Текст книги "Нефертити"
Автор книги: Мишель Моран
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
– Ну, это отец. Он привык каждый день бывать во дворце. А что нам делать тут? – недовольным тоном осведомилась Нефертити. – Ждать, пока царевич умрет, чтобы нам можно было отправиться посмотреть мир?
Я задохнулась от ее слов.
– Нефертити!
Сестра весело рассмеялась. Тут в дверном проеме остановилась, тяжело дыша, моя мать. На ней были ее лучшие украшения и тяжелые браслеты, которых я раньше не видела.
– Ты готова?
Нефертити встала. Ее платье было полупрозрачным, и мне стало завидно при виде того, как ткань натянулась на ее бедрах и подчеркнула тонкую талию.
– Подожди. – Мать взмахнула рукой. – Нужно еще ожерелье. Мутни, пойди принеси золотое ожерелье.
Я ахнула:
– Твое ожерелье?
– Конечно. Поскорее! Стражник пропустит тебя в сокровищницу.
Меня потрясло то, что мать позволила Нефертити надеть ожерелье, которое отец подарил ей на свадьбу. Похоже, я недооценила, насколько визит нашей тети важен для нее. Для всех нас. Я поспешила в сокровищницу, расположенную в дальней части дома; стражник поднял на меня взгляд и улыбнулся. Я была выше его на голову. Я покраснела.
– Мать хочет ожерелье для моей сестры.
– Золотое ожерелье?
– А что, тут есть другое?
Стражник вскинул голову.
– Да… Должно быть, что-то важное творится. Говорят, сегодня приезжает царица?
Я подбоченилась, давая ему понять, что я жду.
– Ну ладно, ладно…
Он спустился в подземную комнату и вернулся с драгоценным украшением, которое должно было когда-нибудь стать моим.
– Должно быть, твоя сестра выходит замуж, – сказал он.
Я протянула руку.
– Ожерелье.
– Из нее получится хорошая царица.
– Все так говорят.
Стражник улыбнулся с таким видом, словно знал, что я об этом думаю, – вот ведь любопытный старый осел! – потом протянул мне ожерелье, и я выхватила украшение у него из рук. Я помчалась обратно к себе в комнату, прижимая ожерелье к груди, словно награду. Нефертити посмотрела на мою мать:
– Ты уверена?
Она взглянула на золото, и в ее глазах отразился его блеск.
Мать кивнула. Она надела ожерелье сестре на шею, застегнула, и мы обе отступили. Ожерелье обхватило шею Нефертити переплетением лотосов и стекло ей на грудь капельками разной длины. Хорошо, что Нефертити на два года старше меня. Если бы мне нужно было выходить замуж первой, рядом с ней меня никто бы не выбрал.
– Теперь мы готовы, – сказала мать.
Она двинулась в зал приемов, где расположилась царица. Нам слышно было, как она разговаривает с отцом: тихо, резко и властно.
– Войдете, когда вас позовут, – быстро произнесла мать. – На столике лежат подарки из нашей сокровищницы. Когда будете входить – возьмете их. Тот, который больше, пусть несет Нефертити.
Затем она нырнула внутрь, а мы остались ждать, пока нас вызовут.
Нефертити принялась расхаживать взад-вперед.
– Отчего бы вдруг ей не выбрать меня в жены ее сыну? Я – дитя ее брата, а наш отец занимает самое высокое положение.
– Конечно, она тебя выберет.
– Но выберет ли она меня в главные жены? Я не соглашусь на меньшее, Мутни. Я не стану младшей женой, которую фараон навещает раз в два сезона. Уж лучше я выйду за сына какого-нибудь вельможи.
– Она возьмет тебя.
– Конечно, на самом деле это зависит от Аменхотепа. – Нефертити остановилась, и я поняла, что она разговаривает сама с собой. – В конце концов, выбирать будет он. Именно он даст сына мне, а не ей.
Я скривилась при виде такого упорства.
– Но я никогда не увижусь с ним, если не очарую его мать.
– Тебе это удастся.
Нефертити взглянула на меня с таким видом, словно лишь сейчас заметила мое присутствие.
– Правда?
– Да. – Я села в отцовское кресло из черного дерева и подозвала к себе одну из наших домашних кошек. – Но откуда ты знаешь, что полюбишь его? – поинтересовалась я.
