355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Морган Пек » Непроторенная Дорога » Текст книги (страница 4)
Непроторенная Дорога
  • Текст добавлен: 3 октября 2016, 20:19

Текст книги "Непроторенная Дорога"


Автор книги: Морган Пек


Жанр:

   

Психология


сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)

Открытость перед испытанием

Что означает жить в беззаветной преданности правде? Прежде всего это означает жить в непрерывном, нескончаемом и беспощадном самоанализе. Мы познаем мир только через наши с ним взаимоотношения. Это означает, что для того, чтобы познать мир, мы должны исследовать не только его, но одновременно исследовать и исследователя. Психиатры проходят эту практику во время учебы и хорошо знают, что невозможно глубоко постичь конфликты и переносы пациентов, если не понимаешь собственных конфликтов и переносов. Поэтому психиатрам рекомендуется проходить курс собственной психотерапии, или психоанализа, рассматривая его как часть учебной программы и собственного развития.

К сожалению, не все психиатры следуют этой рекомендации. Многие люди, в том числе и психиатры, очень строгие и неукоснительные в анализе мира, забывают об этой строгости при самоанализе. Они бывают компетентными судьями мира, но им обычно недостает мудрости. Жизнь в мудрости – это жизнь в созерцании, с которым сочетается действие. До сих пор в американской культуре не замечалось особого уважения к созерцанию. В 50-е годы американцы прозвали Эдлая Стивенсона «яйцеголовым» и решили, что хорошего президента из него не получится именно потому, что он склонен к созерцанию, задумчивости и сомнениям.

Мне приходилось слышать, как родители со всей серьезностью говорили своим детям-подросткам: «Ты слишком много думаешь». Что за бессмыслица! Мы, главным образом, потому и люди, что у нас есть лобные доли мозга, есть способность думать и анализировать самих себя. К счастью, философия недумания вроде бы отходит в прошлое, мы начинаем понимать, что источники опасности находятся скорее внутри нас, чем во внешнем мире, и что процессы непрерывного самоисследования и созерцания существенно важны для окончательного выживания. И все же я говорю об относительно небольшом количестве людей, которые меняют свою философию. Исследование внешнего мира никогда не бывает так конкретно, персонально болезненным, как исследование мира внутреннего, и, безусловно, именно эта личная боль самоанализа заставляет большинство людей уклоняться от него. Зато если уж человек решился посвятить себя правде, то эта боль оказывается не столь значительной, и чем дальше идет этот человек по пути самоисследования, тем менее значительной и менее мучительной она становится.

Жизнь в полной преданности правде означает также готовность к личному вызову, к испытаниям. Единственный способ убедиться в достоверности нашей карты реальности заключается в том, чтобы представить ее на суд и критику других картографов. В противном случае мы можем очутиться в замкнутой системе – в красивой банке, по аллегории Сильвии Плэт, – где нет свежего воздуха и дышать приходится собственными зловонными испарениями, все больше утрачивая восприятие реальности.

И все же, избегая боли, сопутствующей процессу пересмотра наших карт реальности, мы в большинстве случаев отказываемся от пересмотра вообще, пресекая любые посягательства или сомнения в истинности этих карт. Мы говорим своим детям: «Не пререкайся со мной, я твой отец». Супруга (супругу) мы увещеваем: «Слушай, живи себе и дай жить мне. А начнешь критиковать – станем жить как собака с котом. Пожалеешь». Престарелые люди говорят членам семьи и всему миру: «Я стар и беспомощен. Если вы будете приставать ко мне, я умру, и на вашей совести будет ответственность за то, что вы превратили мои последние дни в мучение». Мы говорим рабочим нашего предприятия: «Если уж вы имеете наглость критиковать меня, то делайте это по меньшей мере осторожно, иначе вам придется искать другую работу».[5]5
  Не только отдельные люди, но и организации предпочитают защищать себя от возможной критики. Однажды начальник штаба армии направил меня на расследование психологических причин жестокости в войсках и последующего укрывательства. Целью расследования было предупреждение подобного поведения в будущем. Расследование не было одобрено генералитетом армии на том основании, что невозможно обеспечить секретность. «Сам факт такого расследования может подвергнуть нас новой критике. Командующему армией в настоящее время критика больше не нужна», – было сказано мне. Так анализ причин инцидента, скрытого от всех, сам стал объектом укрывательства. Такой стиль присущ не только армии или Белому дому; напротив, он характерен для Конгресса и других федеральных служб, корпораций, даже для учебных и благотворительных учреждений – словом, для всех человеческих организаций. Как отдельным людям необходимо принимать и даже приветствовать критику их карт реальности и modi operandi, если они хотят развивать свою мудрость и производительность, точно так же должны принимать и приветствовать критику организации, чтобы быть жизнеспособными и прогрессивными. Этот факт все глубже осознают такие личности, как Джон Гарднер из «Общего Дела», который убежден, что одной из важнейших и прекраснейших задач, стоящих перед нашим обществом, является построение в ближайшие десятилетия и внедрение в бюрократические структуры наших организаций специальных институций, которые обеспечат открытость и отзывчивость на критику и заменят ныне существующие институции укрывательства и сопротивления.


