Текст книги "Там, где ты (СИ)"

Автор книги: Надежда Борзакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Глава 5.

Сколько времени требуется, чтоб принять решение? Есть ли вообще какие-то стандартные промежутки, необходимые для уверенности в том, что достаточно обдумала и взвесила все варианты? Не знаю. Я вообще ничего не теперь не знаю и ни в чем не уверенна, кроме желания быть с ним. Прекрасно понимая, что никогда не смогу сказать Стасу правду о том, кто я. Ведь не смотря на любовь ко мне, он дитя своего времени – века суеверий, магических обрядов и веры в сверхъестественное. Конечно же у меня и в мыслях не было, что он навредит мне узнав правду – подобное нереально и на миг представить. Но что он подумает? Кем посчитает меня? Да и какая в конце концов разница, откуда я, если это ничего не меняет между нами? «Твое сердце приведет тебя домой» – сказала мама. Как всегда она оказалась права – мое сердце навек с этим голубоглазым рыцарем, а значит мой дом там, где он.

Я не сомневалась – если доведется сообщить об этом, а я поклялась себе найти такую возможность, моя семья поймет меня. Еще оставались прозаические вещи: я понимала, что проживу остаток жизни в, мягко говоря, довольно сложном мире. Я буду лишена многих привычных и более или менее необходимых вещей вроде электричества, горячей воды, удобств и прочего-прочего, что можно перечислять бесконечно. И я понимала, что смогу привыкнуть. Кое к чему уже привыкла, ко многому даже. Но за одним огромным исключением – никогда я не смирюсь с тем, что моя судьба в чужих руках. Причем не тех, кому я желала ее доверить.

Из конференц-зала, как про себя я называла залу, где Крепимир принимал посетителей, доносились раскаты грома. Иначе охарактеризовать эти звуки я просто не могла. Уже минут сорок они что-то обсуждают. И я прекрасно знала, что именно.

– Он не даст добро, – словно в подтверждение тихо сказала Вера, нарезая овощи.

– Но почему? – даже не пытаясь скрывать то, что понимаю, о чем она говорит, спросила я.

– Потому, девица, что приглянулась ты Захару, – понизив голос, пояснила женщина.

Я не стала продолжать. Не возразила о том, как важен «институт брака», о том, что Глава не может оправдывать безнравственность – не сказала ни слова вранья, принятого, вероятно, в подобном случае. Просто отложила куриную тушку, которую ощипывала и, вытерев руки, направилась к выходу.

– Куда ты, дитя? – обеспокоенно спросила Вера.

– Озвучить свои причины.

Не дожидаясь ответа, я вышла из кухни. Подойдя к закрытым дверям залы, уже собиралась постучать….

– …. Если так я не присягну тебе на верность вновь, – прорычал Стас.

– Неужто? – насмешливо протянул Захар.

– Извините, – двери за мной грохнули, словно создавая фон моему внезапному появлению.

В зале повисла тишина – тяжелая, будто звенящая от напряжения. Все трое уставились на меня. Удивление смешалось на каждом из лиц с разными чувствами.

– Да как ты смеешь нам мешать? – прогремел Захар.

– Глава, – проигнорировав его, тихо сказала я, – простите мне мою бесцеремонность. Я бесконечно благодарна вам за кров, еду и защиту, которою вы дали мне по своему благородству и доброте. И никогда я не посмела бы ослушаться вас….

– Одурела что ли….

– Не смей так говорить с ней или…., – Стас с вполне очевидными намерениями ухватился за рукоять висящего на поясе меча. Мне ничего не оставалось, кроме как буквально обнять его за плечи.

– Довольно! – прогремел Крепимир.

– Я прошу, дайте мне закончить, – поймав взгляд Главы, проговорила я.

– Что ж, говори, – в голосе Крепимира ощущалось замешательство.

Стас не отступил ни на шаг, став так, чтоб оказаться хоть наполовину между мной и остальными. Незаметно я взяла его за руку. Та была ледяной.

– Я не посмела бы пойти против вашей воли, Крепимир, – хрипло продолжила я, – Если бы подчиниться не означало пойти против воли моего отца. А он сказал, что отдаст мою руку лишь тому, кого пожелает мое сердце.

