Текст книги "Ян Гус"

Автор книги: Милош Кратохвил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Достаточно, следовательно, правильно оценить содержание выступлений Гуса, и как бы ни пользовался в них он церковной терминологией, подлинная социальная и революционная сущность их всегда выступает на первый план.

ГЛАВА 7
НАЧАЛО БОРЬБЫ

Идеи Гуса складывались в единую революционную программу. Революционную потому, что в конечном итоге идеи эти устремлялись к одной цели – к изменению существовавшего порядка, прежде всего в отношении могущественнейшего представителя феодального общества – церкви. Программа Гуса расшатывала две основные и самые прочные опоры церкви: ее светскую власть и принцип безусловного авторитета. Отказывая церкви в праве распоряжаться людьми, ибо повиноваться следует только тому, что сказано в библии, признавая за любым верующим право с помощью собственного разума самому определять степень законности и правомочия не только духовной, но и светской власти, Гус восстал против самой общественной системы того времени, против ее законов и установлений.

Понятно, что правящий класс не мог отнестись к этому без внимания и скоро понял грозящую опасность. Нужно было не только обороняться от Гуса, но и наступать на него. Поскольку Гус оставался верен своей точке зрения, в конце концов он вступил в борьбу с общественным строем, уже находившимся под угрозой, – завязалась борьба не на жизнь, а на смерть. При жизни Гуса основное бремя этой борьбы легло на церковь. Она бдительно следила за малейшим отклонением в религиозных догмах и толкованиях своего учения, ибо веками возводимое здание института церкви было прочным только в том случае, если каждый его камень крепко держался на своем месте. Церковь знала: достаточно выбить самый маленький камушек из ее пьедестала, нерушимость всего здания будет поколеблена. Как бы ни сосредоточивала она свое внимание на богословских и чисто религиозных вопросах, она слишком хорошо понимала, что разногласия в области религии ведут в итоге к опасным социальным противоречиям, тем более в эпоху, когда феодальный порядок уже дрогнул под первыми ударами новых сил и нового времени. Ибо противоречия и несогласия в мире, которому согласно учению церкви и желаниям феодалов надлежало бы оставаться неизменным, от века освященным богом, уже довольно давно давали о себе знать во всех областях. В течение XIV и в начале XV века по всей Европе появились эти зловещие предзнаменования. Первой ласточкой была Флоренция, где вспыхнуло серьезное восстание ремесленников, построивших баррикады и начавших кровавую борьбу; в середине XIV века во Франции поднялись крестьяне: они жгли дворянские замки и мечом карали своих господ; в восьмидесятые годы то же самое, но в более крупных масштабах, повторилось в Англии, там крестьяне временно даже захватили Лондон.

Идеология двух последних восстаний опиралась на толкование библии, отличное от официального: английские повстанцы сделали своим знаменем учение Уиклифа, и феодальному миру, а церкви в первую очередь, стало ясно, что когда отклонение от догмы делается достоянием масс, отсюда только один шаг до грозного народного волнения.

Поэтому церковь подстерегала каждую новую мысль, чтобы задушить ее в зародыше, если только подозревала в ней какую-либо тенденцию к изменению существующей догмы и порядка.

При этом глашатаи новых идей могли сколько угодно заявлять, что вовсе не имеют в мыслях противопоставлять себя церкви, что они, наоборот, пекутся лишь о пользе ее, все напрасно. Так все три реформатора, которые предшествовали Гусу, не избежали церковного суда. Вальдгаузер был обвинен в ереси и, не дождавшись окончания процесса, бежал из Рима и вскоре умер; Милич дважды привлекался к суду инквизиции и дважды сидел в заточении – один раз в Риме, второй в Авиньоне, где и умер, не дожив до конца процесса. Подобно им был обвинен и Матей из Янова, который в конце концов покорился и отошел от общественной деятельности. Мог ли Гус избежать подобной судьбы?

Он с самого начала обратил на себя внимание церкви, встав на защиту учения Уиклифа. Но наибольшую ненависть к себе со стороны клерикалов он возбудил своими проповедями. Слишком самостоятельного мыслителя, который бунтовал бы лишь в своих письменных трудах да в ограниченном кругу университетских ученых, еще можно было известным образом изолировать и кое-как заставить замолчать. Таков был удел Уиклифа. Но человека, который решился выступить со своими опасными идеями публично, _ обнародовать их перед тысячными толпами мирян, связать их с подсознательными мечтами и с более или менее осознанными стремлениями и желаниями простолюдинов, – такого человека нужно было заставить замолчать совсем, такого следовало устранить, уничтожить!

