Текст книги "Гроб с бархатом и фиалками"

Автор книги: Н Фольдекс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

– Разве ты не сидишь? В газетах ведь писали...

Я приложил палец к губам.

– Не делай лишнего шума, девочка... Ты должна помочь мне.

Возьми меня с собой в ваше ателье, я хочу взглянуть на несколько фотографий.

– Хорошо, – согласилась она.

Я расплатился, и мы пошли. Перед этим я поручил бармену отправить Джойса домой.

Мы сели в красный спортивный кабриолет Колетты и отправились в путь. Во время поездки она без конца задавала мне вопросы. Я сказал, что меня спутали с другим и что полиция уже находится на верном пути.

В ателье мы уселись и стали рассматривать фотографии.

Опять разочарование! Кроме Миранды, я не нашел никого, кого бы знал.

Глава 6

Я вылез из такси, расплатился и свернул за угол. Перед домом No 33 я вытащил пустой лист почтовой бумаги, который нашел в Ритиной ванной.

Несколько минут я рассматривал табличку с названием фирм, после чего поднялся на второй этаж. На двери длинного коридора значилось:

Справочная служба Порт Сен-Мартен (по субботам закрыто) Сегодня была пятница. Несколько минут я звонил и стучал; но за дверью было тихо. Я снова стал стучать. По-прежнему никто не отвечал. Я уже собирался уйти, когда моя нога наткнулась на что-то твердое, что лежало под ковриком для вытирания ног. Носком ботинка я приподнял коврик и увидел ключ.

Я поднял его, сунул в замочную скважину, повернул и вошел в помещение, прикрыв за собой дверь. Я находился в холодной, пропыленной конторе.

Обстановка ее состояла из письменного стола и шкафа. У другой стены находился еще шкаф, в котором, вероятно, хранились акты и прочие документы.

Мое впечатление, что здесь никто не любил много работать, оказалось верным. Ящики письменного стола были до того пусты, что даже заржавленная булавка в одном из них могла бы сойти за археологическую находку. Я повернул ключ, который торчал в одном из ящиков стенного шкафа: здесь находились ящички служебных формуляров. Все они были точно такие же, как тот, что я нашел в ванной комнате Риты.

Шкаф имел две дверцы. Справа, в нижнем ящике, стояла бутылка коньяку с тремя звездочками. Это живо напомнило мне, что сегодня я еще не пил. Вытащив бутылку, я понюхал содержимое, вытер горлышко и хотел приложиться... Тут заскрипела дверь и начала постепенно открываться. Видимо, шкаф стоял криво.

Я машинально помог дверце открыться. Какая неожиданность! У меня непроизвольно открылся рот, и я стоял вытаращив глаза, потеряв всякий интерес к коньяку. В шкафу сидел Мальт, портье из "Корсо", и смотрел остекленевшими глазами в потолок. Его губы были цвета зеленого мха и распухли. Не знаю, было ли это следствием стрихнина или мышьяка, но во всяком случае Мальт был очень нетерпелив, когда глотнул из бутылки.

Я поставил заманчивый коньяк обратно в шкаф, приоткрыл дверь в коридор, прислушался, вышел из конторы, запер дверь на ключ и положил его под коврик.

На остановке Порт Сен-Мартен я сел в автобус и поехал вдоль бульвара.

Было мало вероятным, чтобы меня кто-нибудь видел входящим в здание или выходящим из него. Отпечатков тоже не могло остаться: я был в перчатках.

Я выпрыгнул из автобуса, свернул в переулок и поднялся на пятый этаж к квартире Джойса. При этом меня ни на минуту не оставляла мысль о Мальте. Я видел только одно основание для убийства: мой звонок к инспектору Гастону.

Видимо, после моего звонка инспектор побывал в "Корсо", задал кое-какие вопросы и переполошил всю банду. Если они нашли необходимым устранить Мальта, значит портье знал больше, чем я думал. Видимо, он был в курсе того, что знали главные участники дела. Они боялись, что Мальт может проболтаться.

