Текст книги "Интерфейс (СИ)"

Автор книги: Мишель Подымски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

      – Неважно. Сказали мне. Так вот, чтоб ты сдох! Чтоб ты подавился своим кодом!

      На лице Семецкого проявилась гримаса злости. Пальцы сжались в кулак. Он был готов вот-вот наброситься на своего коллегу и даже не заметил, как к нему приближается закончивший демонстрацию человек в боевом костюме из соседнего отдела.

      Глаза считывателя внутри скафандра сразу же определили агрессию на лице Семецкого, а интуиция приказала костюму действовать.

      Рука бойца взмыла с такой скоростью, что за ней трудно было проследить.

      Вспышка, и программист Юрий Семецкий так и не смог понять, что произошло. Он умер моментально. Для него просто отключили свет.

      Безжизненное тело повалилось на белоснежный пол лаборатории, пару раз дернулось в конвульсиях и замерло навеки. На лице Юрия так и осталась гримаса злобы и ненависти.

      – Несчастный случай! У нас несчастный случай! – закричал кто-то.

      – Происшествие на территории лаборатории. Врачам срочно прибыть к лаборатории номер три, – заговорил голос оповещающей системы.

      Но все, что могло произойти, уже произошло.

      Луис хитро улыбнулся и сделал пометку в голографическом журнале исследований:

       «Стимулятор „Волшебство“ не представляет опасности и рекомендуется для легализации и распространения».

   Глава пятая

         О существовавшем когда-то давно городе под названием Нью-Йорк в двадцать пятом столетии напоминал только этот отель. Трехсотэтажное здание, выполненное в виде статуи, держащей факел в вытянутой руке. Мало кто знал, что такая статуя действительно существовала. Мало кто знал, что она значила. Архитектор, проектировавший отель, явно любил историю Патрии.

      Если смотреть с улицы, статуя-здание выглядела монолитной, но это была лишь иллюзия. Изнутри целые стены комнат представляли собой псевдостеклянные перегородки.

      Вечерело, и над Каллисто поднялась отливающая красным луна. Если смотреть издали, складывалось впечатление, что она запуталась в короне статуи, создавая вокруг её головы некое подобие ореола.

      Казимир Войтович вышел из своего номера и по коридору, оформленному в стиле Дикого Запада, направился к лифту. Как раз наступало время ужина. Он кинул беглый взгляд на двухмерного ковбоя, который бесконечно гонялся по стене за двухмерным быком, и послал мысленный сигнал компьютеру лифта.

      Техник Джо, подключенный к «Мозгу», лежал на кровати номера несколькими этажами ниже. Его глаза под веками подергивались, но сам Джо, можно сказать, был не здесь. Он управлял четырьмя псевдонасекомыми-пауками, пробиравшимися по шахте лифта.

      Шахта напоминала скорее внутренности какого-то организма, чем то, что подразумевалось под ней несколько столетий назад. Переплетения различных отростков, проводов, напоминающих кишки, покрытых слизью бугорков. Система, как любое живое существо, дышала воздухом и питалась специальной биомассой.

      Пауки Джо впились в квазиживые провода, буквально слившись с ними.

       «Контроль предоставлен», – получил техник мыслесигнал.

       «Лифт мой, можете начинать», – отправил он сообщение Саммерсу.

      Адам Грин согласился не сразу. Непросто ему было отказаться от своей внешности, пусть даже и на время. Но сыграть роль Войтовича на публике больше было некому. Про похищение Стражински знали единицы, а про операцию в отеле – почти никто.

      На изменение роста Грин не пошел, да и это было бы слишком долго. Понадеялся, что никто не обратит внимания на то, что Войтович сжался на три сантиметра.

      Он стоял, упершись лицом в стенку лифта, в надежде, что Казимир не заметит свою точную копию. К тому же вид на него перекрывал довольно крупный БАР с человеческим лицом, облаченный в епископское одеяние Нового Ватикана. По бокам стояли Саммерс в черном пиджаке с колораткой и Бергер в строгом костюме.

