Текст книги "Марк Твен"

Автор книги: Морис Менлельсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

В «Янки» Америка превращается в мечту, в идеал, о котором коннектикутский мастер может только вздыхать. «Янки» – это утопия, и утопической страной Твэна является современная Америка. В тот период утопические романы выходили в Америке один за другим[7]7
  За период с 1884 по 1900 год в Америке было опубликовано сорок восемь утопических романов.


[Закрыть]. Огромную известность получил утопический роман Беллами. Несколько раньше была опубликована «Утопия, история вымершей планеты» Криджа. Вскоре появился новый обильный урожай утопических романов. Это был непосредственный отклик на обострение классовых противоречий в Америке.

Перед лицом монархической Европы Твэн почувствовал себя воинствующим демократом. Он решил бороться с английскими монархическими влияниями, которые мешают американцам правильно оценить «бессмертные благодеяния» французской революции 1789 года. Когда английские издатели предложили выбросить кой-какие куски из издания «Янки», предназначавшегося для Англии, Твэн выразил категорический протерт. Английская печать резко выступила против «святотатственной» книги Твэна. В письме к дружественному критику Твэн заявил, что это его не удивляет. Культурным светским людям не нравятся книги Твэна, они считают их вульгарными. Но ведь Твэн и не собирается писать для этих людей. «Я никогда, даже на мгновение, не пытался помогать культурному развитию культурных классов. Я не гожусь для этого ни по природным данным, ни по образованию. И я никогда не стремился к этому, но всегда гнался за более крупным зверем – за массами».

Впрочем, Твэн тут же торопится снизить значение своих слов. Он не претендует на то, что может «помогать культурному развитию» масс. Он стремится только «развлечь их… ибо учить их могут в другом месте».

Закончив «Янки», Твэн снова некоторое время не писал. Осложнения в делах заставляли его переходить от ярких надежд к отчаянию. «Желаю вам счастливого рождества, – пишет он заведующему своим издательством, – к я прошу бога, чтоб до моей смерти и у меня было хоть одно счастливое рождество».

Целый год прошел в заботах о машине Пэйджа. Казалось, что машина уже окончательно готова, но она все еще не работала, как нужно. Пришлось спешно искать компаньонов – денег не хватало. Твэн выбивался из сил, пытаясь доказать, что изобретение принесет десятки миллионов долларов прибыли. По ночам мешали спать будущие миллионы и повседневные заботы – как раздобыть денег. Ухудшились и дела издательства.

Надо выпускать новые и новые книги, писать статьи. Твэн порылся у себя в архивах. Тема была почерпнута из старой пьесы о том же многократно показанном короле мечтателей о миллионах – Селлерсе.

В новой книге «Американский претендент» нашли отражение некоторые мотивы, начавшие звучать в «Янки». Аристократическая Англия в лице юного лорда преклоняется перед Америкой, страной демократии. Книга была написана наспех. Художественная ценность ее очень невелика.

В 1891 году Клеменсы решили переехать на жительство за границу. Дом в Гартфорде был заколочен, некоторых из слуг отпустили. Поддерживать тот уровень жизни, который был установлен почти два десятка лет тому назад, когда Клеменсы переселились в свой гартфордский дом, не хватило средств. Твэну хотелось на время оставить Америку. Он принялся за статьи, родилась мысль о новой книге путевых записок.

Посетив Бейрут, Нюрнберг, Гейдельберг, Швейцарию, Клеменсы обосновались на некоторое время во Франции. Твэн совершил путешествие в лодке по реке Роне. Он чувствовал себя превосходно вдалеке от тревог мира, от газет. «Совесть находится в состоянии дремоты, ленивого комфорта и полного счастья», писал он. Но даже на тихой Роне душа «миссурийского демократа» порой вспыхивала пламенем ненависти. После осмотра Старинных замков, построенных «набожными животными» – христианами, он вспоминал в письме к Жене преступления, освященные христианской религией. Теперь «эти берега… заставляют презирать человечество».