[Закрыть]

Стремление избегать критики столь вездесуще, что правильно будет рассматривать его как свойство человеческой природы. Но естественное – это вовсе не обязательно существенное, полезное или неизменное. Столь же естественным было бы справлять нужду в штаны или не чистить зубы. Поэтому мы учимся делать неестественные вещи, пока они не становятся естественными, «второй натурой». И самодисциплина может рассматриваться как приучение себя к неестественному. Это еще одно свойство человеческой природы – быть может, оно-то и отличает нас как людей – способность делать неестественные вещи, выходить за рамки своей природы и тем самым преобразовывать ее.

Нет более неестественного и, вместе с тем, более человеческого акта, чем вхождение в психотерапию. Этим актом мы намеренно открываем себя глубочайшей критике со стороны другого человеческого существа; мы даже платим этому другому за проницательность и пристальность исследования. Человек, лежащий на кушетке в кабинете психоаналитика, – вот символ открытости. Пойти к психотерапевту – это акт величайшего мужества. Не недостаток денег, а недостаток храбрости удерживает людей от психотерапии. Это касается и самих психиатров; каким-то образом они всегда находят себе оправдание в том, что не проходят персональной терапии, хотя понимают, что для них курс самодисциплины еще более необходим, чем для обычных людей. С другой стороны, многие пациенты, кто нашел в себе это мужество, даже на первых этапах психотерапии, вопреки стереотипному представлению о них, оказываются намного сильнее и здоровее, чем обычные, «средние» люди.

Курс психотерапии для нас является неким предельным выражением нашей открытости перед критикой, но подобные возможности постоянно предоставляются нам в наших ежедневных взаимоотношениях – в очереди, на конференции, на тренировке по гольфу, за обеденным столом, в кровати при выключенном свете; с коллегами, начальниками и подчиненными, с приятелями, друзьями, любовниками, с родителями и с детьми.

Женщина с аккуратной прической приходила ко мне уже не раз, но с какого-то времени, поднимаясь после сеанса с кушетки, она стала заново укладывать волосы. Я обратил внимание на этот новый элемент в ее поведении. Она покраснела и рассказала мне, как несколько недель назад, как раз после сеанса, ее муж заметил, что у нее немного примята прическа на затылке. «Я не рассказала ему ничего. Я боюсь, что он будет дразнить меня, если узнает, что я тут лежу на кушетке». Так у нас появилась еще одна тема для работы. Наиболее эффективной психотерапия становится тогда, когда дисциплина, выработанная на «пятидесятиминутках» у врача, начинает распространяться на ежедневные поступки и отношения пациента. Исцеление души не закончено, если открытость для критики не стала образом жизни. Эта женщина не будет чувствовать себя здоровой, пока не станет такой же открытой с мужем, как и со мной.

Очень немногие из тех, кто приходит к психиатру или психотерапевту, сознательно ищут критики или укрепления дисциплины. Большинство просто жаждет «облегчения». Когда они обнаруживают, что их будут критиковать – а также и поддерживать, – то нередко убегают или пытаются убежать. Убедить их в том, что настоящее облегчение придет только через критику и дисциплину, оказывается нелегким, длительным, а во многих случаях и безуспешным делом. Поэтому мы говорим, что пациента нужно «соблазнить» на психотерапию. А о некоторых пациентах, с которыми мы работаем уже год или больше, мы можем сказать: «По-настоящему они еще не включались в терапию».