Крепимир смотрел на меня. Я не могла понять по выражению лица, о чем он думает, но знала – пожелай он прочесть в моих глазах вранье, не сможет, ведь я не лгу. Конечно же, Олег сказал не так. Мы ужинали тогда в зале. Ели пиццу, запивая вином потому, что во всей квартире шел ремонт и готовить было просто негде, а мы так устали, что о ресторане речи не шло.

– Ой, не надо нас знакомить, – Олег осушил стаканчик с вином, – Я и так знаю, че за птица твой Вадим. С таким рядом даже срать не сяду.

– Олег! – привычно возмутилась мама.

– Из песни слов не выкинешь, но, – он важно поднял указательный палец, когда я открыла рот чтоб возразить, – то, что он мудак со всеми не означает, что он будет таким с тобой, доча. Если станет тебе хорошим мужиком – я пожму ему руку и приму твой выбор, а нет – на куски порежу.

Он говорил тогда абсолютно серьезно, от того я максимально «причесала» причину нашего с Вадимом разрыва. Олег даже поверил. Вроде бы. Ровно до того, как тот нарисовался в нашем дворе в тот далекий день, бывший кажется в другой жизни.

Стас крепко держал меня за руку, плечом частично заслоняя от отца и брата. Другой рукой он все еще сжимал меч. Вся его поза – застывшая, напряженная, демонстрировала, что он готов к бою. К тому, чего я не могла допустить, равно как и не могла достаться Захару. Даже не ради себя. Ради него.

– Я не могу попрать волю твоего отца, – проговорил Глава, наконец, – А от того, тебе решать свою судьбу.

Захар побагровел до корней волос. Бессильная ярость рвалась наружу, а дать ей выход он сейчас не мог. Я едва удержалась от победной улыбки.

– Свою судьбу я отдаю в твои руки, – повернувшись к Стасу, проговорила я.

– Пусть будет так, – Крепимир поднялся, – Я благословляю ваш союз.

Поклонившись, мы быстро вышли. Стас вытащил меня из терема на улицу. Так жарко, а меня, оказывается колотит. Он обнял меня и прижал к груди.

– Ты не должна была вмешиваться, – прошептал он.

– Стас, я понимала, что могу попытаться предотвратить непоправимое, – возразила я, – И получилось ведь.

– Защищать тебя моя забота, – проговорила Стас.

– Как моя защищать тебя, Стас, – я запустила пальцы в его рыжеватые волосы, – Защищать друг друга и означает быть вместе. В поединке на мечах ты лучший.

Выскользнув из кольца его рук, я отбежала на пару шагов.

– Но дипломатии тебе еще учиться и учиться.

– Ах вот как!

Я бросилась прочь, он побежал следом. Особо не напрягаясь иначе поймал бы меня за несколько секунд. А так я сумела выскочить за ворота городища. Подхватив меня на руки, Стас принялся кружиться аж до тех пор, пока не потерял равновесие. Хохоча словно пара подростков, мы упали на траву.

Чистое синее небо, совсем такое же, как глаза мужчины, глядящие сейчас в мои. Легкий ветерок, наполненный ароматами полевых цветов. Пьянящее чувство полета, для которого не требовалось отрываться от земли.

– Я люблю тебя, – прошептала я, обнимая его.

Жатву можно было бы сравнить с походом в зал, если б тренировки там были ежедневными, длились от рассвета до заката и включали в себя кардио, статику и силовые одновременно. Принцип работы я поняла быстро, а вот крепатура перестала болеть аж тогда, когда работа была сделана уже наполовину. Если бы не тот факт, что благодаря общему делу мы со Стасом проводили почти целые дни вместе я, пожалуй, возненавидела бы ежедневную трудовую повинность. Но он почти всегда был рядом, исключая дни, когда уезжал охотиться и от того я была счастлива даже падая от усталости. Было еще кое что. Судьба подарила мне возможность увидеть родных.

– Мам, я…, словом, ну, – со смесью десятка чувств лепетала я.

– Ты хочешь остаться, дочка?  – прервала меня она.

– Я люблю его, мам, – призналась я, – И я просто не смогу, понимаешь? Простите….

