Текст книги "Похищение норки"

Автор книги: Мишель Дедина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

XIV

При виде вошедших парней владелец продуктовой лавки испугался.

– Что вы хотите, ребята? – спросил он, пытаясь убедить себя, что ничего плохого не произойдет.

– Где пиво? – спросил один из парней.

– В холодильнике, – и, словно вспомнив, лавочник спросил: – А по возрасту вам можно покупать пиво?

– А мы никогда не покупаем пиво, правда, ребята?

– Не понимаю… – старика начала бить дрожь.

– Я сказал, что мы никогда не покупаем пиво. – Парень перескочил через прилавок и, разбив большую банку с майонезом, приставил острие к шее старика.

– Жена уже унесла дневную выручку, – взмолился тот. – Можете взять, что осталось. Только не трогайте меня.

Парень токнул старика на пол и наступил ногой ему на голову.

– Бзби, – крикнул самый маленький из группы, – взгляни на этот салат с макаронами. Именно он-то нам и нужен.

– Эй, Голливуд! – крикнул другой из заднего угла лавки. – Помоги мне с этим чертовым пивом.

Маленький держал перед собой поднос с салатом. «Отнесу в такси и тут же вернусь». Голливуд потащил поднос к ожидавшему у двери такси, за рулем которого сидел такой же молодой парень, как и остальные.

Постовой полицейский не торопясь шел по тротуару и, остановившись возле такси, заглянул внутрь.

– Ты что тут делаешь? – спросил он Голливуда.

– У нас сегодня вечеринка, и мы покупаем сэндвичи, салаты и всякую всячину.

– Надеюсь вы не покупаете пиво? – спросил полицейский.

– Пиво? О нет, что вы! Никакого пива.

– Водитель, вы проверили, хватит ли у молодого человека денег, чтобы расплатиться с вами? – спросил полицейский.

– Да, все в порядке, – ответил юноша за баранкой. – Я его знаю. Он не подведет.

– О'кей. – Полицейский удалился, помахивая дубинкой, и на прощание провел рукой по кузову украденного такси.

– Обожди немного, – сказал парень за рулем, обращаясь к Голливуду. – Не ходи пока в лавку. Пусть бык зайдет за угол.

– Но мне надо вернуться за пивом.

– Обожди, тебе говорят! Этот коппер не так глуп, как ты думаешь. Он понимает, что тут не все чисто. Незачем рисковать. Может быть, он даже знает, что мы увели такси.

Полицейский не торопясь дошел до угла и остановился возле коробки со служебным телефоном, висящей на стене дома.

– Проклятый ублюдок собирается звонить в участок! – Голливуд сплюнул.

– Предоставь это мне. Чертов бык ничего не предпримет, пока не получит подкрепления. Иди в лавку, бери пиво и не забудь ветчину и колбасу для Пахана.

– Хорошо.

На полу в лавке, держа руки на голове, лежала посетительница и рыдала.

– Не плачьте, сударыня, – говорил, обращаясь к ней, парень с разбитой банкой из-под майонеза в руках. – Я не сделаю вам ничего… особенного…

Голливуд перешагнул через хныкающую женщину.

– Эй, Бэби, какого черта ты там делаешь? Парень, которого Голливуд назвал Бзби, раскупорил кварту пива и тянул прямо из горлышка.

– Поспеши, Бэби, – сказал Голливуд, – полиция будет здесь через несколько минут.

Он взял три картонные коробки с пивом и понес в такси.

– Скоро они там? – спросил парень за рулем.

– Я не желаю торчать здесь всю ночь. Возвращаясь в лавку, Голливуд встретил Бзби, тащившего еще четыре картонки с пивом.

– Скажи Таю, чтобы поспешил, – сказал Бэби, обращаясь к Голливуду.

Тай очищал кассовый аппарат от денег.

– Давай выбираться отсюда, Тай, – сказал ему Голливуд.

– Ты мне не приказывай. Я отвечаю за эту операцию. Я тут главный.

– Сейчас не время спорить. Давай выбираться отсюда. И не забудь мясо для Пахана.

Тай схватил с полки копченый окорок, салями и круг болонской колбасы и, ударив на прощание лавочника ногой, поспешил в такси.

– Поехали, Киношник, – крикнул он шоферу.

– Пора драпать отсюда.

Такси с грабителями отъехало от лавки. При повороте на оживленную улицу они едва не столкнулись с встречной машиной.

– Возьми себя в руки, – буркнул Тай водителю.

