Текст книги "Улица"

Автор книги: Мордехай Рихлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

7

Когда осенью 1941-го Бенни отправили в Европу, Гарбер, его отец, решил: если уж, как ни крути, одного сына все равно заберут, пусть лучше в армию пойдет Бенни. Бенни – он тихоня, он не станет соваться куда не надо. Миссис же Гарбер думала: мой Бенни – он благоразумный, он будет вести себя осмотрительно. Эйб, брат Бенни, тот объявил:

– К тому времени, когда Бенни вернется, у меня наверняка будет собственный гараж и я возьму его на работу.

Бенни писал домой каждую неделю, ни одной не пропускал, и каждую неделю Гарберы посылали ему посылки со всякими вкусностями, такими, как салями, маринованная селедка и штрудель, без которых парень с улицы Св. Урбана жить не может. Посылали они из недели в неделю одно и то же, да и Бенни, откуда бы его письма ни приходили – из лагеря Борден [112]112
  Постоянный военный лагерь неподалеку от Монреаля.


[Закрыть], Олдершота [113]113
  Небольшой город к юго-западу от Лондона, где находится военный учебный лагерь.


[Закрыть], Нормандии или Голландии, писал им из недели в неделю одно и то же. Начинал он так: «Надеюсь, вы живы и здоровы», а заканчивал: «За меня не беспокойтесь, всего наилучшего, спасибо за посылку».

Когда Бенни вернулся с войны, Гарберы не стали равняться на Шапиро: те по случаю возвращения своего первенца закатили пир горой. Гарберы встретили – как не встретить – Бенни на вокзале и устроили в его честь обед, пусть и не парадный.

Эйб был рад-радехонек, что Бенни вернулся.

– Молодчага, – то и дело повторял он. – Ты, Бенни, молодчага.

– На фабрику не возвращайся, это ни к чему, – сказал мистер Гарбер. – Прежняя работа тебе не нужна. Ты же можешь помогать брату Эйбу в гараже.

– Хорошо, – сказал Бенни.

– Оставь его в покое, дай ему отдохнуть, – сказала миссис Гарбер. – Что, если он пару недель отдохнет, мир уже перевернется?

– Слышь, – сказал Эйб, – Арти Сегал, когда вернулся, рассказывал, будто в Италии парень может получить все, ну все-все что угодно, за пару сигарет. Он меня разыгрывал или как?

Бенни демобилизовали и отправили домой не потому, что война окончилась, а потому, что его ранило в ногу шрапнелью. Хромал он не слишком сильно и ни о своем ранении, ни о войне говорить не хотел, поэтому поначалу никто не заметил, что он переменился. Вернее, никто, кроме дочки Мейерсона Беллы.

Мейерсон, хозяин заведения «У Папы. Табачные изделия и напитки» на улице Св. Урбана, безвылазно торчал там – сидел на расшатанном, облупившемся кухонном стуле, играл в покер с соседями. Один глаз у него был стеклянный, и, когда игрок долго думал, прежде чем сделать ход, он вынимал глаз и надраивал его платком, что неизменно приводило меня в ужас. За прилавком стояла дочь Мейерсона, Белла, у нее была уродливая – копыто копытом – стопа, тусклые темные волосы плюс к тому многовато волос на лице, и, хотя ей шел всего двадцать седьмой год, выйти замуж ей не светило. Как бы там ни было, именно она заметила, что Бенни переменился. В самый первый раз, когда он после своего возвращения пришел к Мейерсону, она сказала:

– Бенни, что с тобой?

– Да ничего, – сказал он.

Бенни был низкорослый, тщедушный, с вытянутым, узким лицом и пухлым, поползшим на сторону ртом, его черные глаза кротко смотрели на мир. Большие не по росту руки он прятал в карманы. Казалось, он и вообще хочет спрятаться: как только представлялась такая возможность, он становился за стул или уходил в темный угол, чтобы не привлекать к себе внимания. Когда Бенни провалил экзамены в девятом классе ФСШ, классный руководитель, некий мистер Перкинс, отправил его домой с запиской: «Данных к учебе у Бенни нет, но у него есть все данные, чтобы стать хорошим гражданином. Он честный, на уроках внимателен и прилежен. Я бы советовал обучить его ремеслу».

