Текст книги "Шахразада. Рассказы"

Автор книги: Нагиб Махфуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Нагиб Махфуз
Шахразада. Рассказы

Нагиб Махфуз-новеллист

Лауреата Нобелевской премии в области литературы за 1988 год египетского писателя Нагиба Махфуза на его родине часто называют «младшим братом Достоевского и Бальзака», арабским Диккенсом, Джеймсом Джойсом или Голсуорси. Критики относят его к поколению «отцов» новой арабской литературы, ставя в один ряд с такими известными писателями, как Таха Хусейн, Махмуд Теймур, Тауфик аль-Хаким. Многие произведения Махфуза выдержали до двенадцати изданий у себя на родине, по ним пишут сценарии для кино и телевидения, они изучаются в школах, им посвящают научные монографии. Каждая новая книга вызывает волну обсуждений на страницах газет и журналов. Опросы читателей, проводимые в последние годы в арабских странах, говорят о его огромной, непреходящей популярности.

Широка известность Махфуза и за пределами арабского мира. Переводы его сочинений неоднократно издавались в Европе, Америке, Азии. В Советском Союзе вышло девять его романов и повестей [1]1
  «Осенние перепела» (1964), «Вор и собаки» (пять раз: 1964, 1965, 1978, 1983, 1990), «Пансионат „Мирамар“», «Любовь под дождем» (1975), «Зеркала» (1979), «Предания нашей улицы», «Путь», «Родопис», «Уважаемый господин» (1990)


[Закрыть], отдельным произведениям писателя посвящено много научных статей, защищено пять диссертаций, анализирующих различные стороны творчества Махфуза-романиста.

Хотя перу Нагиба Махфуза помимо тридцати романов принадлежат еще и двенадцать сборников рассказов, его заслуги в развитии жанра новеллы в арабской литературе менее признаны. Романист как бы затмил, заслонил собой новеллиста, и арабская критика или вовсе обходит вниманием этот «малый» жанр в его прозе, или рассматривает его лишь как «дополнительный материал» к характеристике романного творчества писателя. Возможно, объяснением этому может служить тот факт, что новелла – жанр более разработанный в арабской литературе, нежели роман. Поэтому именно последний и привлекает к себе постоянный и неослабевающий интерес критики. В жанре новеллы у Махфуза были талантливые предшественники, а в жанре романа он один из основоположников критического реализма.

Такое же отношение к писателю сложилось отчасти и в нашей стране. Не считая беглых упоминаний о новеллистике Махфуза в обзорных статьях, посвященных египетской литературе, эта сторона его творчества до сих пор не нашла достаточного отражения в работах советских востоковедов. Цель предлагаемого сборника, в который вошли уже издававшиеся ранее рассказы писателя и новые переводы, – познакомить читателя с эволюцией жанра новеллы в прозе Нагиба Махфуза.

Биографические сведения о писателе крайне скудны. Журналисты, берущие у него интервью, обычно жалуются на упорное нежелание Махфуза сообщать им что-либо о себе и своей личной жизни. В отличие от многих арабских писателей не создал он и произведений, по которым можно было бы реконструировать годы его детства и юности. Известно лишь, что он родился в 1911 году, рос в большой многодетной семье, жившей в старом квартале Каира – аль-Гамалийе. Его отец, чиновник средней руки, помог сыну окончить школу и поступить в 1930 году в университет.

В студенческие годы Махфуз увлекся идеями социализма, сблизившись с выдающимся египетским философом и литературоведом Салямой Мусой. Один из первых пропагандистов социалистической идеологии и дарвинизма на Арабском Востоке, С. Муса на долгие годы стал наставником и литературным критиком молодого писателя, начавшего тогда же, в 30-е годы, сотрудничать в издававшихся Мусой журналах, – сперва как публицист, позднее как автор коротких рассказов. В 1932 году он осуществил по совету своего учителя перевод книги английского историка Дж. Бейки «Древний Египет».

Две всепоглощающие страсти владели Махфузом с юношеских лет: футбол и чтение книг. Современники прочили ему славу выдающегося спортсмена, так как на поле он не имел равных в беге и быстроте реакции. Но решительно оставив спорт, он погрузился в изучение мировой литературы. Его любимыми авторами стали русские писатели Толстой, Достоевский и Чехов, а из европейских – Мопассан и Андре Жид.

