Текст книги "Чингисхан"

Автор книги: Мишель Хоанг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

Глава VIII
ВЕЛИКИЙ ХАН

Temujin-i Cinggis-qagan ке 'еn nerceyitcu qan bolqaba.

(Они провозгласили ханом Тэмуджина и нарекли его gengis-khan).

Сокровенное сказание о монголах

ИНВЕСТИТУРА БОЛЬШОГО КУРУЛТАЯ

На следующий же день после того, как был казнен Джамука, Тэмуджин стал бесспорным властелином большинства монгольских племен, живших между горной цепью Большого Хингана на востоке, Саянами на западе, отрогами Алтая на юге и озером Байкал на севере. На этой огромной территории, соответствующей приблизительно современной Монголии (несколько уменьшенной), существовали только отдельные, разбросанные то здесь, то там небольшие очаги инакомыслия. В возрасте пятидесяти лет Тэмуджин мог заявить о себе как о вожде всех «народов, живущих в юрте из войлока». И тогда, в мае 1206 года, он созвал новый курултай, генеральную ассамблею, объединявшую знать всех родов.

Из-за непрочности связей, объединявших кочующих вассалов и их сюзернов, дальности расстояний между родами ассамблеи собирались нечасто и в разных местах. В них не было ничего от «официального института»: там обсуждали более или менее важные дела, разбирали отношения между феодалами общего или частного характера, решали проблемы войны и мира. Но иногда они были менее официальными и становились скорее поводом для пиров. Но в этих «пламенных советах», объединявших один или несколько родов, принимали участие только те, кто этого хотел. При Тэмуджине курултаи начали играть решающую роль. Великий хан, чья власть практически будет безгранична, останется верен традициям родового совета.

Итак, в середине 1206 года тысячи людей собираются у истоков реки Онон. Степные аристократы, откликнувшись на призыв хана, стекаются со всех сторон со своими «парадными выездами». Вскоре на равнине, где будет проходить курултай, их насчитываются уже сотни. Среди них – вожди знаменитых родов, чьи имена расцвечены красноречивыми прозвищами («мерген» – ловкий; «багатур» – смелый; «сетчэн» – мудрый). Все они здесь в сопровождении своих супруг, наложниц и слуг, прибывших в этот необъятный стан из войлочных шатров, огромный караван-сарай, открытый всем ветрам, шумный, с развевающимися разноцветными знаменами. Все прибыли, чтобы присягнуть на верность Тэмуджину и доверить ему судьбу бесчисленных племен, из которых его волей предстояло родиться Монгольской державе.

По всей окружности юрта стоят сотни стреноженных лошадей. Кочевники неторопливо ходят туда-сюда, останавливаются, чтобы полюбоваться скакуном, оценить качество попоны или выделку кожи. Целыми днями эти пастухи-во-ины встречаются, знакомятся, завязывают дружбу или союзы. Они состязаются на скачках, в поединках борцов, в стрельбе из лука, обмениваются кожами, ловчими птицами или драгоценностями, так как огромный юрт превратился в своеобразную ярмарку. С наступлением вечера, когда затихают животные, мужчины собираются вокруг костра из argol – осушить чаши молочного напитка, распить бутылочки алкогольного питья, вымененного у крестьян или погонщиков верблюдов. Развлекаются игрой в бабки или веревочку, слушают музыканта, пощипывающего струны своего инструмента, кочевника, исполняющего мужественную эпическую песнь – об охоте, диком медведе или коне, несущемся по степи как ветер.

