Текст книги "Имя Звезды"

Автор книги: Морин Джонсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

12

Ночь выдалась ясная, замечательная осенняя ночь. Небо расчистилось, в воздухе пахло листьями и немного – горящими поленьями. Идти через площадь, понятное дело, нельзя – кто-нибудь наверняка заметил бы нас из окон. Так что придется перебежать через улицу и пробираться задворками, выйдя, собственно, за территорию школы. Зайдем к Олдшоту сзади. На все это потребуется минут десять, и вот тут-то уж мы точно нарушим запрет – но раз мы в это ввязались, отступать теперь поздно.

Миновав наш корпус и свернув за угол, мы сбросили темп до быстрого шага.

– Рори, – Джаза задыхалась, – слушай, ну не полную ли глупость мы затеяли? Дело даже не в школе, а, скорее, ну, сама понимаешь, в Потрошителе. Он же тут где-то поблизости, убивает людей.

– Да ничего с нами не будет, – ответила я, дуя на озябшие пальцы и ускоряя шаг. – Мы всего-то в соседнюю дверь, в буквальном смысле. Тем более вдвоем.

– Только все равно это глупость. Или нет?

– Ты помни другое: ты делаешь что-то интересное, а Шарлотта – нет. А если нас застукают, я скажу, что это я тебя заставила. Под дулом пистолета. Я же американка. Никто не удивится, что у меня есть оружие.

Мы еще ускорили шаг, почти бегом продвигаясь по жилому кварталу, примыкавшему к Вексфорду. Почти во всех квартирах горел свет, было видно, что там пьют и веселятся. Во многих окнах светились экраны телевизора – уже знакомый всем бело-красный логотип новостей Би-би-си мерцал в темноте. Мы резко свернули влево у лавки сапожника с закрытыми на ночь ставнями и последний квартал до задней двери Олдшота пробежали бегом.

Олдшот был точной копией нашего корпуса, вот только на барельефе над входной дверью было написано «МУЖЧИНЫ». Но даже и без этой подсказки было понятно, что тут живут представители сильного пола. Многие окна Готорна украшали затейливые, нарядные занавески, на подоконниках стояли растения или еще какие-нибудь украшения. Даже свет там выглядел другим, потому что девчонки привозили с собой абажуры, которые рассеивали и подкрашивали свет ламп. В Олдшоте никто не менял занавески – все они были стандартного серо-зеленого цвета. Если что и украшало подоконники, так только батареи банок и бутылок или – у некоторых выпендрежников – книги. Все лампочки были одинаковыми. Удивительно, насколько по-разному могут выглядеть два однотипных здания.

Я уже видела нашу точку проникновения – пожарный выход, дверь чуть приоткрыта, потому что в щель засунута книга. Мы перебежали через улицу и, прижавшись к стене здания, прокрались под окнами первого этажа. Я протянула руку и осторожно открыла дверь, мы проскользнули внутрь. Я аккуратно прикрыла дверь.

– Получилось! – прошептала Джаза.

– Вроде как.

– Что теперь? Просто ждем?

– Наверное.

– Мы тут как-то слишком на виду.

– Пожалуй.

Мы тихонько подобрались к внутренней двери, которая вела на первый этаж Олдшота. Из-за нее доносились мужские голоса и звук телевизора. Мы с Джазой прижались друг к другу, не зная, что делать дальше, но тут этажом выше открылась еще какая-то дверь. Через перила перевесилась кучерявая голова Джерома, он поманил нас к себе.

– Я отключил сигнализацию, – сообщил он. – Тайный навык старосты. Все остальные внизу, у телика.

Он, похоже, был страшно доволен собой. Все вместе мы поднялись еще на два пролета и оказались у следующей двери. Выглядела она гораздо внушительнее: засов во всю ширину и красная надпись: «НЕ ОТКРЫВАТЬ: ДВЕРЬ ПОД СИГНАЛИЗАЦИЕЙ». Джером распахнул ее резким движением. Я ждала, что взвоет сирена, но этого не случилось. И мы совершенно внезапно оказались на широкой крыше Олдшота, в ясном студеном воздухе, и больше над нами не было ничего, кроме неба.

