Текст книги "Гроб с бархатом и фиалками"

Автор книги: Н Фольдекс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Фольдекс Н
Гроб с бархатом и фиалками

Н. ФОЛЬДЕКС

ГРОБ С БАРХАТОМ И ФИАЛКАМИ

Глава 1

За последнее время бар "Келтик" мне здорово осточертел. Это был, вероятно, самый скучный кабак во всем Париже. Я был сыт им но горло. Без перерыва по пять часов бренчать на расстроенном рояле и смотреть, как зевает бармен, раскидывая меню... Каждый день у нас сидел один и тот же гость, засыпая за биржевой газетой... Шум, который ли производил своим храпом, был просто невыносим, и для такой, виртуоза как я это было просто оскорблением.

Без пятнадцати десять через заднюю дверь, как испуганная крыса, появился наш босс Сельмер и сразу же набросился на меня.

– Настроение! Настроение! Я не для того вас нанял, чтобы гости засыпали.

Ну, сыграйте теперь, Фольдекс, какой-нибудь бодрый мотив. Почему вы не играете "Альпийский вальс"?! Впрочем, для усталых современников он все равно имел бы мало значения, а вещица, которая заставила бы их проснуться, еще не написана.

Сельмер покраснел и стал орать. Я положил ему свои тридцать килограммов на фальшивый аккорд, захлопнул крышку рояля и дал понять, что я не позволю кричать на себя за какие-то паршивые шесть франков. В будущем Сельмер может сам бренчать на своем комоде.

В гардеробе, подавая ему шляпу и плащ, Иветта тихо сказала мне:

– Неужели вы покинете нас, Ники? Кто же будет рассказывать свои шутки? И поверьте мне, я всегда относилась к вам с уважением.

– Ничего, Фиалочка, – ответил я, – на следующей неделе я зайду и мы сходим вместе в кино.

Впрочем, она в самом деле недурна, эта малышка.

Я еще раз бросил прощальный взгляд на всю эту лавочку. Сельмер как раз накинулся на бармена, и я испарился через турникет. К сожалению, этой вещью нельзя было хлопнуть.

Снаружи было темно, хоть глаз выколи. Холодный, парижский зимний дождь ударил по краям моей шляпы и окончательно смыл остатки моего хорошего настроения. Я остановился, поднял воротник плаща и закурил сигарету, потом пошел, придерживаясь вдоль стен, чтобы не шлепать по лужам. Честно говоря, у меня было желание крепко выругаться, но это было бы бесцельно и от этого у меня не прибавилось бы и трех франков.

Когда я пересек площадь Сан-Филипо де Руль, мощный порыв ветра чуть не свалил меня с ног, а дождь еще сильнее забарабанил по асфальту. Длинный "крейслер" медленно проскользнул рядом со мной и остановился. Из него вышел мужчина и стал освещать карманным фонарем название улицы. Когда я подошел ближе, он крикнул мне:

Не правда ли, собачья погода? Вы, случайно, не знаете, где находится ночной клуб "Корсо".

Я ответил, что я специалист по кабаре и знаю этот клуб, как карманы собственных брюк, а также и то, что здесь его бесполезно искать, так как он находится на Монмартре.

– Объяснить мне вам дорогу трудно, – добавил я, – но если хотите, то я могу поехать с вами. Мне тоже надо в те места, я живу в ста метрах от "Корсо".

Он согласился. Мы сели в машину и тронулись. Я направлял машину разными закоулками, чтобы водитель не догадался, что мы едем, в основном, в рю Пигаль. Когда после многих поворотов стала видна неоновая реклама "Корсо", мы остановились. Вылезая из машины, человек за рулем поблагодарил меня за помощь и сказал, что такую путанную дорогу, действительно, было бы трудно объяснить.

Перед переходом улицы я должен был пропустить длинную цепь автомашин и потому я еще раз оглянулся на "Корсо". Человек с "крейслера" как раз держал открытой заднюю дверцу машины, и я увидел, как высокая дама в меховом манто с черной шелковой шалью на платинового цвета волосах выскользнула из машины и исчезла в дверях клуба.