Мы уже упоминали, что пражское реформатское движение встретило учение Уиклифа как подкрепление в борьбе за осуществление давних национальных чаяний. Но в той же мере идеи Уиклифа вызвали отпор со стороны церковных властей. И начало борьбы между обеими сторонами датируется уже вторым годом деятельности Гуса в Вифлеемской часовне, то есть 1403 годом.

Борьба вокруг Уиклифа разыгрывалась, конечно, главным образом в стенах университета, членом которого был Гус. За идеи английского реформатора выступило большинство чешских магистров, в то время как немецкие профессора заняли такую же отрицательную позицию, как и официальная церковь. По университетскому уставу немцы пользовались привилегированным положением, имея большее число голосов по сравнению с чехами. Они-то и осудили идеи Уиклифа.

В защиту Уиклифа выступил прежде всего старый учитель Гуса Станислав из Знойма и еще более пламенный, чем сам Гус, его однокашник Штепан Палеч.

Пражским архиепископом незадолго перед этим был назначен выходец из могущественного феодального рода северной Чехии Збынек из Хазенбурка. Тридцатилетний человек, он имел скорее опыт придворного и воина, чем духовного лица. Пан Збынек отличался прямолинейностью характера и считал честь и преданность первыми своими обязанностями. Так как в тот период участились случаи несогласия чешского короля с Римом, то и для молодого архиепископа, верного вассала короля Вацлава, чешская сторона была ближе, чем немецкие противники Уиклифа, ориентирующиеся на Рим. В то же время Збынек не был достаточно эрудированным богословом, чтобы идеи Уиклифа и другие, идущие вразрез с официальным учением церкви, могли бы оттолкнуть его от чешских реформаторов.

Это было огромным преимуществом для чешских ученых и профессоров реформаторского толка. А у архиепископа, который начал свою деятельность с объезда приходов и обнаружил при этом многочисленные неполадки, вызывали особую симпатию стремления чешских священнослужителей исправить церковь.

Характерным для отношения Збынека к реформаторам был следующий интересный случай: вскоре после своего назначения архиепископ поручил Станиславу из Знойма, Гусу и еще одному магистру расследовать так называемое «чудо в Вильснакке». Однажды во время пожара в этом бранденбургском городке сгорел костел, и его настоятель заявил, что нашел на пожарище не тронутую пламенем гостию [23]23
  Гостии – облатки из пресного пшеничного теста с изображением агнца и креста. Употребляются при причастии в католической церкви.


[Закрыть], на которой заметны были даже следы крови Христовой. По словам священника, эта гостия сотворила многие чудеса. Прошло немного времени, и Вильснакк превратился в место паломничества, толпы богомольцев устремились сюда из ближних и дальних мест в надежде получить от чудесной гостии исцеление своих ран и болезней.

Конечно, комиссия, посланная пражским архиепископом расследовать дело, быстро раскрыла обман: «чудесно исцеленные» раны были найдены в еще худшем состоянии, две женщины, якобы вновь прозревшие в Вильснакке, как выяснилось, никогда и не были слепыми. Самым убедительным было свидетельство одного пражского горожанина: надеясь спасти свою больную руку, он приказал изготовить серебряную руку и принес ее в дар на алтарь Вильснаккского костела. Однако болезнь не отступала. И вот однажды, зайдя в костел, он увидел, как вильснаккский священник показывает эту серебряную руку верующим, объясняя, что даритель этой лепты был чудесно исцелен. Короче говоря, все эти «чудеса» были рассчитаны на привлечение к Вильснакку денег доверчивых верующих.

Так в общих усилиях исправить церковь встретились архиепископ Збынек и Гус, Станислав из Знойма и их соратники.

И осенью 1405 года, когда архиепископ созвал синод, перед духовенством наряду со Станиславом с пламенной речью выступил Гус.