На лестничной площадке четвертого этажа я остановился задумавшись. В вечер убийства портье был на своем посту, значит, он не мог быть на месте убийства. Но он видел Бервиля и позаботился о такси, в котором тот поехал домой. Как по волшебству вся сцена у сквера представилась мне... Около девяти часов вечера состоялось первое покушение на Поля, тогда шеф банды поручил Мальту тотчас же известить его, если Бервиль появится в "Корсо".

Поль пришел туда в 11.15, спросил Риту и велел Мальту вызвать такси.

Придерживая дверцу машины, в то время как Бервиль называл адрес шоферу, Мальт мог узнать цель поездки. Теперь Мальт мог позвонить шефу и сообщить ему, что Бервиль отправился на бульвар Капуцинов, 17. Шеф ответил: "О'кей, вы сами позаботитесь о Бервиле". Через четверть часа полиция находит Бервиля убитым. Мальт, как дважды два четыре, знал, кто убил Бервиля.

Дело продвигалось вперед. Банда была вынуждена действовать. Мне следовало ответить тем же.

Я открыл квартиру Джойса, повесил плащ и глотнул на кухне кальвадоса.

Сеттер, виляя хвостом, выпрыгнул из своего угла и стал вертеться у своей пустой миски. Я дал ему немного молока и сухарей, после чего мы стали хорошими друзьями.

Я вошел в спальню, где Джойс храпел так, что звенела люстра, растолкал его, после чего он, ругаясь, заковылял в ванную.

– Свобода личности, – ворчал он, – об этом ты, чертово детище, еще не слышал...

Я уселся на край ванны и ждал, когда Джойс появится из-за нейлоновой занавески. Дождавшись этого, я сообщил ему о всем случившемся. От неожиданности он чуть не проглотил зубную щетку и, отдышавшись, прохрипел:

– Черт побери! Хозяин конторы не придет в восторг, когда найдет такой подарочек в шкафу! Это доставит ему немало неприятностей!

– Вероятно, мертвеца ему засунули в шкаф неспроста. Это отучит его прятать ключ под коврик. Впрочем, неплохо было бы узнать, кому принадлежит эта лавочка.

– Это я сделаю, – отозвался Джойс, натягивая халат. – Я позвоню в Торговую палату и спрошу, кому принадлежит контора.

Мы прошли в гостиную. Некоторое время Джойс звонил по телефону, потом положил трубку.

– Что ты думаешь? Кому принадлежит эта лавочка? – возбужденно спросил он.

– Алексу Лендрю! Проживает: Импосез Будри, 16.

За окном шел снег. Блестящие снежинки танцевали за кухонным окном.

Пумперникель сидел на стуле и каждый раз, когда мимо окна пролетала снежинка, он лаял и царапал лапой стекло.

Я засучил рукава рубашки, подвязал фартук и вымыл руки, чтобы заняться приготовлением салата. На сковородке шипели два венских шницеля. Сеттер, которому их запах ударил в нос, спрыгнул со стула и побежал к плите, наклонив голову набок и умильно глядя мне в глаза.

Я уселся за обед, а Джойс уехал в справочное бюро Дулби, обещая мне оттуда позвонить. Было начало третьего, когда раздался телефонный звонок.

– Чем занимаешься? Качаешь ребенка? – спросил Джойс. – Я получил список пропавших без вести пассажиров "Изабеллы". Миранда находился в каюте второго класса вместе с м-ром Марейс из Чикаго. Во время катастрофы Марейс погиб.

– Почему, собственно говоря, затонула эта скорлупа?

– Якобы налетела на плавучую мину. Я тотчас же дал задание Дулби навести по телефону справки об этом Марейсе.

– Хорошо.

– Кое-что, я думаю, тебя заинтересует, Никки. Кажется, инспектор Гастон всерьез взялся за эту историю. Я только что встретил Джорджа Валлеса, репортера из отдела, освещающего дела, связанные с убийством. Он мне сказал, что Гастон хочет вскрыть второе завещание Бервиля, чтобы узнать, в чью пользу оно составлено.

– Ты сказал, второе?

– Да. Якобы за несколько дней до смерти он составил его.

– Ну, это меня радует, наконец-то полиция зашевелилась. Я уж думал, что эти люди проводят время, ожидая у моря погоды.

Я поблагодарил Джойса за справки и повесил трубку. Закурив сигарету, я растянулся на кушетке и стал следить за игрой снежинок.