В исторических источниках нет никаких сведений о причине созыва этого нового курултая. Лет за десять до него – около 1197 года – Тэмуджин уже был избран ханом частью родовых вождей, включая принцев, которые в силу своего высокого рождения также могли претендовать на ханство. Следовательно, можно заключить, что он созвал ассамблею как для того, чтобы возобновить свой мандат на правление, так и для того, чтобы узаконить власть, которая фактически ему принадлежала. Как этот человек, никогда не скрывавший своей жажды власти, мог устоять перед искушением получить инвеституру – ее высшее проявление? Без сомнения, друзья и близкие разделяли его стремления и помогали ему, и вот наконец Тэмуджин пришел к цели своего восхождения, медленного, но неуклонного, к высшему этапу – неограниченной власти на основе законности. Провозглашенный во второй раз «Чингисханом силою Тенгри», то есть «государь государей всемогущей властью Вечного Неба», он мог поздравить себя с удачей.

Если верить авторам хроник, коронование Тэмуджина было окружено большой пышностью. К небу был поднят тук, незапятнанное знамя с девятью развевающимися на ветру хвостами гнедых лошадей, и шаман Кэкчу, «Небес-нейший», лично утвердил права Тэмуджина во время грандиозной церемонии инвеституры. По окончании курултая Чингисхан отпраздновал свой звездный час, раздавая в благодарность награды и высокие посты с поистине монаршей расточительностью. Люди, преданные хану, заслуженные полководцы, получили роскошные подарки, выделенные из трофейных запасов. У хана были сторонники. Отныне у него появятся и придворные. Тем, кто его поддерживал, кто ему льстил, Чингисхан раздает должности и подарки.

Корчи, шаман, сделавший ставку на удачу хана, получил подарок, который потребовал в свое время, как залог своего пророчества: гарем из тридцати красавиц. Он получил также власть над лесными народами на северо-западных рубежах. Мукали, также пророчивший своему господину необыкновенную судьбу, получил китайский княжеский титул и «командование левым крылом до гор Кунчидун». Льстец Шиги-Кутуху, приемный брат хана, воспитанный Оэлун, потребовал свою часть почестей: «Разве я тебе был меньше предан, чем другие? С детства я вырос у твоего порога и никогда не думал ни о ком другом, кроме тебя! Ты позволил мне спать у тебя в ногах, ты обращался со мной как с младшим братом. Что ты дашь мне в знак твоего расположения?» Он получит пост верховного судьи, назначение, которое показывает, что хан, если это было нужно, без колебаний практиковал семейственность.

Чингисхан умеет вознаграждать самых преданных сторонников, чьей помощи он обязан своим восхождением к вершинам власти. Названные в армейском порядке Джелмэ, Субетэй, Хубилай и Джэбэ щедро вознаграждены, как и Мунлик, Кунан или Дегэй, чью храбрость и верность, проявленные во время прошлых военных походов, хан восхваляет от всего сердца. Боорчу, друг детства и товарищ по оружию, слышит, как хан вспоминает о его бескорыстной преданности своему господину: «Ты ничего не знал обо мне и тотчас же все бросил, чтобы идти за мной… О Боорчу, о Мукали, вы помогли мне взойти на трон, потому что всегда давали мне мудрые советы, вселяя в меня уверенность, когда я был прав, удерживая, когда я был не прав».

Не довольствуясь тем, что он разделил славу со своими верными полководцами, хан обратился со словами, полными привязанности, даже нежности, к членам своей семьи, к своим четырем сыновьям – Толую, Угедею, Джучи и Джагатаю, – но также и к усыновленным детям – Шиги-Кутуху, своему приемному брату, Борогулу, Кокочу и Гучу; хроника подчеркивает, что он в самых сердечных выражениях вспомнил обо всех, кто погиб, служа ему верой и правдой. Детям своих воинов, погибших на полях сражений, Чингисхан даст различные привилегии.

ЛЮДИ ХАНА

Когда читаешь список доходных мест и привилегий, пожалованных ханом своим верным соратникам или их потомкам, длинный перечень назначений и повышений в должности его сподвижников, создается впечатление, что

Чингисхану невероятно везло и его окружали выдающиеся люди, так как могущество Тэмуджина – в неменьшей степени заслуга «людей хана». Всегда и во всем он опирался на них, их посылал он вперед в самых трудных предприятиях. И все они, безгранично преданные своему повелителю, служили ему верой и правдой, часто делая то, что кажется выше человеческих возможностей.

