Текст книги "Спэнсер Коэн. Книга 1 (ЛП)"
Автор книги: Н. Р. Уолкер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)
Глава 3
– Говорю вам, было невероятно, – рассказывал я, а Лола, Габриэль, Даниэла и Эмилио глазели на меня. Мы пили кофе в тату – салоне, сидя там, где клиенты ожидали своей очереди или пролистывали тату – журналы, что стало нашей утренней воскресной традицией. Я как обычно прихлебывал зеленый чай, они – кофе, и проходил через традиционный допрос после старта нового дельца. Какой он? Он извращенец? Есть ли у него фетиш на надувные куклы? Ну, знаете… нормальные такие вопросы.
– У него на стене в гостиной висят иллюстрации, написанные им самим, – сказал я им. – Карандашные наброски, но фон – акварельный. Охеренные картины. – Я кивнул на книги по татуировкам на кофейном столике, что стоял между нами. – Ничего лучше в жизни не видел.
– Н – да? – спросил Эмилио. Как татуировщик он бы оценил то, о чем я вещал. – Он рисует мультики?
– Он делает видео – борды, которые отправляют аниматорам, – пояснил я. – Нереально круто. А еще в гостиной у него огромный рояль.
– И что, в шкафу не скрываются похожие на живых синтетические секс – куклы? – разочарованно задала вопрос Даниэла.
Эмилио шутливо насупился.
– Не все такие же извращенцы, как ты.
Он хмыкнула.
– Спасибо, малыш. – Я не смог сдержать хохот. Эмилио и Даниэла стали мне очень близкими друзьями. Арендодатели – да, но Эмилио мне как старший брат, а его красавица – жена – названная сестра.
– Значит, он симпатичный и совершенно нормальный? – спросила Лола.
Я пожал плечами.
– Настолько хорошо мы еще не знакомы, то есть секс – игрушек в ящиках я еще не видал, но да. Если существует такое понятие как «нормальный». И говорю вам, он – прекрасная замена предыдущему парню.
Габриэль прыснул.
– О, да ладно, – сказал он. – Что плохого в том, что пацан двадцати с копейками лет коллекционирует ложки, а его диваны обернуты в полиэтилен?
Я покачал головой, вспоминая первые впечатления от посещения квартиры того парня. Меня передернуло.
– То была наименьшая из проблем. Чувак был жутким как черт.
Лола рахохоталась.
– А тот говнистый супербогач перед ним? Который считал своего бойфренда приобретаемым товаром и никак не мог врубиться, почему парнишка подался в бега.
– Это я посоветовал парнишке податься в бега, – пояснил я. – Я предпочел парня с полиэтиленом и «Клороксом[4]4
Товарный знак отбеливателя для тканей и пятновыводителя.
[Закрыть]» вместо этого козла. – Было вполне реально справиться с дебилизмом Раймонда, но самовлюбленный «самодельный» миллионер Джерард считал, что за деньги можно купить любую прихоть, включая людей. Такое дерьмо со мной не прокатывало.
– И когда Человек – Рояль будет здесь? – спросил Эмилио.
Мы всегда давали моим клиентам погоняла: Человек – Клорокс, Говнистый супербогач, Шерстяной парень, Человек – Жопа. Для всех нашлись походящие. Но по какой – то причине мне не понравилась идея навесить ярлык на Эндрю, тем более что прозвище принижало его.
– Его зовут Эндрю, – заявил я и решил оставить без внимания направленные в мой адрес взгляды и распахнутый рот Даниэлы. – Он будет здесь с минуты на минуту.
Как по заказу Эндрю, выглядя, как очень привлекательный ботаник в своем свитере с ромбиками и классических брюках, остановился перед дверью в салон. Он разглядывал название, абсолютно не замечая пятерых человек, наблюдавших за ним изнутри. Покачал головой, пробормотал что – то под нос и хотел вроде постучать, но потом на секунду «завис» и опустил руку. Сделал глубокий вдох и быстро тукнул по двери, решив, вероятно, не дожидаться пока потеряет самообладание и сбежит.
– Иди, спасай его, – пихнула меня Лола своей туфлей на высоком каблуке.
До меня дошло, что я сидел и, как идиот, пялился на него.
– Точно, – сказал я и быстро зашагал к двери отпирать задвижку. – Привет, – поздоровался я.
