Текст книги "Мамочка для принцессы (СИ)"
Автор книги: Моргана Редж
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
Глава 23
Ася
Тишина в моей старой квартире оглушает. После гулких просторов особняка Павла эти стены кажутся картонными, а потолок давит.
Прошло три дня. Семьдесят два часа. Я провожу их, как в лихорадочном сне. Первую ночь Артем молчит, сжавшись в комок на своем старом диване, а я сижу у окна и смотрю на темный двор, не в силах плакать. Шок слишком глубокий.
Затем нужно встать, сделать Артему завтрак-обед-ужин, сесть за стол, открыть ноутбук. Печатать. Печатать. Печатать. Слова выходят плоскими, безжизненными, но я заставляю пальцы двигаться. Это единственное, что у меня осталось. Работа. Та самая работа, ради которой, по версии желтушных газет и, видимо, самого Павла, я и продалась.
Сейчас я сижу за столом, уткнувшись в экран ноутбука. Пальцы механически выстукивают слова. Сценарий. Новый. О женщине, которую предали. Ни капли юмора, только холодная, режущая стеклом правда. Это моя терапия. Или самобичевание.
На столе, рядом с ноутбуком, лежит мой телефон. Он вибрирует. Снова и снова, и снова. Короткая, настойчивая дрожь, потом еще одна. Сообщения. Пропущенные вызовы. Я даже не смотрю. Не нужно. Я знаю, кто это.
Павел.
Сначала бесконечные звонки. Потом – сообщения. Требовательные, потом с уговорами, сейчас – почти отчаянные. Я не читаю, но вижу уведомления на заблокированном экране.
«Ася, мы должны поговорить...» «Это недоразумение. Дай мне объяснить...» «Пожалуйста, ответь хоть что-нибудь...»
Я отвожу взгляд. Объяснить? Что он мог объяснить? Тот взгляд? Тот ледяной тон? То мгновенное недоверие, которое перечеркнуло все? Нет. Некоторые вещи не исправить.
Из комнаты Артема доносятся приглушенные звуки игры. Он заперся там, как и я в своей скорлупе. Наш дом, который всегда был нашей крепостью, теперь разделен на две одинокие осажденные территории. Две хрупкие вселенные.
Дверь в мою комнату скрипит. Я не оборачиваюсь, продолжаю стучать по клавиатуре. – Мам. Я не отвечаю. – Мам, нам нужно поговорить.
– Нет. Не нужно.
– Но я…
– Артем! – я поворачиваюсь к нему, и вижу, как он вздрагивает от моего тона. Во мне нет сил на мягкость. Все силы ушли на то, чтобы просто не развалиться. – Я сказала – нет. Иди поиграй. Или почитай. Не мешай мне. У меня дедлайн.
Это ложь. Дедлайна никакого нет. Только стена, которую я спешно возводила между собой и миром. – Хватит врать! – он резко входит в комнату. Его лицо бледное и злое, глаза лихорадочно блестят. – Ты не работаешь! Ты просто сидишь и тупишь в экран! И игнорируешь всех!
– Я никого не обязана слушать, – отрезаю я, закрывая ноутбук с таким щелчком, что он едва не сломался. – Даже меня? – его голос дрожит. – Мам, я был неправ! Я накосячил! Я поверил какой-то хрени в интернете и набросился на тебя! Прости меня!
Я наконец смотрю на него. Мой мальчик. В его глазах стоит такая искренняя боль и раскаяние, что у меня сжимается сердце. Но каменная глыба внутри не сдвигается с места.
– Ты не виноват, – говорю я устало. – Виновата я. Я втянула нас в эту историю. Я позволила себе поверить в сказку. Но сказок не бывает. Есть только контракты. И подвохи.
– Но Паша… он же звонит! Он пишет! Может, он правда хочет извиниться? – Не называй его так, – шиплю я с такой внезапной яростью, что Артем отшатывается. – Он для нас больше никто. И точка. Забудь о нем! И не смей с ним общаться! Никогда!
Я вижу, как он сглатывает, как его плечи опускаются. Он смотрит на меня, словно впервые видит эту холодную, черствую женщину, в которую я превратилась. – Ладно, – тихо отвечает мой сын. – Как скажешь.