– Ничего себе! – произнесла Джаза, с опаской выходя на крышу. – Я это сделала. Мы это сделали. Взяли и сделали.

Несколько мгновений мы просто упивались свободой. Джаза осталась на месте, а мы с Джеромом подошли к самому краю. Внизу отчетливо были видны наша площадь, другие корпуса, соседние улицы. Все было ярко освещено – горели все фонари, ни одного темного окна или витрины. Небоскребы Сити – делового района Лондона, расположенного рядом с нашим, – казались маяками, озарявшими ночь еще более ярким светом. Лондон не спал, Лондон следил за событиями.

– Здорово, да? – сказал Джером.

Было действительно здорово. Я поняла, что ради этого и приехала. Ради этого вида. Этой ночи. Этих ребят. Этих ощущений, наполнявших воздух странным гулом.

– Полагаю, здесь не опасно, – проговорила Джаза, подходя поближе и обхватывая себя руками, чтобы согреться. – Здание заперто, а сюда так запросто не заберешься. Плюс вокруг полно полиции. И вертолетов.

Она указала на яркие прожекторы вертолетов, паривших в небе как огромные пчелы. С нашего места было видно целых три. Весь город был под наблюдением.

– Я думаю, что сейчас это самое безопасное место во всем Лондоне, – сказал Джером. – Главное – не свалиться.

Джаза попятилась. Я всматривалась вниз. Если упасть, рухнешь прямо на булыжник. Когда я снова подняла глаза, оказалось, что Джаза отошла к другому краю. Теперь мы с Джеромом вдвоем смотрели на небо и на площадь.

– Стоило того? – спросил он с улыбкой.

– Пока – да, – ответила я.

Он усмехнулся, отступил от края и сел.

– Время почти то самое, – сказал он. – А нам ни к чему, чтобы нас тут заметили.

Я села с ним рядом на холодную крышу. У Джерома все оказалось готово – в компьютере было открыто сразу несколько окон: сайты новостей и сайты про Потрошителя.

– Тебе ведь все это нравится, да? – спросила я.

– То, что людей убивают, мне не нравится, но… да, нас потом будут спрашивать, где мы были в тот самый момент. А момент-то исторический. Я хочу потом вспоминать, что я был в необычном месте, не там, где все. К примеру, здесь, на крыше.

Какой у него был вид… ветер раздувает волосы, профиль, прорисованный полусветом… Я теперь воспринимала Джерома по-иному. Он был уже не просто дружелюбным и странноватым пацаном, моим одноклассником. Я оценила его ум. Его авантюризм. Его ведь выбрали старостой, а это о чем-то да говорит. Я почувствовала, как во мне расцветает особая приязнь.

– И что теперь? – спросила, подходя, Джаза.

– Будем ждать, – ответил Джером. – Кэтрин Эддоуз убили между сорока и сорока пятью минутами второго. Так что уже скоро.

Часы показали 1.45. Потом 1.46, 1.47, 1.48, 1.49…

В новостях крутили одни и те же ролики, заполняли время повторяющимися кадрами: полицейские машины едут по улицам. Мне сделалось не по себе: вот мы сидим на крыше и ждем, когда кого-то убьют. Было ясно, что корреспонденты уже исчерпали запасы воображения на предмет, как бы еще сказать «пока ничего не случилось». Вернулись к описанию третьего трупа. Пришло подтверждение, что это действительно третье убийство, совершенное Потрошителем. Самое стремительное из всех – ножом по горлу.

Два часа. Пять минут третьего. Джаза встала, принялась подпрыгивать на пятках и растирать себе плечи, чтобы согреться. Я видела, что азарт ее тает с каждой минутой.

– Я хочу домой, – сказала она наконец. – Не могу больше здесь торчать.

Джером взглянул на нее, потом на меня.

– Ты хочешь остаться или…

В голосе слышалась легкая грусть. От этого у меня по всему телу побежали мурашки. Но отпускать Джазу одну было немыслимо, да, собственно, и самой потом возвращаться в одиночестве – тоже.

– Ладно, – сказала я. – Мы пойдем домой, вместе.

– Наверное, так оно и лучше, – сказал Джером.

Он спустился с нами по пожарной лестнице, довел до задней двери.