Открытость в психотерапии особенно поощряется (или достигается – это зависит от вашей точки зрения) с помощью техники «свободных ассоциаций». Пациенту в этом случае предлагают: «Выражайте словами все, что вам приходит в голову, сколь бы незначительным, неудобным, неприятным или бессмысленным это ни казалось. Если в один и тот же момент в голову приходят две мысли, то высказывайте ту, которую вам не хочется высказывать». Сказать это легче, чем сделать. Тем не менее те, кто сознательно осваивает эту технику, делают быстрые успехи. Но некоторые пациенты настолько упорно сопротивляются, что, фактически, лишь изображают свободные ассоциации. Они охотно разговаривают о том, о сем и о чем угодно, но решающие детали опускают.

Женщина может целый час рассказывать о неприятных переживаниях детства, но забудет упомянуть, что утром муж сделал ей выговор за тысячу долларов, снятых со счета без его ведома. Такие пациенты пытаются превратить сеанс психотерапии во что-то вроде пресс-конференции. В лучшем случае они попусту тратят время, пытаясь избежать критики, а обычно спасаются тонкой, едва заметной ложью.

Для того чтобы индивидуум или организация были открыты для критики, необходимо, чтобы их карты реальности на самом деле были открыты для сторонней инспекции. Требуется нечто большее, чем пресс-конференция.

Таким образом, третье значение полной преданности правде – это совершенно честная жизнь. Иными словами, это непрерывный и нескончаемый процесс самонаблюдения, благодаря которому все наши сообщения – не только слова, но и то, как мы их произносим, – неизменно отражают реальность, такую, какой мы ее знаем, и так точно, как только способен отразить человек.

Такая честность не приходит сама собой. Причиной человеческой лжи является стремление избежать неприятной критики и ее последствий. Ложь президента Никсона об Уотергейте не отличалась ни сложностью, ни природой от лжи четырехлетнего преступника, который рассказывает маме, как лампа сама упала со стола и разбилась. Если критика носит законный характер (а обычно так оно и есть), то ложь представляет попытку перехитрить, обойти законное страдание, и поэтому она порождает душевные болезни.

С понятиями «обойти», «схитрить» тесно связана проблема «кратчайшего пути». Каждый раз, пытаясь обойти препятствие, мы одновременно ищем такой путь к цели, который был бы легче, а потому и быстрее: кратчайший путь. Веруя в то, что развитие человеческого духа является конечной целью нашего существования, я особую важность приписываю понятию прогресса. Вполне естественно и правильно, что мы, человеческие существа, заинтересованы в как можно более быстром прогрессе и развитии. Естественно и разумно, в таком случае, использовать всякий законный кратчайший путь для личного развития. Слово «законный», однако, оказывается ключевым. Человеческие существа отличаются почти такой же сильной склонностью игнорировать законные кратчайшие пути, как и выискивать незаконные. Готовясь, например, к дипломным экзаменам, можно «законно» прочитать текст краткого содержания книги вместо самой книги. Если текст составлен хорошо и материал усвоен, то нужное знание получено без лишних затрат сил и времени. Мошенничество на экзамене, однако, не является законным, хотя оно может сэкономить еще больше времени и при удачном исполнении принести мошеннику высокую оценку и желанный диплом. Дело в том, что нужное знание не получено. Значит, и такой диплом является ложью, надувательством. Если диплом играет в жизни основную роль, то жизнь обманщика становится ложью и нередко целиком посвящается охране и защите лжи.

Подлинная психотерапия представляет собой законный кратчайший путь к личному развитию, и этот путь часто игнорируется. Один из самых распространенных способов игнорирования выражается такой сентенцией: «Я боюсь, что психотерапия окажется чем-то вроде костылей. Я не хочу попасть в зависимость от костылей». Но это обычное прикрытие более значительных страхов. Применение психотерапии – это такие же костыли, как применение молотка и гвоздей для постройки дома. Можно построить дом и без молотка и гвоздей, но строительство будет долгим и неприятным. Подобно этому, можно достичь личного развития и без психотерапии, но этот путь часто бывает неоправданно долгим, скучным и трудным. Обычно имеет смысл пользоваться имеющимися инструментами, то есть кратчайшим путем.

