Текст книги "Бамбук шумит ночью"

Автор книги: Моника Варненска

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

В гостях у коллег

Несколько лет назад я носила черную хлопчатобумажную блузу – такую же, как у всех членов Национального фронта освобождения Южного Вьетнама: я довольно долго находилась в освобожденных зонах. В Лаосе с первого же дня приезда в районы, контролируемые Патет Лао, мне пришлось надеть форму бойца Армии освобождения. Она проста и удобна: зеленая блуза военного покроя, брюки, сандалии, плоская фуражка. Такая форма сливается с фоном джунглей. В столь тяжелых условиях, когда вся территория непрерывно подвергается налетам «хыа бипь Америка», а на дорогах и тропах можно наткнуться на засаду «специальных сил», носить яркую или заметную среди зелени одежду просто нельзя. Кроме того, надев форму Патет Лао, мы – польские журналисты – еще раз подчеркнули солидарность с армией борющегося народа. Солидарность, доказательством которой является наш приезд в освобожденные зоны и наша работа здесь.

Вокруг громоздятся высокие горы и сурово шумят непроходимые джунгли. Дикие, хаотически разбросанные скалы, окружающие долину, в которой мы оказались прошлой ночью, кажутся гигантским оборонительным валом. При дневном свете я могу более детально рассмотреть пещеру, где мы нашли приют. Широкий скальный навес прикрывает вход в жилые гроты, находящиеся примерно на высоте второго этажа. Рядом со своей «спальней» я заметила расщелину и мрачный провал; подходить к этому месту категорически запрещено.

Я уверена, что у наших спелеологов и скалолазов тут было бы много интересной работы.

Гроты и пещеры – непременный элемент лаосской жизни в условиях «грязной войны» США.

– Мы здесь живем и работаем, – сказал утром Дуан. – Это самые лучшие укрытия для наших школ, предприятий и больниц.

…Мы идем по долине, где одуряюще пахнут нагретые солнцем растения и травы. На первый взгляд местность кажется пустынной и безлюдной. Однако порой слышатся человеческие голоса. Откуда же доносится говор? Внимательно осмотревшись вокруг, я замечаю на склонах ближайших гор какие-то ниши, расщелины, лазы…

– Да, – заметив мой вопросительный взгляд, говорит Кхам Фой, – здесь повсюду живут наши люди.

Увы, это правда. Именно в таких условиях живут люди, которых американские захватчики пытаются вернуть назад, в каменный век.

Внешне окружающий пейзаж выглядит вполне спокойно, мирно. Самолетов пока не видно и не слышно. Может быть, потому, что из-за гор наплывают тяжелые облака? Очень душно, невыносимо парит – вероятно, будет гроза. Тяжелый воздух невидимым грузом давит на землю.

Все здесь огромно – и горы, и деревья. В могучих стволах – широкие трещины. Из них сыплется труха, пахнет гнилью и плесенью. Есть такие дупла, в которых свободно может спрятаться взрослый человек.

Что-то блеснуло в густой траве. Я машинально наклоняюсь, но Дуан опережает меня.

– Не трогай! – сурово предупреждает он.

Сам разгребает заросли и осторожно вынимает оттуда кусок разъеденного коррозией металла. Рассматривает его и лишь затем передает мне. Это начинка шариковой бомбы.

Мы обходим огромную воронку, которую пока не затянуло жадной тропической зеленью: след бомбежки, совершенной американцами три дня назад. На тропинке искрятся кусочки станиоля, сброшенного с вражеских самолетов… Среди огромных корней, алчно оплетающих скальный горб, лежат металлические бочки, тщательно укрытые зелеными ветками. Здесь склад горючего.

Скала образует широкий навес. Под ним – выкопанное в грунте углубление. Все это прикрыто каменной стенкой и крышей из бамбуковой плетенки. Через нее проходят ствол и воздушный корень массивного дерева. Внутрь помещения ведет стремянка с бамбуковыми ступеньками. Там царит полумрак: крыша вплотную прилегает к насыпи из плотно утрамбованной земли.

