Текст книги "Принцесса из рода Борджиа"

Автор книги: Мишель Зевако

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 39 страниц)

Глава 23
ПРИЗРАК

Оставив кардинала Фарнезе в павильоне, мэтр Клод пересек огород. Две или три пожилые монахини в грязных поношенных платьях копались в земле. Они прекрасно видели Клода, но не остановили его, хотя мужчинам входить в монастырь запрещалось.

Но, как мы уже говорили, это убежище было мало похоже на монашескую обитель. Лишь одна монахиня при виде Клода резко вонзила лопату в землю и что-то проворчала себе под нос о юных распутницах, ужасных временах и неизбежной небесной каре.

– Гм! – пробормотала сестра, к которой были обращены эти сетования. – Не стоит слишком сильно переживать. Что такого, если время от времени какой-нибудь богатый кавалер пробирается сюда?

– Сестра моя, мы живем в весьма печальное время. Для страстей больше не существует преград. Обитель доведена до нищеты и к тому же вынуждена укрывать разврат наших юных сестер… Сама настоятельница подает им пример!

– Увы! Нужно смириться, ибо иначе мы умрем от голода или будем просить милостыню, как год назад.

Клод, вероятно, знал о странных нравах этого монастыря. Он даже не пытался прятаться. Миновав огород и небольшой фруктовый сад, он подошел к каким-то полуразрушенным зданиям. Мэтр Клод встретил там девушку, одетую в светское платье. У нее были дерзкие глаза и вызывающая улыбка. Девушка спросила Клода:

– Кавалер, вероятно, из того эскорта, что остановился у входа?

– Да, это так, – ответил он.

– Вы пролезли через пролом в стене? – сощурила она глаза. – Главный вход для мужчин закрыт, но все знают, как сюда проникнуть…

– Да, я воспользовался проломом. Мне все известно.

– Благородный кавалер, – продолжала девушка с улыбкой, – желает видеть одну из наших сестер?

– Я хочу видеть госпожу настоятельницу, – сказал Клод.

– Какой мрачный голос, какой тяжелый взгляд! – продолжила девушка, вздрогнув. – Госпожу настоятельницу? Но она сейчас беседует с благородной принцессой, любезно интересующейся нашей бедной обителью.

– Знаю. Я из свиты принцессы: у меня приказ отыскать ее.

– А! Это другое дело. Идите, сударь. А я прогуляюсь до часовни.

Она указала мэтру Клоду на двух монахинь, вошедших под арку:

– Если вы хотите попасть к госпоже настоятельнице, следуйте за этими сестрами…

Сестры выглядели настоящими монахинями: они были одеты соответствующим образом и шли медленно, опустив головы и скрестив руки на груди. При виде мужчины они вовсе не удивились и ничего не спросили, просто закрыли глаза.

Сестры эти вели за собой цыганку в красной маске… Клод уступил им дорогу. А когда они начали подниматься по широкой лестнице, пошел за ними. Монахини свернули в коридор и постучали в одну из дверей, которая тотчас же отворилась. Тогда они взяли цыганку за руки и ввели в комнату. Спустя несколько минут сестры так же молча вышли и медленно удалились. Цыганка осталась внутри. Мэтр Клод, приблизившись к двери, остановился и задумчиво потер лоб. Легкость, с которой он настиг Фаусту, тревожила его. Что-то явно было не так. Где же опасности, которые должны были подстерегать на каждом шагу? Старый палач ничего не понимал.

Мэтр Клод заметил неподалеку приоткрытую дверь. Толкнув ее, он оказался в узком пустом помещении, погруженном в полумрак. Здесь, в тишине и темноте, он принялся размышлять. Что ему делать дальше?

Убить эту женщину! Или захватить ее и отдать в руки кардинала Фарнезе. Но, может быть, он не хочет этого делать? Нет! Он сам ненавидит Фаусту. Убийца его дочери должна умереть. Тогда что же его беспокоит? Смутный, почти забытый образ всплыл в глубине памяти.

«Цыганка, что шла с двумя монахинями… – размышлял мэтр Клод. – Мне знакома эта походка. И мне кажется, я уже видел когда-то эти волосы…»

Старый палач думал о цыганке, забыв и Фарнезе, и Фаусту.

«Странно, что эта незнакомка сбила меня с толку, – сказал он себе наконец, тряхнув головой. – А, ладно! Бог с ней! Чем мне может навредить какая-то цыганка? Вперед!»

Монахини ввели Саизуму к настоятельнице. Они холодно поклонились Фаусте и почтительно – Клодине де Бовилье.

– Хорошо, сестры мои, – сказала та. – Вы можете идти!

– Госпожа! – сказала тогда одна из них. – За стены общины проникли двое мужчин…

– Увы, – ответила Клодина. – Стены нашей бедной обители никуда не годятся. Как помешать этим набегам? Все, что мы можем, – это молиться. Идите и молитесь, сестры мои… Идите!

Сестры низко поклонились и вышли. Фауста, несомненно, была знакома со странными нравами этой обители, ибо ничуть не удивилась случившемуся. Она только сказала:

– Близок тот день, госпожа настоятельница, когда вы сможете возвести здесь стены Иерусалимские и вновь отстроить вашу святую обитель. Не забывайте, вашему монастырю обещано сто тысяч ливров…

Глаза Клодины заблестели. Но Фауста уже повернулась к Саизуме и молча ее рассматривала. Цыганка приблизилась к ней, взяла за руку и мрачно произнесла:

– Желаете, чтобы я погадала?

– Нет. Но если хочешь, я сама погадаю тебе. Ибо я тоже умею читать линии судьбы на ладони.

Саизума удивленно смотрела на женщину, говорившую с ней голосом нежным и в то же время властным.

– Кто ты? Цыганка, как и я? – спросила она.

– Возможно. Но раз уж я говорю с тобой с открытым лицом, не снимешь ли ты маску?

Саизума покачала головой.

– Моя маска красная. Но если я ее сниму, вы увидите, что и мое лицо красно от стыда. Я не хочу, чтобы вы видели мои стыд и ужас… Все, кто были в кафедральном соборе и на Гревской площади, видели… О! Я сгораю от стыда! – прибавила она, быстро пряча лицо, словно маски было недостаточно.

– Кафедральный собор! – прошептала Фауста, вздрогнув. – Гревская площадь! Так это была она?

И прибавила немного громче:

– Значит, ты боишься снова встретиться с палачом?

Саизума покачала головой.

– Палач – ничто, – сказала она. – Он не причинит мне зла. Он не сможет разбить мое сердце. Что он может мне сделать? Всего-навсего отнять жизнь. Тот, кого я боюсь, – это предатель, который убил мою душу…

Она задрожала.

– Имя этого предателя? – спросила Фауста, пристально глядя на Саизуму. – Ты хочешь сказать мне его?

– Оно здесь! – воскликнула Саизума, прижав руку к груди. – Никто его не вырвет у меня, разве только вместе с сердцем.

– Что ж, мне оно известно!

Саизума рассмеялась. Фауста взяла ее за руку, взглянула на ладонь и серьезно сказала:

– Линии твоей руки открывают мне тайны твоего прошлого…

Цыганка резко вырвала руку.

– Поздно! – воскликнула Фауста. – Теперь я все знаю: и кого ты любишь, и кто разбил твое сердце… Это – епископ…

– Епископ! – пробормотала цыганка, дрожа.

– Да! Епископ! Это тот, кого ты любила. Жан де Кервилье!

Саизума вскрикнула и упала на колени.

– Это она! Конечно же, это она! – прошептала Фауста.

И принцесса наклонилась, чтобы лучше рассмотреть цыганку. В это время дверь отворилась. Фауста увидела, как в комнату входит мэтр Клод… Она спокойно выпрямилась:

– Что ты здесь ищешь?

– Вас! – ответил Клод.

Клодина поспешила вмешаться:

– Ваша охрана избавит вас от этого человека.

Фауста остановила ее.

– Подождите, – сказала она. – Возможно, он принес мне какое-нибудь прошение…

– Что ж, может быть, – согласилась Клодина.

– Итак, говори…

– О, моя просьба проста, сударыня! Я хочу попросить вас сопроводить меня до старого павильона, что стоит посреди монастырского сада.

– А если я откажусь, палач?

– Палач! – прошептала Клодина, остолбенев.

– Если вы откажетесь, сударыня, я буду вынужден убить вас прямо сейчас.

В то же мгновение мэтр Клод обнажил кинжал и захлопнул за собой дверь.

– Мой хозяин, – продолжал он, – я говорю так, потому что сейчас я предан ему, мой хозяин приказал мне доставить вас к нему в павильон. И я доставлю вас, живой или мертвой.

Клодина побледнела. Фауста же сохраняла свое величественное спокойствие.

– Твой хозяин… – сказала она. – Или тот, кого ты так называешь… Кто он?

– Его Высокопреосвященство кардинал Фарнезе. Вы должны с ним встретиться…

Фауста вздрогнула.

– Ты говоришь, кардинал Фарнезе ждет меня в павильоне? – спросила она.

– Я говорю, что должен проводить вас к нему. И я сделаю это, повторяю: доставлю вас живой или мертвой.

– Что ж, я пойду с тобой.

Если Клодина и была удивлена, то не показала этого ни словом, ни жестом; впрочем, принцесса успокоила ее легким движением руки. Затем Фауста повернулась к Саизуме и нежно прошептала ей на ухо:

– Идемте со мной, бедная женщина… вы не будете больше страдать…

Мэтр Клод, держа кинжал наготове, распахнул дверь. Фауста взяла цыганку за руку, и они вышли в коридор. Клодина хотела последовать за ними, но палач захлопнул перед ней дверь и запер на ключ, сказав:

– Оставайтесь здесь, сударыня. И не вздумайте поднять тревогу: у принцессы нет шансов на спасение, мне хватит одного удара.

И Клодина осталась в комнате, полумертвая от ужаса.

Фауста была совершенно спокойна. Клод шел позади нее, сжимая рукоятку кинжала. Он следил за ней во все глаза, не обращая ни малейшего внимания на Саизуму. Спустившись с лестницы, Фауста повернулась к палачу:

– Ведите меня!

– Идите прямо вглубь сада, – ответил мэтр Клод. – И помните: одно ваше слово, одно лишнее движение – и я перережу вам горло, как вы это сделали с моим ребенком…

Фауста неторопливо двинулась по указанному ей пути. Молча она достигла павильона и вошла туда. Клод последовал за ней и захлопнул дверь.

Фарнезе, погруженный в раздумья, не слышал ни скрипа двери, ни звука шагов… Клод направился к нему. В эту минуту Фауста толкнула Саизуму в темный угол и сказала ей:

– Если ты хочешь освободиться от той боли, которую внес в твою жизнь Жан Кервилье, оставайся здесь. Что бы ты ни увидела и ни услышала – молчи!

Цыганка не обратила внимания на ее слова. Она в ужасе смотрела на Фарнезе.

– Черный человек с Гревской площади! – прошептала она. – Почему его вид внушает такой ужас… Ужас, испытанный мною лишь однажды?

Фауста быстро отошла в другой угол комнаты. Там стояло несколько ветхих кресел. Фауста, не обращая внимания на пыль, села в одно из них. Лицо ее оставалось непроницаемым. Черные глаза зловеще сверкали.

Клод тронул Фарнезе за плечо. Тот вздрогнул, очнулся от мрачных дум и удивленно посмотрел вокруг.

– Ваше Высокопреосвященство, – произнес Клод. – Она здесь.

– Она? Кто? – воскликнул Фарнезе, вздрогнув от неожиданности.

– Убийца вашей дочери. Вот она!

Клод указал на принцессу. Кардинал наконец заметил ее.

– Да! – прошептал он. – Это Фауста.

Кардинал облегченно вздохнул.

– Палач! – очень спокойно сказал он. – Подожди снаружи. Но когда я кликну тебя, немедленно возвращайся. Ты придешь и сделаешь свое дело.

Клод покорно поклонился. Он направился к двери и тут заметил Саизуму, похожую на статую, некогда забытую здесь. Мгновение палач колебался, потом пожал плечами и прошептал:

– Какая разница? Пусть она станет свидетельницей казни…

Он вышел и сел на камень неподалеку от павильона.

Фарнезе молча смотрел на Фаусту.

– Сударыня, – произнес он наконец, – вы в моей власти. И я должен предупредить, что собираюсь убить вас. Хотите вы что-нибудь сказать?

– Кардинал! – ответила Фауста. – Вы взбунтовались против вашей госпожи. Я могла бы сама выдать вас палачу, Фарнезе. Но я хочу посмотреть, много ли в вас смелости. Поэтому я здесь. Учтите: по доброй воле. Я пришла одна, без охраны, полагаясь на вас. Я решила прийти именно так. И знайте, уйду я отсюда свободно, и вы не посмеете тронуть меня. А теперь – говорите.

Подчиняясь этому властному тону, кардинал склонил голову. Он привык повиноваться Фаусте. Затем, собрав всю свою волю, Фарнезе продолжил:

– Вы должны знать только одно. Когда я ползал у ваших ног, когда я умолял вас пощадить бедного агнца, обреченного пасть жертвой ваших планов… пощадить мою дочь… когда я рыдал, я все еще верил, что разговариваю со своей госпожой. Но увидел перед собой женщину куда более развращенную, чем многие злодеи, приговоренные к смерти. Я увидел, что в вас нет ничего, кроме властолюбия. Долгие три года я был вам слепо предан. Я беспрекословно, не рассуждая, подчинялся вашим приказам. Ради вас я шел на преступления, веря, что действую во имя новой Церкви. И когда я осмелился спросить вас о моей дочери, вы ответили: она мертва… В это мгновение я приговорил вас. Я решил, что вы тоже умрете. Так не лгите перед смертью и признайтесь: может быть, она жива?

Кардинал пристально взглянул на Фаусту. У него еще оставалась последняя надежда.

– Она мертва, – сказала Фауста совершенно спокойно.

Фарнезе пошатнулся, словно от удара. Эти слова прозвучали для него так, будто он услышал их впервые.

– Да, она мертва, – продолжала принцесса. – Я хотела знать, способны ли вы, мой первый ученик, превозмочь человеческую слабость и пожертвовать дочерью ради того дела, которому должны быть преданы до последней капли крови, до последнего удара сердца… Если бы вы оправдали мои надежды, Фарнезе! О, я достойно отплатила бы вам. Кто знает, может быть, свершилось бы чудо…

– Чудо, сударыня? – воскликнул Фарнезе. – Моя дочь умерла! Я больше не верю в чудеса.

– Откуда вам знать, кардинал? – возразила Фауста голосом, исполненным такого величия, что Фарнезе задрожал.

– Сударыня!. – тихо проговорил он. – Не надейтесь избежать исполнения приговора, внушая мне детскую веру в чудеса. Моя дочь мертва, и никакая сила не вернет ее. Вы убили ее, и теперь я убью вас!..

Кардинал направился к двери, чтобы позвать палача. В это мгновение Фауста встала. Она подошла к Фарнезе и взяла его за руку.

– Вы сами, – сказала она, – навлекли на себя проклятие, взбунтовавшись. Вы соблазнились и утратили веру в чудо, но оно все-таки произойдет… Готовьтесь же встретиться с той, которая способна воскресить вашу душу, прежде убитую ею!

– Что все это значит? – пробормотал Фарнезе. – О ком вы говорите?

– Ты думаешь, что она мертва вот уже шестнадцать лет?

– Да, она умерла!

– Смотри же!

Фарнезе обернулся и увидел Саизуму.

– Цыганка! – прошептал он.

Фауста сорвала с нее маску и повторила:

– Смотри!

– Леонора! – воскликнул кардинал, отпрянув.

Цыганка бросилась к нему.

– Кто произносит мое имя? – спросила она.

Фарнезе – смертельно бледный, с расширенными от ужаса глазами – попятился и закрыл лицо руками. А когда Саизума приблизилась к нему, упал на колени, бормоча:

– Леонора! Леонора! Это ты? Призрак вышел из могилы?

Фауста заговорила:

– Прощай, кардинал! Сегодня я вернула тебе Леонору де Монтегю, твою возлюбленную. Может быть однажды я воскрешу и твою дочь!..

Но Фарнезе не слышал ее: он был почти без сознания.

Фауста спокойно вышла. Увидев ее, Клод изумился. Что это значит? Фарнезе простил ее? Он вбежал в павильон и бросился к кардиналу. Подле Фарнезе стояла Саизума без маски.

– Мать Виолетты! – воскликнул он.

Мэтр Клод отступил на несколько шагов, смущенный, испуганный. Он вспомнил наконец, где видел ее раньше: давним ноябрьским утром на Гревской площади. Теперь он понял, почему Фаусте удалось так легко покинуть дом, в котором она должна была умереть… Но воскресение Леоноры де Монтегю не произвело на него такого впечатления, как на кардинала: его ненависть была слишком сильна.

– Что ж! – прошептал мэтр Клод. – Я один приведу приговор в исполнение!

Он бросился вслед за принцессой, но та уже была под защитой своей охраны. Палач издали наблюдал, как удаляется паланкин, окруженный всадниками.

– Она ускользнула от меня! – пробормотал мэтр Клод. – Ладно! Я расправлюсь с ней в другой раз!

Глава 24
СЕСТРА ФИЛОМЕНА

Мэтр Клод вернулся к павильону, где оставил кардинала Фарнезе. У двери он было замедлил шаг, но потом пожал плечами и направился к пролому в стене. Палач шел медленно и размышлял:

«Фауста знала, что кардинал хочет ее убить, поэтому привела с собой бедняжку Леонору. Зачем? У нее хватило бы людей, чтобы справиться с Фарнезе. Она же просто уехала… Почему? Что задумала эта женщина? Почему она не схватила меня?..»

Мэтр Клод выбрался наружу и скрылся в зарослях.

Вдруг он заметил четырех человек, направлявшихся к монастырю. Сначала он решил проследить за ними, но потом передумал. Что необычного в том, что эти четверо идут в обитель? Почему он беспокоится? Какое ему дело до бенедиктинок с их секретами? Виолетта мертва, и ничто больше не интересует его в этом мире!

Поравнявшись с незнакомцами, Клод поклонился. Они ответили на поклон: старший взмахнул рукой, а тот, что помоложе, приподнял шляпу. И Клод продолжил свой путь к Парижу.

Молодой господин был не кто иной как Карл Ангулемский.

Он был полон надежд: Пардальян уверил своего юного друга, что он найдет Виолетту и что та его любит.

Герцог весело поднимался по склону холма, наслаждаясь красотами природы. Он был убежден, что встретит наверху Саизуму, которая тут же поможет ему отыскать Виолетту.

Компания подошла к известному нам пролому в стене. Пардальян пролез внутрь первым и осмотрелся. Не заметив ничего подозрительного или опасного, шевалье сделал знак Карлу, который немедленно присоединился к нему. А уж за ним последовали Кроасс и Пикуик… В саду две престарелые монашки продолжали вскапывать землю.

Та же самая сестра, что ранее ворчала на мэтра Клода, пересекавшего огород, заметила четырех новых посетителей. Она выпрямилась, оперлась на лопату и с горькой улыбкой уставилась на чужаков.

– Все идет как и должно, – сказала монашка. – Теперь их уже четверо! Господи Иисусе! Скоро в нашу бедную обитель заявится целая армия!

– Ну-ну, сестра Филомена! – ответила другая. – С какой стати вы так гневаетесь? Если наши юные сестры хотят навлечь на себя проклятие Божье, мы-то что можем сделать?

– Я знаю, что мы бессильны, но тем не менее я думаю, сестра Марьянж, что это позор и мерзость, если мужчины могут свободно проникать в нашу обитель. Боже! Ко мне-то мужчины даже не пытались подступиться со своими гнусными предложениями. Эти негодяи понимали, что получат отказ!

Сестра Марьянж кисло улыбнулась в знак согласия.

– Я не хочу сказать, – продолжала сестра Филомена, – что у нас всегда столько посетителей, как сегодня. Какие-то правила все-таки соблюдаются… Но нынче! Какой позор!

– Увы, это так! – сказала сестра Марьянж.

Сестра Филомена, выпрямившись, приготовилась и дальше обличать времена и нравы, но внезапно отвлеклась.

– Святый Боже! – прошептала она. – Глядите, сестра, они направляются к нам!

– И правда. Похоже, они пришли по наши души… Надо уходить! – ответила сестра Марьянж.

Сестра Филомена поспешно расправила свою поношенную юбку и спрятала под накидку выбившиеся во время работы пряди волос.

– Напротив, останемся, – произнесла она. – Нужно узнать, чего они хотят. У них не хватит смелости оскорбить нас…

Пардальян и герцог Ангулемский действительно направлялись к монахиням. Сестра Марьянж смотрела прямо в лицо неприятелю, сестра Филомена целомудренно опустила глаза.

Сестра Марьянж была краснолицей тучной особой небольшого роста. Будучи всегда себе на уме, она не упускала своей выгоды.

Сестра Филомена, тощая и жилистая, не отставала в этом от своей приятельницы. Она считала, что жизнь несправедлива к ней, постоянно ворчала и всегда была обижена на весь свет.

Пардальян приблизился к монахиням и учтиво приподнял шляпу, собираясь заговорить.

– Не приближайтесь! Стойте! – закричала сестра Филомена, слегка покраснев.

Шевалье пришел в некоторое замешательство. Карл Ангулемский в свою очередь поздоровался и сказал:

– Сударыня…

– Не разговаривайте со мной! – произнесла пожилая женщина тоном оскорбленной невинности.

– Но, сударыня…

– Кто вы такие? Что вам нужно? – воскликнула тогда сестра Филомена. – Говорите! Ваши гнусные намерения написаны на ваших лицах! Напрасно вы пытаетесь изобразить почтение, ибо нет его в ваших сердцах. Предупреждаю вас, что вам нелегко будет отнять у меня мою добродетель!

