Текст книги "Старинные гербы российских городов"

Автор книги: Надежда Соболева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

В 1672 г. появляется первый русский гербовник – Титулярник, образец искусства царского двора. Последний являлся проводником многих западных новшеств в русскую жизнь. К подобным новшествам относилось и увлечение гербами. В упомянутом Титулярпике был записан полный государев титул. Оп сопровождался миниатюрами, оформленными в виде гербов территорий – 33 герба царств, княжеств и земель, названия которых входили в царский титул (см. вклейки). Можно ли их назвать гербами? Видимо, лишь условно; скорее, это рисунки эмблем. Стилизация, присущая гербу, в них отсутствует, нарушается традиционная геральдическая ориентация фигур, геральдическая цветовая гамма. Есть и другая причина не считать эмблемы Титуляринка гербами: они не выражали автономию областей и не олицетворяли их самоуправление. Тем не менее создатели Титулярника считали их гербами, что не очень противоречило общему взгляду на гербы во всей Европе, где распространилась «бумажная геральдика» и начинают возникать одип за другим общегосударственные гербовники. Эта мода достигла и русских земель.

Титулярник знакомит нас с новой ярославской эмблемой (на печати Ивана IV – рыба) – медведь стоит на задних лапах, держа на плече протазан (алебарду). В археологической литературе неоднократно сообщалось о культе медведя на Верхней Волге. Отражением этого культа можно считать знаменитую легенду об основании Ярославля, на месте которого князь Ярослав убил когда-то секирой медведя. Легенда отражена в «Сказании о построении града Ярославля». Когда был создан данный литературный памятник, точно сказать трудно, но, анализируя язык «Сказания…», ученые пришли к выводу – его нельзя отодвинуть «дальше XVII столетия». Это предположение объясняет отсутствие на печати Ивана IV ярославской эмблемы в том виде, в каком она зафиксирована Титулярником 1672 г.

К числу знаменитых эмблем Титулярника относится и владимирская эмблема – идущий коронованный лев держит в передних лапах длинный крест. Зверя, которого называли и леопардом, и барсом, и львом (он с трудом поддается идентификации), ряд исследователей считает родовым знаком суздальско-ростовских князей и даже их гербом. Но такое предположение вызывает обоснованные сомнения, ведь Владимирская Русь не знала горбов в полном смысле этого слова – установленных, узаконенных.

Еще одна значительная эмблема Титулярника – киевская. На ней изображен архангел Михаил с поднятым мечом и щитом. Высказывалось предположение о традиционности данной эмблемы. Ее происхождение связывали с печатью, относящейся к грамоте киевского князя Мстислава Владимировича и его сына Всеволода Юрьеву монастырю. Другие же исследователи считали, что киевская эмблема имеет польское происхождение. Такой вариант вполне возможен: в XVI–XVII вв. изображение архангела Михаила встречалось на печатях некоторых польских городов.

Таким образом, XVII век дает нам следующую серию «территориальных» эмблем. Они стабилизируются, приобретают законченность в своем художественном выражении, значительно вырастает их количество. Однако гербовым изображениям впоследствии соответствует лишь часть эмблем, помещенных в Титулярнике 1672 г.

Итак, в XVII в., преимущественно во вторую половину правления царя Алексея Михайловича, Россия перенимает модную западноевропейскую традицию – рисование гербов. Однако нет доказательств, что гербы в Русском государстве существовали на практике в качестве символов области или города. Например, несмотря на то что имелась новгородская печать, казалось бы, с общеизвестной эмблемой – вечевыми ступенями, новгородские воеводы употребляли для запечатывания официальных документов свои личные печати. Эмблема Пермской земли не помещалась ни на одной из печатей пермских городов XVII в. Документы, исходившие от воевод этих городов, снабжены их личными печатями. А ведь подобных фактов не должно было быть, если бы официально (или неофициально) жители города, в том числе и воеводы, познакомились с его эмблемой-гербом. На отсутствие гербов в русском обществе указывает подьячий Посольского приказа Г. К. Котошихин, бежавший в 1664 г. в Литву, а затем в Швецию и составивший по заказу шведского правительства сочинение о России: «А грамот и гербов на дворянства их и на боярства (царь. – Н. С.) никому не дает, потому что гербов никакому человеку изложити не могут…; также и у старых родов князей и бояр, и у новых истинных своих печатей нет, – да не токмо у князей и бояр и иных чинов, но и у всякого чину людей Московского государства гербов не бывает; а когда лучитца кому к каким письмам, или послом к посольским делам прикладывать печати, и они прикладывают, у кого какая печать прилучилась, а не породная». Вероятно, он не преминул бы упомянуть о городских гербах, если бы русские города их имели.

