Текст книги "Спэнсер Коэн. Книга 3 (ЛП)"
Автор книги: Н. Р. Уолкер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)
Я нервно выдохнул, глаза мои застилали слезы. Это было чересчур.
– Он покончил с собой, потому что был геем?
Слезы хлынули из глаз Льюиса.
– Нет. Он умер, потому что благодаря нашим родителям чувствовал себя никчемным и грязным. Всякий раз, когда они толкали очередную, полную ненависти речь о том, что делает мужчину мужчиной… Должно быть, это его убивало.
– Ты знал, что он был геем?
Льюис покачал головой.
– Нет. Он мне не говорил. У него была девушка, по крайней мере, я так считал. Мы все считали. – Он вытер лицо руками. – Но оглядываясь назад, я могу сложить два плюс два. Вижу, как его передергивало, или как напрягалась челюсть, или его глаза… Вижу, как отчаянно он сопротивлялся.
Он запрокинул голову и в попытках подавить эмоции, глядя в небо, простонал.
– Когда ты уехал…
– Когда меня выкинули, – внес я поправки. – Выбор был не мой.
Он поднял руку.
– Прости. Когда тебя выкинули, он тяжело это воспринял. Очень тяжело. То есть нам обоим было нелегко, но ему в особенности. Мне казалось, он расстроился из–за того, что родители разделили нашу семью. Но ему было двенадцать. Он уже осознавал, что его привлекали парни, и был до чертиков напуган, что родители и его вышвырнут.
– Они бы не поняли.
Льюис медленно покачал головой.
– Нет. Даже прочитав то, что он им написал, они все равно не понимают. Они считают, что так для него лучше… – По его щекам вновь покатились слезы. – Ненавижу их, Спэнсер. Ненавижу.
Я его обнял и, пока он плакал, не отпускал. Он отстранился и, стиснув челюсти, зарычал.
– Как же я зол. Я в бешенстве из–за тебя. И в гневе из–за Арчи.
– Я тоже. Долгое время я злился, обижался и пребывал в растерянности. Так и есть до сих пор, и я никогда их не прощу. Но я не смог бы себя изменить.
– Ты и не обязан, – ответил он. – Они должны любить тебя таким, какой ты есть. Родители обязаны любить своих детей, так ведь?
– Думается мне, что да.
Надув щеки, Льюис выдохнул.
– Знаешь, что бесит меня больше всего? Люди жалеют наших родителей. Они говорят всем, что ты был неблагодарным подростком, несчастным богатеньким ребенком, которому не приглянулось жить по правилам. Ты в состоянии в это поверить? А насчет Арчи им все сочувствуют. Какие они бедненькие. – Он гневно затряс головой. – Это их вина. Все, что случилось с нашей семьей, – их вина.
– И что ты будешь делать? – скрепя сердце, поинтересовался я. – Полагаю, ты работаешь в компании.
Он кивнул.
– Могу я быть полностью с тобой честен?
– Конечно.
– Я собираюсь выждать удобный момент. Старика ждет сердечный приступ, и когда это случится, я, как единственный оставшийся сын семейства Коэн, с радостью займу его место в драгоценнейшей фирме «Коэн и сыновья». Потом я отменю все пожертвования, которые в течение многих лет он делал всем этим религиозным политиканам, и перенаправлю на благотворительные акции для геев, и каждый цент будет посвящен моим братьям. – Он нервно выдохнул. – И он ни черта не сможет поделать.
– Ты бы так сделал?
– С радостью. И какие бы дивиденды я ни получил, мы делим их пополам. Спэнсер, ты должен понять: что бы я ни получил по завещанию, мы все разделим пополам.
Я от всего сердца улыбнулся.
– Я признателен, но в этом нет надобности. Я не жажду их денег. Они мне не нужны. Все необходимое мне оставила тетя Марви, а больше мне не потребуется.
Он задумчиво кивнул.
– А я–то раздумывал, чего старик так бесился. Несколько недель он был мертвенно–бледным.
Я захохотал.
– Это объясняет полученный мной приказ о запрете противоправных действий.
Он побелел.
– Что?
– Год назад приезжал Арчи и передал мне письмо.
Льюис пристально на меня посмотрел.
– Он не упоминал письмо. Не удивительно, что отец с такой легкостью его отпустил.
– Он говорил, что виделся со мной?
– Да. Сказал, что ты не стал с ним общаться. Сказал, что ты в нас не нуждаешься.