С другой стороны, психотерапия может рассматриваться и как незаконный кратчайший путь. Самый типичный случай – когда родители покупают психотерапию для своих детей. Они хотят, чтобы дети как-то изменились: прекратили употреблять наркотики, избавились от вспышек раздражения, перестали получать плохие отметки и т. п. Некоторые родители, исчерпав собственные ресурсы в попытках помочь ребенку, идут к психотерапевту с искренним желанием работать над проблемой. Чаще всего они приходят с прекрасным пониманием причин детских проблем, однако же надеются, что психиатр совершит нечто столь магическое, что изменит их ребенка, не затронув коренной причины его болезни. Например, некоторые родители откровенно говорят: «Мы знаем, что в нашем браке кое-что неладно, и это, видимо, сказалось на ребенке. Но давайте не будем касаться нашего брака, нам самим психотерапия не нужна; а вот поработайте лучше с нашим сыном и, если возможно, помогите ему стать счастливее».

Другие не столь откровенны. Сначала они заявляют о своей готовности сделать все необходимое, но когда им объяснят, что симптомы их ребенка выражают его возмущение всем укладом их жизни, в которой фактически нет места для него, для его роста, – тогда они заявляют: «Знаете, это просто смешно и нелепо, – мы, что же, должны наизнанку выворачиваться ради него?» – и уходят, негодуя, к другому терапевту, который предложит им безболезненный кратчайший путь. Спустя какое-то время они, скорее всего, будут рассказывать друзьям и самим себе: «Мы все сделали, что могли, для нашего мальчика, мы ходили с ним к четырем разным психиатрам, – никто не помог».

Мы лжем, конечно, не только другим, но и себе. Критика нашего курса – наших карт – со стороны нашей собственной совести и наших реалистических восприятий может быть точно такой же законной и такой же болезненной, как и со стороны других людей. Из миллионов видов лжи, адресованных самим себе, две самые типичные, мощные и губительные звучат так: «Мы действительно любим наших детей» и «Наши родители действительно любили нас». Может быть, наши родители и в самом деле любили нас и мы в самом деле любим своих детей; но когда это не так, то на какие только удивительные хитрости не пускаются люди, чтобы избежать осознания правды! Я часто называю психотерапию «игрой в правду» или «игрой в честность», потому что ее задача, среди прочих, заключается в том, чтобы помочь пациенту восстать против лжи. Одним из корней психической болезни всегда и неизменно оказывается взаимопереплетенная система вранья, которого мы наслушались, и вранья, которое мы сами производим. Эти корни могут быть найдены и удалены только в атмосфере предельной честности. Для того чтобы создать такую атмосферу, врачу необходимо предложить полную открытость и правдивость в своих отношениях с пациентами. Как можно ожидать от пациента, что он выдержит боль от столкновения с реальностью, если мы сами не терпим этой боли? Мы можем вести за собой лишь постольку, поскольку сами идем впереди.

Утаивание правды

Ложь можно разделить на два вида: белая ложь и черная ложь.[6]6
  ЦРУ особо компетентно в этом вопросе и, естественно, использует более утонченную систему классификации: речь у них идет о белой, серой и черной пропаганде, причем серая пропаганда – это просто черная ложь, а черная пропаганда – черная ложь, заведомо неправильно приписываемая другому источнику.


[Закрыть]
Черная ложь – это утверждение, которое мы произносим, зная, что оно ложно. Белая ложь – это утверждение, которое само по себе не является ложным, но оставляет вне поля зрения значительную часть правды. Белизна лжи нисколько не уменьшает и не извиняет ее. Белая ложь может быть точно такой же разрушительной, как и черная. Правительство, которое утаивает от своего народа существенную информацию с помощью цензуры, столь же недемократично, как и лживое правительство. Пациентка, которая «забыла» упомянуть о том, как она перебрала деньги с семейного банковского счета, задерживает свое лечение точно так же, как если бы она прямо лгала. И поскольку утаивание существенной информации выглядит менее предосудительным, то оно и получило наибольшее распространение как форма лжи; а так как обнаружить и искоренить его обычно труднее, то оно практически оказывается еще более пагубным, чем черная ложь.

