Текст книги "Любовь шевалье"

Автор книги: Мишель Зевако

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)

– Скорее всего, это, – произнес он, опуская ларчик на стол. – Одна знатная особа преподнесла мне эту вещицу, а я отдал ее королеве Жанне – Ее Величество держала в ней перчатки… Мне кажется, королева пыталась попросить, чтобы я сохранил ларец в память о ней. Ведь это – дар моей матушки…

– Стало быть, вы получили ларец от Екатерины Медичи, -медленно проговорил Пардальян.

– Да, – кивнул Марийяк – и содрогнулся.

Юноши взглянули друг на друга, и каждый увидел в глазах товарища ужасное подозрение, однако ни один из них ничего не сказал. Марийяк замер, сжимая в руках золоченный ларец. Он пристально смотрел на эту безделушку, стиснув ее побелевшими пальцами. Наконец нервы графа не выдержали, и он пробормотал, боясь поверить собственным догадкам:

– Я не пожалею жизни, я душу отдам за то, чтобы докопаться до истины… Шевалье, но вдруг мы ее уже знаем? О нет, не верю!.. Ведь тогда ларец – это орудие убийства, и моя родная мать Екатерина Медичи отравила мою приемную мать Жанну д'Альбре… И я, сын Екатерины, сам вручил королеве Жанне смертоносный дар…

– Ах, нет, граф! Такое невозможно себе представить! – вскричал Пардальян.

– О, только не это! – рыдал Марийяк. – Лучше немедленная смерть, чем эти жуткие подозрения… Екатерина не способна на такое чудовищное злодеяние… Екатерина добра ко мне… Я знаю, ведь я – ее родной сын…

Обезумевший от горя Марийяк откинул крышку ларца и увидел пару белых перчаток королевы Жанны – тех, в которых она появилась на последнем празднике в Лувре. Граф зажмурился и уткнулся в перчатки лицом. В тот же миг Пардальяна будто что-то обожгло: утратив контроль над собой, он выхватил перчатки из рук графа, затолкал их в ларец, резко опустил крышку и поставил ларчик обратно на полку шкафа.

В комнате повисла напряженная тишина. Пардальяну и Марийяку было ясно, что оба они пришли к одинаковым выводам. Действия шевалье подтвердили догадки его товарища. Перед мысленным взором Деодата промелькнуло все, что случилось в последние дни. Вспомнил Марийяк и свои чувства: огромное счастье – и в то же время какие-то неясные страхи, которые умеряли пьянящую радость; опасения, недоверие и горечь, от которой так и не удалось избавиться. Марийяк наконец разобрался во всем – и прежде всего в своих ощущениях. Он точно онемел от потрясения и словно посторонний зритель наблюдал за ужасной трагедией, в которой ему довелось сыграть одну из главных ролей. Внезапная кончина королевы Жанны, ее последние слова, глаза, ищущие ларец, – все укрепляло подозрение Деодата.

Чудовищное подозрение… Неужели Екатерина свела в могилу королеву Наваррскую? О нет! Этого не может быть! Если он хотя бы мысленно обвинит Екатерину в убийстве и будет считать ее преступницей, ему придется признать, что мать лгала родному сыну. Но это означает, что Екатерина говорила неправду и тогда, когда расписывала добродетели Алисы. Выходит, Алиса – лишь покорная служанка королевы… Но если и Алиса все время притворялась, если она не заслуживает любви и уважения, то мир летит в бездну… О нет, сто раз нет! Деодат не будет об этом думать, каких бы усилий ему это ни стоило! Молодой человек ощутил, что оказался на краю бездонной пропасти…

С огромным трудом он отогнал мучительные мысли, улыбнулся, подобрал с пола ключ, который уронил разволновавшийся шевалье, запер шкаф и спокойно сказал:

– О Господи! Друг мой, похоже, мы с вами рехнулись! И случилось это из-за вас – ведь именно вы завели разговор о кончине Жанны д'Альбре… А все потому, что вас удивил цвет моей одежды… Но это вполне естественно: я появлюсь на собственной свадьбе в черном костюме, ибо хожу в трауре, скорбя о королеве Наваррской… Но прошу вас: сменим тему!

– С радостью, граф, – откликнулся Пардальян, отирая холодный пот со лба, – но разрешите задать вам последний вопрос…

– Пожалуйста!