Я проехал почти половину Парижа и не заметил, что в двух метрах позади меня в темноте сидело драгоценное существо. Так вот почему в машине веяло ароматом "Арнеджио де Ланвина".

Уже из вестибюля я заметил белый конверт, засунутый за ручку моей двери.

Ночной портье, видимо, опять вышел пропустить маленькую рюмочку, поэтому мне не было надобности бежать через вестибюль, как это я делал каждый раз из-за 2400 франков, которые я должен был за квартиру.

Придя в комнату, я бросил шляпу и плащ, вытащил из обувного ящика бутылку кальвадоса, налил себе полстакана и проглотил одним духом. После этого я взял пилочку для ногтей и осторожно вскрыл конверт. Его содержимое ошеломило меня: из конверта выпал чек на пятьсот тысяч франков и пять тысячефранковых билетов.

Я бросил якорь на краю кровати и пробежал глазами записку. Послание было от старого школьного товарища, и оно гласило:

"Воскресенье, вечер.

Мой дорогой Никки!

Час назад у одного нашего общего знакомого мне удалось получить твой адрес. Будь добр и поскорей приходи ко мне по адресу: Бульвар Капуцинов, 17, третий этаж. Я нахожусь в положении, из которого не могу выбраться. Ты знаешь мою сдержанность в жизненно-практических вещах, и единственный человек, который может мне помочь, это ты, Никки. С твоей обычной симпатичной наглостью и твоей напористостью, я уверен, что ты не бросишь меня в беде, хотя мы и ничего не слышали друг о друге в течение нескольких лет.

В спешке и заботе, твой друг Поль Бервиль.

Постскриптум: Я узнал от твоего хозяина, что ты находишься в финансовых затруднениях. Поэтому прилагаю деньги."

Разумеется, хозяин дома не упустил возможности рассказать о моей ночной жизни, о моих кутежах, неоплаченных счетах. В его глазах я был пропащим человеком.

Может быть, он и прав. Я взглянул в зеркало и стал пристально рассматривать себя. За последние годы внешне я мало изменился, но что осталось от меня – ничего! Пианист, который болтается из бара в бар, тридцать сигарет и бутылка кальвадоса в день и вечно неоплаченные счета. А когда-то я был живым, интеллигентным юношей, который верил, что сможет покорить весь мир. Поль Бервиль, наоборот, был скромным студентом-химиком, а теперь он присылает мне чек на 500 тысяч франков, не моргнув глазом, и только потому, что ему мучительна мысль, что есть люди, которые задолжали за квартиру. Судьба неразборчива: одних подымает ввысь, других загоняет в болото.

Я спрятал в карман деньги, чек и письмо, затем схватил плащ и шляпу и запер квартиру. Бросив ключ на стол портье, я вышел на улицу и остановил такси.

Десятью минутами позже я уже нажимал на электрооткрыватель двери No 17 на бульваре Капуцинов. На лестнице горел свет: она была широкой и мраморной, с зеркалами у стен. Все говорило о роскоши. Как в большинстве домов этого типа, на каждом этаже находилась только одна квартира. Дверь нужной мне квартиры на третьем этаже была приоткрыта. Я вошел.

Из передней я мог видеть открытую дверь, ведущую в ярко освещенный кабинет... И тут я увидел Поля... Конечно, наше свидание я представлял себе несколько иным. Поль Бервиль лежал на персидском ковре, и я сразу понял, что он мертв.

Я ощупал тело. Оно было еще теплым. Из раны на затылке чуть сочилась кровь. По положению трупа можно было судить, что убийца стрелял из соседнего помещения, прикрытого занавесом, рядом с которым стояли высокие часы.

Я отодвинул в сторону занавес, повернул выключатель и оказался в ванной комнате, облицованной белым кафелем. Внимательно осмотрев ее, я уселся в кресле у окна, вытащил свой серебряный портсигар и положил его вместо пепельницы на колено, после чего закурил, аккуратно спрятав погасшую спичку в карман.

Одно можно было сказать твердо: Поль определенно подозревал, что кто-то собирался его убить, иначе он не послал бы мне чек на такую большую сумму.