Стоит еще какое-то время, сверлит меня взглядом. Такой же настырный, как я.
– Ты вообще есть будешь? – бухтит он. – Я сосиски сварил.
– Потом.
Он разворачивается и выходит, закрыв за собой дверь. Тишина снова поглощает комнату, но теперь она была другой. Гнетущей. Я проиграла. Я потеряла не только Павла и Аришу. Я теряла сына. Стена, которую я строила, отгораживала меня от него, от самого главного человека в моей жизни – моего сына.
Телефон снова вибрирует. Долгий, настойчивый звонок. Раздраженно смотрю на экран. Не Павел. Неизвестный номер.
Думаю, взять или пошли они все.
Инстинктивно я тянусь к нему. Может, продюсер? По поводу сценария? Любая соломинка, лишь бы вытащить меня из этой трясины. Хоть что-то, что займет мозги и заглушит боль.
Провожу пальцем по экрану и подношу трубку к уху. – Алло? – мой голос чужой, отстраненный.
В трубке слышится короткое, прерывистое дыхание. А потом – тихий, до боли знакомый всхлип. – Тетя Ася? – шепчет детский голосок. – Это я. Ариша. Я скучаю… Когда ты вернешься?
Глава 24
Павел
Я в ярости. Глухой, слепой, разрушительной ярости, которая заставляет сжимать кулаки так, что ногти впиваются в ладони. Она ушла. Сбежала. Как последняя трусиха.
Мой кабинет выглядит так, будто здесь пронесся ураган. С полок сметены папки, хрустальная пепельница разбита о стену. Я не могу усидеть на месте. Я мечусь по комнате, и каждый предмет напоминает мне о ней. О ее глупом бумажном самолетике, который до сих пор лежит у меня в столе. О ее смехе. О том, как она смотрела на меня в прихожей, прежде чем развернуться и уйти.
«Она использовала тебя», – шепчет мне в ухо холодный, циничный голос, который всегда был моим спутником. «Она все продумала. Развела тебя, втерлась в доверие, а когда ты объявил о помолвке, ее сообщник подкинул «доказательства», чтобы выжать из тебя еще больше. Классика».
Я хочу верить в это. Это так просто. Так логично. Так соответствует моему проклятому, извращенному миру, где у всего есть цена. И тогда моя ярость будет оправдана. Тогда я смогу вычеркнуть ее из своей жизни, как вычеркивал всех, кто пытался меня использовать.
Но почему тогда ее лицо в тот момент в кабинете было искажено таким шоком и такой болью? Почему в ее глазах читалось не расчетливое коварство, а абсолютная обида? Актриса? Возможно. Но тогда это величайшая актриса из всех, кого я встречал.
И Артем... Мальчик, который смотрел на меня с обожанием, который за несколько дней стал для меня почти... сыном. Он ушел вместе с ней. Молча. Не оглядываясь. Его осуждение жгло мне спину сильнее, чем любое слово.
Я подхожу к бару и с силой бью кулаком по столешнице. Боль пронзает костяшки, но она приятна. Она настоящая. В отличие от той душевной боли, что разрывает меня изнутри.
«Она не такая», – упрямо твердит другой голос. Тихий, но настойчивый. Голос того Павла, который начал рождаться рядом с ней. «Она не могла».
Но факты против нее. Факт – поддельный договор. Факт – его утечка в прессу. Факт – ее побег.
Я останавливаюсь посреди кабинета, пытаясь перевести дух. Нужно мыслить трезво. Как на переговорах. Отбросить эмоции. Что я упустил?
Кто получил выгоду от этого скандала? Не она. Ее имя теперь в грязи. Ее карьера? Под вопросом. Ее сын? Снова в тесной хрущевке.
Тогда кто?
Мысль приходит внезапно. Острая, как лезвие. Я подхожу к столу, хватаю телефон. Мои пальцы дрожат от адреналина.
– Максим, – рычу я, когда мой юрист берет трубку. – Отправь мне скан того «договора». Сейчас же.
Через минута на моем экране появляется изображение. Я увеличиваю его, вглядываюсь в детали. Тот самый лист. Напечатанный текст... и рукописные дописки. Черными чернилами. Размашистый, уверенный почерк.