– Вы венчаетесь завтра?

– Да, завтра вечером, точнее, ночью в храме Сен-Жермен-Л'Озеруа… Но об этом известно только вам.

– И вам хочется, чтобы я там был?

– Если вы не разделите мою радость, то и я не смогу в полной мере насладиться ею.

– Что ж, договорились. Во сколько мне нужно появиться в храме?

– Часов в одиннадцать подходите к калитке, которая ведет во внутренний дворик. Но я жду вас одного!

– Хорошо, милый граф! – сказал шевалье, а сам подумал:

«Возьму-ка я с собой несколько приятелей – из тех, что знают, как обращаться со шпагой. Голову даю на отсечение: любящая маменька собралась отправить на тот свет родного сына».

– Вы не хотите побродить по городу? – спросил Марийяк. – Мне так хорошо с вами! Давайте заглянем в какой-нибудь погребок на набережной Сены, выпьем доброго вина…

– С удовольствием. Прогуляемся – и выясним, что происходит в Париже. Не кажется ли вам, друг мой, что город охвачен какой-то тревогой?

– Нет. я не обратил внимания. Счастье ослепляет… Но кое-что я все-таки заметил: вы, всегда такой веселый, нынче чем-то опечалены.

– Нет, я не опечален. Просто у меня неспокойно на душе.

Приятели вышли из дома. Был дивный ясный день. Солнце уже не припекало, как несколько часов назад, и разряженные горожане гуляли по улицам.

– Так что же вас взволновало? – осведомился Марийяк.

– Три дня назад пропал мой батюшка. Я опасаюсь, что он впутался в какую-нибудь неприятную историю.

– И вы ничего не знаете о нем?

– Нет! Исчез бесследно. В среду вечером он покинул дворец Монморанси. Заявил привратнику, что если не придет назад до утра, значит, отправился в дальний путь. Какой еще путь? И как ему удалось выбраться из Парижа?

– Ваш батюшка – чрезвычайно разумный человек. По-моему, вы зря переживаете.

– Все верно… Я пытаюсь успокоить себя. Если бы он чего-нибудь опасался, то, надеюсь, поделился бы со мной. Но раньше мы действовали вдвоем, а теперь из-за его исчезновения могут рухнуть все наши замыслы.

– Замыслы? Какие замыслы? – заинтересовался Марийяк.

– Я смог подкупить сержанта, который в следующий вторник будет охранять заставу Сен-Дени. Он дал слово, что если я нападу на караульных, он не станет слишком рьяно защищать ворота. К тому же сержант устроит так, что подъемный мост в этот час будет опущен, и мы сумеем пробиться. Я надеюсь на вашу помощь, мой бесценный друг.

– Разумеется. Во вторник… во сколько?

– Около семи вечера. Лоиза и ее мать будут сидеть в экипаже, маршала я убедил оставаться с ними. Я же возглавлю отряд из двадцати человек.

– Отлично. Я тоже попытаюсь собрать десятка два отчаянных парней.

– Если бы батюшка сопровождал нас!

– Но до вторника он, несомненно, объявится… Смотрите, что это за сборище? Почему здесь столько людей?

– О, они падают на колени! Поспешим-ка прочь!

– Вот они, те двое! – раздался за спинами юношей чей-то крик.

Молодые люди обернулись. Оказывается, они, гуляя, незаметно добрались до аббатства, у ворот которого толпилось множество народа.

– Чудо! Господи, чудо! – вопила толпа.

Взвинченные горожане громко молились, обнимались, целовались и распевали гимны, крестясь и бия себя в грудь. Юноши уже хотели было уйти, но все вокруг вдруг рухнули на колени, а Марийяк и Пардальян, растерявшись, продолжали стоять.

– Бей еретиков! – прогремел над толпой чей-то громкий голос. – Глядите, глядите, вон два гугенота!

Пардальян сумел рассмотреть мужчину, который вопил, указывая на них рукой. Шевалье понял, что кричит Моревер. Возле него толпилось десятка полтора дворян, действиями которых он, видимо, руководил. Вот он отдал приказ – и дворяне, выхватив шпаги, ринулись на Пардальяна. Юношей тесно обступили обезумевшие, разгоряченные горожане. Друзей стиснули со всех сторон так, что они не могли даже обнажить шпаг.

