Текст книги "Заскар. Забытое княжество на окраине Гималаев"

Автор книги: Мишель Пессель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

– Я берегу себя для Гандака, – заверил меня Майкл. Неожиданно он побледнел и сел на камень.

– Кажется, у меня солнечный удар, – пробормотал он.

Я немедленно дал ему воды из фляги и уложил в тень моего аэроглиссера. Мне очень хотелось устроиться рядом, но островок был в тридцати километрах от лагеря, и к починке надо было приступать без промедления. Оба мотора аварийного судна наглотались воды, их нельзя было оставлять в таком состоянии.

Наши поклонники (если бы таковые сыскались) вполне могли бы воздвигнуть на этом островке посреди Индравати памятник отваге и упорству, а на нём начертать фразу, сказанную мне однажды Майклом: «Нет ничего более нудного, чем одолевать Гималаи на аэроглиссерах». Несмотря на все усилия, нагнетатель СВП Майкла не желал заводиться: вода испортила в каком-то месте электропроводку. Ноги уже не держали нас, и, смертельно усталые, мы рухнули рядом с упрямой машиной.

Спасение пришло в облике одноглазого человека в лохмотьях, перешедшего реку вброд. Он принёс глиняный горшок и медный котелок. В горшке была желтоватого цвета пенистая жидкость. Плеснув её в котелок, спаситель добавил воды из реки и стал взбивать смесь палочкой. Несколько секунд спустя мы наслаждались кукурузным пивом. После третьего котелка мы вдруг ощутили, что жизнь прекрасна, особенно на острове. Прошло какое-то время, прежде чем я сообразил, что музыка звучит не у меня в голове, а на берегу. Спаситель сказал, что сегодня праздник – день рождения Будды. Мы тут же решили отложить попытки оживить мотор и сели ужинать, любуясь закатом.

В девять часов Майкл уже похрапывал, а ко мне сон не шёл. Луна феерической белизны висела над холмами, река отсвечивала серебристой чешуёй. Стояла тишина, нарушаемая лишь шорохом воды о гальку и обрывками песен, доносившихся из селения…

Когда мы проснулись, нас уже окружала группка любопытных. Мы попытались с новыми силами приступить к починке мотора, но нагнетатель оказался крепким орешком. Было решено, что дальше я отправлюсь один.

Запустив машину, я быстро домчал до подножия Хеламбу. Однако на пути вставал непреодолимый барьер хребта Махабхарат, штурмовать который было бесполезно. Я развернулся и полетел к островку, где оставил Майкла. Разогнавшись, вдруг увидел, что лечу прямо на камень, выступавший на полтора метра над водой. Увернуться уже не было никаких шансов. Вобрав голову в плечи, я ждал удара. Аэроглиссер на полной скорости ринулся к камню и, к моему великому удивлению, взвился в воздух и пролетел над ним, словно выпущенный из пушки снаряд! Я звонко шлёпнулся в воду, и тут же раздался приглушённый взрыв: сломалась лопасть тягового вентилятора…

Не знаю, что на меня нашло, но я в каком-то наваждении сунул указательный палец сквозь решётку ограждения, рассчитывая «поправить» обломок. Вращающийся винт тотчас отхватил мне кончик пальца. Ощущение было такое, словно меня дёрнуло током. Палец начал обильно кровоточить. От боли у меня выступили слёзы, и сквозь их завесу я явственно увидел, что меня сносит на пенистый перекат. Сунув палец в рот, чтобы облегчить боль, я пытался второй рукой как-то управлять машиной. Нет, словно опавший лист я был отдан на волю течению.

Весло, как обычно в критические моменты, куда-то подевалось. Я оторвал кусок фанеры и стал отгребать от берега, нёсшегося на меня. Из пальца хлестала кровь. Я чувствовал, что пропадаю. Пытаться пристать к берегу было бесполезно – сплошная крутизна. Только бы не потерять сознание и не опрокинуться. Надо во что бы то ни стало добраться до Майкла, это единственное спасение. Перекат кончился, дальше начинался спокойный отрезок. Я воспользовался затишьем, чтобы осмотреть палец: кончик вместе с ногтем был отрублен.