– Я хочу добраться на вечеринку целым и невредимым.

Водитель сбавил скорость. Они проехали мимо идущей навстречу полицейской машины; красный фонарь мигал у нее на крыше, но сирена молчала.

– Это за нами, – прокомментировал Бэби.

– Кажется, мы убрались вовремя, – сказал Голливуд, полностью довольный собой.

Они откинулись на спинки и, распечатав блок сигарет, который прихватили из лавки, закурили.

– У нас будет чертовски хорошая вечеринка.

– Конечно, – отозвался Голливуд. – Еще какая! И вы увидите мою Дину, ребята, сегодня ее будут принимать в «Пантеры».

– Обожди, пока Пахан увидит твою красотку… – захохотал Бэби., и Тай присоединился к нему.

– Чему вы смеетесь, ребята? – недоумевающе спросил Голливуд.

– Послушай, – сказал Киношник, обгоняя автобус, – твоя девуля хороша собой?

– Хороша ли она собой? – воскликнул Голливуд. – Она так хороша, что когда идет по улице – парни падают из окон, заглядываясь на нее.

– Если твоя девица так уж хороша, то она не будет твоей после того, как ее увидит Пахан, – заверил Киношник.

– Этого я не боюсь, – отозвался Голливуд. – Пахан обещал, что ее никто не тронет.

Тай и Бэби снова заржали.

– Я тебя предупредил, – сказал Киношник, лихо свернув в боковую улицу.

XV

Дина сбежала по лестнице с шестого этажа и вышла из дома, где жила вместе с матерью. Это было преувеличением, что ребята падали из окон, когда она шла по улице, но она была молода и очень мила.

Дина была в новой юбке и свитере. Сегодня – как, впрочем и всегда, но сегодня особенно, – ей хотелось нравиться. Она уже давно мечтала стать своей у «Пантер».

На углу ее ждал Голливуд с продуктовой сумкой в руках.

– Хелло, – улыбаясь, окликнула его она.

– Хелло, Дина, – отозвался Голливуд, еще ни разу не осмелившийся посмотреть ей прямо в глаза.

– Извини за опоздание.

– Не важно, – сказал Голливуд, беря девушку за руку. – Пошли.

– А у нас сегодня на обед была курица, – сообщила Дина, чтобы завязать разговор.

– Напрасно ела. Я хочу сказать, что у нас наготовлено всего вдоволь: и ветчины, и всякой всячины.

– А что у тебя в сумке?

– Хлеб. Мы отправились за… гм… покупками и забыли про хлеб. Знаешь, времени не хватило, такси ждало на улице…

– Вы ездите за покупками на такси?! – Дина была потрясена.

– Конечно.

– Но ведь это же стоит много денег!

– Да ну, ерунда.

– Боже, – воскликнула девушка, – не дождусь, когда меня примут в «Пантеры».

– Дина… Ты уверена, что хочешь этого?

– Как ты можешь думать иначе! Неужели ты отказываешься от своего слова? Ты же мне обещал, Голливуд! Ты же сам сказал, что посодействуешь мне, и я уже разболтала всем девочкам в школе. Я не смогу показаться им на глаза, если ты не выполнишь своего обещания.

– Ладно. А ты не позволишь никому из парней приставать к тебе?

– Я же говорила, что буду твоей девушкой, если ты устроишь мой прием!

– Знаю, но я все же беспокоюсь. Как только ребята познакомятся с тобой, они захотят отбить тебя.

– Ты вправду так думаешь?

– Уверен. Но ты не позволяй им…

– Я же сказала, что буду твоей девушкой, чего еще тебе надо?

Они свернули на тускло освещенную улицу, вдоль которой выстроились жилые дома с жалкими лавочками в полуподвальных этажах.

Голливуд провел Дину в длинный узкий двор, и они спустились на несколько ступенек вниз. На двери была надпись: «Молодежный клуб». Голливуд постучал. Дверь отворил Киношник. Послышалась музыка из автоматического проигрывателя.

– Это та самая девушка? – спросил Киношник. Голливуд кивнул.

– Что ж, заходите, не стесняйтесь, – и Киношник захлопнул за ними обитую железом дверь.

– Пойдем, Дина, – сказал Голливуд. – Я принесу тебе что-нибудь перекусить.

– Не спеши, Голливуд, – вмешался Киношник. – Сперва представь меня этой привлекательной красотке.

– Дина. А это Киношник.

– Киношник?