Дело становилось все сложнее. Найти правильную разгадку его было нелегко.

Да и как это сделать? В этом сплетении из лжи, дружеских улыбок, драк, из неразберихи предположений и фактов, когда одно опровергало другое и когда все это, на первый взгляд, имело так мало общего с самим преступлением. Все это было как детские кубики, где на каждом помещается только часть картинки.

Попробуйте поломать голову, чтобы получилась целая картина!

Во всяком случае, после звонка Джойса мы несомненно получили новые, недостающие нам кубики. Главный из них: Бервиль заменил свое прежнее завещание новым. Посмотрим повнимательнее на Бервиля. Он был честен, прилежен, любил порядок и был бюрократом. Год назад он женился на красивой женщине, в которую был безумно влюблен. Как солидный человек с большим состоянием, свои личные бумаги он держал в образцовом порядке. Перед своей женитьбой он сделал завещание в пользу своей жены. И здесь происходит интересная вещь. Проходит год, и за несколько дней до смерти Поль составляет новое завещание. Кому же теперь он решил оставить свое состояние?

Я сделал глоток кальвадоса, скрестил руки на затылке и попытался размышлять дальше, но сеттер мешал мне. Ему нравилось, держа в пасти мою перчатку, носиться между стульями в ванную и обратно.

– Эй, Пумперникель, если ты не перестанешь, я задам тебе взбучку!

Собака остановилась, легла возле двери и продолжала там играть перчаткой.

Я задумчиво смотрел на него, пытаясь отыскать потерянную нить.

Неожиданная мысль заставила меня вскочить с кушетки, словно меня укусила змея. Я вынул из ящика письменного стола план города, взглянул на него и стал натягивать пиджак. Захватив плащ, я хлопнул дверью и помчался вниз по лестнице.

На углу улицы я прыгнул на подножку автобуса.

Мысль, заставившая меня выскочить из квартиры, была подсказана мне сеттером, игравшим с моей перчаткой. Мне стало ясно, что Элиан Лендрю дурачит меня.

Когда я был у нее вчера, одна из моих перчаток упала с полки над вешалкой и оставалась лежать в десяти метрах от двери. Как могла часом позже, во время прощания, моя перчатка лежать на том же самом месте, если за это время Алекс Лендрю входил и выходил через эту дверь из квартиры? Так как дверь открывается внутрь, перчатка должна была отодвинуться примерно на полметра.

Итак, Алекс был уже в квартире, или он пришел через другой ход. Но черного хода в двухкомнатной квартире Элиан не было. Я это знал точно.

Городской план мне кое-что подсказал. Дом No 5, в котором жила Элиан, и дом No 16, в котором жил Алекс, был один и тот же дом, выходивший углами на две улицы.

У Оперы я сошел с автобуса и прошел к дому No 16. Перед домом дворник счищал снег. Я рассказал ему, что я архитектор из городского строительного управления и должен посмотреть на план дома из-за монтажа новой канализации.

Он ответил, что план висит в бывшем бомбоубежище, и пошел искать ключ от подвала. Это оказалось не таким простым. Я успел уже выкурить сигарету.

Больше того. Мне пришлось заняться рассматриванием портретов, вывешенных на стены. Это были певцы, акробаты, музыканты. Большинство из них были с надписью: "Месье Дюпону". Я спросил, он ли, этот Дюпон? Он кивнул.

– А от Эдит Пиаф у вас ничего нет? – осведомился я.

Он ответил, что она так знаменита, что об этом он не может и мечтать.

– А я знаком с ней, – сказал я, – и может быть, мне удастся достать для вас ее фото с автографом.

Он был в восторге и прочитал мне маленькую лекцию о голосе Эдит Пиаф, после чего неожиданно вспомнил, что ключ со вчерашнего дня торчит в двери подвала.

Мы спустились вниз по сырой каменной лестнице.

– Если я не ошибаюсь, – начал я, подходя к своей основной теме, – в этом доме живет мой старый знакомый, месье Лендрю.

– Да, месье Лендрю живет на втором этаже, справа.

