Текст книги "Чингисхан"

Автор книги: Мишель Хоанг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

Глава XI
МРАК НАД СТРАНОЙ «ТЫСЯЧИ И ОДНОЙ НОЧИ»

После вторжения монголов мир пришел в беспорядок как волосы эфиопа. Люди стали подобны волкам.

Саади (1213–1292)

У ПОДНОЖИЯ КРЫШИ МИРА

Китайская война длилась уже пять лет. Она продолжится до 1234 года. Но Чингисхан вместе со своим генеральным штабом не участвовал в ней с января 1217 года, оставив своего верного товарища по оружию Мукали (дав ему титул вице-короля Маньчжурии) ответственным за операции в Северном Китае. Неутомимый наездник, он займется организацией своих полков, вводя в них большое число киданей и китайцев, черпая их из людских ресурсов густонаселенного Китая. Он погибнет в бою в 1223 году. Цзини погрязли в двадцати безрезультатных сражениях; эта затянувшаяся война уничтожает их живую силу, в то время как их территория все больше суживается вокруг императорской столицы Кайфына. Династия рузгенов еще правит в Хэнани и в отдельных областях Шэньси, Шаньдуна и Шаньси, хотя значительная часть этих провинций вышла из под ее контроля.

Если Чингисхан вернулся в свой лагерь на берегах Ке-рулена, то это произошло потому, что Центральная Азия стала ареной важных событий. Вы, конечно, помните, что в 1122 году кидани, царствовавшие в Северном Китае, были изгнаны рузгенами, основавшими Цзиньскую династию. Большинство киданей признавали оккупантов – до монгольского вторжения, когда многие из них перешли на сторону врага, надеясь, может быть, с его помощью вновь получить бразды правления. Но меньшая часть бежала на запад, где основала государство Каракитаев, между озерами Балхаш и Иссык-Куль и по течению рек Или, Чу и Талас, в зоне аллювиальных долин и озер, которая соответствует южной части Казахстана. Найман Куч лук нашел там приют и даже умудрился стать зятем вождя каракитаев, гурхана. Но, войдя в империю со многими тысячами вооруженных людей – найманами и меркитами, – он не замедлил организовать заговор против своего покровителя, ослабевшего с возрастом.

В 1210 году Кучлук завязал тайные отношения с шахом Хорезма, соседней империи. Вскоре после этого его новый союзник Мохаммед захватил часть территории Каракитаев, но вынужден был отступить, столкнувшись с контрнаступлением, угрожавшим Самарканду. В это же время Кучлук восстал против своего тестя. Во главе своих сторонников он вошел в Фергану, взял Узкенд и двинулся к столице Каракитаев, Балазагхуну. Гурхан немедленно принял меры против зятя, но на Хорезмском фронте был вынужден отступить. Одновременно в столице вспыхнуло восстание тюрков против властителей Каракитаев. Воспользовавшись смутой, Кучлук в 1211 году захватил власть, поместил своего тестя под домашний арест, делая вид, что по-прежнему признает его гурханом. Впрочем, кажется, со стариком обращались с должным почтением до самой его смерти (в 1223 году).

Но захватчик Каракитаев, бывший кочевник, не сумел завоевать уважения у оседлых тюрков, составлявших большую часть населения его новой империи. Его политические просчеты и организованные им религиозные преследования вызвали волнения. Христианин-несторианец Кучлук в самом деле хотел заставить мусульман городов Хотана и Кашгара отречься от своей веры и принять несторианство или буддизм, который, кажется, был религией его жены. Имам Хотана был распят на двери школы, в которой изучали коран.

Какое-то время спустя по приказу Кучлука был убит царь Кульджи, признавший себя вассалом Чингисхана. И тогда на его пути встал Чингисхан. Вдова и сын принца Кульджи оказали сопротивление узурпатору, затем обратились за помощью к хану. Тот воспользовался случаем: у него появилась возможность избавиться от несносного Кучлука, придя на помощь дружески настроенному к нему царству.