Спуск был каким-то кошмаром. Прошла вечность, прежде чем я увидел наконец Майкла. Он ухватил мою машину и подтянул её к островку. Я ступил на землю в полуобморочном состоянии и тут же лёг. Сквозь замутнённое сознание пробивалась одна мысль: надо вернуться. Но как? Аэроглиссер Майкла вышел из строя, а я не мог пошевелить рукой. В довершение всего выяснилось, что тросы управления оборвались, а запасных у нас с собой не было. Поистине боги реки ополчились на нас! Оставалась одна-единственная возможность: спускаться по течению до Дхаулагхата, где нас ожидал грузовик. Мне сразу вспомнился день, когда мы с Бобом чуть не утонули в Аруне… Но выбора не было. Не могло быть и речи о том, чтобы бросить аэроглиссеры посреди реки.

Возможно, для престижа нашей экспедиции не стоит рассказывать о том, как мы возвращались. Течение быстро несло разгромленную армаду. Вскоре в корпусе открылась дыра, и время от времени приходилось откачивать воду. Нещадно палило солнце. Обратный путь занял у нас четыре с половиной часа. Несмотря на адскую боль, мне приходилось грести двумя руками, чтобы избежать катастрофы. Когда по воле течения наши машины сближались, мы не могли удержаться от смеха. Что ещё оставалось?

На полпути Майкл угодил в такой сильный водоворот, что его мотало добрых двадцать минут, пока он не выбрался. Для этого ему пришлось соскочить в воду и, взявшись за якорный трос, изо всех сил дёргать аэроглиссер, попавший в плен слепой стихии.

В плачевном состоянии мы добрались – всё-таки добрались! – до стартовой точки, откуда машины повезли нас в Катманду.

Плавание по Индравати, столь богатое событиями, не улучшило ни физического, ни морального состояния. Да, мы получили удовольствие от путешествия по Центральному Непалу, но были всё ещё далеки от цели – Главного Гималайского хребта. К тому же наши машины вышли из строя. Добавьте к этому три месяца тяжёлого физического напряжения, мой палец и резкие смены климата. Катманду был окутан влажной жарой, это был характерный признак близкого муссона – проливные дожди должны были обрушиться со дня на день.

С грустью в душе приходилось мириться с мыслью о неудаче экспедиции. Даже если мы получим разрешение, у нас не останется времени на то, чтобы переправить машины в западную часть страны. Нам удалось добраться лишь до высоты тысяча пятьсот метров… хотя в прессе мы утверждали, что вознесёмся на три тысячи.

Генерал Сурендра вежливо выслушал по телефону мои жалобы и неожиданно задал вопрос:

– Вы не могли бы устроить ещё один показ на дороге или на рисовом поле?

Больше он ничего не добавил, но по тону я уловил, что это предложение сделано неспроста. Наутро мы с генералом поехали выбирать подходящее место. Остановились на рисовом поле в окрестностях столицы. На обратном пути я завёл разговор о том, нельзя ли будет – в случае получения разрешения – нанять вертолёт для доставки аэроглиссеров и их водителей к подножию Главного Гималайского хребта. Генерал обещал подумать.

Первого июня грузовичок привёз нас к рисовому полю. Вскоре приехал генерал и ещё две машины, откуда никто не вышел. Генерал махнул рукой: начинайте!

Я помчался на аэроглиссере по руслу почти высохшей реки, лихо вскочил на рисовое поле и пронёсся по нему из конца в конец. Винт моего нагнетателя не сбил ни единого стебля, машина легко перескакивала через жёсткий кустарник, отмечавщий границы владений.

– Прекрасно! – поздравил меня генерал и неожиданно добавил: – Сегодня вечером вы получите разрешение на плавание по Гандаку. Думаю, что и с вертолётом всё будет в порядке.

Я едва удержался от того, чтобы не завопить от восторга. Всё было слишком неожиданно… и легко. Лишь недели через две мы смогли приоткрыть завесу над этим волшебным поворотом событий.

Дело в том, что наш предыдущий показ в присутствии премьер-министра вызвал большие толки в столице. Настолько, что король, информированный одним наблюдателем, выразил желание посмотреть нас в действии. Ему не хотелось превращать это в официальное событие, поэтому он наблюдал за моими манёврами из бунгало своей летней резиденции, расположенной рядом с рисовым полем. Результат превзошёл все наши надежды: путь на север был открыт!