– Вы там поаккуратнее, – сказал он. – Пришлите эсэмэску, как доберетесь, ладно?

– Ладно, – ответила я. Слегка улыбнулась. Не удержалась.

Дверь захлопнулась, мы снова оказались на холоде. Возвращаться длинным окольным путем мне не хотелось – к частности, и потому, что по Восточному Лондону все-таки рыскал Потрошитель. Самый прямой и безопасный путь – перебежать через площадь, только именно здесь нас могут запросто застукать власти предержащие. Опасно заходить на Готорн в лоб. Но я все-таки хотела рискнуть.

Площадь освещена по периметру, но можно и не высовываться, например идти под деревьями, там тень и тьма.

Даже если Клаудия, допустим, пялится в окно, без инфракрасных очков ей ни за что не разглядеть, что это именно мы крадемся там между стволами. Я бы, признаться, не поручилась, что у Клаудии нет инфракрасных очков, однако она наверняка смотрит новости со всеми остальными. Ведь в последний раз мы видели ее именно за этим занятием. Общая комната находилась в задней части корпуса.

Джаза разглядывала площадь, видимо прикидывая в голове то же самое.

– Рискнем? – спросила она.

– Тут всего-то метров двадцать. Давай. От дерева к дереву, по-шпионски.

– По-моему, шпионы делают совсем не так, – возразила она, но все-таки нырнула вслед за мной в темноту.

Передвигались мы нелепейшими зигзагами, от дерева к кусту и снова к дереву, под ногами оглушительно хрустели листья. Оказавшись на другой стороне, мы вынуждены были перебежать мощенную булыжником улицу перед фасадом, а потом красться под окнами к задней стене здания. Свет в туалете был погашен. Мне помнилось, что мы его оставили включенным. Значит, кто-то сюда заходил. Выбравшись, мы притворили окно, однако оставили внизу щелку, чтобы открыть снова. Я подсадила Джазу, она ловко пролезла между прутьями и скрылась внутри. Я собиралась проделать то же самое и вдруг обнаружила, что рядом кто-то стоит. Мужчина, лысый, в сером костюме, который ему немного великоват.

– Вы ничего не нарушаете? – поинтересовался он вежливо.

– Ничего такого, – ответила я быстренько, едва успев подавить испуганный вскрик. – Мне сюда.

– Как мне кажется, вам не положено было выходить.

Что-то в нем было смутно знакомое, но я никак не могла сообразить что. Наверное, глаза, лысина, одежда. И еще в нем сквозило что-то жутковатое. Может, только потому, что вот посторонний мужик средних лет стоит на школьной территории и разговаривает с девчонками. Да, пожалуй. Это подходит под определение «жутковатого».

В окне возникла Джаза.

– Давай! – крикнула она шепотом, протягивая мне руку.

– Спокойной ночи, барышни, – проговорил мужчина и пошел прочь.

Забираясь внутрь, я расцарапала коленку о кирпич, однако долезла и буквально вывалилась в туалет. Мы быстренько поставили на место решетку и закрыли окно. Лихорадочно переоделись обратно в пижамы. В общей комнате по-прежнему стоял шум. Мы переглянулись, потом медленно зашагали по коридору. Идея состояла в том, чтобы с этакой небрежностью пройти мимо двери. Проходя, я заглянула внутрь. На ленте новостей бежала надпись: «ЧЕТВЕРТОЕ ТЕЛО ПОКА НЕ ОБНАРУЖЕНО». Джаза шла не останавливаясь, скользила по полу в пушистых носках.

А потом мы с ходу впилились в Клаудию, которая поправляла какое-то объявление на доске в вестибюле.

– Идете спать? – спросила она.

– Угу, – откликнулась я.

Джаза заторопилась вверх по лестнице, но я притормозила ее, ущипнув сзади за пижаму. Спокойно. Невинно. Вот как мы должны выглядеть. Только оказавшись в полной безопасности, у себя в комнате, мы снова заговорили. Обе сразу же направились к своим кроватям, не включая света, словно он мог усилить звучание наших голосов.

– Вроде… пронесло, – сказала я, отставляя ноги подальше, так что из одеяла образовался шалашик.