Для меня же теперь существовали две возможности. Первая – вернуться домой и лечь спать, оставив здесь все как есть. Бервилю теперь уже все равно ничем нельзя было помочь. Обо всем необходимом для него в дальнейшем должна была позаботиться полиция.

Вторая же возможность...

В то время, как я обдумывал все это, я бросил взгляд на труп своего теперь уже бывшего товарища. Он лежал в скрюченном положении у письменного стола. Правая рука Поля была протянута ко мне, будто он хотел поприветствовать меня. Эта деталь и определила мое окончательное решение: мне стало ясно, почему Бервиль прислал мне деньги. Он явно хотел, чтобы я сунул свой нос в это дело, пусть даже после его смерти. Может быть, еще кто-нибудь, кроме Поля, находился в опасности. Кто-нибудь, кто был ему близок.

Часы пробили три удара: было без четверти двенадцать. Время равнодушно ко всему. Я притушил сигарету, положил ее в портсигар, осторожно захлопнул его, чтобы ничего не упало на пол, и сунул в карман. После этого я опустился на колени около трупа. Я начал обыскивать карманы. Кроме обычных предметов, которые имеются у каждого в правом кармане брюк, я нашел картонный жетон из гардероба за No 268. На обратной стороне было напечатано:

Карсо Бар-варьете Рю Фонтен, 13 тел. 76-92 Я спрятал жетон и только хотел встать, когда заметил под письменным столом что-то белое. Это была маленькая записка с адресом: "Никки. Фольдекс, пианист из бара "Келтик", рю Пьер Шарон 12". Так как никто не оставляет свой адрес рядом с убитым, я спрятал записку в карман.

После этого я встал, снял свою правую перчатку и потрогал настольную лампу: она была еще горячей, но за нее уже можно было держаться. Значит, свет был выключен совсем недавно. Затем я заботливо вытер лампочку носовым платком и снова надел перчатку.

Затем я еще раз быстро взглянул на занавес для того, чтобы прикинуть расстояние выстрела, и при этом заметил нечто интересное: в нескольких сантиметрах от плинтуса телефонный провод был перерезан.

На настольном календаре (сегодня было воскресенье, 5 января) была сделана пометка от руки: "23... х... адвокат, доктор Сараульт".

Я вытащил записку с моим адресом и сравнил почерки. Они были разные.

Второй ящик письменного стола был открыт и пуст: в углу осталась только фотография Поля формата открытки.

Только я успел опустить фотографию в карман моего плаща, как внизу завыла сирена полицейской машины. Я навострил уши. Проклятие! Этого еще мне не хватало! Они остановились перед домом.

У меня не было никакого желания провести ночь в полицейском участке, играя в вопросы и ответы, поэтому я быстро выбежал в коридор, в конце которого находилась кухня. Включив свет, я отодвинул защелку двери, ведущей на черный ход. Потом я опять выключил свет, вышел на лестничную площадку и захлопнул за собой дверь. В полной темноте я спустился вниз, потом при свете спички нашел ручку двери и через мгновение был уже на улице.

Воздух был прохладным, дождь почти перестал, газовые фонари своим бледным сиянием освещали узкую улицу. Я поздравил себя с тем, что не встретил здесь полицейских, и быстрыми шагами направился вдоль темной улицы.

Вблизи Оперы я услышал из подвального бара шум голосов и, спустившись вниз, занял свободный табурет у стойки. Бармен полировал бронзовый кран кофейного автомата. Чувствовалось, что за его наморщенным лбом ворочались трудные проблемы. За столами сидели усталые шоферы такси, запоздалая публика из театра и несколько чересчур намазанных девчонок.

Я заказал кальвадос, взял стакан и уселся подальше в угол. Проглотив эту порцию и заказав еще, я почувствовал себя в настроении немного поломать голову над случившимся.

Мне многое было неясно. Во время обыска карманов я почувствовал, что одежда Поля была влажной. Значит, Поль совсем недавно, несмотря на плохую погоду, вернулся домой без пальто. Вероятно, из "Корсо", потому что жетон в кармане его брюк был из этого ресторана.