…Пилотом вертолёта оказался француз, инструктор-наставник непальской авиакомпании. Все полтора часа лета он занимал нас рассказами о своих приключениях в горах. Но мы слушали его вполуха. Во-первых, речь словоохотливого соотечественника заглушал шум моторов. А во-вторых, я с жадностью всматривался в расстилавшийся подо мной ландшафт. Как он был не похож на ту картину, которую видишь снизу! Снежные вершины проплывали совсем рядом, перевалы казались гладкой дорогой… На земле они измерялись в сутках пути. Этот полёт лишний раз показывал, насколько жизненно важна для Непала проблема транспорта.

– Где будем высаживаться? – окликнул меня пилот.

Мы приближались к гигантским массивам Аннапурны и Дхаулагири. Между ними причудливо извивалась белая лента реки.

– Здесь, – сказал я, указывая на мысок, притулившийся между крутым склоном и рекой.

Земля понеслась нам навстречу. Тридцать метров, пятнадцать, десять… Колёса коснулись травы. Пилот выключил моторы. Лопасти какое-то время ещё продолжали вращаться. Всё. Приехали.

После вертолётной тряски и духоты мы погрузились в прохладу и тишину высокогорья. Щебетали утренние птицы. Половина глубокого ущелья утопала в тени. Вокруг поднимались сосны, а прямо у ног неслась река (намного быстрее, чем я ожидал). Мы очутились на двухкилометровой высоте в совершенно ином мире. Эхо подхватывало наши голоса и уносилось к снежным вершинам. Смолистый запах сосновых игл смешивался с тяжёлым запахом земли. Людей не было видно, хотя на противоположном берегу, метрах в восьмистах от нас, у подножия почти вертикальной стены утёса лепились несколько домиков. Внезапно мы услышали крики. К нам галопом мчался всадник. Ожившая картина напомнила мне хорошо знакомую «крышу мира».

Всадник спешился возле висячего моста и повёл коня на нашу сторону. Ещё несколько человек торопливым шагом направлялись к нам. На всех были ватные халаты или толстые одежды из ячьей шерсти. Мы стали быстро выгружать снаряжение.

Лётчик пожал нам на прощание руку и запустил мотор. Ещё минута – и винтокрылая машина скрылась из виду. Мы стали здороваться с местными жителями. Я объяснил, что мы поплывём по реке. Они сочувственно заулыбались: намерения гостей явно свидетельствовали о их слабоумии. Чтобы подкрепить слова делом, я тронул воду рукой и тут же отдёрнул её – вода, только что вышедшая из-под ледников, обжигала кожу. Невозможно было представить, что в этой самой воде, только несколько южнее, живут крокодилы. Хорошо, что мы запаслись тёплой одеждой и водолазными комбинезонами: упасть здесь в воду в обычном облачении равносильно смерти…

Мы высадились на мысу, круто обрывавшемся в реку. Спускать машины будет нелёгким делом, подумал я; одно неловкое движение, и они умчатся без нас вниз. К счастью, неподалёку виднелся довольно пологий спуск, и течение возле берега было не таким стремительным.

Мы с Майклом стали собирать аэроглиссеры. Надули корпус, положили доски, укрепили моторы. За прошедший срок мы научились работать автоматически, руки сами делали нужные движения. На сей раз проделывали всё с особой тщательностью. Успех всего предприятия зависел теперь от каждой гайки. Работая гаечным ключом, я время от времени косился на реку. Вся видимая поверхность представляла собой огромный перекат, не было ровного места – повсюду одни бурлящие гребни. Издали казалось, что километрах в полутора выше по течению река таинственным образом исчезала. То был вход в Большую Гималайскую щель, глубочайший на Земле каньон.

Взгляд, брошенный вниз по течению, тоже не приносил успокоения. В восьмистах метрах дальше река обрывалась с уступа высотой с двухэтажный дом. Если мотор заглохнет на старте, нас снесёт туда на верную гибель. Может быть, не стоило выбирать для отплытия столь опасное место? Разумеется, вслух я не стал этого произносить.

Майкл запустил мотор и сделал пробный круг по суше: следовало выяснить, как влияет высота на работу двигателей. Мы знали, что моторы потеряют значительную часть мощности, вопрос был в том, хватит ли оставшейся части на преодоление бесконечных перекатов. Пока не было никаких отклонений от нормы: моторы гудели ровно, карбюраторы были отрегулированы так, чтобы увеличить в них доступ воздуха.