Прочтя записку, мистер Гарбер покачал головой, скомкал записку и сказал:

– Ремеслу? – Посмотрел на сына, снова покачал головой и сказал: – Ремеслу.

Миссис Гарбер сказала с нажимом:

– А ты что – не ремесленник?

– У Шапиро сын будет доктор, – сказал мистер Гарбер.

– Как же, как же, сынок Шапиро, – сказала миссис Гарбер.

Бенни потом извлек записку из мусорного ведра, разгладил ее, положил в карман и всегда носил с собой.

На следующий день после своего возвращения Бенни пришел к Эйбу в гараж – решил, что болтаться две недели без дела ему ни к чему. Эйбу это пришлось по душе.

– Как я вижу, за те годы, что ты отсутствовал, в тебе появилась основательность, – сказал Эйб. – Это хорошо. Пригодится в жизни.

Эйб работал не покладая рук, с утра до ночи, к тому же он верил, что с присутствием Бенни в гараже его дела пойдут еще лучше.

– Это мой младший брат Бенни, – говорил Эйб таксистам. – Четыре года оттрубил в пехоте, из них два на фронте. Крутой, скажу я вам, парень.

В первые недели Эйб был доволен Бенни.

– Он все делает медленно, – докладывался Эйб отцу, – и механик не Бог весть какой, но клиентам он нравится, так что со временем освоится.

Потом Эйб стал кое-что замечать. Когда наплыва клиентов не было, Бенни, вместо того чтобы воспользоваться передышкой и прибраться в гараже, уходил в угол потемнее – сидел там, трясся, сцепив руки на коленях. Когда Эйб увидел это впервые, он сказал:

– Что с тобой? Простыл?

– Да нет, ничего.

– Домой хочешь пойти или что?

– Нет.

Когда шел дождь – а весна выдалась дождливая, – Бенни куда-то пропадал, и Эйб рвал и метал. Но однажды в грозу Эйб, дернув дверь уборной, обнаружил, что она заперта.

– Бенни, – вскипел он, – а ну выходи. Я знаю – ты там.

Бенни не отвечал, и Эйб пошел за ключом. Дверь открыли и увидели, что Бенни сидит, забившись в угол, уткнув голову в колени, его колотит дрожь и, хотя в уборной холодно, по его лицу течет пот.

– Дождь идет, – сказал Бенни.

– Бенни, встань. Что с тобой?

– Уходи. Дождь идет.

– Бенни, я позову врача.

– Нет. Уходи, Эйб, прошу тебя.

– Бенни, послушай…

Тут Бенни затрясло так, будто его изнутри стегали кнутом. Когда его перестала бить трясучка, он тупо посмотрел на Эйба – челюсть у него отвисла.

– Дождь идет, – сказал он.

Наутро Эйб пошел к мистеру Гарберу.

– Ума не приложу, что делать с Бенни, – сказал он.

– Это все война, он не может от нее оправиться, – сказал мистер Гарбер.

– Один он, что ли, был на войне?

– Сын Шапиро – тот был офицер, – сказал мистер Гарбер.

– Как же, как же, сынок Шапиро, – сказала миссис Гарбер. – Дай ему отпуск, Эйб. Сделай так, чтобы он ушел в отпуск. Он хороший мальчик. Лучше не бывает.

Что делать в отпуску, Бенни не знал, поэтому он спал допоздна и повадился болтаться у Мейерсона.

– Белла, ну зачем он нам? – говорил Мейерсон. – Он мне нужен, как мне нужно заболеть раком.

– У него неладно с психикой, – рискнул предположить кто-то из картежников.

Впрочем, Белле явно нравилось, что Бенни весь день сидит около нее как пришитый, и немного погодя Мейерсон перестал роптать.