       Биопленка, исполняющая роль двери, расползлась, и на входе в лифт возник Войтович.

      – Добрый день, падре, – поприветствовал он робота-епископа, на что тот по велению Джо ответил кивком.

      Новый Ватикан и Объединение не очень-то дружили. Церковь считала, что обеспечивать переходы из мира в мир является грехом, в Объединении же не любили Новый Ватикан за излишнюю консервативность.

      Войтович медленно вошел в лифт, высокая женщина-охранник пыталась пройти следом.

      – Епископ не хотел бы ехать в лифте с работниками Объединения, – остановила её Бергер.

      – Все в порядке, – кивнул Войтович. – Можете подождать в номере. Они мне ничего не сделают.

      Новому Ватикану он доверял, а потому выдача детективов за епископа с охраной сыграла свою роль.

       Биопленка быстро заросла, на висящем в воздухе экранчике замелькали уменьшающиеся цифры этажей.

       «Давай, Джо», – отправил Саммерс сообщение технику.

      Мысленная команда поступила в биомозг пауков, и те начали свою работу.

      Лифт затрясло, Войтович чуть не упал, успев ухватиться за рукав Бергер.

      Еще одна встряска, теперь уже Августа ухватилась за пиджак Казимира, одновременно закрепив на его спине робота-червя. БАР-епископ покосился, едва не завалившись на пол, но Джо смог удержать его в вертикальном положении.

      – Что происходит? – вскрикнул Войтович. – Разве эти лифты могут ломаться?

      Еще одна встряска. Цифра, указывающая номер этажа, начала стремительно уменьшаться.

      – Что случилось? – бормотал Казимир. Его лицо моментально покрылось большущими бусинами холодного пота. Глаза округлились, выпучились, словно хотели выпрыгнуть из орбит. – Спасите меня! Кто-нибудь! Боже! – его пальцы впились в твердую стенку лифта, словно пытались её разорвать. – Помог...

      Договорить он не успел. Червь, контролируемый Джо, проник в биопорт и вызвал перегрузку интерфейса. Казимир наклонился, едва не упав, но Саммерс успел его подхватить.

      – К номеру, Джо, – скомандовал Юрген вслух и мысленно одновременно.

      Лифт остановился. Саммерс и Бергер при помощи БАРа оттащили Войтовича в номер. Внутри кабинки остался только Грин, который сразу же, как только Казимира вынесли из лифта, продолжил спуск к ресторану.

      Внизу находился еще один охранник Объединения в штатском. А может, и не один. По крайней мере, так предполагали детективы. Нужно было перестраховаться. Поэтому Грин в обличии Войтовича отправлялся в ресторан, где должен был заказать излюбленные блюда подозреваемого.

      Чего боялся Адам – так это что агент Объединения внизу окажется считывателем. Если он сможет понять, что Войтович – самозванец, операция будет провалена.

      Поэтому Грин, стараясь не смотреть никому в лицо и немного ссутулившись, чтобы скрыть разницу в росте, направился за зарезервированный Войтовичем столик.

***

      В альмунийском клубе «Восток» все было по старинке. Лучи прожекторов, просвечивающие сквозь толпу, официанты-БАРы, сделанные под красоток в обтягивающих псевдокожаных костюмах. Никаких нынче модных танцоров-модификантов на потолке, никаких искусственных напитков, никаких голограмм, – все как несколько сотен лет назад – верхний ярус уставлен столиками из псевдодерева, нижний – танцплощадка и небольшая сцена.

      Но главное – музыка.

      Большинство музыкантов двадцать пятого века не догадывались, что значит словосочетание «музыкальный инструмент». Им его заменял так называемый творческий коммуникатор – живой, можно даже сказать, разумный организм.