И тут я вижу. Вижу то, что не заметил тогда, ослепленный гневом и обидой. В одном из пунктов, в слове «пять», в букве «ять»... характерный загиб. Такой же, как в подписи на одном старом деловом контракте. Контракте, который мы расторгали со Светланой.
Кровь стучит в висках. Светлана.
Она. Ее холодная, расчетливая месть. Она не могла простить мне моего «спуска» с ее карьерной лестницы. Не могла простить, что я предпочел ей «какую-то няньку». Она знала, куда бить. В мое самое уязвимое место – в мое недоверие. Она сыграла на нем, как на рояле.
Ярость сменяется леденящим душу холодом. Я не просто ошибся. Я совершил непростительную ошибку. Я позволил своему прошлому, своему демону, уничтожить мое будущее.
Набираю номер Светланы. Она берет трубку со своей обычной, надменной неспешностью.
– Павел? Какая неожиданность... – Контракт, – прерываю я ее. Мой голос – ледяная сталь. – Это ты.
На другом конце провода – короткая пауза. Слишком короткая, чтобы испугаться. Достаточно, чтобы понять. – Не знаю, о чем ты. – У тебя характерный почерк, Света. Я тебя по нему узнал. И мой эксперт-графолог, который уже изучает копию, подтвердит это. Завтра у тебя будут серьезные проблемы. Клевета. Подлог документов.
На этот раз пауза затягивается. Я слышу ее учащенное дыхание. – Она тебе не пара, Павел, – наконец срывается у нее, и в голосе впервые слышится не снобизм, а злоба. – Она – никто. – Нет, – тихо говорю я. – Это ты – никто. А она... она все.
Я бросаю трубку. Руки снова дрожат, но теперь от осознания всей глубины моего предательства. Я поверил бумажке. А не Асе.
Я подхожу к окну и смотрю на небо. Он огромное, холодное и пустое. Как и мой дом. Как и моя жизнь без нее.
Она не брала трубку. Не отвечала на сообщения. И я ее прекрасно понимал. Почему она должна меня слушать? Почему она должна верить?
Но я должен попытаться. Я должен донести до нее правду. Должен встать перед ней на колени, если понадобится. Потому что я был слепым, глупым ослом. И я только что осознал, что потерял единственную женщину, которая имела значение.
Я хватаю ключи от машины. Знаю, где она. Ее старая квартира. Мне все равно, что она выгонит меня. Мне все равно, что она будет кричать и плевать мне в лицо.
Я должен попробовать. Потому что иначе мне не для чего будет просыпаться. Ни завтра. Ни послезавтра. Никогда.
Глава 25
Ася
– Тетя Ася? Это я. Ариша. Я скучаю… Когда ты вернешься?
Ее голосок, тонкий и дрожащий от сдерживаемых слез, прозвучал как нож в моем онемевшем сердце. Вся моя броня, все мои оборонные сооружения рухнули в одно мгновение.
– Солнышко… – шепчу я, и голос срывается. Я сглатываю ком в горле, пытаясь взять себя в руки. – Я… я не знаю.
– Но ты же обещала быть всегда! – в голосе Ариши слышатся слезы. – У меня новая кукла, а ты не посмотришь… И папа все время грустный. Он кричал по телефону на тетю Свету. А мне страшно.
Каждое ее слово бьет по мне, безжалостное и точное. Я закрываю глаза, представляя ее – маленькую, потерянную в огромном доме, которая не понимает, почему мир взрослых такой жестокий и непонятный.
– Тетя Ася, ты там есть? – Да, я здесь, родная. – А ты меня еще любишь? – этот вопрос звучит так тихо, так неуверенно, что у меня сердце разрывается пополам.
– Конечно, люблю! – вырывается у меня, и по щекам потекли предательские слезы. – Очень сильно. Это не из-за тебя. Никогда не думай, что это из-за тебя.
– Тогда вернись, пожалуйста, – просто говорит она. – Мы с папой без тебя как… как суп без соли. Так папа сказал.
Я не могу говорить. Просто сижу, сжимая телефон в дрожащей руке и плачу молча, чтобы она не слышала.
