Текст книги "Спэнсер Коэн. Книга 3 (ЛП)"
Автор книги: Н. Р. Уолкер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
Н. Р. Уолкер
Спэнсер Коэн
Серия: Спэнсер Коэн – 3
Переводчик/редактор/оформитель – Валерия Стогова
Оформление – Наталия Павлова
Обложка – Наталия Айс
Перевод выполнен для группы – https://vk.com/beautiful_translation
ПОСВЯЩЕНИЕ
Серия посвящается каждому Спэнсеру: тем, кто лишился всего, но до сих пор надеется, тем, кто слишком боится снова полюбить, но все равно жаждет, тем, кто прошел через ад, но все равно достаточно силен, чтоб улыбаться, и тем, кто носит свои «шрамы» на коже.
Глава 1
Субботним утром, пока Эмилио заканчивал нанесение чернил на клиента, я дежурил за стойкой в тату–салоне. Я пролистывал тату–журнал и весело напевал под нос, как вдруг в дверь вошла причина моего счастья.
Эндрю.
Господи, я мог бы им упиваться. Я был так очарован его появлением, что даже не заметил двух пришедших с ним человек.
– Привет, – по–быстрому меня чмокнув, сказал он. Выглядел он таким же счастливым, как и я, и коснулся ладонью моей спины. – Спэнсер, это Шель.
О, да. Он работал с Шель, что было сокращением от имени Мишель. Они оба изготавливали визуальную анимацию в «ДримУоркс». Я передавал ей через Эндрю тату–журналы и в течение недели перекинулся с ней парой слов по телефону.
– Приятно наконец–то познакомиться.
– Взаимно. Много о тебе слышала, – улыбнувшись, произнесла она, а Эндрю закатил глаза. Шель представила стоявшую рядом с ней женщину. – Это моя девушка, Уэнди.
Я пожал ей руку.
– Спэнсер Коэн.
Мишель осмотрела меня с головы до ног и ухмыльнулась.
– Теперь понятно, почему у Эндрю стекленеют глаза, когда он о тебе рассказывает.
Он пихнул ее в плечо.
– Заткнись.
Шель рассмеялась.
– Это же правда. Я ежедневно с ним работаю, и он без остановки трещит о тебе.
Он простонал и бросил на них взгляд.
– В общем, именно для Мишель я одалживал тату–журналы и предложил ей прийти пообщаться с Эмилио. Просто осмотреть помещение и прочее, не для тату.
– Пока нет, – добавила Шель. – Но скоро.
– Он освободится примерно через полчаса, – сказал я. – Хотите присесть?
Мы уселись в зоне ожидания, где частенько «зависали» за утренним кофе или собирались на поздние ужины. Эндрю устроился рядом со мной и торопливо взял меня за руку.
– Так что вы надумали? – спросил я у Шель.
– О, я уже все нарисовала, – отозвалась она. – Ну, общий замысел. Эндрю помогал с движением тела и тому подобным.
Я глянул на Эндрю.
– Н–да?
Он пожал плечами и самодовольно улыбнулся.
– Как я уже говорил, именно в этом заключается моя работа. Только холсты Эмилио шевелятся. Мои – нет.
Шель вытащила из сумочки листок и протянула мне. На нем была изображена превосходная интерпретация Питера Пэна.
– Вау.
– Круто, да? – поинтересовалась она. – Он всегда был моим любимым персонажем.
Потом появился еще один листок.
– А это я нарисовала для Уэнди. Мы хотим сделать их вместе. – Шель улыбнулась Уэнди.
Второй рисунок прекрасно подходил для Уэнди – Питер Пэн и Динь–Динь. Я взглянул на девушек.
– Они отличные.
Закончив работу, Эмилио присоединился к нам и осмотрел рисунки.
– Ты правда их нарисовала?
Шель кивнула.
– Ага.
И тут меня посетила великолепная идея. Я повернулся к Эндрю и сжал его руку.
– Ты должен что–нибудь для меня нарисовать.
Эндрю моргнул.
– Тату?
– Да, – отозвался Эмилио и с энтузиазмом закивал. – Точно. Тогда девочки смогут увидеть, как все происходит.
– Да, – согласился я. – Я же говорил, что хочу еще одну. – Я вытянул полностью забитые руки. – Только не знаю, куда ее нанести.
Эмилио вручил Эндрю лист бумаги и ручку. Эндрю побледнел.
– Прямо сейчас? Спэнсер набьет ее сейчас?