Эндрю послал мне полуулыбку.
– Привет.
Я отступил немного назад.
– Проходи, знакомься с моей командой. – Эндрю вошел, благоухая всевозможными приятностями, и я запер дверь: технически салон не работал еще час или около того. Выглядел он потерянным и не на своем месте, таращась на всех, кто таращился на него. Казалось, он либо грохнется в обморок, либо убежит. А, может, и все сразу. – Эндрю, – начал я, положив ладонь ему на плечо и немного подтолкнув вперед. – Это Даниэла и ее муж Эмилио, они владельцы салона. С Лолой ты уже встречался, а это ее парень Габриэль или Габ, как мы его зовем. Ребята, это Эндрю.
Все четверо помахали, брякнули тихое «привет» и неловко перекинулись парой слов. Эндрю вытер ладони о бедра, поэтому пока никто не успел ничего ляпнуть, чтоб смутить его еще больше, я посмотрел на него, все еще придерживая рукой за спину, и сказал:
– Готов?
Он быстро кивнул.
– Конечно.
Повернувшись к друзьям, которые смотрели на нас и улыбались, я произнес:
– Мы пошли. Словимся позже. Запрете за нами? – я направился к входной двери, отпер ее и придержал для Эндрю.
Дверь еще не успела закрыться, и клянусь, я уловил, как Лола визгливо зашептала, что она делает только в периоды эмоционального возбуждения.
– О, боже мой! Вы видели лицо Спэнсера? – Кто – то что – то забормотал, кто – то засмеялся, но, к счастью, дверь со щелчком закрылась, и больше я ничего не услышал. По воле Господа или благодаря хорошим манерам Эндрю вроде ничего не заметил. Я же мысленно отметил: убить своих так называемых друзей.
Я указал на ведущую к пляжу улицу.
– Сюда.
Пройдя полблока в тишине и немного поболтав о его поездке до моего дома, он проговорил:
– Твои друзья классные.
Я захохотал.
– Обычно они так себя не ведут. Они реально хорошие люди. Большинство считает татуировщиков бандитами, что совсем не так. Эмилио и Даниэла – очень верные друзья, а Лола… чокнутая. Но она моя лучшая подруга. Милая, суровая и чокнутая.
– Мало кто мог бы носить розовые волосы, черно – белое полосатое платье и бирюзовые туфли.
Теперь я ухмылялся.
– Да, мало кто. Она смахивает на девочку из пятидесятых, встретившую панк – рокершу.
Он улыбнулся.
– Правда.
– За углом есть небольшой марокканский чайный дом, – поведал я ему, кивнув вверх по улице. – У них отличные завтраки. Ты ел?
– Несколько часов назад.
Господи, было воскресенье, десять часов утра.
– Ты давно встал?
– Уже успел сходить в зал.
Я покачал головой.
– Тогда аппетит должен был появиться.
– Никогда не пробовал ничего марокканского. На завтрак, конечно.
Я открыл дверь в кафе и поймал себя на том, что улыбался ему.
– Тогда сегодня у тебя первый раз.
Внутренний интерьер кафе – сочетание оранжевого, пурпурного и красного. Здесь пахло специями и лимоном. Столы из темного дерева были низкими, а скамьи устелены подушками, и я был благодарен, что мой любимый столик пустовал. Располагался он в углу возле окна, в которое проникал солнечный свет.
Я уселся и ждал того же от Эндрю. Он устроился напротив меня, оглядываясь вокруг и улыбаясь.
– Люблю это место, – признался я ему. – А этот стол? Если б можно было принеси книгу и весь день получать чай, я бы никогда не ушел. Особенно зимой, когда солнце проникает в окно.
Он улыбнулся, в уголках глаз появились морщинки, и опять меня поразило, какой же он красавец. Коротко постриженные волосы песочного цвета были зачесаны на бок, но все равно немного взъерошены. Он был чисто выбрит и пах невероятно хорошо: мылом, дезодорантом и мужчиной. Он был такой весь из себя американский мальчик – аккуратист, знавший все на свете. Я постарался представить его в одежде примерно моего стиля или в чем – то ином, нежели чем в свитере с ромбиками и классических брюках, но не преуспел. Ему все это очень шло. Если бы существовал журнал под названием «Сексуальные ботаники», он был бы на обложке.