Зимою в Берлине Твэн встретился за обеденным столом с Вильгельмом. Через несколько месяцев состоялось свидание с принцем Уэльским, будущим Эдуардом VII. Американский юморист понравился принцу. Клеменсы часто встречались с представителями знати. Твэн умел смешить своих собеседников.

Однажды, впрочем, Твэн заговорил в аристократическом кругу как человек Запада. Шла беседа о предках. Указывая на висевшую тут же картину суда над Карлом I, Твэн обратил внимание присутствующих на одного из судей. «Это мой предок», скромно сказал он.

В это же время Твэн сочинил неуважительный к религии рассказ о том, как он с архиепископом и евангелистом отправился в поезде на тот свет, как незаметно поменялся с архиепископом билетами и что из этого вышло. Миссис Клеменс, конечно, категорически запретила печатать это «ужасное» сочинение. Но Твэн перевел рассказ на немецкий язык – он напечатает его по-немецки, и Ливи об этом не узнает. В последнюю минуту, однако, мужество оставило Твэна, и он признался жене в задуманном преступлении – рассказ так и не был напечатан.

Клеменсам не сиделось на месте. Из Берлина они отправились во Францию, оттуда в Италию – Рим, Флоренцию. Затем Венеция, Швейцария, снова Германия. Казалось, это путешествие беззаботных американских туристов. Но всюду, куда ни ехали Клеменсы, их настигали сообщения о делах издательства. Летом 1892 года Твэну даже пришлось предпринять спешное путешествие в Америку, чтобы найти какой-нибудь выход из создавшегося трудного положения.

Твэн снова решил писать о Томе и Геке. Слава их была велика, читатели с нетерпением ждали новых рассказов об этих любимых героях. Все это время – в дороге, в гостиницах – он работал. Рассказ о пребывании Тома и Гека среди индейцев не удался. Тогда Твэн решил посадить Гека, Тома и негра Джима на воздушный шар – они совершат кругосветное путешествие. Был начат также рассказ об итальянских близнецах, родившихся со сросшимися телами. Эта тема имела, казалось, неограниченные возможности. Предположим, один из близнецов – член общества трезвости, а другой – пьяница, один – буйный, другой – скромный, один влюблен, другой… Явно, это «свежая идея… не похожая ни на что другое в литературе».

Твэн теперь стремился писать заведомо развлекательные книги, рассчитанные на нетребовательного читателя. В них он или использовал популярность любимых героев своих лучших книг – Тома и Гека, или выводил в основном образы эксцентрические. Высокий уровень реалистического художественного мастерства, достигнутый в «Гекльберри Финне», был снижен.

Так как рассказ о близнецах получался еще недостаточно смешным, Твэн перенес действие в родной Ганнибал, названный Досонз-Лэндинг, и в воображении его начали возникать образы людей, характерных для Ганнибала. Книга писалась, как обычно, без всякого плана. Твэн выдумывал действующих лиц, и они начинали жить своей собственной жизнью, разрешать собственные проблемы, ничего общего не имеющие с близнецами. Вот Вильсон, чудак Вильсон, преисполненный презрения к человечеству. Вильсон полюбился Твэну, постепенно он сделал его главным действующим лицом.

Вильсон приезжает в маленький американский городишко. Он – мыслящий человек, вольнодумец, он полон желания быть полезным своим соотечественникам. Но жители Досонз-Лэндинг встречают Вильсона с тупой жестокостью. Это идиотичность арканзасской деревушки из «Гека», показанная изнутри. Рассказом о Вильсоне Твэн проложил путь для целой плеяды американских писателей.

Вильсона не понимают, он один против всех, этот американский Дон-Кихот. Ему бы нужно было уехать, но из гордости он остается жить в городке, приемля свою судьбу. Вильсон наблюдает жизнь американской провинции, о «ей теперь нет подъема, нет надежды. Вильсон – пессимист, свои чувства он выражает в афоризмах своего календаря.