Окончив в 1934 году философский факультет Каирского университета, Махфуз начинает работать в его секретариате, затем переходит на государственную службу. После революции 1952 года становится советником по вопросам кинематографии при Министерстве культуры Египта, занимая эту должность вплоть до ухода в отставку в 1971 году.

Первый сборник рассказов Махфуза «Шепот безумия» вышел в 1938 году. Он включал двадцать восемь новелл, отобранных автором из тех, что публиковались в течение нескольких лет в периодической печати. Написанные от третьего или от первого лица в виде дневниковых заметок или писем, иногда похожие на маленькие драматические сценки, где авторская речь сведена до минимума, эти рассказы весьма разнообразны по содержанию и рисуют картины жизни бедноты в старых кварталах Каира, обитателей аристократических пригородов, полунищих студентов или завсегдатаев дешевых кафе. Рядом с непритязательными описаниями любовных похождений, супружеских измен и комическими историями из врачебной практики – рядом с этими достаточно примитивными, чисто развлекательного характера новеллами в сборнике встречаются и такие, в которых автору удается создать живые характеры, убедительно раскрыть психологию поступков героев. Таков, например, публикуемый рассказ «Цена счастья» с его несложной, распространенной на Арабском Востоке фабулой. Но в нем слышится голос автора, призывающий внимательнее относиться к людям, не оставаться равнодушными к их душевным переживаниям. В некоторых новеллах уже звучат и социальные мотивы, которые более полно проявятся в творчестве Махфуза 60-х годов.

И по содержанию многие рассказы из первого сборника служат как бы заявкой к будущим романам и повестям. Так, в известном романе «Хан аль-Халили» (1946) конфликт между двумя братьями тот же, что и рассказе «Жизнь для других». В романе Н. Махфуз более подробно выписал характеры братьев, резче противопоставив рефлексию, нерешительность и мягкость одного энергии и напористости другого, детальнее нарисовал обстановку и быт семьи, точно ограничил временные рамки происходящего, отнеся действие к 1941–1942 годам. Если рассказ кончается тем, что герой жертвует своим счастьем, уступив любимую девушку младшему брату, то в романе автор прослеживает дальнейшую судьбу героев. Принесенная жертва оказалась напрасной: младший брат внезапно заболевает и умирает.

Первый сборник рассказов в момент публикации не снискал автору известности, хотя в дальнейшем выдержал свыше десяти переизданий. Прошло четверть века, прежде чем Нагиб Махфуз вновь вернулся к жанру новеллы, опубликовав в 1962 году свой второй сборник – «Мир Аллаха». К этому времени Н. Махфуз уже стал признанным арабским писателем, автором четырнадцати романов, лауреатом престижной в стране литературной премии. За ним прочно закрепилась репутация писателя-реалиста, с такой точностью и подробностью описывавшего жизнь старых кварталов Каира, что его романы, по отзывам критиков, могли бы служить материалом для исследований по исторической топографии столицы Египта.

Правда, в 1959 году он опубликовал на страницах газеты «Аль-Ахрам» полный символов и аллегорий философский роман-притчу «Предания нашей улицы», расцененный критикой, да и им самим, как отход от прежних принципов реализма. И в дальнейшем тяготение к аллегории и символике проявляется во многих произведениях Махфуза; однако в большинстве рассказов «Мира Аллаха» и в последовавших за ним сборниках «Дом с дурной репутацией» (1965) и «Винная лавка "Черный кот"» (1968) писатель остается на реалистических позициях. В его воссоздании городской жизни дореволюционного Каира отчетливо проступает возмущение социальной несправедливостью, нечеловеческими условиями существования людей, многим из которых, чтобы выжить, приходится встать на путь преступления. Так случилось с героем его рассказа «Убийца», в общем-то добрым по натуре человеком, сделавшимся послушным орудием банды «хозяев жизни» во главе с крупным фабрикантом, подпольным торговцем наркотиками. Присваивает казенные деньги старик-рассыльный из рассказа «Миг радости», самой дорогой ценой – собственной свободой – купивший короткие минуты счастья.