В этот момент в квартире раздается резкий, настойчивый стук в дверь. Я вздрагиваю. Артем, услышав шум, выходит из своей комнаты. Наши взгляды встречаются. В его глазах вопрос.
– Кто это? – испуганно спрашивает Ариша в трубку.
– Не знаю, солнышко, подожди секундочку, – я прикрываю микрофон ладонью. – Артем, не открывай!
Но уже поздно. Артем, не сводя с меня взгляда, уже поворачивает замок и рывком открывает дверь.
В проеме, заполнив его собой, стоит Павел.
Он выглядит ужасно. Помятый, небритый, без пиджака, рубашка расстегнута на вороте. Его глаза, темные и горящие, смотрят на меня через полутемный коридор. В них не было ни гнева, ни высокомерия. Только отчаянная, животная усталость и что-то еще… боль?
– Мам… – тихо говорит Артем, отступая назад и пропуская его.
Павел заходит внутрь. Дверь закрывается за ним с глухим щелчком. Он не двигается, словно давая мне время осознать его присутствие.
– Тетя Ася? Ты все еще там? – раздается испуганный голосок в трубке.
Я не могу пошевелиться. Не могу вымолвить ни слова. Я просто смотрю на него, и все внутри застывает.
Павел медленно подходит ближе. Он не смотрит на Артема, только на меня. Он подходит так близко, что я чувствую знакомый запах его одеколона, смешанный с запахом ночного города.
– Ариша? – тихо произносит он, его голос был хриплым, будто он не спал несколько дней.
Он протягивает руку. Не чтобы коснуться меня. Чтобы взять телефон.
Я, не осознавая своих действий, разжимаю пальцы. Он берет трубку, его мизинец на секунду касается моей ладони. От этого прикосновения по мне бегут мурашки.
– Привет, зайка, – говорит он в телефон, и его голос становится невероятно мягким и нежным. – Это папа. Да, я нашел тетю Асю. Мы… нам нужно немножко поговорить. Одни. Ты можешь пока поиграть с няней? Я тебе потом позвоню. Обещаю.
Он молчит, слушая ее, и его лицо меняется от боли. – Да, я знаю. Я тоже. Скоро все наладится. Целую.
Он кладет телефон на стол. Звонок окончен. В квартире оглушительная тишина, нарушаемая только прерывистым дыханием Артема где-то у стены и бешеным стуком моего сердца.
Мы смотрим друг на друга. Я жду.
Жду оправданий, гнева, требований.
Но он просто стоит. И смотрит. А потом его плечи опускаются, и он произносит самые неожиданные слова, которые я могла от него услышать.
– Это была Светлана. Она подделала договор. Я… я был ослом. Слепым, глупым ослом, который поверил бумажкам, а не тебе.
Он не оправдывается. Он констатирует факт. И в его глазах я вижу не ложное раскаяние, а настоящую, неприкрытую боль. Боль от собственной ошибки. Боль от того, что он причинил мне.
Я молчу. Казалось, способность говорить покинула меня навсегда.
– Я не прошу прощения сейчас, – тихо продолжает он. – То, что я сделал… это непростительно. Я разрушил все. Наше доверие. Наш дом. Я знаю. Я пришел не за этим.
– Зачем? – наконец выдыхаю я, и мой голос звучит как скрип ржавой двери.
Он сделал шаг вперед. Теперь между нами не было и полуметра.
– Я пришел сказать правду. Чтобы ты знала. Чтобы ты не думала, что я… что я действительно мог так о тебе подумать. И чтобы сказать одно. Все, что у меня есть. Все деньги, все связи, весь этот чертов особняк… – он делает паузу, и его зеленые глаза впиваются в меня с такой силой, что перехватывает дыхание. – Все это – пыль по сравнению с тобой. И если ты скажешь, чтобы я ушел и больше никогда не появлялся, я уйду. Но я должен был сказать это. Должен был посмотреть тебе в глаза.
Он замолкает, дав своим словам повиснуть в воздухе. И в этой тишине, в его сломленной, но гордой позе, я вдруг вижу не всесильного Павла Волкова. Я вижу просто мужчину. Настоящего. Совершившего ужасную ошибку и переступившего сквозь собственную гордость, чтобы признать это.