Подходит к концу XVII век. На русском престоле – царь Петр Алексеевич, будущий реформатор государства Российского. Не секрет, что немало изменений в устои русской жизни Петр внес после заграничных поездок, стараясь обогатить традиции государства важными, на его взгляд, начинаниями. Заимствование опыта западноевропейских стран стало заметно сразу же по возвращении Петра после первого его путешествия за границу. Это касается, в частности, реформы монетного дела, выпуска памятных медалей, создания коллекций. Не оставили Петра равнодушным распространенность и популярность в Западной Европе XVII в. различных эмблем, символов и аллегорий. Любопытно, что на индивидуальные (личные) гербы – одну из модных традиций Запада – Петр смотрел скептически, особенно в первый период правления: не до гербов было царю. А вот наглядной, доступной широким массам символике уделял должное внимание. Прежде всего речь идет о праздничных фейерверках, отличавшихся роскошью, блеском и помпезностью. Сохранились свидетельства очевидцев о торжественном входе русских войск во главе; с царем в Москву 30 сентября 1696 г. Россия праздновала победу под Азовом. Дабы достойно отразить мощь русского оружия, в Москве были построены Триумфальные ворота на манер древнеклассических. Руководил празднеством иноземец А. А. Виниус, следуя указаниям Петра. Множество лавровых венков сопровождали процессию. Повсюду были выставлены аллегорические картины и надписи, гласившие о победе Константина Великого над Максенцием (античный сюжет), о подвигах Геркулеса и Марса, мало понятные для народа. Гораздо реалистичнее и доступнее были изображения завершившейся недавно битвы. Очевидец пишет: «На Каменном мосту Всесвятском, на башне, сделана оказа Азовскаго взятия, и их пашам псрсуны написаны живописным письмом; также на холстине написано живописным же письмом, как что было под Азовым, перед башнею по обе стороны».

Грандиозен был и фейерверк 1 января 1710 г. по случаю победы в Полтавской баталии. Среди множества праздничных атрибутов не остался незамеченным и такой: «В верхней части доски два транспаранта: 1) Юпитер, поражающий Фаэтона: «от возношения низвержение», и 2) лев, висящий на цепи, над подушкой: «да знаешь правителствовати». В нижней части длинный транспарант с надписью: «А: Гора каменная, являющая Швецкое государство. В: Лев, выходящей из-за оной горы, являл армею швецкую. С: Столп с коропою являл государство Полское… Д: Другой столп с короною, являющей государство Росийское, к которому лев приближился… Е: Потом явился орел для защищения оного столпа, являющей армею российскую, и онаго лва Перуном (или огненными стрелами) разшип с великим громом, потом и первой столп паки прям стал, являя избавление наше и возвращение короны королю Августу чрез оружие российское».

Подобные торжества служили весомым средством воздействия на общественное мнение во всей Европе: на фейерверки приглашались иноземцы, находившиеся в то время в русской столице. Датчанин Юст Юль, описывая поразивший его новогодний фейерверк 1710 г., подчеркивал: «Граф Пипер и прочие шведские генералы были приглашены смотреть на фейерверк, и для этого им отвели (особую) залу, где они стояли и на все смотрели».

Для сочинения эмблем, девизов, организации фейерверков царь содержал специальных людей, посылая доверенных лиц за i рапиду для обучения приготовлению фейерверков, нередко сам являлся их автором. Особое внимание Петр обращал на изготовление фигур и толкование символов фейерверка. Появлялись печатные издания фейерверков, триумфальных шествий, различного рода «потешные листы». Приведем фразу, выражающую особый взгляд Петра I на устройство фейерверков (речь, видимо, шла об использовании крупной денежной суммы): «Лутчеб те милионы на ферверк издержаны были… нечто б дивное и памяти достойная вещь была, и народ в тот час великой плелир имел».