Я покачал головой.
– Льюис, не было ни дня, чтоб я в вас не нуждался. А когда он появился, я был в полнейшем раздрае. Думал, он приехал для того, чтоб попытаться все уладить. Но нет. Вел он себя неуклюже и нервно, будто не знал, что сказать. Протянул мне письмо и ушел. Я пытался вынудить его заговорить. Попробовал догнать…
Льюис похлопал меня по плечу.
– Знаешь, что я считаю? Думаю, он приехал с целью удостовериться, что сможет справиться самостоятельно. То есть если у тебя все отлично, значит, и у него может сложиться так же.
Слишком о многом предстояло поразмышлять.
– Может быть. Встретившись со мной в ЛА, он так ничего и не сказал. – Я старался разложить все по полочкам в голове. – Жаль. Если б он сказал хоть слово, я сумел бы его заверить, что все будет хорошо. Он мог бы остаться со мной. Я сделал бы что угодно.
– Нельзя себя винить, – произнес Льюис, словно только эта отвратительная истина и была ему известна. – И себя я не могу винить. Я не осуждаю Арчи за то, что он сделал. Мне жаль, что он так поступил. Боже, почему он не рассказал мне о своей гомосексуальности? Если б он сознался, я б тоже его заверил, что все будет хорошо. Посоветовал бы перебраться к тебе в Штаты. Если б это его спасло. Но честно говоря, Спэнсер, не спасло бы. Единственное, что могло бы его спасти, – любовь и одобрение матери и отца. А такого никогда бы не произошло. Этот факт Арчи знал наверняка. В конце–то концов, он видел, как они поступили с тобой. – Он выдохнул. – Полагаю, он приезжал рассказать о своей гомосексуальности и не смог вынудить себя сознаться. Но правду мы никогда не узнаем.
– Каким он вернулся? – задал я вопрос.
– Молчаливым. Замкнутым.
Я провел руками по лицу и подавил слезы, что угрожали пролиться.
– Какая потеря. Ненужная и… Боже, Льюис, если б я знал.
Он кивнул, и какое–то время мы провели в молчании, лишь разглядывали мраморное надгробие с нереалистичным изображением лежавшего под ним человека.
Он был гораздо значимее всего вот этого.
Поднялся ветер, и я оглянулся. Небо сменило свой цвет, солнце клонилось к западу. Невдалеке стояли Эндрю и Либби, читали старые надгробия.
– Я мог бы поклясться, что вы с Эндрю вместе несколько лет, – меняя тему, проговорил Льюис. – Судя по тому, как вы себя друг с другом ведете. Будто знакомы всю жизнь.
Я не отрывал глаз от Эндрю.
– Он – лучшее, что со мной случалось.
– Это заметно по тому, как ты на него смотришь.
– Он меня любит, – сказал я. А потом хохотнул, потому что говорить об этом вслух показалось глупостью. – Знаешь, что самое хреновое? – Льюис взглянул на меня и ждал продолжения, а я по–прежнему не отрывал взора от Эндрю. – Я не могу ответить ему взаимностью. Я хочу, но у меня… проблемы. Несколько лет я потратил на терапию после того, как от меня отреклись и выставили из дома мои… наши родители. – Я перевел взгляд на Льюиса. – И это взрывает мозг. Если б не мои друзья, Лола и Эмилио, а теперь еще и Эндрю, и, разумеется, тетя Марви, лежать бы мне рядом с Арчи.
Льюис нахмурился.
– Как считаешь, ты когда–нибудь сможешь? – шепотом поинтересовался он. – Сказать ему, то есть.
Я кивнул.
– За последние два месяца я продвинулся дальше, чем за несколько лет. Он относится ко мне лучше, чем сам осознает. Я знаю, что однажды смогу, остается лишь надеяться, что он сумеет подождать.
– Не сомневаюсь, что сумеет. – Он глубоко вздохнул и улыбнулся. – Я говорил серьезно про разделение дивидендов и совместное унаследование. Ты подумаешь?
– Лучше потратить все это на основание фонда имени Арчи. Почтить его память и помочь молодым бездомным представителям ЛГБТКИ–сообщества. Тем, у кого не осталось надежды.
Льюис искренне улыбнулся.
– «Фонд Арчера Коэна». Мне нравится, как звучит. Но я понятия не имею, с чего начинать. – Он нахмурил лоб.