На стене подвала висел план дома. Я стал внимательно рассматривать расположение второго этажа. Квартиры не имели черных выходов. Элиан тоже жила на втором этаже, на широкой стороне блока. Кухни квартир Элиана и Алекса были смежными и в одном и том же месте на плане были обозначены кухонные шкафы. Штриховка означала, что перегородка между шкафами была досчатая. Алексу достаточно было выломать несколько досок, чтобы входить и выходить из одной квартиры в другую.

Этого мне было достаточно, и мы вышли из подвала.

– Алекс все еще сходит с ума по скачкам? – спросил я у дворника.

– О да! И как еще! Каждый полдень я вижу его, потому что он поручает мне носить конверты с деньгами в букмекерское бюро Томаса. Мне жаль его денег, но кто знает, может быть он иногда и выигрывает.

Я кивнул головой и ушел.

Мне достаточно было свернуть за угол, чтобы оказаться перед домом Элианы.

Несколько школьников бегало по улице, играя в снежки. Я прислонился к стене дома и закурил. Я чувствовал себя немного оскорбленным: по всей вероятности, обе эти куколки считали меня за полного идиота. Сначала любовный спектакль разыгрывает со мной Рита, а после сразу же ударила меня бутылкой по голове.

А сейчас еще одна новость. Оказывается, Элиан тоже разыгрывала передо мной грошовый роман.

Я бросил сигарету в сточную канаву, поднялся на второй этаж и позвонил в квартиру Элиан, нажимая на звонок до тех пор, пока не открылась дверь.

– Это ты, дорогой? – спросила она. – Что случилось?

– Ничего, – ответил я, входя и вешая пальто. – Ничего, – помолчав я добавил:

– Мы сядем в уголке и немного побеседуем, сокровище, о вещах, о которых ты забыла мне рассказать в прошлый раз.

Она серьезно посмотрела на меня своими большими серыми глазами, потом повернулась и пошла впереди меня в гостиную. У меня было такое впечатление, как будто ее мозговой аппарат работал со скоростью турбины. Мы сели. Вокруг ее глаз лежали тени, очевидно, она плохо спала. Но это не шло в ущерб ее красоте, как ни странно, она казалась еще более привлекательнее, чем обычно.

Она подняла на меня глаза и сказала:

– Не знаю, правильно ли я поступила, влюбившись до умопомрачения в совершенно неизвестного мне человека. Ты сегодня совершенно не тот, что вчера. Твой звонок поднял целую бурю в моей душе, ты, войдя, не поцеловал меня, а теперь разговариваешь со мной ледяным тоном.

Она заломила руки.

– Могу ли я доверять тебе?.. Я этого не знаю. – Уже несколько тише она добавила:

– Я чувствую себя усталой и разбитой... Ни единому человеку, как видно, нельзя доверять...

Я пустил чудесное колечко дыма к потолку. "Будь внимателен". То, что я безумно хотел близости с ней, она могла обратить в оружие против меня...

– Вы, женщины, любите поговорить о доверии, – начал я, – вы проводите дни и ночи в мучениях над вопросом, на кого можно положиться, а на кого нет.

Если же в конце концов вам попадется человек, действительно стоящий доверия, вы сейчас же обводите его вокруг пальцев... Все, что ты мне рассказывала о Бервиле, было ложью...

Она с удивленным видом выпрямилась. Движением руки я остановил ее.

– Не Бервиль хотел держать в тайне ваш брак, а ты. Это единственное условие, которое ты ему поставила. Разумеется, он сказал "да", и на этом была поставлена точка. Но почему ты хотела скрыть свой брак с Бервилем? Одна мысль о том, что ты была женой Поля, была тебе неприятна. Это обозначало бы, что твоя связь с Алексом пришла бы к концу, узнай он правду. Но видишь, надуть меня вы не сумели. Алекс тебе такой же брат, как я.

Мои слова буквально ошеломили ее. Она оторопело смотрела на меня сквозь длинные ресницы, потом закрыла лицо руками и зарыдала. Собственно говоря, она поступила так, как сделала бы на ее месте любая женщина от Клеопатры до атомной шпионки будущего. Конечно, бывают исключения, когда при таких обстоятельствах предпочитают упасть в обморок.

Но я-то знал, как надо обращаться с женщинами...