С Джазиной половины ответила тишина, а потом в ноги мне попала подушка и разрушила шалашик. Кидалась Джаза очень метко. Потом до меня долетел придушенный смешок, а потом кто-то затопотал по матрасу. Я швырнула подушку обратно и услышала негромкий взвизг, когда та попала в цель.

– Зачем меня понесло на эту крышу? – зашептала Джаза счастливым голосом. – Только бы Шарлотта про это узнала! Правда. Только бы узнала и только бы проглотила язык от зависти.

Даже в темноте было ясно, что она улыбается. Я вытащила телефон и отправила Джерому сообщение.

«Орлы в гнезде, – написала я, – операция завершена».

Через секунду пришел ответ:

«Вас понял».

И сразу же еще один:

«Тела пока нет».

А потом сразу вслед: «Хорошо он его запрятал».

А потом: «До завтра».

Последнее было вроде как лишнее, потому что завтра-то мы уж всяко увидимся. Мы же видимся каждый день. Такие вещи говорят, когда тебе хочется сказать что-то важное, но никак, и ты тянешь разговор, лишь бы он не прервался.

Я сделала то, что делают все героини сериалов, – не стала отвечать. Глупо ухмыльнулась своей находчивости.

– А с кем это ты говорила там, под окном? – поинтересовалась Джаза.

– Да с этим мужиком, – ответила я.

– С каким мужиком?

Джаза мгновенно насторожилась, села, выпрямила спину.

– Ну, с тем, который пожелал нам спокойной ночи.

– Я никого не видела, – сказала Джаза.

Чушь какая-то. Не могла Джаза его не заметить.

– А кто это был? – спросила она напряженным тоном. – Кто-то из школы?

– Нет, – ответила я. – Просто какой-то тип с улицы.

– Ты с дуба рухнула? Не смешно.

– Не рухнула, – заверила я ее. – Просто какой-то посторонний мужик.

Она медленно обмякла и снова откинулась на подушку.

– Ну, – сказала она, – так вы с Джеромом?..

– Чего это мы? – спросила я, поднимая глаза на длинные прямоугольники света, проникавшие в окно и тянувшиеся по стене. Ни Джаза, ни я не потрудились задернуть шторы.

– Ну так?

– Ну так что?

– Он тебе как? – спросила она.

– Да он пока ничего такого не сделал.

– Но он тебе нравится?

– Я пока еще об этом думаю, – ответила я.

– Ну так думай поживее.

Снова раздалось хихиканье, очередная подушка влетела в стену у меня над головой и шлепнулась мне на нос.

– Делать мне больше нечего, – ответила я.

13

Следующее утро началось слишком рано и с того, что кто-то заколотил в дверь.

– Открой, – буркнула я в подушку. – Скажи, что у меня ноги отвалились.

Джаза, кряхтя, поднялась и кое-как добрела до двери. За дверью стояла Шарлотта в голубом махровом халате, сна ни в одном глазу – кто бы мог подумать.

– В столовой в шесть общее собрание, – объявила она. – Через двадцать минут.

– Общее собрание? – повторила я.

– Форму можно не надевать. Главное – присутствовать.

Собрание через двадцать минут, в шесть, это значит… давай считай… трудновато с утра… трудновато… сейчас без двадцати шесть. Еще и солнце не встало. Мы легли-то всего три-четыре часа назад.

– Что бы это значило? – поинтересовалась я, пытаясь нашарить свои туфли.

– Понятия не имею, – ответила Джаза. Времени возиться с линзами у нее не было, она просто надела очки.

– Они что, правда решили устроить собрание в шесть часов утра? – спросила я. – А разве это не считается преступлением против человечности?

– Что-то тут не так. Кто-то в чем-то провинился. Мы провинились.

– Не станут они поднимать всю школу в шесть утра, чтобы наорать на нас, Джаза.

– Это ты их плохо знаешь.

В коридоре наблюдался апокалипсис в стране зомби: все брели к лестнице – заспанные, мутноглазые, расхристанные. Два-три человека надели форму, на остальных были спортивные штаны или пижамы. Мы с Джазой оказались в стане пижамников, только натянули поверх пижам спортивные куртки, для тепла и уюта. Снаружи стоял пасмурный английский день, из разряда «то ли дождик, то ли нет» – я к ним уже начинала привыкать. Холод и сырость меня немного взбодрили, но сильнее взбодрил вид полицейских… и еще белый шалашик, окруженный прожекторами, в центре нашей лужайки – вокруг него сновали люди в белых халатах.