Чингисхан послал своего полководца Джэбэ, чтобы спасти вдову и сироту. Итак, монгольский вождь отправился по направлению к Памирскому плато, миновал горы Неба (Тянь-Шань) и подошел к Кульдже. Кучлук тем временем бежал в Кашгар, южнее, оставив часть своих территорий, принявших монголов Джэбэ как настоящих освободителей.

Джэбэ, в противоположность обычному поведению монголов по отношению к оседлым народам, потребовал строжайшего соблюдения неприкосновенности людей и их имущества и повсюду встречал восторженный прием населения. Вскоре Кучлук был настигнут людьми Джэбэ и убит в предгорьях Памира. Его последние сторонники были сметены монголами, которые в течение нескольких недель заняли всю Каракитайскую империю. В 1218 году весь Восточный Туркестан был подчинен Чингисхану.

Вызвали ли успехи Джэбэ зависть Чингисхана, как думали многие? Или его встревожила предполагаемая независимость талантливого полководца, прославившегося своими победами на склонах Памира? Он отправил ему письмо, в котором советовал не поддаваться гордости, погубившей tayang’а найманов, а затем его сына Кучлука. Но Джэбэ продемонстрировал свою глубочайшую верность: он отправил в императорский лагерь тысячу коней, все – с белой звездой на лбу, – похожих на того, которого много лет тому назад он убил одной-единственной стрелой, когда Чингисхан готовился на нем броситься в бой. Эпизод, конечно, значительно приукрашен, но он еще раз подчеркивает подозрительность Чингисхана и его ревнивое стремление к безраздельной, абсолютной власти. Но далекий от мысли создать свое собственное царство полководец хана только что завоевал для него целую империю у подножия Крыши Мира.

УБИЙСТВО ПОСЛА

Аннексия Каракитайской империи создала для монголов Чингисхана возможность прямого контакта с исламским миром, о котором они прежде получали сведения только благодаря купцам, водившим караваны, ремесленникам или дипломатам.

Западным соседом Каракитайской империи был Хорезм. Это государство возникло из маленького Хорезмийского царства, еще в древности отделившегося от Персии. Ограниченное на востоке нижней Амударьей и Памиром, Аральским морем на севере и Хазарским (Каспийским) на западе, Хорезм в те времена охватывал северо-восточный Иран, большую часть современного Афганистана и часть нынешних Туркменистана, Узбекистана, Таджикистана, Киргизстана и Казахстана. В 1212 году в результате государственного переворота в Самарканде к власти пришел шах Мохаммед. Незначительный инцидент вскоре станет причиной конфликта, гибельного для Хорезма.

Пришедший из Самарканда караван верблюдов доставил к ханскому двору тюки хлопчатых и шелковых тканей, высоко ценимых кочевниками, не занимавшимися ткачеством, и торговцы запросили за них непомерную цену. Уязвленный их непорядочностью, хан показал погонщикам верблюдов китайские ткани лучшего качества, дав им понять, что в степи тоже есть знатоки; справедливости ради он приказал конфисковать тюки самого неуступчивого купца из Самарканда. Остальные, напуганные, предпочли предложить свои товары по цене, которую назначит сам хан. Но он с высокомерной расточительностью щедро заплатил всему каравану, вернул конфискованные ткани и просил торговцев быть его гостями.

Вскоре после этого Чингисхан решил отправить шаху Хорезма роскошный подарок: изделия из нефрита, слоновой кости, слитки золота и штуки войлока из белоснежной верблюжьей шерсти. Караван сопровождали триста человек; среди них было несколько знатных монголов и трое людей из Бухары и Отрара, они везли довольно двусмысленное послание:

«Я знаю о твоем могуществе и просторах твоей империи. Я испытываю величайшее желание жить с тобой в мире. Я буду относиться к тебе как к сыну. С твоей же стороны, ты не можешь не знать, что я завоевал северный Китай и покорил все племена Севера. Ты знаешь, что моя страна – это муравейник воинов, серебряные копи и что мне нет нужды желать других владений. Мы одинаково заинтересованы в том, чтобы развивать торговлю между нашими подданными».

