Текст книги "Старинные гербы российских городов"

Автор книги: Надежда Соболева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

И вновь начинаются поиски достойного занять место товарища герольдмейстера. Все же нашелся человек, обладающий блестящими способностями и разносторонними знаниями. Он прекрасно владел иностранными языками, любое порученное ему дело выполнял на редкость добросовестно. Его имя – Василий Евдокимович Адоду-ров, первый русский адъюнкт Академии наук. Личность поистине незаурядная. В 1726 г., в возрасте семнадцати лет, Адодуров был принят в верхний класс гимназии Санкт-Петербургской Академии наук. Через год он уже среди учеников Академии. В 1728 г. Адодуров определен ен переводным делам» в академическую канцелярию. Обучаясь у виднейших профессоров Академии точным паукам (по физике – у Бернулли, по математике – у Эйлера), Адодуров проявил к ним блестящие способности. Главным его намерением было «физику доканчивать, дабы со временем самому профессорского чина удостоиться». Одновременно Адодуров углубленно изучал иностранные языки, овладев ими настолько, что сумел перевести на русский язык сокращенный курс механики, математику Эйлера. Академия паук писала в Сенат об Адодурове, что он «свои труды читает в Российском собрании, а притом слушает всяких переводов, которых другие читают, и старается, чтоб оные переводы на российском языке исправно в печать выходили. Впредь будет всякие выходящие математические и физические книги и вещи по-русски переводить…».

Немало потрудился Адодуров и на поприще «приведения в большее совершенство русского языка». Современные филологи считают его автором первой русской грамматики на родном языке, предшественником Ломоносова в деле грамматического описания русского литературного языка. Таким образом, Адодуров «немало приуспел» не только в технических, но и в гуманитарных науках. Историк Г. Ф. Миллер рассказывал, что Адодуров был способнейшим его учеником. Он сам вел и практические занятия по русскому языку – обучал, например, будущую императрицу Екатерину II, читал общие лекции, специальные курсы.

…В одном из доношений Адодуров писал: «По приказу главного Академии командира… фон Корфа и по разсуждению Академии наук положена на меня сия должность: чтоб во всякой вторник, среду, четверток и субботу публично в Академии показывать надлежащие до российского языка правила, а по совершении оных толковать на том же языке риторику. К исполнению которого дела принужден я все, что до того надлежит, сам вновь сочинить и на то употреблять тем больше времени, что в сем, как весьма новом деле, по сие время еще никакого предводителя не имеют, которому бы в том можно было последовать…».

Разносторонние знания и способности снискали Адодурову славу человека, способного разобраться в любом сложном деле, освоить новые пауки. Это, видимо, и послужило поводом к выдвижению его кандидатуры «к сочинению гербов». В Академию наук поступает запрос: «Имеющийся при Академии адъюнктус Ададуров в какой именно должности состоит, и ежели его определить, кроме той Академии, в другое место, то должность его можно ль другими исправлять?». Однако решение правительства поручить Адодурову новое дело вызвало протест Академии. Она направляет в Сенат доношение, в котором перечисляются заслуги Адодурова в науке. «От сего видно, что его способно от Академии отлучить не можно; но наипаче надлежит ему накрепко повелеть, чтоб он от всех посторонних дел, которые не до его должности касаются, воздерживался и прилежал бы со всяким радением к академическим делам, дабы принятое о нем намерение со временем действительно исполниться могло».

Несмотря на несогласие Академии наук, Адодуров уже в конце 1741 г. «обретался один… при сочинении гербов» в Герольдмейстерской конторе, а в 1742 г. он окончательно оставляет Академию наук и переходит на службу в Герольдию, где его энергия и способности отныне направляются на организацию российского герботворчества.

С первых же дней пребывания в новой должности товарища герольдмейстера Адодуров начал активную и кропотливую работу. Она шла в двух направлениях: во-первых, сбор книг по геральдике, генеалогии, истории, т. е. создание при Герольдмейстерской конторе специальной тематической библиотеки; во-вторых, сбор всех рисунков гербов из различных ведомств – сосредоточение в Герольдмейстерской конторе уже созданных гербов. По настоянию Адодурова продолжаются поиски книги «регулов герольдических», принадлежавшей Санти и отосланной в Академию паук. Книга была вскоре обнаружена у князя А. М. Черкасского, который передал ее в Герольдмейстерскую контору. В библиотеку конторы поступают книги из собрания казненного кабинет-министра А. П. Волынского, а также Дм. Мих. Голицына, имевшего в с. Архангельском редкую библиотеку.