      Музыканты, да и не только они, а и художники, писатели, композиторы, люди любых творческих профессий, пользовались именно им. Подключившись к коммуникатору, они посылали свои мысли, а тот приводил все это в вид полноценного произведения искусства. Так работали музыкальные группы. Так писались книги, особенно в соавторстве, когда мысли творцов смешивались воедино и выплескивались в совместном мыслепотоке, создавая новое творенье.

      Но не здесь. «Восток» получил славу клуба истинного творчества. Днем в нем собирались работавшие по старинке художники и писатели, а вечером давали концерты музыканты. С настоящими инструментами, с настоящим вокалом, с настоящей энергетикой. Причем музыка шла на динамики, а не как принято сейчас – в мозговые интерфейсы слушателей.

      Было в этом что-то дикое, первобытное, можно даже сказать, грязное. Но ценители подлинного искусства не перевелись, и клуб всегда был переполнен.

       «Альфа Центавра» – такое название носила рок-группа, выступавшая сегодня. Длинноволосый солист, коротко стриженая девушка с гитарой и модификант с поросшим шерстью телом и четырьмя руками за барабанной установкой. Плюс отдельно нанятые басист и клавишник.

       Мало какая из групп, играющих так называемую «настоящую музыку», могла собрать полный состав, поэтому клуб держал наемных исполнителей, которые благодаря спецпрограммам могли заменить любого недостающего члена коллектива.

      Бешеная толпа внизу ни на миг не успокаивалась: она бушевала, словно море в непогоду – прыгала, подпевала, кричала, пыталась дотянуться к музыкантам.

      Солист орал в микрофон, почти срывая горло, барабанщик всеми четырьмя конечностями отстукивал ритм, пальцы гитаристки ни на секунду не унимались.

      Тексты песен затрагивали тематику того, от чего человечество отказалось: путешествий в Космос, достижения далеких звезд, встреч с внеземными цивилизациями. Здешняя публика просто обожала подобные темы, а после концерта обычно размышляла за кружкой пива о том, правильный ли путь выбрала человеческая раса.

      Очередная песня закончилась, и группа под шум вскриков и аплодисментов покинула сцену. Их место заняла стриптизерша. Тоже человек, а не БАР. Роботов здесь терпели исключительно в качестве официантов. И то только из-за понимания того, что ни один человек в здравом уме не согласится на подобную работу.

      Несмотря на оформление клуба под двадцать первый – двадцать второй века, гримерка была вполне современной. Пульсирующий очиститель воздуха на потолке, голографические стены, которые активировались стеснительными музыкантами при переодевании, кресла-шары, подстраивающиеся под форму тела, зеркальный пол, в котором каждый вместо своего отражения видел того, кто находился рядом. Даже ненавидимый здесь творческий коммуникатор пылился в углу.

      Солист Дэн Краусс вошел в гримерку первым, одновременно подкуривая сигарету и расслабляясь. Но когда он увидел маленького человечка, сидевшего в одном из кресел, довольное выражение моментально покинуло его лицо.

      – Кто вас сюда пустил? – прикрикнул он. – Выйдите отсюда!

      – Я по поручению Майруша, – медленно и четко сказал тот, и Краусс сразу понял кодовую фразу. Впустив двух своих коллег-музыкантов, он закрыл дверь, осмотрелся.

      – Нас не слушают? – поинтересовалась девушка гитаристка, которую звали Маргарита Козловская, но вместо длинного труднопроизносимого славянского имени она предпочитала сокращение Марго. Из-за любви к естественности она отказалась от модификации на уменьшение потовыделения, поэтому на её бледном лице виднелись огромные бусины пота.

      – Нет, я все проверил, – буркнул Дэн.

      Третий член группы Элайджа Флинн молчал, медленно втягивая в тело нижнюю пару рук. У него, в отличие от детектива Лишера, вторые руки прятались и активировались только во время выступления. Или во время боя.

      – Вы принесли посылку? – Краусс одарил подозрительным взглядом маленького человечка.

      Тот молча кивнул, встал, повернулся спиной, демонстрируя биопорт, из которого, словно коса древнего монгола, выглядывал провод-переходник.