Эти слова вызвали недоверие Мохаммеда, который ограничился тем, что отправил эмиссаров хана, не дав им никакого ответа. Это был почти незамаскированный категорический отказ. Однако Чингисхан возобновляет свои предложения. В 1218 году он посылает второй караван – полторы тысячи верблюдов, цифра, которая кажется преувеличенной, так как эти животные были редкостью в Монголии до завоевания Среднего Востока. Животные перевозили тюки бобровых и собольих мехов; их сопровождали мусульманские купцы. Караван возглавлял официальный представитель монгольского Двора, некий У куна.

Караван прошел степи и пески Шелкового пути и достиг пограничного города Отрара. Там правитель города вследствие мало известных обстоятельств казнил сто погонщиков верблюдов и конфисковал товары. Что касается посла Чингисхана, его официальная должность не послужила ему защитой, так как он тоже был убит хорезмийцами.

Известие об убийстве дошло до Монголии через несколько недель. Узнав о нем, хан заплакал. Последовал ли он советам Елюй Чу-Цая, попытавшись установить добрососедские отношения с Хорезмом, чтобы развивать обмен? Вполне возможно. Во всяком случае предательство хорезмийцев не могло остаться безнаказанным. Долгом хана перед самим собой было ответить на это лично.

Повторив ритуал, который он исполнил перед началом Китайской войны, хан поехал, чтобы помолиться Тенгри, призывая Вечное Небо оказать ему свое божественное покровительство. Затем, сделав последнюю попытку примирения, хан отправил к Мохаммеду посла. Но эмиссар хана, мусульманин, был казнен, а его люди отосланы ко Двору Чингисхана с наголо выбритыми головами – в знак унижения. Кроме того, правитель пограничного города Отрара, виновный в убийстве торговцев из каравана, не был смещен с должности, а, напротив, получил подтверждение своих полномочий. С этой минуты дипломатия была отставлена. Чингисхан решил «вести политику другими методами». Лучшим аргументом его политики, который до сих пор действовал безотказно, была его кавалерия.

Сведения о происхождении конфликта у авторов арабских и персидских хроник достаточно противоречивы. Джувейни и Нессави дают понять, что инцидент в Отраре был результатом личной инициативы правителя города, которого шах просто не выдал. Но Ибн аль-Асир возлагает прямую ответственность на шаха Мохаммеда.

ЗАВОЕВАНИЕ ЗАПАДА

В течение лета 1219 года генеральный штаб Чингисхана собрал десятки тысяч всадников-кочевников. По сведениям монголоведа Бартольда, хан собрал один или два тука (tuq), то есть от 150 000 до 200 000 кавалеристов, прошедших прекрасную школу войны с Китаем; среди них было много опытных воинов, назначенных на командные должности. Он мобилизовал по крайней мере на 50 000 человек больше, чем для завоевания Китая; это означало, что в монгольской армии становилось все больше наемников-тюрков.

Накануне выхода в поход Чингисхана во главе своей великой армии одна из его жен, Есуй, убедила его решить вопрос о преемнике до начала войны. Молодая женщина лирично и вдохновенно рисует опасности войны, говорит о возможной гибели своего супруга. Заодно она ставит его перед необходимостью ответить на вопрос, который задают себе все его близкие: кто будет его преемником? «Но все живущее смертно, всякое существо недолговечно. Если твое тело, подобное громадному дереву, однажды склонится к земле, что станет с твоими народами, подобными конопляному стебельку или птичьему полету? Из твоих четверых благородных сыновей кого хотел бы ты признать своим наследником? Этот вопрос, который я задаю тебе, твои сыновья, твои братья, твои преданные друзья тоже задают себе. Нам необходимо знать, каковы твои желания».