– Бамбуковая плетенка защищает от шариковых бомб, – объяснили мне журналисты из газеты «Лао Хаксат».

Это было сказано в первые же минуты, когда прозвучали слова приветствий и мы обменялись дружескими рукопожатиями. Как сувенир от лаосских друзей и коллег по профессии мы получили невзорвавшиеся шариковые бомбы – пресловутые «ананасы». Металлический корпус, по форме напоминающий ананас, снабжен веером жестяных крылышек. Во время полета они увеличивают скорость «ананаса», который при взрыве выбрасывает сотни стальных шариков или кубиков, наносящих такие же страшные ранения, как и знаменитые пули «дум-дум».

Рассматриваем пахнущие свежей типографской краской номера газеты «Лао Хаксат». Выходит она каждую педелю. Тираж – три тысячи экземпляров. Это очень много, если принять во внимание условия работы в подполье. И… очень мало, если учесть запросы. Каждый номер газеты передается из рук в руки и зачитывается буквально до дыр.

– Работа у нас нелегкая, – рассказывают мне редакторы Ам Кханг и Боу Лиен. – В редакции нас девять человек. У каждого немалый опыт освободительной войны. Однако нам не хватает профессиональных знаний и умения делать газету. Учит нас сама жизнь, война…

Распространяют газету всеми возможными способами, главным образом в освобожденных зонах, но попадает она и на территорию, занятую врагом. Очень трудно доставлять газету в те районы, где вообще нет дорог, да и троп маловато, а связь и средства сообщения почти не работают. Самые активные распространители печати Нео Лао Хаксат – местные жители. Они добираются до глухих и почти безлюдных уголков страны – в глубь джунглей и в маленькие селения, затерявшиеся в лабиринте гор, в глубоких ущельях.

– Завтра начнем рассылать новый номер «Лао Хаксат». Это не единственная наша газета: в той типографии, которую вы собираетесь посетить, вам покажут, как готовится свежий помер газеты армии Патет Лао. Разумеется, мы условно называем ее «газетой» – если она выходит раз в неделю или в две педели, ото уже значит многое… Сейчас работать в типографии, несмотря на все трудности, значительно легче, чем несколько лет назад. Впрочем, увидите сами. Но вы непременно должны написать об этом…

Снова следы бомбежки: обломки скалы, давние воронки, заросшие травой, свежие ямы, зияющие красноватой землей. Как рассказывает Дуан, недавно поблизости были захвачены двое американских летчиков, которые спустились на парашютах: их самолет был подбит зенитчиками Патет Лао.

Долина. Среди буйной травы бродят два буйвола. За ними неторопливо шагает подросток-пастух. Окидывая нас любопытными взглядами, мимо проходят две миловидные девушки. При дневном свете я могу получше разглядеть лаосцев. Мужчины невысоки ростом, зато более коренасты и плечисты, чем вьетнамцы. Женщины одеты весьма живописно: короткие блузки и длинные, до самых щиколоток, украшенные по подолу красивой вышивкой юбки. Волосы у них уложены в узел, плотно лежащий на самой макушке.

…Снова громоздятся высокие серые горы, кое-где просвечивают лысины меловых слоев. Впереди довольно странная скала: она напоминает черную пористую пемзу. Вокруг нее – полоса леса, тоже черного, обгоревшего.

– Здесь бушевало пламя напалма! – объясняет мне Кхам Фой.

Толстые, узловатые корни на крутой тропинке. Огромные камни лежат так, что напоминают ступени. Карабкаемся по ним к пещере. Вход в нее снаружи прикрыт навесом: защита от осколков и шариковых бомб. Внутри – деревянные топчаны, на них лежат свернутые рулонами противомоскитные сетки, полотенца, одеяла. Есть будильник, велосипед, транзисторный приемник.

