Текст книги "Бамбук шумит ночью"

Автор книги: Моника Варненска

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

– Враг постоянно усиливает «специальную войну», модернизируя все ее области… – возвращается Сисана к прерванному разговору. – Почему? Стратегическое положение Лаоса давно привлекает внимание США. Американцы стремятся превратить нашу страну в свою военную базу, чтобы с ее помощью подавить революционное и национально-освободительное движение народов Индокитая. Этим целям служит не только СЕАТО, по также ряд союзов и договоров между вьентьянскими реакционерами и американскими сателлитами: сайгонским режимом в Южном Вьетнаме, военной кликой Пак Чжон Хи в Южной Корее, режимом на Тайване. Особое значение имеет военный союз, некая ось: Вьентьян – Бангкок – Сайгон… Атакуя освобожденные зоны, враг пытается терроризировать население, заставить его бежать в районы, контролируемые Вьентьяном и американцами: там-де спокойнее. С августа шестьдесят четвертого года США начали массированные бомбежки наших зон и продолжают их до сих пор. Они вводят в действие все новые и новые виды оружия массового уничтожения, новые типы самолетов и «усовершенствованные» бомбы. Чтобы облегчить своим войскам боевые действия, американцы строят в Южном Вьетнаме, Центральном Лаосе и Таиланде новые казармы, взлетные полосы и склады боеприпасов, расширяют сеть аэродромов и стратегических дорог. В Таиланде появились новые крупные базы США. Может быть, вы что-нибудь слышали о базе в Корате?

Мы с Богданом утвердительно киваем в ответ.

– Не очень давно на ней появились большие склады боеприпасов, которые могут обеспечить нужды сразу двух дивизий. Из Кората в Удон, – Сисана показывает нам точку на карте, – проложен нефтепровод. В Оутафо, на юге Таиланда, построен аэродром, который может принимать и отправлять тяжелые бомбардировщики Б-52. Сто боевых самолетов Т-28 находятся в «готовности номер один» на аэродроме Кхон Кхен в Центральном Таиланде, всего в семидесяти километрах от границы Лаоса… С весны шестьдесят шестого года бомбежки резко усилились. Самолеты врага стартуют с таких баз в Таиланде, как Корат, Паксе, Сено, с баз в Южном Вьетнаме, во Вьентьяне и даже в Луангпрабанге. В шестьдесят шестом году среднее число самолетовылетов составило от тысячи пятисот до двух тысяч в месяц. С апреля шестьдесят шестого по апрель шестьдесят седьмого года «летающие крепости» Б-52 тридцать семь раз бомбили освобожденные зоны. Со второй половины шестьдесят седьмого до второй половины следующего года самолеты типа С-123 более ста раз распыляли ядохимикаты над территорией освобожденных зон. В этих злодейских операциях участвовало семьдесят вражеских машин…

– Можете перечислить местности?

– Вам трудно будет запомнить названия деревень, подвергавшихся особенно жестоким бомбежкам: их много, всех даже не перечислишь. Но все же запишите хотя бы одно: На Хао, между Себоном и Мафихом, вблизи известной дороги номер девять… Есть деревни, вокруг которых в радиусе десяти километров не осталось и следа какого-либо жилья, не уцелело ни одного дерева, не сохранилось хотя бы клочка поля – все выжжено напалмом, разрушено бомбами, отравлено ядохимикатами. Ведь у нас, как и во Вьетнаме, американцы используют десятки различных бомб – осколочных и шариковых, фосфорных и напалмовых, фугасных и замедленного действия. Вдоль Меконга, вблизи границы Камбоджи, есть полоса шириной в двадцать километров, где погибли все деревья, пораженные страшным американским ядом. От некоторых ядов болеют и умирают люди. У многих беременных женщин наступают преждевременные роды, причем младенцы почти всегда оказываются мертвыми…

^{Сапер только что откопал труп мальчика, убитого осколком американской бомбы}

– Это страшно… – невольно шепчу я.