В дальнейшем в Досонз-Лэндинг происходит много необычайных событий.

У почти белой негритянки Рокси рождается сын еще более белый. Рокси нянчит родившегося в тот же день отпрыска одной из самых аристократических местных семей. Желая вырвать своего сына из рабства, Рокси переменила одежду детей. Теперь негр считается сыном и наследником белого богача и аристократа, а белый – его раб. Сына Рокси, Тома, балуют, портят. Он – трус, вор, бессердечный человек, негодяй. Неизвестно откуда и зачем в Досонз-Лэндинг появляются итальянские близнецы. У Тома начинаются с ними столкновения. Наконец, происходит убийство. Обвиняют в нем близнецов, но истинный виновник – Том. Разоблачает его «пустоголовый» Вильсон. Он же раскрывает тайну происхождения белого негра. Дело в том, что Вильсон уже много лет занимается новым малоизвестным делом – он коллекционирует отпечатки кончиков пальцев. Именно это позволяет ему установить, кто держал в своих руках нож, которым совершено было убийство, отпечатки кончиков пальцев рассказали и о подмене, совершенной Рокси.

Несмотря на то, что значительная часть книги «Пустоголовый Вильсон» построена на заведомо сенсационном материале, в ней есть страницы, написанные с большим подъемом в реалистически-сатирическом духе. Чувствуется такая горечь, какой до сих пор Твэн не знал.

В «Вильсоне» впервые в американской художественной литературе откровенно говорится о белых жителях Юга, которые приживают детей со своими рабынями-негритянками и затем продолжают считать своих отпрысков рабами, даже если по цвету кожи они белые. Ужасы рабства показаны порою несколько мелодраматично (сын продает мать в рабство), но сильнее, чем когда-либо раньше в произведениях Твэна, показаны гневно, с ненавистью. Жестокой иронией полны афоризмы Вильсона, напечатанные в качестве эпиграфов к главам книги: «Если вы возьмете голодную собаку и сделаете ее зажиточной, она вас не укусит. В этом главная разница между собакой и человеком».

В мире, где царит обман, где один другого топит, не стоит жить. В своих записных книжках Твэн отмечает: «…Спросите человека пятидесяти лет: если бы он умер, что он дал бы, чтоб его воскресили. Он не дал бы ни копейки». «Пустоголовый Вильсон» продолжает эту тему: «Все говорят – как тяжело, что придется умирать. Странная жалоба в устах людей, которым пришлось жить». «Кто жил достаточно долго, чтобы узнать, что такое жизнь, знает, как глубоко мы должны быть благодарны Адаму, первому великому благодетелю человечества. Он принес миру смерть». «Почему мы радуемся, когда узнаем о рождении человека, и печальны на похоронах? Потому что речь идет не о нас лично».

Клеменсы переехали на жительство во Флоренцию, на виллу Вивиани. Твэну понравился древний город, старинная вилла, построенная много столетий тому назад,

Он с восторгом описывал стены и башни замков, виднеющуюся вдалеке Флоренцию – собор, похожий на опустившийся воздушный шар, закаты, заливающие Флоренцию пурпурными и золотыми потоками. «Это самое прекрасное зрелище на нашей планете, самое очаровательное, более всего удовлетворяющее глаза и душу», отмечает Твэн. Здесь, вдали от современной Америки, он, казалось, нашел покой и счастье. «Дни и ночи тихи и полны покоя, эта удаленность от мира и его забот приносит удовлетворение, точно сон».

Во Флоренции Твэн много работал. Он начал писать о давно минувших днях, но на этот раз задумана была книга не осуждения прошлого, не карательная экспедиция современного американца в средние века. Твэн решил написать о великой народной героине Жанне д’Арк, книгу без иронии, книгу, утверждающую героическую личность.