– Не надо портить себе глаза, – сказал я. – У меня нет оснований плохо думать а тебе, я убежден, что ты поступила так только потому, что ничего другого тебе не оставалось делать.

Она приложила миниатюрный носовой платочек к ресницам, чтобы вытереть несколько капель, и при этом выглядела очаровательно. Не каждый день встретишь женщину, которой идут даже слезы. Ее пальцы охватили мою руку.

– Никки, – пробормотала она, – я люблю тебя... Ты большой, сильный... Ты мужчина, и я чувствую, что могу доверять тебе... Если ты покинешь меня, я пропала...

– Хорошо, – ответил я, – в таком случае мне нужна правда, только правда и ничего кроме правды...

Она устало махнула рукой.

– Если у тебя нет желания обманывать меня, тогда расскажи мне все, без утайки, и объясни мне, что такое для тебя Алекс...

– Алекс?.. Ты прав, Алекс не брат мне. Как я должна тебе объяснить это?..

Он пасынок моего дяди, мой отец...

– Так я не пойму ни слова, – сказал я, – рассказывай все по порядку.

– Я увидела его впервые, когда мне было девятнадцать лет. Мой отец, занимаясь различными спекуляциями, потерял все свое состояние и взял меня с собой в Америку. Брат моего отца, дядя Макс, нашел там для него работу. Дядя был женат на разведенной венгерке, у которой от первого брака был взрослый сын Алекс. Когда умер отец, я вернулась в Европу. Алекс приехал вместе со мной. Он организовал здесь небольшое дело и заботился обо мне. К этому времени мы были в середине нашей большой, первой любви.

– Неплохо, – сухо проговорил я, – я могу себе представить этот роман.

Теперь он, по всей вероятности, в менее приятной фазе, с тех пор как у Алекса появился интерес к скачкам.

– Да, именно так. Он потерял много денег и, желая отыграть проигранное, залез в долги. В результате он ничего не отыграл и оказался кругом в долгах.

Его дело закрылось, он попытался открыть новое, но ему ничего не удавалось.

Не знаю, сможешь ли ты меня понять, но в чем-то я чувствую себя перед ним виноватой. И именно в его неудачах, потому что ради меня он отказался от прежней очень хорошей и выгодной службы в Америке. Так не могло больше продолжаться. Он хотел покончить с собой. К этому времени я уже работала секретарем и познакомилась с Полем Бервилем. Он был очень богат. У меня, в моем тяжелом положении, оставался один выход: согласиться на его предложение. Ну, теперь ты все знаешь...

– Меня интересует, как ты объяснила Полю свои отношения с Алексом?

Элиан встала, достала рюмки и бутылку ликера и налила его. Проделывая все это, она отвечала на мои вопросы.

– Поль и Алекс хорошо понимали друг друга. Разумеется, Поль и все наши знакомые были убеждены, что Алекс мой брат. В первое время Полю не приходило в голову сомневаться в этом.

– А позже?

– Позже, приблизительно недели за две до его смерти, Поль получил анонимку. Он показал ее мне и спросил, что я об этом думаю. В письме было написано все. Однако, сверх ожидания, Поль спокойно принял мои объяснения.

Он признал справедливым, что перед замужеством я предупредила его, что не чувствую к нему ничего, кроме дружеского доверия. И он поверил мне, когда я сказала ему, что наша большая любовь с Алексом теперь уже совсем погасла.

Я сделал хороший глоток ликера. Да, это была весьма чувствительная история, но была ли она правдива? В таких случаях я никогда не забывал, что для того, чтобы заставить проглотить ложь, ее топят в большом количестве мелких правдивых фактов. Мне очень хорошо был знаком этот трюк.

Внешняя чистота и невинность Элиан заставляли задавать себе вопрос: способна ли она лгать?

Я вытащил сигарету и стал медленно выбивать ее о портсигар. "Только не будь ребенком, – подумал я, – где ты видел женщину, не способную на ложь? ".

– Ну, будем считать, что все хорошо. Но я не могу понять, почему ты раньше не могла рассказать мне все это?

Она поставила свою рюмку.