«А посему да исследуем сами себя, о священнослужители, – не отпали ли мы от закона христианского! Ибо охладела церковь, столь пламенная и горячая во апостолах и мучениках; исполненные духа святого отдавали они предпочтение духовному перед светским. В наши же времена любовь к Богу и к ближнему, увы, остыла настолько, что почти никто не помышляет о духовном, и все наши заботы и устремления – копаться в мирском мусоре. Ибо светские властители, прикидываясь нищими, обдирают своих подданных поборами. Но еще более предосудительно, что прелаты церкви, сиречь папы, архиепископы, епископы, архидьяконы, аббаты, настоятели, каноники дьявольски вымогают платы по своему произволу, отбросив законы Божьи и человеческие, лишь бы наполнить кошельки да увеличить владения. О, вы все, идущие путем этим, вспомните пример Христа: «Вот я хожу в рубище, священники же веселятся в одеянии пурпурном. Я в смертной борьбе истекаю кровавым потом – они же в роскошнейших банях забавляются. Я ночь провожу, опозоренный и оплеванный, они же в пирах, наслаждениях и пьянстве. Меня, изнемогающего под крестом, ведут на смерть – их, пьяных, на отдых. Я от великой любви душу за них отдаю – они же даже по долгу не исполняют закона любви, который я дал им: «Возлюби Господа Бога своего и ближнего своего как самого себя».

Выступление Гуса было одобрено синодом, и сам архиепископ попросил текст его речи.

Большинство же высшего духовенства, в особенности прелаты пражских капитулов, весьма встревожились этой речью; не решаясь выступить против исправительных тенденций реформатской партии, они ограничились богословскими вопросами. Речь шла о том, действительно ли гостия и вино во время причастия превращаются в тело и кровь Христа. А эти богословские лазейки открывали путь к наступлению на реформатскую партию вообще. Оно началось с нападок на учение Уиклифа, которое прочно вошло в арсенал священников – сторонников реформы. Под знаменами религиозных догм началась борьба против партии, учение которой грозило опасными для церковных властей социальными и экономическими последствиями. И понятно, что Гус, который резче и непримиримее других формулировал и выражал программу реформы, привлек к себе наиболее пристальное внимание врагов, уже ощутивших себя под ударом. С горькой насмешкой заметил тогда кто-то из них,что «чехи считают Гуса пророком».

Тогда-то и началась великая борьба, которую консервативная, живущая традициями, церковь предприняла против Гуса. Борьба старого, застывшего в неподвижности мира, чья власть основывалась на неизменности и неприкосновенности строя, против того, кто возвестил перемены. Но так как Гус пользовался расположением и защитой архиепископа, короля и королевского двора, так как за Гусом стояла и чешская часть университета, его противники сначала объявили войну всем, на кого он опирался, и использовали малейшие возможности извратить его замыслы и п, оказать их ошибочными и еретическими. Стали распространяться клевета и жалобы. Надо было отравить всю атмосферу вокруг Гуса, любой незначительный частичный успех в этом деле был желанным. Публично осуждать жизнь священников? Разве это не опасное умаление избранного сословия в глазах мирян? Почему Гус вводит в Вифлеемской часовне народное пение на чешском языке и даже сам сочиняет песни на этом языке черни? Ведь верующие должны слепо подчиняться тем, кто ведет их спасительными, путями, и не имеют права сами помогать этому!

Здесь противники Гуса добились первого успеха: пение народных, песен в церквах было в конце концов запрещено, и прежде всего запрет коснулся Вифлеемской часовни. Затем была предпринята атака против Гудова метода проповедования. Были использованы все выражения, Гуса, которые совпадали с учением Уиклифа или были подобны и родственны ему, упор делался главным образом на, богословские вопросы, в которых Гус более всего отходил от римской «истинной» веры. Это был правильный расчет и тактически великолепный ход противников Гуса: если и теперь архиепископ будет защищать Гуса и его партию, он неизбежно окажется, на антиримской позиции. Враги Гуса прекрасно понимали, что на это архиепископ Збынек не отважится. Этот рыцарь в сутане священника, для которого основным законом совести было сохранение верности и выполнение слова или обещания, никогда не воспротивится приказу своего, римского господина, если только его ловко поставить перед необходимостью сделать решительный выбор.

Старогородская ратуша.

Вифлеемская часовня.

Портал жилища Гуса на Вифлеемской площади в Праге

Следующий удар был направлен против ближайших друзей Гуса, против Станислава из Знойма и Палеча. В 1408 году, следуя в Рим с королевским посольством, они были арестованы в Болонье и заключены в тюрьму. Их обвинили в ереси; прошло немало времени, и потребовалось серьезное вмешательство пражского двора, прежде чем удалось спасти их жизнь. Когда они вернулись в Чехию, энергия старого Станислава оказалась подорванной, теперь это был сломленный человек, исполненный ужаса перед всемогуществом церкви. Штепан Палеч тоже пережил глубокое потрясение, хотя последствия его сказались не так скоро.