Я улыбнулся. К нам шагали Эндрю и Либби.
– Родители Эндрю руководят похожим учреждением в ЛА. Могу предоставить тебе полную бизнес–модель.
– Серьезно?
– Я могу помогать тебе из ЛА. Информацией и бизнес–планами, и всем, чем понадобится.
Льюис взволнованно ухмыльнулся.
– Я был бы не против.
Подойдя ближе, Эндрю улыбнулся. Может, моя улыбка сделала его счастливее? Тогда–то я и обратил внимание, что он все еще держал цветы.
– Льюис? – позвал я. – Ты в курсе, где похоронена тетя Марви?
– О, конечно, – ответил он. – Я должен был сам предложить. Нам сюда.
Мы последовали за Льюисом и Либби, и Эндрю держал меня за руку. Пока мы шли, он смотрел на меня, и в его глазах я заметил незаданный вопрос. Я одарил его улыбкой и сжал руку в надежде, что он поймет: все было нормально.
– Это здесь. – Кивком Льюис указал направление и остановился возле простецкой могилы из белого мрамора. Цветов не было, и я задумался, приносили ли их сюда в принципе. Мысленно я отметил: нужно будет организовать ежемесячную доставку ее любимых роз.
Я прочитал выгравированное на надгробии имя.
– Мэрион Коэн.
По указанным датам можно было подсчитать, что не стало ее в возрасте семидесяти пяти лет, а чуть ниже были строчки из ее любимой песни. Те самые, что я вытатуировал на руке поверх роз.
Я приподнял рукав футболки и показал Льюису.
– Она всегда любила эту строчку. – Я не сумел сдержать улыбку. – «Беги туда, куда даже храбрец не пошел бы». Это про нее. – Глаза наполнились слезами. – Она была самым храбрым человеком из всех, кого я знал.
Эндрю молча обвил меня рукой и стал моей опорой, что у него великолепно выходило.
Мраморное надгробие было прекрасным, и у меня не осталось сомнений, что она проработала каждую деталь задолго до смерти. Но кое–что было упущено.
– Если слово «мама» означает человека, который о тебе заботится, любит, обеспечивает и поощряет, то она была моей мамой. Не она дала мне жизнь, но в каком–то смысле все–таки дала. Грустно, что прохожие не будут знать, что она была любима. Здесь должно говориться: «Обожаемая Спэнсером мама».
Эндрю протянул мне букет, и, сделав шаг вперед, я положил розы на могилу.
– Я думаю о тебе каждый день, – обратился я к ней. – В твою честь по–прежнему пью зеленый чай. По–прежнему проигрываю твои любимые пластинки. По–прежнему готовлю по твоим любимым рецептам. Я стал тем, кем стал, потому что ты мне разрешала. И я всегда буду тебе благодарен. – Я позволил слезам скатиться, плакать мне было не стыдно. – Она меня любила, тогда как никто больше не любил.
Эндрю встал рядом со мной, обнял за талию и прислонился лбом к моему плечу. Не произнеся ни слова, он дал мне понять, что я не был одинок. Я развернулся, и, притянув к себе, он крепко меня обнял. Обвил рукой мою шею и чмокнул в висок. Я вдыхал его аромат и наслаждался этой надежностью, этим теплом, которые отыскал в его руках.
Удерживая Эндрю одной рукой, я посмотрел на Льюиса. Они с Либби стояли чуть позади, у обоих слезились глаза.
– У нее была похоронная служба?
Он кивнул.
– Только на кладбище.
Я улыбнулся.
– Она ненавидела церкви.
– Пришло море людей.
– Жаль, я не знал.
Льюис насупился.
– У тебя есть полное право злиться, что тебе не сообщили. Прости, что не сказал. Я должен был. Извини.
– Я злюсь не на тебя, – заверил я.
– Какая–то лажа, – прошептал Льюис. – Кругом.
Я глубоко вдохнул и неспешно выдохнул.
– Знаешь что? Да. Кругом. Кроме сегодняшнего дня. Мы же можем начать с этого момента, да? Ты и я, у нас же все хорошо?
Вытирая остатки слез, Льюис провел руками по лицу, захохотал и кивнул.
– Я был бы не против.
Я отпустил Эндрю и обнял брата. Годы обид никуда не делись, но начало было положено. Он крепко меня сжал, потом похлопал по спине и шагнул назад. И от души улыбнулся.