Я кивнул.
– Я только «за».
– Да! – воскликнула Шель. – Давай!
Эндрю опустил ручку на листок, замер и уставился на меня.
– Ты серьезно вытатуируешь то, что я нарисую?
– Без сомнений.
Он положил ручку на листок.
– Тогда стоит подождать. Я тщательно ее проработаю. Хочу, чтоб все было идеально.
– Окей, для большого рисунка будет справедливо, – произнес я. – А сейчас нарисуй по–быстрому что–нибудь маленькое. У меня вот тут есть местечко. – Я показал на пустое пространство размером с квадрат возле локтя.
– И ее ты тоже набьешь? – спросил Эндрю.
– Ну да, но она же крошечная и впишется в общий «рукав». Просто что–нибудь маленькое.
Он покачал головой и о чем–то задумался.
– Э–э…
Затем Эмилио проговорил:
– Когда ты думаешь о Спэнсере, что первое приходит на ум?
Секунду Эндрю в меня всматривался, а потом улыбнулся. Он опустил ручку на листок и полсекунды рисовал. Точнее не совсем рисовал, скорее писал. Он развернул лист и показал мне. Я уставился на него, а он резво пояснил:
– Это скрипичный ключ и размер шесть восьмых.
Я перевел взгляд на него. Я понимал, что конкретно это означало.
– Для песни «Аллилуйя», – продолжил он объяснять остальным, наблюдавшим за нами. – Именно с этого начинается партитура.
Я был не способен отвести от него глаз. И не знал, что сказать. Было так прекрасно. Он посмотрел на меня и улыбнулся.
– Тебе нравится? – спросил он.
Я покачал головой. Нет.
– Я в восторге. Это…
Эмилио, не обращая внимания на происходившее между мной и Эндрю, забрал листок.
– Клево. – Он хлопнул меня по ноге. – Идем, я сделаю.
Все еще не отрывая взора от Эндрю, я поднялся и направился следом за Эмилио. Только вот сделал я всего несколько шагов, а потом вернулся к Эндрю, приподнял его лицо и поцеловал.
– Идеально.
Когда я уходил, он тяжело дышал и раскраснелся. А я плюхнулся на кресло Эмилио. Миллион раз он набивал мне татухи, поэтому все было знакомо и даже почти успокаивало. Пока Эмилио готовил оборудование, осторожно вошел Эндрю.
– Можно я посмотрю?
– Разумеется, – ответил я и протянул свободную руку.
Он моментально ее принял.
– Не верится, что ты вытатуируешь мой рисунок на своей коже.
– Мне он нравится.
– Но она же навсегда.
Я засмеялся.
– Ага, татуировки, они такие. Совершенно верно.
– Завали. Ты понял, о чем я.
– Понял.
– А что если тебе разонравится?
– Я никогда не разлюблю эту песню, – заверил я. – А тот факт, что ты точно знал, что для меня нарисовать, делает ее исключительной.
– Девочки? – позвал Эмилио. – Хотите посмотреть?
Вошли Шель и Уэнди, и Эмилио рассказал им об оборудовании и процессе. Соответствующим образом он расположил мою руку и на крошечном пространстве нетронутой кожи вытатуировал музыкальную ноту.
Эндрю покосился на меня, словно испытывал болезненные ощущения.
– Больно?
Я покачал головой.
– Не. – Кажется, я его не убедил. Поэтому я поднял руку, которую он до сих пор держал в своей руке. – Разве я был бы полностью ими покрыт, если б было больно?
Он пожал плечами и все равно вроде как сомневался в моих словах, но наклонился, чтоб рассмотреть поближе. Я не возражал. Он мог нависать надо мной подобным образом в любое время. От него исходило тепло и невероятный аромат. А потом он отпустил мою руку и для лучшего обзора подошел к Эмилио. И изучал творение своих рук.
– Отличные линии.
– Спасибо, дружище, – не теряя концентрации, сказал Эмилио. Все заняло буквально минуты две. Он откинулся назад, осмотрел свою работу и протер татуировку в последний раз. – Готово.
Я вскочил и направился к зеркалу разглядеть новое дополнение со всех сторон.
– Смотрится супер.
Когда я обернулся, Эндрю закусил нижнюю губу и вроде бы нервничал.
– Тебе нравится?
Я подошел к нему, опустил руки на его талию и поцеловал в щеку.