– А вдруг у парня серьезные намерения? – делился он с завсегдатаями. – С ее-то ногой и волосней на лице особо выбирать не приходится. Вдобавок он не мошенник, не то что сынок Губерманов.

– Ну это ты брось. Парень Губерманов попал в переплет. Незнакомый человек попросил его присмотреть за чемоданом, а тут – откуда ни возьмись – полицейские.

Наедине Белла и Бенни по большей части молчали. Она вязала, он курил. Когда она шкандыбала по лавке, он не спускал с нее тоскливых, испуганных глаз. В кармане у него лежало письмо мистера Перкинса. Время от времени Белла отрывала глаза от вязанья.

– Кофе хочешь?

– Не откажусь.

Часов в пять Бенни вставал, Белла шла к прилавку, давала ему стопку журналов – вечером он прочитывал их от корки до корки, а наутро приносил чистенькими. И снова весь день торчал около Беллы, глядел в пол или на свои руки.

Однажды Бенни в пять часов не пошел, как обычно, домой, а поднялся вместе с Беллой в ее комнату. Мейерсон проводил их взглядом и улыбнулся. Повернулся к Шубу и сказал:

– Если б у меня родился мальчик, лучшего сына, чем Бенни, я б себе не пожелал.

– Цыплят, знаешь ли, по осени считают… – сказал Шуб.

Бенни отдыхал несколько недель кряду – что ни день поутру садился у стойки, что ни вечер поднимался с Беллой в ее комнату; на шуточки, которые отпускали им вслед картежники, делал глухое ухо. Так все и шло, пока однажды ближе к вечеру Белла не позвала Мейерсона, оторвав его от сделки, наверх.

– Мы решили пожениться, – сказала она.

– Раз такое дело, я согласен, – сказал Мейерсон.

– И что же – ты нам ни счастья не пожелаешь и ничего такого? – спросила Белла.

– Твоя жизнь – тебе и решать, – сказал Мейерсон.

Свадьбу сыграли скромно, без приветственных речей, в маленькой синагоге, а когда церемония закончилась, Эйб хлопнул брата по плечу и сказал:

– Молодчага, Бенни. Ты – молодчага.

– Можно мне вернуться на работу?

– Разумеется, можно, почему нет? Ты вошел в норму. Я же вижу.

Бенни, однако, заметил, что отец его женитьбой недоволен. Всякий раз, когда кто-то из друзей Гарбера поздравлял его, он пожимал плечами и говорил:

– А сынок Шапиро женился на дочке Сегалов.

– Как же, как же, сынок Шапиро, – говорила миссис Гарбер.

Бенни вернулся в гараж и на этот раз всерьез впрягся в работу, чем очень обрадовал Эйба.

– Бенни-то, мой младший брат, – говорил он таксистам, – полтора месяца всего женат, а уже заделал ребенка. Да уж, он, скажу я вам, времени даром не теряет.

Бенни не только впрягся в работу, но даже изредка смеялся и, подстегиваемый Беллой, начал строить планы на будущее. Тем не менее время от времени, если в гараже было немного работы, Бенни замыкался и часами сидел в темном углу. Он проработал три, от силы четыре месяца, когда Белла отправилась в гараж – поговорить с Эйбом. Раскрасневшаяся, ликующая, вернулась она домой, в их квартиру на улице Св. Урбана.

– У меня есть для тебя новости, – сказала она Бенни. – Эйб собирается открыть еще один гараж на Маунт-Ройял, и заведовать им будешь ты.

– Но я не хочу заведовать, я не сумею.

– В новом гараже мы будем его партнерами.

– По мне, лучше остаться у Эйба.

Белла растолковала ему, что надо подумать и о будущем ребенка. Их сын, такой она дала себе зарок, не будет расти над «Табачными изделиями и напитками», в квартире, где даже душа нет. Ей нужен холодильник. Если откладывать деньги, они купят машину. А в следующем году, сказала она, уже после того как родится ребенок, они, по ее расчетам, накопят столько, что она сможет поехать в американскую клинику – оперировать ногу.