– Ну подумай, Никки. Мы едва знакомы. Полиция считает тебя убийцей, и вдруг я тебе рассказываю все! Первое, что сделал бы каждый на твоем месте, это тотчас же уведомил полицию и навел бы ее на меня. Рассказать, что в последнее время Бервиль ссорился со своей женой, потому что она обманывала его с любовником, выдавая его за брата, к чему бы это привело?

– Стоп! Ни тебе, ни Алексу полиция ничего бы не сделала.

Ведь вы в вечер убийства сидели вместе за ужином с доктором Сараультом и никто из вас не выходил из квартиры.

– Да, конечно, об этом я не говорю, но все же я боялась, что в дело могли вмешаться газеты, репортеры всюду суют свой нос и ищут возможность порыться в грязном белье... Ведь это было бы ужасно!

– А, вот как! Я об этом не подумал.

Действительно, женщины больше всего боятся скандалов, даже больше, чем реальной опасности.

– И потому ты так плохо спала и такая разбитая?

Она вертела в пальцах рюмку, задумчиво глядя на нее, а затем как-то бессильно проговорила:

– Вчера вечером, около одиннадцати часов, мне позвонила неизвестная женщина. Она знала все об Алексе и обо мне. Она объяснила мне, что я не получу ни одного су из состояния Поля. Я спросила, почему, а она ответила:

"Потому, что не доживете до конца недели".

Элиан закрыла лицо ладонями и прошептала:

– Помоги мне, Никки, сделай что-нибудь!

Алло! – подумал я. – Это уже слишком.

Я встал и стал расхаживать по комнате.

– Разумеется, ты не имеешь ни малейшего понятия, что это была за женщина?

Элиан отрицательно покачала головой.

– Это был глубокий, грудной, томный голос.

– А-а-а... – Я остановился.

Элиан встала и подошла ко мне. Она прижалась ко мне, положила руки на плечи и попросила:

– Останься у меня. Не оставляй меня одну. Если ты должен идти, то скажи мне, по крайней мере, как я смогу найти тебя.

Я легонько отодвинул ее от себя, подошел к столу и сунул сигареты в карман. У меня не было ни малейшего желания оставаться здесь.

– Адрес тебе ничего не даст, так как я все равно не бываю дома. Кроме того, я не хочу, чтобы его нашли у тебя. Это принесет тебе неприятности.

Ее узкие пальцы нервно крутили золотую брошь на кимоно.

Ироническая улыбка появилась на ее губах.

– Вот, какие вы мужчины! Всегда разыгрываете больших героев, а когда доходит до дела, то оставляете беспомощную женщину одну. Я не думала, что ты такой же, как и другие...

С разочарованным видом она проводила меня до прихожей.

– Не беспокойся, делай всегда что можешь.

– А что я могу? Это ты мне можешь сказать?

– Один момент, – сказал я, – значит, неизвестная женщина позвонила тебе вчера и сказала, что она абсолютно против того, чтобы ты получила хоть один су из состояния Бервиля? И потому хочет тебя убить?

– Да, – ответила Элиан.

Она не могла понять, к чему я клоню.

– О'кей! – продолжал я. – Тогда ложись спать и пусть тебе приснится сладкий сон. Ты отныне в безопасности, с тобой ничего не случится, причина беспокойства отпала. Потому что ты все равно не получишь ни одного су из состояния Поля. За два дня до смерти он составил новое завещание.

Я иронически улыбнулся, повернулся и оставил ее с открытым ртом. Закрыв за собой дверь, я насвистывая стал спускаться с лестницы. У меня было такое чувство, что мне хотелось самому себе пожать руку.

На улице продолжал идти снег, но снежинки стали тяжелыми и мокрыми, поэтому на земле они превращались в грязную кашу, которую проезжающие машины разбрызгивали на пешеходов. Защищаясь от холода, я поднял воротник плаща и бесцельно пошел по улицам.

У меня не было представления, что я буду делать дальше. Но при этом я твердо знал, что наступило время что-то предпринять. Это значило поджечь фитиль, чтобы вызвать взрыв. Но где, как и чем? Об этом я не имел ни малейшего понятия. У меня складывалось такое впечатление, что я в сотый раз иду наощупь той же самой дорогой, снова и снова прохожу мимо скрытого входа и не могу его найти. Во мне медленно поднималось чувство раздражения. Все детали дела были отпечатаны в моем мозгу, но еще расплывчато, и я их видел как через молочное стекло, но контуры начали отчетливо проглядываться. Я уже знал, какова будет картина, если все кубики расставить по местам.