Нефертити быстро взглянула на меня.
– Да оттуда, что он будет фараоном Египта, – ответила она. – И мне надоел Ахмим.
Я подумала о Ранофере, о его улыбке. Что, он ей тоже надоел? Тут из зала приемов вышла служанка матери, и кошка от меня удрала.
– Нам идти? – нетерпеливо спросила Нефертити.
– Да, госпожа.
Нефертити посмотрела на меня. Щеки ее горели.
– Иди позади меня, Мутни. Пусть она увидит меня первой и полюбит.
Мы вошли в зал приемов с подарками из нашей сокровищницы, и зал показался мне больше, чем я помнила. Нарисованные на стене тростниковые заводи и синяя река на мозаичном полу выглядели ярче. Слуги постарались на славу; они даже смыли пятно с драпировки над головой у матери. Царица выглядела так же, как и тогда, в гробнице. Суровое лицо в обрамлении пышного нубийского парика. Если Нефертити когда-либо станет царицей, ей предстоит носить такой парик. Мы подошли к возвышению, на котором восседала царица. Она сидела в кресле с самыми широкими подлокотниками, какие только нашлись у нас в доме, на большой, набитой перьями подушке. На коленях у нее устроился черный кот. Рука царицы лежала на спинке у кота, а ожерелье ее было из золота и лазурита.
Глашатай царицы выступил вперед и повел рукой:
– Ваше величество – ваша племянница, госпожа Нефертити!
Нефертити протянула свой подарок, и слуга принял у нее позолоченную чашу. Тетя похлопала по пустому креслу слева от нее, давая понять, что Нефертити следует сесть рядом с ней. Пока сестра поднималась на помост, тетя не отрывала взгляда от ее лица. Нефертити была прекрасна той красотой, что приковывает внимание даже цариц.
– Ваше величество – ваша племянница, госпожа Мутноджмет!
Я выступила вперед, и тетя удивленно прищурилась. Она посмотрела на шкатулку из бирюзы, которую я ей протянула, и улыбнулась, признаваясь, что в присутствии Нефертити она позабыла обо мне.
– Ты выросла высокой, – заметила царица.
– Да, ваше величество, но не такой изящной, как Нефертити.
Мать одобрительно кивнула. Я перевела разговор на причину, приведшую царицу в Ахмим. Мы все посмотрели на мою сестру; та попыталась не сиять слишком явно.
– Она прекрасна, Эйе. Думаю, она пошла скорее в свою мать, чем в тебя.
Отец рассмеялся.
– А еще она талантлива. Она умеет петь. И танцевать.
– А умна ли она?
– Конечно. И сильна. – Отец многозначительно понизил голос. – Она сможет направлять его страсти и сдерживать его.
Тетя снова посмотрела на Нефертити, явно размышляя, правда ли это.
– Но если она выйдет за него замуж, она должна стать главной женой, – добавил отец. – Тогда она сможет перевести его интерес от Атона обратно к Амону и к менее опасным взглядам.
Царица повернулась к моей сестре.
– Что ты на это скажешь? – прямо спросила она.
– Я сделаю то, что от меня потребуется, ваше величество. Я буду развлекать царевича и рожу ему детей. И я буду покорной служанкой Амона.
Наши с Нефертити взгляды встретились, и я опустила голову, силясь сдержать улыбку.
– Служанкой Амона, – задумчиво повторила царица. – Если бы мой сын был наделен таким здравым смыслом!
– Из двух моих детей у нее более сильная воля, – сказал отец. – Если кто и сможет повлиять на него, так это она.
– А Кийя слаба, – признала царица. – Она не справится с этим делом. Он хочет сделать главной женой ее, но я этого не допущу.
– Как только он увидит Нефертити, он позабудет про Кийю, – пообещал отец.
– Отец Кийи – визирь, – предостерегающе произнесла тетя. – Он будет недоволен, что я предпочла твою дочь его дочери.
Отец пожал плечами:
– Но этого следовало бы ожидать. Мы же семья.
Поколебавшись мгновение, царица встала.
– Тогда решено.
Я услышала радостный вздох Нефертити. Все закончилось так же быстро, как и началось. Царица спустилась с возвышения – маленькая, но неукротимая, – а кот последовал за нею на золоченом поводке.
