Текст книги "Во всем виновата Любовь?! (СИ)"

Автор книги: Миша Воробей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Котенок.

– Иди сюда. Кыс-кыс, – позвала его.

Топорщащиеся уши уловили мой голос, животное задрожало сильнее и забилось под венок. Я распахнула калитку и поймала попытавшегося сбежать от меня кота или маленькую кошечку. Не столь важно, главное что поймала, прижала к себе трясущееся тельце. Котенок был худым и изнеможденным. Подняла его на уровне своих глаз, чтобы разглядеть получше и наткнулась на голубые глаза. Именно такой оттенок был у Ксюшки.

Где-то слышала, а может и читала, что душа человека может перерождаться в следующей жизни в животное. Не факт, бред, не доказано. Но мне так сильно хотелось, чтобы глаза котенка передали то, что я собиралась сейчас сказать, то что хранила в себе, прятала глубоко, стараясь не заглядывать туда и лишний раз не вспоминать. И я произнесла тихо, только ему, только этим голубым глазам:

– Я помню, как ты первый раз привела его в наш дом знакомить с родителями. Помню ваши переглядывания, перемигивания за столом, ваши встречи и как ты сбегала через окно к нему на свидания. Помню вашу сказочную свадьбу и то, как он относился к тебе с нежностью, с любовью. Как вы объявили, что станете родителями. Я была счастлива за вас, Ксюшка! – голос дрогнул. – Я не знаю, почему все так получилось, почему я тогда дала ему в машине, когда ты рожала. И потом в последующие дни, месяцы. Я влюбилась в него, в эту картинку совершенного мужчины! Но и ненавидела, когда он уходил. А еще больше ненавидела себя. Знаешь, он как-то сказал: «Ты сестра моей жены. Мы родственники. Так что не комплексуй по этому поводу и не накручивай себя». Наверное, это стало отсчетом в этих неправильных связях. Я не могла ему сказать нет. Но однажды, когда почти решилась разорвать все, что между нами происходит, он объявил, что вы переезжаете. Оно было к лучшему, для вас, для меня. Так зачем же было возвращаться? – Я не упрекала ее. Не знала причины. Уткнулась в промерзлую землю одной рукой, в другой сжимала котенка. – Прости меня, если сможешь! Потому что я себя простить не смогу. Прости! Прости!

========== Часть 3 ==========

С той скорбной ночи прошла ровно неделя. Не могу сказать, что мне сильно полегчало, но по крайне мере я перестала сходить с ума. Забросила работу, днем ездила к родителям, успокаивала маму, обнимая ее, как маленькую девочку, гладила по волосам, подбадривала, чтобы она окончательно не расклеилась. Развлекала грустного скучающего Кирилла, играла с ним в машинки, возила на каток. В Нью-Йорке племянник каждый день посещал школу фигурного катания. Здесь же мы также каждый день выбирались на час-другой в Ледовый дворец и хорошо проводили время. Лед раскрепощал, давал свободу действий и ненадолго отодвигал грустные мысли в сторону. Кирюшка на катке улыбался, знакомился с девочками своего возраста и был джентльменом, подавая руку, если кто-то падал. Родители, в основном мамы этих девочек восхищались моим племянником и подкармливали шоколадками.

– У вас замечательный сын! – говорили они, наблюдая за тем, как Кирилл быстро вращался, или выполнял что-то вроде одиночного акселя.

Да. Сын. Наверное, теперь он мне будет как сын. По крайне мере, постараюсь сделать так, чтобы он меньше ощущал потерю матери и временно отсутствующего отца, которому сделали на днях операцию. Не особо разбираюсь в терминологии, но как объяснил врач, в момент аварии Миша сильно ударился головой о панель, из-за чего там образовался кровяной сгусток. Обнаружить сразу не удалось, но после, то ли снимков, то ли дополнительных анализов, его прооперировали и сказали, надейтесь на чудо.

Мама теперь каждое утро бегала в церковь и ставила свечки за здравие.

