве, о чувстве безысходности, охватившем его после развода.

– И вы уступили?

– Да. Он ведь не был для меня чужим… Прощаясь со мной, он пообещал встретиться на следующий день с моим дядей и обсудить вопрос о восстановлении брака.

– Вы очень тихо говорите.

– Мне стало известно, что он встретился со мной, будучи обрученным с другой женщиной. Его свадьба состоялась через неделю после нашего свидания… Для него это было просто прихотью.

– Какой негодяй!

– Однако я не хочу вас больше задерживать сегодня. До свидания.

3

– Алло!

– Это Шахразада. Здравствуйте!

– Здравствуйте.

– Я вам еще не надоела?

– Напротив. Продолжайте, пожалуйста.

– …Я оставалась у сестры еще некоторое время, пока не поняла, что мое присутствие в их доме нежелательно.

– Почему?

– Я это почувствовала, а моя интуиция меня никогда не обманывает.

– Не понимаю. Она же ваша сестра. Вы делили с ней в прошлом все невзгоды!

– Так уж получилось…

– Из-за ее мужа?

– Предположим…

– Ему не нравилось, что вы живете в его доме?

– Допустим… Как бы то ни было, но я решила, что мне необходимо покинуть дом сестры, чтобы по крайней мере сохранить с ней родственные отношения.

– Но вы так и не объяснили причину. Я, наверное, угадаю, если скажу, что виной ревность?

– Точнее, подозрение в ревности.

– И вы переселились обратно к дяде?

– Его уже не было в живых. Я сняла маленькую квартиру.

– А где же вы взяли деньги?

– Продала из моих вещей все, что было можно, а потом начала искать работу. Я была согласна на любую работу. Ах, какое это было страшное время! Я голодала. Поверьте, мне пришлось испытать самой, что такое изо дня в день быть голодной. Я совсем отчаялась и однажды чуть было не уступила и не согласилась на предложение, с которым ко мне обратились на улице. Каждый вечер, глядя на небо из окна своей комнаты, я молила: «О Аллах, смилуйся! Помоги мне! Я умру от голода!» Когда мне становилось невмоготу, шла к сестре, чтобы там хотя бы поесть. Меня кормили, но никогда ни о чем не спрашивали, видимо опасаясь, что это их к чему-то обяжет, и предпочитали делать вид, будто ни о чем не догадываются.

– Это ужасно!

– Однажды я прочла в газете объявление: «Пожилому мужчине требуется экономка. Помимо зарплаты – питание и одежда».

– Помощь с неба.

– Я не колеблясь поспешила к нему, а квартиру сдала в аренду.

– Добрый конец, если это человек нуждался именно в помощи и только в помощи, не больше.

– Он был совсем стар, и я его обслуживала как могла – была и кухаркой, и служанкой, и медсестрой. Даже газету ему читала.

– Прекрасно… прекрасно…

– Я больше не голодала, и мой страх перед будущим прошел. Единственное, о чем я просила Аллаха, чтобы он продлил жизнь человеку, который так помог мне.

– И что же дальше?

– Как-то раз, читая ему газету, я увидела знакомое мне объявление: «Пожилому мужчине требуется экономка», и далее указывался наш адрес.

– Не может быть!

– Да, я так растерялась, что прочитала ему объявление еще раз. Он отвел глаза и ничего не сказал. Я спросила его, почему он хочет меня уволить, что произошло? Но он не произнес ни слова.

– Странно, но должна же быть какая-то причина.

– С моей стороны – ничего.

– Между вами ничего не было, кроме домашних дел?

– Почти.

– Что значит – почти? Говорите откровенно.

– Иногда он требовал, чтобы я раздевалась у него на глазах.

– А вы не соглашались?

– Нет, я смирилась с его желанием.

– Зачем же ему тогда понадобилась другая?

– Кто знает? Он сказал, что желает разнообразия. Как я его умоляла передумать, говорила, что одинока, бедна и у меня, кроме него, нет никого на свете. Но он упорно молчал или говорил «нет». Под конец он мне показался отвратительным, как сама смерть. Мне ничего не оставалось, как уйти.