Стараясь сосредоточить рисунки гербов, в архиве Герольдмейстерской конторы, Адодуров рассылал о них запросы в различные ведомства, например в Военную коллегию, с просьбой сообщить, «что сделано по сочиненному графом Сантием гербовнику, на знамена гербы учреждены ли и конфирмованы ли. И если учреждены и конфирмованы, то те гербы и происходящее в том дело были бы присланы в Герольдмейстерскую контору». Из Военной коллегии в 1745 г. прислали знаменной гербовник. Его перерисовали лучшие живописцы Герольдмейстерской конторы. Теперь на запросы того или иного ведомства о гербе города Герольдия всегда могла дать положительный пли отрицательный ответ. Например, Монетная канцелярия дважды, в 1746 и 1756 гг., обращалась по поводу городских гербов для клейм. Рисунки гербов, скопированные с присланного знаменного гербовника, туда отослали, и в 40—60-е годы согласно им были сделаны клейма с гербами городов: Архангельска, Астрахани, Великого Устюга, Владимира, Вологды, Вятки, Галича, Казани, Москвы, Нижнего Новгорода, Новгорода, Орла, Санкт-Петербурга, Ростова, Рязани, Саратова, Смоленска, Соликамска, Суздаля, Твери, Углича, Ярославля.

Любые рисунки гербов, которые Военная коллегия намеревалась изобразить на знаменах новых полков, Адодуров должен был «рассмотреть, в силу ль герольдических регулов на знамена сочинены, и по рассмотрению, доложить Сенату». Вот какие изъяснения по поводу гербов составлял Адодуров. Например, в «ызъяснении на герб Кюменегорскому полку» отмечалось, что рисунок герба сочинен в трех вариантах «для разного употребления»: на полковой печати, на знаменах полка, на предметах амуниции. В основе герба лежит одна и та же фигура – «в золотом поле красный натянутый лук со стрелою того же цвету, к правой стороне поперек щита обращенною, у которой копейцо и перья, також и тетива у лука черные, с красною вершиною щита и изображенною в пей золотою императорскою короною». Необходимо было сочетать в гербе определенные цвета: «вышепоказанным фигурам приложены здесь и определенные приличные им цвета, посредством которых сие изображение надлежащий вид герба получает»; надписей же герб «при себе не имеет». Надпись вокруг герба могла быть лишь в том случае, если он помещался на полковой печати, – «Печать Кюменегорского полку».

Подробное разъяснение геральдической специфики должно было показать, что составление гербов в Герольдмейстерской конторе ведется на научной основе, профессионально, в соответствии с возложенными на нее обязанностями.

Адодуров вел переписку и с Иностранной коллегией, требуя от нее «всего государства гербовники, как городам, так и прочих, какие у них обретаются фамилиям гербы». Писал он и в Москву, – в Разрядный архив, который некогда осматривал Санти, доносивший в Сенат, что «во многих сундуках лежат и гниют старые дворянские списки и другие разрядные дела». В Москве же, по его просьбе, отыскали и подмастерья Герольдмейстерской конторы П. Гусятпикова. Предполагалось, что некоторые рисунки Санти хранятся у него.

Словом, как бы мы сейчас сказали, Адодуров решил сначала подготовить базу для своей герботворческой деятельности. И, как оказалось, не напрасно. Елизавета Петровна, в 1741 г. придя к власти, едва ли не первым делом издала указ «Об учреждении Лейб-кампании», согласно которому Герольдмейстерской конторе надлежало нарисовать, во-первых, генеральный герб лейб-кампанцев, во-вторых, составить и нарисовать более 300 индивидуальных гербов и дипломов личному составу гренадерской роты Преображенского полка. Гвардейцы, как известно, возвели ее на престол.

Организатором работы над лейб-кампанскими гербами стал Адодуров. Он же на первых порах и составлял гербы, даже рисовал их.