Тем временем политическая обстановка в мире значительно осложнилась – все играло на руку врагам Гуса, которые теперь сосредоточили все свои усилия на том, чтобы лишить его второй опоры – расположения и защиты архиепископа.

Франция, с которой Вацлав IV был в юности связан многими узами, начала кампанию, направленную на прекращение двоепапства, схизмы, тяжело отражавшейся на всем христианстве. Чешский король до сих пор сохранял верность римскому папе и возлагал на него свои надежды, рассчитывая, что тот поможет ему вернуть корону Римско-Германской империи, потерянную в 1400 году. Однако, несмотря на всю верность Вацлава IV, римский папа Григорий XII не постыдился поддерживать в империи соперника Вацлава императора Рупрехта. Поэтому теперь, когда французы предложили созвать в Пизе собор всего христианства, который покончил бы со схизмой, сместил бы обоих враждовавших пап и назначил бы одного, нового, разочарованный Вацлав IV решил не поддерживать больше Григория XII и провозгласить нейтралитет. Одновременно он присоединился к требованию кардиналов собрать церковный собор в Пизе.

Таким образом, для всех настал решающий момент, когда каждый должен был показать, стоит ли он за реформу церкви, за устранение схизмы, или хочет пребывать в традиционном подчинении Риму.

Понятно, что на точку зрения короля полностью встала вся реформатская партия, то есть прежде всего Гус и его приверженцы, – другими словами, почти все чешские профессора Пражского университета. Немецкие же магистры, симпатизировавшие больше немцу Рупрехту, чем чешскому королю, единодушно приняли сторону римского папы Григория XII и протестовали против созыва Пизанского собора. Верным Риму остался и архиепископ Збынек, считавший, что слово и честь обязывают его к послушанию. Так неожиданно глубокая пропасть расколола страну на две антагонистические, непримиримые партии.

ГЛАВА 8
БОРЬБА ЗА УНИВЕРСИТЕТ И СТОЛКНОВЕНИЕ С АРХИЕПИСКОПОМ

Архиепископ твердо решил удержать свою епархию в покорности римскому папе и потому резко выступил против всех сторонников Пизанского собора; всем, кто становился в оппозицию Григорию XII, он запретил исполнять функции священнослужителя, и в первую очередь это коснулось Гуса, как непокорного сына церкви.

Чехи – магистры университета ответили на этот запрет многочисленными протестами и речами, из которых наиболее страстными были речи магистра Иеронима. Тем самым чешские ученые безоговорочно приняли сторону короля, в расчеты которого входило сопротивление давящему владычеству Рима, тем более что Рим столько раз обманывал его надежды.

Однако чехи имели в университете меньшинство. Такова была структура университета, делившегося согласно учредительной грамоте Карла IV на четыре группы: баварскую, саксонскую, польскую и чешскую, причем каждая из них имела по одному голосу. Первые три группы сплошь были немецкими, ибо в польской тоже преобладали силезские немцы, и только четвертая представляла отечественный национальный элемент. Но королю было нужно, чтобы университет поддержал его политику. Натолкнувшись на сопротивление немецких профессоров, он, посоветовавшись с чешскими магистрами, решился на крутую меру: в январе 1409 года декретом, изданным в Кутной Горе, король Вацлав изменил структуру и устав университета. В университетских советах, в сенате, на выборах и во всех официальных делах чехам принадлежали впредь три голоса, иностранцам – один. Так чехи одним махом получили большинство в университете, а тем самым сделались его руководителями.

На решение короля оказала влияние не только политическая ситуация, но также Иероним и Гус. Вацлав IV сразу приобрел в лице университета защитника своей антиримской позиции. И он поспешил назначить членов посольства, которое должно было представлять в Пизе королевство Чешское.

Немецкие члены университета не намеревались, однако, смириться с резким ограничением своих прав, и так как их протесты не имели успеха, они вместе с иноземными студентами в мае того же года демонстративно покинули Прагу.

Теперь в Чехии один только архиепископ Збынек с высшими клерикалами отстаивал суверенность папской власти. Он находился в затруднительном положении, ибо не только вступил в противоречие с чешскими сторонниками реформы – профессорами и священниками, но одновременно оказался в оппозиции и к чешскому королю. Немецких же магистров, которые могли стать союзниками архиепископа, здесь уже не было. Но Збынек считал своею обязанностью неуклонно исполнять повеления папы и с неослабевающими усилиями продолжал теперь открытую борьбу против Гуса и его сторонников. Ведь они не подчинились архиепископскому запрету, которым тот думал пресечь их деятельность.

