Текст книги "Имя Звезды"

Автор книги: Морин Джонсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

– Ладно, – сказала она. – Пока иди в свой корпус. Только не отлучайся сегодня надолго. И не уходи с территории школы.

Когда я наконец снова вышла на улицу, день уже был в разгаре, повсюду стояли телевизионные фургоны – они загромоздили тротуары и заняли все свободное пространство. Полицейские в ярких неоновых куртках ходили вокруг, приказывали водителям передвинуться, запрещал и фотографировать фасад школы. На меня тут же налетела какая-то журналистка.

– Тебя расспрашивали полицейские? – осведомилась она.

– Я просто видела одного мужика, – пробурчала я.

– Ты кого-то видела?

– Я…

– Что именно ты видела?

В лицо мне ни с того ни с сего уставились два фотоаппарата, слепя вспышками. Я хотела было ответить, но тут подоспели две женщины в полицейской форме, одна из них вытянула руку, заслоняя объективы.

– Прекратить съемку! – рявкнула она. – Покажите, что там у вас…

– Мы имеем право…

– А ты, – женщина обернулась ко мне, – ступай в свою комнату.

Я быстро зашагала прочь, камеры катились за мной по пятам, а журналистка выкрикивала:

– Как тебя зовут? Твое имя?

Я не ответила. Звать-меня-Клаудия стояла в дверях Готорна, и в кои-то веки я ей страшно обрадовалась. Пока я взбегала по ступенькам, камеры, уверена, не выпускали меня из виду и наверняка получили великолепные кадры моей задницы в пижаме с крокодилами, удаляющейся прочь под струями дождя.

14

Когда я вернулась в комнату, Джаза мерила ее шагами. В руке у нее была розовая кружка в виде поросенка – она предназначалась только для моментов сильнейшего душевного напряжения.

– Все в порядке? – спросила она. – Ты пропала на целую вечность!

– Все нормально, – ответила я. – Просто мне задали кучу вопросов.

Джаза не стала спрашивать, сказала ли я что-нибудь про нее. Вместо этого жестом подозвала меня к окну.

– Все не могу поверить, что это наяву. Ты только посмотри!

Мы оперлись коленями о свободную кровать, которую придвинули к стене и использовали вместо дивана. Стояла она прямо под нашим центральным окном. За стеклом, залитым струями дождя, суетились вокруг белой палатки фигуры в белом. За это время подвезли еще прожекторов. И людей стало больше. Больше камер, больше полицейских и заградительных лент.

Собственно, следующие несколько часов мы по большей части так и глазели наружу, лишь иногда отходили выпить чая. Обзор из нашей комнаты открывался великолепный, так что к нам заходили многие девчонки, жившие по другую сторону коридора. Кстати, вид из окна был куда интереснее, чем сводки новостей, – собственно, новости как раз и разворачивались у нас под окном. Операторы снимали наш корпус и палатку, пока полиция не отогнала их подальше и не расставила вокруг школы оцепление; мы оказались Робинзонами на заполненном суетой островке.

В конце концов все мы набились в общую комнату и прилипли к телевизору. Новости регулярно сообщали нам о том, что происходило прямо под нашими окнами. Очередной жертвой оказалась еще одна женщина. Звали ее Кэтрин Лорд. Она работала в одном из пабов в Сити. Видели, как она ушла с работы в полночь, когда бар закрылся. Одна из коллег дошла с ней до машины. Камера видеонаблюдения зафиксировала, как она отъехала. Дальше машина ее попала на экраны еще нескольких камер. Однако она не поехала домой. Она поехала на то место, где произошло четвертое убийство. Пустую машину обнаружили за три улицы от Вексфорда, и хотя на одной из камер было видно, как Кэтрин вышла из машины и пошла прочь, никто не мог объяснить, куда и зачем она идет. В новостях показали ее фотографию, сделанную в тот самый вечер. Кэтрин Лорд была очень красива – блестящие светло-русые волосы, на вид едва ли старше нас. На ней было белое платье в викторианском стиле – узкий лиф и кружева. В тот вечер в пабе проводили вечеринку, посвященную Потрошителю, она, как и все сотрудники, была в костюме. По этому поводу журналисты прямо с цепи сорвались – красивая девушка в викторианском платье. Идеальная жертва.