В связи с таким большим заказом Адодуров потребовал от Сената увеличить штат художников в Герольдмейстерской конторе до десяти человек. Постепенно он достиг и даже превысил это число, а в 1748 г. была организована специальная Рисовальная палата, где от зари до зари трудились два десятка мастеров, подмастерьев и учеников над рисунками гербов прямо-таки ювелирной работы. Надо сказать, что Адодуров старался показать себя с лучшей стороны, выполняя императорский заказ, эксплуатируя живописцев.

Художники должны были приходить в мастерскую в седьмом часу пополуночи и выходили в шестом, а иногда в восьмом часу пополудни. Манкирование занятиями преследовалось строго: вычетом из жалованья, арестом и другим наказанием. В 1748 г. в одной из записей читаем: «Копииста Суслова и ученика Ивана Токарева за нехождение их в рисовальную палату высечь батожьем и о том к экзекуторским делам дать известие».

Однако к чести В. Е. Адодурова надо сказать, что он собрал и воспитал замечательных художников. На место Чернавского – главного живописного мастера Герольдмейстерской конторы – был назначен известный своими миниатюрами Яков Юрьевич Петрулев. «Лучший рисовальщик в рисовальном департаменте Академии наук», Яков Нечаев также трудился над гербами. Присланный на время в помощь Адодурову, он, несмотря на неоднократные приказания вернуться в Академию, остался в Герольдмейстерской конторе. Кроме Нечаева, из Академии наук перешли художники И. Иконников и И. Шерешперов, обучавшиеся рисованию масляными красками у мастера И. Гриммеля. Им обоим он дал прекрасную характеристику как рисовальщикам. Можно назвать и других – И. Токарева, М. Мусикийского. Это были мастера живописного дела высокого класса. Некоторые рисунки гербов с их подписями, сохранившиеся в бумагах Герольдмейстерской конторы, – яркое этому доказательство. Они не только рисовали дворянские гербы, но и копировали знаменные гербовники, рисовали новые гербы на знамена полков, иногда даже составляли сами рисунки гербов.

Городские гербы, таким образом, рисовались и создавались в Герольдмейстерской конторе, но, естественно, на первый план выступал заказ императрицы.

Между тем, с одной стороны, запросы по поводу гербовых изображений на городских печатях, о чем вышел указ в далекие 20-е годы, с другой – изобретение гербов, минуя Герольдмейстерскую контору, на местах, – все это требовало от Герольдмейстерской конторы большей активности в городском герботворчестве. Что она могла предпринять? В 1745 г. возобновилась работа по планомерному и организованному составлению городских гербов. Предполагалось разослать по городам анкету, аналогичную той, что рассылал много лет назад Санти. Анкета состояла из вопросов о состоянии города; ее направили в города, откуда в свое время не поступило известий или же известия из которых не сохранились.

Запросы послали в Московскую губернскую канцелярию, в некоторые провинциальные канцелярии Московской губернии (Тульскую, Калужскую, Углицкую), в Казанскую, Новгородскую, Сибирскую и другие губернские канцелярии – всего в 104 города, пригорода, острога. Вскоре начали поступать ответы. Вот какой ответ получила Герольдмейстерская контора из Можайской канцелярии: «Оной город Можайск сколь давно и от какого случая построен, то известия за многопрошедшими годами в Можайску не имеется. Тот город каменный, называется Можаеск, а каким языком назван, того известия в Можайске не имеется… Городу Можайску прежде сего данного герба не имеется…». Много было аналогичных ответов, но имелись и другие – обстоятельные, содержащие подробные сведения о городах и их истории. В ведомостях, присланных из Сибири, описывались печати многих сибирских городов: Нерчинска, Туринска, Пелыма, Сургута, Кузнецка. Эти города сообщали, что на их печатях помещены гербы, а не просто изображения зверя или птицы.