Папы же не было. Он улетел налаживать какие-то дела в Мишкиной фирме. Каждодневно отзванивался и обещал, что скоро вернется. И пока хозяин дома отсутствовал, я Катя и Колька ночевала в загородном доме моих родителей, чтобы маме и племяннику не так страшно было одним. Друзья приезжали вечером, уладив все свои дела, и уезжали на рассвете. Колян – на работу, Катя – к Сергею. Подружка цвела и пахла от умопомрачительных свиданий, но при виде меня старалась меньше улыбаться, пока я ее не одернула, что не надо прятать свои чувства. Мама меня поддержала, и иногда в ее глазах проскакивали искры радости от вида мечтательного кукольного лица с кудряшками.

А еще за этот короткий промежуток времени я завела питомца того самого котенка, точнее маленькую кошечку и назвала ее Касей. Необычное имя подруге моей понравилось, а вот Колян фыркал в кулак и называл ее Пиздой.

– Эй, Пизда, иди жрать!

Мы, конечно, с Катюхой ругались на друга, но тот не обращал на нас внимания и продолжал упорно называть мою кошечку плохим словом. А однажды вечером, когда мы ужинали, мама вышла из-за стола, положила в миску кусочек мяса и стала звать кошечку:

– Кася! Кася! Кыс-кыс!

После десятого «кыс-кыс», временный глава семейства ушла на поиски маленького чуда. И вот тогда Колян тихо скомандовал:

– Пизда, иди жрать!

Прямо как в цирке стоило только произнести эту фразу, тут же прибежала Кася и накинулась с рычанием на мясо.

Вернулась мама с ремнем в руках.

– Николай встань, пожалуйста.

Кажется, я поняла, что хотела она сделать, и Какерлак тоже это понимал, поэтому он замотал головой и проблеял:

– Больше не буду, Алена Николаевна. Правда-правда! – закивал он.

Конечно, Колька дурачился, что боится ремня, но одно дело вымыть после ужина посуду, как он и обещал маме, это не так стыдно, а другое дело получить ремнем по заднице при друзьях. Колька выбрал меньшее из зол. Это хорошо, что Кирилл этого не видел, он спал в соседней комнате.

За такими вот вечерними посиделками становилось легче, спалось лучше, а с рассветом и отъездом друзей наступала депрессия, которую разбавлял племянник, играя с котенком. Они смотрелись очень мило вместе.

Сегодня должен был вернуться папа. Перед тем как его встретить я поехала в больницу. Черт дернул меня навестить Мишку именно сегодня. Не знаю, может потому что не навещала его, а может, во всем виноват дурной сон, приснившийся мне под утро. Ксюшка молила меня вытащить Мишку из болезненной агонии и обещала, что тогда простит. Все простит и, наконец, сможет спокойно существовать где-то там вне времени.

В смятение приехала в больницу и направилась к лечащему врачу. Константин Георгиевич обнаружился у себя в кабинете, писал что-то в истории болезни одного из его пациентов.

– Константин Георгиевич можно? – приоткрыла дверь.

– А, Настя заходи! Как раз собирался звонить твоему отцу.

Дело в том, что папа и Константин Георгиевич были вроде что-то приятелей, даже возможно друзьями. Не берусь утверждать точно, но они явно хорошо общались, поэтому он смело мог мне тыкать и говорить о здоровье пациента.

– Что-то случилось?

Седовласый мужчина в белом халате кивнул, сцепил руки в замок и стал говорить:

– Михаилу срочно требуется операция. Причем не у нас, заграницей. Сердце, – Константин Георгиевич дотронулся ладонью до своей грудной клетки.

– Что с ним?

Что-то неприятно защемило, заныло, предчувствуя самое худшее.

– Тебе как, по терминологии пройтись? Или проще?

– Второе, – кажется я сейчас упаду. Прям плохо резко стало. И сон, как в руку.

– У Михаила сердечная недостаточность третьей степени.

– Откуда?

– Там целый ряд причин. То ли после аварии, то ли это врожденное. Ты не знаешь, он не упоминал, что у него проблемы со здоровьем?

– Нет.

– А его родители? – взгляд карих глаз пробежался по моему лицу.

– Их нет. Мишу его родная бабушка воспитывала. Но она умерла.

– Ясно, – о чем-то своем задумался мужчина, кусая нижнюю губу.

Час от часу не легче! То мозг, то сердце. И во всем виновата я. Кругом и везде. Руки мелко затряслись.

– Сколько? – спросила у доктора, хотя догадывалась, что очень много.