– Да, красавица.

– Что это за имя?

– Так прозвали меня ребята. Они прошли внутрь.

Дина огляделась. Обнимались парочки на кушетках, которые тянулись вдоль стен комнаты. Повсюду стояли початые бутылки с виски, вином и пивом. Некоторые «пантеры» пили из стаканов и кружек, но большинство предпочитало тянуть прямо из горлышка.

– Потанцуем? – предложил Киношник.

– Нет… Я не думала, что здесь будут такие старухи, – и она показала на нескольких одиноко сидевших по углам девиц.

– Они вовсе не старые, дорогая, просто они так выглядят.

– Пойдем, Дина, – сказал Голливуд, пытаясь отвлечь девушку от Киношника. – Пахан хочет познакомиться с тобой перед приемом.

– Я жду не дождусь этого… – затаив дыхание, прошептала Дина.

– Может быть, ты все же хочешь вернуться домой? – спросил Голливуд.

– Что с тобой, Голли? Ты обращаешься со мной так, словно я недостойна стать «пантерой».

– Нет, напротив, я думаю, что ты слишком хороша для «пантеры». Посидим пока здесь, на кушетке?..

– У тебя одни глупости на уме… Тебе следовало бы обратить внимание на то, что здесь сказано, – и она показала на плакат, висевший на стене, который гласил: «Боритесь с детской распущенностью!» – и на этот, – указала она на другой плакат: «У здравого ума чистые помыслы». Рядом висел еще один: «Семья, которая молится вместе – не разлучается».

– М-да, – пробормотал Голливуд, – но это не имеет отношения к «Пантерам».

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ну, видишь ли, когда-то здесь был молодежный клуб, такой, какой бывает в церквах…

– Что же произошло с молодежным клубом? Его перевели?

– Да. Им руководил один парень, который вечно заставлял всех играть в баскетбол, в бинго и тому подобные игры. Ему за это платили жалованье.

– Ты имеешь в виду, что ему платили как общественному работнику?

– Да. И в этом заключались все его обязанности. Разве что время от времени посылать отчеты в благотворительное общество. Не знаю, что там за люди, но они ежегодно собирают у богачей деньги на то, чтобы помогать молодежи не сворачивать с праведного пути. Они оплачивают аренду помещения и все остальное. Пахан сам принялся за организацию работы клуба, чтобы сделать его настоящим клубом, где можно хорошо повеселиться и провести время. А этот парень-общественник не сообщил благотворителям, что он здесь больше не появляется, и они по-прежнему оплачивают аренду, и счета за электричество, и все остальное, а также платят ему жалованье. Пахан заявил ему, что если он обратится в полицию или куда-нибудь еще, – то мы пожалуемся в благотворительное общество, что он сюда не является, и его выгонят с работы, а жалованье у него очень приличное. Полтораста долларов в неделю ни за что. Только отправляет отчеты. А когда нам что-нибудь нужно, Пахан сообщает парню. Вот нам захотелось иметь здесь автоматический проигрыватель, и парень привез нам совершенно новенький. Больше тысячи долларов стоит…

– Больше тысячи!.. – Дина была ошеломлена.

– Истинная правда.

– И они никогда не приходят, чтобы посмотреть, как идут дела?

– Приходят. Ежегодно перед Рождеством. Перед тем как просить богачей сделать пожертвования. Они являются сюда с фотографом и делают снимки, как тут тандуют, пьют кока-колу, веселятся. Ну, знаешь, вроде тех снимков молодежных клубов, которые ты видишь в газете. У нас даже есть специальный кубок, который вручается тому члену клуба, который больше всех сделал для общего блага. Пахан получает этот кубок каждый год, и эти люди из благотворительного общества снимаются вместе с Паханом, они пожимают друг другу руки, едят пончики с джемом, а после этого исчезают на целый год, до следующего Рождества. Глава благотворительного общества сказал, что на будущий год они устроят нам здесь кегельбан.

– Вот это да!.. – воскликнула Дина и обернулась. Кто-то стоял позади нее.

– Твоя рекомендованная? – спросил коротконогий малый в темных очках.

– Да, Пахан, она, – ответил Голливуд.

– Вы изъявляете желание вступить в наш клуб? – спросил тот.

– Я мечтаю об этом… – горло у Дины пересохло, она с трудом могла говорить. – Это вас зовут Паханом?

– Совершенно верно. Вы знаете церемонию вступления в наш клуб?

– Нет, Голливуд мне не говорил.

