Текст книги "Нефертити"

Автор книги: Мишель Моран

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– С тобой все в порядке? – спросил военачальник.

– Кажется, да.

– Не останавливайся, иди.

Можно подумать, у меня был выбор. Храм виднелся впереди. Я уже могла разглядеть прекрасный, почти завершенный храм Сенусрета I и огромную гробницу Старшего. Двор храма был залит солнечным светом, и, когда мы вошли в него, все веселье осталось позади и все вдруг успокоились и умолкли. Между колоннами вразвалочку пробрели гуси. Появились бритоголовые юноши в просторных одеяниях, несущие благовония и свечи. Я слышала, как толпа за стенами продолжает выкликать имя Нефертити. Если бы не шум толпы, единственными звуками здесь остались бы журчание воды и стук сандалий по камню.

– А что будет теперь? – шепотом спросила я.

Военачальник отступил, и я заметила, что глаза у него переменчивые, цвета песка.

– Твою сестру отведут к священному озеру, и верховный жрец Амона объявит ее соправительницей. Потом они с царевичем получат посох и цеп, знаки власти над Египтом, и будут править вместе.

Тут появился мой отец.

– Мутноджмет, иди к сестре, – распорядился он.

Я отправилась к Нефертити. В полумраке храма ее кожа сияла подобно янтарю, а золото, обвивающее ее шею, блестело в свете ламп. Нефертити взглянула на меня, и мы обе поняли, что настает самый важный момент в нашей жизни: после этой церемонии она сделается царицей Нижнего Египта и наша семья взойдет к бессмертию вместе с ней. Наши имена будут написаны на постройках от Луксора до страны Куш. Нашу память увековечат в камне, и нам будет гарантировано место в вечности рядом с богами.

Аменхотеп взошел на возвышение, держа Нефертити за руку. Он был выше любого фараона, правившего до него, и на руках у него было больше золота, чем во всей сокровищнице моих родителей в Ахмиме. Жрецы Амона торжественно прошествовали через толпу и заняли места на возвышении рядом со мной; их лысые головы сверкали, словно отполированная медь. Я узнала верховного жреца в его одеянии из леопардовой шкуры. А когда он встал впереди нового царя, сестра многозначительно посмотрела на Аменхотепа.

– Узрите же – Амон собрал нас здесь воедино, дабы поставить Аменхотепа Младшего над этою землею! – провозгласил верховный жрец. – Амон предначертал Аменхотепу быть владыкой Нижнего Египта и вершить законы до конца его дней!

С того места, где я стояла, мне виден был молодой военачальник. Он смотрел на мою сестру, и отчего-то я ощутила разочарование.

– Из Верхнего в Нижний Египет отправятся они. Фараон Египта повелел, чтобы его сын стал фараоном вместе с ним. Весь народ собрался на праздник во славу нового фараона и его покровителя, Амона. От востока и до запада пребудет веселье. От севера и до юга пребудет празднество. Приступим же!

Верховный жрец поднял золотой сосуд с ароматическим маслом.

– Амон изливает свое благословение на тебя, фараон Египта.

Он возлил масло на голову Аменхотепа.

– Амон изливает свое благословение на тебя, царица Египта.

Масло потекло по новому парику Нефертити и закапало на ее лучшее платье. Но моя сестра и глазом не повела. Она стала царицей. Теперь у нее будет множество платьев.

– Амон берет тебя под свою руку и ведет к священным водам, что отмоют тебя дочиста и преобразят тебя.

Жрец повел молодую чету к священному водоему; там он велел им наклониться и смыл с них масло. Придворные, которые были допущены в храм, стояли безмолвно, не шевелясь. Даже дети понимали, что могут никогда более не увидеть ничего подобного.

– Царь Аменхотеп и царица Нефертити! – провозгласил верховный жрец. – Да дарует вам Амон долгую жизнь и процветание!

Когда мы взошли на баржи, чтобы вернуться из храма Амона в Мальгатту, солнце все еще стояло высоко. На пути из Карнака Аменхотеп зачарованно разглядывал мою сестру: как она говорит, как улыбается, как запрокидывает голову и смеется.

– Мутни, иди сюда! – весело позвала сестра. – Аменхотеп, это моя сестра, Мутноджмет.

– У тебя кошачьи глаза, – заметил молодой фараон. – Твоя сестра мне об этом говорила, но я не верил.