Эта девушка погибла прямо возле моей двери. Возможно, она все еще лежит в белой палатке. Вот только платье утратило белизну.

– Джулиана, – проговорила Клаудия, возникая в дверях, – выйди, пожалуйста, сюда.

Джаза посмотрела на меня, встала и вышла из комнаты. Когда через некоторое время нас всех вместе повели обедать, она еще не вернулась. На улице теперь просто лило, но суета от этого не прекратилась. Газетчиков полицейские выгнали. Мы видели, что те сгрудились в дальнем конце улицы и несколько полицейских сдерживают их напор. Камеры были направлены на нас, нас подзывали поближе. Чтобы им было неповадно, школа приняла свои меры: несколько учителей стояли под проливным дождем и оттаскивали тех из нас, кто мечтал попасть на экраны. Полицейские фактически оккупировали соседние улицы и площадь. То, что нам теперь разрешат ходить только в столовую и в библиотеку, как-то уже казалось само собой разумеющимся. Любая попытка двинуться в другом направлении пресекалась взмахами рук и указаниями не выбиваться из потока.

Сотрудники кухни оказались на высоте и приготовили еду не только для нас, но и для полицейских. В столовой поставили дополнительные термосы с чаем и кофе, подносы с булочками и бутербродами – все это помимо обычного меню. Кормили нас в тот день какими-то вялыми макаронами под розовым соусом, чем-то вроде рагу из ягнятины с горошком, а еще выставили блюдо гамбургеров. Аппетита у меня не было, но я ухватила гамбургер, чтобы хоть что-то положить на тарелку. Эндрю и Джером уже были на месте, они махнули, чтобы я садилась с ними.

– А где Джаза? – поинтересовался Эндрю.

– У Клаудии или… где-то еще. Толком не знаю.

Джером посмотрел на меня. Полагаю, он уже успел сложить два и два на предмет, что «мы переходили через площадь как раз тогда, когда произошло убийство». Посмотрел на мой нетронутый гамбургер и, кажется, сообразил – не что там конкретно произошло, а что произошло нечто нехорошее.

Джаза подошла через несколько минут.

– Порядок? – спросил Джером.

– Все нормально, – сказала она с деланой небрежностью. – Все совершенно нормально.

Через полчаса нас повели под конвоем обратно, сначала девочек. Снаружи все еще продолжался полицейский парад. К двум передвижным лабораториям судебно-медицинской экспертизы, простоявшим тут почти все утро, добавилась третья, полицейские в длинных клеенчатых плащах – их было человек тридцать – прочесывали лужайку, рассыпавшись цепью, шагая как по команде, внимательно осматривая землю.

Когда мы подошли к Готорну, выяснилось, что снаружи, посреди дороги, стоит полицейский. Он был высоким, ужасно молодым с виду, в темных очках. Лицо у него было длинное и худое, с высокими скулами и глубокими впадинами под ними. Хотя на нем был люминесцентный зеленый жилет и высокий полицейский шлем и у него имелись все остальные причиндалы с надписью «Полиция», он был совсем не похож на полицейского. Черные волосы были длинноваты, лицо слишком нежное, поза какая-то застенчивая.

– Мисс Дево? – Имя мое он произнес элегантно, как человек, владеющий французским и знающий, куда нужно ставить ударение. Собственно, он произнес его куда лучше, чем я, уж это-то точно. Голос у него оказался удивительно глубоким.

– Угу, – ответила я. С момента утреннего пробуждения я некоторым образом растеряла речевые навыки.

Он, похоже, вовсе не обратил внимания на мой ответ. Он прекрасно знал, кто я такая, и тут же перешел к делу:

– А вы – Джулиана Бентон? Ее подруга?