Круг знакомых Бервиля распался на несколько групп. Как он относился к этим группам? Кто из них принадлежит к какой группе? Кто был за него, кто против? Сколько актеров участвовало в этом спектакле? Семь: Миранда, Мальт, Болдуис, Рита, доктор Сараульт, Алекс, Элиан. Больше, пожалуй, никто.

Убийцей был один из семи. До этого вывода все было ясно.

Еще одно было совершенно ясно, за исключением одного или двух человек, все были против Бервиля. Но вопрос: действовали ли они вместе или в одиночку?

Что касается Миранды, – Мальта и Болдуиса я мог быть уверенным, что они принадлежат к одной банде, но смертельный выстрел ни один из них сделать не мог. Рита, напротив, не могла сделать выстрела в сквере, потому что в это время она находилась в самолете, выстрел же в квартире Поля она могла сделать. И несмотря на все, я в это не верил. Тот, кто мог при приглушенном свете настольной лампы на расстоянии семи метров попасть в затылок, должен быть обладателем большой порции хладнокровия и опытной руки. Женщина этого сделать не смогла бы. Стоит только вспомнить, как неловко она вела себя вчера в "Карлтоне", держа направленный в меня пистолет, с которого забыла снять предохранитель.

Если исключить всю четверку, получается, что убийцей мог быть либо Алекс, либо доктор Сараульт, либо Элиан. Но все трое в момент убийства ужинали в квартире Элиан.

Я ловил себя на том, что, к величайшей моей досаде, я на самом деле, по-видимому втрескался в Элиан. Правда, применив мою тактику, я поступил грубо, но это ни в какой степени не уменьшало моих чувств к ней.

Мне пришло в голову, что я знаю о ней только то, что она хороша, что ее темно-каштановые волосы нежно обрамляют лицо, что ее шелковистые ресницы оттеняют глаза. Но что скрывается за ее лбом, о чем она думает, об этом я не имел ни малейшего представления.

Я ломал себе голову над анонимным телефонным звонком к Элиан. Незнакомкой определенно была Рита. Такого томного, глубокого голоса не могло быть больше ни у кого. Но если мои мысли в отношении Риты были правильными, тогда этот звонок вообще не имел никакого смысла. Но меня ни на минуту не оставляла мысль, а что если Элиан действительно не имеет понятия о существовании Риты?

Как тогда объяснить, что бланк с грифом бюро Алекса попал под пудреницу Риты? В ее номере в отеле. Этот вопрос мне надо было выяснить и как можно скорей.

Я пошел к ближайшей почте, вошел в телефонную будку, позвонил в "фото Экспресс" и попросил Колетту. Мне сказали, что ее нет в ателье. По всей вероятности, она находится в гараже, где стоит ее машина. Я повесил трубку, выбежал на улицу, сел в такси и поехал к гаражу.

Колетта сидела возле заправочной на скамеечке и чистила апельсин.

– Алло, девочка, значит ты работаешь? – спросил я и сел рядом с ней.

Она протянула мне половину апельсина и ответила, что она уже полчаса ожидает свою масляную помпу.

– Ты можешь позвонить за меня? – спросил я.

– Хорошо, но почему именно я?

– Потому, что это должна быть женщина.

– А что я должна сказать?

– Все очень просто: ты телефонистка отеля "Карлтон". Ты сделаешь вид, будто звонишь оттуда. Потребуй мадемуазель Лендрю и передай ей, что мадам Сорас просила извинить ее, но завтра к чаю она прийти не сможет.

– Значит, мадам Сорас живет в "Карлтоне"?

– Да.

– А что я сделаю потом?

– Потом ты должна поговорить с м-ль Лендрю. Я хочу узнать, знают ли они друг друга.

– А если нет?

– Тогда скажи, что ты ошиблась, и повесь трубку.

Мы встали, зашли в контору и попросили у приказчика позволения позвонить.