В «Сокровенном сказании» говорится, что Чингисхан признал правоту Есуй: «Ты всего лишь женщина, а только что сказала мне разумные слова, которые ни мои братья, ни мои сыновья, ни Боорчу, ни Мукали никогда не осмеливались при мне произнести. Да, я не подумал об этом, как будто я сам наследовал моим предшественникам мирным путем или как будто мне никогда не придется умереть».

Итак, хан призвал в свой шатер своих четверых сыновей, своих братьев, полководцев и нескольких верных друзей. Затем, открывая дискуссию о наследовании, он спросил своего старшего сына Джучи о его мнении. Но тот не успел еще и рта раскрыть, как вмешался Джагатай, перебив отца: Джучи не имеет права высказывать свое мнение, так как он был зачат у меркитов, похитивших Бортэ. И в бешенстве произнес слово «внебрачный». Джучи, смертельно побледнев от оскорбления, бросился на Джагатая. Оба они с поднятыми кулаками стояли друг против друга, не скрывая давней непримиримой вражды. Их поспешили разнять, в то время как хан на своем почетном месте хранил невозмутимое спокойствие. Старый слуга хана Кокотчес посмел сказать обоим противникам об их поведении, напомнив им о том героическом времени, когда в их юрте царила нищета, степь раздирала анархия родов, и Бортэ, их мать, «отрывала кусок от своего рта, чтобы их прокормить». Он воззвал к их чувству любви к матери, к их великодушию. Чингисхан зашел еще дальше: «Сокровенное сказание» пишет, что Джагатай не смог сдержать слез, услышав от отца суровое порицание, и что оба брата склонились в пользу третьего, Угедея, известного своей уравновешенностью и великодушием. Джучи принял это предложение: оно сводило на нет его право первородства, но сомнения, тяготевшие над законностью его рождения, не оставили ему выбора.

Итак, предполагаемым преемником был в конце концов назван Угедей. На сохранившемся портрете он предстает перед нами строгим и, по-видимому, крепким. У него очень широкий приплюснутый нос, раскосые глаза, он совершенно не похож на отца. Считается, что он был любимым сыном. Одаренный здравым смыслом в большей степени, чем умом, склонный к милосердию, он очень любил выпить. Угедей торжественно обещал отцу оправдать его доверие. Толуй, младший, заявил, что будет всячески помогать своему старшему брату и стараться напоминать ему о его обязанностях.

Вопрос о наследовании был предварительно оговорен. Но Чингисхан принял решение: «Мать-земля велика, – заявил он сыновьям, – больших и малых рек много. Я разделю империю так, чтобы каждый из вас получил отдельное владение, а каждое племя – четко обозначенные зоны выпаса».

Великая армия Чингисхана могла отправляться в поход завоевывать земли Ислама.

МОЛНИЕНОСНАЯ ВОЙНА

Государь отправился со своими четырьмя сыновьями и лучшими полководцами: Субетэем, Токучаром и Джэбэ, командовавшими силами авангарда. Беспрецедентное событие: его сопровождает одна из жен, Кулан (Эмиона), о которой говорят, что она была очаровательна и завоевала сердце своего повелителя. Эта особая милость позволяет так думать, но можно также предположить, что Кулан воспользовалась случаем, чтобы затеять интригу и противопоставить себя Есуй.

Шах Хорезма Мохаммед совершил ошибку: он рассредоточил свои силы на огромной территории. Часть его армии находилась в собственно Хорезме, в районе Хивы и Ургенча, к югу от Аральского моря. Другая часть была сконцентрирована в Самарканде и Бухаре. И еще часть – продвинулась к самой границе империи, в Фергану и по течению реки Сырдарьи. Перед могучим монгольским тараном Мохаммед – в слабой позиции. Когда его силы, однако, значительно превосходящие в численности, столкнутся с монголами, на месте они окажутся малочисленнее.