– Вчера я ходила к доктору Шапиро, и он сказал, что в Бостоне есть такая клиника, где творят чудеса, причем для них это повседневность.

– Он тебя обследовал? – спросил Бенни.

– Он был очень даже милый. И совсем не заносится.

– Он не вспомнил, что мы учились в одном классе?

– Нет, – сказала Белла.

В три часа ночи Белла проснулась и увидела, что Бенни забился в угол – сидит на полу, голову уткнул в колени – его бьет дрожь.

– Дождь идет, – сказал он. – Гром гремит.

– Ты же воевал: тебе ли дождика бояться?

– Ох, Белла, Белла, Белла.

Она потянулась погладить его по голове – он отпрянул.

– Послать за доктором?

– За сынком Шапиро, что ли? – Он прыснул.

– Почему бы и нет?

– Белла, – сказал он. – Белла, Белла.

– Я схожу к соседям, к Идельсонам, – позвоню доктору. А ты никуда не ходи. И не нервничай.

Когда она вернулась, его не было в спальне.

Мейерсон пришел в восемь утра. Вместе с мистером и миссис Гарбер.

– Он мертв? – спросила Белла.

– Сын Шапиро, ну тот, доктор, сказал, что смерть была мгновенной.

– Как же, как же, сынок Шапиро, – сказала миссис Гарбер.

– Водитель не виноват, – сказал Мейерсон.

– Знаю, – сказала Белла.

8

Мне и восьми не было, когда я в первый раз попал в переплет из-за девчонки. Ее звали Чарна, она жила прямо над нами, и мы с ней тихо-мирно играли уже который год. Но в одно весеннее утро я решил: не хочу больше играть ни в шарики, ни в пряталки.

– Знаешь, что я придумал? Давай играть в больницу. Я буду врач – поняла? – а ты – больная. У тебя дома есть кто?

– Нет, а что?

– А то, что в эту игру лучше играть дома. Пошли.

Едва я приступил к предварительному осмотру, как вернулась Чарнина мама. Меня подвергли удвоенной силы наказанию: отправили в постель без ужина и вымыли рот мылом.

– Тебе бы надо с ним поговорить, – сказала мама. – Хуже, когда они узнают обо всем таком на улице.

– Похоже, он уже довольно много узнал.

Пробелы в моих знаниях, однако, имелись, и виновата в этом была мама. Она несколько лет тому назад уверила меня, что детей покупают в магазине «Итонс», и, когда, чтобы я вел себя поприличнее, требовалось внушить мне страх Божий, она снимала трубку и говорила:

– Сейчас позвоню в «Итонс», попрошу обменять тебя на девочку.

Сестра – та тоже не могла упустить случая меня постращать.

– А может, «Итонс» его и не возьмет назад. На этой неделе у них уцененными товарами не торгуют.

– В таком случае отошлю его в «Морганс».

– «Морганс», – в этом месте папа всякий раз отрывался от вечерней газеты, – евреев на работу не принимает.

Дудди Кравиц помог мне распроститься с этой легендой. Он досконально знал, как делают детей.

– Ребенок рождается из семени. Семя надо засадить, понял?

– Куда засадить?

– Куда, куда. Гос-споди!

Дудди был парень хваткий, имел подход к девчонкам. Когда нам минуло двенадцать и мы начали бегать на свидания, он спросил меня:

– Когда ты идешь на вечеринку, что ты перво-наперво делаешь?

– Приглашаю танцевать самую хорошенькую девчонку.

– Поц.

Дудди растолковал мне, что у всех, кто идет на танцы, те же планы.

– А раз так, – сказал он, – пока все, отталкивая друг друга, толпятся около красотки номер один, надо приступить к осаде красотки номер три.

Чтобы пополнить мое образование, он продал мне за доллар брошюру «Искусство целоваться».