Настал момент, когда надлежало тронуться в путь. Мы решили, что я войду в каньон первым, а Майкл с носильщиками двинется по берегу с запасом горючего, запчастей и остальным снаряжением. Тропа вилась по карнизу над рекой, и Майкл, как мы надеялись, сможет наблюдать за моим продвижением. Если всё пройдёт благополучно, мы должны встретиться в двадцати пяти километрах выше по течению, в Тукуче. В этом крупном селении живут тхакали, исстари занимающиеся перевозкой соли с Тибетского нагорья.

Река Кали-Гандак почитается священной, и именно здесь, в Большой Гималайской щели, находят на дне реки священные камни «салеграм» (окаменелые аммониты), почитаемые индуистами и буддистами. Недалеко от Тукучи стоит знаменитое святилище Муктинатх с «горящей водой» и «горящим камнем». Муктинатх на протяжении веков был местом поклонения верующих. «Горящая вода» и камни имеют простое объяснение: святилище построено в месте выхода горючих газов.

Перед тем как пускаться в путь, надо было пройти крещение. Я зашёл по колено в воду. На мне были водолазные сапоги и комбинезон из специального изолирующего состава, так что холода я не почувствовал. С помощью носильщиков Майкл спустил ко мне машину. Я взглянул на почти вертикальные стены, вздымавшиеся над водой; сзади слышался адский грохот водопада…

Что ж, мы сами стремились к этому. Я выскочил на стремнину и стал пробовать ход машины на разных режимах. Сразу выяснилось, что на малой скорости аэроглиссер клюёт носом и течение сносит его назад: маленькая посудина обладает плохой остойчивостью. Я придвинулся к берегу, махнул на прощание Майклу и устремился в каньон.

После первого поворота я потерял Майкла из виду. Оставалось надеяться, что я ему виден сверху. Прямо по курсу русло реки стискивали основания могучих восьмитысячников, чьи имена с придыханием произносят альпинисты всего мира. Мне предстояло букашкой проползти между ногами великана. Река неслась назад, перекатываясь через крупную гальку. Вскоре волны стали крупнее. Я решил взять ещё ближе к скалистому берегу и тут вдруг заметил, что река меня тащит вспять. Каждая минута казалась вечностью. Наконец, разогнавшись, я одолел перекат.

Река немного расширилась – слева в неё впадал приток. Он начинался в леднике где-то наверху и устремлялся вниз по огромным каменным уступам. Зеленоватые ледяные сосульки свисали, как новогодние украшения. За поворотом я не успел увернуться от камня, и машина отлетела назад. Пришлось спрыгнуть в воду и обойти препятствие, затем я выскочил на середину «фарватера» и на полном газу… наскочил ещё на один камень!

Лишь позже я понял, почему аэроглиссер не поднимался над водой. При расчётах инженеры не приняли во внимание важную деталь: на большой высоте давление между поверхностью воды и днищем внутри «юбки» падало. Таким образом, подушка получалась плоской, толщиной всего несколько сантиметров, соответственно возрастало трение «юбки» о воду, а днище значительно чаще чиркало о камни. Всё это не давало возможности развить нужную скорость, приходилось то и дело соскакивать в воду и обходить препятствия.

За очередным изгибом русло вновь стало расширяться – я приближался к концу пятнадцатикилометрового коридора. Скоро должны были показаться первые домишки Тукучи. Вода приобрела цвет слоновой кости. Местами река расширялась до восьмисот метров. Все эти подробности я отмечал краем глаза, поскольку дно было усеяно крупными камнями и приходилось резко маневрировать.

По моим прикидкам, я должен был находиться на воображаемой линии, соединяющей вершины Дхаулагири и Аннапурны. «Пока всё идёт хорошо!» – промелькнуло у меня, и в тот же миг днище аэроглиссера заскрежетало по нагромождению гравия. Минут десять ушло на то, чтобы слезть с мели. Я тащил машину за собой, как вол. «Пройти во что бы то ни стало!» – молотило в голове. Каждый метр приближал меня к цели.