– Я в восторге. – Я снова уселся, а Эмилио показывал и рассказывал Шель и Уэнди о последующем уходе, и как лучше всего заботиться о татуировках. Он обернул мою руку, а когда закончил, я их спросил:
– Ну? Готовы записаться на первый прием?
Обе энергично кивнули.
– Да, конечно, – сказала Шель.
– Ну, хорошо, – произнес я и, оставив Эмилио убираться, проводил девушек к стойке. – На какой день?
Обе склонились к следующей субботе. Я записал обеих и снял копии с их рисунков для Эмилио. Они весело щебетали и решили провести день на Венис Бич.
– Эндрю? Хотите с нами?
Он быстро глянул на меня и покачал головой.
– Нет, спасибо.
Шель понимающе рассмеялась, а Эндрю велел ей заткнуться и зарделся, отчего она захохотала еще громче. Я обнял его и притянул к себе.
– У него есть предложение получше.
– Даже и не сомневаюсь, – проговорила Шель. Улыбаясь, она чмокнула его в щеку, пообещала увидеться на работе, и они вышли за дверь.
Эндрю глубоко вдохнул и отстранился.
– Рука болит?
Было два способа разыграть ситуацию. Первый: сказать ему правдивое «нет», безусловно, ничего у меня не болело. И второй: сыграть на полную катушку.
– Немного побаливает, – произнес я, поморщился и погладил свою руку.
Он сделал шаг назад, на лице запечатлелась тревога, и нежно взял меня за свежетатуированную руку.
– Правда?
– Да, мне нужно прилечь. – Я изобразил серьезность. – А тебе нужно ко мне присоединиться.
Закончив дезинфицировать кресло, в котором я сидел, Эмилио фыркнул, и Эндрю стремительно стрельнул в меня взглядом.
– Ты шутишь?
– Нет. – Я пытался не улыбаться. – Мне требуется куча внимания. Желательно в виде чего–нибудь развратного.
Эндрю вцепился пальцами в мои ребра, и я подпрыгнул.
– В таком случае ты покупаешь мне обед.
– Хорошо, я как раз голоден.
– И нам нужно вернуться в музыкальный магазин, – сказал он. – Как бы ни был хорош альбом Джеффа Бакли, ты слушаешь его слишком часто.
Я ахнул и изобразил обиду.
– Ты меня ранил. Его и нужно слушать слишком часто, и число прослушиваний не меньше бесконечности.
– Бесконечность – не число.
– Нет, число. – Я прошел к двери и, открыв ее, ждал, пока он выйдет первым. – После вас.
– Ты должен выбрать альбом, который я буду слушать на этой неделе. – Эндрю остановился и повернулся к Эмилио. – О, Эмилио? Хочешь, принесем тебе что–нибудь перекусить?
Эмилио быстро глянул на меня, потом улыбнулся и неспешно кивнул.
– Да, было бы неплохо. Спасибо.
Я обвил руками плечи Эндрю и вытянул его за дверь.
– Не смей подлизываться к моим друзьям. Эмилио всегда будет со мной согласен. Бесконечность – число.
Когда дверь закрывалась, до нас долетел смешок Эмилио, и я улыбался по пути к бургерной. И обнимал Эндрю рукой, где была набита новая тату.
Глава 2
Эндрю доел свой бургер и, откинувшись на спинку стула, радостно погладил живот.
– Так чем ты занимался утром? – спросил он.
Я отодвинул наполовину опустошенную тарелку, недоумевая от того, как же много он ел.
– Проснулся в одиночестве. – Я фыркнул. – Как в тебя помещается такое количество еды?
– Я все сжигаю в спортзале. Что поясняет, почему ты проснулся в одиночестве. Я же сказал, что ухожу.
– Я могу придумать кучу других способов сжечь калории.
Он зарделся, но ухмылка выдала его заинтересованность.
– Да неужели?
– Ага. И тебе даже не придется натягивать спортивный костюм.
– На мне будет хоть какая–то одежда?
– Безусловно, нет.
Он рассмеялся.
– Не подумал.
– Честно говоря, тот факт, что ты прячешь свое тело под тканью, – преступление против человечества.
Он почти выплюнул свой напиток, но успел собраться.
– Сомневаюсь, что человечество согласилось бы.
– Тогда либо они не правы, либо вруны. Или лесбиянки. Или входят в антиромбиковое сообщество.
Он зашелся в хохоте.