У входа нас встретил молодой солдат с винтовкой в руках. Судя по внешнему виду, ему не больше пятнадцати лет. Из пещеры вниз ведет приставная лестница, по которой с необычайной ловкостью взбирается пес какой-то бурой масти. На скальной стене пещеры – лозунги и призывы, написанные лаосским алфавитом, в котором я ничего не понимаю: придется просить протранскрибировать тексты. Но об этом я напомню моим спутникам несколько позже – пока что меня привлекла знакомая картина: типографская наборная касса. Рядом молодой человек, присевший на краешек бамбукового топчана, корректирует гранки только что отпечатанной статьи. Коренастый лаосец в кожаной куртке подходит к нам с приветственно поднятой рукой. Его зовут Си Тха, он руководит этой типографией. Он хотел бы узнать: действительно ли я та самая журналистка из «страны Полой» (так по-лаосски называется Польша), которая полемизировала с известным американским писателем по вопросу о защите Вьетнама?.. Я подтверждаю: да. В свое время было опубликовано мое открытое письмо Джону Стейнбеку. Это был мой ответ на его клеветнические измышления по адресу Национального фронта освобождения Южного Вьетнама. Но как узнал об этом руководитель типографии, затерянной в диких джунглях Лаоса?

^{Юный партизан увхода в грот}

Видя мое изумление, Си Тха улыбается и говорит:

– Об этом сообщило радио Нео Лао Хаксат, представляя народу первых гостей из «страны Полой», которые прибыли с дружеским визитом в наши освобожденные зоны.

…Мое внимание привлекают странные звуки, которые по мере приближения к гроту я слышу все отчетливее. Си Тха подтверждает мою догадку:

– Да, это динамо-машина, установленная в подземелье. Благодаря ей наша типография бесперебойно получает электроэнергию… Вы спрашиваете о тех бомбежках, следы которых видели поблизости? О, мы давно привыкли к этому: скажу для примера, что только в шестьдесят шестом году эти окрестности были атакованы американцами пятнадцатьраз! Вокруг нас неоднократно разрывались бомбы, снаряды и ракеты, горел зажженный напалмом лес, градом сыпались шариковые бомбы…

Из грота выходит молодой лаосец. На руках у него малыш. Пальцами левой руки он сжимает пачку гранок. Это Чап Тхе, один из наборщиков. Щуплый, низкорослый, с буйной шевелюрой, он похож на мальчика. Но внешность обманчива – этот человек уже много лет работает в типографии.

Чан Тхе передает младенца жене – молоденькой лаоске, одетой в белую блузку и красную юбку (эти цвета так неожиданны на фоне сурового скального пейзажа!). Затем наборщик садится рядом с нами. Я беру из его рук первую гранку… О диво! Читаю и не верю собственным глазам! Ясно вижу слово: «Унгуентум»… Знакомые слова, набранные латинским шрифтом среди лаосских арабесок…

– Это этикетки для лекарств, выпускаемых нашими лабораториями, а также инструкции, как пользоваться ими, – объясняет Си Тха.

^{Грот – самое надежное убежище для детей Лаоса}

Маленькая девочка с косичками-хвостиками – еще один ребенок Чан Тхе – прильнула к коленям отца. Две другие девочки постарше примостились на топчане. Все трое посматривают на нас с любопытством, их черные глазенки блестят… У меня. сжимается сердце… Дети, младенцы – в пещерах, без света… Их дом – скальные укрытия, мертвый камень. Деревянные нары и висящая над ними противомоскитная сетка. Редкие выходы на поверхность, где свет, тепло и лучи солнца: там постоянная опасность налета «хыа бинь Америка»…

– Наша типография имеет сравнительно давнюю историю, – с некоторой гордостью в голосе начинает свой рассказ Си Тха, – Она была создана в пятидесятом году, когда еще существовал Нео Лао Итсала… Знаете ли вы, что так назывался наш Патриотический фронт в годы первого Сопротивления? То была предыдущая война…

Эти слова «предыдущая война» напоминают мне, что начиная с 1954 года, с Женевской конференции – той «первой», решения которой касались всего Индокитая, – ни на один день не стихал в этой стране грохот войны, не прекращались бон, разрушения и гибель мирного населения. А Си Тха продолжает:

– Типография функционировала не только в провинции Самнеа, но и в других местах, более выдвинутых к юго-востоку. Первой нашей «машиной» были простые литографские камни. Вы спрашиваете, сколько нас работало тогда?.. Шесть человек. Мы прямо с камня печатали призывы и лозунги, объявления и листовки. Самый большой тираж – тысяча экземпляров: сфера нашего влияния, да и сама территория освобожденных районов были тогда незначительными. Но в пятьдесят втором году наша типография расширилась. Число сотрудников тоже возросло – стало пятнадцать человек. У нас было уже десять литографских камней, накопился опыт. Мы стали работать лучше и эффективнее. Но увеличились обязанности и усложнились задачи, а решить их было не так-то просто…

Мой собеседник задумался.

– В пятьдесят втором году силы Нео Лао Итсала готовились к освобождению трех провинций Северного Лаоса: Сампеа, Фонгсали и Сиенгкуанг. Мы, работники типографии, тоже приняли в этом участие. Разделенные на две группы, мы последовали за армией, а вместе с нами путешествовало и все имущество типографии. Трудные дни пережили мы тогда. Правда, все, что требовалось нам для выпуска объявлений, листовок и бюллетеней, было под рукой. Но каждый из нас тащил на своих плечах по двадцать килограммов груза: кроме личных вещей и НЗ приходилось нести тяжелые литографские камни и прочий инвентарь. А если было нужно, мы помогали солдатам переносить оружие и боеприпасы. Нам были необходимы рис и соль. Вы знаете, что у нас, в горах, почти всегда не хватает соли. Но не менее нужно было печатное слово, призывающее к борьбе и победе, к лучшему будущему и желанному миру… Если нам позволяли время и обстоятельства, на привалах мы спешно печатали газетки и распространяли их среди бойцов. Те из них, которые умели читать или хотя бы разбирать по складам, делились прочитанным со своими товарищами…

Мерный шум динамо-машины, долетающий из скального укрытия, не умолкал пи на минуту. Из глубины джунглей доносилось щебетание каких-то тропических птиц. Но все это не мешало мне внимательно слушать и записывать повествование Си Тха. Многие факты, известные нам только по сводкам и коротким сообщениям в печати, приобретали сейчас большую ясность и значение.

– В июле пятьдесят четвертого года, после Женевы, нам показалось, что Лаос наконец-то вздохнет спокойно, что мы будем жить на своей земле свободными и независимыми. Силы Движения сопротивления, как вам известно, должны были перегруппироваться и передислоцироваться. Наша типография к тому времени находилась в районе крупного передвижения войск… Но вопреки нашим ожиданиям враг не прекращал атаковать те провинции, которые были территорией перегруппировки… С пятьдесят шестого года, когда Национальный фронт Нео Лао Итсала был преобразован в Нео Лао Хаксат, мы оказались в непосредственном подчинении его руководства. Много внимания уделил нам тогда и дал очень ценные советы председатель комиссии по воспитанию Тяо Сук Вокгсак…

– Председатель комиссии по воспитанию – это нечто вроде министра просвещения? – спрашиваю я, вспоминая названия комиссий в ЦК Национального фронта освобождения Южного Вьетнама.

– Да. Тяо Сук Вокгсак по-прежнему интересуется нами, и мы всегда можем рассчитывать на его помощь. Он не прекращает своей деятельности и в нынешнем Сопротивлении.

Короткая пауза. «Не прекращает своей деятельности и в нынешнем Сопротивлении», – повторяю я. Простые, обычные слова. Да, для многих людей, с которыми мне вскоре предстоит встретиться, в особенности для представителей старшего поколения, война длится беспрерывно уже двадцать с лишним лет!