Начиная с новелл, вошедших в сборник «Дом с дурной репутацией», ведущей в творчестве Нагиба Махфуза становится тема человеческого отчуждения, одиночества как результата царящего вокруг равнодушия, душевной глухоты и слепоты («Безмолвие»). Такое равнодушие еще можно пусть не простить, но хотя бы понять, когда оно рождается усталостью, опустошенностью, обусловленных, в свою очередь, безрадостным существованием на нижних ступенях общества, как у стареющей героини рассказа «Накануне отъезда», привыкшей, что ее клиенты любят только брать и никто не хочет давать. Однако особенно пагубно, когда микроб холодного безразличия проникает в сердца интеллигенции. Здесь нужно вспомнить, что в пору своей молодости, мечтая об освобождении страны, Нагиб Махфуз все надежды возлагал на самый многочисленный класс Египта – феллахов. Но поднять феллахов на освободительную борьбу, на создание справедливого, гармонического общества, верил он, должна была интеллигенция. Однако с 60-х годов Нагиб Махфуз переживает глубокое разочарование в ее способности стать вождем народных масс. Одним из первых среди арабских литераторов Махфуз отчетливо увидел и показал оторванность египетской интеллигенции от народа. По его мнению, даже лучшая ее часть – писатели, журналисты – равнодушные или, еще хуже, лицемерные фарисеи. Их взгляды настолько обращены внутрь, что они не способны ничего и никого видеть вокруг. Не прочь при случае порассуждать о высоких материях или помечтать о белоснежных замках, они безразлично или брезгливо отворачиваются, встречаясь с горькой правдой жизни («Шахразада», «Раздражающий звук»).

Во многих произведениях Нагиба Махфуза 60-х годов можно обнаружить некий второй план, символический подтекст. Так, рассказ «Пьяный поет» как будто посвящен той же теме – одиночеству человека в обществе. Ахмед Энабу – полунищий возчик – вдруг становится героем дня (точнее, ночи). Из-за него на ноги поставлен отряд полицейских, приехали пожарные машины, сбежались жители всего квартала. Те, кто еще вчера почти не замечал его, сейчас предельно вежливы и заботливы. Несмотря на хмель в голове, возчик понимает, что эта вежливость – пустое лицемерие, и тот же хозяин лавки, пекущийся на словах о его бессмертной душе, думает лишь о своих возможных убытках. Однако арабские критики не ограничиваются таким пониманием содержания и толкуют его как аллегорию, где герой воплощает собой голодных и неимущих, желающих удовлетворения своих потребностей и готовых сжечь все вокруг, окажись у них в руках огонь.

Сам автор, никогда не пишущий ни предисловий, ни послесловий к своим сборникам рассказов, крайне редко и неохотно комментирует их. И в самой ткани произведений авторские оценки почти незаметны. Махфуз придерживается мнения, что писатель не должен обнаруживать свое отношение к изображаемому, не должен подсказывать что-либо читателям. Им самим надлежит определить свои симпатии или антипатии к героям и сделать выводы из прочитанного.

Рассказы сборника «Под навесом» (1969) уже полностью облечены в аллегорическую, символическую форму. Написанные под впечатлением от военного поражения 1967 года на Синае, они, однако, не обращены непосредственно к событиям войны, далеки от описания боевых действий, подвигов солдат и офицеров египетской армии. Под пером Махфуза возникают загадочные, труднообъяснимые картины жестокости и насилия, развертывающиеся на городской площади перед глазами группы людей, которые прячутся от дождя на автобусной остановке («Под навесом»). Но все эти условия, гротескные ситуации продиктованы стремлением автора выразить свое осуждение пассивности и равнодушия, парализующих египетское общество. Именно в них он видит главную причину поражений страны в самые решительные моменты ее истории.

Критически осмысливая окружающую действительность, вскрывая и осуждая в ней различные отрицательные явления, писатель в следующих сборниках обращается то к философской притче, то к переработке народных преданий и сказок, то смешивает их вместе.

Наряду с созданием произведений, в которых, как писал Н. Махфуз в одной из своих теоретических статей, «среда… напоминала условную современную декорацию, а персонажи стали ближе всего к символу…», в 1973 году он публикует сборник «Преступление», дав начало серии рассказов детективного характера. В этих произведениях, смело нарушая все законы жанра, вопреки «правилам» не раскрывая очередной криминальной истории, Н. Махфуз заставляет читателя острее ощутить бессилие человека перед слепой и бездушной полицейской машиной и – шире – перед государственным аппаратом. Таков рассказ «Расследование». Его герой, безуспешно пытаясь найти настоящего виновника преступления, становится второй жертвой случившегося.