– Ой, боже мой! – Джаза схватила мою руку. – Боже мой, Рори, это…

Да, шалашик был палаткой, какими пользуются патологоанатомы, – их вечно показывают в детективах и в новостях. До всех нас это дошло одновременно. Все дружно ахнули, потом послышались истерические рыдания; чтобы помешать их распространению, Клаудия начала широкими жестами регулировщика загонять нас в столовую.

– Давайте, – приговаривала она, – давайте, девочки, давайте, давайте.

Мы позволили загнать нас внутрь – зал уже был забит людьми, которые только что получили хороший впрыск адреналина. Все шумели, перебегали от стола к столу, таращились в телефоны. Все жившие неподалеку учителя тоже были здесь – сидели на кафедре, и вид у них был такой же недоумевающий, как и у нас. Когда всех нас загнали внутрь, дверь с грохотом захлопнулась и Пик Эверест попытался утихомирить нас всякими «Так, так, прошу потише» – но не преуспел.

– Перед вами старший инспектор полиции Саймон Коул! – проорал Эверест, перекрывая шум. – Ему нужно сказать вам несколько слов. Прошу слушать внимательно.

Этого мужика мы видели в новостях – серьезного вида, в костюме, сразу ясно, что старший инспектор, по бокам – два полицейских в штатском. До нас дошло – тут все всерьез. Шум утих.

– Сегодня в четверть третьего утра, – проговорил инспектор будничным голосом, – на лужайке перед вашей школой было обнаружено тело. Мы полагаем, что это связано с проводимым сейчас расследованием, о котором вы, скорее всего, слышали.

Он не произнес слова «Потрошитель». Это было лишним. По комнате будто прокатилась взрывная волна – все разом вдохнули, потом раздался гул, потом заскрипели скамейки – все оборачивались, чтобы посмотреть друг на друга.

– Убитый – из Вексфорда? – выкрикнул кто-то из мальчишек.

– Нет, – ответил инспектор. – Жертва не имеет отношения к вашей школе. Однако ваша территория официально объявлена местом преступления. Пока эксперты не закончат работу, вам запрещается выходить на лужайку. В течение нескольких дней здесь будут находиться наши сотрудники. Сегодня несколько полицейских будут дежурить в библиотеке – они готовы выслушать любого из вас, кто видел сегодня ночью что-либо необычное. Собственно, нас интересует все, что вы видели и слышали, даже если вам это кажется несущественным. Подозрительные люди. Подозрительные звуки. Все, что выходит за рамки привычного.

Снова вскочил Эверест:

– Если кто-то из вас боится давать показания, потому что в тот самый момент вы нарушали какие-то школьные правила… мы не станем вас наказывать. Я попрошу сообщить полиции все, что вам известно. Если вы окажете помощь следствию, никаких санкций с нашей стороны не последует. Сегодня все должны оставаться на территории школы. Завтрак вам принесут прямо в комнаты – общий завтрак отменяется с целью минимизировать хождение по лужайке. Обед будет подан как обычно. Если вам есть что сказать полиции, говорите. Повторяю: бояться нечего.

С этим нас отпустили. Мы провели в столовой всего несколько минут, но эти несколько минут изменили буквально все. Все успели проснуться и растеряться. Вокруг стоял тихий, невнятный гул. Только, в отличие от обычных школьных собраний, никто не хихикал и не орал в полный голос. У входа в столовую стояло еще несколько полицейских – они наблюдали, как мы выходим из здания.

Когда мы вернулись в Готорн, я вдруг осознала, что дрожу. Сперва я подумала, что промерзла, но дрожь не унялась даже после того, как я целых пять минут просидела у радиатора. С Джазой все было точно так же – она сидела на обогревателе на своей половине комнаты. На несколько минут мы застыли в неестественных позах, в полутьме.

– Так что этот тип? – спросила я наконец.

Джаза подняла на меня глаза, видимо пытаясь решить, не издеваюсь ли я над ней.

– Джаз, он был прямо у меня за спиной. Сказал «спокойной ночи». Ты его точно не видела и не слышала?