– Надеюсь, она исполнит твои обещания, Эйе. На кону будущее Египта, – мрачно предупредила она.
В течение трех дней слуги носились из комнаты в комнату, укладывая белье, одежду и украшения в корзины. Повсюду стояли полупустые сундуки с алебастровыми, стеклянными и керамическими сосудами, ожидающими упаковки. Отец наблюдал за этой беготней с явственным удовольствием. Брак Нефертити означал, что мы будем жить во дворце Мальгатта в Фивах вместе с ним, и теперь он будет видеть нас чаще.
– Мутни, перестань бездельничать! – прикрикнула на меня мать. – Займись чем-нибудь!
– Но Нефертити же бездельничает! – ляпнула я.
Сестра сидела в другом углу комнаты, примеряя наряды и подбирая к ним стеклянные украшения.
– Нефертити! – прикрикнула мать и на нее. – Ты еще успеешь накрасоваться перед зеркалом в Мальгатте!
Нефертити драматически вздохнула, потом подхватила охапку платьев и бросила их в корзину. Мать покачала головой, а сестра отправилась следить за тем, как будут грузить семнадцать сундуков с ее вещами. Со двора донесся ее голос: она велела рабу быть осторожнее, потому что ее корзины стоят больше, чем мы заплатили за него. Я посмотрела на мать. Та вздохнула. У меня никак в голове не укладывалось, что моя сестра станет царицей.
Тогда все изменится.
Мы покинем Ахмим. Это поместье останется нашим, но кто знает, увидим ли мы его еще когда-либо?
– Как ты думаешь, мы вернемся? – спросила я.
Мать выпрямилась. Я заметила, как она посмотрела на пруды, у которых мы с сестрой играли в детстве, а потом на наш семейный храм Амона.
– Надеюсь, – ответила она. – Здесь мы были семьей. Здесь наш дом.
– Но теперь нашим домом будут Фивы.
Мать тяжело вздохнула.
– Да. Твой отец хочет этого. И твоя сестра.
– А ты этого хочешь? – тихо спросила я.
Мать взглянула в сторону комнаты, которую она делила с отцом. Она ужасно скучала по нему, когда он уезжал. Теперь она сможет быть рядом с ним.
– Я хочу быть с моим мужем, – призналась она, – и хочу, чтобы у моих детей было больше возможностей.
Мы посмотрели на Нефертити, отдающую приказы слугам во дворе.
– Она будет царицей Египта, – с некоторым трепетом произнесла мать. – Подумать только – наша Нефертити, которой всего пятнадцать!
– А я?
Мать улыбнулась.
– А ты будешь сестрой главной жены царя. Это немало.
– Но за кого я выйду замуж?
– Тебе всего тринадцать! – воскликнула мать, и по лицу ее скользнула тень.
Я была единственным ребенком, которого даровала ей богиня Таварет. Как только я выйду замуж, у нее не останется никого. Я тут же пожалела, что заговорила об этом.
– Может, я и не выйду замуж, – быстро произнесла я. – Может, я стану жрицей.
Мать кивнула, но я видела, что она думает о том времени, когда останется одна.
2
Фивы
19 фар пути
Наша барка готова была к отплытию в Фивы через четыре дня после визита тети в Ахмим. Солнце, поднявшееся над храмами нашего города, застало меня в моем маленьком садике с травами; я сорвала листик мирриса, понюхала его и закрыла глаза. Я буду очень скучать по Ахмиму.
– Не ходи ты с таким унылым видом, – раздался сзади голос сестры. – Для тебя найдется достаточно садов в Мальгатте.
– Откуда тебе знать?
Я посмотрела на мои любовно ухоженные растения. Васильки, мандрагора, маки, маленькое гранатовое дерево, которое мы с Ранофером посадили вместе.
– Что значит – откуда? Ты будешь сестрой главной жены царя. Если там нет садов, я прикажу их устроить!
Я рассмеялась, и Нефертити присоединилась к моему смеху. Она взяла меня за руку.
– И кто знает? Может, мы построим для тебя целый храм и сделаем тебя богиней сада!
– Нефертити, не говори так!
– Через два дня я выйду замуж за бога, а значит, стану богиней, а ты – сестрой богини. Ты станешь божеством по родству, – непочтительно пошутила она.