Хозяйка, пожилая женщина по имени Зинеб, подошла к нам и сверкнула улыбкой.
– Спэнсер, давно не виделись.
– Знаю! Был занят на неделе, – сообщил я ей. – Но мой друг никогда не пробовал ничего марокканского. Как считаете, с чего ему начать?
– С хобз бчехмы с бараниной и перцем, – ответила она. – Приготовлены сегодня утром, и мсемен, твой любимый.
Я усмехнулся.
– Как всегда. Пожалуйста, с медово – инжирным вареньем.
Она закатила глаза.
– Разумеется. Чай?
– Для меня – да, пожалуйста. – Я махнул рукой на Эндрю, изумленно смотревшего на меня. – И латте с двухпроцентным молоком, без сахара и сиропа. Спасибо. – Я сделал для него заказ ровно так, как ему нравилось.
Зинеб оставила нас и выкрикнула что – то по – арабски своему мужу. Боже, я обожал это место.
– Ты запомнил? – спросил Эндрю. – Какой кофе я пью.
– Конечно, – ответил я. Будто для него никто и никогда не делал таких простых вещей. – Моя работа – помнить о тебе все.
– Да, безусловно, – сказал он, неожиданно обнаружив что – то интересное в меню.
– Что напоминает мне, – добавил я. – О любимой песне.
– Понимаешь, не так – то все легко.
– Нет, легко.
– Тогда какую песню ты любишь больше всех остальных?
– Кавер Джеффа Бакли «Аллилуйя».
Он моргнул.
– Так просто?
– Так просто.
– Хорошая песня.
– Песня прекрасная, – поправил я. – Не пойми неправильно, мне нравится версия Леонардо Коэна. Но версия Джеффа Бакли… ну… прекрасна.
– Прекрасна? Довольно громкое заявление. – Он помрачнел. – Прекрасная песня? Как ты определяешь прекрасную песню?
Я поймал себя на том, что улыбался ему.
– Не выворачивай ее наизнанку, вот как. Отбрось весь технический шлак: параметры, аккорды и прочую лабуду. Исходи из ощущений. Что ты чувствуешь здесь. – Я прижал руку с груди. – Эта песня остановит меня, где бы я ни был.
Он рассматривал меня с намеком на улыбку, но в глазах мелькнуло понимание и невысказанное согласие.
– Что ж, если ты определяешь прекрасную песню именно так, то я бы назвал «Лунную сонату» Бетховена. – Он тяжело сглотнул и пожал плечами, как бы извиняясь. – Она не крутая или что – то типа того, но это красивая песня. Хотя формально это даже не песня, а музыкальная композиция.
– Формальности в сторону, не извиняйся, – сказал я. – Никогда. Если тебе нравится, признай. Повторяй за мной… – Он в ожидании уставился на меня. И я произнес: – Моя любимая песня – музыкальная композиция Бетховена «Лунная соната», потому что она охренеть какая классная.
Он зашелся в хохоте и огляделся вокруг убедиться, не слышит ли кто мои ругательства.
– Говори, – надавил я на него.
Он прокашлялся и тихо залепетал:
– Моя любимая песня – музыкальная композиция Бетховена «Лунная соната», потому что она… охренеть какая классная.
Я хмыкнул.
– Видишь? Разве не стало лучше?
Он усмехнулся как раз в тот момент, когда Зинеб принесла наши напитки и с надеждой посмотрела на меня.
– Ну? – сказала она. – И кто твой друг?
Эндрю остолбенел, глядя на нее, а я представил их друг другу.
– Это Эндрю. Эндрю, это Зинеб, творец самого вкусного зеленого чая во всем ЛА.
Он просияла.
– Ему нравится марокканский зеленый, – обратилась она к Эндрю. – Мало кому он нравится. Купи ему чай, и ты завоюешь его сердце. – Я фыркнул, а Эндрю почти проглотил язык. – Еда скоро будет, – добавила она и удалилась, по – видимому, не обратив внимания на ужас, отразившийся на лице Эндрю.
– Она считает, мы…?
Он кивнул.
– Лучше привыкнуть, – сказал я, разворачивая чашку чая. – Нужно, чтоб публика думала, что мы встречаемся. Особенно Эли.
Брови Эндрю сошлись на переносице, но он кивнул.
– Да. Наверно.