Во многих случаях белую ложь принято считать общественно приемлемой, поскольку «мы не хотим ранить чувства людей». И при этом мы еще горюем, что наши взаимоотношения в обществе столь поверхностны. Пичкать своих детей кашицей из белой лжи любящие родители считают не только приемлемым, но и благотворным. Даже те мужья и жены, у которых нашлось достаточно смелости, чтобы быть открытыми друг с другом, испытывают затруднения, когда откровенная правда нужна их детям. Они не говорят детям, что сами курят марихуану, что накануне ночью дрались, выясняя свои отношения, что терпеть не могут своих родителей за их бесхарактерность, что врач обнаружил у одного из них (или у обоих) психосоматическое расстройство, что они совершают рискованные финансовые операции и какая сумма денег находится на их счетах в банке. Обычно такое утаивание и неоткровенность оправдываются заботой, защитой любимых детей от ненужных травм.

Но чаще всего такая «защита» бесполезна. Дети все равно знают, что папа с мамой покуривают травку, что ночью они дрались, что дедушку и бабушку они не любят, что у мамы нервы и что папа пускает деньги на ветер. В результате получается не защита, а лишение. Дети лишены знаний, которые им следовало бы иметь о деньгах, о болезнях, наркотиках, половой жизни, о браке, о родителях, дедушках и бабушках, и вообще о людях. Они также лишены уверенности, которую могли бы обрести, если бы эти вопросы обсуждались более откровенно. Наконец, они лишены образцов откровенности и честности, а взамен получают образцы частичной откровенности, неполной честности и ограниченной смелости. У некоторых родителей желание «защитить» детей мотивируется настоящей, хотя и неправильно ориентированной любовью. У других, однако, горячее желание уберечь детей служит скорее прикрытием и оправданием желания избежать критики со стороны детей и сохранить свою власть над ними. На самом деле такие родители говорят: «Вот что, дети, занимайтесь своими детскими делами и оставьте взрослые дела нам, родителям. Вы должны видеть в нас сильных и любящих хранителей очага. Такое представление будет благотворно и для вас, и для нас, и не смейте его оспаривать. Тогда мы будем чувствовать себя сильными, а вы себя – защищенными, и для всех нас лучше не влезать в эти проблемы слишком глубоко».

Но в тех случаях, когда стремление к абсолютной честности сталкивается с реальной необходимостью некоторой защиты человека, могут возникать серьезные затруднения. Например, даже крепкая супружеская пара может в какой-то ситуации обсуждать развод как один из возможных вариантов будущего, но сообщать об этом детям в той стадии, когда до этого еще далеко, означало бы взваливать на детские плечи ненужную тяжесть. Мысль о разводе чрезвычайно опасна для чувства безопасности у ребенка; она настолько пугает его, что он неспособен видеть угрозу «издали» даже издали она невыносимо страшна. Если совместная жизнь родителей определенно разваливается, то так или иначе дети оказываются лицом к лицу с угрозой развода, независимо от того, говорят ли с ними об этом родители. Но если брак достаточно крепок, то родители могут сослужить очень дурную службу детям, если скажут им с полной откровенностью: «Мы с папой вчера вечером обсуждали возможность нашего развода; но в настоящее время это пока исключено».

Другой пример подобной ситуации часто возникает, когда психиатр должен скрывать свои мысли, мнения и догадки от пациента на ранней стадии лечения, потому что пациент еще не готов к работе с ними. На первом году моей психиатрической подготовки один из моих пациентов во время четвертого нашего сеанса рассказал мне свой сон, который явно выражал какие-то гомосексуальные склонности. Желая выглядеть блестящим врачом и поскорее добиться успеха, я сказал ему: «Ваш сон означает, что вы беспокоитесь по поводу того, что вы, возможно, гомосексуалист». Он сильно расстроился, а затем пропустил три приема подряд. И лишь благодаря большим усилиям и еще большему везению, мне удалось убедить его возобновить лечение. Мы провели еще двадцать сеансов, а затем он вынужден был переехать в другой город по служебному назначению. Эти сеансы значительно улучшили его состояние, несмотря на то что мы больше ни разу не касались проблемы гомосексуальности. Тот факт, что эта проблема сидела в его подсознании, вовсе не означал, что он готов обсуждать ее на сознательном уровне; поэтому, не скрыв от него моей догадки, я нанес ему сильную травму и едва не потерял его, не только как моего пациента, но и как пациента вообще.