– Вы должны пройти со мной в заднюю комнату.

– Если так полагается… – сердце у Дины громко стучало.

– Послушай, Пахан, – запротестовал Голливуд, – ты же сказал, что никто не прикоснется к ней. Это моя девушка.

– Пусть она сама решит, – Пахан обернулся к Дине. – Вы хотите стать членом клуба?

– О да, конечно.

– Пойдете со мной в заднюю комнату?

– Пойду…

Голливуд отупело смотрел, как Пахан уводит Дину.

Киношник взял его за локоть.

– Ты не будешь подымать шум, надеюсь?

– Но ведь он дал слово…

– Дурень, я же предупреждал тебя, а ты не слушал. Вот и получай теперь.

– Это нечестно! Я ее привел, я уговорил вступить…

– Ну, уже поздно жаловаться. Если твоя девуля понравится Пахану, можешь послать ей воздушный поцелуй на прощание.

– Но это нечестно!

– Пахан играет по правилам, а правила пишет он сам.

– Он и твою подругу принимал в «Пантеры»? – спросил Голливуд.

– Да, но только он не очень долго задерживал ее. Что ты так всполошился? Подумаешь, мало ли девиц на свете. Пойдем, выпьем.

– Не хочу. Я выйду покурить. – Голливуд отпер обитую стальной плитой дверь. (Стальные плиты были поставлены парнем-общественником, чтобы противостоять насильственному вторжению «Пантер»: это было, когда он еще не сдался и боролся с ними). Прислонился к стене и принялся раскуривать сигарету, как вдруг увидел перед собой человека, в стеклянном глазу которого отражался огонек его зажигалки.

– Гризи!

Гризи Дик схватил брата за ворот рубахи и притянул к себе.

– Это ты им сказал?

– Что сказал?

– Ты сказал им, я что выхожу на дело?

– Я сказал Пахану, только ему, вот и все.

– Что ты ему сказал?

– Я только сказал, что ты собираешься провернуть одно дело.

– Ты сказал где?

– Нет, клянусь тебе…

– Откуда же тогда он все узнал?

– Он поручил Таю следить за тобой. Тай шел за тобой от дома Лоис и узнал, где ты работаешь.

– А почему он посылал эти письма?

– Просто так, честное слово, Гризи. Он делал это ради шутки, в надежде после того, как ты покончишь со своим делом, заполучить немного денег.

– Зачем ты сказал ему?

– Я должен был, Гризи. Я должен говорить Пахану все, иначе он спустит с меня шкуру.

– Я посчитаюсь с ним, – сказал Гризи, отпуская брата.

– И не думай, Гризи, он убьет тебя.

– Меня обвиняют в убийстве! – выкрикнул Гризи.

– В убийстве?!

– Какой-то ублюдок залез в здание после меня и убил ночного сторожа.

– Это не мог быть Пахан, он был занят тогда.

– Откуда ты знаешь? Ты был с ним весь вечер?

– Нет…

– Идиот! Вот к чему привел твой длинный язык. Полиция разыскивает меня, а Берри хочет убить, если я не верну ему две тысячи. А из-за тебя я не могу сбыть добычу!

– Чем я могу тебе помочь?

– Скройся.

– Скрыться? – удивился Голливуд.

– Полиция тебя разыскивает. И запомни, сопляк, если они схватят тебя и ты снова раскроешь свою пасть…

– Клянусь тебе, клянусь, что не скажу ни слова!

– Хватит болтать. Ты уже протрепался однажды, хоть и клялся никому не говорить…

– Я думал помочь тебе…

– Ты еще можешь помочь – узнай, это Пахан убил сторожа?

– Не могу, Гризи, не могу. Если я пойду против «Пантер», они убьют меня. Нельзя, никогда нельзя идти против «Пантер», даже ради родного брата…

XVI

Герб поднес чашку к губам, кофе был тепловатым. Они беседовали в мастерской с Джейком Шапиро уже больше получаса.

– Это честно, – говорил Джейк. – Разве я стал бы вас обманывать?

– Я этого не думаю, – возразил Герб, – но вы слишком возбуждены. Нужно успокоиться, чтобы трезво смотреть на вещи.

– Успокоиться? – вскричал Джейк. – Как я могу успокоиться? Нас ограбили, а вы отказываетесь возместить наши убытки!

– Я этого не говорил, Джейк. Но моя компания не может сразу выплатить страховую сумму, полагаясь только на мои слова. Никогда и ни за что. Не может.