– Не такой уж я и страшный, – брякнул я, пошутив лишь наполовину.
– Что? Нет! – яростно воскликнул он. – Ты просто… ну, знаешь…
– Нет, не знаю. – Это могло плохо закончиться. Мне практически не хотелось задавать вопрос. – Это хорошее «ну, знаешь» или плохое «ну, знаешь»?
– Хорошее, – протарахтел он. Шею покрыл слабый румянец. – Просто ты такой… стильный. – Он поежился от сказанного слова. – А я нет.
– Ну, простите мистер любитель «Заводного апельсина» и «Лунной сонаты», – парировал я с улыбкой. – Это чертовски круто.
Он покачал головой, полностью игнорируя мои слова.
– Но посмотри, как ты одет.
Я глянул на свою одежду: брюки три четверти песочного цвета, белая рубашка на пуговицах и синие замшевые «оксфорды».
– Я одет как – то не так? – спросил я. Всем всегда нравился мой стиль. – Хотел еще нацепить подтяжки, но не стал.
Он покачал головой.
– Все в порядке. И мне бы понравились подтяжки на тебе. Ты выглядишь так, словно сошел со страниц «Модного Лос – Анджелеса».
Я фыркнул.
– Ты еще и журналами занимаешься? – поинтересовался я. – Мне ты достался из «Сексуального ботаника», – признался я, а он с недоверием расхохотался. – У меня ты был на обложке. Не на какой – то там четвертой странице, как я у тебя. О нет, друг мой, у меня ты на обложке.
Он тихо хихикнул и отпил кофе.
– Окей, я переуступлю тебе обложку.
Я расплылся в улыбке.
– Спасибо!
– Сексуальный ботаник, – мягко повторил он, качая головой. – Ты бредишь.
– Я искренне верю, что ты вписываешься в обе категории, – сказал я, покрутив чашку. – И, хочется добавить, достаточно неплохо. Мне нравится, как ты одет.
Он снова вспыхнул, порозовели даже кончики ушей.
Я высунул ногу.
– Как бы то ни было, эти ботинки я люблю. Отвалил за них целое состояние.
– Заметно, – проговорил он, любуясь моими «лоферами».
Я протянул руки, чернила покрывали каждый миллиметр моей кожи от закатанных рукавов рубашки до запястий.
– Тебе нравятся мои татуировки?
Он снова застыл, но прежде чем успел ответить, Зинеб принесла наш заказ.
– Вы поделитесь между собой, мальчики? – спросила она.
– Да, – ответил я, освобождая место на столе. – Попробуем всего по чуть – чуть. – Зинеб расставила нашу еду, раздала нам тарелки и приборы и удалилась. – Попробуй сначала закуску, – сказал я ему. – Очень вкусно. Пряная баранина и средиземноморские овощи в лепешке. А мсемен – как блины. Муж Зинеб сам делает медово – инжирное варенье. Оно божественное.
Он подцепил вилкой хобз бчехму, отправил в рот и простонал – хриплым гортанным звуком, от которого мою кожу начало покалывать.
– Окей, ничего себе.
Я засмеялся, стараясь игнорировать свою реакцию на него.
– Супер, да?
Он кивнул и продолжил есть. А в перерыве задал вопрос:
– Теперь моя очередь спрашивать?
Черт. Я кивнул.
– Ага.
– Из какой части Австралии ты родом?
– Сидней.
– И живешь здесь два года?
Я кивнул, запивая еду глотком чая.
– Да.
– Почему ты переехал?
Я задумался, как лучше ответить. Мне не стоило углубляться в семейную историю перед парнем, которого, по всей видимости, я не увижу уже через месяц, поэтому решил высказаться уклончиво.
– Я ненавидел свою работу и хотел путешествовать. Билеты в ЛА были выставлены на распродажу, так что я упаковал чемодан и теперь сижу здесь.
Какое – то время он переваривал информацию. Я понятия не имел, поверил он мне или нет. Казалось, что да.
– Семья?
Боже. Ладно, может, и нет. Нужно было проработать свои способности выворачиваться из подобных ситуаций.
– Родители до сих пор женаты. Два брата. Оба младше меня.
– Они не возражали насчет твоего переезда на другой край света?
– Нет.
– Они навещали тебя? – надавил он. – Или ты бывал у них с тех пор?