– Антиромбиковое сообщество? – Он опустил взгляд на свой жилет с ромбиками. – Раз они против ромбиков, значит, должны выступать против моего ношения таких жилетов. Таким образом, они примут сторону тех, кто предпочтет, чтоб я не носил подобную одежду, а никак не наоборот.
– Не исправляй меня при помощи логики, рассуждений и разума. Было смешнее именно так, как сказал я.
Он снова засмеялся и посмотрел на меня нежным, теплым взглядом.
– Ну? Готов к вечерней свиданке?
Мое прекрасное настроение пикировало в Дерьмовилль.
– Это не свидание.
– Я пошутил.
Глядя в стакан, я нахмурился. Мы уже обсуждали этот вопрос.
– Это работа. Мне за нее платят. Будь у меня выбор, я провел бы вечер с тобой. Ты должен знать, что для меня это всего лишь работа.
Он поднял руку.
– Спэнсер, я просто пошутил.
– Прости. – Я вздохнул. Он сказал, что пошутил, но мне стало любопытно… – Пожалуйста, Эндрю, скажи, что тебя все устраивает.
– Устраивает. – Он взял меня за руку. – Я знаю, что это всего лишь работа. Я просто прикалывался. Должно было быть смешно. Мне известно, что поход на официальный ужин с нудным стариком – последнее, чем тебе хотелось бы заняться.
– Нудным стариком?
– Ты сам его так называл.
– Верно.
– И я имею право шутить на эту тему, – заявил он. – Потому что сегодня, пока ты будешь сидеть на корпоративном ужине с несимпатичным тебе мужиком, будешь слушать речи незнакомых людей, работающих в компании, к которой ты не имеешь ни малейшего отношения, я свернусь калачиком в кресле из ротанга, буду читать книгу и слушать купленный тобой новый альбом.
Я поймал себя на том, что улыбался.
– Все равно не смешно.
Он усмехнулся.
– Да уж. Наверно, я даже спущусь вниз и побуду с Эмилио, пока он не закроет салон.
Мой рот распахнулся.
– Ненавижу тебя.
Он ухмыльнулся.
– Не правда. И не открывай вот так свой рот, или у меня может возникнуть соблазн что–нибудь туда засунуть.
Теперь я хохотнул.
– Мы можем пройти в уборную.
Он закатил глаза и взял фри с моей тарелки. Он держал ее в руке как оружие.
– Появился бы соблазн засунуть тебе в рот картошку, Спэнсер. Картошку.
– Моя идея мне нравится больше.
Он прожевал фри и выбрался из кабинки.
– Тогда пошли.
Я восторженно на него посмотрел.
– Правда?
– Нет, не в уборную, – прошептал он, забирая бургер для Эмилио со стола. – В музыкальный магазин, а потом к тебе. А затем можешь делать со мной все, что пожелаешь.
– Обещаешь?
– Зависит от того, какой альбом ты мне купишь.
– Шантаж значит?
– Нет. Считай это системой выплат и вознаграждений.
Я закатил глаза и отправился к двери, которую покорно придержал для него открытой.
– Просто чтоб ты знал: я не против шантажа. Если он означает, что весь день мы проведем в постели, тогда я только «за».
Он расхохотался и протянул руку.
– Можно я возьму тебя за руку?
– Можно, – сказал я, но в последнюю секунду руку отдернул. – Зависит от того, имею ли я свободу действий в выборе альбома.
Обдумывая мое возражение, он прищурился.
– Х–м–м, а ты умеешь торговаться. Ладно.
Я протянул руку, и он быстро ее сцапал. Вероятно, пока я не успел добавить еще каких–нибудь условий. Мы шли по улице, взявшись за руки, и всю дорогу я ухмылялся.
– И просто чтоб ты знал: если музыка окажется дерьмовой, я могу наложить вето на условие о пребывании весь день в постели.
Я закатился смехом.
– Тем лучше, что вкус у меня безупречный. И, – добавил я, – я не против поиметь тебя на диване.
Он хмыкнул.
– Я так до сих пор и не сообразил, как нам использовать кресло из ротанга.
Я остановился возле музыкального магазина, но прежде чем открыть дверь, приник к нему и зашептал:
– Если я выберу самый лучший альбом, то трахну тебя в этом кресле, когда мы вернемся домой.
Щеки его запылали, зрачки расширились, а заговорил он с придыханием:
– И как ты поймешь, что альбом самый лучший?
– Поверь, пойму. – Я распахнул дверь и дождался, пока он пройдет внутрь. Эндрю направился прямиком в джаз–секцию, а я двинул к стойке обслуживания. – Здравствуйте. Я заказывал пластинку. «Лунная соната» Вильгельма Кемпфа.