– Вскоре после окончания прошлой войны число сотрудников значительно возросло: коллектив типографии состоял из сорока пяти человек. Не отказываясь от старой литографской техники, мы научились пользоваться полученными тогда полиграфическими машинами – более современными в наших условиях, но разумеется, несколько устаревшими с вашей точки зрения. У нас тогда появились два педальных китайских станка и одна старая французская печатная машина, дававшая возможность выпускать некоторые издания в красках. Из Вьетнама нам прислали станок местного производства для резания бумаги. Мы стали издавать не только листовки и бюллетени, но также и газеты. Когда Нео Лао Итсала был преобразован в Нео Лао Хаксат, мы организовали выпуск его центрального органа. Газета выходила поначалу нерегулярно, а затем точно каждые две недели. Тираж – три тысячи экземпляров – распространялся по всей стране. Наверное, вам такой тираж покажется мизерным?.. Но вы должны понять, что нам было нелегко даже в тот период, сначала казавшийся мирным. Мы были рады и тому, что могли подготовить учебники для школ, для наших детей…

Слушая рассказ Си Тха, я вспоминаю некоторые цифры: во времена колониального владычества, то есть до 1954 года, в Лаосе насчитывалось 90 % неграмотных; что же касается начального обучения, то это были преимущественно религиозные школы при буддийских пагодах, преподавали там бонзы. Да и число учеников в этих школах не превышало – в целом по стране – 10 тысяч. Лишь двести учащихся имели доступ в единственную полную среднюю светскую школу «для туземцев», как называли ее представители французской колониальной администрации. Но и эта школа не давала права на получение аттестата зрелости. Лишь в 1947 году французы открыли во Вьентьяне первую и единственную учительскую семинарию. Иначе было в освобожденных зонах: руководители Нео Лао Итсала делали все, чтобы даже в условиях войны вести активную борьбу с неграмотностью.

В 1957 году, после заключения дополнительных соглашений во Вьентьяне, по решению руководства Нео Лао Хаксат типография была разделена. Часть ее, вместе с сотрудниками и некоторыми машинами, осталась в провинции Самнеа, остальное было переведено во Вьентьян, где, как рассказывает Си Тха, ЦК Нео Лао Хаксат купил еще одну печатную машину и бумагорезку. К сожалению, часть типографского оборудования, оставшаяся в Самнеа, вскоре была разграблена реакционными и проамериканскими элементами.

– Во Вьентьяне мы работали довольно успешно. Газета «Лао Хаксат» выходила регулярно раз в неделю. Мы увеличили ее тираж до двенадцати тысяч экземпляров. Она проникала не только в соседний Вьетнам, но даже – о чем мы узнали позже – во Францию… Как? С помощью учившихся там студентов из наиболее состоятельных лаосских семей. Типография и ее деятельность вызвали огромный интерес среди многих наших соотечественников. К нам приходили на экскурсии учащиеся, бонзы, купцы… Это было нечто совсем повое в истории моей родины.

Растущий интерес населения к типографии, подчиненной Патриотическому фронту, не понравился местным реакционерам. Они попытались запугать печатников, но их действия ни к чему не привели. Тогда подошли с другой стороны: хотели подкупить, соблазнить более выгодными условиями работы в типографиях, подчиненных режиму Фуми Сананикона. Но и этн попытки успеха не имели. Наконец в 1959 году правительство Сананикона перешло в открытое наступление: газету закрыли.

– Нам казалось тогда, что все кончено… Тем более что на патриотов обрушился еще более страшный удар: руководители Нео Лао Хаксат во главе с принцем Суфанувонгом были брошены в тюрьму…

– Не могли бы вы вспомнить какое-нибудь событие тех трудных дней? Наиболее памятный момент или факт?

– Таких моментов было много… Хотите знать, как враг мешал нашей работе? В течение длительного времени полиция осаждала типографию, не позволяя нам выходить на улицу. Это просто счастье, что в предвидении тяжких дней мы создали солидный неприкосновенный запас продовольствия. Некоторые жители соседних домов – украдкой, обманывая вражескую охрану и полицейских, – ночью передавали нам вареный рис… Мы слышали непрекращающиеся угрозы, что скоро наступит день окончательной расправы с такими, как мы, и что никто тогда нас уже не защитит… Казалось, что слова эти оправдываются. Поначалу мы рассчитывали на помощь Первого батальона сил Патет Лао, который тогда дислоцировался во Вьентьяне. Вы слышали о нем?