Я поклонилась. Интересно, что еще Нефертити успела ему сказать?

– Я очень рада встрече с вами, ваше величество.

– Мой муж рассказывал о храмах, которые он построит, – сказала Нефертити.

– Когда-нибудь, Мутноджмет, когда я стану фараоном и Верхнего, и Нижнего Египта, я возвышу Атона надо всеми богами. Я построю ему храмы, которые затмят все, что когда-либо строилось для Амона, и избавлю Египет от жрецов, отнимающих его золото, чтобы возвеличить себя.

Я взглянула на Нефертити, но та не стала мешать мужу.

– Сегодня фараон Египта не может принять решение без жрецов Амона. Фараон не может отправиться на войну, построить храм или возвести дворец без согласия верховного жреца.

– Ты хочешь сказать – без денег верховного жреца? – уточнила Нефертити.

– Да. Но это изменится. – Аменхотеп встал и посмотрел на нос баржи. – Моя мать уверена, что мое почитание Атона со временем пройдет. Но она ошибается. Даже мой отец в конце концов поймет, что именно Атону предназначено привести Египет к славе.

Я передвинулась так, чтобы встать поближе к тете, критически изучающей свою новую невестку. Тетя – грозная женщина – поманила меня пальцем и улыбнулась.

– А ты храбрая, раз осмелилась разговаривать с военачальником Нахтмином при моем сыне, – заметила она, потом похлопала по стоящему рядом с ней креслу, и я села.

– А что, они враги? – спросила я.

– Мой сын не любит войско, а Нахтмин только о нем и думал с самого детства.

Мне хотелось побольше расспросить тетю о военачальнике Нахтмине, но ее интересовала совсем другая тема, связанная с Нефертити.

– Ну-ка, Мутноджмет, – небрежно произнесла она, – расскажи, что там мой сын обсуждает с твоей сестрой?

Я поняла, что мне следует тщательно подбирать слова.

– Они говорят о будущем, ваше величество, о планах, которые Аменхотеп желает претворить в жизнь.

– Интересно, а в эти планы входят храмы Атона?

Я потупилась.

– Так я и думала, – протянула Тийя и повернулась к ближайшему слуге. – Найди визиря Эйе и приведи его ко мне.

Я осталась сидеть. Когда пришел отец, для него принесли другое кресло. Мы посмотрели на Нефертити: она сидела на носу баржи и оживленно беседовала с мужем. Просто не верилось, что до сегодняшнего утра они были едва знакомы.

– Он говорит об Атоне! – яростно произнесла тетя. – Он возвращается из храма Амона и все еще бормочет о чем-то, что его дед некогда вырезал на столбиках кровати и на щитах!

Я никогда еще не видела тетю такой разгневанной.

– Он развалит страну, Эйе. Мой муж не будет жить вечно! Твоя дочь должна научиться управлять им, прежде чем он станет еще и фараоном Верхнего Египта.

Отец посмотрел на меня:

– Что говорит Нефертити?

– Она слушает его, – ответила я.

– И все?

Я прикусила язык и кивнула, так что не произнесла ни слова лжи.

Эйе повернулся к сестре:

– Дай ей время. Прошел всего лишь день.

– За день Птах создал мир, – отрезала тетя.

Все мы понимали, что она имеет в виду. За день ее сын может всех уничтожить.

По возвращении в Мальгатту мы с Нефертити переоделись в новые платья для празднования коронации. Ипу с Мерит сновали вокруг нас, словно кошки, разыскивая сандалии, которые подошли бы к нашим нарядам, и подкрашивая нам глаза черным и зеленым. Мерит с благоговейным трепетом взяла корону Нефертити и возложила ее сестре на голову – а мы с Ипу смотрели, затаив дыхание. Я пыталась представить себе, каково это: быть царицей Египта и носить на голове изображение священной кобры.

– И как оно? – поинтересовалась я.

Нефертити закрыла глаза.

– Как будто ты – богиня.

– Ты пойдешь к нему до начала празднества?

– Конечно! Я явлюсь туда рука об руку с ним. Не думаешь же ты, что я допущу, чтобы он пришел с Кийей? Довольно и того, что он вернется к ней в постель.

– Таков обычай, Нефертити. Отец сказал, что он должен посещать ее каждые две недели. Ты ничего не можешь с этим сделать.