Интересная переписка возникла у Герольдмейстерской конторы с Новгородом. Оттуда переслали оттиск печати: на ступенях – посох (медведи отсутствуют), под ступенями – три плывущие рыбы (две сверху, одна внизу), круговая надпись: «Печать господарьства Великого Новаграда». Контора послала запрос: необходимо «показать цвета герба и от чего оной герб имеет качало и с которого времени…». О происхождении герба и печати хотелось знать побольше, а именно «из каких древних летописцев и хронографов учинены и которых оные книги лет и от кого сочинены и до которых времен ведут историю, и ныне где те летописцы и хронографы имеются». Новгородская губернская канцелярия отвечает: означенная ведомость о начале Новгорода, а также Старой Русы «учинена из имеющегося у новгородского купца Лаврентия Филипова письменного летописца, который ведет историю до времен Петра I, а от которых лет и кем сочинен, того в нем не описано…». Сообщались сведения о цветах новгородского герба, но с сожалением отказывались от его датировки: «о том в губернской канцелярии за непоказанием в росписных списках неизвестно». Сведения из летописца сообщались и о городе Белозерске, о некоторых других городах.

Не известно, сочинял ли Адодуров гербы городам согласно этим «ведомостям». В начале 50-х годов он назначается герольдмейстером, но потом попадает в опалу и отправляется из Петербурга товарищем губернатора в Оренбург.

С воцарением на императорском престоле его бывшей ученицы Адодуров снова в чести, он – президент Мануфактур-коллегии, сенатор. Ему не до городских гербов. Создание их в Герольдмейстерской конторе на время приостановилось, чтобы через два десятилетия принять поистине массовый характер.

Глава V

СИМВОЛ

«ЕДИНОГО ГРАДСКОГО ОБЩЕСТВА»

Русский город. О нем сейчас много говорят и пишут. Например, дискутируется вопрос о критериях понятия «русский феодальный город», причем, давая определение феодальному городу, подчеркивают, что это не застывшая категория, выделенная по какому-то одному признаку: экономическому, юридическому и т. д. Напротив, современные историки отмечают многофункциональность города, в частности русского феодального города XVIII в. И у них нет сомнений, что русский город XVIII в. выступает как самостоятельный экономический, административный и культурный центр. Но ведь существовало же в дореволюционной историографии мнение, что понятие «градское общество» появилось лишь благодаря официально сформулированному русским правительством и закрепленному в законодательном акте последней четверти XVIII в. определению! Подобный вывод строился как раз на абсолютизации юридической стороны дела, поскольку, дескать, не существовало «особого, единого, цельного организма, обладающею свойствами юридического лица», т. е. не обладающею фактическим самоуправлением, не было и «градского общества». Действительно, в России XVIII в. зависимость городского (на деле – купеческого) самоуправления от местной феодальной администрации была налицо. В одном из правительственных указов прямо говорилось: «Магистраты и ратуши губернаторам и воеводам послушны быть должны».

Документы свидетельствуют, что воеводы, военные и гражданские чины, а также дворяне без должности творили полный произвол в городах, унижали посадских людей и их выборных представителей. Воеводы и губернаторы могли отправлять под арест бурмистров, если город несвоевременно вносил платежи, имели право ревизовать городские финансы. Подобная политика русского правительства противоречила социально-экономическому развитию городов, удельный вес которых в рамках фей-дальней системы все более возрастал. Правительству приходилось считаться с этим, лавировать, не отступая от основной линии. Иногда городу как будто бы жаловались привилегии и особые права. Так было, например, с ново-заложенным Оренбургом. Его основатель Кирилов считал, что городу положено иметь самоуправление, магистратскую печать, городской герб. Наверняка у него имелись единомышленники. Во всяком случае, споры по поводу городских гербов, «самодеятельность» местной администрации в создании городского символа, настойчивые запросы о нем в центральные учреждения, попытки разработки гербов городов в Герольдмейстерской конторе – все это свидетельства заинтересованности в новом общественном статусе русского города.

В 60-е годы в России опять рассылались анкеты с целью сбора сведений о городах. Предстояло «сочинить… новый исправнейший российский атлас» и «географическое описание Российского государства».