Я молча киваю.

– Но этот батальон перестал существовать: его расформировали. Мы тогда еще не знали, что Второму батальону удалось избежать такой же участи, что он вырвался из вражеского окружения и ушел в джунгли.

Эта «война нервов» продолжалась сорок пять дней. Несмотря на угрозы полицейских, рабочие выстояли. Правда, их все время обвиняли в сокрытии оружия, в «подрывной» деятельности. Однако полиграфисты не дали спровоцировать себя и не покидали степ типографии. Их отвага и хладнокровие произвели впечатление даже на полицейских: некоторые из них, предусмотрительно оглядываясь по сторонам, чтобы не увидели сослуживцы, предупреждали рабочих об очередных провокациях.

А тем временем силы реакции росли. Развязанный режимом Сананикона террор свирепствовал по всей стране. Дальнейшее сопротивление рабочих типографии, осажденной врагом, становилось бессмысленным, безнадежным. Издалека, из освобожденных зон, контролируемых силами Патет Лао, пришло распоряжение: «Если кто-либо из вас хочет остаться на месте, в семье, пусть останется. А тем, кому отчизна дороже собственной жизни, желаем скорого возвращения к нам. Предупреждаем, что их ждут еще более трудные дни, чем прежде».

– …Многие из нас тогда ушли на север, в джунгли Верхнего Лаоса. Нам приходилось делать это очень осторожно, чтобы по нашему следу не бросились шпики и «подсадные утки» врага. Стоял уже сентябрь пятьдесят девятого года, когда мы наконец добрались до баз Патет Лао. Наши руководители все еще томились в застенках реакционного режима. Но мы уже знали, что наступает новый этап борьбы и что она будет долгой… Нам пришлось все начинать сызнова – у нас была одна примитивная машина и всего четырнадцать рабочих, причем половина малоквалифицированных. Однако мы уже накопили немалый опыт, знали многое и могли использовать свои знания не только на работе, но и при обучении молодых товарищей.

В августе 1960 года, когда было создало правительство национального единства, провинция Самнеа вновь оказалась под контролем патриотических сил. Наступившие перемены сразу же сказались на жизни и труде полиграфистов.

– Именно тогда мы получили нужные нам машины, причем не откуда-нибудь, а именно из социалистических стран! – с гордостью говорит Си Тха. – Они работают по сей день. Бережем их как зеницу ока. У нас семь типографских машин из ГДР и советская силовая установка. Все это помогает нам трудиться лучше, производительнее и эффективнее, чем когда-либо прежде. И, несмотря на то что надежды на мир не осуществились, несмотря на растущее вмешательство и интервенцию США, несмотря на усиление войны, типография наша работает в полную силу. Правда, дается это нам нелегко. Вот например: в первое пятилетие эскалации войны, то есть с шестьдесят четвертого года, нам пришлось около сорока раз передислоцировать свою типографию!.. Вы спрашиваете, как мы транспортировали машины? Тяжелые узлы приходилось нести иа собственных плечах, используя крепкие жерди, к которым подвешивали груз… На новом месте все начинали сначала – монтировали, опробовали, прилаживали… Теперь наши «путешествия» проходят более четко и быстро: человек привыкает ко всему. Откуда у нас бумага? Из соседних дружественных стран, в том числе из Вьетнама. Кстати сказать, вьетнамские специалисты, которые готовили новые кадры наших полиграфистов, научили нас делать бумагу из бамбуковой массы. Принц Суфанувонг помог нам получить первый комплект лаосского шрифта… Центральные органы Нео Лао Хаксат присылают продовольствие, которого хватает на десять месяцев. Остальные два месяца мы обеспечиваем себя сами…

– Экономическая независимость? – полушутя спрашиваю я, показывая на множество кур, неторопливо блуждающих по гроту; время от времени они меланхолично кудахчут, словно желая вмешаться в нашу беседу.