Кассир щелкнул пальцами.
– Да! Вчера получили. Не каждый день у нас заказывают классику. Сейчас принесу из кладовки.
Эндрю тихонько подошел ко мне.
– Спэнсер? Что ты сделал?
Я улыбнулся.
– Возможно, я заранее кое–что для тебя заказал.
– Ты смухлевал?
– Нет. Просто изменил ход игры.
Он покачал головой.
– Мне стоит знать, что это?
Кассир вернулся за стойку с пластинкой в руке.
– Вот. Не так–то легко достать. В настоящее время НГП1–винил не очень–то распространен, даже подержанный. – Он протянул мне пластинку, и, забрав у Эндрю бургер, я отдал ему запись.
Он уставился на нее и тяжело сглотнул.
– Выступление Кемпфа в Берлине с Берлинским филармоническим оркестром… – Он покачал головой, все еще разглядывая обложку. – Спэнсер…
– Идеально справился?
Он поднял на меня взгляд. Его глаза вспыхнули тем, что я вряд ли видел раньше.
– Да.
Кассир забрал альбом, проверил на предмет царапин и вернул в обложку. Я заплатил за него неприличную сумму денег, поблагодарил кассира, и мы ушли. Только продвинулись мы не так уж и далеко. Пройдя по улице всего несколько шагов, Эндрю остановился.
– Не верится в то, что ты сделал, – сказал он, до сих пор держа альбом так, будто тот был самым священным Граалем.
– Было не сложно, – пояснил я. – Ты говорил, что «Лунная Соната» – твоя любимая песня. Разумеется, я погуглил лучшие исполнения, почитал, что пишут на форумах единомышленники, и мне без конца попадался этот парень. – Я указал на старого чувака на обложке.
– Нет. – Эндрю покачал головой, будто я не уловил смысл. – В то, что ты сделал для меня. Ты так тщательно продумал то, что меня порадует.
– А тебя порадовало? – спросил я.
– Невероятно.
– Заказ я сделал несколько дней назад, – рассказал я. – И вроде как даже не вспоминал, пока ты не упомянул о покупке нового альбома. Я даже не был в курсе, доставлен ли он.
– И ты поспорил на самый лучший альбом, не зная, удастся ли его добыть?
– Конечно. Я бы нашел что–нибудь другое.
Он медленно покачал головой.
– Но не столь же идеальное.
– Раз уж ты вспомнил о пари, – задумчиво произнес я, – предлагаю вернуться ко мне и «обновить» кресло из ротанга.
Он хмыкнул, и слабый румянец опустился со щек на шею.
– Ты ни за что не проиграл бы спор.
Я обнял его за плечи, и мы продолжили прогулку.
– Ни за что. Разве что найдется сторона «Б» записи, где Джефф Бакли исполняет Бетховена. А так сомневаюсь, что идеальный альбом на самом деле существует.
Мы занесли Эмилио обед, а войдя в квартиру, я забрал у Эндрю альбом и положил на обеденный стол. Я не стал тратить попусту время и поцеловал его. Обнял его лицо руками и подтолкнул в сторону кресла из ротанга. Конечно, круглое, в форме тарелки, кресло, которое ко всему прочему еще и двигалось, не совсем подходило для секса, но мне хотелось принять этот вызов. И победить.
Несколько недель он глазел на это кресло и даже упоминал, что ему было интересно, настолько оно годно для секса. Поэтому я знал, что ему хотелось попробовать.
Он оторвался от меня.
– Ванная, – прошептал он, а потом скрылся в ванной комнате.
Я тут же начал скучать по вкусу его губ. Но, предположив, что он появится лишь через несколько минут после того, как приведет себя в порядок, я забрал из спальни смазку и презервативы и положил на кресло из ротанга. Потом опустил пластинку на проигрыватель, но включать не стал. Пока что.
Когда он вернулся, на нем было лишь обмотанное вокруг талии полотенце и нервная улыбка на губах. Боже, как он был великолепен. Взглянув на него, я застонал. А еще из–за того, что сулила его нагота. От предвкушения мой член запульсировал.
Неспешно Эндрю подошел к креслу из ротанга и закусил губу.
– Э–э…
– Встань на колени, – пробормотал я. – Держись за спинку, как за руль.