– Да, страшно! К тому же поражает цинизм американцев: они вопят на весь мир, что бомбят только военные объекты, но вы сами увидите, что является жертвой их воздушных налетов – школы и больницы, базары и рынки, рисовые поля и хижины бедняков… Поначалу им казалось, что они достигли цели: население перепугано и дезориентировано, оно массами уходит в горы и джунгли. Наверное, по пути сюда вы видели заброшенные рисовые плантации. На них буйно растут сорняки, так как некому выращивать рис. Но теперь возникают новые рисовые поля – на каменистых склонах и на лесных полянах, хотя там очень трудно создать сеть оросительных каналов. И все же мы создаем их, учим людей обрабатывать землю в труднейших военных условиях, пользоваться искусственными удобрениями и вести в некоторых местах глубокую вспашку… Идет борьба за сбор второго урожая в году. В деревнях, куда вы поедете, вам подробно расскажут о наших трудностях и успехах. Вы не раз увидите транспорты с рисом для вооруженных сил Освобождения. Вам расскажут о сети общего снабжения, которая через сельские магазины обеспечивает население не только освобожденных зон, но и далеких поселков в глубине джунглей…

– Расскажите нам, если это можно, как обстоит дело со снабжением армии Патет Лао и кадров Нео Лао Хаксат, – прошу я.

– У нас кадровые работники и бойцы сил Освобождения не получают никакого жалованья. Всем выдают только паек – рис, соль и другие продукты питания, а также некоторые товары, необходимые для жизни и работы. Кроме того, нам полагается небольшая сумма в кипах – на «карманные» расходы. Все мы, от руководителей Нео Лао Хаксат и до самых молодых работников, обязаны выращивать овощи, а в меру возможностей и рис, чтобы постоянно пополнять наши ресурсы. Самообеспечение помогает нам справляться с трудностями, если доставка продовольствия почему-либо задерживается или срывается.

Да, это мне знакомо. Такие же вопросы я задавала несколько лет назад членам ЦК НФОЮВ, когда была на Юге. И ответ был примерно такой же, как и теперь, в Лаосе.

– Я знаю, что вас интересуют и военные дела, – обращается ко мне Сисана Сисан, – Но будет лучше, если об этом вам расскажут в армии, а не здесь… На сегодня, пожалуй, довольно. Вы, наверное, устали?

– Прежде всего уточним: больше устали вы! – парирую я. – И все же еще одна просьба: расскажите нам что-нибудь о себе, о ваших личных испытаниях за время пребывания в Движении сопротивления. О самых больших трудностях и наиболее опасных моментах, пережитых вами, поскольку вы давно участвуете в освободительной борьбе.

Сисана Сисан сначала сопротивляется. Упрямо, твердит, что в его биографии нет ничего примечательного, интересного и героического. Мы с Богданом наседаем на него. В конце концов он сдается.

– Родился в двадцать первом году в Саваннакете. Происхожу из национальной группы лаолум. Мой путь в революционное движение был, пожалуй, нетипичным: ведь я вырос в очень богатой купеческой семье. В тридцать восьмом году закончил в Ханое школу третьей ступени – полную среднюю. Разумеется, это была школа для «туземных детей». Еще будучи учеником, вместе с большой группой других школьников оказался в рядах антиколониального движения, направленного против французских властей Индокитая. В сороковом году участвовал в вооруженной борьбе против французских колонизаторов, а затем и против японских захватчиков. Но особенно активно включился в освободительное движение, пожалуй, в начале сорок пятого года. Начиная с марта того года я часто встречался с деятелями Коммунистической партии Индокитая и многому научился у них. В августе сорок пятого года принимал участие в свержении колониальной власти в Савапнакете. Был членом патриотического движения Нео Лао Итсала с первых же дней его существования. Сотрудничал также с таиландскими патриотами, на практике убеждаясь в том, какое огромное значение имеют союз и солидарность сил прогресса в борьбе с реакцией, мракобесием, колониализмом. Уже тогда я немного занимался журналистикой… – с легкой улыбкой добавляет Сисана. – Был редактором одной из местных газет. И уже тогда входил в круг лиц, которые сгруппировались вокруг принца Суфанувонга и искали пути освобождения страны от колониального ярма.