      – Прошу к столу, – усмехнувшись, сказал неизвестный.

       Краусс подошел, обернулся спиной к человечку, нащупал среди своей пышной шевелюры биопорт и воткнул туда другой конец кабеля.

      Глаза обоих закатились, зрачки задвигались, передача пошла.

      Никто из четверых во время процедуры передачи не выдал ни звука. Только Флинн все время поглядывал на биопленку-дверь.

      Весь процесс занял минуты три, после чего визитер вынул провод, сложил его, спрятал во внутренний карман пиджака.

      – Завтра в семь по Алмунье передадите это Рою Кирку, – сказал он. – Координаты места встречи прикреплены к посылке. Они проверят товар и отправят распространителям. После этого делайте то, что оговаривалось.

      Дэн Краусс молча кивнул и проследил, как человечек быстрым шагом покинул гримерку.

      Что-то было в нем. Нечеловеческое. Ощущение, будто разговариваешь с неживым предметом. Но никто из тройки не понял что именно.

***

      Двухцветный квартал Лихтграда – одного из городов Алмуньи – полностью соответствовал своему названию: синие дома, синие дороги, синие деревья, синее небо над головой. В красное время суток все здесь перекрашивалось в алый и кроваво-красный, но сейчас, в свете синего гиганта, здесь царили холодные оттенки.

      На самом деле все вокруг было окрашено в белый, но материал покрытий улавливал и удерживал доминирующую цветовую гамму. Такая себе система-хамелеон в эстетических целях.

      Цилиндрический стоэтажный небоскреб ничем не выделялся среди остальных подобных ему. Здесь не центр Каллисто, где каждое здание имело свою изюминку. Строения возводились по шаблону, а потому почти все были одинаковы.

      Квартира на двадцать седьмом этаже официально принадлежала некоему Клайву Баттерсу. Но на самом деле эту обитель давным-давно приобрел Рауль Молина. На всякий случай. Например, если он оказался бы в розыске, здесь можно было прятаться довольно длительное время.

      Всю дорогу Рауля мучила мысль, установлен ли в квартире аппарат для готовки еды. Ему редко приходилось здесь бывать, и он не мог вспомнить эту подробность.

      Пройдя внутрь обители, он мысленно обрадовался. Аппарат был на месте. Кроме него здесь находилась кое-какая мебель не самых новейших образцов, головизионный прибор, старенький биокомпьютер позапрошлого поколения и главное – незарегистрированный «саркофаг» для смены внешности и кое-какой арсенал.

      Молина не боялся держать здесь подобные вещи. Даже если бы местные правоохранители нашли квартиру – стали бы искать несуществующего Баттерса. А не найдя его, связали бы это логово скорее с мафией, чем с поваром из Каллисто.

      Системы самоуборки квартиры долгое время были отключены, а потому все вокруг покрывал плотный слой пыли.

      Увидев, что кулинарный аппарат на месте, Рауль отдал команду на уборку. Из небольших отверстий в стенах повыползали миниатюрные роботы-жучки и принялись резво всасывать пылевой покров.

      Рауль повесил куртку, уселся на диван. Теперь ему предстояло дождаться, пока с ним свяжется некая личность, именуемая в инфограмме латинской буквой "К". Кто это – Молина не имел представления, но по велению заказчика должен был получить от него инструкции.

      Ждать в квартире не самый плохой вариант. Когда-то Раулю пришлось неделю провести на крыше патрийской высотки, выслеживая жертву. Но его грызло другое. Кто-то узнал о его мирной жизни. Что, если этот кто-то знает и об этой квартире? Тот, кто желает ликвидации Борисова, конечно же, его не убьет, но вполне может напичкать следящими устройствами, а убить по окончании дела. Двухсантиметровый следящий червь может легко проникнуть в любое отверстие человека. И тогда его найдут независимо от того, куда он сбежит и какой облик примет.

      Если он останется здесь – следует быть осторожнее.