– Мы так и не узнали, как вернуть тебя, – проговорила она, – Но это неважно, если ты счастлива.

– Я люблю тебя. Тебя, Олега, Аленку…..

– Мы тоже любим тебя, – она улыбнулась, – Оказывается, нужно было лишь отмотать время на 12 веков, чтоб ты взялась за ум.

Жатва наконец завершилась – воздав хвалу богу Велесу, по легенде научившему людей сеять и жать. Обряд заключался в том, что на поле оставляли немного несжатых колосьев и, связав их лентой, пели обрядовую песню. Затем жрецы освятили мед и яблоки, от чего мне вспомнился современный яблочный и медовый Спас. Дальше потянулась вереница празднеств в честь окончания сбора урожая. Мы танцевали у костров под веселые звуки волынок, ели и пили. На третий день в гости прибыли Шуйские. Владимир умудрился раздобыть на варяжих землях, с которых только воротился, пращура современного виски. Антисептик! Часть огненного напитка тут же перекочевала в мою «клинику». Я уже представляла, как расшириться ассортимент моей аптечки. Но от созерцания последствий появления виски на столе Главы моя радость меркла.

– Марыно питье, – ворчала Вера, наблюдая как мужчины опустошают чаши. Непривычные к алкоголю в общем и виски в частности, они пьянели чудовищно быстро, но не переставали пить. Меня радовало лишь то, что кефира полученного мною путем проб и ошибок должно хватить на всех, а также то, что бочек было лишь две.

– Свежий воздух, Стас, – вытаскивая милые восемьдесят килограмм из терема, куда перенеслось торжество из-за ливня, приговаривала я, – Приятно и полезно.

Он не то что бы сопротивлялся, но так нетвердо держался на ногах, что мне приходилось его тащить. Ливень уже перестал и воздух наполнился приятнейшей свежестью.

– Нельзя этого столько пить, Стас, – тихо сказала я, – Вы…. Мы ведь к такому питью непривычны.

– А? – рассеянно проговорил он.

– Сейчас я вернусь, – усадив его прямо на доски спиной к сеням, я сбегала к колодцу и набрала воды, затем заскочила в кухню за чашей.

– Так, – я слегка потрясла успевшего уснуть пациента, – Выпей-ка.

– Элина, я что-то….

– Налакался как свинья, – я прижала к его губам чашу. Проливая на себя, он все же послушно выпил всю воду из плошки. Как я и ожидала, виски тут же запросился обратно.

– Просто дыши, – вытерев его губы платком, проговорила я, – Полегчает скоро, обещаю.

– Уже, – хрипло пробормотал он.

– Хорошо, – я убрала пряди волос с его лба. Тот, к счастью, был просто теплым, но не пылал.

– От пива так не кружит, – пробормотал он.

– В пиве гораздо меньше алкоголя, Стас, – я поднялась и протянула ему руку, – Пойдем, еще немного прогуляемся. Я знаю, ты хочешь спать, но сейчас нельзя.

– Почему? – неловко поднявшись, спросил он.

– Во сне обмен веществ замедляется, а значит, алкоголь будет выводиться медленнее, и последствия завтра ты ощутишь сильнее.

– Ага, – как-то рассеянно протянул он.

Положив его руку на свое плечо и обняв за талию для надежности, я уже собиралась вести его дальше, как до нас донеслись чьи-то голоса. Говорившие стояли, очевидно, у заднего выхода из терема, который с нашего нынешнего положения не виден.

– Ты добавила снадобье в питье? – голос показался знакомым.

– О, да… Но, Ратмир, неужто должны испить все? – Дара? Мы со Стасом переглянулись.

– Эта жертва необходима, любовь моя! – ответил жрец, – Ради нас, нашего будущего.

Ужасный смысл их сбивчивого разговора стал очевиден.

– А бастард?

– О нем я позабочусь сам.

Стас дернулся вперед, но я каким-то чудом сумела его удержать. Приложив палец к губам, я потянула его в противоположную сторону – к парадному входу. Последним что я услышала было:

– …. Уже сейчас наполнят чаши.