При Петре I становится традицией чеканить памятные и наградные медали. В аллегорической форме с помощью символов они увековечили доблесть русской армии, победоносную внешнюю политику Петра I, события внутренней жизни государства. Многие рисунки сопровождаются разъяснительными и поучительными надписями. Наряду с аллегорическими изображаются и реальные события. Нередко сам Петр принимал участие в разработке некоторых медальных тем и композиций. Живое участие царя в создании памятных медалей объясняет их большие выпуски и способы распространения. Русское правительство систематически рассылало медали иностранным дворам и раздавало их в презент иностранным министрам для пропаганды успехов и побед России.

Наградные медали служили целям агитации и пропаганды. Массовое награждение медалями с изображением фрагментов того или иного сражения участников данной баталии служило, пожалуй, одним из лучших средств патриотического и воинского воспитания.

А что же территориальные эмблемы? При Петре I они получают широкое распространение, становясь элементом идеологической политики правительства. Украшают официальные документы – жалованные грамоты Петра I, которые выдавались русским и иностранным вельможам. К тому же территориальные эмблемы занимают прочное место на петровских печатях. В дневнике австрийского дипломата, автора «Дневника путешествия в Московию», И. Г. Корба помещен рисунок государственной печати России. На нем изображен коронованный двуглавый орел, на груди и крыльях которого расположены семь территориальных эмблем. Вокруг орла в овальных щитах изображены еще двадцать шесть подобных эмблем. В общих чертах эти эмблемы напоминают’ рисунки Титулярника, но все-таки не полностью повторяют их. Например, в упомянутом Титулярнике не изображен всадник, поражающий дракона («московский» написано около эмблемы – двуглавого орла), А у Корба – всадник в короне, очень схожий внешне с Петром I, расположен на груди орла с надписью «Moscau2>, На рисунке Корба впервые встречается изображение эмблем на крыльях российского орла. А. В. Арциховский предполагает, что выбор этих изображений был сделан самим Петром.

В коллекции Государственного Исторического музея хранится серия матриц для печатей с изображениями территориальных эмблем на крыльях орла, а также вокруг него. Эти печати были вырезаны русскими и иностранными мастерами по приказу Петра I.

В годы правления Петра земельные и областные эмблемы постепенно превращаются в городские. В 1692 г. появился первый документ, подтверждающий, что эмблемы областей являются одновременно и городскими. Царский указ предписывал в Ярославской приказной избе «быть печати изображением герб ярославской». Из дела «О устроении городу Ярославлю печати по гербу с надписью» видно, что за основу бралась эмблема Ярославского княжества, помещенная в Титулярнике. Но, согласно царскому указу, на печати, кроме царского титула, должна была быть надпись: «Печать града Ярославля». Это означает, что эмблема княжества стала городской, получила официальное название «герб», который поместили на печати города. Возможно, указ свидетельствовал о предоставлении Ярославлю особых привилегий? Есть факты, подтверждающие особое внимание государя к Ярославлю. Не исключено, что данный указ был частицей огромной работы, проводимой Петром по упорядочению государственного и местного аппарата, его делопроизводства. Петр неоднократно обращал внимание на оформление официальных документов, в частности на создание и использование печатей. Примеры тому – роспись сибирских печатей, приложенная к наказу таможенному голове города Верхотурья, указ от 9 декабря 1696 г. об изготовлении казенной печати Сибирского царства, указы 1699 г. о создании печатей для бурмистерской палаты и ратуши. В указах оговаривалось и изображение на печатях: «печать, на которой знак: весы» (печать бурмистров), «знак: весы из облака в держащей руке, да зрительное око, а кругом подписать: «правда на нюже око державствующаго зрит» (на печати ратуши); указ «О бытии в Военной коллегии печати по Генеральному регламенту», указ «О сделании новой государственной печати», а также, что для нашей темы особенно важно, указ о печатях для местных судебных учреждений, на которых должны были помещаться гербы городов.

В начале XVIII в. в России сформировалась стройная система размещения полков петровской армии. Повлиял этот процесс и на развитие городской символики. В 1708 г. Россия была разделена на восемь губерний с приписанными к ним городами. Каждая губерния содержала свои полки. Внутри губерний полки размещались по городам и почти все получили названия городов, некоторые – губерний. А вместе с названиями полки получили и эмблемы городов, областей, которые изображались на полковых знаменах.