Слева и справа от реки появились лепившиеся по склонам домики. Над крутым обрывом я заметил прямоугольный массив монастыря. Это был Наршанг, первый буддийский монастырь на соляном тракте. На обрыве ясно виднелись осадочные породы, которых я не встречал раньше. Здесь проходила геологическая граница, место столкновения двух тектонических плит – столкновения, в результате которого вверх вздыбились Гималаи.

Сменилась и растительность: сосны появлялись всё реже, трава росла жёсткими пучками, как в тундре. Несмотря на защитный комбинезон, я всё-таки умудрился вымокнуть и окоченеть, но радость близкого завершения нашего замысла согревала меня. У подножия монастыря выбрался на каменистую отмель и заглушил моторы. Все эти месяцы я часто видел себя в грёзах на аэроглиссере возле одного из здешних монастырей, чьи силуэты мне так знакомы. Задрав голову, смотрел на выбеленные извёсткой стены, плоскую крышу, с ярко-красным бордюром. По углам трепетали на ветру молитвенные флаги…

Пока я любовался монастырём, на берег высыпали люди. Аэроглиссер почему-то не вызвал особого удивления. Странно, ведь, за редким исключением, никто из них никогда не видел машины, даже велосипеда. Лишь потом сообразил: вертолёт. Пятнадцать лет назад, когда я был в Мустанге, туда прилетел вертолёт, и поэтому появление глиссера не вызвало никакого ажиотажа. Я стал расспрашивать жителей, знают ли они, что это такое. «Это штука, которой положено летать. И она летает», – пожав плечами, сказал мне один погонщик яков. Его логика поразила меня тогда своей ясностью и простотой. Скорее всего обитатели Тукучи приняли мой аэроглиссер за опустившийся на воду вертолёт. Они, конечно, не воспринимали меня как пришельца из космоса, всё было для них куда будничнее и прозаичнее.

Мне предстояло проплыть по реке ещё довольно значительное расстояние, и я боялся, как бы встречный ветер не запер меня здесь надолго. Включив моторы, помчался по каменистому руслу, рассекающему надвое Главный Гималайский хребет. Слева мелькнул ещё один монастырь; над ним в отвесной скале чернели десятки отверстий. То было первое пещерное селение в верхнем течении Гандака, вот уже много лет бередившее моё воображение. Возможно, на сей раз мне удастся обследовать его подробно.

Моторы надсадно ревели на подходе к Тукуче, я во все глаза всматривался в берег в поисках мало-мальски подходящей отмели. Наконец углядел зелёненький лужок, полого спускавшийся к воде. Здесь, очевидно, был водопой. Отойдя со своим глиссером подальше от берега, для разгона, я ринулся на лужок, проскочил несколько метров по траве и остановился. Всё. Можно было вылезать.

Стайка ребятишек во всю прыть уже мчалась навстречу, за ними следовало всё способное передвигаться население Тукучи, включая инвалидов, нищих и монахов. Меня окружила пёстрая толпа – караванщики и торговцы, крестьяне и пастухи, старуха с молитвенной мельницей и местный щёголь в клетчатой рубашке канадского лесоруба и с новеньким зонтиком в руке. Ветер дул уже в полную силу, оглушительно хлопали флаги. Холод пробирал до костей, я достал мешок с сухой одеждой и переоделся на публике.

Людей это не удивило. А, вот то, что я обратился к ним по-тибетски с вопросом, где я могу выпить арака (ячменной водки), вызвало бурю восторга. Все радостно загалдели, меня забросали вопросами: откуда я, почему говорю по-тибетски и что это за машина.

Я едва держался на ногах от усталости. Ведь только сегодня утром покинув Катманду, мне довелось в течение одного дня совершить самый длинный марафон в своей жизни. Пешком путь от столицы до Тукучи занял у меня в своё время две недели, что дало возможность постепенно привыкнуть к смене климата и разреженному воздуху. А тут всё произошло молниеносно.

Молодой человек – учитель местной школы, как я узнал позже, – пригласил меня к себе в дом. Толпа двинулась следом, ребятишки тащили рюкзаки и фотоаппаратуру. То было поистине триумфальное шествие.