Дальнейшее было похоже на один из тех сюжетов в кино, которые нарочно показывают в замедленной сьемке. Теперь я поняла зачем – чтоб усилить ощущение того, как утекает сквозь пальцы время. Чуть не сбив идущую с кухни Добраву, мы вбежали в залу, за миг до того, как чаша коснулась губ Крепимира.

– Глава, не пейте! – мой голос прозвучал как пожарная сирена, – Там яд.

Все, кто еще не уснул прямо на столах, как по команде уставились на нас.

– Ты одурела, девица? – насмешливо бросил Захар.

– Тебя это тоже касается, – шикнула я на него, – Крепимир, просто поставьте чашу на стол, я все объясню.

Объяснений особо не потребовалось. Глава так резко опустил руку с чашей, что содержимое выплеснулось наружу. На столе, в местах на которые приземлились капли жидкости, в считанные секунды образовались борозды, словно жидкость разъела древесину.

– Мать моя…, – отшатнулся Захар.

– Она самая, – выдохнула я.

Конечно, Ратмир и Дара далеко не ушли. Она рыдала, он грозился обрушить на весь род месть богов. Дальнейшего я не слышала, поскольку в зале остались только ближайшие к Главе члены рода. Толпа на улице ждала публичной кары, неминуемо грозящей предателям.

– Элина! – Веда подбежала ко мне. Запыхавшаяся, взмокшая в порванном в нескольких местах платье. Казалось, будто женщина бежала не переставая от самого своего дома, – Крепимир? Он….

Если б я ее не поддержала, она упала бы.

– Нет! Нет, с ним все в порядке, Веда, – обняв ее, торопливо зашептала я.

– Хвала богам, – она обессиленно повисла на моем плече.

Несколько человек обернулись к нам, прервав громогласное обсуждение произошедшего. Очевидно, появление колдуньи-любовницы Главы показалось им уже не столь интересным, поскольку спустя несколько секунд они вновь вернулись к разговору.

– С ним все нормально, – повторила я, – мы со Стаславом были на заднем дворе и случайно услышали их разговор. К счастью, успели.

– Этого я не видела, – тихо сказала она, – лишь чаша, его агония и….

– Будущее изменчиво, – с улыбкой проговорила я даже не собираясь акцентировать внимание на ее словах. Если существует ритуал, способный стереть границы времени, то почему не существовать способности видеть будущее.

– Да. Спасибо, что спасла мою любовь.

Занимался рассвет. С первыми лучами солнца из терема вышел Крепимир и огласил приговор. Предателей засудили на смерть. От чего-то слова «костер» и «казнь за измену» не сложились для меня в тот момент в ужасающую картину, которую они означали. Толпа ликовала. С тем, что Дару любили, но Ратмира боялись это было вполне предсказуемо – праведный гнев в купе с пьянящим чувством превосходства над тем, кто пугает, сильнее прочих чувств. Костер жители соорудили быстро, словно торопясь поскорее покончить с предателями.

– Теперь я возьму тебя в жены, – при всех сказал Веде Глава.

Могла ли я винить его? В очевидной радости от предательства жены, давшего столь необходимую свободу быть с милой сердцу? Я не могла бы сейчас даже мысленно уяснить, как именно отношусь к ситуации.

Осужденных вытащили из терема. Подвели к вколоченным в самом центре городища срубам, окруженным соломой, и привязали к ним.

– Кара за предательство – смерть! – проговорил Крепимир.

Он поднес зажжённый факел и сухие ветки тут же вспыхнули.

– Тонуть роду твоему в крови! – проорал Ратмир, когда пламя костра уже подкрадывалось к ним. Едкий дым взлетал ввысь, оскверняя ясную голубизну утреннего неба.

Жуткий крик, шум ликующей толпы и страшный, ни с чем несравнимый запах горящей плоти….

– Элина! Вернись ко мне, пожалуйста! Вернись, – знакомый голос. Сильные руки, держащие меня в объятиях. В синих глазах застыла тревога. В воздухе все еще витает тот запах, но теперь он смешивается с другим. Едким, но в то же время бодрящим, исходящим из чаши, которую Веда держит у моего лица.

– Медленно вздохни, – тихо говорит она мне, – Она просто лишилась чувств, – ласково и успокаивающе, обращается к Стасу.