Пока он выполнял, я разделся и швырнул одежду куда–то за спину. Я был слишком занят наблюдением за Эндрю, чтоб замечать что–то еще. Поверх подушки кресла он постелил полотенце и опустился на колени, широко раздвинув ноги и вцепившись руками в спинку. Смотрелся он прекрасно.
Все еще стоя на полу, я протянул руку между его ног, приласкал его яйца и член, а он опустил голову и простонал. Потом я нанес смазку на пальцы и нашел его вход, а затем проник в него кончиком пальца.
К тому моменту, когда я добавил второй палец, он вертел бедрами и издавал самые восхитительные звуки. Он откинул голову назад, а в тоне послышалась нотка нетерпения.
– Спэнсер.
Уловив сигнал, я сделал шаг назад и осторожно опустил тонарм проигрывателя. Знакомое потрескивание заполнило комнату, а я раскатал презерватив, нанес больше смазки и опустился на колени позади него. Прильнул ближе и хрипло проговорил ему в шею:
– Когда–нибудь занимался сексом под любимую песню?
По его коже побежали мурашки, он нервно выдохнул, а потом безрадостно хохотнул.
– Нет.
Как только раздалась фортепианная мелодия, головкой члена я прижался к его готовой заднице, поддразнивая его точно так же, как музыка дразнила воздух. Когда вступление перетекло в нечто большее, я протолкнулся в него.
От наполненности Эндрю издал стон. Он свесил голову на грудь и обхватил спинку кресла, мышцы его плеч напряглись, отвлекая меня от нараставшего удовольствия и приятных ощущений.
Из–за нашего веса кресло начало накреняться. Поэтому я слегка подтолкнул Эндрю вперед и одновременно сильнее в него вжался. Он вскрикнул. Смесь из боли и наслаждения была мне хорошо известна. Я поцеловал его в плечо, в шею и прошептал на ухо:
– Ты такой сексуальный.
Он выгнул спину и откинул голову назад, предоставляя мне лучший доступ к своей заднице.
– Спэнсер, – пробормотал он. Музыка перешла ко второй части, сложной и изумительной, и я толкался в него под звучавший размер три четверти.
На ощупь Эндрю дотянулся до моего затылка и удерживал мои губы возле своего уха. Он изогнулся дугой, насаживался на каждый мой миллиметр, и вскоре мы с Бетховеном вошли в единый ритм.
Я обхватил его твердый член, и выступившая на кончике смазка помогала руке двигаться. Но я слишком далеко зашел, чтоб его дождаться. Ощущения были невероятными, и я уже подобрался слишком близко к краю.
– Спэнсер, – просипел он. – Твою мать.
Больше ничего и не требовалось. Лишь слетевшее с его губ мое имя и прошептанное ругательство, и оргазм меня воспламенил, как лесной пожар. Я схватил его за бедра, толкнулся в него последний раз и наполнил презерватив. Комната начала вращаться, казалось, что было одновременно тихо и шумно, и я почти потерял равновесие.
Не успел я полностью прийти в себя, как Эндрю уже стоял передо мной. Каким–то образом я очутился на ногах, а он держал меня за плечи.
– Ты в порядке? – со смешком спросил он.
– М–м–м.
Он схватил меня за руку и повел в спальню, где пихнул меня на постель лицом вниз.
– Ложись. Мы не закончили.
Мой смех приглушался подушкой.
– Я пытался продержаться дольше, но было слишком эротично.
Не замечая ничего вокруг, я почувствовал, как прогнулась кровать, а потом он раздвинул мои ноги. Затем последовали прохладная жидкость и без предупреждений и оправданий исследовавшие меня пальцы. Я простонал и схватился за покрывало. В постели мне нравилось грубое обращение. И мне нравилось, что Эндрю, тихий, стеснительный и чудаковатый Эндрю, становился своей полной противоположностью, когда дело доходило до секса. Он был у руля. Никаких сомнений. Я приподнял зад.
– Да. Вот так, – подстегнул я.
Он добавил еще несколько пальцев и минуту меня разрабатывал. Одна рука прижималась к моей спине, вторая находилась у моего входа, а он склонился надо мной. Я знал, что следующим будет его член, и жаждал его. Нуждался в нем.
– Эндрю.
Он вытащил из меня пальцы. Пока он надевал презерватив, я подложил подушку под бедра и улегся лицом в матрас. Время он зря не тратил. А просто–напросто расположился позади меня, приблизился членом к моему входу и протолкнулся внутрь.