– Да, – ответила Джаза тишайшим из своих тихих голосов.

– Вы обе были здесь вчера в два часа ночи?

– Да, – ответили мы хором.

– Вы видели мужчину? – он обращался ко мне.

– Да, я уже рассказала…

– А вы – нет. – Он повернулся к Джазе. Это не было вопросом. – Вы уверены в этом?

– Нет, я… нет.

– Хотя он находился прямо перед вами?

– Я… Нет. Я… Нет…

Джаза совсем смешалась. Этот юноша разговаривал с ней так, будто хотел завалить на экзамене.

– Я попрошу вас обеих, – продолжал он, – не говорить ни с кем из журналистов. Будут приставать – поворачивайтесь спиной. Не сообщайте им своих имен. Не повторяйте ничего из того, что сегодня утром рассказали инспектору. Если понадобится помощь, звоните по этому номеру.

Он протянул мне листок бумаги, на котором был записан телефон.

– Понадобится помощь – звоните в любое время, хоть днем, хоть ночью, – добавил он. – Кроме того, если еще раз увидите этого мужчину, даже если вам только покажется, что вы его видите, звоните немедленно.

Он повернулся и ушел. Мы с Джазой тут же рванули внутрь, промчались по лестнице и влетели в комнату. Я захлопнула дверь.

– Что произошло? – спросила я.

– Они меня забрали и… стали спрашивать, что мы делали… я им сказала, как мы выбрались из корпуса и залезли на крышу… это им было совершенно все равно… Они хотели знать про этого мужчину… но я не видела никакого мужчину… Не понимаю, как я могла его не видеть, но я его не видела, а им нужно было знать только про это, а мне было нечего им сказать, так что… Боже мой.

Она хлопнулась на кровать. Я села рядом.

– Все нормально, – сказала я. – Ты все сделала хорошо. Нас обещали не наказывать.

– Да плевать мне на это! Я все не могу понять, почему я его не видела. И кто был этот тип? Полицейский? Не похож он на полицейского. Ему лет не больше нашего. Разве бывают полицейские нашего возраста? Наверное, бывают, но… он не похож на полицейского, правда? Хотя, наверное… Не знаю, бывают ли типичные полицейские, но все-таки. Он ведь не похож на полицейского, правда?

Нет, он не был похож на полицейского. Полицейские обычно бывают… не такие. И да, он казался очень молодым. А кроме того, каким-то слишком ухоженным – дорогие дизайнерские очки, гладкая бледная кожа.

Джаза взяла у меня листок бумаги и принялась рассматривать.

– Номер мобильника, – сказала она. – А разве на карточках у полицейских не пишут номера всяких там коммутаторов, а? И вообще, если у тебя что-то случилось, нужно ведь набирать девять-девять-девять, да? Я уверена, что он журналист. Наверняка журналист. А переодеваться полицейским противозаконно.

Муторное чувство стало от всего этого только сильнее.

Я принялась ходить по комнате.

– Мне кажется, тебе нужно еще раз сходить в библиотеку и рассказать о том, что сейчас случилось, – сказала Джаза.

– Мне туда сейчас совсем не хочется.

Несколько минут мы подулись, каждая в своем углу, а потом Джаза решительно поднялась.

– Если Клаудия что-нибудь заподозрит – ну, что мы выходили из корпуса, – она, скорее всего, расскажет Шарлотте. Шарлотта у нее в любимчиках.

– И что? Шарлотта-то не знает, что мы выходили.

– Зато она знает про решетку в окне туалета. Пошли.

Мы снова спустились вниз, и Джаза проследовала к туалет – подозреваю, по ее понятиям, она шла крадучись. Со стороны выглядело скорее по-кроличьи – короткие перебежки и нервные взгляды по сторонам. Джаза нырнула в туалет и, убедившись, что там пусто, направилась прямиком к окну, открыла его, потрясла решетку. Она была накрепко прикручена на место.

Джаза не выпускала прутьев, пока костяшки пальцев не побелели, а потом закрыла окно.

– Ненавижу ее, – сказала она.