– Расступитесь! Дайте дорогу! – ревели дворяне Моревера. стараясь пробиться к своим жертвам.

Однако чернь не обращала на эти призывы никакого внимания: здесь каждый рвался самолично разделаться с еретиками. Марийяк и Пардальян замерли, сжимая кинжалы, и угрожающий вид юношей пока еще охлаждал яростный пыл толпы.

Друзья переглянулись, будто сказав друг другу:

«Мы погибнем, но дорого продадим свои жизни!»

– Смерть им, смерть! – надрывался Моревер. – Вздернем проклятых еретиков!

Толпа зашумела и придвинулась еще ближе к Марийяку и Пардальяну, но внезапно что-то отвлекло внимание фанатиков и умерило их гнев. Люди опять опустились на колени, и раздались голоса:

– Чудо! Чудо! Святой среди нас!

Дело в том, что в этот миг открылись ворота обители, и на улицу вышел монах. Он двигался, воздев руки к небесам, и лицо его, чересчур лоснящееся для праведника и аскета, озаряла счастливая улыбка. Этим святым был брат Любен, тот самый монах, что служил лакеем на постоялом дворе «У ворожеи». Мы помним, как закончив свою трудную миссию в миру, он вынужден был вернуться в аббатство и что за этим последовало. И вот теперь монах-обжора, заметив Пардальяна, возвышавшегося над упавшими на колени людьми, сразу узнал юношу… На Любена нахлынули сладкие воспоминания о веселых пирушках на постоялом дворе, во время которых и бывшему лакею доставалось немало славных кусочков.

– О шевалье! О мой великодушный друг! – вскричал монах и бросился к Пардальяну, расталкивая богомольцев. Толпа растерялась. Моревер и его люди тоже ринулись вперед, а Марийяк и Пардальян успели сунуть за пояс кинжалы и вытащить шпаги.

Пардальян не стал ломать голову над тем, что делал Моревер среди фанатиков и почему с ним был отряд вооруженных дворян. Впрочем, юноша разглядел нескольких преданных слуг королевы-матери.

– Берегитесь! – сказал Пардальян другу. – Этот сброд переходит в наступление… Смотрите, слева в стене – глубокая ниша, попытаемся к ней прорваться… Там мы продержимся дольше.

Молодые люди сделали несколько стремительных выпадов, ранив двух горожан. Следуя совету Пардальяна, граф кинулся к нише, угрожающе размахивая шпагой; устрашенные фанатики шарахнулись в стороны, но потом толпа снова сомкнулась. Оказавшись у стены, Марийяк обнаружил, что шевалье рядом с ним нет.

– Пардальян! – закричал граф и, словно раненый лев, ринулся в людское скопище, стараясь пробиться к другу. Но вдруг чьи-то руки вцепились в него сзади и сжали так, что Деодат не мог больше ни двигаться, ни сопротивляться. Юношу подхватили и втащили в обитель.

А шевалье оказался в совершенно неожиданной ситуации. Когда монах Любен протолкался наконец к Пардальяну, один из людей Моревера сумел задеть шевалье своей шпагой. Пардальян нанес ответный удар, всадив клинок врагу в плечо. Но в ту минуту, когда Жан уже хотел бежать к нише, на него навалился брат Любен и, радостно прижимая юношу к груди, вскричал:

– Как я счастлив вас видеть!.. Дорогой шевалье! Давайте же выпьем, мой щедрый друг!

Пардальян с огромным трудом вырвался из объятий Любена. Обиженный монах, потеряв равновесие, плюхнулся на землю и, чуть не плача, пролепетал:

– Грубиян!