Реальность становится четче. Кроме лиц Стаса и Веды, я различаю Добраву и Веру.

– Все хорошо, – я пытаюсь привстать, но руки Стаса удерживают меня, – Я просто….

– Не привычна к подобному, – заканчивает за меня Веда, – Уже все кончено.

Стас прижимает меня к груди. Мне больно от того, как осязаем его страх за меня. Руки еще не очень слушаются, но я как могу крепко обнимаю его. Прижавшись к плечу, глубоко вздыхаю. Он весь пропитан дымом, как и я.

– Нужно ее выкупать, – словно читая мои мысли, произносит Веда.

И несколько минут спустя я оказываюсь в бане. Ее, конечно, не стали топить, учитывая теплю погоду, но глубокий чан с теплой водой теперь в моем распоряжении. Вода пахнет лавандой, перебивающей запах мыла – пращура нынешнего хозяйственного. Смыв с себя запах костра и сменив одежду, я чувствую себя лучше. По крайней мере, твердо стою на ногах.

Стас стоит, прислонившись к стенке бани. Он предусмотрительно сменил одежду, золотистые волосы потемнели от влаги. Напряженная поза и потемневший взгляд выдают беспокойство.

– Как себя чувствуешь?

– Стас, я в полном порядке, честно, – разумеется, увиденное оставит след в моей памяти – как иначе. Но, придя в себя, я уже могу рассуждать здраво, – В моем обмороке нет ничего страшного, правда. Это просто реакция на стресс.

Он как-то странно посмотрел на меня.

– Все хорошо, – я обняла его, выругавшись про себя, что теряю бдительность и забываю о том, что слова «стресс» в девятом веке не существует. Но как я могу опасаться Стаса?

На пепелище, оставшееся в самом центре селения, никто из жителей внимания не обращал. Все вернулись к повседневным заботам, словно пару часов назад не наблюдали казнь, и я решила последовать их примеру. Медицинская помощь никому не требовалась, от того я занялась кухней вместе с Верой и Добравой.

– Вскоре у Главы будет новая супруга, – тихо проговорила Добрава.

– Цыц ты, девица, – шикнула на нее Вера.

– Но это же правда, – протянула девушка, – Он сам сказал при всех.

– Негоже блуднице занять место….

– Чье? Предательницы? – я посмотрела на Веру.

– Да, – тихо сказала женщина, – До сих пор в голове не укладывается….

В моей же голове все сложилось, наконец, в четкую картинку. Для забитой и униженной неверностью супруга женщины любовник стал вскружившей голову отдушиной, чем Ратмир не преминул воспользоваться ради трона Главы. Вот только я не могла понять, как она могла решиться на убийство сына….

Одна лишь мысль о том, что угрожало бы всем наследникам, включая малышей, в случае успеха заговора стирала жуткие воспоминания о казни. Но осознание того, что Стаслав, очевидно, разделил бы их участь …. Я одернула себя, приказав не думать об этом. Мы сумели это предотвратить, остальное не имело значения.

Но этой ночью мне все равно снился костер. Вернее даже не костер, а громадное пожарище, чьи-то крики и, сквозь них, Ратмировы слова.

Веда стала женой Крепимира в первый день официального «бабьего лета», которое начиналось сразу после праздника Рода и Рожаниц – дня прославления предков – живых и умерших и верховного Бога Рода.

Церемонию провел некто Хотен – верховный жрец из самого Киева. В Перунов день я не рассматривала его, а сейчас, стоя на берегу Славутича всего в нескольких метрах в качестве Вединой дружки, оценила его полную противоположность Ратмиру. Довольно пожилой, седовласый, с длинной бородой и добрыми серыми глазами, одетый в светлый балахон, Хотен походил на доброго волшебника.

Свадебное платье Веды было белоснежным, что поневоле напоминало привычный в моем времени подвенечный наряд. Впрочем, на цвете сходство заканчивалось. Оно было длинный – в самый пол, богато расшитым у ворота, на талии и на запястьях. Пояс представлял собой нежное плетение из выкрашенных в красный цвет тонких полос кожи.