И самое страшное было в том, что в глубине моего израненного, ожесточившегося сердца что-то дрогнуло.
Глава 26
Ася
Я смотрю на него. На его помятую рубашку, на тени под глазами, на руки, сжатые в кулаки. Он стоит, не шелохнувшись, как преступник, ожидающий приговора. И я была судьей. От моего слова зависело все.
Внутри меня бушует война. Одна часть, израненная и ожесточенная, кричит: «Выгони его! Он не заслужил второго шанса! Он поверил ей, а не тебе!». Другая, та, что помнит его смех, бумажные самолетики и то, как он сказал «моя женщина», шепчет: «Он здесь. Он пришел. Через свою гордость».
Я почувствовала движение сбоку. Артем. Он стоял, прислонившись к косяку, и смотрел на нас. Его лицо было бледным, но взгляд – ясным. Он видел все. Слышал все. И в его глазах я не читала ни злости, ни осуждения. Только надежду. Тихую, как первый луч солнца после долгой ночи.
И этот взгляд моего сына перевесил.
Я не говорю ни слова. Просто делаю шаг. Один. Еще один. Я подхожу к Павлу так близко, что могу рассмотреть каждую щетинку на его небритой щеке, каждую кровинку в его уставших глазах.
Он замер, не дыша. Его взгляд такой умоляющий.
Я поднимаю руку и провожу по его щеке. Потом медленно, почти нерешительно, касаюсь его сжатого кулака. Мои пальцы гладят его белые костяшки.
Он вздрагивает, будто от удара током. Его кулак разжимается под моим прикосновением, и его пальцы смыкаются вокруг моих. Крепко. Без дрожи. Как будто цепляясь за спасительную соломинку.
– Я… не знаю, смогу ли я забыть, – шепчу я, глядя на наши сплетенные руки. – Тот взгляд. Твое недоверие. Это было очень больно.
– Я знаю, – его голос тихий и хриплый. – И я потрачу всю оставшуюся жизнь, чтобы искупить это. Если ты дашь мне шанс.
Поднимаю на него глаза. В его зеленых глазах не было больше ни капли надменности или холодности. Только раскаяние. И та самая уязвимость, которую он так тщательно скрывал ото всех.
– Ариша сказала… вы без меня как суп без соли, – говорю я, и уголки моих губ сами собой дрогнули.
На его лице появляется что-то вроде улыбки. Натянутой, усталой, но настоящей. – Это еще мягко сказано. Без тебя этот дом – просто красивая, пустая коробка.
Я глубоко вздыхаю. Сердце все еще ноет от обиды, но лед вокруг него начал таять.
– Мам? – тихо зовет Артем. – Я… я тоже был не прав. Я должен был тебя слушать.
Я оборачиваюсь к нему, не отпуская руку Павла. – Иди сюда.
Он подходит, и я обнимаю его свободной рукой, прижимаю к себе. Мой мальчик. Паша тоже обнимает его.
Мы стоим втроем в тесном коридоре моей старой квартиры – олигарх, сценаристка-неудачница и подросток. Абсурдная картина. Но в тот момент она была самой правильной картиной на свете.
– Ладно, – выдыхаю я, обращаясь к обоим. – Но условия.
Павел настораживается. – Любые.
– Во-первых, – я смотрю на него строго. – Никаких больше решений за меня. Никаких односторонних заявлений в прессу. Мы все решаем вместе. Понял?
– Понял, – он кивает без тени сомнения.
– Во-вторых, – я перевожу взгляд на Артема. – Ты десять раз подумаешь, прежде чем набрасываться на людей с обвинениями. Учись разговаривать по-человечески.
Лицо Артема сияет, ведь отделался относительно легко. – Это я могу!
– И в-третьих… – я снова смотрю на Пашу. – Мы едем домой. Прямо сейчас. Потому что я скучаю по Арише. И потому что… – я делаю паузу, чувствуя, как краснею, – потому что я, кажется, тоже скучала по тебе. Немножко.