      Рауль подошел к компьютеру, активировал его, включил детектор движений. Настроил его на максимальную восприимчивость. Теперь он оповестит Молину о любых движениях в квартире, кроме его собственных. Миниатюрного червя, правда, может и не заметить, но если сюда явится что-то покрупнее – Рауль об этом узнает.

      Он открыл дверь, вышел на балкон, постоял минуты две, всматриваясь в синеву города, прерываемую цветными иллюминациями. Машины на сгустителях воздуха двигались значительно медленнее, чем магнитные в Каллисто. К тому же законы Алмуньи ограничивали максимальную скорость. Здесь Раулю казалось, что время замедлилось, устало, почти остановилось. Будто минута, проведенная в Алмунье, равняется трем, а то и пяти в Каллисто.

      Многие люди, прибывавшие с Каллисто, чувствовали подобное. И наоборот, при переходе на Землю-4 время будто ускорялись.

      Но на самом деле разницы в течении времени не было. Просто темп жизни, скорость машин на магнитной подушке, темное время суток, более приятные климатические условия создавали подобную иллюзию.

      Рауль посмотрел вниз. Да уж, с двадцать седьмого этажа в случае опасности не спрыгнешь. И балконы чересчур далеко друг от друга. Он вернулся в комнату, достал пистолет, активировал настройку слияния. Оружие перестроилось, обхватив запястье владельца и слившись с нервной системой. Теперь он сможет управлять им с интерфейса.

      Это быстрее, чем жать на спуск. Правда, опаснее в плане случайной активации. Ну, ничего, не в первый раз.

      Рауль усмехнулся, и, стараясь отбросить параноидальные мысли, принялся за готовку ужина.

***

      Адам Грин сидел в ресторане отеля «Нью-Йорк» и, пытаясь сохранить спокойный вид, поедал овощной салат. Блюдо не пришлось ему по вкусу – Грин терпеть не мог овощи. Но Войтович каждый вечер, приходя сюда, заказывал именно его, а резкая смена кулинарных пристрастий могла вызвать подозрение.

      Он уже прекратил рассматривать окружающих в поисках агентов Объединения. Ими могла бы быть парочка за соседним столиком. Или тот парень, одетый явно неподобающе для этого места – в футболку и брюки. Или компания из трех мужчин, распивающих пиво. А может, агента вообще нет? Возможно, они следят за этим залом через хорошо спрятанную камеру?

      Иногда он активировал свой усиленный слух и вслушивался в разговоры посетителей ресторана, но поняв, что это тщетно, прекратил. Если агент здесь и он поймет, что человек за столиком – не Войтович, будет общаться со своими по мыслесвязи. А обычным посетителям нет разницы, кто ест за столом по соседству.

      В конце концов, Грин был детективом, а не считывателем. Умей он читать эмоции, может, и усмотрел бы в ком из присутствующих агента. Да и не важно, есть здесь представитель Объединения или нет. Его участь – сыграть роль Войтовича на публике. Что он и пытался сделать максимально реалистично.

      Тем временем несколькими этажами выше настоящий Казимир Войтович понемногу приходил в себя. Первое, что он увидел, – зеркальный потолок над собой. В нем отражалось все, кроме самого Войтовича. Хоть такой дизайн и был обычен для двадцать пятого века, но Казимира это явно перепугало. Он попытался пошевелиться, что-то сказать, но не мог. Он не чувствовал своего тела. Словно его и не было. Казимир мог шевелить глазами, двигать губами, но тело будто отняли. В его голове гудело, а в ушах раздавался нарастающий звон, будто в одночасье били тысячи колоколов.

      Вскоре он понял, что лежит на кровати в одном из номеров отеля. Рядом находилось окно, через псевдостекло которого на него дул легкий ветерок. Перед глазами то и дело все плыло, изменялось, покрывалось пятнами и разноцветными мушками.

      – Где я? – протянул Войтович.

      – Все еще в отеле, – он услышал рядом с собой немного грустный мужской голос.