– Пятьсот тысяч долларов примерно. Плюс платная палата, должный уход. В общей сложности пятьсот пятьдесят. Можно, конечно встать на очередь, но, сколько времени пройдет, прежде чем найдется нужный донор? А ему немедленно необходимо сделать пересадку.

Пятьсот, почти шестьсот тысяч. Где такие деньги брать? Может у папы они и есть. Не знаю, но поговорить стоит с ним. Маме лучше пока не рассказывать с ее-то давлением.

– Когда нужно дать ответ, поднялась я.

– Чем раньше, тем лучше.

Знала бы я, чем это раньше аукнется мне…

– Зайдешь к нему? – провожая, спросил Константин Георгиевич.

– Нет, – мой решительный ответ. Мне нужны трезвые мозги, а не истеричные. Потом, позже, когда буду готова.

После больницы поехала встречать папу. Естественно ничего не стала ему говорить. Решила, что скажу дома, сидя на диване или за столом, а не в машине. А то мало ли что. Честно признаться самой себе, я стала бояться машин, летящих навстречу и поэтому «гнала» шестьдесят километров в час. И спасибо папе, что не подгонял, он все понимал.

– Будешь? – он протянул пачку сигарет.

– Я курила уже.

Что отнекиваться и скрывать, ведь он знает.

– И как к этому твой Алексей относится? Он-то в отличие от тебя не курит, – ворчит уставший родитель и закуривает.

Мой Алексей. Брррр. Не надо мне таких Алексеев, с его скучной жизнью и каждовечернем шоу. Катюха как-то упоминала вскользь, что наши общие друзья продолжают трахаться за деньги, а он на все это смотрит, иногда приводя своих знакомых, которые тоже потом присоединяются, кроме него самого.

– Да нормально он относится, – выкручиваю руль.

– Ясно. – Папа молчит и долго курит. – Насть, – он достает из пачки еще одну сигарету, – что там все-таки у вас произошло?

Нехотя отвечаю:

– Пап, я же рассказывала вроде! – смотрю на него нервного и постаревшего сильно за пару недель. – Я не знаю, почему они были возле моего дома. Я видела саму аварию, только и всего.

– А таксист говорит, что видел, как Ксюша выбегала из подъезда вся в слезах. Причем из твоего подъезда. Может, расскажешь!

– Пап!

Блядь, так охота рассказать ему, но язык словно поворачивается в другую сторону и липнет к нёбу, когда речь заходит о том вечере. Перевожу сразу тему. И единственная тема, которая может его отвлечь это Мишка.

Я рассказа папе про пересадку сердца. Папа по приезду домой стал собирать деньги. Свои сбережения, продажа бабушкиного дома по низкой цене. Ведь кто купит в такой глуши себе жилье?! Продажа моей квартиры, акции в фирме. Но даже после всего этого, мы собрали мало, меньше половины. Маме по-прежнему не говорили, боясь, что эта новость подкосит ее на время. Звонили знакомым, друзьям, так прибавилось еще пять тысяч долларов, но этого было недостаточно. Тогда я спросила у отца про Мишкину фирму, что может ее продать, но папа отчего-то разозлился и кинул мне бумаги на стол.

– Фирмы больше нет. Ушла в качестве долга за ночной клуб.

Пробежалась быстро глазами по английским словам. Выходило, что это был не просто ночной клуб, где тусовалась молодежь, а стриптиз-клуб для мужчин. Мишка арендовал здание, платил, как полагается, но в прошлом месяце что-то прошло не так, проценты капали, и в итоге забрали фирму.

Вот на кой хрен ему понадобился этот стриптиз-клуб? Интересно, а Ксюшка знала? Думаю вряд ли. Не стала бы она мириться с этим.

Голова шла кругом от полученной информации. Где брать остальные деньги я не знала. Зато знала подруга, и устроила встречу с Сергеем, на которой меня Катькин ухажер отбрил и посоветовал обратиться к Алексею. Мол, он родственников в беде не бросает, поможет, если что, а там сочтетесь. Если бы я только знала, что означало слово «сочтетесь» в понимании Сергея, в жизни бы не пошла туда. А может и пошла. Но, тем не менее, выхода иного я не находила.