Наша семья была слишком близка к фараонам Египта, чтобы верить в их божественную природу так, как в нее верили простолюдины, – так, как им велели верить, чтобы они не оспаривали власть фараонов. Отец объяснил мне это однажды вечером, и я боялась, что следом он скажет, что Амон-Ра тоже ненастоящий, но этого он не сказал. Есть вещи, в которые веришь удобства ради, – а есть слишком священные, чтобы оспорить их хоть словом.
Невзирая на обещания Нефертити, мне было жалко покидать мой маленький сад. Я взяла с собой столько трав, сколько могла, рассадив их по маленьким горшочкам, и велела слугам заботиться об остальных. Они обещали, но мне не верилось, что они и вправду будут уделять внимание ююбе или поливать мандрагору столько, сколько ей требуется.
Путешествие из Ахмима в Фивы было недолгим. Наша барка пробралась через тростники и рогоз и поплыла по мутным водам Нила на юг, к городу фараонов. Отец улыбнулся сестре с носа барки, а она, восседая в кресле под навесом, улыбнулась ему в ответ. Потом он поманил меня пальцем.
– На солнце у тебя глаза, как у кошки, – сказал он. – Зеленые, словно изумруды.
– Как и у мамы, – ответила я.
– Да, – согласился отец. Но он подозвал меня не затем, чтобы побеседовать о моих глазах. – Мутноджмет, в грядущие дни твоя сестра будет нуждаться в тебе. Времена нынче опасные. Когда на трон восходит новый фараон, это всегда сопряжено с неизвестностью, и сейчас – более, чем когда-либо. Ты станешь главной дамой при твоей сестре, но ты должна быть очень осторожна во всем, что говоришь и делаешь. Я знаю, что ты честна. – Он улыбнулся. – Но иногда честность – это недостаток. Двор – не место для честности. Будь осторожна с Аменхотепом.
Отец посмотрел на реку. На берегу висели рыбачьи сети. В это время дня всякие работы прекращались.
– Кроме того, ты должна управлять Нефертити.
Я удивленно уставилась на него:
– Как?
– Давая ей советы. Ты терпелива, и ты умеешь обращаться с людьми.
Я покраснела. Отец никогда прежде не отзывался обо мне так.
– Нефертити вспыльчива. И я боюсь…
Отец покачал головой, но так и не договорил, чего же он боится.
– Ты сказал тете Тийе, что Нефертити сможет сдерживать царевича. Но зачем его сдерживать?
– Потому что он тоже вспыльчив. И честолюбив.
– Но разве честолюбие – это плохо?
– Такое – да. – Отец накрыл мою ладонь своей. – Ты сама увидишь. Просто смотри внимательно вокруг, котеночек, и будь начеку. Если что-то случится, первым делом иди ко мне.
Отец понял, по какому руслу устремились мои мысли, и улыбнулся.
– Не надо так беспокоиться. Все не так уж плохо. В конце концов, это не слишком большая цена за корону Египта. – Он взглядом указал на берег. – Мы уже почти приплыли.
Я посмотрела вперед. Теперь, когда мы приблизились ко дворцу, вокруг стало больше судов, длинных кораблей с треугольными парусами, как и у нас. Женщины подбегали к бортам кораблей, чтобы бросить взгляд на нашу барку и рассмотреть, кто там есть. Золотой вымпел, реющий над мачтой, указывал, что на этом корабле плывет первый вельможа Старшего, и все, должно быть, знали, что эта барка несет будущую царицу Египта. Нефертити исчезла в каюте и появилась вновь, облаченная в новое платье. На груди у нее, сверкая на солнце, висели редкостные драгоценности, оставленные тетей. Нефертити подошла и встала рядом со мной на носу, подставив лицо прохладным брызгам.
– Великий Осирис! – Я указала вперед. – Смотри!
На берегу стояло пять десятков солдат и не менее двух сотен слуг, и все они ожидали нашего прибытия.
Первым с корабля спустился отец, за ним – мать, а потом уже Нефертити и я. Таково было соподчинение в нашей семье. Интересно, а как изменится иерархия после коронации моей сестры?
– Гляньте на носилки! – воскликнула я.
Носилки были украшены золотом и лазуритом, а шесты у них были из черного дерева.
– Должно быть, это носилки Старшего, – произнесла пораженная Нефертити.