– Хотите перекусить? Я очень хочу. Может, пообедаем?
В знак благодарности за нахождение рядом я вновь обнял Эндрю.
– Хочешь есть? – поинтересовался я.
– Ты ж меня знаешь, – ответил он. – Я всегда хочу есть.
Я улыбнулся Льюису.
– Звучит отлично.
По пути к машине Льюис задал вопрос:
– Могу я кое о чем спросить?
Я пожал плечами.
– Разумеется.
– Почему вы остановились в «Атолле»?
Я хмыкнул.
– Ну, понимаешь, изначально я подумывал остановиться в другом месте и вместо того, чтоб платить отцу хотя бы цент, сделал бы выручку конкуренту. Но потом до меня дошло, что возможность поспать с мужчиной в одной из его постелей просто превосходная, и я решил от нее не отказываться.
Льюис остановился и уставился на меня поверх крыши машины. Потом откинул голову назад и расхохотался.
– Боже мой, ничего смешнее за весь день не слышал.
Мы забрались в машину, и Эндрю явно пребывал в замешательстве.
– В одной из постелей твоего отца?
– Сетью отелей «Атолл», – отозвался я, – владеет мой отец.
Рот Эндрю распахнулся, и он охнул.
Льюис фыркнул и втиснулся в поток машин.
– Если б ему было известно, что ты остановишься с парнем в «Атолле» в Бонди, у него случился бы удар.
Я засмеялся и поднес руку Эндрю к губам.
– Именно по этой причине я так и поступил.
Глава 12
Выбранный Либби ресторан располагался в северной части пляжа Бонди. Льюис припарковался возле отеля, и мы отправились как были, переодеваться не стали. Одежда наша была повседневной, практичной и вполне подходящей.
Мы выпивали и смеялись. Витавшее в воздухе настроение было смесью облегчения и счастья. Появилось ощущение, что Льюис давненько не испытывал подобных эмоций. И если хоть на миг мне показалось, что мое отлучение от семьи никак не повлияло на братьев, то я ошибался. Арчер столь рьяно сражался со своими собственными тайнами, что больше не смог выносить их тяжесть, а Льюис страдал в одиночестве.
Да, мой мир перевернулся с ног на голову, и меня, точно мусор, не принимали во внимание. Но у меня была тетя Марви. У меня был человек, который меня забрал и показал, что такое любовь безо всяких условностей. У моих братьев ничего подобного не было.
Я начал подумывать, что, по сути, мне повезло больше.
Льюис поднял бокал.
– За новое начало.
Мы чокнулись бокалами и повторили тост:
– За новое начало.
Льюис сделал глоток.
– Знаешь, вернувшись домой после похорон Арчи, я позвонил твоему адвокату. Пришлось набирать несколько раз, потому что не удавалось вспомнить его имя. Помню, что из–за завещания тети Марви отца чуть не хватил удар, и он привлек целую кучу адвокатов. Но я его все–таки отыскал и попросил передать новости об Арчи. По прошествии двух дней я позвонил снова, и он сказал, что говорил с тобой и передал мои контакты. Мне казалось, ты давно уже плюнул на эту семью. Я ни на секунду не осудил бы тебя, но должен был попробовать.
– Эти два дня длились бесконечно, – с любовью посмотрев на Льюиса, произнесла Либби. – Стоило телефону зазвонить, он тут же подскакивал.
– Спэнсер лежал в больнице, – не дав мне шанса пояснить самостоятельно, выпалил Эндрю.
– Чего? – Льюис улыбался, но смотрел озабоченно.
Я попытался снизить значимость произошедшего.
– Да… э–э… случилась неожиданная стычка с крабовым мясом.
Эндрю не стал мне подыгрывать.
– Он почти умер. Доктор сказал, что аллергические реакции становятся хуже, и следующая может стать последней. Ничего страшнее в жизни не видел.
– Ты был там? – спросил Льюис.
– К счастью, – ответил я. – Мы были дома у его родителей. Я танцевал с его матерью рок–н–ролл в стиле пятидесятых, а потом мы, – я махнул на Эндрю, затем указал на себя, – танцевали медленный танец под Рэя Чарльза. Как вдруг я рухнул на пол в их гостиной. Эндрю и его отец спасли мне жизнь.
– Это было в воскресенье? – прошептал Льюис. Я кивнул. – Боже. Я практически тебя потерял в день похорон Арчи. – Льюис несколько раз моргнул, словно не мог разложить в голове только что сказанные слова.