***

Весь оставшийся день выдался мучительно долгим. Я, то валялась на кровати, смотря в окно на заснеженный лес, то грызла грецкие орехи – звук, треснувший скорлупы меня сильно успокаивал, то играла с Кириллом, стараясь отвлечься от предстоящего разговора, но неприятный холод пластиковой маленькой карточки в заднем кармане джинс напоминал, что мне нужно позвонить и попытаться договориться о встречи.

Что сказать, как попросить огромную сумму денег у человека со странным пристрастием, и при этом остаться нетронутой?! Да, Алексей говорил, что родственникам он помогает, и пока мы еще муж и жена, пусть и фиктивные, мужчина все же был верен своему принципу.

Помню Сергей в разговоре упоминал, что звонить его другу стоит только после восьми вечера, что я и сделала.

Ноги, в попытке дозвониться Алексею, сами несли меня в дерганый танец, рука, держа телефон, вспотела, вторая старалась отковырять пуговицу на кофте. Ком застрял в горле, во рту пересохло, сердце билось часто, было неловко и стыдно. Ни разу ни у кого не просила деньги, даже у родителей. Папа сам хорошо отстегивал на карманные расходы.

Наконец после третьей попытки удалось достать источник так нужного сейчас мне спасителя.

– Слушаю, – в трубке часто дышали. Наверное, я отвлекла его отчего-то важного. Даже боюсь представить отчего.

Собралась с духом, вспоминая заученные слова, чтобы все было по существу, без запинок и этого трепетания в голосе, как услышала резкий щелчок. Посмотрела на дисплей. Звонок скинут. Он СКИНУЛ звонок! Хотя может нечаянно получилось, кто знает. Набрала снова.

– Слушаю.

Не прошло и первого гудка.

– Это я. – О Господи! И почему я произнесла именно это.

– А это я, – хмыкнули в трубке.

– Это Настя.

Да ж что ж такое?! Про фамилию забыла.

– Проститутка что ль?

Как он меня назвал? Сейчас отвечу ему.

– Жена.

– Ааа, – скучающе произнес Алексей. – Та самая жена, которая одевается как проститутка.

Сжала в руке телефон, ущипнула себя за щеку. Нельзя пререкаться, а иначе можно распрощаться с задуманным сразу. Глубоко вздохнула, выдох получился рваным и со стоном.

– Мастурбируешь что ли? – И тон у него деловой сделался, как будто он про курс рубля спросил.

– Блин, Лёш!

И почему этот человек в одну секунду может вывести меня из спокойного состояния в бешеное?! Ау, ну ты чего там молчишь? Опять звонок сбросился, наверное. Посмотрела на дисплей. Нет, цифры бегут.

– Лёш?

Тишина.

– Ты тут?

Взбешенное:

– Как ты меня только что назвала?

– Лёша, – промямлила я от его голоса. – Что-то не так?

– Так, все так! Ты же мне вроде жена, поэтому можно и Лёшей.

Фух! Вроде немного успокоился. И чего спрашивается завелся на ровном месте. Главное теперь нужные слова подобрать, чтобы правильно понял, а то вдруг опять рявкнет.

– Алексей, – зажмуриваю глаза, – мне нужна помощь. Мы можем где-нибудь пересечься, и я тебе все объясню. Ты назови место и время, а я подскачу.

Опять молчит, думает, наверное.

– Хорошо, – после долгого молчания произносит он. – Давай встретимся.

Встреча наша произошла немногим позже в том же месте, в тот же час, как говорится. Яркий ночной клуб, куча машин, толпа народу, низменная охрана и все та же комната, только позы другие, девок побольше, орангутанг, Ник, Пашка. Мужики за столом в солидных костюмах выпивают виски, при виде меня, их лица вытягиваются, а затем кто-то улюлюкает:

– Так эта та самая цыпочка? – спрашивает полноватый дяденька с дорогими запонками у скучающего Алексея. Тот кивает в ответ. С момента как я сюда вошла, только он не обратил на меня внимания, полностью сосредоточившись на групповухе.

Стою перед ними, не зная, что делать, что происходит вообще. Меня разглядывают словно товар на базаре. Бегают своими глазами по груди и ногам.