Твэн бодрый, полный сил и энергии даже на склоне лет, Твэн, сын американского Запада середины XIX столетия, всегда искал положительного героя. Этим положительным героем на фоне молодой, агрессивной, полной веры в себя Америки был он сам в «Простаках» и «Закаленных». В более поздние, послевоенные годы, годы «позолоченного века», Твэн нашел этого героя в ребенке Томе Сойере, в недавнем прошлом Америки; Гек и Джим – тоже положительные образы, они наивны и простодушны, но их охватывает грусть и сострадание к человечеству, ибо жизнь вокруг них перестала быть гармоничной и радостной. В реальной Америке сегодняшнего дня Твэн не видит больше образцов героичности, гармонии, высокого жизнеутверждения. В поисках положительного образа Твэн обращается к истории. Его привлекает фигура народной героини Жанны д’Арк.

Со времени «Позолоченного века» ни одно крупное произведение Твэна не было посвящено современной Америке. Во всем, что Твэн писал теперь, за исключением «Пустоголового Вильсона», действие вообще происходило вне Америки.

Литературная работа прерывалась деловыми заботами, связанными главным образом с машиной Пэйджа. Твэну пришлось для урегулирования дел специально ехать в, Америку. Его встретили хорошо. Но Твэну стало грустно при встрече с Хоуэлсом – он, бывший лоцман на Миссисипи, западный шахтер, американский журналист, счастлив только вдали от родины, во Флоренции. Что бы ни было на душе у Твэна, его знали как развлекателя, приглашали на званые обеды, ждали от него юмористических речей.

В Америке начался новый кризис. Фабрики закрывались, рабочих выгоняли на улицу. Твэн вернулся в Европу. Дела его пришли в плохое состояние. Требование банка немедленно оплатить долги поставило фирму Вебстер в крайне тяжелое положение. Над Твэном повисла угроза банкротства. Бессонные ночи. Он ходит из угла в угол. Миссис Клеменс в письме к сестре признается, что не знает, откуда возьмутся деньга на текущие расходы.

«Я ужасно устал от предпринимательских дел, – написал Твэн заведующему издательством, – освободите меня от них».

Но это невозможно. Кризис углубляется. Твэн не может вынести неизвестности – снова он едет в Америку.

Твэн обратился за деловым советом к своему новому знакомому Роджерсу, ведавшему финансами рокфеллеровской корпорации. Роджерс согласился помочь.

Репутация у треста «Стандард Ойл» была не из завидных. Мелкобуржуазный протест против грабительских методов нефтяной монополии нашел отражение на страницах американских журналов. В кругу руководителей треста Роджерса считали одним из самых культурных людей. На его долю выпала обязанность установить дружеские отношения с литературой, с журналистами, чтобы помешать углублению разоблачительных кампаний против «Стандард Ойл». Среди крупнейших писателей не было принято отклонять приглашения на званые обеды к богачам, пытавшимся играть роль покровителей искусств. Писатель, выходец из среды небогатых фермеров, Гамлин Гарланд, вспоминая подобные обеды у заводчика Карнеги, писал: «Меня больше всего тревожило убеждение в том, что миллионер может приказывать таланту, и талант подчиняется».

Фирме Вебстер предложили выпустить книгу, разоблачающую махинации магнатов «Стандард Ойл». Но ведь Роджерс, который «пытается спасти от голода» Твэна, – один из магнатов «Стандард Ойл». «Ты знаешь меня, – писал Твэн жене, – и ты поймешь, хочу я издать эту книгу или нет». Твэн заявил, что вообще не собирается больше издавать книг.

Банк решительно потребовал уплаты долга. Речь шла об относительно небольшой сумме, но денег у Твэна не было. Роджерс обещал подумать. Наконец, он дал совет – объявить банкротство. На следующий же день фирма Чарльз Л. Вебстер и К⁰ была закрыта.