В сборниках «Сказки нашего квартала» (1975) и «С добрым утром» (1987) писатель вновь возвращается к простоте и прозрачности образов и стиля. Первый из них объединяет даже не новеллы, а короткие зарисовки в форме отрывочных воспоминаний рассказчика о людях, с которыми он либо встречался на своем веку, либо слышал о них от своих соседей или родственников. Из этих отрывочных зарисовок складывается картина жизни медины – старого городского квартала, существующего в любом арабском городе. Бытие здесь подчинено диктату отживших обычаев и привычек, косных традиций и предрассудков.

Иначе построен рассказ «Да осчастливит Аллах вечер твой», представляющий собой еще одну вариацию частых в арабской литературе воспоминаний о прожитой жизни. Его герой, вышедший в отставку чиновник. служивший «при одном короле и четырех президентах», перебирает в памяти события прошлого и мучительно ищет свое место в изменившемся, ставшем чуждым и враждебным ему мире. Своей неторопливой манерой изложения рассказ похож на ранние романы и повести Махфуза 40-х годов, и только некоторая усложненность композиции – постоянная перебивка во времени – говорит, что он написан почти на полстолетия позднее.

Глубоко социальные в идейном плане, обладающие высокими художественными достоинствами, произведения Махфуза отличаются еще и честностью, с какой их автор поднимает болезненные для него вопросы современности. «Единственная цель искусства – правдивость», – не раз заявлял писатель. Этому принципу он остается верным и сегодня.

В свои восемьдесят лет, несмотря на болезнь, Нагиб Махфуз полон творческих сил и необыкновенной работоспособности. Посетившая его журналистка так описывает распорядок дня и рабочую обстановку писателя: Махфуз живет строго по расписанию, составленному им самим. В 7 часов 45 минут утра он уже у себя в кабинете и не выходит оттуда до часа дня, что бы ни случилось. На его письменном столе царит идеальный порядок. Писатель любит, чтобы вещи лежали точно на своих местах. Кофе, завтрак, обед – всегда в одно время. Курит не более четырех сигарет в день, посещает постоянно одно и то же кафе…

Помимо переизданий своих прежних произведений Нагиб Махфуз не прекращает работы над новыми, ежегодно публикуя один или два романа или сборник рассказов. Последние произведения писателя: роман «Каштамар» (1988), сборник рассказов «Обманчивый рассвет» (1989) и другие – свидетельствуют о том, что их автор, не порывая связей с реализмом, продолжает поиски все новых и новых форм и средств выразительности.

К. Юнусов

Из сборника «Шепот безумия» (1938)

Цена счастья
Пер. К. Юнусова

Слуга провел Аниса в комнату. Там его маленький ученик Тото, как всегда, должен был уже ждать прихода своего преподавателя. В комнате, однако, никого не было. Анис сел в кресло и стал рассматривать картинки, висевшие на стенах. Вот уже десять дней он приходит сюда, и Тото впервые опаздывает на урок. Учитель собрался было позвать слугу, но услышал за дверью легкие шаги. Мальчик вошел, держа под мышкой книги и тетрадь. Анис строго, с упреком посмотрел на него и вдруг заметил, что в покрасневших глазах ученика стоят слезы, а подбородок его дрожит от волнения.

– Что с тобой? – участливо спросил он.

Этот вопрос будто прорвал плотину сдерживаемых чувств. Слезы хлынули по щекам Тото.

– Тиза… ударила меня! – проговорил он сквозь всхлипывания. – Поссорилась с папой. Они все еще бранятся.

Эти слова сразу объяснили Анису многое, и не было нужды в дальнейших расспросах. Но мальчик уже сам стал рассказывать учителю свою грустную короткую историю. Его мать умерла во время родов восемь лет назад. Он был ее последним ребенком. И отец через год или два женился на Тизе. Четыре сестры Тото вышли замуж, и он остался целиком на попечении мачехи. Тиза и отец ссорятся по всякому поводу, и кажется, конца этому не будет. Мальчик клялся, что отец тут ни при чем. Он никогда первым не начинает, а если ему приходится отвечать, то старается поскорее прекратить все споры, покоряясь судьбе. А Тиза – та никогда не устает кричать и браниться.