Он не был нежен. И не медлил. Он подался вперед и ворвался в меня, растянул меня и наполнил. Я издал громкий стон и стиснул зубы.
– Черт. У тебя огромный член.
Горячо дыша мне в спину, он замер.
– Все хорошо?
– Да, – сказал я. – Боже.
Он дал мне секунду приспособиться, а потом медленно меня пронзил.
– Чуть раньше ты не довел меня до оргазма, – хрипло прошептал он.
Я засмеялся в матрас.
– Напомни, чтоб в следующий раз я опять облажался, если ты трахнешь меня точно так же.
Он толкнулся сильнее, отчего я ахнул. Он повторял снова и снова, а потом замер. Пальцы вцепились в мои бедра, и внутри меня он начал пульсировать. Господи, я чувствовал, как он кончал. Он задушено вскрикнул, вышел из меня и рухнул сверху. Грудь его тяжело вздымалась, а дыхание было рваным.
Шевелиться я не мог. Я был пришпилен к нему. Было приятно ощущать на себе его тяжесть, а когда он с меня скатился, я сразу же почувствовал себя одиноко. Я перевернулся лицом к нему и поцеловал.
– Ого.
– Никогда раньше так не делал, – прошептал он, закрыв глаза. Словно не мог на меня смотреть.
– Никогда раньше не делал что? – спросил я. – Не вминал парня в матрас? – Все еще не встречаясь со мной глазами, он кивнул. – Эндрю, серьезно, можешь делать так каждый день.
Тогда–то он на меня и взглянул.
– Тебе больно?
Я обвил его руками и притянул к себе.
– Было невероятно. Нет, мне не больно. – Я повертел задницей. – Ну, может, немного, но только потому что у тебя «агрегат» как у коня.
Он отреагировал смесью веселья и ужаса.
– Боже мой. Я сделал тебе больно?
Я захохотал.
– Нет. Сказал же: можешь иметь меня подобным образом в любое время, как только пожелаешь.
– Ох. – Явно засмущавшись, Эндрю усмехнулся. – Не знаю, что на меня нашло.
– Зато я знаю, что на тебя нашло. На кресле из ротанга я подвел тебя близко к оргазму, но кончил первым, потому что… ну… ты чересчур сексуален. И, по–видимому, близость оргазма действует на тебя не очень хорошо.
Он зашелся в хохоте, вспыхнул красным оттенком и уткнулся лицом мне в грудь.
– Господи, Спэнсер. Тебе нельзя произносить такие вещи.
Я глубоко вздохнул.
– Ты меня поражаешь, Эндрю Лэндон. Тигр в постели и котенок за ее пределами.
Он резко вскинул голову и уставился на меня.
– Что?
Он меня рассмешил.
– Ты понятия не имеешь, да? – Я принял его пустой взгляд за ответ. – Вот что меня в тебе увлекает. Ты похож на застенчивого, кроткого парня. Но внутри ты властный «верхний».
Его глаза почти выпали из орбит.
– Властный «верхний»? – Он фыркнул. – Не думаю.
– Ох, прошу прощения, минут десять назад тебя здесь не было? Не сомневаюсь, что ты очень даже решительно мной овладел.
Он всхлипнул и покачал головой. Кажется, он искренне пришел в ужас.
– Я не… Я не… Я не «верхний».
– Да ты и когда снизу, тоже властный.
– Я не властный, – тихо сказал он. – Точнее не хочу таким быть.
Я обхватил его лицо и поцеловал.
– Ты идеален. Ничего не меняй.
Он слегка нахмурился.
– Я не идеален. Ты продолжаешь так говорить, но я не такой.
Я перевернул нас и оказался на нем. Коснулся ладонями его лица и вновь поцеловал, на этот раз глубже. Отстранившись, я дождался, пока он распахнет глаза и посмотрит на меня.
– Знаешь, что сделает тебя абсолютно идеальным?
– Что же?
– Просьба довольно большая, но уверен, что ты заполучишь статус «абсолютно идеален». – Я скатился с него, поднялся с постели и направился к двери. – Выбери фильм и приготовь попкорн.
– И это сделает меня идеальным?
– Ага. А я пойду в душ.
Он крикнул:
– И ты считаешь меня властным?
– Да, считаю. – Я вошел в ванную. Моя улыбка стала еще шире, когда я заметил его зубную щетку по соседству со своей щеткой. Меня до безумия радовали простые вещи. Но я ни за что не сознался бы Эндрю, что из–за стоявших рядом щеток мое сердце билось быстрее. Гарантирую: он посчитал бы меня чокнутым. Или романтичным олухом. Или всем сразу.