Конечно, на своем жизненном пути Чингисхан встречал людей, которые его предавали, например, принцы Алтан и Кучар, непостоянный гурхан Джамука или Тогрил, стареющий государь, безвольный и неверный. Все они были высокого происхождения. «Люди хана», напротив, не принадлежали к знатным фамилиям: он встретил их на полях сражений, во время отчаянно смелых атак. Если полагаться на редкие источники, многие из них – Джелмэ, Бадай, Кичлик, Боорчу, Мунлик, Сорхан-Сира и множество других – были сыновьями кузнецов или пастухов. На таких людей, «несущих в своем походном ранце маршальский жезл», и предпочитал опираться Чингисхан в борьбе с противниками, принадлежавшими к высшей аристократии, и в своих завоевательных походах. Благодаря этим феодалам скромного происхождения он устранил журкинов Сечэ-Беки и Тайчу, предполагаемых прямых потомков славного Кабул-хана, но также и других принцев, таких, как Бури-Боко, Кучар и Алтан. В долгой междоусобной борьбе, мобилизовавшей его энергию, хан, кажется, предпочитал вступать в союз с мелкими феодалами, с вождями небольших родов, даже с простыми пастухами; с честью пройдя испытание, они получат высокие посты, когда у хана появится настоящая администрация.

Люди хана, нукеры – подлинные «дружинники»; верные люди, вассалы и слуги хана, они принадлежат к родовым группам, связанным обычаем, и не могут считаться наемниками. С ранней молодости участвуя в военных походах, они блестяще владеют тактикой боя; закаленные в кавалерийских атаках, они сумеют повести своих лучников и улан на далекие поля сражений, в Китай, на земли Ислама, вплоть до ворот Европы.

Кроме этих опасных забияк, набранных во время межплеменных столкновений, Чингисхан нашел естественных союзников в самом кругу своей семьи. Его приемные и единокровные братья, сводные братья, а позже и собственные сыновья станут бесценными помощниками. В отношениях этой многочисленной родни царила, по-видимому, относительная гармония. Конечно, нужно исключить трагический эпизод братоубийства – смерть Бектэра, но виновным в этом мальчикам было тогда всего около двенадцати лет.

Нужно ли видеть у людей хана обостренное чувство служебного долга или привязанность к своему господину, которой объясняется их верность? Или все эти люди скромного происхождения знают, что для того, чтобы достичь более высокого положения, в их интересах служить как можно лучше тому, от кого это зависит? Одно не исключает другого. Во всяком случае, тот факт, что хан поспешил избавиться от монгольских принцев высокого ранга, опираясь на свободных людей или мелкую аристократию, опровергает тезис советского историка Бартольда, противопоставляющего Чингисхана, представителя консервативной аристократии, Джамуке, принадлежавшему к более бедному классу пастухов и движимому «демократическими» стремлениями.

АРМИЯ, НОВАЯ УДАРНАЯ СИЛА

На следующий день после курултая 1206 года Чингисхан постарался объединить в своих руках скипетр и меч. «Прежде, – сказал он, – у меня было всего семьдесят телохранителей для дневной службы и восемьдесят для ночной. Теперь, когда волею Вечного Неба мне подчинена вся империя, нужно довести число личной гвардии до десяти тысяч воинов, набранных из сыновей десятников, сотников и тысячников».

Новый хан прекрасно знает, что если его власть зиждется на правовых основах, она еще в большей степени опирается на силу. Ему понадобилось десять лет, чтобы подняться от хана племени до высшей инвеституры. Отныне он употребит все, чтобы удержаться на этом посту и прежде всего выковать настоящую победоносную армию.