Учитель выслушал ученика без видимого интереса, скупо выразил ему сочувствие и, взяв тетрадь, начал урок. Больше они к этому разговору не возвращались ни в тот день, ни в последующие.

Но однажды во время занятий дверь отворилась, и к ним, не извинившись, вошла молодая красивая женщина. Учитель отложил книгу и вежливо встал, бросив на посетительницу смущенный взгляд. Его поразили даже не ее молодость и красота, а раскованность, свобода поведения и, особенно – отсутствие всякой стеснительности, которое, как он считал, уже выходило за рамки приличий. На ней был легкий, из тонкого шелка пеньюар до колен, оставлявший открытыми локти и верх груди. Анис пришел в полное замешательство, уверенный, что женщине не подобает появляться в таком виде перед чужим мужчиной. Он решил, что это одна из замужних сестер его ученика. Предположение, казалось, подтвердилось, когда он увидел, как она ласково потрепала Тото по подбородку.

– Садитесь, пожалуйста, – сказала она учителю и сама села напротив. – Вы довольны успехами мальчика?

– Он старательный, – ответил Анис. – За последние две недели значительно продвинулся в грамматике и чтении. Ему недостает только настойчивости в заучивании незнакомых слов.

Она мило улыбнулась и попросила продолжать урок. Молодой учитель понял, что она хочет присутствовать на занятиях, и, не видя способа избежать этого, запинаясь от досады, стал объяснять Тото очередное задание. Посмотрев украдкой на гостью, он встретился глазами с ее внимательным взглядом. Ему пришло в голову, что она следит за его речью, и он сосредоточился, стараясь строить правильные и красивые фразы. Но взгляд его снова упал на глубокий вырез пеньюара. Анис еще больше смутился и в панике отвел глаза.

Молодая женщина пробыла недолго и вскоре попрощалась. Он проводил ее удивленным взглядом и спросил Тото:

– Это твоя сестра?

Мальчик отрицательно покачал головой и сухо произнес:

– Тиза.

– Тиза? – переспросил изумленный учитель.

– Да, – ответил Тото и неодобрительно посмотрел на него.

Анис овладел собой и больше не произнес ни слова, хотя и не переставал думать о неожиданном визите. Возвращаясь домой в Гизу [2]2
  Гиза – пригород Каира.


[Закрыть], он припомнил внешность отца Тото, увиденного им в тот день, когда он впервые пришел в его дом. Это был пожилой, тучный человек с большим животом и маленькой круглой лысой головой, на затылке покрытой редкой сединой, в очках, трясущихся на толстом, рябом от оспы носу. «Все понятно, – думал Анис. – Ридван-беку [3]3
  Бек – господин, иногда – составная часть титулов и собственных имен.


[Закрыть]– отставному полицейскому офицеру – уже за шестьдесят, а его жене нет еще и двадцати четырех. Вот и оказался бедный Тото в центре неурядиц, явных и тайных, отравляющих жизнь семьи…»

Хотя для Тото Анис и выступал в роли учителя, сам он еще был студентом, неискушенным в жизни и человеческих характерах. Жена Ридван-бека произвела на него сильное впечатление своей красотой, молодостью и независимым поведением.

На следующем уроке, едва Анис успел занять свое место перед учеником, Тиза была уже тут как тут. И в этот раз она выглядела такой же красивой, соблазнительной и небрежно одетой. Женщина, недолго посидев на месте, встала и вышла по каким-то своим делам, потом снова вернулась – и так несколько раз. В какой-то момент, опять забежав на урок, она вроде бы случайно села рядом с учителем, и ему показалось, что ее нога коснулась его колена – так близко друг к другу они очутились. А когда Анис уходил, она попрощалась с ним за руку, и от его ладони еще долго распространялся приятный запах. Он пришел к себе домой настолько взволнованным и взбудораженным, что, сколько ни пытался сосредоточиться на своих записях лекций, мысли его постоянно отвлекались. В конце концов он ударил кулаком по письменному столу и с тревогой в голосе воскликнул: «Наверно, я лишился рассудка или меня околдовали!»