Медные волосы женщины уложены в сложную прическу, в которую был вплетен венок из трав. Изумрудные глаза сияли на бледном, словно луна лице. Я лишь усмехнулась про себя – обладая такой совершенной естественной красотой, которой позавидовали бы сделанные-переделанные девушки моего века, незачем прибегать к любовным чарам, даже если те и существуют.

Суровое лицо Крепимира светилось тем особым светом, что рождает только любовь. Он словно бы помолодел на двадцать лет, и сходство со Стасом сейчас особенно бросалось в глаза.

Они принесли клятвы на малопонятном мне языке, затем жрец вынул из ножен короткий изогнутый кинжал. Поймав им солнечный луч по очереди резанул ладони Главы и Веды, затем соединил их и, произнеся слова заклинания, перевязал переплетенные руки куском алой ткани.

Прижав правую ладонь к сердцу, мы все склонили головы в знак уважения. Хотен произнес еще что-то, а после теперь уже супруги поцеловались. Я едва удержалась, чтоб не захлопать в ладоши – дурацкий рефлекс, вроде крика «Горько».

Официальная часть подошла к концу. Мы вернулись в стены городища, где уже ожидали накрытые на улице столы.

– Лишь три дня, – прошептал мне на ухо Стас, – Три дня и ты станешь моей.

Его дыхание согревало щеку, большая ладонь переместилась на мое запястье, затем скользнула выше по предплечью, переместилась на талию и прижала меня к его боку. Впрочем, лишь на несколько секунд, ведь как дружки жениха и невесты мы должны сидеть по разные стороны от новоиспеченных супругов.

– Стаслав очей с тебя не сводит, – весело шепнула Веда, – Мне даже жаль, что вам приходится трапезничать сидя так далеко.

– Ну, что ты… Что вы, – неловко исправилась я, поздновато рассудив, что общаюсь с женой Главы.

– Не стоит этого, Элина. То, что я теперь жена Главы Рода не означает, что я тебе госпожа, а не подруга.

– Я рада дружить с тобой, – и это была чистая правда.

Помимо синих глаз Стаса, на меня пристально смотрели еще одни. И в них была отнюдь не любовь. Захар пылал от гнева. Причем, очевидно, вызванного не столь скорой женитьбой отца, не тем, что родня мать желала ему смерти, но тем что именно мы с его братом предотвратили трагедию и от того он и Стас поменялись теперь местами. Захар – сын блудной предательницы, а Стас – тот, кто спас жизни верхушки Рода. Тот факт, что в процессе смены статусов Захар сам был спасен от смерти его отношения не менял. Конечно, ничего подобного не говорилось открыто.

Впрочем, какая теперь разница? Захар уж точно не в том положении чтоб хоть чем-то угрожать нам. Но то, что его занимает не скорбь о матери, не боль от ее предательства, а потеря наследства печалили меня. Эти черты переживут века, едва ли сильно изменившись и Вадим тому доказательство.

Я сочувствовала сестрам. В их глазах леденела печать скорби, хоть как девушки ту скрывали за болтовней и улыбками. Оставалось лишь надеяться, что вернувшись домой, в другие места, и вновь погрузившись в жизнь жен Глав Клана, они сумеют со временем отпустить случившееся.

Звуки волынок прервали мои раздумья. Когда возникший рядом Стас подал мне руку, я с готовностью поднялась. Здешние танцы довольно динамичны, чем-то отдаленно напоминают украинские народные. Я знаю только вальс и помню несколько движений клубных пати. Но, к счастью, движения тут не такие сложные, так что у меня легко получалось их повторять.

– Ты чем-то огорчена? – кружа меня по отведенной для танцев части площади, спросил Стас.

– Нет, я просто думала, – я запнулась на секунду, – Ну, о случившемся.

Стас вывел меня из круга танцующих. Мы прошли мимо столов, задержавшись на секунду, чтоб прихватить его плащ и направились в сторону ворот.

– Да, я тоже часто об этом думаю, – в тон мне проговорил парень, – Хоть Дара никогда не была добра ко мне, но Крепимиру она была верной и послушной женой и любила его детей. Что за духи одурманили ее….

– Не в духах дело, Стас. Она была верной и послушной, но в ответ получала лишь пренебрежение. Ее одурманили вовсе не духи, но иллюзия, – мы уже дошли до ворот, и Стас кивнул часовым, чтоб их открыли, – Иллюзия того, что ее любят и уважают. А еще жажда мести. Что, впрочем, не обьясняет расправы над детьми.