4

– Алло!

– Это Шахразада. Здравствуйте!

– Здравствуйте, Шахразада. Ваша история меня очень заинтересовала.

– Благодарю вас, господин Махмуд. Мое сердце и вправду не обмануло меня, когда подсказало обратиться к вам. Продолжим наш разговор. Я вернулась в свою квартиру, объявила съемщику, что сама нуждаюсь в ней, и предложила ему тотчас съехать. Это был мужчина лет сорока, простой служащий. Он стал отказываться, а потом вдруг предложил мне: «Давайте жить вместе». И я согласилась. Моя воля была сломлена, и я уже ко всему относилась безразлично.

– А вы понимали, что значит его предложение?

– Квартира состояла из двух комнат, одну из них он и уступил мне. Что было дальше, можно догадаться.

– Вы сразу поняли его намерения?

– Да. Честно говоря, он оказался неплохим человеком, нежным и добрым.

– Ну и прекрасно!

– Нет, подождите. Из-за этих-то положительных качеств я его и потеряла.

– Вот так история!

– В один прекрасный день он сказал мне: «Мы слишком привязались друг к другу – нам лучше расстаться». – «Расстаться?» – «Да, расстаться». Я ждала, что он скажет «пожениться», но он произнес «расстаться».

– Ну это уже совсем в голове не укладывается.

– Я попросила его объяснить, что он этим хочет сказать, и он мне ответил: «У меня есть причины не жениться, поэтому мы должны расстаться». Я стала говорить, что никогда не требовала и не потребую от него жениться на мне и пусть все остается по-прежнему, но он категорически заявил: «Нет, это невозможно. Когда-нибудь вы почувствуете себя одинокой, старой, без средств к существованию, поэтому нам нужно расстаться сейчас».

– Странный человек. Вроде бы и добрый, а поступил как эгоист и себялюбец.

– Он ушел, а я опять осталась одна…

– Как это печально.

– Да, на мою долю выпало немало тяжких испытаний! К счастью, я узнала, что принят новый закон, по которому одинокие женщины после первого развода имеют право на пособие. Я как раз подпадала под эту категорию.

– Ну слава Аллаху!

– Конечно, пособие было нищенским, но я уже привыкла к лишениям. К тому же я научилась шить и таким образом могла кое-что подзаработать. Шитье да пособие спасли меня от голода и падения.

– Наконец-то мы доплыли до тихой пристани.

– Да, слава Аллаху. Но здесь-то я и узнала, что такое настоящее несчастье?

– Настоящее несчастье?

– Да, его можно выразить одним словом – «одиночество».

– Одиночество?

– У меня нет ни мужа, ни ребенка, ни друга, ни любовника. Днем и ночью я одна в четырех стенах своей комнаты. Никаких развлечений. Порой по целому месяцу не с кем сказать двух слов. Я сделалась хмурой и раздражительной. Иногда кажется, что я сойду с ума или наложу на себя руки…

– Нет, нет. Вы так мужественно преодолели трудности более тяжелые, чем одиночество. Рано или поздно Аллах поможет вам, и вы встретите подходящего человека.

– Не говорите мне о подходящем человеке! Один мужчина, вдовец с двумя детьми, уже сватался ко мне, но я не колеблясь отказала ему. Я уже никому не верю. После второго развода пособия не будет, а это весь мой капитал.

– Но ведь отец двоих детей не бросит жену! Хотя бы уже потому, что нуждается в ней.

– Мне противна даже сама мысль о замужестве. Она повергает меня в ужас одной лишь перспективой голодного будущего.

– Подумайте еще раз…

– Нет, это невозможно. У меня никогда не хватит смелости снова довериться кому-нибудь.

– Как же вы тогда избегнете одиночества?

– Вот в этом-то весь вопрос!

– Вы сами отказываетесь от решения этой проблемы.

– Все что угодно, только не замужество!