– Какие наиболее трудные моменты были в вашей жизни? Наиболее тяжелое испытание в предыдущей войне, на начальном этапе освободительного движения?

Сисана Сисан задумывается. Потом продолжает рассказывать:

– В пятьдесят втором году, когда я находился в джунглях, меня свалил сильный приступ малярии. Двенадцать дней я лежал без сознания… А было такое время, что не хватало риса, соли, лекарств. О хинине и других противомалярийных средствах можно было только мечтать… Когда я поднялся после болезни, то был очень слаб. Пришлось заново учиться ходить. Если бы тогда враг выследил меня, то я бы бесспорно пропал. Но меня охраняли и защищали простые люди – крестьяне и охотники. Без их опеки я бы погиб. Правда, у меня сильный организм и мне удалось победить болезнь, но в результате истощения у меня выпали волосы… Ничего, после они отросли!

В 1959–1960 годах наш собеседник находился во Вьентьяне. Входил в руководящую группу деятелей Нео Лао Хаксат. В июле 1959 года вместе с принцем Суфанувонгом и другими членами ЦК Патриотического фронта Сисана был арестован и брошей в тюрьму Фон Кхенг, в трех километрах от столицы.

– Сначала королевская жандармерия окружила здание ЦК Нео Лао Хаксат и редакции нашей газеты. Носавановцы, которые тогда захватили власть в стране, требовали дальнейших «решительных» санкций против нас. Кроме принца было арестовано еще пятнадцать деятелей Нео Лао Хаксат. Как депутат Национального собрания, я пользовался парламентской неприкосновенностью, но это не спасло меня от тюрьмы. Впрочем, депутатов там было несколько человек. Над всеми нами нависла угроза смерти…

Тюрьма. Сначала полное одиночество в специальной камере. Горсть тухлого риса, кружка воды – вот и весь «паек».

– По вечерам я метался в тесной камере, освещаемой маленькой свечкой, чувствуя всю свою беспомощность и беззащитность… – вспоминает Сисана. – Где-то близко сидели мои товарищи по недоле, но пока что и речи быть не могло об установлении с ними хоть какого-нибудь контакта. Мы были изолированы друг от друга. Я хорошо понимал, что каждый следующий день, каждый час может быть последним…

Лаконичные разговоры со стражниками, которых постоянно меняли по требованию жандармерии: боялись, что узники могут договориться с ними. Блеск сочувствия в глазах молчаливого человека, который охраняет дверь тюремной камеры. Едва слышный шепот: «Скверно с вами поступили, несправедливо». Несколько большая порция пищи. И тень надежды: а может быть, с этими людьми все же удастся договориться?.. Постепенно между камерами установилась тайная связь. Уже было известно, какой именно стражник более человечен и доброжелателен, на кого можно рассчитывать, если…

Бегство из тюрьмы Фон Кхенг было смелым, рискованным.

– Об этом лучше расскажет сам принц Суфанувонг. Попросите его, когда он встретится с вами, – улыбаясь, советует Сисана. – Но мне хотелось бы, чтобы вы знали одно: никакое бегство не удалось бы, если бы нас не поддерживал народ. Подумайте сами: враг был так жесток и беспощаден, что надежд не оставалось! Наши шансы по сравнению с возможностями и силами врага были просто ничтожными. И все же нам удалось бежать! Удалось благодаря участию стражников, помогавших нам, благодаря многим крестьянам, которые давали нам кров и пищу, благодаря десяткам связных, передававших нас из рук в руки, все дальше и дальше в глубь гор… Мы бежали из тюрьмы в ночь с двадцать третьего на двадцать четвертое мая шестидесятого года. Потом три недели почти в беспрерывном марше. Мы были страшно измучены и истощены, за многие месяцы сидения в тюрьме совсем отвыкли ходить, а тут шла борьба за жизнь… На третий день мы достигли первых постов Патет Лао, а позднее – основной базы.