– Но ты воспрепятствовала этому. Спасла десяток жизней.

– Мы оба. Ты даже пьяный бегаешь быстрее меня. Кроме того, если б ты не налакался виски, мне не пришлось бы вытаскивать тебя на улицу.

Взявшись за руки, мы пробежались к реке. Уже вечерело, и мягкий приятный свет лишь слегка золотил величественные воды реки.

– Теперь отец счастлив, – произнес Стас, – Несчастье, выходит, помогло. И ему и…. мне. Я бы должен радоваться, что теперь преемник….

Он перевел взгляд на речку. Я обняла его за талию, и Стас почти рефлекторно крепче притянул меня к себе.

– Но ты не можешь. Потому, что тебе кажется – ты воспользовался ситуацией. Потому, что ты думаешь, будто не лучше Захара от того, что возвышаешься вроде бы от того, что не зависело от тебя – по самому факту рождения не от предательницы.

– Так и есть? – он посмотрел мне в глаза.

– Будь оно так, тебя бы это не беспокоило, Стас. Ты наслаждался бы ситуацией, как делал это Захар долгие годы.

– Я рад, что ты так считаешь, – он поцеловал меня в щеку, – Не хотелось бы в твоих глазах быть на него похожим.

– Ты на него не похож ни в моих, ни в чьих либо других глазах.

– Мне просто не нравится то, как меняются взгляды людей в зависимости от обстоятельств. Я против Веды ничего не имел раньше и не имею теперь. Но вчера она была опасным изгоем, а сегодня народ славит ее. То же самое и со мной. Народ словно враз забыл, кто я….

– «Толпа, рукоплещущая твоей коронации, та же толпа, что будет рукоплескать твоему обезглавливанию», – я осеклась. Не только потому, что процитировала Пратчетта, который родиться через одиннадцать веков, но и осознав, каков новый смысл этого высказывания здесь, в этом времени. Где обезглавливание не метафора, скрывающая под собой какое-нибудь публичное унижение.

–  Красиво сказано, – протянул Стас, – и, увы, правдиво. Это ты?

– Терри Пратчетт. Такой британский сказитель, – надеясь, что правильно помню, как называлась Англия в девятом веке, ответила я.

– Ты бывала там?

– Нет. Но читала некоторые его работы.

– Так что же, ты знаешь британский?

– Ага, – я пристально вгляделась в его лицо, проверяя реакцию. С каждым днем врать становилось все труднее и возможность сказать хоть толику правды, была словно бальзам на душу, – Но его рукописи я читала в переводе на наш язык. Такое делали на моей земле.

– Меня беспокоит, что даже столь ученый народ не смог противостоять Берсерковому племени, – он осекся, – Прости, Элина, я….

– Прав, – вздохнула я, – Нужно подумать о том, как защититься если они вернуться на наши земли.

Последним, что я хотела было вновь ступать на хрупкий лед, обсуждая мое мифические племя.

– Об этом позабочусь я, – проговорил Стас.

– Конечно, мужские дела не для девиц, – фыркнула я – но, поверь мне, когда-нибудь мы будем наравне с вами.

– Не бывать такому, – уверенно сказал мужчина.

– Ага, значит я влюбилась в ярого приверженца сексизма?

– Я порой не понимаю твоих речей.

– И это опровергает твою уверенность в том, что женщина не может быть не только наравне с мужчиной, но и подчас ученее него.

Вывернувшись из кольца его рук, я отступила на пару шагов.

– Дамы и господа, – я шутливо подняла указательный палец, – сейчас мы с вами станем свидетелями того, как самый упрямый из рыцарей Рода Соколов признает, что был не прав.

– А вот и нет, – одним молниеносным движением, Стас приблизился и, легко подхватив меня на руки, опрокинул на землю. Вернее, он свалился сам и потянул меня так, чтоб я безопасно приземлилась на него.

– Не все женщины, – прошептал Стас, перевернувшись так, что оказался сверху, – Только ты.

Он поцеловал меня одним из тех долгих, жарких поцелуев, от которых кружилась голова.