– Что-то она невзрачная какая-то! Где секси-платье? Что за штаны на ней и деревенская кофта? – с брезгливостью произносит мужчина с ястребиным носом и цепким карим взглядом.

– Может она девственница? – спрашивает второй, тоже темноволосый.

Третий, тот который с запонками, вообще встает и подходит ко мне, подается вперед, обнимает. Его руки больно сдавливают талию, пальцы давят на ребра.

– Что вы себе позволяете! – брыкаюсь изо всех сил.

И зачем поперлась сюда? Ведь знала с самого начала, что идея плохая.

Тем временем с меня сдернули куртку, двое других тоже подошли, смотря как на диковинную вещь.

– Да ладно тебе, малая! – смеется тот, у кого хищный нос и раздувающиеся ноздри. – Тебя накрась, приодень, прям куколкой будешь! Ну для первого раза и так сойдет. Тем более нам сейчас не до красивого личика. Лучше посмотрим, что у тебя под одеждой!– Меня погладили по щеке, почти ласково, если бы я играла в каком-нибудь фильме, так бы и ощущала это прикосновение. На деле же мне было противно. – Сама разденешься или помочь?

– Отпустите! – кричу.

Меня толкают в сторону спиной вперед. Лечу, практически падаю на пол, но сзади подхватывают руки, не давая упасть окончательно. Разворачивают к себе и пристально изучают.

– Деньги в сумке, – произносит он тихо, но за громкими стонами и играющей музыкой я все равно слышу его. Ведь он так близко, наклонился ко мне, удерживая за руку. Погладил по щеке. Два одинаковых прикосновения двух мужчин, ощущения разные.

Алексей этими поглаживанием будто отделил нас от другого мира, мира похоти, разврата, слащавости, погоней за красивой жизнью, оставив только чувства, которые раньше ценились нашими родителя, прародителями. Всего мгновение, всего один огонек в серых холодных глазах, огонек понимания и сожаления, а после:

– Ты знаешь цену, Настя.

Грустно улыбаюсь, не сдерживая слезы. Ненадолго мир становится не четким, мутным, но когда первые капли бегут прочь, я вижу Алексея, его глаза, находящиеся так близко.

– Все в этом мире можно купить, – шепчет он. – Подумай о своем решении хорошо. Но главного не забывай: в том, что произошло, есть доля твоей вины. Доля! А не целый клубок. И ты не обязана нести на себе этот крест всю жизнь. Мужик рождается на земле, чтобы быть мужиком. Заботится о близких, защищать семью, защищать родину. Мужик на то и мужик, чтобы не давать лишнего повода своей жене думать о нем иначе. Он в первую очередь опора, во вторую заботливый отец, в третью – любимый муж. Подумай, ради чего эта жертва.

Алексей отходит от меня, снимает со спинки стула пальто, перебрасывает через руку и медленно удаляется, так ни разу не обернувшись.

Сзади снова обнимают.

– Тебе дать время подумать, крошка? – По голосу узнаю мужчину с ястребиным носом. Он держит меня за плечи и слюнявит мое ухо.

Дать время подумать? Будто бы оно есть у меня. Что это: информаторщики донесли или Сергей рассказал о моей проблеме? Теперь это уже не столь важно.

«Есть доля твоей вины», доля твоей вины. Ты не прав, Алексей! Грустно улыбаюсь, чувствуя, как чужие руки скользнули под свитер. Я ведь могла тогда остановить Мишку. Могла попросту убежать, хлопнув дверью машины и реже с ним видеться. Но я поступила иначе. Я отдалась ему. И что в итоге имею? Разбитое сердце, разрушенную жизнь. Не мою разрушенную жизнь. Еще месяц назад я думала, что в жизни не все можно купить за деньги. Теперь оказавшись в такой ситуации, в таком дерьме, я с уверенностью говорю, что можно. Слышишь, Алексей! Можно! Все продается! Только кто-то от этого получает удовольствие, а у кого-то нет иного выхода.

Ощущаю, как молнию на джинсах расстегнули, вслед пошла пуговица. Впереди меня встал полноватый дядька в расстегнутых штанах.

– Шлюха! – Он ударил меня по щеке.

Тело затряслось.

– Тише-тише. Не надо бояться, – шепот сзади.