– Потом, что было потом?

– Что было потом? Дальнейшее продолжение борьбы. Как и другие наши патриоты, я принимаю в ней участие. Всем нам близка и дорога отчизна…

Нам удается вытянуть из Сисаны еще совсем немного. Год 1981-й, Москва. Участие в Форуме молодежи. Год 1984-й, Пномпень. Участие в Международной конференции солидарности с народом Вьетнама. Год 1985-й, Джакарта. Участие в торжествах по случаю десятилетия знаменитой Бандунгской конференции.

Приходит очередь второго собеседника. Это немного угрюмый и молчаливый Сон Тхеу. Беседа протекает теперь значительно медленнее: Сон Тхеу не знает французского языка. Сисана помогает нам в качестве переводчика.

Сон Тхеу утверждает, что не сумеет рассказать о войне и о себе, так как у него не было каких-либо серьезных испытаний. Просто обычная жизнь рядового революционера. Он родился в многодетной крестьянской семье в провинции Чампассак. Эта семья была в родственных отношениях с известным национальным героем Комманданом.

– Вы что-нибудь слышали о нем? – спрашивает Сисапа.

– Да. Но очень немногое… – отвечаю я.

– Тогда пусть вам о нем подробнее расскажут в армии. Стоит послушать. Это был вождь одного из наших горных племен. Он прославился в борьбе против французских колонизаторов. И погиб в бою с французскими войсками еще в тридцать седьмом году.

Сон Тхеу начал участвовать в Движении сопротивления с двенадцати лет. А в 1950 году, всего пятнадцати лет от роду, вступил в ряды Патет Лао.

– В пятьдесят первом году закончил военные курсы… В общем, это старая история и нечего о ней говорить. Лучше посмотрите, как теперь подготовлены офицерские кадры Патет Лао!.. В пятьдесят третьем году я участвовал в одном крупном сражении на лаосско-камбоджийской границе. В пятьдесят четвертом году по приказу командования я оказался в районе перегруппирования отрядов Патет Лао. Позже участвовал в обороне этого района, атакованного солдатами Катая и других реакционеров. В пятьдесят шестом году был ранен в бою. В пятьдесят девятом был солдатом знаменитого Второго батальона и вместе с этой воинской частью ушел в джунгли… С пятьдесят третьего года у меня не было пи возможности, ни времени посетить родную деревню. В шестьдесят втором году женился. У меня двое сыновей: одному четыре года, второму два… Да, жена и дети находятся на одной из лесных баз Нео Лао Хаксат.

– Учились в школе?

– При французах закончил три класса начальной школы. Учился и позже, когда время и условия позволяли браться за книгу. Учусь и сейчас. Работая на радио, стал особенно чувствовать недостаток общего образования.

– А вы можете поподробнее рассказать о Втором батальоне? О его уходе в джунгли? Ведь вы ускользнули буквально из-под носа врага!

– Да, конечно. Это было действительно трудное дело! Тогда во Вьентьян нахлынуло множество американцев – так называемых туристов, а на самом деле это были военные «советники». Уже вовсю действовала пресловутая ЮСОМ – Оперативная миссия Соединенных Штатов. «Спецы» из США привели в боевую готовность почти тридцатитысячную королевскую армию, тщательно обучив ее новым методам боевых действий и оснастив современным оружием. С помощью этой армии американцы намеревались ликвидировать два наших батальона, которые – в соответствии с Женевскими соглашениями – ожидали включения их в состав королевской армии. Лагерь Первого батальона, находившийся в местности Сиенгкуанг, был предательски окружен. Под угрозой огня пулеметов и орудий, наведенных на ряды безоружных солдат, батальон был расформирован…

– И люди даже не пытались сопротивляться?