– Герб, я должен получить деньги немедленно. Должен. Украденные шкурки должны быть срочно заменены.

– Обожди, сынок, – вмешался в разговор Шапиро-отец. Старик сидел в полутемном углу мастерской. – Мистер Смолл, мой сын хочет сказать, что, если мы не сумеем продолжать нашу работу так, будто ничего не произошло, мы потеряем много денег. Вот почему мы должны купить новые шкурки.

– Чего вы опасаетесь, мистер Шапиро, – ведь ваша фирма застрахована от потери прибылей, – продолжал спорить Герб.

– Прибыли! – вскричал Джейк. – Какие прибыли? Вы чертовски хорошо знаете, что легально у нес нет никаких прибылей. По отчетности мы работаем даже в убыток. Вам это известно. Растолкуйте мне, как я могу предъявить требование об уплате страховки за потерянные прибыли?!

– Да, это довольно затруднительно, – согласился Герб.

– Затруднительно? Невозможно! Мы не получили ни цента, Герб! И если нам немедленно не выплатят денег за украденное мы разорены, мы окажемся на том же месте, с которого когда-то начинали. Там, где сорок лет назад мой отец основал эту фирму, работая один по четырнадцать часов в сутки…

– Не так уж много было украдено…

– Пусть вы правы, и пусть только дешевые меха. Но ведь мы в основном и работаем с дешевыми мехами. У меня заказы только на паршивые дешевые меха. Если при тех заказах, которые я обязан выполнить, я не получу денег, чтобы купить новые меха, все мои заказчики тут же перейдут к нашим конкурентам, а нас поднимут на смех. Я хочу получить свои деньги. Я требую! Ведь мы увеличили сумму страховки на пятьдесят тысяч… – закричал вдруг Джейк. – За что же я плачу взносы!..

– Я сделаю все, что смогу, – заверил Герб. – Большего я не обещаю. Вы знаете, что обычно я нахожу украденное?

– Нет, этого я не знал.

– Однако это так. Это входит в мои обязанности, поэтому моей компании, возможно, не придется платить вам деньги, если все украденные шкурки будут возвращены.

– Я не желаю шкурок! – вскричал Джейк. – Я желаю получить деньги.

– Подумаем, что можно предпринять. Время у нас еще есть.

– Какое время?! Я хочу получить деньги завтра! Иначе в понедельник мы будем разорены…

– Я должен еще зайти наверх. Не расстраивайтесь, Джейк.

– Вам легко говорить… – проводив глазами Смолла, Джейк выругался сквозь зубы: – Сволочь… сукин сын…

Шапиро-отец подошел к окну и посмотрел на подъезд полицейского участка.

– Убийство в моей фирме, – сказал он. – Кто бы мог подумать? Если бы я знал, что здесь умрет человек, я бы никогда не открывал дела…

– Что ты говоришь, папа?! Хорошо, что убит был он, а не ты; хорошо, что он, а не кто-нибудь из наших мастеров.

– Джекоб, – не оборачиваясь, сказал Шапиро-отец, – ты сделал что-нибудь, чего не должен был делать?

– Я сделал многое такое, чего не следовало делать, папа. Такова жизнь.

Старик закрыл глаза рукой.

– Мне стыдно спрашивать тебя… прости меня, пожалуйста… Ты не причастен к смерти бедного Саччини?

– Я?! Папа, неужели ты можешь подумать, что я имею отношение к этому убийству?

– Да.

– Клянусь, я не знал, что его убьют, я не имею к этому никакого касательства.

– А воры, ты что-нибудь знал о них?

– Ничего, кроме того, что получал от них письма, клянусь, папа.

– Страховой агент, этот Смолл, ты имеешь ч что-нибудь общее с ним?

– Что за глупые вопросы ты мне задаешь?

– Джекоб, отвечай, я твой отец! Джейк бросился к двери.

– Запри эту проклятую богом мастерскую, когда уйдешь. Ноги моей больше здесь не будет!..

XVII

Гризи не говорил Лоис об убийстве. Он сказал только, что не может достать денег. И затем лег спать. Утром Лоис собралась на работу, и Гризи должен был отправиться на поиски двух тысяч до того, как появится Берри Пип.

– Что ты будешь делать? – спросила его Лоис, запивая кукурузные хлопья горячим чаем.

– Еще не знаю…

– О Гризи, почему ты не сказал мне, что должен такие большие деньги…

– Откуда я мог знать, что не сумею продать товар?