Вот что одна из анкет требовала сообщить о городе: «Надлежало бы на примере знать особливо каждый город, его положение, его жителей, род их жизни и протчая…, много таких городов есть, которых одно только имя известно». И далее конкретные вопросы: «В котором году город, от кого и для чего построен;…какой герб имеет' причем ежели есть известия, описать и происхождение того гербу; не был ли город осажден от кого и разорен или мужественно оборонялся». Все города должны были дать ответ и через губернские канцелярии переслать в государственные учреждения, составляющие российский атлас. Интересно, что здесь впервые вопрос о городском гербе включен не в «тематическую анкету», каковыми являлись запросы Герольдмейстерской конторы, а в анкету общего типа. Вопрос о гербе – городском знаке звучит уже как нечто само собой разумеющееся. Запросы по поводу городского герба встречаем и в анкете Комиссии о городах. Эта комиссия возникла в результате работы Уложенной комиссии (собрания сословных представителей) в 1767 г. В города за подписью личного секретаря императрицы А. В. Олсуфьева ушла анкета с такими вопросами: «Не имеет ли город от государей жалованных грамот, привилегий или других каких особых учреждений», «Есть ли известие, когда и кем город основан и построен», «Имеет ли город особый герб городской, когда и кем пожалован» и др. Город и герб… Все чаще эти понятия совмещаются в официальных документах.

И вот первое пожалование городского герба городу Костроме.

В мае 1767 г. Екатерина II, путешествуя по Волге, посетила город Кострому. Знаменательное, редкое для горожан событие было торжественно отмечено, императрице устроен пышный прием. В какой форме проявить особое внимание к столь радушному городу? Узнав, «что как город сей, так и его уезд не имеют никакого герба», Екатерина II жалует Костроме герб. Что изобразить на нем? А вот то самое знаменательное событие, после которого город получил герб. И появляется на гербовом щите плывущая галера, схожая с той, на которой прибыла в город императрица. Герб этот составили в Герольдмейстерской конторе, и императрица утвердила его 24 октября 1767 г. Вспомним, какое изображение имелось на костромском клейме. Ничего общего с только что утвержденным и отныне закрепленным за Костромой гербом!

В последующее десятилетие правительство начинает один за другим жаловать гербы городам. Оно как бы ухватилось за мысль о пожаловании городам официального символа. Правда, зто пожалование гербов – не единственный благосклонный жест в сторону города. Создаются, например, учреждения, регулирующие городское строительство. В Петербурге – это Комиссия строения, которая, кстати, пеклась и о городском гербе. Группирующиеся вокруг нее архитекторы вырабатывали проекты единой планировки, которой должны были подчиняться все, кто строил в городе: и частные и казенные застройщики. В Москве при Полицмейстерской канцелярии также появился архитектурный надзор, планировавший застройку города в целом и по частям. Архитекторы И. А. Мордвинов и И. Ф. Мичурин составили замечательный проектный план Москвы.

Город изменялся не только внешне, по форме, но и по существу.

В жизни русского города в течение XVIII в. происходят новые явления, которые связаны с ростом промышленности, внутренней и внешней торговли, а также складывающимися внутри феодально-крепостнического строя капиталистическими отношениями. Появляются крупные мануфактуры, цехи ремесленников, растет число мастерового люда. Развитие новых экономических отношений в городе тормозилось существующей сословной градацией его жителей.

Собственно горожанами считались посадские – купечество и ремесленники. Однако, как сообщалось в одном официальном документе XVIII в., «по городам, кроме купцов и мещан, состоят в числе городских жителей священно– и церковнослужители, ямщики, однодворцы, пахотные солдаты и прежних служб служилые люди, войсковые обыватели, черкасы и татары». Сюда следует добавить помещичьих и государственных крестьян, которые во многих городах составляли значительную часть населения. Чтобы стать горожанами, им надо было «переключиться» в другое сословие, а это было трудно, дорого. Все же отдельные состоятельные крестьяне преодолевали сословные рамки, наряду с зажиточным купечеством составляли совсем другую, не сословную, а классовую категорию – городскую буржуазию. Город менял свою суть, у пего появлялось особое лицо: противостояли друг другу не сословия, а богатеи и бедняки. Эта новая дифференциация городского населения заставила правительство постепенно отказаться от насаждения ярко выраженной сословности и искать для определения в жители города другой признак.

Впервые город предстает не как сословная община, но как совокупность всех домовладельцев при выборах в Комиссию по составлению нового Уложения 1767 г. От всего города (независимо от сословности, но в зависимости от ценза) избирался депутат в эту комиссию. Акт 1775 г. выделил город в самостоятельную административную единицу. На пост главы города назначался городничий или комендант. В Петербурге и Москве эту должность исполнял обер-полицмейстер. Им помогали управлять городовой магистрат с находящимися при нем городовым сиротским судом, словесным судом и ратушей в посадах.