Но момент был упущен. Несколько человек бросилось на шевалье; они переломили его шпагу и разорвали одежду. Пардальян потянулся за кинжалом, но Моревер вцепился ему в руку. Моревер и его люди облепили безоружного, залитого кровью Пардальяна, стараясь повалить его на землю. Сгрудившиеся у обители богомольцы получили возможность любоваться поразительной схваткой. Шевалье напрягся и мощным рывком раскидал врагов. Они полетели на мостовую, но тут же вскочили и снова, с удесятеренной яростью накинулись на юношу. Они сумели сбить его с ног, однако он опять и опять поднимался и отчаянно работал кулаками. Его сокрушительные удары наносили неприятелю огромный ущерб. Два или три человека с окровавленными лицами уже валялись в пыли. В толпе раздались испуганные крики, но противники сражались в полном молчании. Сознание Пардальяна мутилось, глаза заливал кровавый пот; юноша защищался, будто затравленный волк, отгоняющий от себя свору охотничьих псов. Шевалье хотел лишь одного – добраться до Моревера, который командовал отрядом Екатерины, вцепиться в негодяя и свернуть ему шею, а потом погибнуть самому… Однако шевалье уже обессилел; он опять рухнул на мостовую, но встать не смог: его крепко держали за руки и за ноги. Не один, не два, а добрый десяток гвардейцев навалился на Пардальяна, а вокруг грозно шумела чернь.

– Свяжите его! – распорядился Моревер.

Шевалье опутали веревками и потащили в обитель; на улице остались кровавые лужицы и дюжины две искалеченных людей.

А богомольцев опять охватил религиозный экстаз. Брата Любена подняли на руки и с радостными криками понесли по городу.

– Святой! Святой помог поймать еретиков! Одним своим прикосновением святой отнял у еретика всю силу! – орала толпа.

Моревер отправился в обитель, где имел долгий разговор с отцом настоятелем. Завершив беседу, наемный убийца поспешил в келью, где сидел под замком Марийяк. В руке Моревер держал шпагу графа.

– Сударь, – сказал Моревер Деодату. – вы можете идти. Возьмите ваше оружие.

Марийяк, сохраняя полное хладнокровие, спокойно принял из рук Моревера свою шпагу и вложил ее в ножны.

– Сударь, – промолвил граф, – мне хотелось бы увидеть вас в более удобном месте, куда за вами не прибежит банда головорезов.

– Господин граф, – откликнулся Моревер, – я готов явиться туда, куда вы скажете.

– Послезавтра утром?

– Согласен!

– Тогда – на поле, у переправы через Сену.

– Время и место меня вполне устраивают. Но не объясните ли вы мне, граф, почему вы бросаете мне вызов в ту самую минуту, когда я избавляю вас от смертельной опасности?

– Это вы-то избавляете меня от смертельной опасности? – вскричал Марийяк с такой откровенной насмешкой, что Моревер побелел от злости.

Но он сумел совладать с собой и хладнокровно заявил:

– Я не лгу вам. Поверьте, я очень горд, что сумел прийти вам на помощь. Я совершенно случайно оказался у стен обители в тот самый миг, когда этот сброд вдруг обезумел и почему-то решил расправиться с вами. Вот тут-то мы с приятелями вмешались, разогнали толпу и принесли вас в аббатство. Иначе вас бы просто растерзали.

Марийяк слушал Моревера с искренним изумлением.

– Сударь, – покачал он головой, – если вы говорите правду, то ваше поведение поражает меня. Я же едва знаком с вами и думал…

– Я бы попытался вырвать из рук этих сумасшедших любого человека. Это долг каждого дворянина. А потом, должен признаться, есть еще одна, тайная причина, которая заставила меня броситься вам на помощь… Хотя со стороны могло показаться, что я не столько защищаю, сколько атакую вас.

– И что же это за причина, сударь?

– Мне хотелось услужить королеве-матери, – произнес Моревер, сгибаясь перед Марийяком в излишне учтивом поклоне.

Марийяк вздрогнул и побледнел. А Моревер продолжал:

– Я не принадлежу к числу ваших друзей, более того, во время последнего праздника в Лувре вы явно посматривали на меня с неприязнью. Но я имею честь числить себя среди друзей королевы. А знаете, что она недавно сказала, обращаясь ко мне и к нескольким приближенным? Она заявила (я точно повторяю ее слова), что считает вас настоящим рыцарем, что очень привязана к вам – и просит своих друзей при случае всегда помогать вам и защищать вас… Видите, сударь, поспешив вам на помощь, я только исполнил пожелание Ее Величества. Жизнь моя принадлежит королеве… Я отдам ее если так будет нужно Ее Величеству… или тем, кого Екатерина Медичи любит!

– Неужели королева так и сказала! – произнес срывающимся голосом Марийяк.