Нам помогли забраться в носилки, каждому – в свою занавешенную кабинку, и я отодвинула занавеску, чтобы во второй раз взглянуть на Фивы, сияющие под послеполуденным солнцем. Я не понимала, как Нефертити может спокойно сидеть в носилках, если она никогда прежде не видала Фивы. Но я видела ее тень, горделивую и прямую, в середине носилок; она сдерживалась, невзирая на то, что нас сейчас несли по городу, куда отец никогда нас не брал. Дюжина флейтистов сопровождала нас, пока мы проплывали мимо домов из песчаника и сотен зевак. Я пожалела, что мы с матерью в разных носилках; мне хотелось бы разделить ее радость при виде акробатов и музыкантов, развлекающих собравшиеся толпы. Мы миновали храм Аменхотепа Великолепного и две огромные статуи, изображающие его в виде бога. Потом на горизонте блеснуло озеро, окруженное пустыней. Я чуть не выпала из носилок, так мне хотелось его разглядеть. Это было рукотворное озеро, вырытое в форме полумесяца; оно окружало дворец. Там, где полагалось бы находиться песку и пальмам, по водной глади скользили лодки с маленькими парусами, и я вспомнила рассказ отца о том, что Аменхотеп Великолепный создал это озеро в знак своей любви к царице Тийе, и о том, что подобного ему нет во всем Египте. Оно сияло под солнцем, словно жидкий лазурит и серебро, и, когда мы приблизились к воротам дворца, толпа отступила.
Я быстро откинулась на подушки и опустила занавески. Мне не хотелось выглядеть деревенской девчонкой, никогда не бывавшей за пределами Ахмима. Впрочем, даже с опущенными занавесками я поняла, когда мы вошли в пределы дворца. На дорогу легла тень деревьев, и мне видны были очертания маленьких храмов, домов чиновников, царской мастерской и маленьких, приземистых жилищ слуг. Носильщики поднялись по лестнице и наверху опустили носилки. Когда мы раздвинули занавески, перед нами раскинулись все Фивы: озеро в форме полумесяца, глинобитные дома, рынки, поля, а за всем этим – Нил.
Отец стряхнул пылинки со своего схенти [2]2
Схенти – набедренная повязка (передник) из неширокой полосы льняной ткани.
[Закрыть]и объявил слугам:
– Сейчас нас препроводят в наши покои, и там мы разберем вещи. Когда мы вымоемся и переоденемся, мы отправимся на встречу со Старшим.
Слуги низко поклонились в знак почтения, и я поняла, что на мать произвела впечатление власть, которой ее супруг обладал в Фивах. В Ахмиме он был просто нашим отцом, человеком, который любил читать у пруда с лотосами и посещать храм Амона, чтобы полюбоваться, как солнце садится за полями. Но во дворце он был визирем Эйе, одним из самых уважаемых людей во всем царстве.
Появился молодой слуга, щеголяющий юношеским локоном. Он был изящен, а его схенти было отделано золотом. Лишь слуги самого фараона носили такую одежду.
– Я отведу вас в ваши комнаты. – Он двинулся вперед. – Почтенный визирь Эйе и его супруга будут жить в покоях слева от покоев фараона. Справа оттуда – покои царевича, а рядом с ними комнаты госпожи Нефертити и госпожи Мутноджмет.
Позади слуги проворно подхватили нашу дюжину сундуков. Дворец был построен в форме анка, центром которого был фараон. Вокруг во внутренних двориках располагались покои его визирей, и, когда мы проходили через них, женщины и дети останавливались, чтобы посмотреть на нашу процессию. «Вот какой теперь будет наша жизнь», – подумала я. Мир тех, кто смотрит.
Наш проводник провел нас через несколько двориков, вымощенных яркой плиткой, с росписями, изображающими заросли папируса, и дошел до покоев, в которых остановился.
– Это покои визиря Эйе, – церемонно провозгласил слуга.
Он распахнул дверь, и из каждой ниши в комнате на нас уставились гранитные статуи. Комната была светлой и роскошно обставленной, с тростниковыми корзинами и деревянными столами с резными ножками из слоновой кости.
– Отведи моих дочерей в их комнаты, – распорядился отец, – а потом сопроводи их в Большой зал к ужину.
– Мутни, оденься сегодня как следует, – предупредила мать, ставя меня в неловкое положение перед слугами. – Нефертити, там будет царевич.