– А что они могли сделать? Их обманули: приказали оставить оружие в казармах и собраться на плацу якобы для принесения торжественной присяги и регистрации. Они поверили этому и оказались в ловушке…

– А как же Второй батальон?

– На этот раз номер не прошел! Наши командиры своевременно узнали о подлом коварстве в отношении Первого батальона. Враг пытался повторить маневр, но, когда пришел приказ оставить оружие и выйти для принесения присяги, наше командование потребовало отложить «столь торжественную церемонию» до приезда руководящих деятелей Нео Лао Хаксат. Это было расценено реакционерами как акт восстания и бунта. Нас окружили королевские войска, связь с руководством Патриотического фронта во Вьентьяне была прервана. О каких-либо переговорах и компромиссном решении вопроса не могло быть и речи. От нас категорически потребовали сложить оружие, угрожая в противном случае огнем пулеметов. Вокруг нас замкнулось кольцо осады, через которое, казалось, не было никакой возможности прорваться. Не силой, а военной хитростью надо было выйти из положения, хотя многим оно казалось совершенно безнадежным… И вот командование Второго батальона назначило на восемнадцатое мая футбольный матч и другие соревнования. Об этом было заранее сообщено противнику. До позднего вечера в лагере стоял шум и веселье било через край. Потом постепенно установилась тишина. Врагу могло показаться, что примирившиеся с судьбой офицеры и солдаты Второго батальона отправились спать… А утром обнаружили, что Второй батальон исчез!.. Мы усыпили бдительность королевских войск, наши солдаты, с оружием и всем имеющимся снаряжением, бесшумно выступили ночью из лагеря и направились в провинцию Самнеа, которая много лет подряд была одним из центров освободительного движения Лаоса.

– Наверное, тогда в столице поднялся невероятный шум? – спрашиваю я.

– Еще бы! Королевские войска сразу же начали преследовать нас, но ничего не добились. Реакционное правительство Сананикона обвинило Центральный Комитет Нео Лао Хаксат в нарушении условий договора о прекращении огня. Жандармерия окружила здание ЦК… Дальнейший ход событий вам известен: были арестованы принц Суфанувонг и другие руководители, потом им удалось бежать.

– Какие особые трудности вы преодолели за время пребывания в рядах Сопротивления?

Сон Тхеу снисходительно поглядывает на меня и Богдана. Потом тень улыбки скользит по его суровому загорелому лицу.

– Их было так много, что невозможно привести отдельные примеры… Помню, был период тяжелейших боев, когда на нас обрушивались внезапные и яростные атаки врага, а наши бойцы были измучены постоянным недоеданием. Изо дня в день нам приходилось довольствоваться жиденьким супчиком из растертого в порошок риса… Наверное, вы догадываетесь, что нам не хватало и соли?

– А что вы делаете сейчас?

– В работе на радиостанции все для меня ново. Мне не хватает опыта, поэтому приходится изучать специфику пропагандистской работы на радио в условиях нарастающей борьбы.

…Часы показывают одиннадцать вечера. Солдаты нашей охраны уже дремлют, прижавшись спиной к выступу скалы.

– А куда завтра? – спрашиваю я журналиста Дуана, когда мы идем, спотыкаясь на узкой каменистой тропке, «домой», в «грот дружбы».

–  Кхоум лап! – звучит слегка насмешливый ответ.

Это значит: военная тайна…

«Кхоум лап» означает «военная тайна»

Я провела беспокойную ночь. Поминутно прерываемая дрема была полна каких-то видений. Я знаю, что мне мешало: странное создание, похожее на помесь таракана с летучей мышью. Оно летало под каменным сводом нашего грота и громко жужжало. Скальные стены усиливали этот звук, и эхо назойливо повторяло его. А Богдан спал отлично. И теперь, бодрый, отдохнувший, он смеется над моим непреодолимым отвращением ко всем тропическим насекомым.

– Давно пора бы привыкнуть! – говорит Богдан.

И конечно, он, как всегда, прав.