Другой пункт: открытая дверь. Если кто-то занимается убийством, то не оставляет дверь открытой. Это может привлечь внимание прохожих на лестнице и привести к преждевременному обнаружению трупа, а чем скорее он будет обнаружен, тем точнее можно установить время убийства, что может иметь для убийцы тяжелые последствия. Можно было сказать с уверенностью, что убийство было заранее продумано.

По моему мнению, только одним можно было объяснить, почему дверь была открыта.

Убийца прошел с помощью отмычки через черный ход и спрятался в ванной.

Поль пришел позднее и открыл входную дверь. Он оставил ее открытой, так как очень спешил, собираясь – тотчас же уйти. Затем он зажег в кабинете свет, чтобы достать что-то из ящика, или наоборот, что-то положить туда. В этот момент раздался выстрел и естественно закрыть дверь Поль уже не смог. В доме, видимо, никто не услышал выстрела, следовательно, на оружие был надет глушитель.

До этого все мне казалось логичным, но последующее я не мог понять. Что побудило убийцу так быстро покинуть дом через черный ход, если он даже не подумал о том, чтобы закрыть входную дверь? Вероятно, он услышал мои шаги, когда я поднимался по лестнице.

Правда, обрезанный провод телефона, недостающее пальто и бумажник с адресом моей работы ничем не объяснялись. Но эти детали меня в настоящий момент не занимали. Было кое-что более важное. Я задавал себе вопрос, могу ли я доверять своей интуиции. В большинстве кухонь пахло горелым салом, жареным луком, остатками пищи... В кухне Поля пахло "Арнеджио де Ланвином"!

Очень странное совпадение. Второй раз за сегодняшний день я встретил запах этих редких духов и второй раз это опять было связано с "Корсо".

И еще загадка: кто уведомил полицию? Кроме меня, об этом знал только убийца.

Чем больше я размышлял, тем запутаннее казалось мне дело. Зевая, я взглянул на часы: было четверть четвертого. Я подозвал девушку из гардероба, сунул ей 50 франков и жетон из гардероба "Корсо" в руку и попросил позвонить по указанному на жетоне телефону и спросить, когда закрывается ресторан.

После этого я расплатился тысячефранковой бумажкой, положил чаевые и попросил бармена достать мне карманный фонарик. Он исчез в боковой двери и вскоре вернулся с фонарем.

Девушка принесла жетон обратно и пояснила:

– Номер не отвечает, месье, ресторан, вероятно, уже закрыт.

Поблагодарив, я вышел из бара.

Неоновая вывеска над "Корсо" была погашена. Перед входом была опущена и закрыта на замок решетка. Я зашел за угол ресторана на маленькую улицу, граничащую с кабаре. Здесь хотя и не было второго входа, но в свете моего фонаря я нашел на высоте двух метров две небольшие открытые форточки, по всей вероятности от туалетных комнат. Напрасно искал я мусоросборник, но на другой стороне улицы я заметил велосипед. Я перенес его к форточкам, прислонил к стене, встал на седло и сначала забросил внутрь шляпу и пальто, а затем, подтянувшись, очутился внутри сам. Включив свет, я стряхнул с костюма пыль, подобрал пальто и шляпу и вышел из маленького помещения, на двери которого была табличка: "Только для дам".

Свет моего фонарика выхватывал из темноты желтый круг. Обрывки серпантина и конфетти лежали непривлекательными комками вокруг столов, на которых стояли грязные рюмки, ведерки для шампанского и полные окурков пепельницы.

Гардероб помещался у входа в зал. В третьем ряду висело коричневое ратиновое пальто. На крючке был тот же номер, что и на жетоне: 268.

Я обыскал карманы пальто. В левом я нашел коробку спичек и немного мелочи, в правом же абсолютно новый кольт. Он был заряжен и поставлен на предохранитель. Сунув его в карман, я вернулся в зал.

Напротив эстрады был проход, ведущий к бару. Пройдя туда, я увидел, что здесь, в противоположность ресторану, был образцовый порядок. Столы были чисто вытерты, пол подметен и все убрано на места. Правой рукой в перчатке я взял с полки бутылку кальвадоса и налил немного в стакан.