– И вы прилетели спустя всего несколько дней? – спросила Либби. Казалось, она была ошеломлена ничуть не меньше Льюиса.
– Конечно. Меня же позвал Льюис. – Я пожал плечами и послал ей улыбку. Я чувствовал на себе взгляд Льюиса, но посмотреть на него не мог. День и без того прошел эмоционально, и, честно говоря, от слез уже тошнило.
– Я рада, что вы приехали, – произнесла Либби.
– Я тоже рад своему приезду, – отозвался Эндрю и сжал мою лежавшую на бедре руку.
Я приподнял наши соединенные руки, опустил их на стол и переплел наши пальцы.
– И я.
Льюис обнял Либби.
– Эндрю, Спэнсер рассказывал, что твои родители руководят фондом для нуждающихся в помощи людей?
– Да. Фонд «Акация» – третий ребенок моей матери.
Льюис пересказал наш разговор насчет возможного основания центра для детей из ЛГБТКИ–сообщества, который будет финансироваться из наших с Льюисом дивидендов от компании отца.
Мы пообедали и выпили вина, и безостановочно болтали обо всем на свете. И сидя вместе с братом и Либби, и Эндрю, я не мог не размышлять о том, насколько все было сюрреалистично. Если б можно было остановить время и посмотреть на этот момент со стороны, впитать его в себя, я бы отметил, что все было идеально. Мой брат, которого я никак не ожидал вновь увидеть, не говоря уже о том, чтоб заслужить полнейшее одобрение и дружелюбие, и Эндрю, мой любимый мужчина… Как уже было сказано: все было идеально.
Мы решили закруглиться и вернуться в отель, попрощались, и Льюис пообещал увидеться с нами завтра. Когда мы с Эндрю добрались до нашего номера, он драматично рухнул на постель.
– Я выдохся.
Я поднял его левую ногу и стянул ботинок, потом сделал то же самое с правой ногой, после чего забрался на него и нежно поцеловал.
– Насколько выдохся?
Улыбка неспешно растянула его губы.
– Не настолько.
– Прекрасно. – Я поцеловал его глубже, основательнее. Дождался стона, оторвался от него и, присев, стащил с него кофту. Швырнул ее на пол, а он уложил меня на спину, головой на подушки, словно я ничего не весил, и разместился у меня между ног. Он углубил поцелуй, склонил голову для удобного ракурса, и его язык ворвался в мой рот.
Ну, ясно.
Командир Эндрю вернулся.
Он прервал поцелуй лишь для того, чтоб меня раздеть, и даже это длилось слишком долго. Мои опухшие губы нуждались в нем, как в воздухе. Когда мы оба были обнажены, он лег на меня сверху, и наши члены соприкоснулись. И он взял нас обоих в руку. Но хотелось мне не этого… Не это мне требовалось.
Я обхватил его лицо руками и прошептал:
– Займись со мной любовью.
Его закрытые глаза затрепетали, и я почувствовал, как по нему пробежала дрожь. Но он выполнил мою просьбу. Медленно и уверенно он подготавливал меня до тех пор, пока я не начал умолять.
– Эндрю, пожалуйста. Хочу, чтоб ты был во мне.
Комнату освещал лунный свет. Его зрачки расширились от страсти, губы распухли от поцелуев. Прекраснее он еще не выглядел. Он сел на корточки и раскатал презерватив, добавил еще смазки и направил свой член к моему входу. Оперся на руку и протолкнулся внутрь. Его глаза зажмурились, но я вынудил его смотреть на меня. Двигался он не спеша, наполнял меня, растягивал меня, а я наблюдал за каждой промелькнувшей в его глазах эмоцией.
Мы занимались любовью. Ленивые движения, нежнейшие прикосновения, сладчайшие поцелуи.
Он полностью меня дополнил. Идеальнейший пазл, недостающая частичка меня самого. Я его любил. А когда слова уже вертелись на кончике языка, он меня поцеловал.
Я не произнес их вслух, но не сомневаюсь, он сумел попробовать их на вкус.
Уснули мы в объятиях друг друга. Эмоциональное окончание эмоционального дня.
***
Проснулся я, когда Эндрю вошел в балконные стеклянные двери–купе. Он уже успел принять душ и одеться и выглядел довольно бодрым.