В последующие дни Анис отправлялся в дом Ридван-бека, влекомый прежде всего страстью к прекрасной хозяйке. Ее присутствие на уроках он расценивал теперь как подлинное счастье, дарованное ему жизнью. Он обнаруживал в Тизе все новые достоинства и совсем потерял голову. А очаровательная супруга Ридван-бека выказывала к нему явную симпатию, не переставая демонстрировать перед его влюбленным взором свои полуобнаженные прелести или обжигая мгновенными молниями, сверкавшими из уголков ее обольстительных глаз. И юный учитель забывал обо всем на свете.

Однажды, придя на урок, он нашел в классной комнате одну лишь хозяйку. Анис занял свое место и спросил об ученике, в душе мало обеспокоенный его опозданием.

– Тото ушел с отцом к своей сестре в Замалек [4]4
  3амалек – один из кварталов Каира.


[Закрыть]. Она заболела, – пояснила Тиза.

Учитель поднялся с чувством разочарования и досады оттого, что ему приходится так скоро покинуть этот дом.

– Куда же вы?

Он указал на дверь:

– Туда, откуда пришел.

– Нет! – отрицательно покачала она своей головкой, устремив на него пылающий, дерзкий взгляд.

Сердце Аниса бешено забилось, дыхание перехватило. Смущенный и растерянный, он замер на месте, потом, ни слова не говоря и ничего не замечая вокруг, пошел за ней следом…

С этого дня хозяйка больше не сидела у него на уроках. Она лишь назначала ему дни, когда они могли встречаться наедине, не опасаясь свидетелей. Анис, охваченный безумной страстью, беспечно бросился в ее кипящий водопад и понесся по течению, оглушенный и ослепленный, не способный ни на какое сопротивление.

Но как-то вечером, покидая дом после очередного свидания, юный любовник случайно оглянулся – и кровь застыла в его жилах от ужаса. Он споткнулся и едва не грохнулся оземь. Метнувшись под карниз соседнего дома, Анис, задыхаясь, сделал несколько поспешных шагов и, достигнув поворота улицы, снова оглянулся. Он надеялся, что зрение обмануло его. Но нет. Подняв взгляд на балкон только что оставленного им дома, он увидел там круглую плешивую голову Ридван-бека. Хозяин в своей широкой галабее [5]5
  Галабея – широкая и длинная верхняя рубаха, распространенная национальная одежда.


[Закрыть]спокойно сидел в кресле, читал газету и хлопушкой отгонял мух от лица… Как он там оказался? Одетый по-домашнему!.. Он вернулся, когда Анис был у его жены? Как же он не обнаружил их?.. Почему не проследовал сразу в спальню, чтобы переодеться?.. Или он уже находился дома, когда Анис пришел к Тизе? Тогда почему же она была так спокойна, встречая его?.. И как он сам не почувствовал присутствия хозяина рядом?.. Каким образом тот не заметил Аниса, когда он выходил из его дома, ничуть не скрываясь, уверенный в своей безопасности?.. Боже, от какого страшного позора ты спас меня!..

У него было такое чувство, будто он проснулся, преодолев во сне бездонное ущелье, в глубине которого роились страшные призраки преступления, суда и тюрьмы [6]6
  По законам шариата мужчина за совершение прелюбодеяния наказывается длительным тюремным заключением.


[Закрыть]. Чудом избегнув падения с головокружительной высоты, он твердо решил задушить в себе преступную любовь. Он продолжал посещать дом Ридван-бека и давать уроки его сыну, хотя теперь это стоило ему многих сердечных мук и душевных терзаний.

Но Тиза не собиралась мириться с ролью брошенной и забытой женщины и через дня два снова вторглась в учебную комнату. Весь урок она бросала на него выразительные взгляды, полные печали и невысказанного упрека, а когда занятия кончились, проводила его до двери и прямо спросила:

– Ты почему не приходишь?

Он шепотом рассказал о том, что увидел в тот раз, и взглянул ей в глаза, чтобы проверить, какое впечатление произвели на нее его слова. Но вопреки ожиданию никакого беспокойства на лице Тизы не отразилось – и это еще больше встревожило Аниса

– Ты обознался! – сердито заявила она.