– Я точно передал вам слова королевы. И все же, сударь, если вам угодно, я принимаю ваш вызов, – закончил Моревер, собираясь уходить.

– Подождите, – остановил его Деодат. – Поверьте, то, что сказала вам королева, жизненно важно для меня. Поклянитесь, что вы передали мне ее подлинные слова!

– Заверяю вас! – воскликнул Моревер, стараясь, чтобы голос его звучал как можно более правдиво. – Добавлю, что не только слова, но и тон королевы свидетельствовал о ее глубокой привязанности к вам. Все уже знают, сударь, что Ее Величество весьма расположена к графу де Марийяку; похоже, вас ожидает немалый пост в войсках, которые адмирал Колиньи скоро поведет на Нидерланды.

Деодат не смог сдержать стона.

– О матушка! О дорогая матушка! – еле слышно проговорил он. – Неужели это не сон? Значит, я заблуждался?

Вслух же он промолвил:

– Господин де Моревер, боюсь, я был несправедлив к вам.

– Любой человек может совершить ошибку, граф.

– До свиданья, Моревер, я очень вам благодарен. Прошу вас, отведите меня к шевалье де Пардальяну. мы покинем монастырь вместе.

– Позвольте объяснить вам, граф: вы совершенно свободны, однако это не распространяется на господина де Пардальяна. Против него выдвинуто обвинение в подстрекательстве к бунту и в оскорблении Его Королевского Величества. Я обязан задержать его.

– Вы его схватили?!

– Совершенно верно.

– Но вы же не имеете права! Вы – не караульный офицер!

– Нет, сударь, однако мне поручено арестовать Пардальяна, что я и сделал.

– Поручено? Кем?

– Ее Величеством королевой-матерью.

Сказав это, Моревер отвесил еще один поклон и удалился, оставив дверь открытой. Марийяк пришел в замешательство, но в следующий миг постарался собраться с мыслями. Вскоре он, похоже, принял какое-то решение и тихо прошептал:

– Теперь я наверняка выясню, какие чувства на самом деле питает ко мне королева!

Марийяк покинул келью. В коридоре он столкнулся с монахом, который с вежливым поклоном проговорил:

– Сударь, мне велено вывести вас из обители через боковую калитку.

– А почему не через главные двери?

– Да вы знаете, что там творится? – усмехнулся инок.

Марийяк напряг слух: с улицы и правда доносился рев толпы.

– Чернь жаждет крови, – промолвил монах. – Причем – вашей, сударь. Но нам известно, что королева будет очень огорчена, если вы попадете в беду… Так что лучше следуйте за мной, граф.

Не задавая больше никаких вопросов, граф зашагал вслед за монахом. Через маленькую калитку, выходившую в узкий проулок, Марийяк выскользнул из обители и поспешил в Лувр.

Глава 14
КРЕПОСТЬ ТАМПЛЬ

Парийяк шел быстро, и все же Моревер опередил его: ненависть подгоняет сильнее, чем дружба и любовь. Видимо, Моревера давно ждали в той части Лувра, где находились апартаменты Екатерины Медичи. Как только он появился во дворце, капитан гвардейцев де Нансей немедленно предложил посетителю свои услуги и по потайным лестницам провел Моревера в приемную Екатерины, а оттуда – в часовню королевы-матери.

Екатерина Медичи поспешно строчила письма. Перед ней на столе уже высилась изрядная куча запечатанных пакетов. Королева не верила ни одному человеку, потому обходилась без секретарей и всегда лично занималась своей корреспонденцией. Увидев Моревера, Екатерина кивнула ему и жестом приказала подождать, пока она не закончит начатое послание.

Моревер напряг свои зоркие глаза, стараясь разобрать имена адресатов на пакетах, сваленных на столе. Он понял, что почти все письма предназначались для губернаторов провинций. Екатерина внезапно посмотрела на Моревера и перехватила его взгляд.

– Интересуетесь, кому я отправляю депеши? – усмехнулась королева. – Что ж, я люблю любопытных людей. Пытливый ум – это глубокий ум. А ну-ка встаньте лицом к окну!

– Ваше Величество, прошу вас, не подумайте…

– Извольте выполнить мой приказ!

Моревер повернулся к окну, из которого был виден внутренний двор Лувра. Убийца осознал, что над его головой сгущаются тучи.