Сам царь Петр Алексеевич пробовал свои силы в сочинении гербов для знамен и флагов. В его записной книжке имеются карандашные рисунки – наброски двух флагов. На одном – флаг с государственным гербом, окруженным цепью только что утвержденного ордена Андрея Первозванного. Другой флаг более интересный: полотнище разбито на девять квадратов, в каждом из которых – эмблема города, или земельная, или государственная. Пожалуй, впервые встречается здесь эмблема Архангельска – архангел на коне поражает копьем дьявола, так называемая «говорящая». Впоследствии рисунок был несколько изменен и утвержден в качестве герба города Архангельска.

С 1712 г. новые знамена стали изготовляться в Оружейной палате и отсюда рассылаться в полки (см. вклейку). В качестве городских эмблем использовались уже известные, а также вновь созданные. Кроме шестнадцати эмблем Титулярника и отраженных в дневнике Корба ^напомним: киевская, владимирская, астраханская, новгородская, псковская, вятская, пермская, нижегородская, рязанская, казанская, сибирская, тверская, ростовская, ярославская, черниговская, смоленская), на новых знаменах изображаются эмблемы полков: Новотроицкого, Троицкого, Архангелогородских, Ингерманландских, Вологодских, Белогородского, Воронежского, Симбирского, Каргопольского, Тобольских, Шлиссельбургского, Невских, Нарвских, Азовских, Луцких, Бутырского, Лефортовского, Саксонского, Санкт-Петербургского, Галицкого, Ямбургского, Копорского, Выборгского, Олонецкого, лейб-регимента. У городов, указанных в этом списке, эмблемы появились впервые. Интересный факт: изображения на печатях, если они имелись у некоторых городов, не принимались во внимание при составлении эмблем. Например, на «печати государевой го[рода Си]мъбирьскаго» 1695 г. вырезан лев с мечом в левой передней ладе, над ним – корона. На знаменах же Симбирского пехотного полка эмблемой служит колонна под короной. Эта эмблема впоследствии превратилась в герб Симбирска, а печать с изображением льва использовалась в Симбирске. еще в XVIII в. независимо от созданного герба. Аналогично на знаменах Тобольских полков изображалась оружейная пирамида со знаменами и барабаном, в то время как на печати Тобольска по росписи 1692 г. помещены «два соболя, меж ними стрела». На основе знаменной эмблемы создается и герб Тобольска.

Получается, у одного города существовали одновременно различные эмблемы! Объяснить такое явление несложно: постоянный символ – герб – у города отсутствовал. Создание таких постоянных символов только начиналось.

Что касается художественного исполнения изображений на знаменах, то они были, конечно, далеки от строгой геральдической формы. Многие' из них напоминают аллегорические рисунки. На знаменах Владимирских полков под ногами стоящего льва с крестом (официальной эмблемы города Владимира) появилась шкура убитого «свейского» льва. Другие эмблемы нарисованы еще более произвольно и лишь отдаленно напоминают эмблемы Титулярника (например, на тверской эмблеме вместо престола с короной видим пирамиду под золотой короной). Эмблемы изображались без гербовых щитов – основного атрибута любого герба.

Земельные эмблемы, украшавшие жалованные грамоты, тоже изображались весьма произвольно. В жалованной грамоте Ф. В. Шилову, полковнику Изюмского полка, на новгородской эмблеме нарисованы только престол со скипетром: ни медведей, ни рыб нет. На смоленской эмблеме осталась стреляющая пушка – птица отсутствует. На грамоте князю Г. Ф. Долгорукову псковский барс и пермский медведь обращены вправо, на грамоте гетману И. И. Скоропадскому – влево. Список «негеральдического» изображения эмблем можно было бы продолжить…

Итак, в первые десятилетия XVIII в. городские эмблемы России весьма «негеральдичны» с точки зрения канонов геральдического искусства Западной Европы, использование которых превращало рисунок в герб. Городские гербы еще не вступили в стадию широкого развития и повсеместного распространения, хотя этот вопрос привлекал в определенной степени внимание царя и его окружения.