– Я много чего могу сделать! – Ее взгляд лихорадочно заметался по комнате. – Во-первых, мы не останемся в этих покоях.

– Что? – Я расставила все мои горшочки с травами на подоконнике. Я распаковала свои сундуки. – Но мы же скоро уедем из Фив – как только Тийя объявит, что мы переезжаем в Мемфис. Мне придется все укладывать заново.

– Этим займется Ипу. Отчего это вдруг фараон и царица должны спать порознь? Наши родители спят в одной комнате, – заметила Нефертити.

– Но они же не…

– Власть! – Нефертити подняла палец, а наши служанки тем временем делали вид, будто вовсе и не слушают нашего разговора. – Вот в чем дело! Они не хотят, чтобы царица заполучила слишком много власти.

– Что за глупость! Царица Тийя – фараон во всем, кроме имени.

– Да! – Нефертити принялась яростно причесываться, взмахом руки отослав Мерит и Ипу. – Во всем, кроме имени. А что у нас есть в жизни, кроме имени? Что запомнится в вечности? Платье – или имя, которое я носила?

– Твои деяния. Вот что будут помнить.

– А деяния Тийи будут помнить? Или их припишут ее мужу?

– Нефертити…

Я покачала головой. Сестра слишком высоко метила.

– Что? – Она отшвырнула расческу, зная, что потом Мерит ее подберет. – Хатшепсут была царем. Она короновала себя.

– Тебе следовало отговаривать его, – указала я. – А вы говорили на барже об Атоне!

– Отец сказал, чтобы я прибрала его к рукам. – Нефертити самодовольно улыбнулась. – Он не сказал – как именно. Идем!

– Куда?

– В покои царя.

Нефертити стремительно вышла в коридор, я – за ней по пятам. Стражники у входа в покои фараона посторонились. Мы влетели в прихожую и остановились у входа в две раздельные комнаты. Одна из них явно служила Аменхотепу спальней. Нефертити взглянула на вторую комнату и кивнула.

– После праздников она достанется тебе.

Я уставилась на нее:

– А ты где будешь?

– В этой.

Нефертити резко распахнула дверь в личную комнату царя, и я услышала изумленный возглас Аменхотепа. Я заметила мельком мозаичные стены и алебастровые светильники, а потом дверь захлопнулась, и я осталась одна в прихожей. Несколько мгновений было тихо, а потом из-за закрытой двери послышался смех. Я ждала в прихожей, пока Нефертити выйдет, думая, что смех вскорости прекратится, но солнце опускалось все ниже и ниже, а молодая чета, похоже, и не собиралась выходить.

Я уселась и огляделась по сторонам. На низеньком столике лежали листы папируса с поспешно набросанными стихами, восхваляющими Атона. Я взглянула на дверь царской комнаты – та была плотно затворена – и принялась читать. Это были гимны солнцу. «Податель дыхания животным… Твои лучи среди великого зеленого моря». Там было множество листов, исписанных стихотворениями, все они были разными, и все были посвящены Атону. Я читала несколько часов, пока Нефертити не заговорила там, в комнате. Голос Аменхотепа проник через стены, но я не смела представлять себе, о чем они говорят с таким пылом. Вечерело, и я постепенно стала задаваться вопросом, а пойдем ли мы вообще на празднество. Когда в дверь кто-то постучал, я заколебалась, но услышала отчетливо прозвеневший голос Нефертити:

– Мутни может ответить там.

Она знала, что я так и сижу здесь, жду ее.

За дверью обнаружился военачальник Нахтмин.

Он отступил на шаг, явно не ожидая увидеть меня в прихожей царя, и, судя по тому, какой взгляд он бросил на дверь царской спальни, мне стало ясно, что Нахтмин задумался, уж не взял ли Аменхотеп обеих сестер в любовницы.

– Госпожа… – Его взгляд прикипел к запертой двери внутренних покоев. – Я вижу, фараон… занят.

Я густо покраснела.

– Да, он сейчас занят.

– Тогда, возможно, ты сможешь ему передать, что его отец и мать ждут его в Большом зале. Празднество в его честь идет уже несколько часов.

– А может, ты бы сам передал эту весть? – спросила я. – Мне ужасно не хочется… беспокоить их.

Нахтмин приподнял бровь.

– Что ж, хорошо.