– Привет, – сонно прохрипел я.
Он лучезарно улыбнулся.
– Привет, соня.
– Чем занимаешься?
– Фотографирую пляж. Хочу отправить Лоле и Саре. Я заказал завтрак. Шуруй в душ и одевайся. Уже почти девять.
Я перекатился на спину и протер глаза.
– Черт. Должно быть, я переутомился. Наверняка, даже не шевелился.
Эндрю улыбнулся.
– Вчерашний день был трудным. Я не удивлен.
В чем мать родила я присел на краешек кровати, почесал голову и проигнорировал ноющую боль в заднице.
– А еще ты и твой Членомонстр.
Эндрю зашелся хохотом, раскраснелся ото лба до воротника и указал на ванную.
– В душ.
Я хмыкнул и направился в ванную комнату. Вода была горячей, что мышцы шеи и плеч приняли на ура. Я даже не заметил, что, должно быть, в какой–то момент заходил Эндрю. Но когда я вышел из душевой, дверь была закрыта, а мои вещи аккуратно лежали на тумбочке. Я надел джинсовые шорты длиной до колен и футболку, уложил волосы и, распахнув дверь, смог лицезреть причину, по которой Эндрю закрыл дверь.
На постели сидел Льюис и просматривал варианты завтрака. Эндрю сидел за столом и пил кофе. Они оба чему–то улыбались. Я явно что–то пропустил.
Я многозначительно глянул на поднос с едой, а потом на Льюиса.
– Привет. Наслаждаетесь завтраком?
Он вытер пальцы о салфетку.
– Да. Нужно больше бекона.
Я фыркнул, налил себе зеленый чай и разместился на стуле напротив Эндрю.
– Чай неплох. Спасибо.
Он разломил тост и откусил.
– На здоровье.
Льюис налил себе стакан воды.
– Ну что, какие планы на сегодня?
– Я подумывал отвести Эндрю на пляж. Но на Бонди пойти не могу. Ноги моей там не будет. А у тебя?
Льюис пожал плечами.
– Я взял отпуск на неделю. Еще до того, как узнал о твоем приезде. Могу побыть вашим такси, если хотите.
– Здорово. – Я отпил чаю, съел половину тоста и натянул ботинки. Учитывая, что на мне была футболка, Льюис мог видеть мои татуированные руки. Я поймал его за разглядыванием отдельных картинок, но вопросов он задавать не стал. А я вроде как даже порадовался. Весь вчерашний день был посвящен прошлому и моментам, которые хотелось бы изменить. Мне хотелось, чтоб день сегодняшний стал началом движения вперед, и меня посетила мысль, что он думал о том же.
– Можем выдвигаться?
Оставив поднос возле двери, мы вошли в лифт. Льюис нажал кнопку первого этажа.
– Не знаю, может, в этом будет чересчур много информации, и это действительно не мое дело, но я искренне надеюсь, что вы покрестили одну из любимейших отцовским кроватей старым гейским способом, о котором она никогда не позабудет.
Я захохотал, и двери лифта открылись.
– Поверь, если б существовала пена с эффектом памяти, следующих посетителей ждало бы неимоверное удовольствие.
Эндрю простонал.
– Спэнсер!
Льюис разразился смехом, и мы вышли в теплое сиднейское утро. Я пожал плечами и ухмыльнулся.
– Нам будто бы снова четырнадцать и шестнадцать. – Льюис захохотал, и мне стало гораздо легче, чем было за последние годы. Я обнял Эндрю за плечи. – Идем к воде. Давай проверим, умеет ли Членомонстр плавать.
Льюис фыркнул.
– Кто?
– Не важно, – ответил Эндрю и, сильно толкнув, прижал меня к стене. – Не смешно.
Я так бурно хохотал, что даже не сумел остроумно ответить, поэтому вместо этого схватил его за руку и пересек улицу. Льюис покачал головой, явно не уловив смысл шутки, но по–прежнему улыбался.
Мы здесь выросли. Правда, чаще мы посещали пляж Бронте, но и на Бонди провели немало летних деньков. Вполне символично, что из всевозможных мест в Сиднее, где мы с Льюисом могли бы наверстать упущенное, было выбрано именно это место. Мы направились в северную часть, где прогуливались местные жители. Большинство туристов обретались в южной части, но мы отправились прямиком к Флэт Рок12. Сняли ботинки и прошлись по каменному выступу, где волны встречались с землей.