Это «немножко» заставляет его улыбнуться по-настоящему. Широко, с лучиками морщинок у глаз. Он подносит мою руку к своим губам и мягко поцеловал костяшки.
– Выполню все условия, – говорит он, и в его голосе снова звучат знакомые, бархатные нотки. – Все до единого.
– И еще момент... – я прищуриваюсь, а Паша напрягается и, кажется, бледнеет. – Со своими бывшими решай проблемы сам. Иначе я стану ревнивой женой и буду есть твой мозг чайной ложкой на завтрак, обед и ужин.
– Прости за это, – Паша выдыхает. – Я думал, они сами отвалятся. Но я решу вопрос, не переживай, – целует мои руки.
Час спустя мы выходим из подъезда. Паша несет мой старый рюкзак. Артем – свой, набитый проводами и прочими подростковыми сокровищами. Я иду рядом, Пашина рука на моей талии, легкая, но уверенная. Как метка. Как обещание.
Когда мы садимся в его машину, я смотрю на окно своей квартиры. Старая жизнь оставалась там. А впереди была новая. Со всеми ее сложностями, рисками и болью. Но также – с надеждой. С гамаком в гостиной. С бумажными самолетиками. И с человеком, который, несмотря ни на что, нашел в себе силы прийти и сказать: «Я был неправ. Ты важнее всего».
И пока машина трогается, я понимаю, что прощать – это так же страшно, как и доверять. Но это был единственный путь вперед. Единственный путь домой.
Глава 27
Павел
Мы едем домой. Это слово снова обрело смысл, потому что Ася сидит рядом, молчаливая и уставшая, но ее плечо касалось моего, и этого достаточно. На заднем сиденье Артем что-то быстро печатает в телефоне, составляя какие-то списки. Тишина в салоне мирная, хрупкая, как тонкий лед на луже после мороза. Я боюсь сделать лишнее движение, чтобы не разрушить ее.
Когда я сворачиваю на нашу улицу, внутри что-то отпускает. Почти. Остается один, последний гнойник, который нужно было вскрыть. Светлана. Но я решил отложить это на завтра. Сегодняшний вечер должен быть только нашим. Только для нас четверых.
Останавливаюсь у дома. Я выхожу, чтобы открыть дверь Асе, и вижу, как она смотрит на особняк с таким сложным выражением – как на место, где ее уже предали, но куда она почему-то все равно возвращается. Мое сердце сжимается.
Мы входим в прихожую. Свет приглушен. Пахнет, как всегда, чистотой и… пирогами? Галина Ивановна, видимо, решила отметить наше возвращение.
И вот она сама появляется в дверях гостиной. Но ее обычная, каменная выдержка дает трещину. Лицо серое, глаза опухшие от слез, которые она, видимо, пыталась сдержать. Она стоит, заламывая руки в фартуке – жест для нее совершенно несвойственный.
– Павел Сергеевич… Ася… – ее голос дрожит.
Предчувствие, холодное и тяжелое, сжимается в животе. Ася насторожилась рядом, ее пальцы инстинктивно впились в мой рукав.
– Что случилось? – спрашиваю, и мой голос звучит резче, чем я планировал. – С Аришей все в порядке?
– С Аришей все хорошо, слава Богу, она спит, – быстро тараторит Галина, но ее взгляд бегает, не находя точки опоры. – Это… это насчет той истории. Со Светланой.
Ледяная волна прокатывается по моей спине. Я чувствую, как Ася замирает.
– Говори, Галина Ивановна, – приказываю я тихо, чувствуя, как возвращается та самая ярость, но теперь она была холодной и сфокусированной.
Она начинает говорить, путаясь, сбивчиво. О том, как неделю назад, когда Ася гуляла с Аришей в парке напротив дома, приехала Светлана. Нагло, как всегда, сказала, что заедет на минуту, заберет забытые документы. Галина была на кухне, Ариши и Аси не было дома, и она… она впустила ее.
– Я не подумала! – вырвалось у экономки, и по ее щекам потекли слезы. – Она же всегда была здесь почти хозяйкой! Я вышла на кухню, она сказала, что сама знает дорогу… А потом, через минут десять, я услышала, как закрывается входная дверь. Вышла в коридор, а она… она как раз выходила из вашего кабинета, Павел Сергеевич!