Он постучал в дверь спальни, и из-за двери донесся мелодичный голос моей сестры:

– Входите!

Нахтмин исчез за дверью и несколько мгновений спустя появился снова.

– Они говорят, что придут, когда будут готовы.

Мне стоило большого труда скрыть разочарование. Нахтмин протянул мне руку:

– Это не значит, что ты должна пропустить празднество.

Я посмотрела на закрытую дверь и заколебалась. Если я уйду, Нефертити рассердится. Она заявит, что я ее бросила. Но я уже несколько часов сижу и разглядываю мозаики в прихожей, а солнце уже село…

Я поспешно протянула руку, и Нахтмин улыбнулся.

На помосте в Большом зале теперь стояло четыре золотых трона. Под ним поставили длинный стол, за которым сидели мои мать с отцом. Я видела, как они едят и беседуют с придворными визирями Старшего. Нахтмин провел меня к ним, и по пути я чувствовала на себе взгляд тети.

– Визирь Эйе… – Военачальник вежливо поклонился. – Госпожа Мутноджмет прибыла.

От того, что он, оказывается, знает мое имя, меня охватил трепет. Отец встал, нахмурившись, и резким тоном поинтересовался:

– Это прекрасно, но где еще одна моя дочь?.

Мы с Нахтмином переглянулись.

– Они сказали, что придут, когда будут готовы, – ответила я и почувствовала, как краска заливает мое лицо.

За столом кто-то ахнул. Это была Кийя.

– Благодарю, – сказал отец, и Нахтмин удалился.

Я уселась, и передо мной тут же появились чаши с едой: жареный гусь с чесноком, ячменное пиво и ягненок в меду. Играла музыка, и за стуком чаш трудно было расслышать, о чем говорят мои родители. Но Кийя перегнулась через стол, и голос ее прозвучал очень отчетливо.

– Она просто дура, если думает, что он меня позабудет. Аменхотеп обожает меня. Он посвящает мне стихи.

Я вспомнила о папирусах с гимнами в покоях Аменхотепа, и мне стало любопытно: уж не он ли их написал?

– Я забеременела в первый же год брака, и я уже знаю, что это будет сын, – со злорадным торжеством заявила Кийя. – Аменхотеп даже выбрал ему имя.

Я чуть было не спросила какое, но прикусила язык. Впрочем, моего вопроса и не потребовалось.

– Тутанхамон, – сказала Кийя. – Или, может, Небнефер. Небнефер, царевич Египта, – мечтательно произнесла она.

– А если родится девочка?

Черные глаза Кийи расширились. Подведенные сурьмой, они выглядели необыкновенно огромными.

– Девочка? С чего бы это вдруг…

Но она не договорила – ее прервало пение труб, возвестивших о появлении моей сестры. Все повернулись и увидели Нефертити, вошедшую в зал руку об руку с Аменхотепом. Придворные дамы Кийи тут же принялись перешептываться, поглядывая то на меня, то на мою сестру.

Царица Тийя резким тоном поинтересовалась у сына:

– Может, мы потанцуем, пока ночь еще не закончилась?

Аменхотеп взглянул на Нефертити.

– Да, можно и потанцевать, – сказала моя сестра, и тетя не оставила незамеченной такую почтительность со стороны своего сына.

Многие гости напились в эту ночь допьяна – с рассветом их должны были отнести в их носилки. Я остановилась вместе с родителями в мозаичном коридоре, ведущем к царским покоям; от холода меня била дрожь.

Мать нахмурилась:

– Ты дрожишь.

– Я просто устала. В Ахмиме мы никогда не засиживались настолько допоздна.

Мать задумчиво улыбнулась:

– Да, теперь многое будет иначе.

Она внимательно взглянула мне в лицо.

– Что там произошло?

– Аменхотеп был с Нефертити до празднества. Она пошла к нему. Нефертити сказала, что он попросил ее провести ночь с ним.

Мать, видя, что я несчастна, коснулась моей щеки:

– Не стоит бояться, Мутноджмет. Твоя сестра всего через дворик от тебя.

– Я понимаю. Просто я никогда еще не проводила ночей одна, без нее.

У меня задрожали губы, и я попыталась сжать их.

– Ты можешь спать у нас, – предложила мать.

Я покачала головой. Мне тринадцать лет. Я уже не ребенок.

– Нет, мне нужно привыкать к этому.