В пять утра мы уже встали и собирались отправиться в путь. Но вдруг разразилась страшная буря. Около полудня (а я смотрела на бушевавшую стихию через отверстие, пробитое в каменной стене грота) растущее поблизости могучее дерево с шумом и треском упало. Внезапный порыв ветра разломил его словно спичку. Сплошная завеса дождя, казалось, соединяет землю с небом. Буря кончилась так же неожиданно, как и началась. Гонимые ветром тучи унеслись дальше, последние раскаты грома отшумели над вершинами гор, и все стихло. Под лучами солнца заблестела мокрая зелень. Земля пока еще влажная, так что пыль уже не будет надоедать нам в дороге…

С утра к нам присоединился переводчик – молодой, худощавый, с быстрым и умным взглядом. Зовут его Си Мон Чампасит. Он из народности лаолум, родился во Вьентьяне. Мы называем его Симон, хотя имя Си Мон не имеет ничего общего с французским. Выговариваемое по-лаосски, с определенным ударением, оно означает «красочный, цветной».

Мы выехали лишь после полудня. Сначала – сумасшедшая езда на машине по участку дороги, сплошь изрытому воронками от бомб. И снова так немилосердно трясет на выбоинах, что с трудом хватаешь воздух и некогда любоваться окружающим пейзажем, хотя тебе и выпал редкий случай увидеть его днем, под лучами солнца. Затем долгий пеший марш через джунгли, по узким тропинкам, прорубленным в непроходимой чащобе длинными ножами, похожими на кубинские мачете. Но вот лес редеет. Начинаются бамбуковые рощи. Неустанный монотонный шелест листвы. Огромные разноцветные бабочки летают почти над самой землей. Поляна. Еще один лесок, и мы оказываемся в большой котловине. Вокруг нее – зеленая цепь гор. Красный диск заходящего солнца цепляется за зубчатые вершины скал. Группа солдат в выцветших зеленых блузах и в плоских фуражках. Один из них вытягивается по стойке «смирно» и рапортует сопровождающему нас офицеру. Мы – на позиции зенитчиков. Взвод, с солдатами которого мне предстоит беседовать, более ста раз отражал атаки американских самолетов. А батарея, в состав которой входит этот взвод, сбила более семидесяти вражеских машин и повредила девять.

Пока что вокруг тихо и спокойно. Но по опыту Вьетнама я хорошо знаю, что в любую минуту эта тишина может быть разорвана пронзительным воем и гулом американских бомбардировщиков. Мгновенно, внезапно, по-разбойничьи они могут выскочить из-за ближайших гор и начать сеять разрушение и смерть. Поэтому надо торопиться использовать те минуты, когда их нет. И я обращаюсь к солдатам:

– Расскажите, друзья, об одном из последних боев.

Мы с Богданом достаем блокноты. Солдаты сели вокруг нас, некоторые опустились на корточки. Все они довольно молоды: средний возраст – двадцать три года.

^{Артиллеристы Патет Лао на огневой позиции}

Самому старшему – лет тридцать, самому юному – пятнадцать. Командир рассказывает:

– В один из последних декабрьских дней американцы бросили против нас сорок пять реактивных самолетов типа Ф-101 и Ф-105. Атака началась около шести часов утра. Но сначала нас выследили разведывательные самолеты АД-5. Они сбросили дымовые ракеты, которые указали остальным направление атаки. Одна из таких ракет упала примерно метрах в пятидесяти от наших орудий. И тут мы увидели самолеты, появившиеся из-за облаков дыма. Бомбежка и обстрел из бортовых пулеметов длились почти до полудня…

Во время рассказа офицера Патет Лао мне почудилось, что я слышу знакомые звуки: быстрый перестук пулеметов, взрывы контейнеров с шариковыми бомбами… Вблизи нас воронки – следы тяжелых фугасных бомб и обычных «полутонок». Но снова звучит голос командира:

– Первую атаку мы отбили. Один самолет был уничтожен, три повреждены. Мы вели бой при ослепительном сиянии солнца, которое било нам прямо в глаза и затрудняло прицельную стрельбу. Бой был такой ожесточенный и яростный, что окрестное население, следившее за схваткой, думало, что от нас не останется и следа. А у нас даже никто не погиб, лишь несколько бойцов были легко ранены. Трудно передать, как мы радовались, когда над американскими самолетами вдруг вспыхивало губительное пламя…

Тропа ведет нас сквозь густые заросли. Окружающий пейзаж кажется осенним, хотя сейчас весна. Весна в Лаосе – это сильные ветры, проливные дожди, внезапные бури.