– Теперь ясно, почему название именно Флэт Рок, – сказал Эндрю и окинул взглядом огромную территорию, по иронии судьбы заваленную плоскими камнями.
– Да, мы не особо напрягаемся с названиями, – ответил Льюис.
Эндрю прыснул, и я мельком увидел, как его поглотили легкий ветерок и морская дымка. Позади нас дети прыгали в воду, смеялись и испарялись в океане, солнце припекало, небо было ярко–голубым.
– Неплохой вид, – глядя на Тихий океан, произнес Эндрю.
– Очень даже неплохой, – шепотом согласился я, но смотрел только на него. От смущения он разрумянился.
– Пойдемте туда, – крикнул Льюис. Он стоял на длинной лестнице, что опоясывала скалистый утес. – Помнишь? – указывая путь, спросил он.
Разве можно было забыть? Я так быстро взлетел по чрезмерно крутой лестнице, что, оказавшись наверху, с трудом мог перевести дыхание. Льюис был не лучше, зато Эндрю дышал вполне ровно. Он хлопнул меня по плечу.
– Тебе пора начинать ходить со мной в зал.
Я усадил свой зад на перила и от него отмахнулся. Льюис сел рядом со мной, и мы наблюдали, как Эндрю шагал к открытому тренажёрному залу. Среди местных он был очень популярен, это была открытая площадка для тренировок с видом на пляж Бонди, хотя больше было похоже на соревнование между качками–спортивными наркоманами, которые изо всех сил пытались смотреться как можно выгоднее, стать больше и быть в лучшей форме, чем сосед.
Несколько парней посмотрели на Эндрю, и я заметил, как они хохотнули, решив, что ботанского вида паренек подходил лишь для насмешек. Все они стояли с голым торсом, такие загорелые и мускулистые, а Эндрю был бледным и одет был в кофту и жилет с ромбиками. Но потом Эндрю подпрыгнул, схватился за турник, и, скрестив ступни, с легкостью начал подтягиваться. И не какие–то пару раз и медленно. Потянулся он, должно быть, раз двадцать и довольно быстро. Казалось, для него это было раз плюнуть. Теперь парни смотрели на него с выражением, говорившим «о, черт», но Эндрю совершенно не обращал внимания. Он отпустил турник, ухмыльнулся и вытер руки о шорты. Затем закатал рукава до плеч и встал между двумя параллельными брусьями. Мастерски подпрыгнул, бицепсы взбугрились, поднял ноги на девяносто градусов и удерживал. Около минуты. Мышцы плеч натягивали кофту, руки были напряжены, а потом, засмеявшись, он спрыгнул и встряхнулся. И подошел к нам, словно не сделал ничего выдающегося.
– Будем считать это сегодняшней тренировкой.
Льюис пихнул меня под ребра.
– Закрой рот.
Я хмыкнул.
– Боже, Эндрю. Мне действительно стоит пойти с тобой в зал. – Потом я кивнул туда, где стояли наблюдавшие за ним парни. – Ты просто обязан снять кофту и продемонстрировать парням, что скрывается под этим жилетом.
Эндрю обернулся и очень быстро отвернулся. И полностью раскраснелся.
– Они смотрели?
Я фыркнул.
– О, Эндрю. Ты даже не представляешь.
И тут зазвонил телефон Льюиса. Он достал его из кармана и застонал. Независимо от того, хотел он или нет, мне было видно имя на экране.
«Отец».
Льюис вздохнул.
– Простите. – Он принял вызов, и, к счастью, я слышал беседу только с его стороны. – Я же говорил, что на этой неделе меня не будет… На пляже… А Крис сам не в состоянии разобраться? – Он вновь застонал. – Ладно. Подъеду через двадцать минут.
Он сбросил звонок, и его ноздри раздулись.
– Извините. Придется ехать на работу.
– Без проблем, – отозвался я. – Пересечемся вечером?
Льюис кивнул.
– Звучит отлично. – Он поднялся, а затем замер и вынул ключи. – Вот. Возьмите мою машину. Покажи Эндрю достопримечательности Сиднея.
– У меня больше нет прав. Истек срок действия, – пояснил я.
Он бросил мне ключи.
– Тогда не попадайтесь. – Он зашагал по Кэмпбелл–Параду13, поймал такси и уехал.
Я звякнул ключами.
– Ну, ладно. Куда сначала?