Я твердо решил не уходить отсюда до тех пор, пока я не найду каких-нибудь нитей, ведущих к раскрытию преступления, так как именно отсюда тянулись следы к убийце. Поль пришел сюда с револьвером в кармане, разумеется, не для того, чтобы посмотреть ревю. По правде сказать, я с трудом мог себе представить Бервиля с оружием в руках. Знал ли он вообще, как надо обращаться с этой вещью?

Выпив, я поставил бутылку на старое место и обвел светом моего фонарика фотографии на стенах. Это были снимки гостей бара в веселом настроении.

Женщины были в декольтированных платьях и с бокалами шампанского в руках. На одной из фотографий я увидел Миранда, владельца ресторана. Он стоял среди группы гостей с широкой самоуверенной улыбкой, подходящей к его напомаженной голове. Большинство фотографий в левом углу имели пометку: "фото Стар-Экспресс", и я решил позже позвонить Колетте, работающей в этой студии.

Немного задумавшись, я вошел в зал. Некоторое время назад я в течение двух вечеров замещал Керидэ, пианиста из джаза, и потому хорошо знал о существовании небольшой дверцы слева от сцены. Открыв ее, я прошел по узкому коридору мимо артистических уборных к винтовой лестнице и стал подниматься по ее железным ступеням. После нескольких поворотов я остановился. Из-под двери, куда вела лестница, проникал свет. Я быстро потушил фонарик и в то же мгновение дверь открылась и длинный парень в пижаме появился в дверном проеме.

– Хотел бы я знать, что вы ищете здесь в четыре часа ночи? Я могу задать вам взбучку! – ухмыльнулся он зевая и зажигая свет на лестнице.

– Прежде всего, спокойнее, – сказал я и быстро поднялся вверх по оставшимся ступеням. – Ваша лавочка горит, понюхайте, разве вы этого не замечаете?

На какое-то мгновение он выглядел оторопелым, потом мигом вышел на лестницу и, перегнувшись через перила, стал принюхиваться, стараясь уловить запах дыма. Я протянул левую руку и указал вниз. Он непроизвольно посмотрел в этом направлении и тотчас же получил мощный удар в живот. Когда он сложился от удара пополам, я дал ему еще в подбородок. Задыхаясь, он стал хватать ртом воздух.

– Как насчет маленькой беседы? – осведомился я.

Он втащился в комнату, упал на кровать и выплюнул на пол зуб.

Вся обстановка комнаты состояла из комода, шкафа, стола и кровати. Возле двери на крючке висела фуражка портье. Я сбросил одежду с единственного в комнате стула, уселся и положил перед собой на стол револьвер.

Я вполне мог бы сэкономить на ударе, если бы вовремя вспомнил о нем.

Устроившись поудобнее, я вытащил из портсигара две сигареты, одну зажег себе, а вторую вместе с коробкой спичек бросил своему противнику. Он сунул сигарету в зубы и, к моему удивлению, обрушил на меня весь свой запас ругательств.

– Обрати внимание на свое здоровье, – предупредил я его, – и заметь, что у меня сегодня чрезвычайно скверное настроение. Поэтому тебе полезно будет ответить мне на все мои вопросы.

Он закурил.

– Ты портье у Миранды? – продолжал я. И ты знаешь всех постоянных посетителей. Чтобы никто не сунул нос в ваши грязные дела, ты караулишь эту лавочку, ведь так?

– У нас бывает много порядочных людей. А грязные дела мы здесь не делаем.

– Не смеши меня. Стоит только посмотреть на ваши продувные рожи. Хотя бы на твою и Миранды... Но в настоящую минуту меня интересует совсем другое: когда этот человек был здесь в последний раз?

Я вытащил из кармана карточку Поля и протянул ему. Портье бросил на нее взгляд.

– А-а! Он был здесь вчера вечером.

– Когда?

– Около одиннадцати, всего минут десять. Он спросил высокую блондинку.

– Опиши женщину подробнее.

– Да, – сказал он, – высокая, стройная блондинка. Черные как уголь глаза, ресницы, брови. Если хоть раз ее увидишь, никогда не забудешь, – добавил он.