– Да, если хотите! – соглашается Си Тха. – По вьетнамскому опыту вы уже знаете, как важно сейчас выращивать собственный рис и овощи в каждом хозяйстве, какое значение для общественного питания имеет откорм поросят и кур. Правда, с этим делом у нас много хлопот: в горах значительно труднее, чем в долинах, обводнять рисовые плантации. Наши крестьяне преимущественно обрабатывают землю огнем, то есть выжигают некоторые участки в джунглях под рисовые поля. Всюду, где только возможно, растут посаженные нашими руками овощи и зреет рис. Благодаря созданным запасам продовольствия мы можем помогать армии, снабжая ее тем, что нам удается собрать с полей и огородов… Кроме того, мы ведем просветительную и пропагандистскую работу среди населения. И от руководства, и от комиссии по просвещению при ЦК Нео Лao Хаксат мы четырежды получали почетные грамоты…

Пока мы беседуем с Си Тха, работа в типографии не прекращается ни на минуту. Спускаемся в подземелье.

– Фантастика! – бормочет Богдан Мошкевич, вообще-то не очень щедрый на похвалу.

В руках у него кинокамера. Она то и дело стрекочет: Богдан увековечивает незабываемые картины пещерной жизни.

Тесный проход ведет нас из первого, «жилого», грота еще глубже в скальный лабиринт. Гроты разветвляются узкими коридорами, напоминающими штреки. Огромные скальные глыбы нависают над головами людей. В расщелинах и трещинах на подставках из досок лежат рулоны газетной бумаги. Вверху, под самым каменным сводом, тянутся провода. Шум динамо-машины – более громкий, чем снаружи, – доносится из соседнего помещения. Неровно, часто мигая, горят электрические лампочки…

В этом суровом «сценическом оформлении» на фоне мрачных скал бросаются в глаза яркие пятна женских, нарядов. Молоденькая лаоска, почти ребенок, с красным как мак бантом, который пышным узлом схватывает толстую косу, одетая в длинную юбку, украшенную понизу красно-белым узором, склонилась над кассой со шрифтом. Ловкие тонкие пальчики быстро выхватывают из кассы нужные буквы и ставят их в верстатку. Мы находимся в наборном цехе. Си Тха представляет мне двух молодых рабочих – семнадцатилетнего паренька и шестнадцатилетнюю девушку. Беседую с ними.

Низко нагибаясь, чтобы не стукнуться головой о нависший каменный свод, входим в помещение печатного цеха. Здесь работают машины из ГДР и Китая, а также французские – совсем уже старые и подлежащие замене. Метранпаж готовит очередной номер газеты армии Патет Лао. Читаю заголовок: Конг тха пот пои па са сон Лао фоу фи ла ат ха.Это означает: «Героическая армия лаосского народа». Такая газета выходит три раза в месяц. Ее тираж – 3 тысячи экземпляров.

– Мы печатаем здесь также брошюры, сборники стихов и песен, школьные учебники, – объясняет Си Тха.

Молодая женщина поднимает голову от машины и поглядывает на меня как-то недоуменно, недоверчиво, но потом что-то говорит и дружески улыбается.

– Она передает вам добрые пожелания! – переводит Си Тха. – Желает плодотворной работы и всего наилучшего по случаю нашего Нового года, который начинается через несколько дней. Это очередной год нашей дальнейшей борьбы и новых побед!

Все работники подземной типографии очень молоды. Возраст самых «пожилых» в коллективе не превышает двадцати пяти лет. Детей, которые живут тут с отцами или матерями, я насчитала десять: среди них грудные младенцы и малолетки.

Когда типография начинала новую главу своей истории на очередном этапе борьбы, восемь членов ее первого коллектива были… неграмотными! Они выполняли тогда лишь подсобные работы. Но они учились читать и писать, а более квалифицированные товарищи (сдавшие экзамены по программе четвертого класса начальной школы) посвящали своих подопечных в тайны полиграфического искусства. Коллектив сам организовал курсы но повышению квалификации. Более способные учили и продолжают учить тех, кто подготовлен слабее. Сейчас среди рабочих и сотрудников типографии нет ни одного человека, который не обладал бы знаниями по крайней мере в объеме двух классов начальной школы. Наиболее старательные заканчивают уже седьмой класс.