– С Кийей? – уточнила Нефертити.
– Да, – ответил отец. – Мы договорились, что украшения и наряды принесут к тебе в комнату. Чтобы к закату ты была готова. Мутни тебе поможет, если что-то потребуется.
Отец посмотрел на меня. Я кивнула.
– Да, еще я договорился, чтобы вам прислали личных служанок. Это самые искусные женщины во дворце.
– А в чем они искусны? – по невежественности переспросила я.
В Ахмиме у нас не было личных служанок. Нефертити покраснела.
– В наведении красоты, – ответил отец.
В наших покоях стояла настоящая кровать. Не тростниковая циновка или тюфяк, как дома, в нашем поместье, а большая, украшенная резьбой кровать из черного дерева, с льняным пологом, которую нам с Нефертити предстояло делить. В мозаичный пол была вделана бронзовая жаровня для прохладных вечеров, когда мы будем потягивать подогретое пиво и сидеть у огня, завернувшись в плотные одеяла. А в отдельной комнате, предназначенной исключительно для переодевания, был устроен туалет из известняка. Я приподняла его крышку, и Нефертити в ужасе оглянулась через плечо. Наш проводник, забавляясь, наблюдал за нами. Туалет представлял из себя керамическую чашу с розмариновой водой на дне. Теперь нам не придется больше пользоваться стульчаком. Эти покои были достойны царевны. Тут наш проводник вмешался, объяснив, что я буду делить кровать с Нефертити, пока она не выйдет замуж, а после этого она, возможно, предпочтет обзавестись собственной кроватью.
Повсюду красовались изображения растущей, бесконечной жизни. Деревянные колонны были украшены резьбой с изображением цветов, а потом раскрашены синим и зеленым, темно-желтым и красным. По стенам летели цапли и ибисы, нарисованные искусным художником. Даже мозаичный пол искрился жизнью: изображение пруда с лотосами было настолько реалистичным, что казалось, будто мы, подобно богам, ходим по воде. Наш проводник исчез, и Нефертити тут же воскликнула:
– Ты только взгляни на это!
Она коснулась поверхности зеркала – огромного, больше нас двоих, вместе взятых, – и мы уставились на наши отражения. Маленькая, светлая Нефертити – и я. Нефертити улыбнулась своему отражению в отполированной бронзе.
– Так мы будем выглядеть в вечности, – прошептала она. – Молодыми и красивыми.
«Ну, во всяком случае, молодыми», – подумала я.
– Сегодня ночью я должна быть великолепной, – сказала Нефертити, быстро обернувшись. – Я должна затмить Кийю во всех отношениях. Главная жена – это всего лишь титул, Мутноджмет. Аменхотеп может отправить меня на задворки гарема, если я не сумею очаровать его.
– Наш отец никогда этого не допустит! – запротестовала я. – У тебя всегда будут покои во дворце!
– Дворец, гарем – какая разница? – отмахнулась Нефертити, снова поворачиваясь к зеркалу. – Если я не произведу на него достаточно сильного впечатления, я буду лишь куклой, и ничем более. Я буду коротать дни в своих покоях и так и не узнаю, каково это: править царством.
Слова Нефертити напугали меня. Уж лучше пусть ее безумная самоуверенность, чем то, что произойдет, если она не сумеет стать избранницей царевича. Тут я заметила в зеркале кое-что и застыла. В наши покои вошли две женщины. Нефертити резко обернулась, и одна из женщин шагнула вперед. Она была одета по последней придворной моде; ее сандалии были украшены бусинами, а в ушах красовались золотые серьги. Когда она улыбнулась, на щеках ее появились ямочки.
– Нам велено провести вас в ванную, – объявила женщина, протягивая нам льняные полотенца и мягкие купальные одеяния. Она была старше Нефертити, но ненамного. – Меня зовут Ипу.
Она оценивающе взглянула на нас, отметив и мои взъерошенные волосы, и изящество Нефертити. Ипу указала на стоящую рядом с ней женщину:
– А это Мерит.
Уголки губ Мерит слегка приподнялись, и мне подумалось, что она выглядит заносчивее Ипу. Однако же она низко поклонилась нам, а когда выпрямилась, то взмахнула увешанной браслетами рукой в сторону внутреннего дворика:
– Купальни там.