Он немного подумал, потом спросил:

– А как вы смотрите на то, чтобы нам все-таки встретиться?

– Буду очень рада.

…Он улыбнулся. Она предлагает ему дружбу и обещает, что никогда не потребует жениться на ней. Зачем же теряться? Почему бы не испытать очередное приключение? Тем более если она окажется такой же красивой, как и ее голос. Да, но что же это за история, которую она рассказала? Все так и было на самом деле? Возможно. А может быть, она все выдумала от начала до конца или присочинила кое-что в деталях? Ведь известно, что кинематограф в последнее время пробудил у женщин огромные способности к творчеству. Все может быть… Главное, чтобы она оказалась такой же красивой, как и ее голос. Тогда он сможет внести некоторое разнообразие в ее жизнь. Новое приключение принесет с собой немало приятных минут, хотя, наверное, конец будет печальным, как, впрочем, и все в этом мире… Он продолжал улыбаться, барабаня пальцами по письменному столу.

5

И вот таинственная Шахразада предстала перед ним… Он поднялся ей навстречу и пригласил сесть, не спуская с нее пристального взгляда. Ей около тридцати. В общем, довольно интересная женщина. Но во всем ее облике какая-то надломленность. Даже улыбка у нее грустная и горькая. Улыбка зрелой, много повидавшей женщины. А внешне недурна. Вполне возможно, что ее история – чистая правда. Вот только когда она уверяла о своей решимости не выходить больше замуж, тут, пожалуй, была не совсем искренна. Вряд ли она отказалась от надежды иметь семью. Это она так только говорит, чтобы легче заручиться его дружбой. Но какое ему до всего этого дело? Беспомощная, бедная женщина с неустроенной судьбой. Такие не в его вкусе. Сделав для себя этот вывод и стараясь скрыть свое разочарование, он с напускной серьезностью деловито произнес:

– Добро пожаловать. Ваша история произвела на меня огромное впечатление.

– Благодарю вас, – ответила она, вздохнув.

– Вы не должны бояться трудностей!

– Я…

Но он перебил ее, внезапно ощутив острое желание поскорее закончить разговор.

– Выслушайте меня. Вы – мужественная женщина. И в этом ваше величие. Да, да, несчастья делают нас порой великими. Вы оставались великой даже тогда, когда случайно спотыкались. Величие – в вашем одиночестве. И это величие еще более возрастет, если вы преодолеете в себе чувство одиночества, решительно перешагнете через него. Нет, вы не одиноки. Кругом вас люди! Что бы они нам ни причиняли, надо верить в них! Иначе как жить! Надо верить в людей, надо верить во всемогущего Аллаха! Верить не колеблясь, не сомневаясь! Какая бы участь нам ни была предназначена!..

– В Аллаха я верю.

Он взглянул ей в лицо и увидел ее грустную, разочарованную улыбку. Женщина оказалась умнее, чем можно было ожидать. Слегка смутившись, он все же с пафосом закончил свою речь:

– Надо, надо верить в Аллаха!

Пьяный поет
Пер. К. Юнусова

Последние завсегдатаи разошлись, винная лавка опустела. Старый гарсон вытер свою лысину, громко зевнул, простонав, будто от боли, и принялся составлять стулья на столики.

Хозяин Маноли обошел все углы, заглянул в уборную, вернулся за стойку и, не торопясь, пересчитал деньги. Потом запер выдвижные ящики под доской бара, сложил столик для фишек, которыми он отмечал количество выпитых стаканов, и погасил лампу, висевшую над стойкой. Помещение сразу погрузилось в печальный сумрак.

– Поспеши! – поторопил Маноли гарсона. – Уже два часа ночи.

Тот кончил составлять пирамиды из стульев, снял грязный передник, повесил его на гвоздь, торчащий из стены, и направился к двери, волоча отяжелевшие ноги в глубоких резиновых галошах. Широкая галабея свободно болталась на его тощей фигуре.

Хозяин выключил и другую лампу, наступила полная темнота. Он вышел, запер за собой дверь и, нарушая молчание улицы, зашлепал своими ботинками, скрипевшими на каждом шагу.