Закаленное с годами во время дерзких военных операций и настоящих сражений ополчение хана стало грозной силой. Это не была профессиональная армия. Об этом уже говорилось: люди, из которых она состояла, были, прежде всего, пастухами, коневодами, в мирное время занятыми повседневным трудом, разведением скота. Но Чингисхан мог в очень короткое время перестроить их на военный лад. С помощью кузнецов, перевозящих на своих повозках весь необходимый материал, люди были способны сами изготовить значительную часть своего военного снаряжения. Привыкшие объезжать лошадей и охотиться в одиночку или группами монголы – прекрасные потенциальные бойцы: кочевое пастушество дает великолепную военную подготовку. В начале XIII века племена, объединенные под скипетром хана, заняты, так сказать, «естественной» подготовкой к войне.

После курултая 1206 года Чингисхан реорганизует монгольское племенное общество в соответствии с новой иерархией. Роды, часть племени, племена, традиционно представляющие собой население улуса, принадлежавшего какому-либо нойону, включены в военную систему со строго определенной численностью ее частей. Каждый улус обязан поставить определенное число ополченцев, мобилизованных с полным снаряжением. Крупные племена должны быть разделены, мелкие – объединиться, чтобы создать более крупные. Вооруженные люди (cerigut) образуют формирования со счетом на десятки: arban (десять человек); ja’un (сто человек); mingkhan (тысяча человек); tuman (десять тысяч человек); tuq (сто тысяч человек). Такая классификация населения соответствует феодальной структуре. Таким образом, нойоны образуют высший командный корпус; их воинское звание, ставшее наследственным, дополняет их права феодала. Кроме того, по требованию хана нойоны обязаны нести чуть ли не постоянную военную службу.

Чингисхан официально облекает властью своих самых опытных генералов и дает им новые командные посты. Многим нукерам доверено тыловое обеспечение: запасные табуны лошадей, военное снаряжение (повозки, вооружение). Эта реорганизация временного ополчения влечет за собой отстранение некоторых старых командиров и их замену честолюбивыми «молодыми генералами». В девяноста трех вновь созданных воинских соединениях фигурируют самые преданные соратники Чингисхана: Джелмэ, Джэбэ, Сор-хан-Сира, Субетэй. Немного позднее другим близким хана также будут пожалованы ответственные посты генералиссимусов, отвечающих за крупные территориальные соединения (oerlut).

Эта строгая организация бывших племенных ополчений станет острием пики завоевательных походов и позволит создать настоящую регулярную армию, поражавшую современников. Пятьдесят лет спустя Плано Карпини отметит четкость этой военной организации, основанной на дисциплине, определяющей отношения между бойцами:

«Чингисхан организовал армию следующим образом: во главе десяти всадников он поставил командира, называемого, как известно, десятником; десятью десятками командовал офицер-сотник; десять сотен повиновались тысячнику; десять тысяч человек, объединенные под командованием одного военачальника, образуют формирование, называемое тумен (тьма). Наконец, командование всеми объединенными войсками доверено трем генералам, из которых один – главный. Если во время сражения один человек, или два, или три из десятка бегут, вся группа подлежит расстрелу; если дезертируют все десять, казнят всю сотню, в которую они входили, если только они не исчезнут все сразу».

Формирование полка из монгольского улуса, когда род и племя составляют основу армии, привело к тому, что на смену традиционной вассальной и родовой верности пришла преданность империи. Только несколько отдельных вождей племени (Мукали, Даритай) сохраняют власть над своим юртом. Последовательно проводя свою политику, Чингисхан прочно ввел десятичную систему в организацию армии.

Это вызовет восхищение Марко Поло: «Я сейчас расскажу вам, каким образом они организованы. Знайте, что когда тартарский правитель идет на войну, он ведет с собой войско в сто тысяч всадников. Он назначает командира для каждого десятка, каждой сотни, каждой тысячи и каждых десяти тысяч таким образом, что ему приходится командовать только десятью людьми, а этим десяти – десятью другими, так что каждый выполняет свои обязанности так хорошо и в таком хорошем порядке, что это чудо».