Он едва сдерживался, чтоб не поежиться.
– Ты собираешься сесть за руль новенькой «ауди» брата? Ты не водил несколько лет.
Я протянул ключи.
– Хочешь попробовать?
– Боже, нет.
Я расхохотался над его выражением лица, и мы отправились обратно к отелю. От мысли снова сесть за руль меня охватило глупое волнение. Я не водил машину несколько лет. Я никогда не водил в Штатах. А когда сел за руль и завел двигатель, он замурлыкал, как котенок, а я, словно идиот, ухмыльнулся.
– Думаю, по возвращении в ЛА мне стоит получить права.
Он прыснул.
– Только не задень никого.
– Доверься мне хоть чуточку. – Я дал задний ход и аккуратно выехал с парковки.
Вел я себя осмотрительно и нервно, но в основном пребывал в восторге. Ведь правду говорят: подобные умения не забываются. Я влился в поток машин на Кэмпбелл–Параде и направился в сторону города. Доехав до знакомого перекрестка, я осознал: мне было необходимо кое–что увидеть.
– Прежде чем устроить грандиозную экскурсию, сначала я хочу кое–что тебе показать.
Проехав несколько улиц, я завернул на улицу своего детства и, тормознув возле тротуара, указал на претенциозный огромный двухэтажный белый дом.
– В этом доме я вырос.
Эндрю внимательно его разглядывал.
– Ты никогда не говорил, что твоя семья владеет отелями.
– Вплоть до позавчерашнего дня у меня не было семьи.
Эндрю бросил на меня извиняющийся взгляд.
– Прости. Ты понял, о чем я.
– Понял. Здесь не о чем говорить. Сказать по правде, я старался не упоминать и не думать о них.
Эндрю понимающе кивнул. Я перевел взор на дом, и в это же мгновение открылись ворота гаража. Сердце замерло, я понятия не имел, кого увижу, заметят ли меня, а если заметят, что будет дальше.
Выехала новая модель «бмв» и остановилась. Ролловые ворота опустились, и женщина, которую прежде мне видеть не доводилось, вышла из автомобиля и забрала из почтового ящика письма.
– Кто это?
– Не знаю. – Я тщательнее всмотрелся в дом, и до меня дошло, что на балконе больше не стояли четыре огромных горшка, за которые мать отвалила целое состояние. В саду бегала собака, а у моей матери была аллергия на собак… Женщина на своем «бмв» проехала мимо нас, и тогда–то мы и обратили внимание на сидевших сзади двоих детей.
– Должно быть, они его продали и переехали.
Эндрю нахмурился и сжал мою руку. Наверно, он собирался порассуждать на тему, что родители, без сомнений, мне сообщили бы, но потом, видимо, вспомнил, что сообщать бы они не стали.
– Ты в порядке?
«Был ли я в порядке?». Секунду я пытался определиться, что чувствовал сердцем, и старался отыскать самый честный ответ.
– Знаешь что? Я в порядке. Почти десять лет этот дом не был моим. А что до родителей, то мне глубоко насрать, где они живут.
Эндрю улыбнулся.
– Покажешь, где жила тетя Марви?
Я ухмыльнулся.
– С удовольствием. – Я вывернул на улицу и проехал мимо дома, в котором провел детство.
Тот факт, что я ничего не чувствовал, был очень приятным осознанием. Возможно, мне наконец–то удалось продвинуться вперед и принять отношение родителей. А еще я отдавал себе отчет в том, что многим в этом вопросе был обязан сидевшему рядом со мной мужчине.
Именно в этом была разница между Эндрю и терапией. Терапия была сфокусирована на родителях и причиненной мне боли, тогда как Эндрю, сам того не понимая, был сфокусирован на мне. Он показал мне, что я был достоен любви, и что если у меня выйдет немного опустить свои защитные стены, это не только поможет полюбить, но и отпустить боль.
Я проехал по переулкам Дабл–Бэй14 и затормозил возле дома в стиле бунгало.
– Вот здесь мы и жили.
– Он стоит на воде?
– Да.
– Господи.
Я залился смехом.
– Теперь ты понимаешь, почему из–за завещания тети Марви отца чуть удар не хватил.
По его глазам я заметил момент озарения.
– Она оставила тебе этот дом?
Я медленно кивнул.
– Я его продал. Отсюда и деньги.
Он посмотрел на дом, потом перевел взгляд на меня.