– Что происходит во дворе? – осведомилась Екатерина.

– Там прохаживается десятка три вестовых. Их лошади уже под седлом. По-моему, курьеры готовы развезти по стране письма Вашего Величества.

– Отлично! Оставайтесь там! – велела Екатерина и, запечатав последний пакет, ударила серебряной палочкой в гонг.

Появился вышколенный лакей, взял со стола депеши и исчез, так и не издав ни единого звука. Несколько минут спустя Моревер мог наблюдать, как этот слуга, спустившись во двор, раздал пакеты вестовым. Те взлетели в седла и умчались. Двор Лувра обезлюдел…

– Как только вы встретитесь со своим другом, герцогом де Гизом, сообщите ему, что видели, как мои посланцы отбыли со срочными письмами к губернаторам всех французских провинций. Скажите герцогу, что губернаторам отправлено распоряжение сформировать в своих землях военные отряды и идти с ними к столице, чтобы бороться здесь с негодяями, которые отваживаются посягать на жизнь и свободу государя. Очень скоро, господин де Моревер, шестидесятитысячное войско будет уже в Париже и оградит монарха от козней злоумышленников.

Моревер похолодел. Ему показалось, что его уже тащат на эшафот.

– Это конец! – пробормотал он, низко склоняясь перед Екатериной. Королева метнула на Моревера взгляд, полный отвращения и ликования. Разумеется, она солгала ему. Депеши к губернаторам заключали в себе распоряжение хватать всех нарочных, спешащих в столицу без охранных грамот, ловить людей, которым удалось выбраться из Парижа, и арестовывать гугенотов.

– Если вы признаетесь во всем, сударь, – произнесла Екатерина, – то вы спасете свою жизнь.

Моревер воспрял духом. Королева не намерена отправлять его в тюрьму, она хочет выслушать его – стало быть, бояться ему нечего!

– Расскажите мне о заговоре герцога де Гиза, – ледяным тоном потребовала Екатерина.

– Ваше Величество, – откликнулся Моревер, прилагая все силы к тому, чтобы сохранить хладнокровие, – заверяю вас, что в заговорах я участия не принимаю!

– А я в этом и не сомневаюсь! Чтобы плести интриги, нужно занимать определенное положение. Но вы, естественно, подсматривали, подслушивали, и потому вам многое известно…

– Ваше Величество, все думают, что государь не хочет по-настоящему бороться с еретиками.

– И что?..

– Народ ропщет, мадам. Сыграв на этом недовольстве, можно добиться того, что знать, почтенные горожане и чернь – одним словом, все – провозгласят герцога вождем католического воинства.

– А потом?

– Это все, что мне известно, Ваше Величество…

– Неправда, господин де Моревер!

– Мадам, даже палачу я не сумел бы открыть большего. Хотя, мне кажется… Впрочем, это лишь мои фантазии…

– Продолжайте!

– Думаю, став предводителем католической армии, герцог де Гиз попробует воспользоваться своим положением… и постарается подтолкнуть Его Величество к решительным действиям…

«Видимо, он и правда ничего не знает». – заключила Екатерина.

Моревер же успокоился и почувствовал себя увереннее.

– Сударь, – вдруг заявила королева, – вы очень помогли мне и, надеюсь, не в последний раз.

– Я – преданный слуга Вашего Величества и счастлив выполнить все ваши приказания.

– Если герцог де Гиз мечтает возглавить армию католиков, – промолвила Екатерина, – пусть он ее возглавит! Я довольна, что нашла в его лице столь пылкого сторонника истинной веры. Хотя этот пыл побуждает его плести интриги… чтобы превратить короля в своего союзника. И, возможно, он в чем-то прав. Что ж, я поддержу Гиза и тоже попытаюсь уговорить короля действовать решительнее… Именно для этого я и вызвала в Париж войска… А теперь поговорим о вас…

Королева пристально посмотрела на Моревера, но тот стойко выдержал ее взгляд, сумев скрыть охвативший его ужас.

– Поговорим о вас, – повторила Екатерина, черкнув пару строк на листе бумаги. – Я думаю, вы это заслужили…

Моревер старался издали прочесть записку.

«Неужели это распоряжение схватить меня и заточить в Бастилию?» – содрогнулся он.