Один раз. Один долбанный раз! И Кирилл скоро увидит здорового отца, с которым будут жить счастливо. Я обещаю тебе Кирилл, обещаю это!

Отвожу плачущие глаза в сторону, чтобы не видеть голые ноги и торчащий член пухляка, натыкаюсь на заинтересованных друзей, а потом я падаю на пол.

Спустя какое-то время просыпаюсь, судя по белому потолку и светлым стенам, в палате. Первой мыслью было: «Что такого произошло в клубе, что я оказалась здесь?». Неужели пока была в отключке эти уроды меня изнасиловали? Прислушалась к своему телу, вроде все как обычно, легкая слабость и только. Одежда на мне целая, синяков нет. А может они по-тихому, всунул-вышел и пошел? Мерзость какая! Я скривилась и села. Легкое головокружение заставило сжать виски.

– На твоем месте я бы не вскакивал так резко.

Вздрогнула. Медленно опустила руки и увидела Алексея, вольготно расположившегося в кресле. Мужчина как всегда подпирал подбородок рукой.

– Почему я здесь? – задала вопрос, боясь услышать ответ.

Алексей пожал плечами:

– Сейчас узнаем.

Дверь в палату открылась, и вошел врач в белом халате.

– Доброй ночи, Анастасия! – поприветствовал он, включил маленький фонарик и посветил мне в глаза.

От яркого света на секунду зажмурилась, снова открыла и вытерпела все манипуляции проводимые со мной. Даже пришлось раздеться до лифчика, чтобы меня послушали. Естественно происходило это в присутствии Алексея, который не отвернулся, не вышел в коридор, ссылаясь, что мужу-то видеть позволено и всячески ухмылялся, разглядывая меня. Щеки в этот момент становились красными. Не видела, но знала и ощущала, как они горят. А уж когда это и Алексей заметил и вовсе стал счастливым.

– Ну что ж, – поцокал языком седовласый мужчина с короткой бородой после быстрого осмотра, – в принципе я могу уже сейчас поставить вам диагноз, Анастасия.

Я что заболела? Поэтому тогда упала в обморок? Получается что так. Не хватало и мне что-нибудь серьезное отхватить!

Уставилась на доктора, который что-то писал в блокноте. А когда вывел последнюю каракулю, именно каракулю, так как врачи в основном все так пишут, протянул мужу, тьфу в смысле Алексею листок и повернулся ко мне.

– Обморок ваш был обусловлен психогенным расстройством. Как сказал ваш супруг, в последнее время вам пришлось несладко. Отсюда наверняка слабость, плохой сон и обмороки.

Этого еще мне не хватало, страдать каким-то так расстройством!

– Но я, ни разу не падала в обморок! – посмотрела на него, ожидая, что мне объяснят.

– У меня только одно предположение: вы испытали сильное нервное потрясение или еще что-то в этом роде. Это дало толчок к такому состоянию. Плюс сказались еще и семейные потери. Извините уж, что напрямую говорю вам. В рецепте все необходимые лекарства, там же способ применения. Сегодня вы останетесь в больнице под наблюдением, а завтра поедете домой.

Оставаться на ночь в больнице? Да мне еще хуже станет, что я не преминула сообщить об этом врачу. Мужчина покачал головой, но настаивал на своем.

– За вами должны присмотреть. Возможны любые последствия.

Вскочила, схватила доктора за руку:

– Отпустите меня, пожалуйста, домой! Мои родители будут волноваться. А я не хочу этого. Я буду выполнять все ваши предписания. Только отпустите! Пожалуйста!

– Нет.

– Пожалуйста!

Мне было страшно оставаться одной в этой неуютной стерилизованной палате. Казалось, что в углах сидят мохнатые чудовища и поджидают, пока я останусь одна.

– Нет! – мужчина пытается отцепить свою руку.

– Пожалуйста!

Появляются еще две руки, которые ловко расцепляют пальцы. Алексей стоит рядом с нами, смотря то на меня, то на доктора.

– Петр Олегович, – обращается он. – А если мы обещаем вам, исполнять все процедуры? Отпустите? Правда, что Насте здесь делать? Дома родные стены помогают. А я уж прослежу за ней и не оставлю одну ни на секунду. Буду постоянно рядом. Обещаю.