Я сразу же понял, что речь шла о красотке с черной шалью.

– Знатная особа! – продолжал портье. – Когда она вошла, на нее сразу уставились все, кто носит воротнички и галстуки.

– И что ты ответил ему на вопрос о блондинке? – спросил я.

– Я сказал ему, что она делала пять минут тому назад вместе с Мирандой.

Это, как видно, ему не понравилось, так как он сразу заторопился куда-то.

Даже не взял на гардеробе свое пальто. Он велел мне срочно вызвать такси.

– Когда кончается ваше первое представление?

– В двадцать минут двенадцатого.

– А когда подъехало такси, раньше или позже?

– Через несколько минут после окончания первого представления. В гардеробе сразу образовалась толпа, вероятно потому-то он и не стал ждать, пока получит свое барахло.

– Он часто бывал здесь? – спросил я.

– В первый раз. И блондинка тоже.

– Ладно, это пока все, что мне от тебя надо. Теперь сложи руки на затылке. Где ключи от дома?

– В кармане брюк, в связке с остальными ключами.

Я поднял брюки и вытащил ключи.

– Эй! Прежде чем ты уйдешь, я хотел бы узнать, почему из-за пары дурацких вопросов ты разбудил меня?

– Не советую быть любопытным, – ответил я. – Скажи уборщице, чтобы она вытерла в уборной окна. Они слишком грязные.

Открыв дверь, я вытащил ключи и запер дверь с наружной стороны. Затем я спустился вниз, быстро нашел нужный ключ от входа в заведение и покинул "Корсо". И отправился домой.

Мне было жаль моего бедного друга, но у меня было такое чувство, что развитием событий я должен быть доволен.

Глава 2

Большая стрелка часов у входа в большой Парижский центральный банк показывала пять минут десятого, когда я на следующее утро подошел к кассам.

Зал был почти пуст и только у многочисленных окошек стояли одинокие фигуры клиентов. Ведь парижане не любят рано вставать. Поговорка "кто рано встает, тому бог подает" не является жизненным девизом на их календарных листочках.

Служащий украдкой зевнул, взял мой чек и дал мне металлический жетон, по номеру которого меня вскоре вызвали к кассе. Не без труда я рассовал пять стотысячефранковых пачек по карманам моего пиджака. В вестибюле я вошел в телефонную будку, нашел в телефонной книге нужный номер и набрал его. Мне ответил женский голос:

– Секретарь доктора Сараульта слушает.

– Мадемуазель, мое имя Фольдекс. Я друг одного из ваших клиентов, месье Бервиля, и я хотел бы поговорить с адвокатом Сараультом. Это возможно?

– Одну минуту... пожалуйста! Да, доктор может принять вас в одиннадцать часов.

Я поблагодарил и повесил трубку, потом вышел из здания банка.

Если полученная мною сумма и не представляла состояния, то все же для такого бродяги как я было довольно приятно чувствовать себя хозяином пятисот тысяч франков.

В 11 часов 20 минут секретарша неопределенного возраста провела меня в кабинет доктора Сараульта. Худощавый, лысый, маленький человек попросил меня сесть в кресло напротив него. Извиняющимся жестом он указал на стол, на котором вместо деловых бумаг красовалась бутылка красного вина и поднос с различной снедью.

– Надеюсь, вы извините меня, месье Фольдекс, если в то время пока вы будете сообщать мне свое дело, я продолжу завтрак. Я всегда пунктуален в отношении моего второго завтрака, и мои постоянные клиенты знают это... Что привело вас ко мне?

– Второй завтрак! – подумал я. – Как все это помещается в таком хилом теле!

– Я долго вас не задержу, – начал я, – мое дело чисто личное. Газеты сообщили, что ваш клиент Поль Бервиль был найден сегодня ночью в своей квартире убитым. Вервиль был моим старым другом, хотя за последние годы я потерял его из виду. Мне хотелось бы больше знать об этом деле, чем о нем рассказывают газеты. Что вы думаете об этой истории? Бервиль был робким, корректным человеком. Почему он мог быть убитым?

Я закурил сигарету, выпустил небольшое кольцо дыма и стал следить за ним.