Знатоком геральдического искусства был, например, сподвижник Петра I, образованнейший человек своего времени Яков Вилимович Брюс. Петр I обращался к нему по поводу правильности с точки зрения геральдики рисунка герба адмирала Ф. М. Апраксина. В 1707 г. царь писал Брюсу: «При сем же посылаю печать господина адмирала, чтоб вы посмотрели: буде что не так, чтоб, по-правя и написав на бумаге, ко мне прислали немедленно». В сохранившемся ответе Брюса на письмо государя подробно объясняются сделанные им изменения фигур и цветов согласно геральдическому искусству.

Впоследствии именно Брюс рекомендовал на должность составителя гербов Франциска Санти.

Глава III

«ДЕЛО НОВОГО ОСНОВАНИЯ»

И ФРАНЦИСК САНТИ

В 1722 г., за три года до смерти Петра I, в России возникло новое государственное учреждение. Название его уже само по себе свидетельствовало о предоставлении гербу права на официальное существование: Герольдмейстерская контора.

О Герольдмейстерской конторе известно очень мало. В сохранившихся архивных документах ее деятельность освещается лишь в плане надзора за военной и гражданской службой дворян. «Всего государства шляхетство и приказные служители, у дел обретающиеся и кои не у дел», составляли «ведение» Герольдмейстерской конторы. Однако этому учреждению вменялось также в обязанность составлять гербы. Сам царь считал, что для России введение гербов было «делом нового основания». Оно, это «дело», не было для Петра I таким уж важным, поэтому «решение вопроса» растянулось на несколько лет. Выполнение было возложено на герольдмейстера.

В начале 1721 г. Петр I принял решение сконцентрировать «дела о дворянстве» в ведении специального человека. Тогда же был составлен список царедворцев мз семи человек, на котором Петр собственноручно 28 января 1721 г. наложил резолюцию: «Iз сих надлежит быт двум, одному геролдъмейстеру, другому рекитмейстеру, которых выбрат балатированем. А для оного в прибафъку к Сенату призват iз колегъских члепоф, которые лутче, человек до дватцети iз русских (понеже iноземцы оных персон не знают), а особливо iз Военной, понеже там много знатных». 30 января сенаторы и коллежские члены «балатировали по указу» кандидатов, названных царем. В результате голосования более всего «достойных» баллов получил С. А. Колычев – 19 («сумнительных» – 4, «недостойных» – 4), заняв должность герольдмейстера.

Степан Андреевич Колычев был «взят ко двору» в 1696 г. и через год послан в европейские государства «для обучения паук воинских дел». По возвращении находился на военной службе, был ранен под Нарвой и ратное дело оставил. Кроме непосредственных обязанностей (в разное время он был обер-комендантом, вице-губернатором воронежским и азовским), Петр поручал ему выполнение других государственных дел: от наблюдения за постройкой судов до отлавливания «разных родов птиц и зубрей» и присылки их в Петербург. И вот новая, необычная пока в России должность: герольдмейстер.

Первое, за что пришлось сразу же взяться Колычеву, – составить новые списки всех неслужащих дворян «или хотя у дел, да у таких, которые токмо для прикрытия». Для этого Колычеву надлежало получить из Сената все имеющиеся там списки царедворцев и дворян, составить новые списки служилых людей, а после пересмотра списков объявить всем этим людям, чтобы они готовились к новому году быть на смотре в Москве или Петербурге. В этом дело Колычев добросовестно следовал инструкции герольдмейстеру, опубликованной 5 февраля 1722 г.: «Геролдъмейстеру перво знать надлежитъ: дворянъ всехъ и ихъ детей; i когда кто х какому делу спрошенъ будетъ, то б могъ несколко человекъ к тому достойных представит; такъже кто умретъ, iли у кого дети родятся, чтоб ведал же; и имел о том записку…». Столь подробные списки давали возможность четко организовать учет служилого сословия в центре и на местах, всегда пристально следить за выполнением дворянами их главной, по указанию Петра I, обязанности – служить государству. Другие пункты инструкции выглядят» второстепенными по сравнению с главной задачей герольдмейстера. Среди них – учредить «краткую школу», в которой бы дворянские дети обучались «экономии и гражданству» (результат этого мероприятия остался неизвестен), представлять кандидатов на вакантные гражданские должности, регулировать соотношение представителей семьи на гражданской и военной службах. Наконец, последняя обязанность герольдмейстера, согласно инструкции, – разобраться в вопросе составления гербов. Может показаться странным: вопрос о гербах стоит на последнем месте в делах такого учреждения, как Герольдмейстерская контора, само название которого созвучно с понятиями «геральдика», «герб». Однако это еще раз доказывает, что составление гербов имело для Петра I второстепенное значение. И хоть в «Табели о рангах» записано, что гербами должен заниматься герольдмейстер, при перечислении обязанностей последнего царь писал: «Потом (протчее), что до его дела касаетца, о гербах i протчее, внесть i iсправълят по возможности, которое на нем не так скоро о савершениi спрошено будет…».