      Казимир повел глазами и увидел священника. Того самого, который спускался с ним и епископом в лифте. И сразу все вспомнил – тряску, падение, потерю сознания.

      – Лифт сорвался, вы помните это? – спросил священник.

       Юргена Саммерса Казимир Войтович, конечно же, никогда ранее не видел. Поэтому у него не возникало подозрений, что перед ним не священник Нового Ватикана, а детектив «Ассаж».

      – Что случилось? – прошипел Войтович.

      – Вы были ранены. Врач только что был здесь и сказал, что, к сожалению, вы умираете, – Саммерс склонился над Казимиром настолько, что тот чувствовал его дыхание. – Ваш мозг поврежден. Те доли мозга, что отказали у вас, к сожалению, восстановить нельзя. При транспортировке в больницу вы бы умерли сразу. Поэтому вас было решено оставить здесь. Вы были верующим человеком. Постоянно приходили в церкви Нового Ватикана. Поэтому я решил, что перед смертью, скорее всего, вам захочется поговорить со священнослужителем.

      В голове Войтовича за секунду пронеслась вся его жизнь. Он вспоминал свою жену, детство, юношество, недоигранную партию в шахматы с другом, недочитанную книгу. Но выразить он не мог ничего. Лицо было почти полностью парализовано.

      Джо хотел уменьшить действие парализующей программы, но Саммерс сказал, что не стоит. Чем тяжелее он будет себя ощущать, тем больше вероятности, что он выложит важную информацию.

      – Вы хотите что-то мне рассказать? – спросил Юрген.

      – Я... Я... – Войтович запинался. – Я изменял жене.

      Саммерс мягко кивнул.

      – Я не хочу умирать, – прошептал Казимир.

      – К сожалению, я не смогу остановить процесс разложения вашего мозга, – Саммерс положил руку на лоб Войтовича. – Но отец наш готов принять вас. А вы должны туда отправиться с чистой душой и сердцем.

      – Падре, я виновен в смерти многих людей! – пытался кричать Казимир, но у него получалось лишь шептать. – Я пытался замолить грехи, но, наверное, у меня ничего не вышло. Это наказание за учиненное мной зло. Я работал на Борисова.

      – Продолжайте, – кивнул Саммерс.

      – В ближайшие пару дней могут погибнуть еще люди. Они собираются... Собираются...

      – Что? – Юрген склонился над Казимиром, но тот словно потерял сознание. Не от программы, парализующей его, но от страха.

      – Они... Макс... – шептал Войтович, а его лицо покрывалось липким холодным потом.

      – Если вы скажете, что должно произойти, это можно будет предотвратить, – сказал Юрген.

      – Антихакеры. Макс собирается взломать офис антихакеров. Ему нужны личные дела...

      – Говорите дальше, – кивнул Саммерс.

      – Больше ничего не знаю. Я повинен в теракте возле больницы. Я знаю, что Макс сегодня-завтра будет ломать офис антихакеров, – забубнил Войтович.

       Биопленка прохода в соседнюю комнату открылась и на пороге показалась Бергер. Она тяжело дышала, кошачьи глаза поблескивали, выражая злобу.

      – Отойди, – приказным тоном сказала она Саммерсу.

      – Что ты здесь делаешь? – вскрикнул Юрген. Только теперь он заметил в руке Августы небольшой пистолет.

      – Сейчас ты мне все расскажешь, тварь! – крикнула она, нацеливая ствол на Войтовича. – Где Кристофер Стражински? Где вы его спрятали?

      Августу переполняла злость, готовая выплеснуться в любой момент. Ей было наплевать на Саммерса, на Войтовича, на всех. Лишь бы узнать правду.

      Глаза Казимира забегали, губы задрожали. Он пытался что-то сказать, но не мог.

      – Где Стражински? – повторила Августа.

      – Отойди, – пытался остановить её Саммерс, но наткнулся на нацеленный в грудь ствол.