Даже я не рискнула бы обвинить Шарлотту в том, что это она доложила про решетку. Но Джазе необходимо было обвинить Шарлотту. Это требовалось ей для душевного равновесия. Раз уж мы сюда притащились, нужно было кого-то обвинить, а я тихонько порадовалась, что этим кем-то оказалась не я.

– Будем пить чай, – произнесла Джаза ровным голосом. – И не станем расстраиваться по этому поводу. Я сейчас заварю чай.

С этими словами она зашагала наверх. Взяла две кружки с полки у нее над столом, два пакетика из банки, где хранились особые пакетики. Я оставила ее за этим делом, набросила поверх одежды халат и подошла к окну. Шеренга из полицейских продолжала маршировать по лужайке. Они растянулись из конца в конец на расстоянии не больше полуметра друг от друга. Обходили только тот участок, где стояла белая палатка, – вокруг нее землю обыскивали другие люди. Похоже, они в буквальном смысле прочесывали каждый сантиметр.

Теперь мне казалось, что вчерашнюю ночь от нас отделяют долгие годы.

А потом я заметила, что прямо возле нашего корпуса, на вымощенной булыжником улице, стоит тот самый молодой полицейский. И смотрит на мое окно, прямо на меня. Джаза не ошиблась. Не мог он быть полицейским. Слишком молодо выглядел. И вот, стоит-таки там, среди чуть не половины остальных лондонских полицейских. Они вроде бы должны были заметить самозванца.

Я встретилась с ним взглядом, убедилась, что он это заметил. После этого он стремительно зашагал прочь.

15

Белая палатка простояла на лужайке все воскресенье. Она сияла в темноте – на нее был направлен свет десятков мощных прожекторов. Вокруг шныряли газетчики – таились у школьной ограды, приглядывались. Школьное начальство разослало всем электронное письмо как в Вексфорде невероятно безопасно, хотя прямо у нас под носом расследуют убийство, а еще к нам отрядили нескольких психологов – любой желающий мог обратиться к ним за помощью.

У многих действительно поехала крыша, правда довольно странным образом. У нас дома были бы сплошные коллективные рыдания и показные объятия у всех на виду. В Вексфорде многие чуть ли не яростно делали вид, что ничего не произошло. Элоиза, например, сидела у себя в комнате, курила и читала французские романы. Шарлотта патрулировала коридоры, засовывала огромную рыжеволосую голову в комнаты. Анджела и Гаэнор расправлялись с ящиком вина, который как-то умудрились заныкать, и время от времени прибредали к нам с полными кружками красного. Кто-то из них повесил нам на люстру розовый лифчик. Я не стала снимать. Лифчик был красивый.

По вечерам в коридорах стоял гул от нервической, визгливой болтовни. Спать никто не мог, поэтому все общались. Полагаю, что в Олдшоте происходило примерно то же самое. Почти все мальчишки выходили к завтраку с покрасневшими глазами, обведенными темными кругами, – значит, они тоже слишком много читали и слишком много квасили.

Родители попытались запихать меня в бристольский поезд, но я смогла их переубедить, заявив, что у нас совершенно безопасно. Да так оно и было. Полиции вокруг было по самое дальше некуда, все наши передвижения фиксировались. Родители в конце концов смирились и все же звонили каждые два часа. Собственно, звонила вся моя родня. Дядя Вик и кузина Диана звонили по нескольку раз. Позвонила мисс Джина. А еще на меня сыпались электронные письма. Все жители Бенувиля хотели знать подробности. Почти все воскресенье я держала в одной руке телефон, а другой стучала по клавишам.

О том, что я, собственно, видела убийцу, я никому не обмолвилась. Молчать было нелегко. Такая обалденная новость – а ты тут молчи. Я по-прежнему оставалась Единственной Свидетельницей в Деле об Убийстве, сотрудники Скотленд-Ярда могли в любой момент умыкнуть меня на многочасовой допрос. Тогда все узнают, кто я такая. Я попаду во все сводки новостей.