Однако со временем Петру все же пришлось уделить гербам больше внимания: в той же «Табели о рангах» отмечалось, что в России наблюдается самовольное присвоение гербов и тем самым возведение себя в ранг дворянина, не будучи таковым по рождению и не будучи пожалованным в пего царем. Поэтому в инструкции герольдмейстеру предписывалось «посмотреть» (не снабдить всех дворян гербами и по составить гербы дворянских фамилий, а именно «посмотреть»), что можно сделать по вопросу введения дворянских гербов.

Как начинать герботворческую деятельность? Царь предполагал, что надо познакомиться прежде всего с иностранными гербовниками, однако не заимствовать оттуда гербы без разбора, а «изобретать» новые согласно родословным знатных родов или требовать объяснения «содержания» герба, если та или иная фамилия герб уже имеет. «И что по тому изобретено будет, о том ему, герольдмейстеру, обстоятельно доносить Сенату. А в Сенате, разсмотря, докладывать его императорскому величеству».

Итак, программа действий герольдмейстера опубликована и узаконена. Однако Колычев, возможно обладающий организаторскими способностями и настойчивостью в проведении смотров дворян и определении их на службе, вряд ли обладал практическим навыком «ведения» гербов. Рисовать же их надо было срочно: требовалось изготовить новую государственную печать с гербом, новое государственное знамя.

Герольдмейстеру Колычеву требовался помощник – «товарищ». На ком остановить выбор?

12 апреля 1722 г. по личному указу Петра I на должность товарища герольдмейстера назначается Франциск Санти. По документам Герольдмейстерской конторы известно, что Санти «особливо был для сочинения гербов». Поскольку именно этот человек стоял у истоков российского герботворчества, он заслуживает, чтобы о нем рассказать поподробнее. Граф Ф. Санти, итальянец по происхождению, родился в 1683 г. в Пьемонте. Образование получил в Париже, где изучал историю и науки, «близкие к генеалогии». Потомки Санти в своей родословной отмечали, что он впервые встретился с Петром I в 1717 г. в Амстердаме. Санти в то время находился на службе в качестве обер-гофмаршала и тайного советника у ландграфа Гессен-Гомбурга. По тем же данным, Санти явился к Петру со своеобразным рекомендательным письмом от ландграфа, в котором тот «просил для Санти государевой помощи, на что государево мнение было объявлено, что государь в чем можно пособие явить не откажется…». Через некоторое время Санти прибыл в Россию, но должность получил не сразу. Пз заявлений Санти в Сенат видно: Он ждал назначения на пост товарища герольдмейстера более двух лет, находясь «на собственном иждивений». И хоть, ожидая должности, Санти «партикулярное свое имение… истощил», тем не менее «со всякою верностью и ревностью» употребил «все возможное прилежание», чтобы наилучшим образом выполнить возложенные на него обязанности, ибо, как он сам писал, «воистину не ради великого или малого жалованья я сюда в государство приехал, по ради искреннего желания служить толь великому монарху…».

С первых же дней пребывания в новой должности Санти энергично принялся за организацию геральдических дел. Начинать приходилось практически с нуля. Сам Санти говорил, что его работа «не токмо трудна и мало заобычайна и в других государствах, в здешнем же государстве и весьма до сего часу, как известно, и не во употреблении была». Санти стремился, «канцелярию немедленно установить и основать», просил Сенат выписать «из чужих краев на разных языках» книги по геральдики, просил дать переводчика, знающего итальянский, французский и пи латинский языки, составил справку «Известия, касающиеся до геральдики». Более конкретный план работы Санти изложил в документе, составленном в июле 1722 г.: «Проект Генерального регламента для Геральдической канцелярии». Вот как определял он непосредственную работу по составлению гербов: «Резной мастер и живописец будут формовать, начертать и писать или малевать герб его императорского величества, всех ого королевств и царств, провинцей, городов и все гербы шляхетские, которые будут вписаны или даны в оной канцелярии». Санти предложил и продуманный им штаг Геральдической канцелярии, по Сенат предложенный состав значительно сократил, согласившись дать Герольдмейстерской конторе переводчика, резных дел мастера, одного живописца и одного ученика живописного дела.