В лавке был еще и третий человек. Спрятавшись за широкой пустой бочкой, он с нетерпением ожидал ухода первых двух. Когда скрип ботинок затих вдали, он с облегчением вздохнул и стал выбираться на свободу. Выпрямившись во весь рост, человек тщетно таращил глаза, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть в кромешном мраке. Ощущение было такое, что он ослеп, затерявшись где-то в чужом, потустороннем мире. Человек нащупал вторую бочку. Значит, бар должен находиться слева. А в нем крайний ящик – с деньгами. Он осторожно двинулся с места, вытянув вперед руки. Наконец его пальцы наткнулись на стойку, и он пошел вдоль нее, пока не налетел на какую-то высокую табуретку. Здесь в нос ему ударил сильный запах солений, сардин и сыра. Он совсем потерялся… А вот наконец и заветный ящик. Здесь лежат денежки Маноли. Он добывает их продажей вина, за которое нам всем потом гореть в адском пламени… Вынув из кармана продолговатый предмет, напоминавший напильник, человек начал взламывать замок. Это ему наконец удалось, но тут снаружи донеслось громкое чихание. Рука замерла, а с языка готовы были сорваться брань и проклятия. Чертов бродяга, слоняется тут без дела. Нашел где: улица узкая, темная, без фонарей…

С нетерпением засунув руку в ящик, взломщик обшарил его дно от стенки до стенки. Но ничего не нащупал. Ну совсем ничего. Ах ты, Маноли, собака! Ни миллима не оставил! Неужели ты забираешь с собой всю выручку? Разве здесь, в лавке, не надежнее хранить деньги, чем таскаться ночью с ними по городу или прятать дома?

Человек раздраженно нахмурился. Темнота стала еще невыносимее. Неужели это рискованное дело пойдет прахом? Так хорошо все было продумано, подготовлено… С досады он взломал и другие ящики, но и там ничего не нашел, кроме остатков сыра, маслин и зеленых бобов. Продолжая стоять возле бара, он машинально жевал бобовые зерна, не ощущая никакого вкуса. Оставалось признать свое поражение.

Однако прежде чем приняться за поиски окна, чтобы через него бежать, он решил потешить душу. Протянув руку, человек взял с полки бутылку вина, вытащил пробку, приложился к горлышку ртом и принялся жадно глотать, пока не опорожнил ее всю. Потом замер, пытаясь проследить, как выпитое вино циркулирует в его внутренностях. Замечательно! Прекрасно! Неподражаемо! Поистине нет лучшего способа тратить деньги, чем покупать выпивку. И вообще нет никаких оснований для недовольства. Жаль, конечно, что у его двухколесной тележки завтра будет мертвый сезон… А ведь это все Маноли! Проклятие Аллаха на тебя!

Он нащупал рукой вторую бутылку. Нужно еще выпить, чтобы утолить жажду и потянуть время. Сейчас, пока уличный стражник не закончит свой обход, нельзя отсюда вылезать… Мрак стоит непроницаемой стеной, дышит вином, и у него железная хватка удава… Вот и третья бутылочка адской жидкости. Надо сесть хотя бы на стойку бара… Ушел Маноли, и деньги с ним… А ну его в преисподнюю… Темнота эта хуже преисподней…

Человек стал откашливаться, забыв о всякой осторожности, и его кашель вызвал громкое эхо в пустом помещении. Но ему уже все было безразлично. Вот только темноту он ненавидит… Потому что работаешь на солнце, спишь под звездами, а в зимние ночи – у себя в полуподвале, куда тоже проникает свет уличного фонаря… Ведь ничего не боюсь… Сколько раз дрался – не сосчитать. Лез прямо в самую гущу под палочные удары. Боялся только, как бы не порвать единственную галабею… Мой осел тащит меня, а он совсем голый. И никто ему слова не скажет. А мне нужна галабея… И вино…