В 1219 году, когда они готовились к захвату Передней Азии, монголы почти наверное, во всяком случае в отдельных армейских соединениях, располагали военным снаряжением. Война против Китая дала им возможность захватить осадные орудия, а главное – получить китайских или киданьских специалистов, умеющих ими пользоваться и научить этому кочевников. Начиная с X века китайцы изготовляли пороховые снаряды. В большей степени, чем о мортирах, широко используемых только начиная с 1280 года, речь шла о трубах, посылающих дымовые снаряды, которые своим грохотом и клубами дыма должны были наводить ужас на врага. Монголы использовали также более древние метательные снаряды по крайней мере тысячелетней давности: осадные арбалеты, установленные на массивных подставках, которые могли посылать длинные стрелы «на двести больших шагов», или катапульты, бросающие? камни на большое расстояние. Саперы делали подкопы под стены во время осады, защищаемые башнями на колесах (lin), которые как пожарные машины разворачивали складные лестницы. Кроме этих осадных орудий, называемых «лестницами в облака», тараны и бомбардиры с металлической дробью (tiehuopao) появились, несомненно, во время осады в то же время, что и «летучие огни» (feihuo), которые могли поджигать части фортификаций, сделанные из горючих материалов.

Первой целью монголов был город Отрар. Этим городом, окруженным стенами, командовал Инальчик Кадир-хан, правитель, приказавший казнить эмиссара хана. Уверенный, что в случае поражения ему не миновать смерти, он сопротивлялся до конца вместе со своими осажденными войсками. Авторы персидских хроник сообщают, что осада города, начавшаяся в сентябре 1219 года, длилась больше месяца и что, когда город был взят, его правитель укрылся в крепости с оставшимися у него воинами. В конце, когда кончились даже стрелы, Инальчик собрал кирпичи, чтобы бросать ими в противника. Когда он был побежден, его, связанного кожаными ремнями, привели к хану, который распорядился предать его показательной казни, видимо, любимой монголами: расплавили серебро, затем влили жидкий кипящий металл в отверстия ушей и в глазные орбиты жертвы.

Под предводительством Джучи второй корпус монгольской армии прибыл в Хорезм по левому берегу Сырдарьи и тотчас же начал осаду города Сугнака. Как обычно, монголы потребовали безоговорочной капитуляции. Когда противник отказался, воины Джучи начали яростный штурм, длившийся целую кровавую неделю, в конце которой осаждающие взяли город и перебили всех жителей, перерезав горло или вспоров животы. Затем пришла очередь города Джента, на Сырдарье, к северу от пустыни Кызыл-Кум.

Тем временем другие монгольские кавалеристы под командованием Алак-Нояна атаковали Бенакет между Ходжентом и Ташкентом. Тюркские наемники защищали его стены в течение трех дней, затем сдались. Но никому из них не было пощады, когда монголы вошли в город. Здесь они тоже собрали всех жителей. Мастера были распределены между сражающимися воинскими подразделениями, часть – оставлена в лагере для отправки в Монголию, тогда как женщины были отданы разным родам. Остальное население попало в воинские единицы, чтобы служить заложниками или живым щитом между осаждающими и осажденными.

Затем наступила очередь Ходжента (Худжанда). Комендант города Темур-Мелик был известен своими военными способностями и мужеством. Он укрылся в крепости, построенной на реке, с тысячью лучших воинов, готовых драться как львы до конца. Персидские летописцы утверждают, что крепость была так хорошо расположена, что врагу пришлось мобилизовать 20 000 воинов и 50 000 пленных, – цифры, очевидно, преувеличенные. Монголы использовали пленных, чтобы построить мост из лодок по всей ширине реки выше укрепленного замка. Затем пленники стали таскать камни, чтобы бросать их в воду вдоль мостика; созданного из поставленных на якорь лодок, и построить таким образом плотину, которая дала бы возможность осушить ров у подножия крепости. Темур-Мелик умно противостоял этим приготовлениям: у него тоже были лодки и он использовал их, чтобы все время тревожить рабочих и их охрану, занятых созданием плотины, перегораживающей реку. Но что могли тысяча человек против монгольской армии? Темур-Мелик, собрав самых смелых и верных ему людей, сумел сесть на лодки на Сырдарье и поплыл по течению; затем он вышел на берег и, несмотря на посланные в погоню за ним вражеские эскадроны, невредимым прибыл в лагерь шаха.