Такой сложный аппарат управления городом служил переходной ступенью к следующей новой форме городских органов, которые создала Жалованная грамота городам 1785 г. Но о ней ниже.

Хочется отметить, что эта сложная система органов городского управления находилась на службе городской буржуазии. Она получила право выбора городского головы, городского магистрата, а последние, естественно, обеспечивали интересы «отцов города». Кроме этого, городские органы никакой самостоятельности и не имели. Их состав утверждался губернатором, деятельность контролировалась государственной властью. Немного сделало правительство для города, однако заметны стали какие-то новые веяния.

В этих условиях зародилась идея массового городского герботворчества. Не известно, кому она принадлежала. Самой ли императрице, принимавшей живейшее участно в обсуждении предстоящего административного переустройства России и предвкушавшей триумф «благодетельницы» русского города, или кому-то из ее советчиков по городскому переустройству? Возможно, ее высказал новгородский губернатор Я. Е. Сиверс. Он составил записку «О городах при новом учреждении», которая была переработана и включена в программный документ – «Учреждение о губерниях». Сиверс несколько раз лично обращался затем в Герольдию и требовал скорейшего создания гербов многим городам его губернии.

В чпеле первых городов, которые вслед за Костромой получили официальные символы, были новоучрежденпые города Вышний Волочек, Валдай, Боровичи, Осташков. По указу от 18 мая 1770 г. они становились городами, а рапьше были слободами. Им полагался герб, который отныне изображался на печатях городских канцелярий и других городских учреждений. Правда, в отличие от Костромы гербы для этих городов Герольдмейстерская контора составила не сразу. Прошло почти два года, пока туда поступило предписание Сената о сочинении им «по приличности каждого места гербов». Герольдмейстерская контора быстро выработала «правило» в составлении гербов таким городам. По ее мнению, в них надо было «означать: 1) милость е.и.в. к сим селениям, 2) чтобы обстоятельствы или промыслы оных изобразить». «Милость» показывалась в виде горностаевого меха, короны, царского герба, а «обстоятельствы» обозначались весьма разнообразно: тут были и груженые суда, и рыбы, и река с порогами… Сначала там составлялись проекты только вновь учреждаемым городам. Например, 21 марта 1773 г. посад Тихвин Новгородской губернии превратился в город согласно императорскому указу. Он получил и герб из Герольдмейстерской конторы.

Однако, пока суд да дело, кахой-то новоучрежденный город имеет герб, кому-то дать его «забыли» (Весьегонску, Ельне, Поречью, Гжатской слободе и другим, ставшим из сел городами), слух о пожаловании отдельным российским городам гербов быстро распространился.

Не дожидаясь массового, централизованного создания гербов в Герольдии, многие частные лица сами пытаются рисовать гербы своих городов, присылают проекты в Герольдмейстерскую контору. В 1774 г. Герольдия получила «Прожект не имеющим российским городам гербов, к рассмотрению заготовленных для печальнейшей апробации». Автор указывал во введении к проекту, что он «в свободные времена предпринял сие дело с крайним… старанием, желая изобразить гербы городам, приискивая пристойные символы, примечая приличество и соображая с опробованными и употребляемыми гербами…». Образцом при составлении гербов автору послужило «описание городоф, которые можно найти в словаре, изданном от советника Герарда Фридриха Мильлера, с которого обстоятельствы и примечание взяты, по состоянию городов изображены и нарисованы». Гербы, представленные в этом проекте, не были использованы Герольдмейстерской конторой. Однако следует отдать должное неизвестному энтузиасту геральдики: в рисунках некоторых гербов точно схвачены характерные черты города, его историческое и экономическое лицо. Например, город Дмитров славился фарфоровой фабрикой – в гербе изображены чайник и чашки. Малый Ярославец получил по воле автора герб с идущим медведем: «То же, как и ярославский, силу в промыслах и ремесле показывает, молотом железный завод, а челноком полотняную фабрику и пре-сом бумажный завод означает». Всего автор составил проекты гербов для десяти подмосковных городов.