– Когда ты ее основательно проработаешь, – сказал он, – и плюс к тому не залапаешь, я приму ее назад и за пятьдесят центов дам тебе почитать пособие «Как вести себя в постели». Идет?

Первая глава, с которой я начал изучение «Искусства целоваться», называлась «Как найти подход к девушке».

При поцелуе девушки с ограниченным сексуальным опытом следует приступать к поцелую в губы поэтапно. Лишь набитый дурак хватает такую девушку в охапку, когда уютно сидит с ней на диване, ни с того ни с сего тычется в нее лицом и чмокает в губы. Во-первых, ему, конечно же, следует позаботиться, чтобы девушка села у подлокотника дивана, самому же следует сесть так, чтобы она не смогла от него отодвинуться, когда он всерьез приступит к осуществлению своих намерений.

– Ну ты, – крикнула сестра, – долго ты еще там будешь торчать?

– Не нукай, я тебе не лошадь.

– Мне ванну надо принять. Я опаздываю.

Если она отдернется – не отступайся. Если отдернется и вскрикнет – не отступайся. Если отдернется, вскрикнет и попытается встать – не отступайся. Держи ее нежно, но крепко. Ее слезы уйми ласковыми словами.

– Выйдешь – я тебе шею сверну.

– Это ты-то?

…следующий этап – сделай ей комплимент, какой комплимент – значения не имеет. Все женщины без исключения любят комплименты. Они любят, когда им говорят, какие они красавицы, даже если зеркало говорит правду прямо в их не отличающееся красотой лицо.

Отпускай комплименты!

Тебя ждет предмет твоих мечтаний – нежные, сладостные губы любимой девушки. Не сиди сиднем, сложа руки и глядя, как подрагивают ее губы.

Действуй!

– Ты зачем замочную скважину забил бумагой?

– Чтобы ты не подглядывала за мной – вот зачем.

– Ах вот оно что! Теперь я знаю, чем ты там занимаешься! Поганец ты этакий, ты ж расти перестанешь!

…по вопросу, следует ли закрывать глаза в процессе поцелуя, кто бы кого ни целовал – ты ли ее, она ли тебя, идут бурные дискуссии. Лично я не согласен с теми, кто советует закрывать глаза. Что касается меня, то созерцание сложной гаммы чувств – радости, восторга – на лице моей возлюбленной усугубляет наслаждение.

– Ладно, – сказал я, открывая дверь, – все твое, владей – не хочу.

Вечеринки обычно устраивались у девочек, от нас требовалось принести модные пластинки. В то время наибольшей популярностью пользовались «Besame Mucho» [114]114
  «Целуй меня, целуй» ( ucn.).


[Закрыть], «Танцуй, балерина, танцуй» и «Тико-тико». Мы какое-то время отхватывали буги, мало-помалу переходя ко все менее бурным танцам, фокстротам, потом Дудди вскакивал, прочищал горло, кричал:

– Слушайте, а не режет ли вам свет глаза?

Однако с порой вечеринок для меня настал трудный период. Ни с того ни с сего меня засыпало прыщами. К тому же для своего возраста я был маленьким и тщедушным. А если верить автору «Искусства целоваться», для мужчины очень важно быть выше женщины.

Крайне существенно, чтобы он мог привлечь ее к себе, высясь над ней, сжать в объятиях, посмотреть – с высоты своего роста – ей в глаза, поднять ее подбородок рукой и только тогда, склонившись к ней, прильнуть своими страстными, мужественными губами к ее влажным, приоткрытым и зовущим. В случае, если мужчина ниже ростом, все вышеупомянутое исключается. Ибо, если имеет место обратное, поцелуй превращается в смехотворную банальность: ведь физического превосходства нет как нет, ничего нет, всего лишь две губы соприкасаются с двумя губами же. Сплошное разочарование.

Встретиться со мной во второй раз девушки не соглашались, и ребятам приходилось подыскивать мне партнерш. Дудди садился на телефон и, напирая на какую-нибудь легковерную девчонку, плел что-то вроде:

– Тут приехал мой дружок из Детройта. Хочешь пойти с ним потанцевать в субботу вечером?