Я все ждала, когда они явятся и продолжат меня расспрашивать. Никто не являлся. В новостях ни разу не упомянули ни об одном свидетеле. И Клаудия ни словом не обмолвилась о том, чем там положенным или неположенным мы занимались в ночь убийства. Вексфорд держал свое слово. Если они и пронюхали, что мы лазали на крышу, они решили спустить это на тормозах.

В понедельник утром уроки отменили, и к этому времени воздух в Готорне был уже с откровенным душком. Я не хочу сказать, что в здании воняло, но там стояла странная духота. Отопление работало на полную мощность, воздух загустел от влажности и гормонов стресса. В середине дня нас пустили в учебный корпус и в библиотеку, однако следили при этом за каждым шагом. Ходить разрешалось только по мощеным тротуарам. Лужайку огородили нейлоновыми щитами, чтобы нам было даже толком не разглядеть палатку, – и все равно с третьего этажа ее было видно совершенно отчетливо.

У меня было «окно», и я пошла в библиотеку – только ради того, чтобы выбраться из здания. Мне казалось, что я спешу, но, когда я туда добралась, все кабинки уже были разобраны, а все стулья заняты – равно как и все места на полу около розеток.

Я решила подняться наверх, пробралась в раздел книг по литературе. Обследовала ряд за рядом, пока не отыскала Алистера. Он был на месте – та же роскошная прическа, тот же безразмерный тренч и ботинки «Док Мартинс».

Он разве что переместился немного. На сей раз он сидел на подоконнике, опять практически в полной темноте.

– Можно, я здесь устроюсь? – спросила я. – Внизу все занято.

– Как знаешь, – ответил он, не поднимая глаз.

Я повернула выключатель в конце ряда и уселась на пол. Пол был холодный, но тут хотя бы было где присесть, а еще очень хотелось побыть одной. Через десять минут свет автоматически выключился. Я посмотрела – не встанет ли Алистер и не включит ли его, но он продолжал читать. Я отлепилась от пола и повернула выключатель.

– Глаза испортишь, – сказала я, – если будешь читать в темноте.

Алистер усмехнулся. Я не поняла почему. Перенапряжение глазной мускулатуры – это совсем не смешно. Через некоторое время в конце ряда появился Джером с компьютером под мышкой.

– Джаза сказала, что ты здесь, – сообщил он. – Есть время поговорить? Мне нужно тебе кое-что показать.

Джером был так поглощен своими мыслями, что никак не отреагировал на присутствие Алистера.

Он отвел меня в один из крошечных учебных кабинетиков на первом этаже. Все они были заняты, но Джером отыскал тот, в котором трое оболтусов младше нас на год дулись в видеоигры.

– Давайте отсюда, – скомандовал он, распахивая дверь. – Нам нужно помещение.

Те попробовали разораться, но Джером распахнул дверь еще шире.

– Эти помещения – для учебы, – напомнил он. – Давайте.

– Злоупотребляешь властью? – осведомилась я, когда оболтусы побрели прочь. Один из них был ростом повыше Джерома и посмотрел на него с откровенной неприязнью, но Джером сделал вид, что не видит. Он уже включил компьютер.

– Закрой дверь, – сказал он. – И садись.

В кабинетике было три стула и малюсенький стол. Для четвертого стула просто не оставалось места. Собственно, и для стола места не было. Я пристроилась рядом с Джеромом, который уже подключился к Интернету и открывал какую-то страницу.

– Предупреждаю, зрелище не из приятных, – сказал он. – Но я не мог тебе не показать. Да и все это скоро увидят.

Он зашел на сайт, называвшийся «Ripperfiles». На экране появилось окно просмотра видеофайлов. Джером нажал на «Просмотр».

Съемку производили в инфракрасном освещении, в итоге изображение получилось зеленовато-серым с яркими белыми пятнами. Сперва на экране возник сад и помост, на котором стояло несколько пустых столиков. Я сразу же сообразила, что это, должно быть, «Цветы и стрелы».