– Так значит, Кийя лишится своего положения, – заметила мать. – Панахеси будет в ярости.

– Он будет яриться долго, – сказала я.

Тут к нам присоединились отец и Нефертити.

– Отведи Нефертити в ваши покои, – велел отец. – Мерит ждет.

Он положил руку на плечо сестре, чтобы подбодрить ее.

– Ты поняла, что тебе делать?

Нефертити покраснела.

– Конечно.

Мать тепло обняла ее и прошептала на ухо мудрые напутствия, которых я не расслышала. Потом мы расстались с родителями и пошли по расписным коридорам дворца. Слуги плясали на празднестве, и наши шаги гулко разносились по пустым коридорам Мальгатты. Нынешней ночью закончилось наше детство.

– Итак, ты собираешься на ложе к Аменхотепу, – сказала я.

– И намереваюсь остаться там до утра, – сообщила Нефертити, быстро шагая вперед.

– Но никто не проводит с царем всю ночь! – воскликнула я и прибавила шагу. – Он спит в одиночестве!

– Сегодня ночью я изменю этот обычай.

В наших покоях горели масляные лампы. В их мерцающем свете казалось, будто нарисованные на стенах тростниковые заросли шевелятся. Мерит, как и сказал отец, была здесь, и они с Нефертити принялись шептаться. Ипу тоже присутствовала.

– Мы вымоем твою сестру и подготовим ее, – сказала она мне. – Я не смогу помогать тебе сегодня ночью.

Я обиделась, но смирилась с этим.

– Да, конечно.

Мерит с Ипу повели Нефертити в купальню. Когда они вернулись, то нарядили ее в простое платье. Потом они в четыре руки напудрили ей ноги и надушили волосы, чтобы Аменхотеп повсюду встречал лишь приятные запахи.

– А парик мне надевать? – спросила у меня Нефертити, хотя ей следовало обратиться с этим вопросом к Мерит, сведущей в подобных вещах.

– Иди без него, – предложила я. – Пусть он увидит тебя нынешней ночью такой, какая ты есть.

Стоявшая рядом со мной Ипу кивнула, и мы стали вместе наблюдать, как Мерит умастила лицо Нефертити кремом и сбрызнула волосы лавандовой водой. Потом моя сестра встала, и служанки отступили. Все трое повернулись ко мне, ожидая, что я скажу.

Я улыбнулась:

– Чудесно.

Сестра обняла меня, и я глубоко вздохнула, так что это я, а не Аменхотеп, первой почувствовала исходящий от нее аромат. Мы стояли, прижавшись друг к другу, в тусклом свете ламп.

– Я буду скучать по тебе этой ночью, – сказала я, подавив свой страх. – Надеюсь, ты натерлась мятой и миррой? – добавила я, давая сестре единственный совет, на который была способна.

Нефертити закатила глаза.

– Конечно.

Я отстранилась и посмотрела на нее.

– А ты не боишься?

Нефертити пожала плечами.

– Да нет.

– А Ранофер? – негромко спросила я.

– Мы с ним ничего не делали.

Я пристально взглянула на нее.

– Только трогали друг друга. Я никогда…

Я быстро кивнула.

– Это не имеет значения. Важно только то, что теперь я буду верна ему.

Нефертити вскинула голову, и ее темные волосы упали на плечи. Она заметила свое отражение в полированной бронзе.

– Я готова к этому. Я готова быть царицей, как о том молилась когда-то моя мать. Она вышла замуж за нашего отца в надежде, что однажды этот путь приведет к трону, – и вот это случилось.

– Откуда ты это знаешь?

Я никогда не думала о первом браке моего отца с этой стороны. Мне и в голову не приходило, что царевна из Миттани могла выйти замуж за брата царицы, чтобы дать шанс своему ребенку взойти на трон.

Наши взгляды встретились в зеркале.

– Мне рассказал отец.

– Так она не любила его?

– Конечно любила. Но прежде всего она заботилась о будущем своего ребенка.

Нефертити повернулась к Мерит, и взгляд ее был тверд.

– Я готова.

5

22 фармути

На следующее утро Нефертити пришла ко мне в постель. Я крепко спала, измотавшись за день, но сестра потрясла меня за плечо, и я тут же вскочила, испугавшись, что что-то не так.

– Что такое? Что случилось?

– Я занималась любовью с царем.