      – Не мешай мне, Юрген. С этой тварью по-доброму не выйдет, – процедила она.

      – Он сказал, что знал, – посмотрев в кошачьи глаза Августы, спокойно произнес Юрген. – Поверь, я провел много допросов и знаю, когда им больше нечего сказать, не хуже считывателей.

      – Пусть скажет, где они прячут Стражински! – Августа изо всех сил ударила Войтовича кулаком в лицо. – Говори!

      Но Джо, получив мыслесигнал от Юргена, успел отключить Войтовича. Теперь тот лежал без сознания, широко открыв рот и закатив глаза.

      – Джо! – злобно вскрикнула Августа.

      – Опусти оружие, – спокойно сказал Юрген. – Он сказал все, что знал. Войтович может даже и не знать о похищении Стражински.

      – Ты что, не видишь, что он пудрит нам мозги? – крикнула Августа, все еще держа Войтовича на мушке.

      – Опусти оружие. Его самого могли дезинформировать, поверь моему опыту, – говорил Саммерс спокойным тоном учителя, всматриваясь в глаза Бергер.

      Августа вздохнула и убрала пистолет. Саммерсу, несмотря ни на что, она доверяла. Тем более, угрожать сейчас было некому.

      – Но невозможно взломать антихакеров! – Бергер смотрела на напарника и бывшего учителя так, будто была готова наброситься на него.

      – Возможно, его дезинформировали. Он считал, что говорит правду. А может, и нет.

      – Как нет? В офисе антихакеров постоянно дежурят четыре человека. Один из них обязательно высокоуровневый, – Августа почти переходила на крик. – Последнее место, куда может сунуться проникатель, – это антихакерский офис. Проще взломать «Опору небес» или спираль Объединения, чем антихакеров.

      – Если это Макс, – в комнату вошел Джо, – все возможно.

      – Этот ваш Макс хоть существует? – посмотрела она в девичье лицо техника.

      – Да. Я уверен. Мне уже приходилось иметь с ним дело.

      – Нам нужно уходить, – поднялся Саммерс. – Он вспомнит, что его допросили, но доказать, что это мы, не смогут.

***

      Геннадий Владимирович Борисов уже давно не выглядел как маленькая девочка в розовом платьице. В конце концов, ему надоели насмешки за спиной и постоянная потребность притворяться ребенком. Теперь он был довольно симпатичным юношей лет семнадцати-восемнадцати на вид. Худощавое телосложение, аккуратные черты лица, черная челка, спадающая на голубые глаза. И как раз они-то и выдавали в этом парне Борисова. Холодный, постоянно напряженный взгляд этих глаз явно не соответствовал внешности владельца «Маджестик».

      Но паранойи у него не убавилось. Бункер посреди Алмунийской пустыни надежно укрывал его от чего угодно. Даже от потенциального ядерного удара. Хоть разработки оружия массового уничтожения были давно запрещены и документ подписали главы всех более-менее значимых корпораций, но чем черт не шутит?

      Только от происходящего сейчас Борисова не смог защитить даже бункер.

      Он сидел в мягком кресле своего кабинета, обставленном по вкусу главы «Маджестик» – в стиле ретро, и смотрел в голубоватый голографический монитор.

      Можно было и не смотреть. С экрана взирала только темная расплывчатая фигура. По ней невозможно было определить даже пол собеседника.

      – Вы не передумали, мистер Борисов? – спросил голос из динамика, явно измененный – с металлическим оттенком и полностью лишенный эмоций.

      – Нет, – вздохнул Геннадий Владимирович. – Я не буду этого делать.

      – Не забывайте, мы можем в любой момент убить вашего единственного сына. Программа, способная отключить его мозг, уже находится в нем. Мне нужно только послать команду и...

      – Я же сказал вам, что того, что вы с меня требуете, не будет. Делайте что хотите.

      – Всего лишь закрыть проект «Пигмалион», разработки которого ведутся в ваших лабораториях. Знайте, не согласитесь вы – мы найдем другой способ. К тому же умрет ваш сын, умрете вы. Будьте разумным человеком, – говорила тень. – Вы же не хотите умирать?