Видно было, что доктор колеблется, разглядывая Алексея, но все же:

– Хорошо, – соглашается он, потирая шею, – если вдруг… немедленно приезжайте сюда.

Мужчина уходит, а я не верю своему счастью. Меня отпустили! Пусть благодаря, благодаря…. Я посмотрела на него, настороженно, изучая черты лица, не зная правду он говорит или врет.

– Да не бойся, – поморщился Алексей, – не трону. В групповухе заставлять участвовать тоже. – Он направился к двери, но остановился не оборачиваясь. – А кстати, деньги уже доставлены к твоему отцу и, насколько мне известно, он уже у своего давнего товарища обсуждает предстоящую операцию. Так что по этому поводу можешь не переживать. Ты идешь? – мужчина повернулся, смерил меня изучающим взглядом, подошел ко мне и подхватил на руки.

– Ты что делаешь? – вскрикнула я.

Алексей поморщился от громкого тона:

– Выполняю обещание.

Он же ведь это не серьезно? Прикалывается, наверное. Но я все равно решаю спросить у него:

– Ты что теперь и вправду от меня не отойдешь?

– Да.

Когда меня выносили из палаты на руках, я думала, что он шутит. Когда в гардеробе на меня напялили шубу, застегнули все пуговицы, обмотали шарфом (не моим) шею по самый нос и снова взяли на руки, я думала, что это издевательство. Но когда я села в его машину и Алексей взял мою руку в свою, всю дорогу до магазина держа вот так, мне показалось, что я сошла с ума и это финиш.

– Дыши, Насть. – Алексей вынул ключ. – Это всего лишь моя рука. – Он потряс своей рукой, отчего и моя затряслась. – Она не кусается.

Осторожно освободил ее и вышел из машины. Обошел, открыл мне дверь и снова подхватил.

– Может, я сама пойду? – пропищала смущенная от серых холодных глаз психопатка.

В данный момент я считала себя такой, постоянно щипая щеку украдкой.

– Насть, тебе, что плохо находится в моих руках? – резко спросили.

– Нет, – еще сильнее засмущалась. Черт же побрал тебя, Алексей! Ведь раньше не страдала этим самым смущением. А теперь по каждому поводу он вгоняет меня в краску и заставляет верить ему.

– Вот и отлично. Ты легкая, к тому же тебе не плохо, и мне хорошо.

К чему он это сказал.

Продуктовый магазин. Отдел мяса и все что с ним связано. Возле длинного стеллажа стоит продавец и показывает Алексею отборную говядину, расписывая каким молодым был «тЭлонок», как живал он сочную травку, непонятно только где ее нашел. На улице то сейчас зима. И вообще расписывал, как вкусно зажарить на гриле эти восхитительные кусочки и запивать все дорогим вином, которое находится в отделе по соседству.

Рядом с мужчинами и стеллажом стоит тележка, а в ней я, хмурая и злая. Этот ирод, на которого оборачиваются все бабы в магазине, посадил меня туда, долго лыбился, даже сфотографировал на телефон и говорил, что если я слезу с нее, то моя фотография разлетится всем моим знакомым. А мне хочется этого? Нет. Не хватало еще насмешек со стороны.

Поэтому я сидела в тележке тише травы, ниже воды или наоборот, точно не помню, потела и краснела как рак при варке.

– Так сколько говорите вам завернуть? – поинтересовался продавец.

– Два.

Две отборных мясных лепешки молодого теленка были упакованы. Мне передали пакет и наказали охранять его. Алексей катил потихоньку тележку в винный отдел.

Здесь было не очень много алкогольной продукции, но зато по ценам превосходили в два раза количества всех бутылок вместе взятых. Я даже не удивилась, когда в руки мне отдали мое любимое вино.

– Дома просто не держу алкоголь, – неправильно поняли немой вопрос. Алексей посмотрел на мои руки, хитро улыбнулся, поглядел по сторонам в поисках кого-то, в это время людей здесь не было, только мы одни, отобрал бутылку и запихнул мне под свитер. И все это так быстро проделал, будто не первый раз ворует в магазине.

Возмутиться я не успела. Как только слово «фотография» слетала с его губ, я сразу замолкла. На подходе к кассе вспотела раз десять, волосы под шарфом взмокли, кажется. Поджилки страшно тряслись. Что там говорил Петр Олегович, что мне нужно пить лекарства и находится в состояние спокойствия?! И кто-то ведь обещал. А теперь что? Играется? Издевается?