Деревянные ворота вели на мощёный двор, куда выходили хлев и амбары. Прямо под открытым небом громоздились бурдюки из ячьей шкуры, полные соли. В других мешках, сотканных из ячьей шерсти, хранили пшеницу и ячмень. Пройдя хозяйственный двор, мы сквозь вторую арку вышли во второй, идеально подметённый двор перед двухэтажным строением. В первом этаже размещались кухня и кладовые, во втором – гостиная и спальни. Оба двора были надёжно укрыты от ветра, сияло солнце. На душе стало спокойно. Жена моего хозяина – красивая женщина с обаятельной улыбкой – поднесла мне стаканчик водки. Я выпил его единым духом.

– Должно быть, вы очень устали, – сочувственно сказала она.

Я опустился на тёплые ступени дома. Снаружи свистел ветер, в хлеву слышались вздохи животных. Умиротворение и покой заволакивали душу. Наконец-то меня отпустила тревога, бередившая душу весь год. Я чувствовал себя так, словно с плеч свалился тяжеленный груз. Теперь лишь несколько километров отделяли нас от конечной цели – деревни Марфа на северной стороне Главного Гималайского хребта. Будь это в другом месте, я мог бы сказать, что победа не за горами…

Пока я предавался кейфу, бедный Майкл брёл пешком по тернистому «соляному пути». Нелегко далось ему это решение. Я не мог найти подходящих слов, чтобы оценить самоотверженность, с которой он уступил мне право на последний бросок. Мы заранее условились, что завтра оба пройдём на глиссерах последний отрезок маршрута, чтобы уравнять наши достижения.

Три часа спустя я увидел Майкла. Знакомым небрежным шагом он спускался по каменным ступеням, вырубленным в скале над пропастью. Я закричал что-то весёлое, но ветер подхватил мой голос и унёс его вверх. Наконец Майкл заметил меня и поднял руку с растопыренными пальцами в форме буквы V – виктория, победа!

Я предполагал отдохнуть в гостеприимном доме сельского учителя, но Майкла снедало нетерпение: невзирая на утомительный путь, он желал безотлагательно приступить к знакомству с пещерами в скале над монастырём. Стоит ли говорить, как хотел этого и я!

Превращение некоторых пещер в монашеские кельи легло в основу гипотезы о том, что пещерные селения были устроены ламами. Мне эта теория представляется безосновательной по двум причинам. Во-первых, пещер – некоторые из них насчитывают по двести помещений – значительно больше, чем могло быть монахов в районе верхнего Гандака. Во-вторых, в биографиях первых лам, принёсших буддизм в эти края, есть точный перечень всех основанных ими монастырей, и ни в одном тексте нет упоминаний о пещерах. Наоборот, монахи, недавно поселившиеся в пещерных кельях, находили там следы пребывания давних обитателей.

Итак, ни в книгах, ни в легендах нет намёка на историю создания скальных жилищ. Когда мы спрашивали жителей, кто открыл пещеры, нам отвечали, что это орлиные гнёзда или обители таинственных духов.

Я не стану занимать внимание читателей описанием нашей рекогносцировки. Скажу лишь, что никаких открытий нам сделать не удалось. Единственное, что бросилось в глаза, – это сходство с пещерами майя в Центральной Америке.

Что заставило людей искать убежища на недоступной высоте? Кто были их враги? Пещерные обитатели не могли быть земледельцами: в окрестностях нет никаких следов террасных полей. Может быть, пещеры служили складами торговцам, занимавшимся перевозкой соли из Тибета в Индию? Трудно сказать. У нас для этого не было никаких доказательств. Ещё одна гипотеза утверждает, что открытые человеком пещеры были древними рудниками. Это представляется весьма маловероятным, поскольку пещеры разбросаны наугад, отрыты в совершенно различных геологических образованиях, а их уровни не соответствуют ни слоистости скальных пород, ни направлению осадочных слоёв. Кроме того, возле Муктинатха сохранились рудники, которые разрабатывались вплоть до XVII века, и они нисколько не напоминают пещерные жилища.

Можно предположить, что в этих пещерах жили часть года кочевники-скотоводы, большую часть времени обитавшие на пастбищах Тибетского плато; путешественники, побывавшие там, сообщали о наличии похожих жилищ. Как известно, древние обитатели Центральной Азии и Китая жили в пещерах.