Но когда Екатерина вручила ему листок, Моревер увидел, что это – приказ выплатить подателю сего пятьдесят тысяч ливров из королевской сокровищницы. Моревер вежливо, но с достоинством поклонился Екатерине.

«Ему действительно ничего неизвестно», – решила королева, пристально следившая за тем, как воспримет Моревер ее великодушный жест.

Вслух же она заявила:

– Приближается урочный час. Вам пришло время встретиться с каноником Вильмюром и отвести в его домик вашего приятеля. Вы еще не забыли об этом?..

– Ваше Величество, – произнес Моревер, – мой знакомый уже получил ваш щедрый дар и готов ради вас на все. Так что пятьдесят тысяч ливров, которые Ваше Величество изволили мне сейчас вручить…

– Это – вам. Смотрите на эту сумму как на компенсацию за несправедливые обвинения, которые вы здесь выслушали, – очаровательно улыбнулась Екатерина. – Кроме того, это награда за сведения, которыми вы со мной поделились. Ну, а как обстоят дела с чудом?

– Чудо свершилось, Ваше Величество, – доложил Моревер, окончательно успокоившись. – Народ собрался у монастыря и воздает сейчас хвалу Господу. Брата Любена теперь считают святым. Вода в котле обратилась в кровь, и свидетели тому – тысяч двадцать парижан.

– Замечательно! Вам просто цены нет, Моревер.

– Ах, мадам, будем справедливы. Все подготовил отец настоятель. Помогал, конечно, и некий брат Тибо.

– Стало быть, народ кричит о чуде и славит Всевышнего?

– Именно так, Ваше Величество. А ведь в Париже каждому известно: если вода в котле превращается в кровь, значит, грядет казнь вероотступников. Так вот, как раз сегодня у ворот обители мне удалось схватить двух еретиков. Правда, одного из них я освободил, другого же отправил в тюрьму.

На лице королевы промелькнуло удивление, быстро сменившееся тревогой.

– Я вырвал из рук обезумевшей черни и отпустил на свободу одну значительную особу, – сообщил Моревер. – По-моему, вы, мадам, весьма расположены к этому гугеноту… Его имя – граф де Марийяк.

Королева по-прежнему казалась бесстрастной; она равнодушно улыбнулась, делая вид, что ее не слишком интересует доклад Моревера. Но он пришел бы в ужас, если бы узнал, какие чувства бушуют сейчас в душе Екатерины. Она спокойно проговорила:

– Вы правильно сделали, защитив Марийяка. Я покровительствую ему. А как вы поступили со вторым?

– Со вторым… Разрешите, Ваше Величество, напомнить вам о вашем обещании.

– О каком обещании? – изумилась королева.

– Мадам, вы видите отметину на моей щеке… Я обязан сполна отплатить за унижение, которое мне пришлось пережить.

– Да, разумеется, удар кнутом… – задумчиво произнесла Екатерина.

– Вот именно, Ваше Величество! Удар кнутом… И возле обители я наконец поймал того, кто нанес мне это страшное оскорбление!

– Шевалье де Пардальян…

– Да, Ваше Величество!

«Этот Моревер положительно неоценим!» – промелькнуло в голове у Екатерины.

– Позволю себе напомнить Вашему Величеству, что вы дали слово считать этого человека моим пленником, с которым я могу поступить так, как пожелаю.

– А где он? – поинтересовалась королева.

– Под замком в одной из монастырских келий.

– И куда же вы намерены его перевезти?

– В Бастилию… Если на то будет воля Вашего Величества.

– И что вы собираетесь делать с этими Пардальянами?

– В каком смысле «с этими?»

– Так ведь отец, этот старый негодяй, уже заключен в тюрьму Тампль. Его арестовали в особняке маршала де Данвиля. У маршала с ним свои счеты; мне неизвестно, в чем там дело, но Данвиль умолял меня приказать, чтобы старого разбойника отправили в камеру пыток. Маршал желает сам вести дознание. Однако все это мне не слишком нравится: ведь суд не выносил никакого вердикта. Честно говоря, поведение Данвиля меня изумило: допрашивать узников – вовсе не его дело… Видимо, этот Пардальян посвящен в какие-то ужасные тайны…

– Ваше Величество, вам стоит лишь пожелать, и я выпытаю у мерзавца все, что ему известно!