Чтобы координировать действия этой армии созданы специальные части «гонцов-стрел». Располагая заставами перекладных лошадей по всей территории, контролируемой ханом, они должны сообщать новости и передавать приказы ставки – «орды». Эта удивительная система связи ям (уam, откуда происходит русское слово ямщик – кучер) позволяет верховным посланникам покрывать феноменальные расстояния в кратчайший срок: говорят, 3000 километров в неделю, то есть около 400 километров в день.

Отец Гук рассказывает, что в 1846 году встретил в Тибете верховых курьеров, которые преодолели при чрезвычайной трудности рельефа более 800 километров меньше чем за неделю. В поясе, снабженном бубенцами, или трубя в рожок, чтобы извещать о своем прибытии, эти «гон-цы-стрелы» мчатся во весь опор иногда день и ночь напролет: буквально вросшие в своих коней, они укутаны во много слоев одежды, чтобы защититься от непогоды. Марко Поло с некоторым преувеличением рисует конных гонцов Хубилая, внука Чингисхана: «На каждой из этих почтовых станций находится по крайней мере четыреста лошадей. На некоторых – всего двести, в зависимости от того, как велика потребность в этой станции: сам великий Господин определяет число лошадей, которые должны быть готовы для его гонцов, когда он их куда-нибудь посылает. И знайте, что через каждые двадцать пять или тридцать миль на каждой дороге есть эти почтовые станции, оборудованные так, как я вам рассказал… А те, со следующей станции, слыша, по их бубенцам, что они подъезжают, готовят лошадей и людей, одетых соответствующим образом, и как только те поравняются, берут у них то, что они привезли, письмо или что-нибудь другое, и скачут до следующей станции».

Чингисхан учредил новые звания, новые должности: элитные батальоны составляют корпус «Старых смельчаков», в то время как другие, состоящие в основном из лучников, получили звание «великие носители колчана». Этим первоклассным воинам повелитель обещает победоносные походы, роскошные трофеи, толпы рабов. Но, раздавая милости знати, поощряя ее воинственный пыл, хан, как отмечает Рене Груссэ, обращался также ко всем объединенным племенам: «Этот доблестный народ, который предался мне, чтобы разделить со мной радость и горе, народ, который поклялся мне в верности перед лицом любой опасности, этот народ Голубых Монголов [14]14
  «Голубые Монголы (Koeke Mongol): так называют себя вожди родов, затем, позднее, Чингисиды. Голубой цвет связан с Голубым Божественным Небом, посланцами которого на земле, как говорят Чингисиды, они являются. – Прим. автора.


[Закрыть]я хочу возвысить над всеми народами земли».

Выковывая из ополченцев свою новую армию, не думал ли уже Чингисхан, что, как говорит китайская аксиома: «даже если придется сражаться всего один день в году, армия не должна прерывать свои учения ни на один день»? Хан пока еще только натягивал свой лук, не пуская стрелы.

ПРОВОЗГЛАШЕНИЕ ЯСЫ [15]15
  Яса (тюрк.) – букв, «закон» – Прим. ред.


[Закрыть]

У империи есть глава. Есть территория. Есть армия. Ей нужен свод законов, обязательных для всех.

На курултае 1206 года обнародована яса, представляющая собой приведенные в порядок древние законы монголов. В самом деле, на протяжении многих веков существовала деловая практика, целая система обычаев, юридических традиций, дающих правовые основы обществу кочевников. Эти неписанные законы более или менее соответствовали занятиям племен и отдельных людей: определяя иерархию, собственность, религиозные обряды, свободы, они скрепляли права рода, защищали средства к существованию скотоводов, клеймили святотатство и регулировали отношения между людьми.