Рот был забил едой, так что говорить я не мог, даже если б и хотел. Нельзя было признавать правду. Я покачал головой.
– Скучаешь по ним?
– Да. – Слово вылетело немного быстрее, чем должно было.
Он кивнул, больше для себя, чем для меня, и тогда я понял: он видел меня насквозь. К счастью, он не стал прессовать, а просто сменил тему.
– Любимая еда?
– Ты ешь ее.
– Самая нелюбимая?
– Моллюски. Я аллергик.
Его вилка тормознула на полпути к губам.
– Серьезно?
Я вытащил из кармана «ЭпиПен[5]5
Предназначен для экстренной помощи при возникновении внезапных опасных для жизни аллергических реакций (анафилактического шока) на укусы насекомых, продукты питания, лекарства или физическую нагрузку.
[Закрыть]» и поднял, чтоб он смог рассмотреть.
– Очень. Обычно я таскаю с собой такой пузырек, если питаюсь в новом месте, и, как правило, не ем выходцев из воды. – После чего в шутку добавил: – Если только он не идет в душ первым.
Эндрю рассмеялся.
– В общем, никаких морепродуктов.
Я покачал головой и убрал «ЭпиПен» обратно в карман.
– Не – а. Для полной безопасности я не ем ничего, что добывают из воды, типа рыбы, что по факту не является моллюском. Также не употребляю азиатские блюда, потому что они используют рыбный соус в качестве основы. В ресторанах приходится постоянно задавать кучу вопросов, прежде чем поесть, но до некоторых так и не доходит. Например, тайский салат из говядины? Кажется, все нормально, там же только говядина и салат, но в заправке рыбный соус. Даже парней, с которыми я работаю… ну, фальшивые свидания, – я указал на нас обоих, – мне приходится просить не есть ничего, что может спровоцировать аллергию. Если нам придется целоваться, а он только что заточил лобстера… Не очень – то хорошо будет смотреться, если я впаду в анафилактический шок перед бывшим.
Он выглядел потрясенным.
– Такое случалось?
Я послал ему улыбку.
– Нет.
На лице отразилась задумчивость, и он положил вилку на пустую тарелку.
– Ты целуешься со всеми клиентами?
– Хочешь знать, придется ли нам?
Он кивнул.
– Если это привлечет внимание Эли – да. Если это вынудит его возжелать закинуть тебя на плечо и утащить в свою пещеру, снова сделать тебя своим – да. – Я позволил ему минутку обо всем подумать; сомнений не было, в голове у него проносился видеоряд. – Клянусь, я отлично слежу за гигиеной полости рта, у меня сверхмягкие губы, а язык подключается, только если это оправдано.
Он громко загоготал и снова покраснел. Господи, он был таким простым.
– О… эм… точно.
Я поменял тарелки местами и выставил вперед блины, сбоку пристроив варенье, чтоб он смог попробовать. Что также дало ему время собраться с мыслями.
– В общем, думаю, сегодня мы могли бы пробежаться по расписанию Эли.
– Ой. – Он с трудом сглотнул. – Конечно.
– Можем провести небольшое расследование, – объяснил я. – Промониторить его «фейсбук», узнать, где он бывал, что – то подобное.
Он задумчиво кивнул.
– Окей.
– В курсе, где он живет?
Он насупился и покачал головой.
– Нет.
– Где он работает?
– В центре.
– Чем занимается?
– Работает в типографии на Уилшире.
Не так уж и далеко.
– Хобби? Зал? Любимые бары?
– Мы состоим в одном и том же клубе, но с тех пор я не видел его там, – сказал Эндрю. – Мы ходили в несколько баров в Эхо – Парке – не моя стихия.
– А какая у тебя стихия?
Он прокашлялся.
– Недалеко от его работы есть джаз – бар. Великолепная еда, невероятная музыка.
– Ты любишь джаз?
Он кивнул.
– Люблю. – С невинным выражением лица он подцепил вилкой марокканских блинчиков с медово – инжирным вареньем, закинул в рот и застонал – глубоким, хриплым, восхитительным стоном, отчего по моему телу побежали мурашки, а по члену прокатилась волна приятной боли. – О, боже мой, – пробормотал он.
Я уставился на него. Господи, что это был за звук. Если он так стонал от еды, я бы с удовольствием послушал его в постели.