– Вечно ты влипаешь в истории…

Гризи не ответил. Он пошел в ванную и намылил щеки. Бритье всегда было затруднительно для него из-за единственного глаза, но сегодня он должен был тщательно побриться. Кларенс Мэрфи учил его всегда сохранять благопристойный вид. «Если будешь выглядеть как бродяга, полиция прицепится к тебе в два раза скорее», – говорил он.

Лоис вошла в ванную и остановилась позади Гризи. Он видел ее отражение в зеркале.

– Могу ли я помочь тебе чем-нибудь? – спросила она.

– Как ты считаешь, Цыганский Барон не одолжит мне денег?

– Возможно, и одолжил бы, если бы они у него были, но дела у него идут неважно. Прямо скажу – в последнее время даже просто отвратительно. Какое-то церковное общество принудило его закрыть несколько салонов, он потерял кучу денег.

– Все же спроси на всякий случай.

Кончив бриться, он отправился в спальню, достав из комода свежую рубашку, надел хорошо выутюженный костюм и скромный галстук.

Лоис просунула голову в дверь.

– Я ухожу, милый, – сказала она.

– Увидимся позже, я зайду к тебе. Не забудь спросить Барона.

Гризи смешался с толпой едущих на работу людей и, выйдя из метрополитена, направился в Бауэри. Он быстро шагал мимо магазинов, торгующих оборудованием для ресторанов, и круглосуточных ночлежек. Какой-то бродяга попросил у него прикурить. Гризи зажег спичку. Руки бродяги так дрожали, что он с трудом закурил.

– Есть поблизости полицейские? – спросил Гризи.

– Нет, сегодня утром они прочесывают Юнион-сквер.

Гризи дал ему четвертак.

– Благодарю, – вежливо поклонился тот и направился к бару, у входа в который толпилось несколько белых и черных бродяг. Сложившись, они зашагали к винной лавке, чтобы распить утреннюю пинту портвейна.

Гризи вошел в захудалую ссудную кассу. Человек за прилавком слушал пьянчужку, который пытался продать ему гармонику.

– Не требуется, – твердил хозяин.

– Она так красиво играет, просто душу выворачивает, – убеждал пьянчужка, – Я получил ее в наследство от моего бедного старого папочки, а он приобрел ее в Баварии…

– Проваливай, тебе говорят. Мне не кужны гармоники. Часы, транзисторы, радиоприемники – пожалуйста. Но не гармоники. Пойди сопри что-нибудь другое.

Пьянчуга был куда выше ростом и крупнее, чем человек за прилавком, однако он послушно подхватил свой товар и побрел к выходу. Остановившись у двери, он сделал еще одну попытку:

– Всего тридцать девять центов, мистер, вот и все, что я прошу… Всего тридцать девять центов…

– Нет, – отрезал лавочник, заметив вошедшего Гризи.

– Ну, двадцать…

– Убирайся, пока я не вышвырнул тебя! Пьяница ушел, и лавочник обернулся к Гризи с радостной улыбкой:

– Гризи! – воскликнул он. – Гризи Дик! Кого я вижу! Подумать только! Я уже считал, что ты не желаешь водиться со старым Хартоном Андерсоном.

– Здравствуй, Харт, – Гризи облокотился о прилавок. – Как идут дела?

– Ужасно, ужасно. Просто не понимаю, как мне удается сводить концы с концами.

– Да, жизнь есть борьба, – глубокомысленно заметил Гризи, зная, что Харт обучает двух своих дочерей в дорогом пенсильванском колледже.

– Что привело тебя ко мне? – поинтересовался Харт. – У меня всегда было впечатление, что ты меня недолюбливаешь.

Гризи ответил улыбкой на улыбку.

– Если бы я делал дела только с друзьями, мне не с кем было бы их делать.

– Хорошо сказано, хвалю за откровенность. Не хочешь ли чашечку кофе?

– Благодарю, я только что позавтракал. – Гризи было не до кофе сейчас.

Харт наклонился к гостю и зашептал ему на ухо:

– Говорят, ты провернул дельце с мехами…

– Кто тебе сказал? – встревожился Гризи.