Одно радовало Твэна – наконец-то покончено с предпринимательскими делами, с тем, что мучило Твэна на протяжении многих лет жизни. «Никто не подозревает, какая тяжесть свалилась с меня», написал он жене.

Через некоторое время Роджерс уведомил, что нужно отказаться от всяких надежд и на машину Пэйджа. Сообщение Роджерса, говорит Твэн в одном письме, «ударило меня точно громом. Оно вышибло весь разум у меня из головы, и я начал бегать взад и вперед, не зная, что я делаю». Твэн был разорен.

Именно в эти месяцы мучительных тревог и волнений Твэн больше всего работал над книгой о Жанне д’Арк. Он забывался над рукописью. Он знал, что пишет совсем не такую книгу, какую ждали от юмориста. Он писал о героической борьбе и великой трагедии, историю «души, которая была беспримерно свободна от какого-либо корыстолюбия, эгоизма, и тщеславия». Он писал о Жанне д’Арк потому, что «в ней вы не найдете и следа этих побуждений, а разве можно сказать то же самое о каком-нибудь другом деятеле всемирной истории?». Все, что касалось Жанны д’Арк, лишенной пороков капиталистического общества, было бесконечно далеко от страны «позолоченного века», в которой Твэн теперь не видел никого, кроме мелких жуликов и крупных хищников, глупцов и негодяев.

Жанна совершила ряд беспримерных подвигов, на которые не был способен ни один министр или полководец ее страны. Чем объясняет Твэн ее успехи? «Она была крестьянка. Этим объясняется все. Она вышла из народа и знала народ; те, остальные, вращались в сферах более высоких и об окружающем знали не много. Мы не привыкли считаться с этой неопределенной, бесформенной, неподвижной массой, с этой могучей силой низов, которую мы называем «народом» – почти презрительное имя. Странно такое отношение, ибо мы, в сущности, знаем, что прочен только тот престол, который поддерживается народом; стоит устранить эту опору – и ничто в мире не предохранит трон от падения».

«Для Карлика (одного из героев романа. – М. М.) Жанна была сама Франция – воплощение народного духа; он всегда оставался при этой мысли, которая зародилась в нем с первой же встречи; и – бог свидетель! – эта мысль была глубоко правдива. Скромное око увидело истину, которая ускользала от многих… А между тем, в конце-то концов, так бывает с каждым народом. Когда народ любит нечто великое и благородное, то он старается олицетворить свою любовь – он хочет созерцать ее воочию. Например – свободу. Народ не удовлетворяется

туманной, отвлеченной идеей свободы, ио воздвигает ей прекрасную статую; и тогда его заветная мысль получает телесные формы, так как он может созерцать ее и боготворить. Так было и с Карликом: в его глазах Жанна была воплощением нашего отечества; живой и прекрасный образ олицетворял нашу страну. Когда она вела за собой других, все видели Жанну д’Арк, но он видел Францию».

С безошибочным чувством писателя, которому близок народ, Твэн разобрался в бесконечных искажениях исторической роли Жанны д*Арк и создал правдивый облик этой великой девушки, вдохновленной на легендарные подвиги силой любви к своей замученной и поруганной родине. Такого привлекательного героического женского образа история не знает. Велик и необычаен был ее короткий жизненный путь. Наивная религиозность девушки не играла большой роли, двигала ею всепоглощающая вера в справедливость ее дела. Эта вера давала ей необъяснимые силы, а прирожденная одаренность и смятение в рядах противников Франции помогли ей проводить свои походы с неизменным успехом. Она стремилась к тому, чего добивался весь народ, и она повела народ, возглавила его движение. Политике Франции была придана определенность, устремленность и ясность.

Твэн иногда думал: почему же теперь угнетенные, голодные, несчастные не пойдут войной на тех, кто их угнетает? А сам он, почему он не подымает флаг восстания против существующих в мире порядков?