Я потерла слипающиеся глаза и посмотрела на ее половину кровати. Постель была нетронута.

– И провела с ним всю ночь! – Я отбросила покрывало. – Ну и как оно?

Нефертити уселась и повела смуглым плечиком.

– Больно. Но потом привыкаешь.

Я ахнула.

– И сколько же раз вы этим занимались? – вырвалось у меня.

Нефертити лукаво улыбнулась:

– Несколько.

Потом она оглядела нашу комнату.

– Нам следует немедленно сменить покои. Царица Египта не спит в одной постели со своей сестрой. Отныне я буду спать с Аменхотепом.

Я кое-как поднялась с кровати.

– Но мы пробыли в Фивах всего четыре дня. А сегодня Тийя объявит, когда мы уезжаем, – наверное, может не пройти и месяца.

Нефертити пропустила мою мольбу мимо ушей.

– Слуги помогут тебе собрать твои травы. Они прекрасно могут расти на солнышке и в нескольких комнатах отсюда.

Нефертити не сказала никому про переезд, и мне вовсе не хотелось, чтобы сообщать об этом отцу пришлось мне. Он велел приходить к нему при малейших признаках сложностей, а насколько я могла судить, в том, чтобы переехать на другую сторону внутреннего дворика, никаких сложностей не было. Кроме того, все равно скоро весь дворец об этом узнает.

– Кийя просто лопнет от злости!

Нефертити ухмыльнулась и чуть ли не пустилась в пляс по своей новой комнате, указав попутно на занавески, которые она хотела убрать.

– Будь поосторожнее с Кийей, – отозвалась я. – Ее отец способен причинить нам неприятности. А если у Кийи родится сын, то Панахеси станет дедом наследника египетского престола.

– Я уверена, что к концу Шему буду беременна.

Мы дружно взглянули на ее живот. Нефертити была маленькой и хрупкой. Но к пахону она, возможно, будет носить наследника трона.

– И мои сыновья всегда будут первыми в линии наследования. Если я смогу родить Аменхотепу пятерых сыновей, у нашей семьи будет пять шансов.

И только если все ее сыновья умрут, только тогда у сыновей Кийи появится возможность унаследовать корону.

Нефертити взяла щетку и принялась расчесывать волосы – шелковистую глубокую тьму, обрамляющую ее лицо. Затем дверь распахнулась и в покои стремительно вошел Аменхотеп.

– О царица Египта и царица моей… – Тут он увидел меня и осекся. Настроение молодого фараона ухудшилось на глазах. – О чем это вы тут сплетничаете, сестры?

– Конечно же, о тебе! – Нефертити, отмахнувшись от его подозрений, обняла супруга. – Поведай же, – задушевным тоном произнесла она, – что нового?

Лицо Аменхотепа прояснилось.

– Завтра мать объявит, когда мы отправляемся в Мемфис. А там мы построим храмы, каких мир еще не видел!

– Нужно будет начать сразу же, – согласилась моя сестра. – Тогда в свой час ты станешь известен как Аменхотеп Строитель.

– Аменхотеп Строитель… – Взгляд Аменхотепа сделался мечтательным. – Когда люди увидят мои деяния, они позабудут о Тутмосе. Когда мы отправимся в Мемфис, – решительно произнес царевич, – нужно, чтобы отцовский архитектор поехал с нами.

Он отступил на шаг, высвободившись из объятий Нефертити.

– Я напишу Майе, дабы убедиться, что он осознает стоящий перед ним выбор. Последовать в будущее, – бросил царевич уже на ходу, направляясь в свою комнату, – или быть похороненным в прошлом.

Дверь за ним захлопнулась. Я посмотрела на Нефертити. Она отвела взгляд. В дверь постучали, и Нефертити быстро отворила.

– Визирь Панахеси! – радостно произнесла она. – Заходите же!

Панахеси попятился, потрясенный тем, что видит ее в личных покоях царя. Потом он все-таки вошел, но осторожно, как будто думал, уж не спит ли он. Нефертити без особой любезности поинтересовалась:

– Что вам нужно?

– Я пришел повидаться с фараоном.

– Фараон занят.

– Не играй со мной, дитя! Я увижусь с ним. Я – визирь Египта, а ты – всего лишь одна из многих жен. Неплохо бы тебе было не забывать об этом. Возможно, ныне он пылает страстью к тебе, но к концу Шему его пыл остынет.