Он поднял четвертую бутылку, и во мраке опять послышалось бульканье жидкости, переливавшейся ему в горло… Сказал мне старик аз-Зави: «Не пьянствуй!» Говорю ему: «Я султан турок и персов!» А он мне: «На тебе проклятие Аллаха!». Вот я и поклялся звать теперь своего осла именем аз-Зави…

Он начал напевать вполголоса: «Настал победы час…» Потом, взяв пятую бутылку, разлегся на стойке и вытянул ноги. Вспомнил уличного поэта с ребабом и подумал: «Почему все прекрасное исчезает?» И снова запел, но теперь громко, как у себя дома:

 
Настал победы час,
Цветами встретят нас…
 

Мелодия не получилась, но он удовлетворенно кивнул головой и еще громче затянул припев. Его голос был теперь слышен на всех этажах дома. Кончив петь, он сел и стал себе аплодировать. Потом снова запел…

Неожиданно раздались громкие удары в дверь и крики стражника:

– Эй, кто там внутри?!

Сначала певец не обратил на него внимания, но стук продолжался, мешая ему, и он замолчал, зло пробормотав: «Нигде нет покоя». Потом с достоинством спросил:

– А ты кто такой?

– Я стражник.

– Чего ты хочешь?

– Чудеса! Говори, кто ты?

– Клиент! Ха-ха-ха!

– Весь мир спит, как же ты остался внутри?

– А тебе какое дело?

– Эй, пьяница, ты заплатишь за свою наглость!

– У меня нет ни миллима!

– Я знаю твой голос. Хоть ты и пьяный, я знаю твой голос!

– Кто же не знает Ахмеда Энабу!

– Возчик с двухколесной тележкой?

– Он самый. Чем могу быть полезен, сержант?

Стражник засвистел, вспугнув тишину ночи. Ахмед пошарил по стене рядом с баром, нащупал выключатель и зажег свет. Нахмурясь и прищурившись, он стал внимательно осматривать помещение, пока его выпученные покрасневшие глаза не остановились на плите и газовом баллоне. Мысли завертелись в его голове с такой скоростью, что он некоторое время не мог уловить ни одной. Когда Ахмед уже почти забыл о стражнике, снаружи до него донеслись шум и крики. Среди других голосов выделялся голос Маноли. Ахмед сердито закричал:

– Маноли!

Тот взволнованно ответил:

– Я Маноли! Дядюшка Ахмед?

– Не открывай дверь. При первом движении твоя лавка вспыхнет как факел!

– Нет, не сжигай себя!

– Какое тебе до меня дело, Маноли! Газ везде: над полом, над бочками, скамейками, столиками. И вот спичка в моей руке. Берегись, хозяин!

Маноли с явным волнением в голосе пообещал:

– Успокойся, пожалуйста, я не открою дверь, пока не прикажешь.

– Откуда у тебя эта вежливость, а, Маноли?

– Я всю жизнь вежливый. Успокойся и скажи, чего ты хочешь.

– У меня есть все, что мне надо.

– А ты не хочешь выйти?

– Нет, хочу, чтобы никто не входил.

– Но это же невозможно, чтобы ты вечно оставался внутри!

– Очень даже возможно. У меня есть все, что мне надо.

– Извини, я по ошибке запер тебя!

– Ты врешь, и ты знаешь, что врешь.

– Но ведь так случилось на самом деле.

– Ты отлично знаешь: я здесь, чтобы украсть.

– У меня нечего красть.

– А бочки вина?

– Все, что ты выпил, – мой подарок тебе.

– Ни одного миллима в ящике.

– Ящик не для денег.

– Тогда зачем же ты его запираешь, Маноли?

– Дурная привычка. Успокойся! И не сжигай себя…

– Ты за меня боишься?

– Конечно, бочки – ерунда, а у тебя душа!

– Ты обманщик. Маноли. Спроси полицейских, которые вокруг тебя…

Тем временем полиция приступила к активным действиям. Она эвакуировала жильцов из дома, первый этаж которого занимала лавка, связалась с хозяевами соседних магазинчиков, торговавших дровами, краской, галантереей, оповестила всех, кто находился в опасной зоне. Вскоре прибыли и развернулись пожарные машины.