Пещерные поселения верхнего Гандака остаются одной из загадок Гималаев. Они требуют комплексного изучения, причём наибольший интерес должны представлять верхние пещеры, недоступные без специального альпинистского снаряжения. Что касается нижних, то они были разграблены и очищены от содержимого ещё столетия назад. Я лелею надежду принять участие в подобной экспедиции, если удастся пробудить интерес к этому феномену среди научной общественности.

Ну а нам завтра предстояло завершить экспедицию выше по течению Кали-Гандака. Мы встали в пять утра. На дворе царила торжественная тишина, какой полагалось быть накануне великого события. Если всё сойдёт благополучно, ещё до полудня мы достигнем Марфы по ту сторону величайшего на Земле горного хребта, по ту сторону вечных снегов, застилавших всё это время горизонт, – тех самых снегов, на которые мы с вожделением смотрели из знойных джунглей несколько недель назад.

Клацая зубами от холода, мы спустились к машинам. Нашим славным аэроглиссерам тоже доставалось в этом походе. Два смехотворных моторчика общей мощностью двенадцать лошадиных сил позволили бросить вызов законам притяжения и покорили несудоходные реки. Я не мог смотреть на СВП просто как на средства передвижения или спортинвентарь: благодаря этим малюткам мы пережили приключение, которое не выпадало на долю ещё никому.

Когда я взялся за шнур стартёра, за спиной в деревенском монастыре глухо ударил гонг. Раздались крики погонщиков, готовивших к отходу соляной караван. Начинался день 9 июня, обычный день нелёгкой жизни в горах, все были заняты, никому не было дела до нашего торжества… Застрекотали моторы, аэроглиссер съехал с луга на бугристую поверхность реки. Альтиметр показывал высоту около трёх тысяч метров над уровнем моря.

Дав полный газ, я помчался через перекат. Машина шла легко. Очень скоро дно исчезло под плотной массой воды, берега сузились, течение всё убыстряло свой бег. Справа и слева торчали острые обломки скал. В целом плавание проходило гладко.

В восьми километрах от Тукучи река сузилась ещё больше, и соответственно возросла скорость течения. Машина всё чаще клевала носом, явственно чувствовалась потеря мощности. Высота была уже больше трёх тысяч, и я продвигался всё медленнее. Внезапно впереди открылся оазис посреди тундры: деревья и белые домики – Марфа, первое селение на северной стороне Главного Гималайского хребта.

Я уже собирался свернуть к берегу, как могучая волна отбросила меня назад. Моторы надсадно застучали. Я понял, что упорствовать – значит подвергать себя бессмысленному риску. Потерпеть крушение здесь было бы подлинной катастрофой: берега были так круты, что я не смог бы нигде зацепиться. Нет, надо было разворачиваться и спускаться навстречу Майклу.

Час спустя Майкл в свою очередь исчез за поворотом, идя на штурм последнего отрезка. Когда он вернулся, мы церемонно пожали друг другу руку. Наша миссия была выполнена. Мы оба достигли высоты трёх тысяч метров и одолели на аэроглиссере Главный Гималайский хребет.

Муссон мог начаться в любой час, поэтому мы заторопились в обратный путь. Решено было разобрать аэроглиссер 002 и оставить корпус бравого СВП на месте. Позже нам сообщили, что эта странная реликвия установлена на высоком мысу в Тукуче и вентиляторы аэроглиссера вращаются на ветру, проносящемся по Большой щели.

…Во время пути назад до Покхары – свыше ста километров по трудным горным дорогам – у меня было достаточно времени подумать обо всём увиденном и пережитом.

Три наших аэроглиссера прошли в общей сложности тысячу восемьсот километров по девяти рекам Непала. Количество перекатов и порогов не поддаётся учёту. Нам, правда, не удалось пройти по всему течению Гандака, а пещерные селения в верховьях реки не открыли нам своей тайны. Но я смог всё-таки осуществить свой замысел: пересечь Гималаи не пешком, как раньше, а по голубым жилкам рек. Люди, принимавшие нас за безумцев, имели к этому все основания. Поистине надо было отбросить благоразумие, чтобы подвергать себя такому риску ради осуществления зыбкой мечты.

Но я оказался прав: идея пересечения Гималаев на судне по горным рекам осуществима.

…Воспоминания – вещь хорошая, но пора возвращаться в Заскар, где мы сделали небольшую остановку по дороге к крепости Зангла.