– Ну, знаешь, – пожимая плечами и делая вид, что смахивает с прилавка пушинку, произнес Харт, – в моем деле всегда нужно держать ухо востро. Я встречаюсь со многими людьми. Я слышал про кражу мехов, а в сегодняшних газетах пишут об ограблении на Тридцать первой улице, и я подумал, что это смахивает на Гризи. А когда прочел, что ограбление совершено по соседству с полицейским участком, то и вовсе было уверился, что это ты. Но когда узнал, что там обнаружен труп, то понял, что это не ты. Я знаю, ты не пойдешь на мокрое дело. Так что я прихожу к выводу, что тебе нечем торговать. Правильно?

– Неправильно, – покачал головой Гризи. – У меня есть товар для продажи. Норковые шкурки.

– Выходит, что я ошибся. Никогда не думал, что ты носишь с собой оружие.

– Я и не ношу оружия, я не убивал старика. Он был моим другом. Кто-то проник в здание после меня и ограбил другую фирму, идиот. Это не я убил.

– Похоже, что тебя одурачили?

– Вроде того.

– Скверная история, – нахмурился Харт Андерсон. – Могу порекомендовать хорошего адвоката. Тебе обязательно понадобится адвокат.

– Я невиновен.

– Если бы я имел дело только с невинными людьми, то уже давно был бы выброшен на улицу. Понимаешь, что я хочу сказать? Я не твой духовник.

– Понятно, – сказал Гризи. – Так у меня есть товар… Интересует?

– Не шубы, надеюсь? – потирая щеку, спросил скупщик.

– Никаких шуб. Чистенькие нераспознаваемые шкурки.

– Звучит заманчиво…

– Я знал, что это тебя заинтересует.

– И правильно. Но почему ты пришел ко мне?

– Я слышал, что дела у тебя идут неважно, – не моргнув глазом, солгал Гризи, – и подумал, почему бы не предложить тебе выгодную сделку.

– А что Кларенс Мэрфи? – спросил Андерсон.

– Ничего, он просит у меня товар, но ты ведь знаешь крохобора Кларенса. Он не дает мне разумной цены.

– А может быть, норковые шкурки хоть и первоклассный товар, но в этом году не имеют спроса? Я слышал, что женщины отказываются от норки.

– Не валяй дурака, Харт. Какая женщина и когда откажется от норкового манто? Скажи, твоя жена откажется?

– Вот я и говорю, у нее есть норковое манто, но она его не носит.

– Что ж, видимо, тебе не нужен мой товар.

– Обожди минутку… Я этого не говорил. Я знаю тебя очень давно, Гризи.

– Твоя цена?

– Что у тебя имеется? Гризи рассказал.

Харт Андерсон внимательно слушал его, потирая нос.

– Что ж, сказать по правде, Гризи, товар не кажется мне стоящим, как показалось спервоначала. Во-первых, это не такая уж большая партия…

– Назови свою цену. Скупщик улыбнулся.

– А сколько ты хочешь?

Гризи завысил цену, зная, что Харт Андресон все равно будет торговаться.

– Десять кусков.

– Десять тысяч… – Скупщик улыбнулся, затем вдруг стал серьезным. – Нет, давай по-деловому.

– Назови свою цену, – повторил Гризи.

– Назови ты. Ведь это ты продаешь, а не я. Ты знаешь цену, и если она меня устроит – ударим по рукам. Что может быть справедливее этого?

– Девять, – сказал Гризи.

– Нет, нет, старина, я же сказал – давай говорить по-деловому.

– Восемь.

– Ты, наверное, не понял меня… Очень жаль. И все же я всегда люблю беседовать с тобой, Гризи. Ты настоящий профессионал, а не какой-нибудь барахольщик.

– Ладно. Твоя взяла, – сказал Гризи. – Вижу, что ты встал сегодня с левой ноги. Можешь получить всю партию за семь тысяч.

– Гризи, ты не понимаешь, что говоришь. – Андерсон сморщил губы. – Может быть, ты принимаешь меня за сосунка. Я не люблю людей, которые думают, что я идиот.

– Я так и не думаю… Вот что я тебе скажу: я вижу, что с тобой не договориться. Скажи, какую сумму ты осилишь?

– Ладно, вот моя цена: семь с половиной.

– Семь тысяч пятьсот?

– Нет. Семьсот пятьдесят.

– Семьсот… Ты что, свихнулся?

– Гризи, я знаком с тобой не первый год. Я знаю, что у тебя хорошая репутация, но к этому делу причастно убийство, а это значит, что перепродать твой товар будет очень трудно.

– Я же тебе сказал, что меха не маркированы. Это отличные первосортные шкурки. У тебя не будет никаких неприятностей с этим делом.

– Больше я дать не могу.