– Что? – спросил он, вырывая меня из похотливого оцепенения.
Черт. Меня поймали на подглядывании. Я поерзал на стуле, стараясь подавить наполняющее член желание, и прочистил горло.
– Блинчики хороши, да?
Он кивнул.
– Очень хороши. – Он положил в рот очередную порцию, но в этот раз вздохнул. Я почти расстроился.
Зинеб появилась возле столика с проницательной улыбкой.
– Ему нравится джем, да? – спросила она и пихнула меня локтем. – Или он издает эти звуки для тебя? Заметно, что ты в восторге, Спэнсер.
Эндрю чуть не выронил вилку, но смущен был именно я. Щеки вспыхнули от прилива тепла, и мне пришлось прятаться за смехом, но я краснел. Иисусе. Хотелось умереть.
Шок Эндрю перешел в стыдливость, хотя он не стал таким же бардовым, как я.
– Было громко?
Я решил поглумиться.
– О, да.
– Ой, – тихо сказал он. Он не смеялся. Он смотрел на Зинеб. – Прошу прощения.
Она взяла со стола пустую тарелку и рассмеялась.
– Не стоит извиняться. Спэнсеру понравилось. – Она похлопала по моему плечу и отправилась обратно к стойке, а меня окатило новой волной позора.
– Мне реально неловко, – прошептал он.
Дерьмо. Я схватил его за руку и сжал ее, решив не пускать ситуацию на самотек.
– Не надо. Это моя вина. Мне не стоило… – Я покачал головой. – Хочешь уйти отсюда?
Он кивнул. Все еще держа его за руку, я поднялся и пошел к стойке, отпустив его, только чтоб оплатить по счету. Протянул Зинеб свою карту, молясь, чтоб она не смутила меня еще больше.
Не повезло. Она сладко улыбнулась.
– Я так рада видеть Спэнсера с мужчиной, благодаря которому он счастлив.
Я рассматривал возможность начать молиться богам землетрясений, чтоб они встряхнули Сан – Андреас, земля разверзлась и полностью меня поглотила. Но вместо этого стоял там как дебил, став темно – розового оттенка, и пробормотал:
– Спасибо вам, Зинеб. Вы вообще сегодня не опозорили меня.
Она вернула карту, глядя на меня в замешательстве.
– Что? Ты не влюблен в этого мальчика?
Я покачал головой и проглотил ком в горле, который, скорее всего, был моим сердцем.
– Спасибо, Зинеб. До следующего раза.
Она еще больше пришла в замешательство.
– Но, Спэнсер, на других парней ты смотришь иначе.
Чтоб не оказаться на линии огня с ложной информацией, я сграбастал руку Эндрю и потащил его из кафе, на выходе помахав Зинеб. Промчавшись около двадцати метров по улице, я отпустил его руку, упираясь ладонями в колени и переводя дыхание.
Эндрю поразил меня своим смехом. Я ожидал целый список реакций от гнева до стыда, даже возмущения. Но хохот? Я посмотрел на него.
– Чего тут веселого?
– Ты, – ответил он. – Выражение твоего лица.
– Она до чертиков смутила меня!
– Она смутила тебя? Да она всему кафе поведала, что я издаю звуки, которые тебе нравятся!
– Ну, должен сказать, твои секс – звуки – просто бомба.
Он вытаращил глаза и разинул рот.
– Мои кто?
Теперь настала моя очередь смеяться. Я выпрямился.
– Неважно. Давай просто забудем все, что она сказала.
Он глазел на меня.
– Мои секс – звуки?
– То, как ты стонал, – пояснил я, кашлянув. – Было… до ужаса сексуально.
Он скрестил руки, потом выпрямил, затем засунул в карманы. Выглядел он довольно взбешенным, но окрасивший его пылающий румянец выдал с головой.
– У тебя привычка такая – нести неуместную фигню?
– Только когда парни издают неуместные стоны, вынуждающие меня думать о развратных вещах, что приводит к озвучиванию такой фигни вслух. – Я пожал плечами. – И вообще, по мне так вполне уместно сказать правду. Твои стоны очень эротичны.
Он закрыл глаза ладонью.
– О, Господи. – Его рука опустилась вниз, и он уставился на меня. – Не могу поверить, что ты это произнес.
– Не могу поверить, что ты об этом не знаешь, – ответил я. – Никто никогда не говорил тебе?