Девушка нехотя соглашалась, но потом, как правило, предъявляла претензии.

– Предупреждать надо – он же просто заморыш.

В конце концов Дудди отвел меня в сторону и сказал:

– Почему бы тебе не заняться бодибилдингом или, скажем, гимнастикой?

Я написал письмо Джо Вейдеру, известному тем, что он тренировал многих чемпионов, и тот незамедлительно прислал мне журнал под названием «Как стать сильным и мускулистым под руководством ВЕЙДЕРА».

БУДЬ МУЖЕСТВЕННЫМ!

БУДЬ ЖЕЛАННЫМ!

Посмотри в зеркало – МОЖНО ЛИ ТЕБЯ, ТАКОГО, ПОЛЮБИТЬ?

Что отражает зеркало? Худосочного, прыщавого глиста или ПЫШУЩЕГО ЗДОРОВЬЕМ, МУЖЕСТВЕННОГО УЧЕНИКА ВЕЙДЕРА? Будь ты на месте живой, прелестной молодой женщины, кого бы ты выбрал?

Чахлого, вялого, унылого типа или сильного, энергичного, волевого МУЖЧИНУ, способного защитить любимую и дать ей все, что только есть лучшего?

Увы, стать учеником Вейдера мне оказалось не по карману. Вместо этого я попытался было заняться боксом в Ассоциации иудейской молодежи, и на второй раз меня свалили с ног нокаутом. Несмотря на это, я продолжал бы заниматься боксом, если бы мой спарринг-партнер, некий Херки Сэмюэлс, не завел мерзкого обыкновения сморкаться в перчатку прямо перед тем, как врезать мне по носу. К тому же и роста мне это не прибавило. Нельзя сказать, что я сильно отставал в развитии, но многие из моих приятелей уже начали бриться. А девчонки уже стали красить губы и носить туфли на высоких каблуках, не говоря о лифчиках.

Арти, Стэн, Херши, Гас и я, учась спустя рукава, заканчивали в ту пору школу, и тут-то нас и ожидало потрясение. Ни с того ни с сего окрестные девчонки, за которыми мы верно и преданно ухаживали не один год, променяли нас на ребят постарше. Работающих ребят, студентов Макгилла, словом, годился любой – лишь бы ему стукнуло восемнадцать и он располагал машиной.

– И чего нос драть, – сказал Арти, – ну сиськи у них начали расти – подумаешь, большое дело.

– Видал парня, который за Хелен приехал? Тот еще шмок [115]115
  Пенис ( идиш).


[Закрыть].

– Либбин – тот еще хуже.

Безутешные, мы, примостившись на ступеньках наружных лестниц, смотрели, как наши подружки выходят, путаясь в длинных подолах нарядных платьев, садятся в машину какого-то чужака и укатывают в ночь, даже не сделав нам ручкой. Похоже на то, что сдвоенным сеансом в «Риальто», завершающимся кока-колой с бутербродом, их на свидание уже не заманить. Такое времяпрепровождение, как язвительно заметила одна из наших подружек, вполне годится для «сосунков» вроде нас; что же касается их, то они вечерами танцуют в студенческих братствах или в ночных клубах, где, по их словам, опрокидывают один стакан джина за другим.

– Пусть себе малость погуляют, – утешал нас Арти. – Ты и мигнуть не успеешь, а они уже приползут обратно – будут упрашивать, чтобы мы снова стали с ними встречаться. Дай срок.

Но все сроки прошли, и, обескураженные, мы какое-то время чурались девчонок. Вместо того чтобы ходить на свидания, мы по субботам стали резаться в очко.

– Подумать только, какие деньжищи я ухлопал на Гитл.

– Ну и зря. Что до меня, я лучше потрачу деньги на друга, настоящего друга, – говорил Дудди, сгребая очередной выигрыш, – чем потрачу их на девчонку.