Я подумала о холодных медных ваннах в Ахмиме, и всякое стремление мыться меня покинуло.
– Мы – ваши личные служанки, – сообщила нам Мерит. – Прежде чем вы оденетесь или выйдете из покоев, мы должны убедиться, что с вами все в порядке. У царевны Кийи свое окружение. И служанки, и доверенные помощницы. Как она накрасит глаза, так и все красятся. Какую прическу она выберет, то за ней и повторяют фиванки. Пока что, – с улыбкой добавила она.
Двое стражников церемонно распахнули перед нами двустворчатые двери в купальню, и когда я огляделась сквозь пар, то ахнула. Воду наливали из сосудов в длинные мозаичные бассейны, окруженные каменными скамьями и большими камнями, согретыми солнцем. Между колоннами были подвешены вазы, и растущая в них буйная зелень тянулась к солнцу.
Нефертити одобрительно осмотрела зал с колоннами.
– Нет, ну ты представляешь: отец знал обо всем этом и предпочел вырастить нас в Ахмиме!
Она отбросила полотенце.
Мы уселись на каменные скамьи; наши новые служанки велели нам лечь.
– У тебя очень напряженные плечи, госпожа. – Ипу принялась разминать мне спину. – У старух и то плечи мягче!
Она рассмеялась. Меня удивила подобная фамильярность. Но по мере того как Ипу массировала мне спину, мои плечи и вправду расслаблялись.
Бусины, вплетенные в парик Ипу, тихонько позвякивали, и я чувствовала запах, исходящий от ее длинного облегающего платья, – аромат лотоса. Я закрыла глаза, а когда открыла – в бассейне оказалась другая женщина. Почти в тот же самый миг Мерит набросила на мою сестру ее одеяние.
Я уселась.
– Где…
– Тсс!
Ипу надавила мне на спину.
Я ошеломленно уставилась вслед уходящим Нефертити и Мерит.
– Куда они?
– Обратно в ваши покои.
– Но почему?
– Потому что здесь Кийя, – сказала Ипу.
Я посмотрела через бассейн на женщину, окунувшую голову в воду. Лицо ее было маленьким и узким, нос – с небольшой горбинкой, но все же в ее лице было нечто, притягивающее внимание.
Ипу прищелкнула языком.
– Мне нужно сбегать за лавандой. Побудь здесь и ничего не говори! Я скоро вернусь.
Едва лишь Ипу ушла, как Кийя двинулась в мою сторону. Она обернула полотенце вокруг пояса. Я тут же села и тоже завернулась в полотенце.
– Так значит, это тебя прозвали Кошачьи Глаза? – сказала Кийя. Она уселась напротив и уставилась на меня. – Ты, похоже, впервые в этой купальне?
Она посмотрела под мою скамью. Я проследила за ее взглядом и увидела, что я натворила. Я положила мое купальное одеяние на пол, и теперь его подол намок.
– Во дворце мы используем для этого шкафы.
Кийя улыбнулась; я взглянула туда, где висела ее одежда, и покраснела.
– Я не знала.
Кийя приподняла брови.
– Я думала, твоя служанка скажет тебе о таких вещах. Ипу известна в Фивах. Все женщины при дворе хотели бы заполучить ее – она очень искусна в обращении с косметикой, – но царица отдала ее тебе.
Она умолкла, ожидая моего ответа. Поняв, что я ничего не собираюсь говорить, она подалась вперед.
– Скажи, это была твоя сестра?
Я кивнула.
– Она очень красивая. Она наверняка была украшением садов Ахмима. – Кийя взглянула на меня из-под длинных ресниц. – Готова поспорить: у нее было множество поклонников. Должно быть, ей было нелегко бросить их там, – задушевным тоном произнесла Кийя, – особенно если она была влюблена.
– Нефертити ни в кого не влюблена, – отозвалась я. – Это мужчины влюблялись в нее.
– Мужчины? Так поклонник был не один?
– Нет, только наш наставник, – быстро ответила я.
Кийя выпрямилась.
– Наставник?
– Ну, не ее наставник. Мой.
В дворике раздались шаги Ипу. Кийя тут же встала и ослепительно улыбнулась:
– Думаю, мы еще побеседуем, малышка.
Ипу увидела нас, и по лицу ее промелькнула тревога. Кийя выплыла за дверь, облаченная лишь в мокрое льняное полотенце.