– Нет, – ответила она. – Клянусь.

Я прикусила губу и снова прокрутила все в голове. Я по-прежнему не могла понять, как Джаза могла его не увидеть и не услышать. Я прекрасно знала, что ничего не придумала.

– Наверное, я просто думала о другом, – сказала она наконец. – Смотрела только на тебя. Мне было страшно. Если ты считаешь, что должна…

Она осеклась – сообразила, каковы будут последствия.

– Если ты считаешь, что должна об этом сообщить, то давай, – ответила она уже тверже. – Даже если это значит, что…

– Они обещали нас не наказывать.

– Пусть даже и накажут, – сказала она.

На то, чтобы набраться смелости и спуститься вниз, у меня ушло минут десять. Прежде чем выйти из здания, нужно было доложиться Звать-меня-Клаудии. Она сидела у себя в кабинете и говорила по телефону – раскатистым басом рассказывала какой-то столь же зычной приятельнице о событиях этой ночи.

– Да, Аврора?

– Я… кое-что видела.

Клаудия всмотрелась в меня пристальнее.

– Прошлой ночью? – уточнила она.

– Прошлой ночью, – подтвердила я. Продолжать не стала – пусть сперва осмыслит эти слова.

– Ну что же, – сказала Клаудия. – Тогда тебе в библиотеку.

Суета снаружи только усилилась. Полицейские в светоотражающих зеленых жилетах мелькали повсюду – огораживали новый участок бело-синей лентой, перекрывали дорожки вокруг. Я прошла мимо – до библиотеки пришлось добираться в обход. У дверей стояли двое полицейских в форме. Меня впустили. Третий полицейский опросил меня при входе и подвел к одному из столов, где уже устроились всякие разные люди – полагаю, тоже полицейские. Они были в обычной одежде – по большей части в костюмах. Меня усадили за стол, высокая коротко стриженная негритянка в очках без оправы уселась напротив. Ей было немногим больше двадцати, однако на ней был строгий темно-серый костюм и белая блузка – в них она выглядела старше и внушительнее. Она достала несколько бланков, взяла ручку.

– Младший инспектор Янг, – представилась она вежливо. – А как тебя зовут?

Я сказала.

– Ты американка или канадка? – поинтересовалась она.

– Американка.

– И ты что-то видела или слышала вчера ночью?

– Я видела мужчину, – ответила я.

Она взяла бланк и прицепила к планшету, чтобы я не могла рассмотреть, что именно она записывает.

– Мужчину, – повторила она. – А когда именно и где?

– Примерно в два часа… сразу после двух. Как раз когда все ждали, что найдут четвертое тело. Ведь четвертое убийство должно было произойти без пятнадцати два, да? Но мы несколько минут переждали, прежде чем залезть обратно…

– Куда – обратно?

– Мы ходили в Олдшот. Больше никуда, туда и обратно. Ненадолго.

– Кто это – мы? Кто был с тобой?

– Моя соседка, – ответила я.

– Ее имя?

– Джулиана Бентон.

Инспектор Янг вписала в бланк что-то еще.

– Выходит, вы с соседкой выбрались из здания…

Я хотела было попросить ее не орать, но полицейских вроде как не принято просить не транслировать твои личные дела на всю округу.

– И сразу после двух вы видели мужчину. Так?

– Да.

Она сделала еще одну пометку.

– Ты уверена, что не путаешь время?

– Ну, – сказала я, – в новостях все время твердили, что в тысяча восемьсот восемьдесят восьмом году четвертая жертва была обнаружена без пятнадцати два. Мы сидели на крыше и смотрели новости в компьютере Джерома…

– Джерома? – переспросила она.

Ну вот, теперь я и Джерома втравила.

– Джерома, – повторила я. – Он живет в Олдшоте.

– Сколько вас там было всего?

– Трое, – ответила я. – Я, Джаза и Джером. Мы сходили к Джерому, в их корпус, а потом вдвоем вернулись сюда.

Она снова принялась писать.

– В час сорок пять вы смотрели новости.

– Да. И там… в смысле, вы… ну, тело не нашли. Мы еще немного подождали, минут десять, наверное, а потом мы с Джазой захотели домой, потому что нам стало страшно. Мы побежали через площадь…

– Вы пересекли площадь в два часа утра?