Ответ заставил меня подождать. Сараульт отложил наполовину недоеденный бутерброд с сыром.

– Один вопрос, месье Фольдекс: кто рассказал вам, что я адвокат Бервиля?

– Сегодня утром мне сообщили об этом в полиции, – солгал я.

Это, видимо, его успокоило. Во всяком случае, он опять посвятил себя своему бутерброду.

– Сожалею, но могу вам помочь очень мало. Что Бервиль был участником и руководителем Марокканской Урановой компании, вы, наверное, знаете и сами.

Как юрист и советник этого общества я, разумеется, имел с ним дела, однако я ничего не знаю о его частной жизни. Скажите честно, полиция, вероятно, подозревает меня в убийстве?

– Не думаю, – возразил я.

Сараульт удовлетворенно откинулся в кресло, выпил полстакана вина и кивнул. Потом с улыбкой продолжал:

– Да, да! Какой скандал! В два часа ночи меня вытащили из постели протоколировать мои показания и взяли отпечатки пальцев. Как будто сегодня отпечатки пальцев каждого гражданина не регистрируются в необходимых инстанциях. И знаете, отчего весь этот шум? На письменном столе Бервиля, на календаре обнаружили пометку: "23 часа, Сараульт". Неужели это называется полицией? И что бы случилось, спрашиваю я вас, если бы я вместо того, чтобы смотреть фильм, не ужинал с секретаршей Бервиля? Я уже теперь сидел бы в тюрьме предварительного заключения. Адвокат, доктор Сараульт – в тюрьме!

Жужжание интерфона прервало беседу. Доктор нажал на рычаг и сейчас же послышался голос секретарши:

– Мадам Долоре ожидает в приемной. Ресторан "Ла Поллот" позвонил вам о том, что вам оставлен к обеду столик.

– Да, да! Я просил их об этом. Скажите мадам Долоре, что я приму ее через несколько минут.

Он выключил интерфон.

– Так что я вам хотел сказать, месье Фольдекс?.. Да, правильно, в тюрьме предварительного заключения... Это я-то! Можете поверить, я рад, что принял приглашение. Впрочем, мадемуазель Лендрю необычайно приятная и очаровательная женщина... И чудесная повариха, скажу вам... между нами, для вашего друга она была больше чем секретарь... Короче, у меня была договоренность с месье Бервилем на 11 часов вечера, но в половине восьмого мне позвонила его секретарша и сообщила, что месье Бервиль передумал и велел ждать его в ее квартире. Она добавила, что я не должен распространяться о назначенном свидании.

Пригубив стакан, Сараульт продолжал:

– Должен вам сказать, что месье Бервиля мы так и не дождались. Ждали мы его втроем: его секретарь, мадемуазель Элиан Лендрю, ее брат Алекс и ваш покорный слуга. Весь вечер мы никуда не отлучались из гостиной, если не считать, что месье Алекс, любезно предложивший лично приготовить венецианский пудинг в заключение ужина, уходил для этого на кухню минут на десять, не больше, и вернулся оттуда в фартуке и с пудингом на подносе.

Пудинг, должен вам сказать, был шедевром кулинарного искусства...

Адвокат встал, давая понять, что аудиенция окончена.

Я поклонился и вышел. После этого визита я не мог похвастаться, что дело стало для меня ясней.

Мне было ясно одно, что Поль Бервиль, не созданный для того, чтобы разрубать плетущиеся вокруг него интриги, оказался настолько ими запутан, что ему пришлось вспомнить про своего старого школьного товарища, не раз помогавшего ему там, где требовался здравый житейский смысл и твердость для достижения цели, а при случае и крепкие мускулы. Полю нужна была дружеская опора...

А мне, которому досталось расхлебывать эту кашу, разве не нужен был надежный помощник? Спасибо Полю, ресурсы у меня теперь есть. Но бороться с шайкой одному было бы донкихотством.

И подобно Полю, я стал размышлять, на кого из своих друзей я смогу положиться. И у меня сразу мелькнула мысль: Джойс.

Конечно, только он, дружище Джойс, мог бы меня выручить.

Зайти в автобус, набрать номер Джойса и назначить ему свидание было делом пяти минут.