7 ноября 1775 г. правительственный указ возвестил о начале реформы местного управления в масштабах всей России. По указу, который назывался «Учреждение для управления губерний Всероссийской империи», вводилось новое административное деление России и создавались, наряду с губернскими и уездными, городские органы управления. О них уже говорилось. Это упорядочение местного управления правительство было вынуждено предпринять, чтобы «снабдить империю нужными и полезными учреждениями для умножения порядка всякого рода (напуганное Крестьянской войной под предводительством Е. И. Пугачева, правительство Екатерины II было вынуждено резко усилить централизацию управления государством. – Н. С.) и для беспрепятственного течения правосудия».

Какое место отводилось в связи с этой реформой городскому гербу? Очень скоро среди правительственных указов, распоряжений и узаконений замелькали и постановления о гербах городов того или иного вновь созданного наместничества, губернии, области. Формула, повторяющаяся в каждом указе о создании гербов, поясняла, почему вводятся городские гербы: «А как ни самый наместнический город, ни приписные к нему гербов не имеют, то по приказанию Сената герольдмейстером князем Щербатовым (о нем ниже, – Н. С.) для оных гербы сочинены». Вслед за указом об образовании наместничества, как правило, следует специальный указ о гербах, которые предназначались каждому городу этого наместничества. Первую серию городских гербов (12) получило Калужское наместничество в марте 1777 г., а к 1785 г. имели гербы города большинства наместничеств. В 1790 г. утверждаются гербы городам Иркутского наместничества, в 1796 г. – Минского, Волынского, Брацлавского, Подольского. Таким образом, в результате особого законодательства в массовом и обязательном порядке в последней четверти XVIII в. в Российской империи вводились городские гербы.

Все права города на герб закрепила, так сказать, в обобщенном виде «Грамота на права и выгоды городам Российской империи». Жалованная грамота городам была опубликована 21 апреля 1785 г. Городам было дано право самоуправления. Органами его являлись: «собрание градского общества», общая градская дума и шестигласная (по числу разрядов городского населения, а разряды определялись имущественным цензом) дума. Город расширил свой состав: отныне в число горожан входили разные социальные категории населения, в том числе и дворяне, жившие на его территории, крестьяне, обладающие определенным капиталом. Вообще имущественный ценз/ владение недвижимостью – это теперь основной критерий для определения в члены городского общества. Право голоса при выборах имели лица, обладавшие капиталом не менее 5 тыс. рублей и достигшие 25 лет. Как видим, в городском законодательстве отразились новые явления в жизни страны, рост буржуазных элементов.

И в то же время нельзя признать, что город действительно обрел столь желаемую самостоятельность. Органы городского самоуправления, столь внушительно выглядевшие на бумаге, на самом деле были придатком государственного аппарата феодальной монархии. Губернатор, назначаемый верховной властью, и губернское правление (дворянское) наблюдали за всеми действиями городских выборных органов, вникали во все детали городского хозяйства, лишали всякой инициативы городские думы. По сути дела, городское самоуправление было фикцией, по формально составляло основу привилегий, по которым отныне должен был существовать и развиваться русский город. Среди городских привилегий имелся пункт, гласящий: «Городу иметь герб, утвержденный рукою императорского величества, и оный герб употреблять во всех городовых делах». «Обществу градскому» дозволялось также иметь печать с городовым гербом. По замыслу императрицы, выступившей в роли благодетельницы, каждому городу посылалась особая жалованная грамота с перечислением царских милостей и с красочным рисунком городского герба за подписью самой государыни. Как видим, задуманное мероприятие по поднятию престижа города проводилось с помпой.

Массовое производство городских гербов легло всей своей тяжестью на Герольдмейстерскую контору. С 1771 г. ее возглавлял Михаил Михайлович Щербатов, русский историк, автор «Истории России с древнейших времен». Он показал себя сведущим в генеалогии и геральдике человеком, наметил программу реорганизации Герольдии согласно новой составленной им самим инструкции. Особый патриотизм Щербатов проявил при составлении гербов, ибо считал, что «должно по состоянию России сочинить Герольдику, где бы не чужестранные, но российские гербы в пример были поставлены, однако не отбиваясь от общих правил сей науки».