– Ты такая красивая, словно русалка или лесная мавка.

– Ты их видел, чтоб судить?

– Об их губительно красоте слагают легенды, – проговорил он.

– Значит, не видел, – хмыкнула я.

– Те, кто их видал не воротились домой, – тихо сказал Стас.

– Но, повстречав в лесу, ты все равно вступился за меня, хоть и не знал, кто пред тобой. Те разбойники могли ведь и попутать…

– Насилие неприемлемо, не важно к кому, – проговорил мужчина, – Что до того, кто ты – я не уверен до сих пор.

Он прижал меня к себе так крепко, что я чувствовала, как гулко бьется его сердце. Впрочем, стук моего, он тоже просто не может не чувствовать.

– Но все равно решил взять меня в жены? – тихо спросила я, – Вдруг я околдовала тебя?

– Если так, то я рад поддаться чарам.

Его руки скользили по мне, словно рисуя огненные линии. Наши тела тянулись друг-другу в древнем, словно сам мир, взаимном желании. Горячие губы прижались к моей шее, скользнули вниз, к вырезу платья.

– Прикажи мне остановиться, – прошептал он, – Иначе…

– Не останавливайся….

На чистом небе уже зажглись звезды, окружив серп растущей Луны. Восхитительное зрелище, но даже оно задержалось лишь на миг где-то с краю сознания. Его борода щекотала и слегка царапала мою кожу, руки оказались словно сразу повсюду. Окружающая реальность словно исчезла, растворилась так же, как мы друг в друге.

Поленья слабо потрескивают. Костер уже почти затух, но мне все равно тепло, даже жарко. Я лежу на его груди. Из плаща получился полуплед-полупокрывало, надо же, этот еще больше того, в который Стас меня завернул тогда в лесу.

– Доброе утро, лесная мавка, – в синих глазах играют смешинки. Но даже в предрассветном полумраке видно, что Стас едва ли спал хоть немного.

– Ты совсем не спал, да?

– Разве мог я пропустить хоть мгновение нашей первой ночи? – прошептал мужчина, – Я любовался тобой.

Я тянусь к нему и наши губы сливаются в поцелуе. Мы обнимаемся еще крепче, хоть подобное вряд ли возможно, ведь наши тела сплелись, словно цветы в венке.

– Нам пора возвращаться, – шепчу я и он нехотя отстраняется.

– Какая ты красивая, – вновь произносит он, – И ты моя.

– Я всегда буду твоей, – говорю я в ответ.

Словно пара нашкодивших подростков, мы крадемся отчаянно стараясь не хихикать. К счастью, большинство горожан крепко спят наевшись и напившись, от того наше возвращение заметили разве что часовые у ворот. Они в пол голоса отпускают шуточки, наслаждаясь тем, что я краснею, а Стас полушутя грозится расправой.

Платье раскинулось на кровати буквально сияя в лучах, льющихся в окно. Вера, оказывается, сумела сшить его и вышить всего-то за пару недель. Позволив мне лишь несколько минут им полюбоваться, Вера принялась причесывать меня. Искусные руки соорудили на моей голове нежное плетение, похожее на нынешние вечерние прически тем, что оголяло шею и пара прядок оставались распущенными, спадая на лицо. Венок источал дивный сладковатый аромат, а при ближайшем рассмотрении представлял собой ивовые ветви с плетенными в них травами – свежими, не смотря на осень. Я уже завязывала пояс на платье, когда в дверь постучали и на пороге появилась Веда. Светло голубое платье подчеркивало изумрудный цвет глаз и золото волос, шелковистой пелериной рассыпавшихся сейчас по плечам.

– С добрым утром, – поздоровалась она, – До чего ж ты хороша, девица.

Вера слегка склонив в знак уважения голову вышла. Мне было даже немного обидно за Веду от того, что отношение к ней оставалось прохладным.

– Спасибо, – поднявшись, я обняла ее.

– Это тебе, – она протянула мне изящный золотой браслет. Он представлял собой тонкий полумесяц с выгравированными на нем рунами, значения которых я не знала, – На счастье.

– Он прекрасен, – она надела браслет мне на запястье, – Я просто не могу выразить….