А Ахмед все продолжал хохотать и выкрикивать:

– Спичка у меня в руке, хозяин!

Маноли покорно отвечал:

– Ты не виноват, успокойся.

– Я разорил твое заведение на пять бутылок.

– Пей шестую, но не сжигай себя.

Мысль Ахмеду понравилась, он потянулся к полке и откупорил новую бутылку, предчувствуя, что его блаженству скоро придет конец. Внезапно шум затих, и его слуха достиг спокойный голос:

– Ахмед!

Ох, тут ошибиться невозможно. Он знал этот грубый, низкий голос.

– Господин офицер?

– Да.

– Здравствуйте.

Надо, чтобы ты образумился и позволил нам открыть дверь.

– Зачем?

– Чтобы передать лавку ее хозяину.

– Винная лавка тем, кто пьет!

– Образумься, Ахмед!

– А что будет со мной?

– Выйдешь с миром.

– А потом?

– Ничего.

– Даже и вы врете, как Маноли!

– Ну будешь допрошен в связи с твоим присутствием в лавке. Но ясно, что ты заснул, напившись до потери сознания, и ты не виноват.

– А взломанные ящики?

– Ты это сделал бессознательно в пьяном виде.

– Ох, поверь вам. А потом пощечины, побои, оскорбления, тюрьма?!

– Нет, нет. Обещаю тебе хорошее обращение.

Ахмед опустошил бутылку больше чем наполовину и крикнул:

– Я султан турок и персов, а вы все дерьмо!

– Да простит тебя Аллах!

– Господин офицер, а помните день, когда мой осел помочился возле полицейского участка, а вы вышли?

– Я ничего не сделал.

– Ослу не сделали, а меня ударили по лицу.

– Всего лишь пошутил.

– Пришла моя очередь пошутить!

– Но зачем убивать себя?!

– Себя! Вы, правда, заботитесь обо мне?

– Конечно! И забочусь о безопасности других и их лавок.

– Другие были и все вышли, а до лавок мне дела нет.

– Побойся Аллаха!

– Вы-то его не боитесь.

– Ты же не хочешь причинять страдания другим?

– Вы-то их причиняете.

– Да простит тебя Аллах!

– У меня в руке спички. Отойдите от двери!

Ахмед прикончил остаток вина в бутылке и затянул новую песню: «Как я плакал, влюбившись»

Он пропел первый куплет, и до него опять долетел голос офицера:

– Чудесно, дядя. Может быть, ты уже образумился?

Он насмешливо ответил:

– Прикончил шестую бутылку.

– Убьешь себя!

– Послушайте последнее слово!

– Да?

– Скажите: «Я дерьмо».

– Ты этим не удовлетворишься.

– Еще как удовлетворюсь. Это мое условие, чтобы я позволил вам открывать.

– Я дерьмо! – закричал Маноли.

– Ты дерьмо, без сомнения, но надо, чтобы офицер так сказал.

– Грех тебе, Ахмед.

Он долго хохотал, потом закричал тоном приказа:

– Кричите мне: «Да здравствует!»

Прошла минута молчания, потом раздался хор голосов мальчишек и жителей квартала. «Да здравствует Ахмед Энаба! Да здравствует Ахмед Энаба!»… Крик повторялся снова и снова. Ахмед, соскочив на пол, принялся танцевать, охваченный тщеславием и восторгом. Он кружился на свободном месте, и месте с ним в его глазах кружились столы, стулья, потолок и весь мир… Ахмед не заметил, как дверь распахнулась и внутрь хлынули полицейские. В одно мгновение они схватили его за руки, за шею, за галабею. Ахмед стоял сильно покачиваясь, еле держась на ногах, но при этом глядел на всех свысока взглядом великого султана.

Потом медленно и сонно, голосом с останавливающейся граммофонной пластинки произнес:

– У меня же нет ни одной спички…