Еще через полчаса я сидел в квартире Джойса – театрального репортера вечерней газеты. Я вкратце поведал ему всю историю, не забыв упомянуть о 500 тысячах франков.

Это особенно поразило беднягу Джойса.

Он даже свистнул.

– Признавайся, ты ограбил французский банк?

– Не весь. Я расскажу тебе кое-что... Думаю, что моего друга Бервиля ты не знаешь?

Джойс покачал головой Я показал ему письмо Поля и рассказал всю историю.

Под конец ее Джойс бросился на кухню, где с шипением убегало кофе. Мы приготовили завтрак и сели за стол.

– Однако я не могу понять, – сказал Джойс во время еды, – как полиция узнала об этом убийстве?

– Я тоже думал об этом. Единственный, кто, кроме меня, знал об этом, был сам убийца.

– Но у него было мало интереса оповещать об этом полицию.

– Не скажи, – возразил я, – мне думается, в тот момент у него был интерес, так как он знал, что кто-то другой наводится в квартире, кто-то, кого полиция могла бы застать врасплох.

– Итак, значит ты!

– Да... Вероятно, убийца спрятался внизу и видел, когда я зажигал свет в ванной. После этого ему ничего не стоило добежать до телефона и позвонить в полицию.

– Да, пожалуй, это так, – согласился Джойс. – А теперь о другом. Ты уверен, что духи в автомобиле и на кухне Бервиля были одними и теми же? Мне кажется, что ты не можешь с уверенностью утверждать это.

– Тем не менее я это делаю, – возразил я. – Вспомни, два года тому назад я был обручен с Евой Бергсон, а она признавала только эти духи. Можешь завязать мне глаза, и я из тысячи флаконов отличу этот.

... Я отряхнул пепел сигареты и нажал на кнопку звонка. На металлической табличке было написано имя Элиан Лендрю. Если смотреть трезво, мои вторжения в чужие квартиры без извинительного рекламного пылесоса были мало романтичны. Но это было все же лучше, чем бренчать в "Келтике" для усталых посетителей.

Мне пришлось нажать на звонок еще раз и только после этого за дверью послышались шаги, и она открылась. Сараульт не преувеличивал очарования молодой женщины.

– Мадемуазель Лендрю?

– Да, прошу вас.

– Я – Фольдекс. Я был другом детства Бервиля Разрешите поговорить с вами.

– Пожалуйста, входите.

Она провела меня через завешенный коврами холл в салон. Все в квартире свидетельствовало о хорошем вкусе, роскоши и довольстве. Мне было предложено кресло в нише у окна. Усевшись напротив меня, она протянула мне хрустальный ящичек с сигаретами. Взяв одну из них, я протянул ей огонь, а после этого прикурил сам. Мягкий свет зимнего полдня подчеркивал прелесть лица женщины.

Очень трудно было определить ее возраст. Что-то нежное и юное было в ее фигуре и чертах лица, и на первый взгляд ей можно было дать 20-25 лет, однако ее жесты, серьезность и уверенность говорили за то, что ей гораздо больше. Густые каштановые волосы образовывали привлекательный контраст с ее темно-серыми глазами, обрамленными длинными шелковистыми ресницами. На ней было надето узкое черное платье, черные чулки, а ее стройные ножки были обуты в туфли на высоких каблуках.

Слово "секретарь" не подходило к этой изящной женщине. Она резко выделялась из серой массы. Несомненно, она была необыкновенно интеллигентна и обаятельна. Судя по ее квартире, у нее были деньги.

Элиан выпустила дым изо рта, улыбнулась и сказала:

– Разрешите узнать причину вашего посещения, месье? По всей вероятности, вы хотите навести справки об обстоятельствах смерти генерального директора, не правда ли?

– Правильно. Хотя сами обстоятельства интересуют меня мало. Они мне уже известны. Но мне важно узнать мотив: почему. Это дело важно для меня и потому, что Поль за несколько часов до убийства написал мне это письмо.

Я подал ей записку Бервиля. Ее лицо было несколько бледно, когда она, прочитав записку, вернула ее мне обратно.