– Раньше наша типография была хорошо замаскирована, но располагалась на поверхности, – рассказывает корректор Ma Ха Бум. – Во время одной из яростных воздушных атак врага несколько напалмовых бомб выжгли огромный участок леса, уничтожили много грядок, на которых мы выращивали овощи, ягоды и съедобные растения. К счастью, обошлось без человеческих жертв: мы уцелели все, так как успели укрыться в гротах…

– Однако рисковать дальше было просто нельзя, – добавляет Си Тха. – Слишком много труда вложили мы в нашу типографию, слишком ценен для нас каждый человек, работающий здесь, чтобы можно было оставаться на поверхности вместе с людьми, машинами и всем имуществом… Поэтому мы надолго перешли в пещеры и гроты.

Сюрприз: мы получаем в подарок только что отпечатанные буквари и маленькие календари. Букварь предназначен для лаосских школ, действующих в освобожденных зонах. Помещенные в нем рисунки изображают предметы, хорошо знакомые маленьким лаосцам: лук, стрела, нож, которым прорубают путь в зарослях, миска для риса, деревянная соха и плуг. На страницах букваря есть слон и буйвол. А вот и вода, текущая по выдолбленным бамбуковым стволам. Пест в виде толстой палицы (такой же мы видели в хижине народности таи) опускается в ступу, наполненную нелущеным рисом. Вот мать, купающая малыша в деревянном корытце, и отец, разжигающий костер в джунглях. Дальше – крестьянин собирает с поля кукурузу и рис, партизаны идут в атаку…

Просмотр календарика откладываю на более поздний час. Пока что записываю текст лозунга, вывешенного внутри грота: «Будем работать лучше и производительнее. Выполним задания Центрального Комитета Нео Лао Хаксат!»

Поднимаемся на поверхность. Под скальным навесом стоит самодельный стол для пинг-понга. Двое молодых наборщиков, вышедших из грота вслед за нами, щурятся под лучами солнца, расправляют уставшие плечи и хватаются за ракетки.

Несколько дальше, на небольшой полянке, вырубленной в чащобе леса, укреплена между двумя деревьями волейбольная сетка, окрашенная в зеленый цвет: маскировка.

Полдень. Жара. Доносится гул приближающихся самолетов. Я довольно точно произношу их название по-лаосски: хыа бинъ Америка.Мой лаосскпй словарь постепенно увеличивается. Я запоминаю новые слова и фразы: бомбы – ла бе,грот – тхам,воздушная тревога – ксан нъя фай.Просматриваю еще раз полученный утром букварь, ломаю голову над расшифровкой сложного лаосского алфавита. Лаосцы, как объяснил мне вечером Фом Конг – работник ЦК Нео Лао Хаксат, ответственный за вопросы информации и пропаганды, – заимствовали тайскую письменность, основанную на старокхмерской скорописи и включающую много элементов из индийского письма деванагари.

У лаосцев два алфавита: одним пишутся религиозные тексты, используемые во время богослужений и в буддийской философии, особенно на священном языке пали; другой алфавит – массовый, обиходный. Однако различие между обоими алфавитами незначительно.

– А лаосский язык? – спрашиваю я.

Меня действительно очень заинтересовал этот оригинальный язык. Моносиллабический, то есть односложный, как и вьетнамский, он все же имеет свои специфические особенности; собственно, он относптся к группе языков таи, на которых говорят многие жители, населяющие территории между Южным Китаем и Бирмой, а также между Сиамом и Тонкинским заливом. Лаосский язык похож на сиамский или на разговорный язык народности таи, живущей в горных районах Северного Вьетнама. У пего несколько сменяемых интонаций. Зато неизменными остаются отдельные слова. Их грамматическая функция определяется группой, к которой они относятся, и местом в предложении. Род и число обозначаются вспомогательными словами. Например, для определения времени какого-либо события в соответствующем контексте используются наречия «сегодня», «вчера», завтра». Словарный запас лаосского языка очень богат – особенно в области явлений, касающихся конкретных фактов.