Примерно через полминуты отворилась калитка. Показалась фигура – она приближалась, выпрямив спину, и выглядела какой-то неестественно-одеревеневшей. Женская фигура. В юбке и пальто. Она пересекла экран слева направо и очутилась практически перед объективом камеры. Потом медленно повернулась.

Все было видно по ее глазам. Огромные точки белого света. Она стояла не шевелясь, лишь грудь слегка вздымалась от сдерживаемых криков. Казалось, все ее внимание сосредоточено на чем-то, находившемся перед ней, за пределами видимого. А потом она дернулась в сторону, зацепилась за ограду, рухнула на землю. Принялась отбиваться, размахивая руками. И только тут я поняла, что смотрела она не на кого-то, оставшегося за кадром. Никакого убийцы там попросту не было. Жертва находилась и самом центре двора, по идее, нападавший должен был быть на виду. И все же его не было. Она молотила руками в пустом воздухе. А потом – вспышка, блестящая черта, пролетевшая через весь экран, – и женщина обмякла. Ноги ее взлетели вверх, колени согнулись, пятки встали на землю. Потом их резко раздвинули. Еще одна вспышка.

Джером протянул руку и нажал на паузу.

– Дальше не надо, – сказал он. – Я и сам жалею, что посмотрел.

– Не понимаю, – сказала я. – Что это было?

– Запись, сделанная от входа в паб. Не было там никакого сбоя.

– Но такого не может быть.

– Может. Один из подписчиков сайта получил ее прямо с сервера, куда сливают все дубли. Вот так.

– Я уверена, что это какой-то розыгрыш.

– Поверь мне, – сказал он, – это все правда. Этот сайт… тут люди серьезные. Судя по всему, убийца что-то нахимичил, чтобы удалить себя с записи, но пока никто не может понять, как именно это было сделано. Эту штуку уже просмотрела куча технических экспертов, никто из них не может понять, что произошло. А это видео? Его скоро растиражируют по всему Интернету. Приверженцы теории всемирного заговора просто обалдеют от счастья.

Картинка застыла на экране – женщина, лежащая на спине, странная черта в воздухе. Джером наклонил экран пониже.

– Вчера вечером, – сказала я. – Когда мы возвращались обратно. Я видела человека.

– Так ты – свидетельница? – удивился он.

– Да, – ответила я. – Они попросили меня составить такую штуку, которая называется фоторобот.

– Ты составляла фоторобот?

Я рассказала Джерому про мужчину – как он вышел из-за угла, как увидел меня под окном. Джерома это просто сразило. Челюсть у него отвисла. У него и так-то рот немаленький – отсюда способность объявлять еде войну до полного уничтожения, улыбка от уха до уха и умение болтать целыми часами. Может быть, нам и раньше случалось сидеть так близко, где-нибудь на скамейке в столовой, но тут я вдруг остро почувствовала, что мы одни в этой крошечной комнатенке. Этаком учебном чуланчике. И мы были ближе, чем когда бы то ни было. Видимо, придвигались друг к другу, пока я смотрела видео.

– Какая-то странная история, – сказала я. – Джаза его не видела. Она уже влезла внутрь. А я осталась на тротуаре, так что… расспрашивали они только меня. И кажется, приняли за ненормальную. Или решили, что я вру. С тех пор никто ко мне больше не обращался.

– Обратятся, когда поймают его, – заверил Джером. – Наверное, пригласят тебя на опознание.

Это было похоже на правду. Какой смысл со мной связываться, пока ко мне нет никаких вопросов.

Мы сидели так близко, что я не могла посмотреть на него в упор и уж всяко не могла заглянуть в глаза. И вот тут-то до меня наконец дошло, что притащил он меня сюда не только затем, чтобы вдвоем поглазеть, как кого-то убивают (хотя, пожалуй, отчасти и за этим тоже).

А еще в кабинетике было очень тепло.

Скажу вам честно, не знаю, кто из нас начал первым, но когда я перевела взгляд с его подбородка на глаза, обратного пути уже не было.