Большое количество запретов, множество табу у монголов удивляли иностранцев, которые часто писали об этом в своих путевых заметках. Так, легат папы Иннокентия IV, французский монах Плано Карпини, был поражен их странностью:

«Хотя у монголов нет законов, руководствуясь которыми можно было бы творить суд и знать, какие проступки наказуемы, они повинуются традициям, созданным ими самими или унаследованными от предков и говорящими: это – преступление. Так, воткнуть режущее оружие в огонь, прикоснуться к пламени тесаком, вытащить кусок мяса ножом, орудовать топором вблизи костра значило бы «отсечь голову огню». Запрещается также опираться на кнут, которым погоняют лошадей – монголы не пользуются шпорами, прикасаться к стреле кнутом, ловить или убивать птенцов, бить коня уздечкой, разбивать кости одну на другой, проливать на землю молоко, любой другой напиток или еду, мочиться в юрте; тот, кто сознательно сделал бы это, был бы предан смерти».

Умбрийский францисканец не мог объяснить эти табу, идущие из глубины веков. С полной откровенностью он судит и осуждает – впрочем, несправедливо – другие понятия монгольской этики: «Напротив, совершить убийство, захватить чужую землю, присвоить себе вопреки всякой справедливости чужую собственность, предаваться блуду, оскорблять кого-нибудь или нарушать запреты и заповеди Божьи – в этом, по их мнению, нет ничего предосудительного».

Идея объединить в юридический кодекс всю совокупность законов, правил и обычаев соответствует тому, что известно о характере Чингисхана: его стремление к порядку, ревнивая жажда власти сопровождаются почти всегда поисками доказательств его неоспоримой правоты, его склонность к тщательнейшей аргументации очевидна. Для хана, который принимает теперь своих равных на ковре из белой кошмы, яса должна представлять собой всемирный закон. Монгольский порядок будет отныне применяться ко всем остальным покоренным народам.

Яса – запрет, дополненный биликом (biliq – постановления), – была официально продиктована уйгурским писцам и записана в «Синих тетрадях», к сожалению, утраченных и восстановленных по записям Джувейни и Рашидаддина. Эти законы, которые должны были быть понятны неграмотному большинству, сформулированы лаконично и максимально четко:

«Долг монголов немедленно явиться на мой зов, повиноваться моим приказаниям, убивать, кого велю». «Кто не повинуется, тому отрубят голову». После этого вступления, по меньшей мере безжалостного, уже не удивляет суровая строгость кодекса, соответствующая эпохе. Запрещены под страхом смерти убийство, кража скота, укрывательство имущества или беглых рабов, вмешательство третьего в спор (или борьбу) двоих, конфискация на длительный срок чужого оружия. Супружеская измена, блуд, содомский грех караются смертью. Различные преступления, считающиеся менее тяжкими (изнасилование девушки), караются отсечением руки… Менее серьезные проступки караются штрафом, выплачиваемым натуральными продуктами. Мелкие уголовные преступления наказываются палочными ударами. Чингисхан, хорошо знавший склонность своих современников к пьянству – в частности, собственного сына Угедея, – рекомендует не напиваться чаще трех раз в месяц!

Яса уточняет еще роль женщины в лоне этого патриархального общества: она должна, прежде всего, заботиться о «хорошей репутации своего мужа». Основа ее прав и обязанностей – выполнение домашней работы и верность супругу и повелителю: «Мужчина не может, как солнце, быть одновременно всюду. Нужно, чтобы жена, когда муж на войне или на охоте, содержала хозяйство в таком порядке, что если гонец князя или какой-нибудь другой путешественник будет вынужден остановиться в ее юрте, он увидел бы ее хорошо прибранной и нашел бы в ней вкусную еду: это сделает честь мужу, хорошие мужья узнаются по хорошим женам».