В то время как его люди брали один за другим восточные города Хорезма, хан и его сын Толуй вошли в Трансоксианию (Мавераннахр), область, расположенную между двумя реками – Сырдарья и Амударья. Город Нур был взят хитростью: переодевшись погонщиками верблюдов из каравана, монгольские воины под видом беглецов проникли в предместья, не опознанные часовыми. Дойдя до городских стен, они сумели пробиться, и городские власти, видя, что дело проиграно, капитулировали. Жители были вынуждены покинуть Нур, а правитель выплатить дань в размере 1 500 динаров. Город был разграблен и добыча, погруженная на повозки, сопровождала войска захватчиков.

В начале февраля 1220 года показалась Бухара. Тогда это был один из красивейших городов Хорезма, если не всего Востока. Расположенный на западной оконечности огромного Зеравшанского оазиса на границе с Кызыл-Кумом (пустыня Красных Песков), он был местом пребывания саманидов-иранцев, принявших ислам, затем тюркских династий караханидов и каракитаев. Город был средоточием интеллектуальной и религиозной жизни, и паломники приходили издалека, чтобы помолиться в мечети Пятницы, на могиле Исмаила Саманида. Бухара, славившаяся ткачеством ковров, была торговым центром, находившим заказчиков вплоть до Малой Азии и Египта. Вокруг города бесчисленные ирригационные каналы (арыки) или проложенные под землей трубы (kariz) распределяли благодатную воду. Благодаря системе резервуаров, подъемных затворов, шлюзов вода прибывала в город, где она позволяла стирать шерсть и разводить краски, применявшиеся при ручной выделке ковров. Меньше чем за месяц Бухара тоже падет под натиском армии Чингисхана.

Окруженный монголами значительный гарнизон, состоящий из тюрков-сельджуков, попытается предпринять вылазку, окончившуюся поражением: все наемники будут настигнуты в предместьях города и уничтожены. В середине февраля Чингисхан пытается, используя пленных в качестве тарана, выбить городские ворота, затем с помощью баллист ему удается пробить бреши в укреплениях. Вскоре после этого он входит в город. Последние защитники, укрывшиеся в крепости, казнены, и жители Бухары должны выйти из города длинной вереницей. Все те, кого монголы отыщут после этого, укрывшихся в каких-нибудь глухих закоулках города, будут заколоты кинжалом на месте.

Все персидские хроники пишут, что разграбление Бухары было чудовищным святотатством, в котором проявилось ужасающее презрение монголов к побежденным, их религии и культуре. Они рассказывают, что монгольские всадники оскверняли святые места, выбрасывали в нечистоты священные книги корана и что хан ворвался в главную мечеть, приняв ее за дворец шаха. Перед повергнутыми в ужас верующими он ворвался верхом на коне, бросив своим офицерам, что пора кормить лошадей. Сотни горожан предпочли покончить с собой, чем терпеть издевательства захватчиков, мужчины убивали своих жен, чтобы над ними не глумился враг. Кади Садртад-дин, имам Рох-ад-дин и другие высокопоставленные лица Бухары покончили с собой.

Джувейни обессмертил эту резню, заставив Чингисхана произнести следующие слова: «Я скажу вам, что я – бич Аллаха, и если бы вы не были великими грешниками, Аллах не послал бы меня на ваши головы». А араб Ибн аль-Асир в своем описании монгольского вторжения, изложенного в Al-Kamil fil-Tarikh, переведенной под названием «Совершенная история», рисует в патетическом тоне сцены, разыгравшиеся в Бухаре: «Это был ужасный день, слышны были только рыдания мужчин, женщин и детей, разлученных навсегда, так как монгольские войска делили население».