Между скалами приютился бамбуковый барак на сваях. Возле него – несколько человек среднего возраста. Знакомимся. Достаточно бросить беглый взгляд на наших собеседников, чтобы угадать в них кадровых военных.

Мы на территории Военной академии Патет Лао. Она носит имя героя, борца за освобождение Лаоса – Коммадана. Вы можете спросить: а где находится эта академия? Скажем заранее: кхоум лап – военная тайна. Словом, где-то в глубине джунглей, среди гор, в пещерах… Нам с Богданом сразу же захотелось услышать что-нибудь о жизни Коммадана, и мы просим рассказать о нем наших хозяев.

– Вы узнаете о нем многое, – улыбаются наши собеседники. – Но, может быть, вы сначала осмотрите наше хозяйство?

Совет правильный. Надо использовать хорошую погоду и временное затишье, чтобы сфотографировать эту удивительную военную академию. Здесь нет аудиторий – их заменяют гроты. Да, гроты и пещеры, созданные природой, с многочисленными коридорами, уходящими в глубь скал.

^{Военная академия Патет Лао. Идут занятия}

Вырубленные в монолите ступеньки ведут нас в одну из пещер, где вскоре состоится наша встреча с курсантами. Густая листва могучего дерева с непереводимым названием би нанг ниприкрывает вход в пещеру. Подземное помещение делится на две части. В одной – рядом со столбиками белесоватых сталагмитов, около серых каменных стен – несколько походных коек, нары из неструганых досок, топчаны, термосы и ящики. В другой части – ряды скамеек. Перед ними – стол и обычная черная классная доска. Это зал собраний и аудитория.

Идем в глубь подземелья, включив электрические фонарики. Под ногами поскрипывает гравий. Перед нами полукруглая пещера. В центре ее сталактиты образовали стеклянную гору, напоминающую величественный орган. Длинные сосульки играют радужными блестками, как только на них попадает луч фонаря.

Учеба в Академии Патет Лао – этом столь нети-личном центре подготовки офицерских кадров, который функционирует в специфических условиях партизанской войны против интервентов и внутренней реакции, – продолжается от шести до двенадцати месяцев. В числе слушателей – представители всех народностей и этнических групп, населяющих Лаос. Но больше всего мео и лаосунгов. У каждого слушателя за плечами многие годы участия в освободительной борьбе. Обучение ведется в трех направлениях: чисто армейском, военнополитическом и, если так можно сказать, квартирмейстерском, то есть военно-хозяйственном. Методы учебы тесно связываются с обстановкой в стране и условиями войны.

Мы беседуем с офицерами из числа руководящего состава академии: Сомсахом, Соуфаном и Кхамми.

– У нас давние традиции освободительных войн, – говорит один из офицеров. – В первой половине этого столетня, когда французским колонизаторам уже казалось, что они полностью овладели нашей страной, в Лаосе то и дело вспыхивали бунты и восстания. Особенно непримиримыми оказались жители плоскогорья Боловен в Южном Лаосе – лаотхынги. Долгих двадцать семь лет они не складывали оружия! Самое большое выступление против французских колонизаторов произошло весной тысяча девятьсот десятого года: оно получило широкий резонанс и поддержку среди населения страны. Во главе повстанцев тогда находился умный и опытный предводитель Онг Кео.