Как ни заверял он ее в обратном, женщина продолжала опровергать все доводы.

– У тебя просто богатое воображение! – заключила она, теряя терпение. – Я буду ждать твоего прихода! Там посмотрим, что делать.

Анис, уступая ее настойчивости, пообещал прийти, но в душе решил, что больше никогда не переступит порог этого дома.

Так прошла неделя. Вечером в пятницу, когда он остался один в квартире, которую снимал вместе с несколькими своими друзьями, раздался стук в дверь. Он открыл и увидел перед собой тучную фигуру Ридван-бека, опиравшегося на трость с набалдашником из слоновой кости. Холодная дрожь пробежала по телу Аниса, сердце затрепетало, а в голове стремительно пронеслась мысль: Тиза, желая досадить учителю, наговорила на него мужу, и тот пришел свести с ним счеты. Чувство безнадежности и отчаяния овладело им. Он испуганно взглянул в лицо пришедшего, пытаясь прочитать по его глазам, чему он обязан этим визитом. Ридван-бек приветливо улыбался, как человек, который пришел с миром, а не с войной, и, здороваясь, протянул руку. Молодой учитель, все еще не приходя в себя от изумления, машинально пожал ее, потом отодвинулся от двери, сглотнул слюну и пробормотал:

– Входите, пожалуйста, мой господин!

Бек вошел и, отказавшись от предложения сесть, сказал, что торопится, а навестил Аниса, чтобы узнать, как его здоровье и почему он прекратил давать уроки сыну. Молодой человек стал извиняться, оправдываясь близостью экзаменов и тем, что нуждается для подготовки к ним в каждой минуте. Но бек не удовлетворился его отговорками и не принял извинений. Он мягко попросил Аниса не лишать Тото его уроков. Юноша еще раз привел свои доводы, и бек снова отклонил их. Потом сделал шаг к Анису и настойчиво повторил:

– Вам следует прийти. Это нужно для Тото. Приходите, когда и как вам будет удобно… вам следует прийти… совершенно необходимо.

При последних словах он вперился взглядом в лицо юноши. Этот взгляд и тон, каким говорил бек, удивили Аниса и возбудили его любопытство. А старик после минутного колебания добавил:

– Вы необходимы для Тото, для меня и для благополучия всей семьи. Послушайте меня. Вам следует прийти…

Ридван-бек покраснел, нижняя губа и подбородок его задрожали, как у ребенка, готового заплакать. Он повернулся и вышел, не дожидаясь ответа Аниса. А тот продолжал стоять на месте, растерянный, раздираемый противоречивыми чувствами.

Последовавшая за этим визитом неделя перевернула все существо Аниса, пережившего острый душевный кризис. Его сердце превратилось в арену борьбы между страстным влечением к женщине, жаждой физических наслаждений и склонностью к мирному, спокойному течению жизни. Он обладал сильной волей и разумом, способными противостоять нечистым соблазнам. Любовь к миру и покою возобладала: через неделю он уже чувствовал, что ему удалось преодолеть все искушения. Постепенно он начал забывать дом несчастного Ридван-бека и его злой и своенравной красавицы жены. Их образы стали далеким, странным воспоминанием, отложившимся где-то в закоулках его памяти

Наступил май. Однажды, когда Анис отправился на свой факультет, чтобы узнать о результатах экзамена, кто-то тростью шутливо преградил ему дорогу. Он поднял глаза и увидел Ридван-бека, вышедшего из кафе и направлявшегося к машине, где его поджидал приятель. Юноша смущенно поздоровался. Бек улыбнулся, потом спросил, как его дела. Они перекинулись несколькими фразами, не касаясь прошлого. И только прощаясь, старик изменил тон и голосом, в котором звучали смирение и душевная боль, произнес:

– Эх, юноша, не смейтесь над людьми и над несчастьями. Вы не знаете, что вам самому приготовит судьба назавтра. Запомните, самые странные на первый взгляд поступки человека могут быть легко оправданы. Не судите людей и постарайтесь извлечь для себя урок, может быть, и вам придется когда-нибудь пролить слезы… Да ниспошлет вам Аллах счастливую судьбу…

Ридван-бек махнул рукой на прощание и пошел, подчеркнуто распрямившись, демонстрируя всем своим видом, что он человек военный.