Конец трагедии был отмечен гигантским пожаром. Город Бухара на многие десятилетия перестал существовать. Зловоние, исходившее от тысяч трупов, слишком многочисленных, чтобы их можно было похоронить, вскоре изгнало живых. Окрестные крестьяне искали пристанище вдали от города. Животные, брошенные на произвол судьбы, погибли. Ирригационные каналы были разрушены. Заброшенные поля, занесенные песком, оголились. От Бухары, ее дворцов, ее мечетей остались только развалины, уцелевшие от пожара.

ХОРЕЗМ: ОГОНЬ И КРОВЬ

Оставив на западе пораженную насмерть Бухару, Чингисхан двинулся по течению Зеравшана, чтобы идти на Самарканд. Следуя за повозками, пленные, используемые в качестве рабочей силы, против своей воли помогали врагу разрушать собственную страну. Город, имеющий богатую историю, Самарканд – в древности Мараканда – был столицей Согдианы; захваченный Александром в 329 году до Рождества Христова, затем занятый арабами в 712 году, он достиг при Саманидах значительного подъема. Расположенный в самом центре оазиса, он был обязан своим процветанием усовершенствованной ирригационной системе.

Как большинство средневековых городов, как соседняя Бухара город Самарканд был разделен на кварталы. Рядом с крепостью был район официальных дворцов и административных канцелярий со своими библиотеками, кирпичными культовыми зданиями, многие из которых были украшены цветной керамикой, славившейся по всему Востоку. В предместьи тесно жались друг к другу многочисленные лавчонки, в которых кипела работа ювелиров, шорников, медников, красильщиков. Были целые улицы, занятые продавцами фаянсовой посуды, оружейниками, изготовлявшими сабли высокого качества, резчиками и краснодеревщиками, чьи изделия покупали даже в далеких портах Средиземного моря: стальные лезвия, кольчуги, расписную и глазурованную керамику, маркетри из драгоценных пород дерева, изящно гравированные кувшины для воды. Изготовляли даже бумагу, технологию которой экспортировали китайцы. В садах выращивали изысканные цветы, фрукты, которые высушивали или засахаривали со специями. Фисташки, финики, «райские яблоки» (апельсины) и дыни лежали грудами, в зависимости от сезона, на самаркандских рынках. Некоторые купцы отправляли вплоть до Багдада дыни высокого качества, уложенные «в свинцовые ящики, покрытые снегом», чтобы сохранить их свежими до мест их дальнего назначения.

Город Самарканд был тогда окружен поясом недавно возведенных укреплений. Его гарнизон, состоявший из наемников, был очень многочисленным, и, конечно, мало кому из самаркандцев могло придти в голову, что их городу грозит та же участь, которая несколько месяцев тому назад постигла соседнюю Бухару, расположенную на 250 километров западнее.

Даосский монах китаец Чан Чунь, проезжавший через город годом позже, отмечает, что «Самарканд – город каналов. Так как летом и осенью никогда не бывает дождей, его жители повернули течение рек к городу и распределяют воду по всем улицам таким образом, чтобы каждое жилище имело ее в достаточном количестве. До поражения шаха Хорезма в Самарканде было больше 100 000 семей населения… Большинство полей и садов принадлежат мусульманам, но они должны были нанимать китайцев, киданей и тангутов, чтобы выполнять работы и управлять владениями. Дома китайских тружеников разбросаны по всему городу».

Стены знаменитого города были прорезаны четырьмя монументальными воротами. Одни из них, Китайские (или Восточные) ворота, были главными в этой стране торгового обмена, который велся в течение веков между Дальним Востоком и Востоком по различным маршрутам Шелкового пути.