– Раскатывают с незнакомыми парнями. Да они, шлюхи этакие, соображают, что о них будут говорить? И знаешь, чем они там занимаются? Встанут в каком-нибудь сельском проулке и…

– Встать-то они встанут, надо еще, чтобы у него встало.

– Мне жаль Либби, такая, в сущности, славная девчушка, и ведь как пить дать залетит. Понял, о чем я?

Дудди рассказал нам, что японки доводят себя до кондиции, раскачиваясь в гамаке. Никто ему не поверил.

– У меня книжка есть, где про это написано, – не сдавался Дудди. – Кто хочет, могу дать почитать – возьму недорого.

– А кто из вас знает, – сказал Стэн, – почему еврейские девчонки носят раздельные купальники?

Никто не знал.

– Потому что молоко и мясо полагается хранить отдельно.

– Смеху полные штаны, – сказал Дудди. – Теперь сдавай.

– А вот я расскажу кое-что из жизни, – сказал Арти. – Монахи с дамочками никогда дела не имеют. Ни-ни, доживи они хоть до ста лет…

– Так они же католики, ты, обормот.

Наскучив покером, мы стали субботними вечерами шататься по улице Св. Екатерины – гранили залитые огнями тротуары, останавлились тут – купить сосиску в тесте, там – поиграть на автоматическом бильярде, ни на минуту не забывая о нашей главной цели – кадрить проходящих мимо девчонок. Раз-другой мы наведались в «Палэ д’ор» – посмотреть, не удастся ли кого подцепить.

– Делай что хочешь, – наставлял нас Дудди, – но своим именем никогда не называйся.

Впрочем, чуть не все девчонки нас отшивали:

– Вот с твоим старшим братом, сынок, я бы познакомилась.

В результате нам пришлось перекочевать в Белмонт-парк в надежде подыскать там девчонок помоложе и подоступней. Мы отплясывали под музыку «Марка Кенни и Молодцов с Запада» [116]116
  Популярный канадский ансамбль танцевальной музыки.


[Закрыть]и веселились – какое-никакое, а все утешение – в комнате ужасов и на чертовом колесе. Пристрастились играть на бильярде.

– Я что – даю тебе образование, чтобы ты с утра до вечера торчал в бильярдных? – говорил папа.

И тут я влюбился.

Зельда, золотоволосая очаровашка с длинными темными ресницами, жила на Утремон-стрит. Перед нашим первым свиданием я проштудировал в «Искусстве целоваться» раздел под названием «Как целовать девушек с ртами разной величины».

Следует также уделить должное внимание вопросу о размере рта. Если у девушки рот маленький, бантиком, в таком случае вам нечего беспокоиться. Однако есть и такие девушки, и их немало, у которых крупный, полный рот типа рта Джоан Кроуфорд [117]117
  Джоан Кроуфорд (1908–1977) – американская киноактриса, по преимуществу играла роковых женщин.


[Закрыть]. Тут требуются совсем другие приемы. Ибо, если запечатлеть поцелуй в середину губ, вы охватите лишь малую площадь рта, а следовательно, большая его часть пропадет втуне. В таком случае молодому человеку следует, слегка раздвинув губы, передвигаться от центра губ девушки к их краям, время от времени останавливаясь, чтобы крепко ее поцеловать. После того как вы обработали ее губы полностью, вернитесь к их центру и наслаждайтесь вовсю. Впивайте сладость губ целуемой.

Я повел Зельду на танцы в Ассоциацию иудейской молодежи, после чего на пороге ее дома предпринял попытку поцеловать ее крупный, полный рот.

– Я считала тебя серьезным мальчиком, – сказала Зельда, чопорно отстранясь от меня.

Так что Дудди пришлось снова подыскивать мне девчонку. Если не у одной, так у другой его подружки – а их у него было великое множество – всегда находилась родственница в очках с толстыми стеклами – «Да ты что, на самом деле она заводная девчонка» – или младшая сестренка – «В туфлях на высоких каблуках ей, правда-правда, можно дать все шестнадцать».