Я сжимаю кулаки так, что хрустнули костяшки. Ася тихо ахнула.
– Я спросила, все ли в порядке, – продолжала Галина, всхлипывая. – А она… она улыбнулась этакой холодной улыбочкой и достала из кармана свою помаду! Сказала: «Ой, Галина, извини, я ее в прошлый раз в кабинете Павла забыла». И махнула ею, такая вся невинная! А я… я растерялась! Что я могла подумать? Что она помаду воровала? Я же не знала, что она… что она такое подлое…
Галина Ивановна не выдержала и разрыдалась, закрыв лицо фартуком.
– Простите меня! Я такая дура! Я все испортила! Из-за меня Ася ушла, из-за меня все пошло прахом!
Я стою, и мир вокруг переворачивается. Десять минут. Одна в моем кабинете. У нее было время не просто «подкинуть» фальшивку. Она могла сфотографировать что угодно, найти любые документы, чтобы сфабриковать улики. И она воспользовалась старым, безотказным рычагом – доверием и неловкостью прислуги. Она играла грязно, как всегда. И она почти выиграла.
Ярость кипела во мне, требовала немедленных действий. Найти ее. Раздавить. Уничтожить.
Но я чувствую легкое прикосновение. Ася. Ее ладонь ложится на мой сжатый кулак. Она не смотрит на меня. Она смотрит на Галину Ивановну – на сломленную, искренне страдающую женщину, которая просто была винтиком в игре Светланы.
– Галина Ивановна, – говорит Ася тихо, но четко. – Успокойтесь. Вас обманули. Это не ваша вина.
Я перевожу взгляд на Асю. На ее бледное, но спокойное лицо. И в тот момент ярость во мне схлынула, сменившись чем-то другим. Огромной, давящей ответственностью. Это МОЕ прошлое пришло сюда. Мой мусор. Мой демон. И он чуть не разрушил все, что только начало становиться дорогим.
Я вздыхаю, разжимаю кулаки и подхожу к Галине Ивановне. Кладу руку ей на плечо. – Хватит. Вы не виноваты. Виноват я, что допустил такую… особу в нашу жизнь. И виновата Светлана. Только она.
Галина смотрит на меня полными слез глазами, не веря, что ее не увольняют на месте. – Но… – Никаких «но», – я слегка сжимаю ее плечо. – Вы все рассказали и даже предупредили о большем. Это важно. А теперь идите, приведите себя в порядок. И, пожалуйста, испеките еще тех пирожков с вишней. Мы дома. Нам есть что праздновать.
Она кивает, всхлипывает еще раз и, шмыгая носом, спешит на кухню.
Я оборачиваюсь. Артем с одобрением улыбается. Ася стоит, обняв себя за плечи, но в ее глазах я читаю не страх, а усталую твердость.
– Паш… – начинает она. – Я знаю, – перебиваю я. – Это кончено. Завтра мой юрист и частный детектив займутся Светланой. У нее будут такие проблемы, что она забудет дорогу не только в этот дом, но и в этот город.
– Не это, – она качает головой и подходит ко мне ближе. – Я хочу сказать… хорошо, что ты не стал кричать на нее. На Галину.
Я обнимаю ее, прижимаю к себе, чувствуя, как ее тело постепенно расслабляется. – Она – часть этого дома. Часть нашей жизни. А Светлана… – я замолкаю, подбирая слова. – Пыль, – заканчивает за меня Ася, уткнувшись лицом мне в грудь.
– Да, – шепчу я, целуя ее в макушку. – Пыль, которую сейчас же выметут навсегда.
Сверху раздается тоненький голосок. – Папа? Тетя Ася? Вы опять обнимаетесь?
Мы поднимаем головы. Наверху, в пижамке и с спутанными волосами, стоит Ариша, потирая кулачком глаз.
Ася выскальзывает из моих объятий и бежит по лестнице. – Солнышко! Мы дома!
Она подхватывает Аришу на руки, и та обвивает ее шею со счастливым смехом. Я смотрю на них, слушая этот смех, и понимаю: я сделаю все, чтобы защитить это. Любой ценой.