      – Я уверен, черт вас возьми! Не связывайтесь больше со мной! – крикнул Борисов и обрубил связь.

      Борисов был уверен, что сейчас он говорил с кем-то из подручных Райза. С Кроуссеном, к примеру, или кем-то ему подобным. Он знал, что как только его план сработает и сеть «Ассаж» будет уничтожена, именно проект «Пигмалион» поможет ему обрести желаемую власть. Он сможет дать человечеству подарок, который не смог бы дать ни Райз, ни кто-либо другой. Это, как считал Борисов, сделает именно его самым уважаемым и влиятельным человеком во всех мирах.

       Райз уже забрал у Борисова отца. Так, по крайней мере, считал Геннадий Владимирович. Теперь готов забрать и сына. Что ж, пусть забирает. В отместку он разрушит «Ассаж». Его план работал. Макс начал действовать. Скоро Райз и его корпорация будут на коленях. Он ответит за смерть и его отца, и сына.

      Осталось только дождаться.

      Встревоженный Борисов откинулся в кресле. По его телу пробежала дрожь, но он не обращал на это внимания.

      Он хорошо помнил книги и фильмы, где злодей, угрожая кому-то из близких героя, заставлял того сложить оружие. Там герой все равно побеждал, но здесь не кино. Если он допустит промашку – он проиграет. Сейчас он чувствовал себя героем. Не рыцарем на белом коне, как в кино и литературе, но героем. А Стивен Райз и его корпорация в его картине мира воплощали злодея. Воплощение зла, которое то и дело пыталось уничтожить того, кто может ему противостоять. То есть Геннадия Борисова. Нет, он не может проявлять слабость. Идти на поводу у зла. Он должен довести свою борьбу до победы.

***

      Джо Варелла всегда казался человеком замкнутым, необщительным и флегматичным. Может, даже слишком. Иногда складывалось впечатление, что техник-андрогин живет в каком-то своем мире, отдаленном от реального. Что все происходящее вне его внутренней вселенной его не интересует. Если к нему обращались, он отвечал как-то вяло, как будто находился под действием наркотика. Варелла никогда не проявлял какой-либо инициативы, молча делал то, что ему говорили. Может, ему было плевать, что делать и чем заниматься. По крайней мере, такое впечатление складывалось со стороны.

      Однако сейчас было видно, что Джо нервничает. Причем нервничает изрядно. Его пальцы тряслись, глаза были полузакрыты, лицо сморщено. Он выглядел растерянно, словно ребенок, оказавшийся в одиночку перед лицом опасности. Казалось, Джо вот-вот заплачет.

      Но он хотел рассказать то, что знал, хоть это и приносило ему боль.

      – У меня был старший брат. Его звали Роджер. И он мечтал стать проникателем. Изучал соответствующие программы, общался с нужными людьми. Он даже меня присадил на это увлечение. Рассказывал, как это круто. Экзистенция, противостояние антихакерам. Он считал, что может пойти против всего мира. А иконой для него был человек по имени Макс.

      Машина детективной службы неслась по магнитной дороге. В это время трасса была почти пустой, только розоватый снег, начавший падать к ночи, отблескивал в свете иллюминаций.

      – Он молился на этого Макса. Считал его мессией. Проводником. Тем, кто однажды изменит мир. И он готов был пойти за ним хоть на смерть, – продолжал Джо. – И вот однажды Роджер пришел домой весь радостный, цветущий, будто человек, который понял, что влюбился. Или запустил наркопрограмму, симулирующую это состояние. Я даже сперва подумал, что он под действием наркопрограммы. Но подобным он никогда не увлекался. Наркотики – это было совсем на него не похоже. И тогда он сказал, что познакомился с Максом. И что Макс предлагает ему совместное дело. Будто он углядел в Роджере потенциал, способность стать великим проникателем, не хуже самого Макса.