А вот и касса. Мне помогаю встать.

– Любимая, подожди меня в машине.

Кидают ключ, мило улыбаются продавщице, заигрывая с ней.

Актер е-мое.

Пулей вылетаю из магазина, но на входе меня задерживает охранник.

– Что у вас под шубой?

– Селедка, – вместо меня отвечает, подошедши Алексей с пакетом в руке.

Быстро они обслуживают.

– Это не смешно. – Грозный дядька в кепке и с дубинкой на бедре подходит ко мне. – Покажите, что вы там прячете. Я видел по монитору, что вы что-то у себя спрятали.

Все приплыли. Нас сейчас арестуют, а дальше КПЗ.

Только не к ментам, только не к ним. Не хочу ночевать в грязной камере! Хочу теплую душистую постель. Желательно в свою. Стоп, конечно же, в свою. В чью же еще? Мягкая перина вместо деревянных досок, большая подушка, ватное одеяло. И зачем Алексею понадобилось воровать вино? Наверное, из-за его вечной скуки. Теперь кажись ему там весело в будке у охранника сидеть и ждать пока сержант составит протокол. Он-то там с людьми, а я одна в ниве на заднем сидении и в наручниках, потому что кто-то, когда ему сказали: «приготовьте карманы к осмотру», киданул пакет с мясом в охранника, схватил меня за руку и потащил к выходу и все это бегом.

До машины мы добежать не успели, нас схватили, выкрутили руки, заковав в наручники, меня усадили в потертую, местами проржавевшую ниву, а Лешу увели. И вот теперь он был там, я здесь молилась, чтобы все обошлось.

Молиться пришлось минут пятнадцать. Я изъерзалась, искусала пальцы, пыталась освободиться от наручников при помощи шпильки, которой закалывала длинную челку, торкала закрытую дверь, глядела в окно. В итоге углядела направляющихся сюда двух ментов и Лешку. Менты злые, на мордах написано, что нам хана, ведут, держа Алексея за руки. Подходят, открывают заднюю дверь и толкают его на сидение. После зыркают на нас:

– Без фокусов.

Я шумно сглатываю, вздрагиваю, когда громко хлопает дверь. Смотрю на мужчин удаляющихся обратно. Один заходит в будку, другой остается на улице курить. Перевожу свои испуганные глаза на Алексея, который сидит с опущенной головой хмурый и… беспомощный. По-другому я не могу охарактеризовать то, что вижу. Но вдруг он вскидывает голову, смотрит в окно на мента, улыбается, ехидно, властно, побеждено. Поворачивается ко мне, еще шире улыбается, спрашивая:

– Прокатимся?

– Что?

Он же не сделает этого? Не перелезет на водительское место, не сломает панель или что-то там еще, чтобы вынуть провода и завести машину, не тронется со стоянки и не вдарит по газам?! Нет! Он делает это! Черт возьми, делает быстро, пока тугодум в форме с открытым ртом пялится, как его машину угоняют. Угоняют!!!

– Ты сумасшедший! – обхватываю спинку сиденья, крепче держась за нее.

– Зато не скучно, – отвечает он, смотря в зеркало на меня. – Покатаемся? Или домой? Или в ресторан поужинать? Или еще куда-нибудь. Выбирай.

Точно сумасшедший!

– Лучше на дорогу смотри, – беспокоюсь я, так как по встречке едут машины.

– А я и смотрю.

Как же, прямо разбежался. Смотрит он сейчас на меня своими серыми глазюками, и абсолютно никакого внимания на дорогу.

– Леш? – зову его.

– Что? – полуулыбка

– Дорога, – напоминаю и отвожу глаза, чтобы не покраснеть еще больше. И хотя здесь темно, но расставленные на дорогах фонари хорошо освещают салон

Тишина. Какое-то время смотрю на свои руки. Чешутся от наручников, пытаюсь просунуть туда палец, чтобы почесать кожу, но оставляю это дело, так как ничего не получается. Поднимаю голову и содрогаюсь: на меня по-прежнему смотрят. Не на дорогу, на меня. Жуть.