Я затаила дыхание в ожидании ответа Нефертити. Она резко развернулась и отправилась за Аменхотепом, оставив меня наедине с Панахеси. Визирь кивком указал на вторую комнату:

– Это теперь твоя комната?

– Да.

– Интересно.

Аменхотеп вышел в сопровождении моей сестры, и Панахеси тут же согнулся в поклоне.

– Вы прекрасно справились сегодня, ваше величество. – Он скользнул поближе к царю и добавил: – Теперь осталось лишь приплыть в Мемфис и взойти на трон.

– И дождаться, пока Старший умрет, – с жуткой прямотой отозвался Аменхотеп. – Он не замечает алчности жрецов Амона.

Панахеси посмотрел на Нефертити, затем на меня.

– Может, нам стоило бы поговорить где-нибудь в другом месте?

– Мой муж доверяет мне, визирь, – тут же отреагировала Нефертити. – Что бы ты ни хотел сказать, ты можешь сказать это при всех, кто находится здесь. – Она нежно улыбнулась Аменхотепу, но в глазах ее явственно читалось предупреждение: «Я могу перестать любить тебя, и обожание народа исчезнет». Она коснулась плеча супруга. – Ведь правда?

Аменхотеп кивнул:

– Конечно. Я доверяю моей жене так же, как доверяю Атону.

Панахеси впал в ярость.

– Тогда, быть может, ваше величество не пожелает, чтобы тайные сведения стали известны более молодой и впечатлительной женщине?

– Моя сестра и не молода, и не впечатлительна, – любезно произнесла Нефертити. – Или вы судите по тому, какой была в этом возрасте ваша дочь?

Аменхотеп рассмеялся:

– Ну хватит, визирь. Что ты хотел сказать?

Но теперь Панахеси предпочел отступить.

– Я просто пришел, чтобы поздравить ваше высочество.

Он уже повернулся было уходить, а потом добавил, как будто эта мысль лишь сейчас пришла ему в голову:

– Хотя многие желали бы видеть вчера на вашем месте вашего брата, я знаю, что вы станете правителем, наделенным великой мудростью и силой.

– Кто? Кто желал видеть на троне Тутмоса?

Панахеси умудрился-таки обойти Нефертити.

– Есть группировки, мой господин, которые жалеют о Тутмосе. Конечно же, ты их видишь. Само собой, когда мы отправимся в Мемфис, все станет ясно по тому, кто решит отправиться с нами, а кто – остаться здесь.

– Архитектор Майя едет с нами? – задал вопрос Аменхотеп.

– Возможно. – Панахеси развел руками. – Если мы его возьмем.

– А войско?

– Оно будет разделено на две части.

Аменхотеп умолк, потом раздраженно произнес:

– Позаботься, чтобы все придворные знали, что, когда я отправлюсь в Мемфис, они будут либо со мной, либо против меня. И лучше бы им не забывать, какой из фараонов будет жить дольше!

Панахеси, кланяясь, двинулся к выходу:

– Я все сделаю, как вы велели, ваше величество.

Нефертити захлопнула дверь за визирем, и Аменхотеп рухнул в позолоченное кресло с кожаным сиденьем.

– Почему твой отец не пришел поздравить меня с коронацией?

– Мой отец не рассыпается в ненужных поздравлениях. Все и так знают, что боги избрали тебя в фараоны.

Аменхотеп взглянул на нас из-под густых ресниц. Он был мальчишкой. Дующимся, не уверенным в себе ребенком.

– Тогда почему Панахеси говорит…

– Он лжет! – воскликнула Нефертити. – Кто может быть настолько глуп, чтобы желать видеть на троне твоего брата, когда можно служить такому фараону, как ты?

Но в глазах Аменхотепа вспыхнул нехороший огонек, и он отвернулся.

– Если бы мой брат не умер, ты стала бы его женой.

– Я никогда не вышла бы замуж за Тутмоса, – быстро произнесла Нефертити.

Мысли царя приняли опасное направление. Аменхотеп повернулся ко мне:

– Говорят, что сестра Нефертити никогда не лжет. Твой отец когда-нибудь говорил дома о Тутмосе?

Нефертити побледнела. Я медленно кивнула.

– Он намеревался отдать твою сестру за него?