Что сказать о применении этих добродетельных принципов? Плано Карпини, относящийся к нравам кочевников без снисхождения, замечает: «Женщины, в основном, целомудренны. Никогда не слышал, чтобы обсуждали проступок какой-нибудь из них. Мужчины, однако, позволяют себе во время игры говорить непристойности и даже сквернословить. Столкновения между ними, должно быть, редки, если вообще имеют место. Хотя монголы много пьют, они никогда не ссорятся и не заводят драк в состоянии опьянения».

Что касается законов, действующих в военное время, они коротки и ясны:

«Невнимательный часовой подлежит смерти».

«Гонец-стрела, который напивается допьяна, подлежит смерти».

«Тот, кто прячет беглеца, подлежит смерти».

«Воин, не по праву присваивающий добычу, подлежит смерти».

«Неспособный полководец подлежит смерти».

Dura lex [16]16
  Суровый закон (лат.).


[Закрыть], скажут… Но во все времена, как и во всех странах, военный трибунал дешево ценил человеческую жизнь.

Применение этого юридического кодекса было вверено Шиги-Кутуху, приемному брату Чингисхана, который получил пост верховного судьи. Этот кодекс со временем будет дополнен и улучшен, но официально его обнародуют только по случаю курултая 1219 года, сразу же после завоевания Северного Китая и покорения Передней Азии.

Великий хан хотел отметить утверждение своей власти событием, открывающим новую эпоху. Яса, реальное воплощение его величия, подтвердила его законность. «Поставив на колени около двадцати народов во имя своего законного права, поборник справедливости захотел найти оправдание своим действиям. Об этом свидетельствует эдикт 1219 года, выгравированный на даосской стеле, воздвигнутой по совет китайского монаха, который воздает должное деятельности хана и заканчивается следующей формулой: «Небо поддержало меня, и я достиг высшей власти».

Яса, правда, всего лишь собрала воедино и закрепила вековые обычаи. Чингисхан – не новатор и не либерал. Но в своем стремлении положить конец анархии, с которой он долго боролся, он сумел освятить родовую и семейную иерархию, регламентировать систему собственности и наследования, придать официальный статус обычаям и нравам, рожденным в степи. Этот кодекс, без сомнения, отражает дух общества монголов-кочевников в начале XIII века: ни один монгол не может отныне не считаться с законом. Яса не идет против обычаев кочевников, она не меняет основ иерархии, прерогатив нойонов, преимуществ отдельных могучих родов, родственных отношений между людьми, связанных узами крови или брака. И тем не менее, в своих жестких рамках она еще теснее сплачивает народы, близкие по образу жизни, языку, традициям.

ПОХОДЫ В ТАЙГУ

Народы степи были почти все подчинены Чингисхану, но некоторые тюрко-монгольские народности, кочевники или полукочевники, на севере современной Монголии еще сохраняли свою независимость. Речь шла о лесных народах, покупавших или выменивавших кожи, дичь и различные предметы кустарных промыслов у пастухов. Одним из самых значительных племен этих охотников-сборщиков были ойраты, родственные бурятам, существующему ныне в Сибири признанному национальному меньшинству.

Ойраты жили к западу от необъятного озера Байкал, в огромных хвойных лесах (что говорит о близости севера), где водился пушной зверь (медведи, соболи) и некоторые породы оленя, распространенные в холодных областях (олень-марал, мускусная лань). Ойраты охотились на них и питались также съедобными ягодами, которые находили во мхах и лишайниках.

«Они не живут, как другие монголы, в юртах из войлока, – пишет автор персидской хроники, – они не держат скота, а живут охотой в своих необъятных лесах и относятся с глубоким презрением к пастушеским народам. У них нет другого дома, кроме хижины, сложенной из веток и покрытой березовой корой. Зимой они охотятся по снегу, привязывая к ногам ракетки и держа в руках палку, которую они погружают в снег, как лодочник погружает свой шест в воду».