– Да, – ответила я, вжимаясь в стул.

Инспектор Янг пододвинула стул поближе, выражение ее лица сделалось серьезнее. Кивнула мне – мол, продолжай.

– Мы добрались до окна в Готорне и как раз лезли в него, и тут этот мужчина вышел из-за угла. Спросил, не нарушаем ли мы чего – в смысле, чего это мы лезем в окно. А я сказала, что нет, нам туда и надо. Он был какой-то жутковатый.

– В каком смысле – жутковатый?

Чем больше я об этом думала, тем труднее мне было объяснить, что такого жутковатого я нашла в этом типе – если не считать того, что он ночью ошивался вокруг школы. И все-таки было в нем нечто такое, от чего я тогда внутренне содрогнулась и очень отчетливо почувствовала, что ему здесь совсем не место… Что-то с ним было не так… но какое же это объяснение.

Родители много раз мне рассказывали, что со всеми свидетелями происходит одно и то же. Стоит свидетелю понять, что он видел что-то важное – что это может как-то быть связано с преступлением, – его мозги как бы достают цветные карандаши и начинают перекрашивать картинку, придавая всему мрачный, подозрительный, многозначительный колорит, которого на деле, скорее всего, не было. Вы услышали ночью звук и подумали, что в какой-то машине забарахлил глушитель – а теперь вы уверены, что это был выстрел. Вы встретили в магазине человека, который покупал кучу мешков для мусора. Тогда вы о нем тут же и забыли. Но вот теперь его судят за убийство, причем жертву свою он расчленил в ванне, и вы тут же припоминаете, что вел он себя беспокойно, потел, глаза бегали – а может, он и вовсе был весь в крови. При этом вы не лжете. Это уловки мозга. Он переписывает воспоминания, подгоняя их под новые факты. Именно поэтому полицейские и адвокаты мучают свидетелей, чтобы вытянуть из них факты и только факты.

Словом, на допросе я могла бы вести себя и получше. Меня же, по сути, учили, как себя надо вести. Что я виделla? Мимо окна прошел мужчина. Возможно, он ни в чем не виноват. И все же к нему прицепилось слово «жутковатый». Если бы на меня надавили, я бы еще добавила «потусторонний». Неуместный. Нездешний.

– Ну… просто жутковатый.

– А что было потом? – спросила инспектор.

– Он сказал что-то в том смысле, что нам не положено пыходить, а потом из окна высунулась Джаза и помогла мне забраться внутрь.

– А куда делся мужчина?

Ушел.

– Как он выглядел? – спросила инспектор.

– Ну, такой… не знаю.

Как люди выглядят? Я вдруг поняла, что не в состоянии его описать.

– В костюме. В сером. Таком… странном.

– В каком смысле?

– Просто… странном. Старом.

– И сам он был старый?

– Нет, – ответила я быстро. – Только костюм был старый. Точнее… устаревший.

– В каком смысле? Рваный?

– Нет, – ответила я. – Новый, но старый. В смысле… я… ну, я не особо разбираюсь в костюмах. Он был не очень старый. Не какой-нибудь там древний. Ну, такой… как во «Фрезере»? Или в «Сайнфелде»? Знаете такие сериалы? Костюм из сериала девяностых годов. Пиджак такой длинный и просторный.

Она, поколебавшись, записала и это.

– Хорошо, – сказала она терпеливо. – А сколько ему, по-твоему, было лет?

Я представила себе дядю Вика, без бороды, похудевшего килограммов на пятнадцать, в костюме. Похоже. Дяде Вику сейчас тридцать восемь или тридцать девять.

– За тридцать? К сорока?

– Понятно. Волосы какие?

– Никаких, – ответила я, не задумываясь. – Лысый.

Она принялась выпытывать дальше – высокий, низкий, толстый, худой, очки, растительность на лице. В результате я нарисовала портрет мужчины среднего роста, нормального телосложения, без растительности на лице, без каких-либо особых примет, лысого, в костюме, который мне показался несколько старомодным. А поскольку было темно, а глаз «ненормального» цвета не бывает, в этом смысле от меня тоже оказалось мало толку.