Скрывать свое мнение необходимо также в определенных ситуациях в сферах бизнеса или политики – это открывает двери в коридорах власти. Человек, постоянно высказывающий свое мнение по любому поводу, воспринимается обычным начальством как неуправляемый, как угроза порядку в организации. Он приобретает репутацию человека неудобного; считается, что ему нельзя доверять во всех тех ситуациях, где приходится говорить от имени организации. Невозможно обойти факт: если человек хочет быть полезным для организации, он должен стать ее частичным «олицетворением», быть осторожным и сдержанным в выражении собственного мнения, стереть четкую границу между собой и организацией. С другой стороны, если работник рассматривает собственную эффективность в организации как единственный ориентир для поведения и позволяет себе высказывать только те соображения, которые не вызывают волн, значит, цель для него оправдывает средства, он теряет свою человеческую целостность и определенность, становясь полным олицетворением организации. Тропа, по которой необходимо идти крупному руководителю, балансируя между сохранением и потерей своей целостности, чрезвычайно узка, и лишь очень немногие проходят по ней успешно. Это очень трудное испытание.

Итак, в этих и многих других обстоятельствах дел человеческих необходимо время от времени воздерживаться от выражения своих чувств, мнений, идей и даже знаний.

Каких же тогда правил придерживаться человеку, если он желает хранить верность правде?

Прежде всего, никогда не говорить неправду.

Во-вторых, иметь в виду, что утаивание правды всегда является потенциальной ложью и что каждый раз, когда утаивается правда, необходимо принимать серьезное моральное решение.

В-третьих, решение утаить правду никогда не должно основываться на личных интересах, таких, как жажда власти, желание нравиться или стремление защитить свою карту от критики.

В-четвертых, наоборот, решение утаить правду всегда должно быть основано исключительно на интересах человека или людей, от которых правда утаивается.

В-пятых, определение интересов других людей является задачей настолько ответственной и сложной, что разумное ее решение возможно только при условии истинной любви к этим людям.

В-шестых, первым шагом при определении интересов человека должно быть определение способности этого человека использовать данную правду для своего духовного развития.

И наконец, при определении способности человека использовать правду для своего духовного развития необходимо иметь в виду, что обычно мы эту способность недооцениваем и редко – переоцениваем.

Все это может показаться труднейшей, никогда до конца не решаемой задачей, хронической обузой. И действительно, эта тяжелая ноша самодисциплины никогда не снимается. Потому-то большинство людей и выбирают жизнь с относительной честностью, частичной открытостью и определенной замкнутостью; они оберегают себя и свои карты от мира. Так легче. И все же выигрыш от трудной жизни, посвященной правде и честности, несоизмеримо больше. Сознавая, что их карты все время находятся под критическим прицелом, открытые люди непрерывно развиваются. Благодаря своей открытости они завязывают и поддерживают отношения намного легче и эффективнее, чем люди замкнутые. Поскольку они никогда не говорят неправду, у них спокойно и радостно на душе, они горды тем, что не прибавляют путаницы в мире, а служат источником света, прояснения. В конечном итоге они и есть свободные люди. Они не отягощены ничем таким, что нужно прятать. Им незачем крыться по темным углам. Им незачем выстраивать новую ложь, чтобы прикрыть старую. Они не тратят усилий на заметание следов и сооружение маскировок. Они знают, что на самодисциплину честной жизни требуется гораздо меньше энергии, чем на скрытность. Чем более честен человек, тем легче ему продолжать быть честным; чем больше человек солгал, тем больше лгать придется ему снова и снова. Люди, преданные правде, живут открыто; опыт же открытой жизни делает их свободными от страха.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю