Текст книги "Любовь шевалье"

Автор книги: Мишель Зевако

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 29 страниц)

Первым очнулся Пардальян-старший. Он встал с колен, брови его грозно сошлись, усы воинственно встопорщились.

– Пошли! Мы должны отомстить!

– Да, – сказал шевалье, поднимаясь. – Нас ждут дела.

Голос Жана звучал совершенно спокойно, без малейшего намека на волнение или тревогу.

Но отец почувствовал в словах сына скрытую угрозу и пробормотал чуть слышно:

– Пусть волки теперь поостерегутся – лев вырвался из клетки… Пойдем же, Като!

Като хотела сделать шаг, но не устояла на ногах и рухнула на пол. Рукой она молча указала себе на грудь; вся правая сторона ее тела была залита кровью. Пардальян-старший осторожно разорвал потрепанный корсаж и увидел глубокую рану на груди. Она постоянно кровоточила.

– Уходите! – прохрипела Като.

– Без тебя? Никогда!

Несчастная женщина улыбнулась. Глаза ее с выражением безграничной собачьей преданности остановились сперва на ветеране, потом на шевалье.

– Все-таки… все-таки, – с трудом произнесла Като, – они до вас не добрались… уходите же… прощайте!

Оба Пардальяна, упав на колени, поддерживали умирающую… Шевалье приподнял ей голову. А Като все улыбалась, хотя отлично осознавала, что пришел ее последний час. Внезапно ее глаза, устремленные на шевалье, затуманились… Като дернулась и застыла. Душа ее отлетела от тела, а губы все еще продолжали улыбаться. Последний взгляд Като был обращен на Жана…

– Скончалась! – вздохнул Пардальян-старший.

– Вот они! Вот они! – разорвал тишину коридора чей-то безумный, пронзительный и кровожадный вопль.

В коридор ворвался разъяренный мужчина. Лицо его искажала злобная гримаса… За ним следовали два десятка солдат. Это был Руджьери! Руджьери, явившийся за своей добычей, за драгоценной кровью, необходимой для осуществления безумной мечты безумного мага – для воскрешения его сына Деодата.

Глава 36
РАЗЪЯРЕННЫЕ ЛЬВЫ

Оба Пардальяна рванулись к выходу из коридора. Женщины инстинктивно прижались к стенам, пропуская отца с сыном. Но, дав дорогу беглецам, воительницы Като тут же помчались вслед за ними с криками:

– Като умерла!

– Отомстим!

– Смерть солдатам!

Путь Пардальянам преградили два взвода солдат. Двое стражников, оказавшихся впереди, тут же пали от рук отца и сына, сраженные странными, короткими и острыми кинжалами, похожими на шило. Ошарашенные стремительной атакой и обалдевшие от воплей разъяренных фурий, остальные охранники в замешательстве остановились. Пардальяны же успели подобрать копья двух убитых солдат.

Коридор был очень узок: лишь два человека могли стоять в нем плечом к плечу. Отец с сыном опять бросились вперед, и еще двое стражников покатились по полу. Амазонки Като потрясали оружием, осыпая солдат чудовищной бранью. Те в беспорядке отступили; под натиском женщин им пришлось подняться наверх по винтовой лестнице.

Пардальяны молча кинулись к лестнице и принялись пробиваться наверх. Солдаты пытались перекрыть им дорогу, но под натиском отца и сына отступали, поднимаясь все выше. Пардальяны двигались вперед отчаянными рывками: удар копья, стоны, проклятия – и очередной стражник катился вниз по ступеням.

И вдруг отец с сыном увидели над головой небо. Они поняли, что одолели лестницу и выбрались во двор. Оба глубоко вздохнули и одновременно подняли глаза, чтобы убедиться, что все это – не сон. Они увидели мрачную громаду Тампля, а над ней – бледные звезды в рассветном небе.

Тут прозвучала команда:

– Огонь!

Оба Пардальяна упали ничком, и пули просвистели над их головами. Отец и сын стремительно вскочили и метнулись в сторону…

Командовавший солдатами офицер выстроил своих людей в шеренгу в глубине двора и, поскольку после выстрела аркебузы были разряжены, отдал приказ: «Вперед!»

Словно смерч закрутился в узком тюремном дворике, освещенном первыми отблесками зари. Солдаты бросились выполнять приказ, пытаясь окружить Пардальянов. Те неистово сопротивлялись. В конце концов ветеран с сыном встали спина к спине, и их копья не позволяли нападавшим приблизиться. Солдаты беспомощно топтались вокруг, а позади них с жуткими воплями бесновались женщины.

В углу двора метался совершенно потерявший рассудок Руджьери. Он рвал на себе волосы и сыпал проклятиями. Ему казалось, что добыча ускользает. Обезумев от отчаяния, астролог кинулся к главным воротам и открыл их.

– На помощь! На помощь! Они сбежали! – завопил Руджьери, выскочив за ворота.

По улицам бежали группы католиков с белыми повязками на рукавах.

– Сюда! Сюда! – надрывался астролог. – Здесь два гугенота! О Боже! Они не слышат меня!

Действительно, как раз напротив тюрьмы Тампль грабили дом, откуда доносились пронзительные крики жертв. Погромщики, поглощенные своим занятием, не обращали внимания на вопли Руджьери.

Астролог в отчаянии бил себя в грудь, колотил кулаком о стену и взывал ко всем силам ада. Однако ему пришлось вернуться в Тампль. Но вновь оказавшись во дворе, астролог вдруг заметил лица солдат за окнами, забранными решетками. Крик радости вырвался из груди астролога. Это были те самые солдаты, которых заперли в казарме. Они проснулись от дикого гвалта; взломать тяжелую дверь им не удалось, и теперь они пытались справиться с решетками окон.

– Сейчас! Сейчас! – заторопился Руджьери. – Я вам помогу!

– Что происходит? – крикнул через окно солдат.

– Пленники убегают! Скорей! Они уходят, а мне необходима их кровь!

Солдаты с помощью Руджьери продолжали расшатывать решетку, но торжествующие женские крики заставили астролога оглянуться.

– Победа! Победа! – орали разъяренные амазонки.

Руджьери увидел, что толпа женщин промчалась к главным воротам. А запертые в казарме солдаты как раз в этот миг наконец-то выломали оконную решетку!

Но остатки воинства Като уже пронеслись через двор. Последними рванулись к воротам отец и сын Пардальяны. Они двигались стремительно и быстро, словно хищники, возвращающиеся в свои родные леса. Глаза на их окровавленных лицах ярко сияли.

Руджьери со словами последнего проклятия бросился им наперерез. Шевалье одной рукой, без видимых усилий, отшвырнул астролога со своего пути. И такая мощь была в быстром движении руки шевалье, что Руджьери упал и откатился к стене, как куль.

И Пардальяны вырвались на волю!..

Пять-шесть охранников выпрыгнули через окно во двор и кинулись было вдогонку. Но Пардальяны, оглянувшись, так свирепо посмотрели на преследователей, что те предпочли не приближаться к двум разъяренным львам. Солдаты остановились и прицелились. Грянули выстрелы.

Тем временем все сорок солдат первой казармы освободились из плена, но отец с сыном были уже за воротами Тампля. Через секунду они исчезли в водовороте битвы, кипевшей в ту ночь на парижских улицах. Единственный офицер тюремного гарнизона, оставшийся в живых, не рискнул кидаться в погоню и приказал запереть ворота. Потом он направился на поиски коменданта Монлюка, которого и обнаружил крепко связанным и мирно храпящим под столом в собственной квартире…

Было уже полчетвертого. Медленно занималась заря. Но орды фанатиков, метавшихся по улицам, даже не думали гасить факелы. Они поджигали дома, помеченные белыми крестами.

Оба Пардальяна, оказавшись за пределами Тампля, побежали по первой попавшейся улице, затянутой дымной пеленой. Дымили аркебузы и горящие дома. Гремели взрывы, раздавались крики ужаса. Стоны умирающих разрывали сердце…

– Свободны! – воскликнул ветеран.

– Свободны! – повторил шевалье. – Бедная Като!

Отец с сыном переглянулись. Каждый подобрал на улице шпагу потяжелее и кинжал покрепче. И шпаги, и кинжалы были заляпаны кровью.

– Ты не ранен? – спросил отец.

– Так, ерунда… А вы, отец?

– Ни единой царапины… Пошли! Но что творится в Париже? Настоящая война! Море крови! Какая чудовищная резня…

– Это не война. Убивают невинных и безоружных… Пойдем быстрей, отец!

– Куда?.. К Монморанси?

– Туда мы еще успеем. Не думаю, что они осмелятся напасть на дворец маршала. К тому же он – католик… Поспешим же, отец!

– Но куда же?

– В особняк Колиньи… Убивают гугенотов, значит, там тоже резня… О мой несчастный друг!

– Колдун же сказал тебе, что Марийяк погиб!

– А если Руджьери солгал?! Идем же!

Отец с сыном бросились бежать со всех ног, перепрыгивая через трупы и обходя стороной толпы фанатиков, которые поджигали дома. Пардальяны были потрясены тем, что творилось в городе. У обоих раскалывалась голова от оглушающего звона колоколов и бесконечного треска выстрелов. Они неслись вперед, сметая все на своем пути и не выпуская из рук кинжалов… В четыре утра Пардальяны добрались до дворца Колиньи.

Огромная толпа заполнила улицу Бетизи. Расталкивая зевак, отец и сын прокладывали себе дорогу. Может, их приняли за ревностных католиков, спешивших покарать гугенотов. Дверь адмиральского дома была распахнута, вооруженные люди во дворе горланили:

– Грабь еретиков! Разнесем дворец!

Пардальяны ворвались во двор. Озираясь в людском водовороте, кипевшем у дворца, они услышали голос, перекрывший все крики:

– Эй, Бем! Бем!.. Бем, ты там закончил?..

И они узнали герцога Гиза. Это он кричал, задрав голову и глядя на одно из окон дворца.

Глава 37
УБИЙЦЫ

Гиз потерял слишком много времени. Он только в три часа выехал из своего дворца и к четырем едва добрался до дома Колиньи. Он вел своих людей кружным путем, часто останавливался, прислушивался, чего-то ждал. По т дороге, готовясь к главному делу, солдаты герцога по повелению своего господина убивали всех, кто отказывался кричать «Да здравствует месса!» или не имел ни белой повязки на рукаве, ни белого креста на шляпе. На что надеялся Генрих де Гиз? Чего ждал? Может, он рассчитывал все-таки пойти на Лувр?..

Когда отряд герцога в очередной раз остановился, примчался запыхавшийся гонец на взмыленной лошади и вполголоса доложил Гизу:

– Ничего нельзя сделать, монсеньор! Прево занял ратушу; в его распоряжении большие силы. А войска королевы – уже под стенами Парижа.

Гиз заскрежетал зубами и пустил лошадь галопом. За ним помчалась его свита. Герцог вихрем пронесся вдоль строя своих солдат, а вслед ему громом неслись приветственные клики:

– Да здравствует Гиз! Да здравствует герцог – опора Святой церкви!

На улице Бетизи в трех ближайших ко дворцу адмирала зданиях квартировали гугеноты. Но там дело уже было сделано: три дома пылали и две сотни трупов валялись на мостовой. Гиз и его наемники промчались тяжелой рысью, давя тела несчастных, и остановились перед особняком Колиньи. На воротах чья-то рука написала мелом: «Здесь убивают».

– Видишь? – обратился Гиз к сопровождавшему его гиганту.

– Вижу! – кивнул богемец Деановиц по прозвищу Бем.

К адмиральскому дворцу подъехал герцог д'Омаль, губернатор Гавра Сарлабу и около двухсот всадников.

– Ну, сейчас заварится каша! – воскликнул Гиз.

Все спешились, и герцог Гиз с обнаженной шпагой в руке постучал в ворота. Они тотчас же распахнулись, и появился де Коссен со своими гвардейцами. Как читатели помнят, именно ему король поручил охранять Колиньи.

– Монсеньор, – осведомился Коссен, – можно начинать?

– Начинайте! – кивнул Гиз.

Гвардейцы и солдаты Гиза тут же кинулись во дворец с факелами в руках и шпагами наготове. Бем и еще десяток гвардейцев поднялись в апартаменты адмирала.

Сначала перебили всех слуг… Дворец огласился стонами умирающих. За несколько минут с челядью было покончено. Бем и его подручный, некий Аттен из свиты герцога д'Омаля, приблизились к дверям опочивальни Колиньи. За ними, для поддержки, шагал Коссен, капитан королевских гвардейцев. В коридоре погромщики остановились: путь им преградил человек со шпагой в руке. Это был Телиньи, зять адмирала.

– Что вам нужно? – спокойно спросил Телиньи.

– Убить Антихриста! – ответил Бем.

Телиньи ринулся на убийц, но упал, не сделав и двух шагов, пронзенный их кинжалами. Коссен склонился над телом.

– Мертв! – равнодушно констатировал капитан.

Но Телиньи был еще жив. Широко раскрыв глаза, несчастный, умирая, посмотрел на склоненное над ним лицо и, собрав последние силы, прохрипел:

– Предатель!

Коссен вздрогнул, а Телиньи на последнем вздохе плюнул капитану в лицо. Тот вскочил и попятился, вытирая побледневшее лицо. Бем тем временем ударом плеча вышиб дверь и шагнул в опочивальню.

Колиньи был в постели. Комнату освещали два ярких светильника. Адмирал приподнялся, опираясь на подушки, но лицо его оставалось совершенно бесстрастным. Убийцы даже заколебались на мгновение. Возле ложа Колиньи пастор Мерлен читал молитвенник. Колиньи прекрасно слышал, что творилось во дворце. Адмирал сразу же догадался о гнусном предательстве, но даже не пытался бежать. Впрочем, это все равно было бесполезно. Коссен уже давно расставил повсюду своих людей.

Увидев Бема, Колиньи спокойно обратился к пастору:

– Думаю, пора читать отходную.

Мерлен кивнул головой и перелистнул страничку. Тут же к пастору подскочил Аттен и всадил ему нож в горло. Мерлен, не успев даже вскрикнуть, рухнул на пол, сраженный наповал.

Бем с ухмылкой подошел к постели адмирала. В одной руке убийца держал кинжал, в другой – рогатину.

– Поднявший меч от меча и погибнет, – хладнокровно сказал Колиньи, глядя на Аттена, только что убившего пастора.

– Ах так! – взревел Бем. – Ну, ты погибнешь не от меча!

Великан отшвырнул кинжал и поднял рогатину – тяжеленную рогатину, с какими обычно охотятся на кабана. Но перед лицом этого спокойного, величественного и сурового старца рука Бема дрогнула. И тогда адмирал промолвил:

– Бей, палач, мне все равно недолго оставалось жить.

– Бей его! Бей! – заорали толпившиеся у кровати убийцы.

И Бем ударил. Рогатина сразу же глубоко вонзилась в шею. Фонтаном брызнула кровь. Опьянев от ее вида, Бем начал наносить удар за ударом. Он не мог остановиться, глаза его вылезли из орбит, а свора демонов вокруг громила и ломала все подряд с воплями:

– Бей! Бей! Ату! Ату!

– Бем! Бем!.. Бем, ты там закончил? – послышался снизу голос герцога Гиза.

Великан продолжал колоть тело адмирала рогатиной.

– Бем! Бем! – снова крикнул герцог Гиз. – Готово?

Забрызганный кровью, задыхающийся, богемец остановился. Постепенно он успокоился, и что-то вроде звериной гордости появилось на его уродливом лице. Он глядел на превращенное в чудовищное месиво тело, словно сытый тигр, созерцающий остатки своей трапезы.

Потом Бем схватил обеими руками труп, поднял его с ложа и поднес к окну, в котором уже не было ни рам, ни стекол.

– Готово! – рявкнул Бем, показывая труп тем, кто стоял снаружи.

В свете факелов и в первых проблесках наступающего утра, среди пламени и дыма могучая фигура с растерзанным телом в руках казалась бредовым видением – вроде тех, что возникали в кошмарах, описанных Данте.

Увидев в окне Бема, погромщики издали радостный рев. Испуганные лошади взвились от страха на дыбы. Потрясенные Пардальяны застыли в толпе, оглушенные неистовыми воплями:

– Да здравствует месса! Да здравствует Гиз – защитник истинной веры!

Когда толпа немного успокоилась, подобно тому, как затихает после шторма море, раздался звучный голос – голос благородного Генриха Лотарингского, герцога де Гиза.

– Эй, Бем! – крикнул он слуге. – Кидай его сюда! Мы хотим им полюбоваться!

Труп с глухим стуком упал на мощеный двор. Гиз, Монпасье, де Коссен, Д'Омаль и еще человек двадцать столпились вокруг.

– Вот он! – произнес Гиз. – Вот он – благородный Шатийон де Колиньи… Я знал, что когда-нибудь твоя голова окажется у моих ног… Так получай же!..

И герцог де Гиз с размаху опустил каблук на голову трупа.

– Подлый трус! – раздался чей-то звонкий голос.

Гиз дернулся, будто от удара хлыстом. От изумления все на миг замолчали, а Пардальян стремительно подошел к герцогу. Слова шевалье, словно кнут, стегали надменного Гиза:

– Твоего отца называли Гиз со шрамом, а ты будешь Гиз с пощечиной!..

Шевалье поднял руку и с размаху дал Гизу крепкую оплеуху. В воцарившемся безмолвии звук ее показался оглушительным. Гиз пошатнулся – и отлетел на три шага, врезавшись в группку своих наемников…

Что тут началось! Засверкали кинжалы, замелькали шпаги, зазвенели клинки. От крика, вырвавшегося из сотен глоток, едва не рухнули стены дворца:

– Смерть ему!

Шевалье обнажил шпагу и приготовился защищаться. Он твердо решил пасть с оружием в руках.

Но он не успел нанести ни одного удара, и ни один клинок не коснулся смельчака. Едва стих звук пощечины, какая-то неведомая сила увлекла шевалье к темному отверстию в стене, что-то втянуло Жана в непроглядный мрак, и юноша тут же услышал, как с грохотом захлопнулась дверь…

Темное отверстие оказалось одним из входов в особняк, а загадочная сила, перенесшая шевалье во мрак, материализовалась в облике Пардальяна-старшего, который схватил сына за шиворот и втащил в дом, успев захлопнуть за ним дверь.

Преследователи яростно заколотили в дверь, но схватить беглецов уже не могли. Однако минуты через две дверь непременно разлетится на куски…

– Опять! – простонал ветеран. – Ты все такой же! Что ты вытворяешь?!..

Мрачно бурча, он тянул сына за руку куда-то вверх по лестнице; он и сам не знал, куда…

– Я еще не кончил! – процедил сквозь зубы Жан.

А во дворе Генрих де Гиз, вскочив в седло, отдавал приказы:

– Пятьдесят человек – обыскать дворец! И чтобы через час мне принесли головы этих двух негодяев! Остальные – за мной! Мы едем на Монфокон!

Глава 38
ПУТЬ НА ВИСЕЛИЦУ

Извините, монсеньор! – обратился кто-то к взбешенному Гизу. Сидевший на коне Гиз сердито обернулся и увидел Бема:

– А, это ты! Чего тебе надо?

– Вы собираетесь повесить Антихриста?

– Разумеется! А ты чего хочешь? Говори скорей, мы спешим.

– Как чего? Хочу его голову! Она принадлежит мне, вы же знаете. Ей цена – тысячу экю золотом.

Гиз громко рассмеялся.

– Верно! Можешь забирать голову… А мы повесим Антихриста за ноги!

Бем нагнулся и нескольким взмахами ножа отделил голову от изуродованного тела. Двое солдат схватили труп за ноги и поволокли… Обезглавленный торс бился о мостовую. За этой жуткой группой последовал весь отряд во главе с Гизом.

Так началась дорога на виселицу – последний путь адмирала Колиньи по парижским улицам, покрытым месивом из крови и грязи и усеянным тысячами трупов. Кошмарная процессия двигалась вперед под треск выстрелов, неумолчный звон колоколов и приветственные крики обезумевших фанатиков.

Двадцать тысяч парижан присоединились к триумфальному шествию сторонников Гиза. По пути убивали и грабили, пели и смеялись. Останки Колиньи тащили по камням, то на спине, то на животе…

Так процессия добралась до виселиц на Монфоконе. И уже через минуту труп адмирала болтался, подвешенный за ноги.

У подножия виселицы раздался торжествующий рев. Он долетел до самых тихих уголков Парижа и еще долго отдавался эхом, словно чудовищный ураган, задевший город своим крылом.

Глава 39
ЗНАМЕНИТЫЕ СЛОВА БЕМА

Бем остался во дворе дома Колиньи с теми, кому Гиз приказал изловить дерзких безумцев, оскорбивших его в минуту торжества. Солдаты в два счета вышибли дверь и бросились вверх по той самой лестнице, по которой только что взбежали Пардальяны. Бем слышал возбужденные крики, доносившиеся то с одного, то с другого этажа.

– Сейчас их схватят, – радостно осклабился он. – Да за шкуры этих молодцов я и гроша ломаного не дам! А вот голова Антихриста принесет мне тысячу экю золотом. Славная головка… Дай-ка я ее умою…

Он заглянул в помещение на первом этаже, предназначенное, скорее всего, для караульных, увидел там кувшин с водой и спокойно занялся своим омерзительным делом.

С верхнего этажа долетали голоса ищеек, пустившихся по следу Пардальянов. А во дворе появился какой-то человек. Он был явно взволнован и тревожно озирался по сторонам; потом мужчина стал вглядываться в окна особняка.

– Господин де Моревер! – вскричал Бем. – Можно подумать, вы невесть какое сокровище потеряли…

– Я разыскиваю двух еретиков, – осипшим голосом отозвался Моревер. – Они только что бежали из крепости Тампль. Я их преследовал, но они ускользнули. Не сомневаюсь, что оба примчались сюда…

– Надо же… Один высокий, пожилой, сероглазый, седоусый?..

– Да!

– Другой – молодой, похож на первого, только, пожалуй, посильней и понахальней будет? Так они здесь! Вон за ними охотятся… Хотите, и вы присоединяйтесь…

Моревер, издав радостный вопль, ринулся вверх по ступеням.

А Пардальяны, одолевшие лестницу несколькими минутами раньше, очутились в левом крыле дворца. Оно не сообщалось с центральной и правой частями здания и замыкало двор. Мечась по этажам, отец с сыном убедились, что выхода нигде нет.

Пардальяны как раз добрались до чердака, когда орда преследователей разнесла дверь и с воем кинулась вверх по лестнице.

– Похоже, нас загнали в ловушку, – пробурчал ветеран.

– Остерегайтесь поспешных суждений, отец! – улыбнулся шевалье. – Меньше двух часов назад мы сидели в металлической клетке и наши кости уже почти размололи железные жернова… Да по сравнению с тем ящиком теперь мы – просто в раю!

В два прыжка отец и сын достигли единственного на чердаке окна, выходившего в тесный дворик.

– А вот и путь к спасению! – воскликнул Пардальян-старший.

За левым крылом особняка находились здания, где размешались всякие службы. Чердачное окно одного из этих строений было как раз против того окна, из которого выглядывали Пардальяны.

– Доску бы перекинуть! – оживился шевалье.

Но чердак был пуст: ни досок, ни хотя бы веревок, чтобы зацепиться за подоконник. Спуститься обратно вниз? Исключено: солдаты, обшаривая каждый этаж, поднимаются по лестнице.

Отец с сыном растерянно переглянулись. А голоса преследователей все приближались.

– Попробуем перепрыгнуть! – предложил сыну ветеран.

Но прыгать было невозможно: ни разбежаться, ни оттолкнуться… Противоположное оконце было очень узким. Было бы просто чудом, если бы кто-то сумел, пролетев сквозь пустоту, точно попасть в такой тесный проем.

Но стоило рискнуть… Все лучше, чем угодить в лапы пятидесяти озверевших фанатиков, уже настигавших отца и сына.

– Прыгаем! – повторил Пардальян-старший. – Погоди, я первый.

И он тут же влез на край окна. У шевалье перехватило дыхание, а на лбу выступил холодный пот, когда юноша увидел, как его отец упал из окна. Ибо ветеран не прыгнул, а именно упал вниз…

Старик пошел на отчаянный риск, поскольку у него появилась одна сумасшедшая идея – из тех, что возникают у человека лишь в совершенно безвыходных ситуациях…

Пардальян-старший упал, вытянувшись всем телом, подняв руки и зацепившись носками сапог за бортик окна. Напрягшись, он постарался в падении не сгибать ни колен, ни локтей… Тело его описало в воздухе дугу…

Шевалье не смог сдержать крика, в ответ же услышал голос вполне живого отца:

– Вот тебе доска! Перебирайся, шевалье!

Безумная попытка удалась!

Вытянутыми руками Пардальян-старший сумел ухватиться за нижний край противоположного окна, а ноги ветерана уперлись в стену левого крыла. Живым мостом, соединившим два оконца, висел он над маленьким двориком.

Двум храбрецам удавались самые невероятные трюки! И сейчас шевалье молниеносно вскочил на бортик окна. Наступив на живой мостик, Жан рывком вбросил свое тело в окно напротив и упал на пол в центре комнаты!..

В ту же секунду ветеран покрепче вцепился руками в край рамы, подтянулся и, перевалившись через подоконник, оказался рядом с сыном!..

Эта операция, длившаяся несколько мгновений, отняла у отца и сына столько сил, что Пардальяны так и остались лежать на полу, пытаясь отдышаться.

А чердак, который они покинули, уже заполнился солдатами. Сперва до Пардальянов донеслись крики, но потом голоса зазвучали тише. Отец с сыном, лежа на полу, прислушивались, готовые в любую минуту вскочить на ноги и задать стрекача.

– Я понял, понял! – разобрали они чьи-то слова. – Видите ли, капитан, они выпрыгнули из окна второго этажа, а мы в это время еще поднимались по лестнице.

– Так теперь они уже далеко, – разочарованно протянул офицер.

Пардальяны услышали, как вся компания с шумом спустилась, выбив по пути в сердцах пару стекол. Шевалье приблизился к противоположному окну чердака, выходившему на главный двор. Там он увидел одного Бема, внимание которого было приковано к голове адмирала. Теперь Бем бережно заворачивал ее в тряпки.

Затем, насвистывая охотничью песенку, Бем отправился в особняк, чтобы вымыть руки. Он намеревался унести голову с собой и пойти с ней к бальзамировщику, который уже ожидал богемца. А потом, прихватив пять-шесть дружков, Бем во весь опор помчится в Италию, в Рим!

Гигант вернулся во двор и изумился:

– Удивительное дело! Кто и зачем запер главные ворота?

Бем встревожился и, осмотревшись, заметил двух Пардальянов. Шевалье тут же ринулся к Бему:

– Так это ты выбросил в окно тело господина де Колиньи?

Голос Жана звучал совершенно спокойно.

Бем гордо выпятил грудь, надулся, как индюк, и заявил:

– Знамо дело, я, гугенотский воробушек! Ну и что?

– И ты убил адмирала?

– Знамо дело я, кальвинист проклятый!

– И чем же ты его убил?

– Да вот этим самым! – осклабился Бем, потрясая окровавленной рогатиной.

Он громко рассмеялся и добавил:

– На всех на вас рогатины найдутся, псы гугенотские! Эй, все сюда! Бей еретиков!

Но крик застрял у Бема в глотке. Пардальян-старший, словно клещами сдавил ему пальцами горло.

– Не трепыхайся, дружочек. За тобой должок…

Бем попробовал вырваться, но живые тиски давили все сильней. Полузадушенный хрипящий гигант жестом показал, что готов повиноваться. Ветеран разжал пальцы.

– Чего вы хотите? – спросил перепуганный Бем.

– От тебя? Ничего! – ответил шевалье. – Просто мой долг – избавить этот мир от такого чудовища.

– Так вы задумали прикончить меня?

– А ты надеешься ускользнуть? Ведь драться-то ты не умеешь…

Бем отскочил в сторону, выхватил левой рукой шпагу, а правой – кинжал и встал в позицию. Шевалье же расстегнул пояс и отбросил его вместе со шпагой.

– Вот какое оружие тут нужно! – проговорил он и неспешно поднял с земли рогатину.

Взявшись за нее поудобнее, юноша пошел на гиганта.

Бем усмехнулся: его шпага была длиннее рогатины; он решил быстренько расправиться с молодым безумцем, а потом заняться стариком. А шевалье спокойно шагал навстречу богемцу. Пардальян-старший наблюдал, стоя в стороне и скрестив руки на груди.

Жан надвигался на великана; лицо молодого Пардальяна изменилось до неузнаваемости, глаза пугали своей неподвижностью. Бем сделал два-три выпада, но шевалье отбил удары шпаги, и, не успел богемец опомниться, как рогатина оказалась у его груди. Бем начал отступать, сперва медленно, потом все быстрее… Он потерял голову, принялся бестолково отбиваться и со страхом понял, что ни один из его ударов не достигает цели. Рогатина, будто заговоренная, все время оказывалась у его груди.

В конце концов Пардальян прижал Бема к воротам. Прямо перед собой богемец увидел грозное лицо шевалье. Гигант осознал, что пробил его последний час.

– Что же мне, умирать? – простонал он. – Боже, неужели ты…

Это были последние слова Бема. Он сделал отчаянную попытку пронзить юношу кинжалом, однако Жан опередил его. Молодой Пардальян нанес один, лишь один удар…

Рогатина, с неистовым гневом всаженная в грудь богемца, прошла насквозь и впилась в деревянные ворота. Бем, пригвожденный к порталу особняка Колиньи, тут же испустил дух…

Шевалье поднял свою шпагу, надел пояс и взял за руку отца, который безмолвно и недвижимо наблюдал за схваткой. Оба Пардальяна спокойно вышли через боковую дверь.

Минуты через две во двор выскочил Моревер. Вместе с I головорезами Гиза он облазил весь дом, этаж за этажом, с великим усердием разыскивая беглецов. Когда солдаты прекратили поиски, Моревера охватило отчаяние. Куда же подевались эти Пардальяны? Он спустился вниз и вновь принялся обследовать этаж за этажом.

– Удрали! Ускользнули от меня! Но я найду их! – повторял Моревер, перемежая эти слова проклятиями.

Наемный убийца в бешенстве выбежал во двор и вдруг, окаменел, утратив от ужаса дар речи…

К главным воротам дворца был пригвожден труп, насквозь пронзенный рогатиной… Моревер узнал Бема…

Через минуту Моревер опомнился и заметался по двору, как безумный, возбужденно бормоча:

– Они были тут… это их след…

Однако Моревер скоро убедился, что и особняк, и двор пусты. Здесь остались только трупы. Моревер попытался взять себя в руки. Немного успокоившись, он все обдумал и рассчитал, как ищейка, выбирающая из множества следов нужный. Тут он заметил какой-то сверток, валявшийся во дворе. Моревер поднял сверток, сорвал тряпки и узнал голову Колиньи. Наемный убийца схватил голову адмирала за волосы.

– Неплохой трофей! – прошипел Моревер. – Кому бы ее отнести? Гизу? Королеве? Гиз сейчас в проигрыше. Вручу-ка я это королеве Екатерине!

И Моревер покинул особняк Колиньи.

Оба Пардальяна, шагая по улице, обсуждали свои планы.

– Нужно попробовать выбраться из Парижа, – предложил Пардальян-старший.

– Нужно попытаться добраться до дворца Монморанси, – не согласился с ветераном сын.

– Да ты же сам говорил: Монморанси – католик, ему нечего бояться…

– Мне так не кажется. Надо идти во дворец.

– Сказал бы уж правду: хочу, мол увидеть малышку Лоизу! – проворчал ветеран.

Шевалье побелел. Он ни разу не заговаривал о Лоизе, но думал о ней постоянно. И сейчас Жан лишь повторил:

– Поспешим, батюшка. Что если на маршала напали? Тогда мы появимся весьма кстати…

При мысли о том, что банда фанатиков может ворваться к Лоизе, шевалье содрогнулся и ускорил шаг.

– Ну знаешь ли… – рассердился отец. – А вдруг Монморанси заодно с этими негодяями? Он же – истинный католик.

Ошеломленный шевалье застыл на месте.

– Да! – прошептал он. – Это было бы ужасно… Отец, я должен убедиться сам. Неужели отец Лоизы – из тех, кто убивает, прикрываясь именем Господа?!