После того, как я нашел номер телефона Элиан, Колетта набрала его. Я стал прислушиваться к их разговору.

Раздался голос Элиан.

– Мадемуазель Лендрю? – спросила Колетта.

– Да.

– Я с коммутатора отеля "Карлтон". Мадам Сорас просила вам передать, что не сможет прийти к чаю и просит ее извинить.

Какое-то мгновение на другом конце провода было молчание, потом Элиан возразила:

– Должно быть, вы ошиблись, мадемуазель, у меня не было такого уговора с мадам Сорас.

Колетта беспомощно посмотрела на меня. Я жестом дал ей понять, что она должна настаивать на своем.

– Но мадам Сорас настоятельно просила позвонить вам.

– Послушайте, мадемуазель, во-первых, мадам Сорас я ни вчера, ни позавчера не видела, а значит и не могла с ней договориться, а во-вторых, сегодня, в половине второго, мы с ней обедали, поэтому мадам Сорас сама могла принести свои извинения.

Элиан повесила трубку.

Стало ясно. Они не только знали друг друга, но и встречались.

Была ночь. Ветер свистел на улицах. В лучах автомобильных фар плясали снежинки. Откуда-то доносилось бренчание рояля. Играли "Молитву старой девы".

Я наскоро выпил чашку горячего кофе, затем позвонил в справочную Дулби.

Они еще не получили ответы из Чикаго и Касабланки. На углу, рядом с гимназией, я купил пакетик горячих каштанов, затем, протолкнувшись через толпу, спустился в метро. Был конец рабочего дня и перроны были переполнены.

Из тоннеля громыхая появился поезд. Позади меня была толкучка... Я хотел отойти от края... И тут случилось. Толчок в мою спину, я потерял равновесие и упал с высоты полутора метров на рельсы, в то время как на меня надвигалась, скрипя и пыхтя, гигантская туша электропоезда. Боже мой! Вот я и попался этим свиньям! Послышались женские крики, заскрипели тормоза, и я увидел приближающуюся ко мне рельсу высокого напряжения. Всем телом я сделал рывок, чтобы не коснуться ее, сделал невероятный поворот и распластался, вытянув руки вперед, вжавшись в грязный и мокрый гравий между рельсами.

Порыв ветра, мощный рев, шипение и поезд пронесся надо мной. Неожиданно я почувствовал тяжелый удар в левое плечо. Множество разноцветных звезд заплясало перед моими глазами.

Холодные капли падали мне на шею. Мне было холодно. Какая-то рука скользнула по моему туловищу. Слышались голоса и гудки автомобилей. На моих губах был привкус крови.

– Не двигайтесь. Дело не так плохо, – проговорил кто-то около меня.

Чуть приоткрыв глаза, я сквозь щели между веками расплывчато увидел окружающее. Надо мной склонилось чье-то лицо: врач. Он прикладывал стетоскоп к моей груди.

Снег все еще падал. Любопытные прохожие образовали вокруг моей скамейки круг. У газового фонаря с работниками метро беседовали два полицейских. Я опять закрыл глаза. Меня подташнивало. У тротуара затормозила машина.

– Сюда! – крикнул кто-то.

Послышались шаги. Меня положили на носилки и затем внесли в машину.

Где-то внизу слышались звуки музыки.

Потом больничная сестра указала на постель для меня, написав на дощечке "Макс Тартер".

Я назвался этим именем.

У меня было сотрясение мозга и мне пришлось пробыть в больнице трое суток. Моя левая ключица была вывихнута, а левая рука в гипсе.

За столом сидело несколько выздоравливающих, играя в карты. Я спросил у них, можно ли отсюда позвонить по телефону, минуя больничный коммутатор. Они ответили "да", и самый молодой из них встал и проводил меня. Мы спустились в подвальное помещение, где у входа в читальный зал была будка телефона-автомата.

Я сунул монету, позвонил Джойсу и рассказал ему о моем приключении. Я сказал ему, что нахожусь здесь под именем Макса Тартера, и попросил сейчас же приехать за мной.

На обратном пути мой провожатый показал мне на дверь в овощехранилище и объяснил, что отсюда можно незаметно выбраться на улицу, когда нет увольнительной от врача.