– Сударыня, уверяю вас, – произнес Карл, – что у нас и в мыслях этого нет…

– Уходите же! – сказала сестра Филомена со вздохом. – Идите! Молодые люди, вам должно быть стыдно! Но я по натуре своей добра и все забуду…

Пардальян не смог сдержать смеха, к которому тотчас присоединился юный герцог. Оба лакея, видя, что их господа смеются, сочли своим долгом также расхохотаться. При виде развеселившихся мужчин сестра Филомена замолкла на мгновение, поперхнувшись словами. Пардальян воспользовался этим.

– Черт побери! – сказал он. – Разве мы похожи на мавров или турок? Или на тех, кто способен покуситься на честь двух почтенных женщин? Нет, сударыня, мы не собираемся делать ничего неприличного…

Тогда сестра Филомена спросила, пораженная:

– Так у вас нет никаких дурных намерений?

Пардальян положил руку на сердце, поклонился и серьезно сказал:

– Никаких! Клянусь этим ясным днем!

Сестра Филомена вздохнула.

– Эта старуха все еще пребывает в детстве, – прошептал герцог на ухо Пардальяну.

– Скорее, уже впала в него, – ответил шевалье. – Сударыня, – возвысил он голос, – мы хотим, чтобы вы нам кое о чем сообщили. И чтобы успокоить вас, скажу, что мой юный друг очень несчастен… он любит одну девушку – о! не подумайте о нем плохо, она не монахиня! – и эта достойная особа похищена.

– Бедный юноша! – прошептала сестра Филомена, даря герцога взглядом, заставившим его покраснеть.

– Здесь, – продолжал Пардальян, – находится одна женщина, цыганка. Я сам проводил ее до ворот обители. Эта цыганка может оказать нам неоценимую помощь в наших поисках… Мы хотели бы ее видеть. Вот и вся загадка!

– Я видела женщину, о которой вы говорите, – сказала сестра Марьянж, до сих пор стоявшая молча.

– Исчадье преисподней! – проворчала сестра Филомена.

Карл приблизился к сестре Марьянж.

– Сударыня! – произнес он взволнованно. – Помогите мне увидеть ее, и я отблагодарю вас!

– Превосходный молодой человек! – пробормотала сестра Филомена.

Сестра Марьянж протянула раскрытую ладонь и гнусаво сказала:

– Христианское милосердие требует заботиться о ближнем. Я поставлю за вас свечку в Нотр-Дам Дезанж, соборе моей небесной покровительницы…

Герцог вынул кошелек и вложил в руку монахини, которая немедленно открыла его и пересчитала содержимое. Глаза ее заблестели, щеки раскраснелись.

– Вы желаете говорить с цыганкой? – спросила она.

– Мы для этого и пришли.

– Что ж… Видите вон тот старый павильон? Цыганка сейчас там: я видела, как она туда входила. Идите, и да поможет вам Бог, любезный господин…

Пардальян и Карл не стали больше ее слушать и бросились прямо к павильону.

– Видели? – спросила сестра Филомена.

Марьянж встряхнула кошелек и сказала:

– На это мы сможем жить три месяца. Три месяца молитв и блаженства и никакой работы на этом проклятом огороде!

– Небо вознаградило нас за нашу добродетель, – скромно ответила сестра Филомена.

И, бросив свои лопаты, они вернулись на другую половину обители. Между ними давно было заключено что-то вроде добровольного соглашения: сестры поровну делили и заработки, и убытки. Они торопливо дошли до кельи, в которой лежали две кучи соломы, служившие им постелью. Марьянж села на солому и, достав кошелек из-за пазухи, начала пересчитывать трясущимися пальцами его содержимое.

Самые потертые монеты она складывала в кучку, которая по справедливости должна была принадлежать ее напарнице. Менее практичная Филомена, сидя на своей охапке соломы, размышляла о странных посетителях, особенно об одном из них, благородном господине, которого она успела рассмотреть краем глаза. Конечно, это был великолепный Кроасс. Сначала монахиня бурчала что-то себе под нос, а потом не выдержала:

– Я любопытна, да! Любопытна, как сорока, но Господь простит меня! Я умру, если не узнаю, что там происходит!

– Ну так сбегайте и посмотрите! – ответила ей Марьянж. – В таких случаях проявлять любопытство – наш долг.

Сестра Филомена не заставила себя просить дважды и быстро побежала к павильону. Марьянж же поторопилась спрятать сокровище в потайное место.