Ойраты не представляют подлинной опасности для степных скотоводов, но они могут помочь Чингисхану в военных походах, поставляя людей, дичь, лес или меха. Хан поручает своему брату Джучи-Казару привести ойратов к покорности. По возвращении Джучи приводит с собой многих вождей племен, принесших драгоценные дары: шкуры черного соболя, меха выдры, бобра и горностая, ловчих птиц. Один из ойратских вождей Хутука-Беки предлагает немедленно поступить на службу к монгольскому хану и обязуется собственноручно привести к нему своих людей. Удовлетворенный столь быстро заключенным союзом Чингисхан проявляет свою признательность: двум сыновьям своего нового возможного союзника он предлагает двух принцесс крови, одна из них – его собственная внучка, рожденная от его сына Толуя. Этот брачный союз скрепил сотрудничество с лесными монголами из «страны Сибири».

Джучи-Казар направил вслед за тем своего коня западнее, в сторону территории тюркских племен, киргизов, которые кочевали в верховьях Енисея. В этой области, расположенной высоко над уровнем моря и покрытой густыми лесами, водились пушные звери и стада оленей, наполовину одомашненных различными народностями, которые получали от них молоко, мясо, шкуры и рог.

Киргизы изъявили свою покорность, но другие лесные народы, например, туматы с Иркулских гор, отказались признать хана своим сюзереном. Тэмуджина это рассердило, и он поручил Борогулу привести их к покорности в ходе военной операции, развитие которой напоминает войну против найманов. В глубине этого леса огромные стволы, окруженные порослью и зарослями кустарника, образуют плотное переплетение, куда только охотники-сборщики могут проникнуть и не заблудиться. Люди Борогула продвигаются с трудом; им без конца приходится спешиваться, останавливаться, чтобы сориентироваться. Повсюду царит удушливая влажность, и мириады насекомых изводят людей и животных. Повсюду источенные червями скользкие пни скрывают предательские провалы. Хуже всего приходится лошадям, которые с трудом могут продвигаться вперед в этих густых темных зарослях, куда едва проникает дневной свет. Борогул и его люди вскоре попадают в засаду. Скрытые зарослями и выступами скал лучники обстреливают их со всех сторон: Борогул вскоре погибает, пронзенный стрелами, в то время как двое из его командиров, нойон Корчи и вождь ойратов Хутуку-Беки, недавно ставший союзником Чингисхана, захвачены в плен туматами.

Узнав об этом разгроме, Чингисхан хочет немедленно отправиться в поход, чтобы отомстить за поражение. Видимо, понимая гибельность предприятия, Мукали и Боорчу отговаривают его, предлагая послать Дорбай-Докшина (Дорбая Ужасного). В этой карательной миссии полководец проявляет находчивость: следуя тропами диких животных, в обход вражеских наблюдателей, он нападает на отдыхающих ту матов, без труда побеждает их и освобождает пленных. Хутука-Беки, своему неудачливому союзнику, хан подарит роскошную наложницу: королеву туматов Ботокуй-Таркун, «Толстую Даму».

Уничтожив последних мятежников, монголы могли себя поздравить: весь северный сибирский фланг был усмирен, степь победила лес. Монгольская экспансия могла отныне устремиться к более далеким горизонтам.

ОККУЛЬТНЫЕ СИЛЫ

Кажется, что отныне Чингисхан безраздельно властвует над людьми, которые повинуются ему с видимым уважением и скрытым страхом. Некоторые, однако, полагая себя под Небесной защитой, еще осмеливались противостоять его могуществу. Этими людьми, действующими с такой наглостью, бесстыдством и неосторожностью, были шаманы, окружавшие хана.

Что касается религии, исповедуемой монголами-чингисидами, мнения во многом расходятся. В основном мы будем опираться здесь на работы тюрколога Жана-Поля Ру, который обнажил тайны мифов и ритуала, богов и злых духов, астрологии и космогонии тюрко-монголов до введения ламаистского буддизма и ислама.