– Что случилось? – нетерпеливо спросила Ипу, пересекая купальню. – Что тебе сказала царевна Кийя?
Я заколебалась.
– Только что Нефертити красивая.
Ипу прищурилась:
– И больше ничего?
Я энергично тряхнула головой.
– Ничего.
Когда я вернулась в наши покои, Нефертити уже была там. На ней было отрезное под грудью платье. Мое было таким же, но, когда я его надела, на свете не нашлось бы еще двух таких же несхожих сестер. Мне платье было длинновато и болталось свободно, а у Нефертити оно подчеркивало тонкую талию и поднимало грудь выше.
– Погоди! – воскликнула Нефертити, когда Мерит занесла над ней щетку для волос. – А где масло сафлора?
Мерит недоуменно нахмурилась.
– Что, госпожа?
– Масло сафлора, – пояснила Нефертити, взглянув на меня. – Сестра велит пользоваться им. Чтобы волосы не выпадали.
– Мы здесь не пользуемся маслом сафлора, госпожа. Мне пойти поискать его?
– Да. – Нефертити уселась и посмотрела вслед Мерит. Потом взглянула на мое платье и одобрительно кивнула: – Вот видишь? Ты можешь выглядеть хорошо, если постараешься.
– Спасибо, – вяло ответила я.
На подготовку у нас ушло все время до заката. Ипу с Мерит и вправду оказались настолько умелыми, как их отрекомендовал отец. Они уверенно и тщательно накрасили нам губы и подвели глаза сурьмой, подкрасили грудь хной и в завершение надели на нас нубийские парики.
– Что, прямо на волосы? – огорчилась я. Нефертити гневно сверкнула глазами, но парик казался на вид жарким и тяжелым, с обилием косичек и крохотных бусин. – Неужто их носят все?
Ипу с трудом сдержала смешок.
– Да, госпожа Мутноджмет. Даже царица.
– Но как он держится?
– При помощи воска и смолы.
Она собрала мои длинные волосы в тугой узел и ловко надела на меня парик. Эффект оказался поразительным. Косички красиво обрамляли мое лицо, а зеленые бусины подчеркнули цвет глаз. Должно быть, Ипу специально их подобрала, потому что у Нефертити бусины были серебристыми. Я сидела не шевелясь, пока служанка умастила мне грудь кремом, а потом осторожно сняла крышку с кувшинчика. Она высыпала себе на ладонь что-то блестящее, потом осторожно подула – и меня осыпала золотая пыль. Я краем глаза заметила свое отражение в зеркале и изумленно ахнула. Я была красива.
Потом Нефертити встала.
По ней невозможно было сказать, что она только что проделала утомительное путешествие по Нилу, из Ахмима в Фивы. От важности нынешнего вечера Нефертити была вся на нервах, и сна у нее не было ни в одном глазу. Она сверкала, словно солнце. Ее парик ниспадал ниже плеч, а заправленные за уши волосы подчеркивали скулы и изящную шею. Каждая прядь волос издавала мелодичный перезвон, когда бусины постукивали друг об друга, и я подумала, что на целом свете не найти мужчины, который смог бы отказаться от Нефертити. Тело ее с головы до ног усыпала золотая пыль.
Служанки отступили на шаг.
– Она великолепна.
Они поменялись местами, чтобы оценить работу другой, и Мерит, осмотрев мое лицо, одобрительно хмыкнула.
– Зеленые глаза, – сказала она. – Никогда еще не видела таких зеленых глаз.
– Я подвела их малахитом, – отозвалась Ипу, гордая проделанной работой.
– Получилось чудесно.
Я выпрямилась, а сестра кашлянула, отнимая у меня момент триумфа.
– Мои сандалии! – потребовала она.
Мерит принесла сандалии, отделанные золотом. Нефертити повернулась ко мне и сказала:
– Сегодня вечером я встречусь с царевичем Египта. – Она протянула руки, и браслеты у нее на руках зазвенели. – Как я выгляжу?
– Как Исида, – честно ответила я.
На закате нас провели в Большой зал; праздничный шум был слышен еще за несколько внутренних двориков оттуда. О прибытии каждого гостя сообщал специальный слуга, и, пока мы ожидали своей очереди, Нефертити схватила меня за руку.