– Но у меня ведь нет никаких оснований ненавидеть старика; это вы затаили против него злобу.

– Но сын этого человека нанес вам в Лувре тяжкое оскорбление.

– По-моему, это вышло случайно. К тому же мы все в долгу перед шевалье: он защитил нашу дорогую кузину Жанну д'Альбре от ярости разбушевавшейся толпы. О несчастная королева Наваррская! Ее кончина стала для нас таким ударом!

Моревер был совершенно сбит с толку…

– Однако я всегда держу слово, – заявила Екатерина, -и передаю вам обоих Пардальянов. Послушайте, зачем нам их разлучать? Если уж отец в Тампле, пусть и сын сидит там же.

Сказав это, королева подписала указ об аресте.

– Ах, мадам, что Тампль, что Бастилия… какая разница! Главное – они у меня в руках, особенно Пардальян-младший.

– Вы говорили, что можете лично допросить их?

– Конечно, Ваше Величество. Это и будет моей местью.

– Что ж, получайте обоих, – улыбнулась королева, вручая Мореверу подписанный документ.

Тот быстро схватил бумагу и согнулся в поклоне.

– Ваше Величество разрешит мне уйти?

– Пока нет, Моревер. Когда вы хотите начать дознание?

– Как можно скорее, мадам. Сразу же после того, как шевалье доставят в Тампль и я вызову палача.

– Но тюремный палач имеет право действовать лишь в присутствии членов суда.

– Я совсем забыл об этом, – растерянно пробормотал Моревер.

– Впрочем, в особых случаях… – усмехнулась королева и, молниеносно черкнув несколько слов, протянула Мореверу еще один документ. Это было распоряжение допросить отца и сына Пардальянов как в обычном порядке, так и с пристрастием. Дознание должно быть проведено в крепости Тампль в субботу двадцать третьего августа, в десять утра.

– Значит, нужно ждать до субботы, – огорчился Моревер.

– Дорогой мой, мне пришлось ждать куда дольше, чем вам… Нынче – воскресенье, так что надо потерпеть каких-нибудь пять дней.

– Извините, Ваше Величество, вы совершенно правы.

– И последнее… Мне бы не хотелось, чтобы в дознание вмешивались посторонние. В камере пыток должны находиться лишь вы, палач и узники! Вам ясно?

– Разумеется, Ваше Величество. Вам не о чем беспокоиться.

– И вы слово в слово передадите мне то, о чем расскажут эти люди?

– Обещаю вам, мадам!

– Прекрасно! Но не забудьте: вы получили Пардальянов в виде благодарности за устранение Колиньи… Ваш приятель ведь поклялся…

– Завтра же утром он отправится в обитель, в домик каноника…

Когда Моревер покинул Екатерину Медичи, щеки его пылали, во рту пересохло, однако сердце переполняла бурная радость.

– Что ж, все постепенно устраивается, – размышляла тем временем королева-мать. – Взывайте к Господу, господин адмирал! Вот только услышит ли он ваши молитвы?.. А что касается этих мерзавцев Пардальянов, то я скоро выясню, почему они так интересуют Данвиля… В тюрьме Тампль по соседству с камерой пыток находится маленькая комнатка, откуда очень удобно наблюдать за ходом допроса.

В часовню заглянула служанка Екатерины, Паола.

– Ваше Величество, в приемной – граф де Марийяк. Он весьма резко разговаривает с Нансеем.

Лицо королевы окаменело.

– Что же нужно нашему милому графу?

– Мне кажется, он хочет, чтобы капитан гвардейцев срочно доложил Вашему Величеству о его приходе.

– Ладно, распорядись, чтобы графа проводили ко мне.

Лицо королевы стало спокойным и осветилось безмятежной улыбкой; на самом же деле Екатерина разволновалась.

«Можно, конечно, немедленно бросить его в темницу, – думала она. – Нет ничего легче… Но что если он откроет тюремщикам мою тайну? Нет, сажать в крепость его не стоит. Нужно немного подождать. Потерпим день-другой… Ведь если я велю прикончить его сейчас, эта идиотка Алиса обязательно поднимет шум… Пока же они оба слушаются меня… Так что не будем спешить… «