Улыбка сошла на нет, когда следом за мной он прошел в душ – буквально в душевую кабину, под бежавшую воду. Он все еще был обнажен, но что–то странное произошло с выражением лица.
– Эндрю?
Что–то явно не могло подождать, словно именно в эту секунду ему требовалось рассказать мне то, что было у него на уме, или он умрет. Брови сошлись на переносице.
– Знаю, я властный. Но я не хочу быть таким. Из–за тебя я забываю себя цензурить.
Стоя под потоком воды, я открыл рот, чтоб хоть что–то сказать, но он еще не закончил.
– С Эли мне приходилось следить за своей речью и поступками. Мне не хотелось его отпугнуть. Я никогда не высказывал свое мнение. Я никогда не настаивал на своем и не приказывал ему в спальне, как делаю с тобой. – Он тяжело сглотнул и из–за водяных брызг заморгал. – Но рядом с тобой я могу быть собой. Я действительно властный. Я люблю, чтоб все делалось определенным образом. Я перфекционист. Но я не идеален. Ты видишь меня настоящего. Это и есть я.
Сказать, что меня ошеломил всплеск его эмоций, значит, не сказать ничего. Ошеломил, пригвоздил к полу и удивил. И лишил дара речи. Я притянул его к себе, потом прижал к плиткам и поцеловал с той же честностью, какую продемонстрировал он. Нет, в тот момент слов я подобрать не мог, но надеялся, что он все равно меня понял.
Когда я наконец–то отстранился, мы оба дышали с трудом. И я прошептал ему в губы:
– Никогда себя не цензурь. Ничего не меняй. – Я смотрел ему в глаза, и окруженный паром и рваным дыханием он не отводил от меня взгляда. – Ты идеален.
Он покачал головой.
– Нет.
– Для меня. Ты идеален для меня.
Наконец–то он улыбнулся, коснулся рукой моего подбородка и погладил по бороде.
– Не задерживайся. Я положу попкорн в микроволновку.
Он вышел из душевой, быстро вытерся и обернул вокруг талии полотенце. А потом ускользнул из ванной. Я улыбнулся, намылил тело и волосы, а потом вспомнил… Попкорн. Микроволновка.
«Дерьмо!».
Попкорн, что имелся у меня, нельзя было готовить в микроволновке. Он был каким–то органическим и изысканным и должен был готовиться на плите. «Черт, черт, черт!». Я выключил воду, схватил полотенце, вылетел из ванной и, пытаясь обернуть полотенце вокруг бедер, помчался на кухню. Волосы все еще были в шампуне.
– Эндрю!
Он стоял в обернутом вокруг талии полотенце и держал в руке упаковку попкорна, а дверца микроволновки была открыта. Я его напугал.
– Что?
– Не в микроволновку, – выдохнул я и, закрыв дверцу, приложил руку к сердцу. – Попкорн готовится на плите. В сковороде. И, наверно, не вся пачка, если только мы не планируем кормить голодающих.
Он посмотрел на упаковку так, будто она его оскорбила.
– А я–то думаю, почему она не похожа на те, что покупает мама.
Я рассмеялся.
– А прочитать инструкцию на упаковке желания не возникло?
– Нет. Просто решил… – Уголки его губ опустились. – Говорил же, что не готовлю. Ты толкаешь речи о моей идеальности, а я чуть не убил нас попкорном.
Я забрал у него попкорн и по–быстрому чмокнул в губы.
– Ты по–прежнему идеален. – Но потом в глаз попал шампунь, и я зажмурился. – О, черт, черт. Мой глаз!
Теперь смеялся он и, взяв за руку, повел меня в ванную.
– Не открывай глаза, – сказал он.
До меня донесся звук включившейся воды, и я почувствовал, как он снял с меня полотенце, а потом взял за руку и осторожно провел под душ.
Я сунул голову прямо под воду. Поток стекал по моему лицу и глазам, а я смывал шампунь с волос. Спустя минуту я вытерся, натянул штаны и обнаружил одетого Эндрю на диване. Босые ступни были закинуты на кофейный столик. Там же стояли две бутылки воды и миска с чипсами.
– Достал их из шкафа. Решил, что они безопаснее попкорна.
Я приподнял его подбородок и поцеловал, а потом плюхнулся на диван, почти завалившись на него как на подушку, и обнял себя его рукой.