Он был в ужасе.
– Мы не будем вести такую беседу. Вето.
Я захохотал и кивнул на тату – салон.
– Пошли, нам надо отследить твоего приятеля.
Салон был открыт. Я придержал дверь для Эндрю.
– После вас.
Он вошел внутрь и засунул руки в карманы – верный признак его нервозности или неуверенности. Эмилио пребывал на рабочем месте, а на стуле сидело знакомое лицо с обнаженной и украшенной чернилами грудью.
– Здорова, Спэнсер! – крикнул Эрик, протягивая руку.
Я ударил по его кулаку.
– Привет, мужик. – Эрик был постоянным клиентом. Я пристально посмотрел на многообещающий рисунок на его груди. – Выглядит круто.
Эмилио без отрыва от работы произнес:
– Эй, Спэнсер, можешь подать проспиртованную вату?
– Разумеется, – ответил я, направляясь к шкафу, где у него все хранилось, и положил коробку на столик рядом с его рукой. – Лола и Габ еще здесь?
– Ага, – донесся голос Лолы. – Вторая кабинка.
Я кивнул Эндрю, безмолвно приглашая пройти за мной, и повел его в дальнюю часть салона к приватным кабинкам. Шторка была слегка приоткрыта, и я нырнул в зазор головой: Габ лежал на столе, а Лола и Даниэла стояли возле него, осматривая его зажатый сосок.
– Привет, – со смешком сказал я. – Мне стоит поинтересоваться?
Габ закатил глаза.
– Лола хочет проколоть мне соски.
Я вошел, а Эндрю остался возле входа с выражением шока и нездорового любопытства на лице. Я взглянул через плечо Лолы на вытянутый и зажатый сосок Габа. Он еще не был проколот, но Лола держала в руке иглу.
– Ты собираешься колоть?
Она взволнованно кивнула.
– Даниэла контролирует, но да, я проткну кожу и вставлю маленькую штангу. – Даниэла занималась пирсингом и позаботилась, чтоб все прошло идеально.
Габ вздохнул.
– Я начинаю думать, что у моей девушки помешательство на боли.
Я фыркнул.
– Только если боль твоя, мой друг.
– Хочешь, сделаю и тебе? – спросила Даниэла.
Я инстинктивно прикрыл руками соски.
– Нет.
– Больше приятно, чем больно, – сказала Даниэла, поиграв бровями. – Поверь.
– А как насчет принца Альберта[6]6
На слэнге обозначает пирсинг пениса. Прокол идет от уздечки до уретры и вставляется кольцо, которое потом сгибают плоскогубцами.
[Закрыть]? – спросила Лола.
Мой член попытался забраться внутрь тела.
– Господи, нет.
Отсмеявшись, Лола посмотрела на Эндрю.
– Как позавтракали?
Эндрю улыбнулся ей.
– Хорошо. Ели марокканскую кухню. Походу, я издавал секс – звуки, и Зинеб заявила, что Спэнсер влюблен в меня.
Секунды три все таращились на него и изумленно молчали, пока я не зашелся в хохоте. Просто не верилось, что он это произнес.
– Ты не должен был им рассказывать!
Эндрю хмыкнул и посмотрел на моих друзей.
– Вам стоило видеть его румянец.
Я направил взгляд на Лолу.
– Он врет. У него расстройство – он патологический врун и постоянно толкает подобное дерьмо.
Эндрю рассмеялся, но когда Лола, Даниэла и Габ повернулись в его сторону, он медленно покачал головой.
– Это правда.
– Окей, – сказал я, хлопая в ладоши. – На этой ноте мы, пожалуй, и свалим.
Я попытался выпихнуть Эндрю за дверь, но он смотрел на вытянутый сосок Габа и хмурился.
– Выглядит болезненно.
Лола подняла иглу и взмахнула ресницами.
– Больно только до тех пор, пока боль не уходит.
В этот раз я схватил Эндрю за руку и потащил к задней двери салона.
– Она реально проткнет ему сосок?
Я поднес руку к замку и не успел его отпереть, как из второй кабинки донесся вопль Габа:
– Оу! Святые угодники!
Рот Эндрю распахнулся, и я кивнул.
– Можно принять как «да», – сказал я. Эндрю немного побледнел, а я открыл для него дверь. – После вас.