– Побудь здесь еще минутку, – сказала инспектор.

Она вышла. Я поежилась и огляделась. Несколько полицейских, работавших в библиотеке, посмотрели на меня, одиноко сидевшую за столом. Похоже, больше к ним никто добровольно не пришел. Одна я. Инспектор вернулась в непромокаемом коричневом плаще, и с ней пришел старший инспектор Коул. Там, на кафедре, он выглядел гораздо моложе. Вблизи я рассмотрела морщины вокруг глаз. Взгляд у него был пристальный, в упор.

– Нужно, чтобы ты показала, где именно видела этого человека, – сказал он.

Через две минуты мы уже стояли на тротуаре рядом с Готорном и смотрели на окна туалета. Болты так и валялись на земле. Только теперь до меня дошло, что мы, собственно, открыли вход в здание кому угодно. Внутри как-то муторно засосало.

– Ну, – сказала инспектор Янг, – покажи, где именно ты находилась.

Я встала прямо под окном.

– А где был тот мужчина?

– Примерно там, где сейчас вы, – ответила я.

– То есть довольно близко. Метрах в трех.

– Да.

– А твоя подруга?

Старший инспектор Коул заговорил со мной в первый раз. Он смотрел на меня не мигая, оценивая, глубоко запрятав руки в карманы.

– Вот здесь, – сказала я, указывая на окно.

– Значит, она его тоже видела.

– Нет, – сказала я. Муторное чувство усилилось.

– Как – не видела? Но она же была прямо здесь, в окне.

– Наверное, она просто смотрела на меня.

Старший инспектор Коул прикусил верхнюю губу, посмотрел на меня, на окно, опять на меня, отозвал инспектора Янг в сторонку и что-то сказал ей вполголоса. Потом ушел, не проронив больше ни слова.

– Вернемся в библиотеку и вспомним все еще раз, – сказала Янг.

Я вернулась с инспектором Янг в библиотеку. Когда мы сели, мне принесли чашку кофе и к нам присоединился еще один полицейский. Имя его я так и не узнала, но он постоянно что-то заносил в свой ноутбук. Вопросы стали более прицельными. Как мы выбрались из здания? Пили ли мы спиртное? Видел ли кто-нибудь, как мы выходим?

– Мы хотим составить фоторобот, – сказала наконец инспектор Янг. – Знаешь, что это такое?

Я устало качнула головой.

– Это цифровой портрет подозреваемого, нарисованный на основании свидетельских показаний. Видела такие картинки в новостях? Это и есть фотороботы. Мы сейчас еще раз разберем все случившееся. Ты сообщишь все подробности, какие помнишь. Мы введем их в программу, которая составляет цифровой портрет, а потом мы сможем его подкорректировать, пока он не станет похож на человека, которого ты, по твоим словам, видела. Хорошо?

Мне не очень понравилось это «по твоим словам», однако я кивнула. К этому моменту мне уже казалось, что если придется еще раз пересказывать все сначала, у меня просто лопнет голова. Окружающее утратило реальность. Но пока я не перескажу, они меня не отпустят. Так что мы разобрали все по частям в третий раз, сосредоточившись на мужчине, которого я видела. Его мы рассматривали даже подробнее – размер глаз (средние), глубина глазниц (вроде как глубокие), морщины (вообще-то, никаких), размер губ (обычные), форма бровей (слегка приподнятые), вес (нормальный, скорее с недобором). Только когда мы добрались до цвета кожи (белый), во мне что-то шевельнулось.

– Он показался мне таким… сероватым, – сказала я. – Ну, или бледным. Болезненным.

– Ты хочешь сказать, человек европейской расы, но очень бледный?

Да нет, не совсем так. Его глаза и кожа не соответствовали друг другу. Глаза были яркими, ясными, а вот остальное… остальное было вроде как и неважно. Будто бы он где-то забыл свое тело.

Фоторобот получился похожим на персонажа из мультика, точнее, на постаревшего и озлобившегося Чарли Брауна. На деле, голова незнакомца была не такой гладкой. Хотя и бугристой ее тоже не назовешь, но у каждого черепа есть определенный рельеф, это трудно описать.

Инспектор Янг посмотрела на картинку без особого восторга.