Весной 1220 года Чингисхан со своими войсками появился у стен Самарканда. Оценив надежность его внешних укреплений, хан предпочел дождаться подкрепления: он тщательно разработал план боевых действий и окружил город войсковым заслоном. Когда Угедей и Джагатай подошли к его позициям, гоня перед собой тысячи пленных хорезмийцев, он собрал военный совет, на котором было решено обмануть противника, преувеличив численность монгольских сил. Были собраны тысячи пленных: с них сняли тюрбаны и халаты, чтобы одеть их, как кочевников. Затем, взяв их в кольцо из офицеров Чингисхана, несчастных привели, с монгольскими знаменами впереди, под стены Самарканда. Наемники осажденного города встретили осаждающих выстрелами в упор. Еще раз кочевники применили древнюю тактику, по которой «из тридцати шести военных хитростей ни одна не может сравниться с бегством». Но это бегство было только уловкой: предоставив противнику арестовывать переодетых пленных, монголы вдруг вышли из укрытия и с топорами и саблями набросились на застигнутого врасплох врага, который был вынужден в беспорядке отступить. Жестоко потрепанные воинами хана тюркские наемники дезертировали на пятый день осады города. Нерегулярно получающие плату, отрезанные от городского населения, отличающиеся по языку и обычаям от хорезмийцев, они покинули Самарканд, который, лишившись своих защитников, был принужден капитулировать.

Именитые горожане явились на позиции монголов и получили официальное обещание, что всем, кто покинет город, будет сохранена жизнь. Оставленный своими жителями, Самарканд был разграблен. Несколько сотен непримиримых, решивших сражаться до конца, были зарублены мечами, а часть города стала жертвой огня. Что касается наемников-тюрков, которые думали, что сдавшись в плен спасут свою жизнь, то они были обвинены в предательстве, и персидский летописец утверждает, что 30 000 из них были казнены без малейшего снисхождения. Около пятидесяти тысяч жителей смогли получить свободу за плату: за них потребовали «коллективный выкуп» в размере 200 000 динаров. Те, кто был слишком беден, чтобы заплатить, были завербованы в монгольские войска, где служили подсобной силой и рабочими, а самые умелые мастера были отправлены в Монголию целыми обозами. Говорят, что когда самаркандцы вернулись в свои жилища, их собралось так мало, что не хватило даже на то, чтобы заселить один район города!

Завоеватели-кочевники двинулись затем на север, захватывая новые территории Хорезма. Войскам Чингисхана нужно было всего лишь спуститься по течению Амударьи, между пустынями Кызыл-Кум и Кара-Кум. За несколько месяцев они преодолели расстояние по меньшей мере в 500 километров – к север-западу от Бухары, дойдя до того места, где начинается дельта реки, впадающей в Аральское море.

Как и у других городов, только что завоеванных монголами, основой экономики Ургенча было оазисное земледелие. Столица Хорезма была крупным торговым центром, и ее базары, где продавались специи, пряности, хлопчатые ткани и оружие, свидетельствовали о ее процветании. Здесь город защищали наемники тюрки. Но потому ли, что они предпочли сохранить верность шаху, или считали неразумным доверять монголам, эти солдаты решили защищаться, их поддерживало большинство городского населения. Были тщательно подготовлены запасы провизии, вооружения и воды в предвидении долгой и трудной осады.

Чингисхан поручил троим из своих сыновей – Джагатаю, Джучи и Угедею – овладеть столицей Хорезма. За ними следовали генералы, которые принимали участие в многочисленных битвах: Кадаан, То лун Черби и Боорчу. В их войсках было около пятидесяти тысяч всадников. Кажется вероятным, что хан пообещал Джучи отдать ему Хорезм. Сын хана, сражаясь ради самого себя, старался избегать бесполезных разрушений, зная, что все, что уцелеет от пожара, будет принадлежать ему. По своему обыкновению монголы отправили к осажденным эмиссаров, требуя безоговорочной капитуляции. Так как власти Хорезма ответили отказом на «предложения» монголов, те решили начать осаду по всем правилам.