В записную книжку Твэн заносит слова: «Самое странное, что свет не завален книгами, которые высмеивают жалкий мир, бесполезную вселенную и буйный презренный род человеческий, книгами, которые бичуют весь этот убогий порядок вещей. Это странно, ибо миллионы людей ежегодно умирают с этими чувствами в сердцах,

Почему я не напишу такую книгу? Потому что у меня семья. Другой причины нет. Это явилось причиной и для других людей».

Высок был замысел Твэна. Он правильно разобрался в сложной исторической обстановке, но с точки зрения психологии характеров, художественной убедительности роман этот нельзя назвать удачным. Детство Жанны дано в несколько идиллических тонах. Как правильно почувствовал верный друг Твэна Хоуэлс, сцены битв и старинных обычаев искусственно романтизированы. Книга не лишена некоторой сентиментальной напыщенности.

Наибольшую реальность в этой книге приобретают образы, которые перекликаются со знакомыми Твэну героями Дальнего запада. Таков Паладин – типичный рассказчик-враль с «границы». «В его словах не было сознательной лжи, он верил сам всему», говорит Твэн.

Когда Паладин передавал подробности приема у коро-. ля, на котором вовсе не присутствовал, то в его рассказе – в полном соответствии с обычаями Запада – четыре серебряных трубы превратились в двенадцать, затем в тридцать пять и, наконец, в девяносто шесть. Тот же Паладин непрочь осуществить «практическую шутку» в издевательском «западном» духе. Когда Ноэль читает чувствительное стихотворение, Паладин мычит, притворяясь, что плачет, и вызывает смех.

В Паладине есть что-то даже от Крокета. Ведь недаром говорят, что когда Паладин «хмурится, то тень его чела доходит до самого Рима, и куры усаживаются на насест часом раньше предписанного времени».

Вскоре Твэна опять вызвали в Америку. Ему было сделано предложение, которое должно было разрешить вопрос об оплате долгов, оставшихся после банкротства, – совершить лекционное турне вокруг света. Твэн уже много раз думал, что с «лекциями» покончено, что ему не придется больше унижаться, выступать в роли комедианта…

В Гартфорд Клеменсы не вернулись; дворец по-прежнему оставался необитаемым. Твэн чувствовал себя плохо – у него появились мучительные нарывы. Лежа в постели, Твэн, который органически не мог долго останавливаться мыслями на неприятностях, всей душой любивший веселье, детские забавные игры, с грустью думал о своей жизни. У него, опытнейшего, лучшего в мире мастера эстрады, появилось чувство неуверенности в себе, он стал бояться провала. Это была трагедия. Надежды, идеалы американизма рассыпались. На старости лет, когда полагается пожинать результаты трудов всей жизни, Твэн оказался необеспеченным, таким же бедняком, таким же неудачником, как в Неваде.

Начались утомительные поездки из одного города в другой. На Северо-западе, еще недавно совсем пустынном, Твэн радовался зрелищу «хлебного моря». В этом есть «покой океана и глубокое удовлетворение, небесное чувство простора, где не должно быть мелочности, маленьких мыслишек и раздражений». На Великих озерах он жадно глядел на маленькие летние домики вдоль берегов, на веселых людей, счастливые семейные картины.

В семье Клеменсов не было радости. В турне отправлялись Твэн, Оливия и одна из дочерей – Клара. Сузи хворала, решено было оставить ее в Америке вместе с младшей дочерью. Разлука с детьми была тяжела. Сузи казалась Твэну наиболее многообещающей из дочерей, у нее подлинный литературный вкус, хороший голос.

На западном побережье Канады окончилось турне по Америке. Перед отъездом с американской земли Твэн сделал заявление для газет, в котором сказал, что оплатит полностью долги, хотя по закону и не обязан этого делать.

Твэну уже было почти шестьдесят лет.