Мне хватило ума понять, что, если я сейчас не солгу, любимой женой фараона в Мемфисе будет Кийя, а Нефертити – всего лишь еще одной из множества царских жен. Аменхотеп подался вперед, лицо его потемнело. Нужно было солгать всего лишь раз, чтобы изменить вечность, чтобы обеспечить нам возможность навеки запечатлеть наши имена на великолепных монументах Фив. Я взглянула на Нефертити. Та ждала, что я стану делать. Я посмотрела Аменхотепу в глаза и дала ответ, который хотел бы слышать мой отец и который сейчас надеялась услышать Нефертити.

– Визирь Эйе всегда верил, что на трон Египта взойдешь ты. Именно тебе он предназначал свою дочь, даже когда ты еще был ребенком.

Аменхотеп потрясенно уставился на меня.

– Это судьба… – прошептал он, снова откидываясь на спинку кресла. – Судьба! Твой отец знал, что я займу трон Египта!

– Да, – прошептала Нефертити, глядя на меня.

Я проглотила вставший в горле комок. Я солгала ради моей сестры. Я пошла против совести, чтобы защитить нашу семью.

Семнадцатилетний фараон Египта встал.

– Эйе будет великим визирем всей этой страны! – провозгласил он. – В Мемфисе он будет отвечать за наши отношения с другими странами, и я возвышу его над всеми прочими визирями!

Аменхотеп снова посмотрел на меня.

– Можешь идти, – небрежно бросил он. – У нас с царицей дела.

Нефертити протянула было руку – остановить меня, но я строго покачала головой и проскользнула мимо нее к двери. На глаза у меня навернулись слезы, и я смахнула их тыльной стороной ладони. Я солгала царю Египта, наивысшему представителю Амона в этой земле. «Маат будет стыдно за меня», – прошептала я вслух, но среди колонн коридоров меня было некому услышать.

Я подумала было, не пойти ли к матери – но она скажет, что я поступила правильно. Я ушла в сад и уселась на самой дальней каменной скамье. Боги накажут меня за мою ложь. Маат захочет возмездия.

– Нечасто сестра царицы гуляет в саду одна.

Это оказался военачальник Нахтмин.

Я смахнула слезы.

– Если фараон увидит нас вместе, он будет недоволен, – сказала я строго, пытаясь взять себя в руки.

– Неважно. Новый фараон скоро уедет в Мемфис.

Я бросила на него быстрый взгляд.

– А ты не поедешь?

– Поедут только те, кто сам решит ехать. Большая часть войска останется в Фивах. – Военачальник уселся рядом, не спрашивая у меня дозволения. – Так почему же ты сидишь среди ив одна?

Мои глаза снова увлажнились. Мне было стыдно перед богами.

– Ну так что? Кто-то разбил твое сердце? – настойчиво спросил Нахтмин. – Хочешь, я изгоню его?

Я невольно рассмеялась.

– Меня не интересуют юноши, – сказала я.

Мы немного помолчали.

– Так почему же все-таки ты плакала?

– Я солгала, – прошептала я.

Нахтмин посмотрел на меня, и уголки его губ поползли вверх.

– И это все?

– Может, для тебя в этом нет ничего особенного, но для меня это очень важно. Я никогда не лгала.

– Никогда? Ни про разбитую посуду, ни про ожерелье, которое кто-то потерял, а ты нашла?

– Нет. Никогда с тех пор, как я сделалась достаточно взрослой, чтобы понимать законы Маат.

Военачальник ничего не ответил, и я поняла, что кажусь ему, человеку, повидавшему войну и кровопролитие, сущим ребенком.

– Это неважно, – прошептала я.

– Это важно, – серьезно возразил он. – Ты ценишь правду. Ты солгала лишь сейчас.

Я промолчала.

– Ничего страшного, твоя тайна умрет вместе со мной.

Я вскочила, рассердившись.

– Зря я стала с тобой разговаривать!

– Ты думаешь, что я перестану тебя уважать из-за твоей лжи? – Он добродушно рассмеялся. – Египетский двор построен на лжи. Ты увидишь это сама в Мемфисе.

– Тогда я закрою глаза, – отозвалась я с ребяческим упрямством.

– И подвергнешь себя опасности. Лучше держи их открытыми, госпожа моя. От этого зависит судьба твоего отца.

– Откуда ты знаешь, от чего зависит судьба моего отца?