Группа Санти, видимо, работала обособленно, с герольдмейстером и его делами была связана мало. Да и Санти не особо интересовала деятельность «по разбору шляхетства», он даже просил Сенат освободить его от ежедневного хождения на этот разбор: «…понеже я дела того не знаю… И между тем мог бы я то время лутче употребить к полезным вещам, которые составляют суть геральдики». Герольдмейстера мало заботило, в каких условиях работает его товарищ, каким образом рисуются гербы, поэтому Санти приходилось самому решать все вопросы по организации герботворчества. Он неоднократно просил Сенат отвести ему для работы над гербами отдельную светлую комнату, выделить дрова и свечи, назначить для охраны материалов (золота, бумаги, дорогих красок) специальных караульных солдат. Сенат переправлял распоряжения герольдмейстеру, но тот на запросы Санти отвечал отказом, «ибо не только означенному графу Сантию при Герольдической конторе отвести палату, по и настоящих дел отправлять негде. Тако и солдат в канцелярию Герольдмейстерскую особливо не определено». Бак видим, занятие Санти и его помощников «настоящим» делом не считалось. Рисование гербов происходило на квартире Санти; деньги на покупки кистей, рамок, свечей, дров он выделял из своего жалованья.

К сентябрю 1722 г. Санти представил первую свою работу – рисунки и описание герба для государственной печати. Сохранилась копия этого описания: «Герб его императорского величества с колорами или цветами своими». Санти изобразил двуглавого орла с всадником на груди, поражающим копьем дракона, – герб московский. Далее гербы Киева, Владимира, Новгорода, Казани, Астрахани, Сибирского царства, расположенные на крыльях орла. За основу Санти взял рисунки Титулярника, придав им строгую геральдическую форму. Согласно правилам западноевропейской геральдики, он несколько изменил размещение фигур в щите, использовал определенные цвета и металлы. Дабы оказать помощь переводчикам и всем, кто будет связан с герботворчеством, Санти разработал «лексикон блазонский» – геральдический словарь. Он предпринимал и другие шаги «к отправлению герольдмейстерской должности»: осматривал архивы в поисках родословных дворянских фамилий, для которых должен был составлять гербы, самолично подбирал живописцев, способных, по его мнению, быстро освоить сложное «геральдическое художество». Санти нашел себе преданного помощника в лице переводчика Ивана Васильевича Ардабьева. Ардабьев закончил Славяно-греко-латинскую академию, знал латынь, прекрасно владел французским, немецким, может быть, и другими иностранными языками. Он начал давать Санти уроки русского языка, и сам в то же время «несколько геральдике приучился».

Среди верных помощников графа Санти на долгие годы остались и взятые им для рисования гербов живописный мастер Иван Васильевич Чернявский и подмастерье Петр Александрович Гусятников. Судьба Чернявского быля особенно трагичной. В прошении об отставке Чернавский писал, «что по несчастливой его науке и многих лет труда глазами мало видит и в голове великой лом, и такой тяжкий меленконий, что с великою трудностью тщательный геральдическия дела отправляет и никакого за труды его порадования не имеет». Больной, почти ослепший от работы, Чернавский в 1744 г. был вынужден оставить работу в Герольдмейстерской конторе (а ведь ему не было и 50 лет!) в чине всего лишь титулярного советника с мизерной пенсией. В делах Герольдмейстерской конторы сохранилось несколько изображений гербов с надписью: «Рисовал Иван Чернявский». Это поистине бисерная искуснейшая работа! Сам Чернавский, перечисляя в прошении сделанную работу, отмечал, что с 1737 г. нарисовал 98 городских гербов да еще «городовых же и шляхетских 65 гербов».