– Опомнись! Я возьму пять. Это самая выгодная сделка за всю твою жизнь.

– Слишком дорого. Не могу.

– Ладно. Ты схватил меня за горло. Четыре тысячи долларов.

– Семьсот пятьдесят.

– Боже мой, что за человек! Три тысячи!

– Имей жалость, Гризи, ты заставляешь меня страдать. Ты же знаешь, как мне неприятно торговаться с тобой.

– Две тысячи. Ради бога. Всего две тысячи… – взмолился Гризи.

– Семьсот пятьдесят.

– Я не могу больше снизить цену, не могу. Я должен вернуть две тысячи, или меня убьют.

– А я не могу дать больше семисот пятидесяти.

– Две, всего две косых. Любой другой в городе дал бы мне в пять раз больше.

– Что ж, иди к другому! – зло воскликнул скупщик. – Иди. Мне все равно. Иди к Кларенсу Мэрфи… Неужели и ты думаешь, что для меня имеет какое-то значение, куплю я твой товар или нет. Не перебивай… Это я тебе нужен, а не ты мне. Продавай кому хочешь. Я не буду в обиде. Желаю тебе получить хоть двадцать тысяч. Пойди повидай своего дружка Герба Смолла, увидишь, какую цену тебе даст этот жулик.

– Ты знаешь про Герба!

– А ты думал я совсем идиот? Конечно, знаю. – Торгаш ударил себя в грудь. – Я знаю все. Я знаю Герба Смолла. Он жулик почище, чем ты или я. Он боится полиции, могу заверить тебя. Он не знает, в какую сторону ему сейчас броситься. Будь умницей, пораскинь мозгами, бери мои семьсот пятьдесят – и то только потому, что ты мне нравишься и мне больно видеть тебя в беде. Никто другой не поможет тебе, никто. Тебе больше некуда обращаться.

– Я пойду к Гербу.

– Иди, иди. Это все равно что выбросить шкурки на помойку. Его ненавидят в страховой компании, где он служит. Они кое-что пронюхали про него, и у Герба Смолла дрожат поджилки.

– Я тебе не верю.

– На Герба смотрят косо потому, что он швыряется деньгами, как богатый ребенок в магазине с игрушками.

– Откуда ты выкопал эту чушь, Харт? Герб живет в паршивом доме в Левиттауне с женой, злой, как собака. Живет скромно, никуда не ходит, даже в отпуск никогда не ездит. Скромно одевается. Правда, у него неплохое жалованье…

Скупщик наклонился к Гризи.

– Он обкрадывает тебя. Я знаю его давно. Всякий раз, когда он дает тебе пять кусков за твой товар, который страховая компания с его помощью возвращает владельцу, он получает за это десять… Это ведь так просто – он удерживает пятьдесят процентов за работу, которую проделал. Он обкрадывает тебя. Ему нужны деньги, чтобы содержать любовницу…

– У Герба любовница?

– Совершенно верно, друг мой, и его ждут большие неприятности. Он по уши в долгах и уже недолго протянет на службе.

– Ты спятил!

– Ты хочешь узнать, кто совершил второе ограбление в Варвик-билдинге?

– Конечно.

– Я тебе скажу, Герб Смолл. Не веришь?

– Конечно нет, черт возьми!

– Позволь мне спросить тебя: Смолл знал о твоих планах насчет Варвик-билдинга?

– Но зачем ему идти на грабеж? Это идиотизм.

– У него неприятности. Ему нужны деньги.

– Да, но если он имеет доллар за каждый доллар, который выплачивает мне, зачем же ему рисковать?

– А за тем, что он отчаянный человек.

– Нет, нет, ты меня чуть не одурачил, но больше я не верю твоим глупостям. Я имею дело с Гербом не первый год…

– Не веришь? Иди, проверь сам. Ее зовут Эдна Брэй. Постой, я дам тебе адрес. – Скупщик подошел к сейфу и на листок бумаги переписал с желтого конверта адрес. – Сходи и расспроси ее сам, – сказал он, швыряя конверт обратно в сейф.

– Она закладывает у меня все, что Герб ей дарит. Ловкая девка. Он тратит на нее большие деньги. Оплачивает ее квартиру. А жилье на Сэттон-плейс не дешево…

– Не верю.

– Пойди и проверь, а потом возвращайся и бери свои семьсот пятьдесят. Я даже не стану снижать цену. Пойди и повидай ее. И запомни, деньги ждут тебя в сейфе.