Когда потерпели фиаско все способы усмирения бунта, колонизаторы прибегли к методам провокации и предательства. Они послали в штаб Онг Кео своего парламентера. Были определены условия встречи лаосского предводителя с французским колониальным резидентом Фендлером для предварительных переговоров.

Этот Фендлер долгое время жил в Лаосе, знал местпые обычаи, суеверия и «табу». Все лаотхынги – очень честные люди, и они никогда не нарушают данного ими слова. Соглашаясь на переговоры с французским резидентом, Онг Кео никак не предполагал, что его заманивают в ловушку. Разумеется, он был весьма осторожен и предупредил парламентера, что приедет на встречу с охраной. В присутствии эскорта Онг Кео и Фендлер проверили друг друга, чтобы убедиться, что никто из них не таит оружия. Дальнейшие же переговоры должны были проходить без свидетелей. Казалось, были приняты все меры предосторожности…

Но Фендлер знал, что для лаотхынгов голова человека – строгое табу. Ни один лаотхынг не позволит кому бы то ни было дотронуться до своей головы, как и сам никогда не сделает этого в отношении другого человека. Такой жест означал бы смертельное оскорбление.

Переговоры должны были состояться в одной из буддийских пагод. Но как только охрана отошла от нее, Фендлер выхватил спрятанный под шляпой пистолет и в упор застрелил Онг Кео!

Однако повстанческое движение не угасло и после предательского убийства Онг Кео. На место погибшего встал его брат Коммадан. Способный и энергичный, он рано попал во французскую тюрьму, познал там унижения и пытки. Убежденные в том, что Коммадан получил хороший урок и что они выбили «всю дурь из его башки», французы выпустили Коммадана на свободу.

Ошиблись! Коммадан добрался до штаба Онг Кео, который тогда еще был жив. Коммадан многому научился у этого опытного руководителя. Вскоре Коммадан стал одним из лучших и способнейших помощников Онг Кео. После его гибели Коммадан взял на себя руководство освободительной борьбой в Южном Лаосе. Он был рассудительным и дальновидным вождем.

Французские колонизаторы быстро оценили ум нового народного предводителя. Они сконцентрировали войска и решили нанести сокрушительный удар по отрядам повстанцев. Искали они и другие пути ликвидации вождя восстания. В конце концов нашелся предатель: ou показал врагам место, где жил Коммадан. И вскоре тот был убит. Случилось это в 1937 году.

Пятеро из десяти сыновей Коммадана сражались плечом к плечу с отцом. Когда Коммадан был убит, эти пятеро тоже попали в плен. Трое были расстреляны на месте, двое живы до сих пор. Один из сыновей героя, Ситхон, занимает сейчас ответственный пост в руководстве Нео Лао Хаксат.

…Мы исписываем страницу за страницей. Наши собеседники, наверное, уже устали, а нам еще многое хочется узнать.

– Какова структура вооруженных сил Патет Лао? – спрашивает Богдан Мошкевич.

– У нас есть партизанские отряды, местные формирования и регулярная армия.

– Суть различия между ними?

– Отряды и партизанские группы, располагающие сравнительно устаревшим или даже примитивным оружием, охраняют и защищают свои деревни. Они создают вокруг них сеть ловушек и засад, а в случае надобности могут с оружием в руках оказать врагу должное сопротивление. Партизаны поддерживают связь с территориальными формированиями и регулярной армией. Довольно часто они сдерживают силы противника, затрудняя его продвижение от пункта к пункту. Вероятно, во время вашей поездки вы побываете в таких партизанских селениях. Что касается местных, или территориальных, формирований, то они отличаются мобильностью, быстротой перемещения и лучшим вооружением. Их вооружение можно назвать смешанным – у них есть и старое и современное оружие. Обычно они действуют на «своей» территории, то есть в границах уезда или провинции. Но туда, где враг концентрирует более или менее крупные силы, посылаются части регулярной армии Патет Лао. Разумеется, в случае необходимости их поддерживают территориальные формирования и партизанские отряды. Как правило, регулярная армия ведет боевые действия только широкого масштаба.