Архиепископ приказал членам университета сдать все принадлежащие им произведения Уиклифа. А когда этот приказ не возымел последствий, архиепископ не поколебался наложить проклятие на владельцев трактатов Уиклифа. Но обе эти меры оказались холостым выстрелом. Архиепископ и его партия уже настолько изолировали себя от народа, что никто не счел нужным придавать значение архиепископским запретам и проклятиям. Гус же продолжал учить, писать и проповедовать, и именно в это время из-под его пера вышел выдающийся труд – третья и четвертая части его толкований «Сентенции».

Интересно, как и в этом чисто богословском сочинении сказывается умение Гуса разбираться в практических вопросах жизни. Говоря о проклятии, ибо сам только что подвергся ему со стороны архиепископа, он заявляет, что невинному незачем страшиться его или чувствовать себя связанным им. В другом месте он возмущается заупокойными мессами, ради которых родственники готовы засыпать священника деньгами, лишь бы помочь душе усопшего; «но если спросить, как лучше помочь умершим, ответом будет: надо помогать живым, ибо они в этом больше нуждаются. Кто поймет это, тот не будет устраивать пышных похорон со множеством обрядов, ибо такие вещи любят одни богачи ради мирской суеты». Гус подчеркивает также, что священники незаконно присваивают себе видимость власти, которая принадлежит одному богу, в то время как они должны рассматривать себя только служителями его. И вновь и вновь повторяются в его трудах упреки священникам за их корыстолюбие. Им, как преемникам апостола Петра, доверили ключи к душам христиан, они же предпочитают использовать эти ключи, «чтобы отпирать кошельки и денежные мешки», а это ведет к торговле святыней и к погоне за выгодными должностями и доходными пребендами.

Между тем летом 1409 года собор в Пизе сместил обоих пап, римского и авиньонского, и избрал нового папу – Александра V. Однако архиепископ Збынек, чье могущество и карьера до сих пор опирались на Григория XII, решил сохранить ему верность. К его прежней солдатской преданности присоединилось теперь тщеславное упрямство, которое чем дальше, тем больше раздувало в его душе неразумную и уже совершенно некритическую враждебность ко всем, кто не хотел подчиняться ему. Чтобы настоять на своем и продемонстрировать свою власть, он наложил на «непокорную» Прагу интердикт, то есть запрещение всех богослужений и религиозных обрядов, включая крещение и отпевание.

Это был открытый вызов, брошенный в лицо нации и королю. Он породил бурю, и, конечно, в своей Вифлеемской часовне не молчал и Гус. В Праге начались демонстрации против архиепископа, от которых тот бежал в свою резиденцию в Роуднице, прихватив с собою сокровищницу храма св. Витта.

Это, очевидно, исчерпало терпение короля Вацлава. У всех, кто вместе с архиепископом покинул Прагу, король приказал конфисковать имущество; священников, осмелившихся провозгласить с кафедры интердикт, разгневанный народ прогнал из костелов.

Эти энергичные меры помогли: осенью архиепископ снял интердикт, который и без того нигде не выполнялся, и смиренно подчинился новому папе Александру, избранному в Пизе.

Казалось, что наконец-то, после стольких бурных событий, наступит продолжительное успокоение – успокоение, ради которого прогрессивным, ратовавшим за реформу, магистрам и священникам не пришлось сделать ни одной уступки; наоборот, оно принесло им полную победу.

И когда осенью 1409 года приступили к избранию нового ректора Пражского университета, то выбор по праву пал на Гуса, выдержавшего самые сильные атаки противника.

На торжественной церемонии утверждения ректора 20 октября 1409 года Гус произнес свою вступительную речь. Такие выступления вновь утвержденных ректоров обычно отличались высоким красноречием, но и здесь проявилась особенность Гуса-проповедника, его способность увязывать отвлеченное с конкретным и жизненным; то место его речи, где он обращался к университетским магистрам, прозвучало как настойчивый призыв, такой страстный и одновременно человечный: «Бодрствуйте, стойте за веру, ведите себя достойно мужам; будьте сильными, да творятся в любви все дела ваши… Надо еще нам учиться никого не обижать, желать всем добра, чтить старших, не завидовать равным, остерегаться надменности, руководствоваться разумом и любить добродетель. Будем же придерживаться того, что дозволено, и остерегаться того, что угрожает спасению души нашей; не устыдимся говорить правду. Да не остановим мы слов наших в час искупления, не скроем мудрости во всей красоте ее; не воспротивимся ничем слову правды, последуем за словом мира и справедливости, дабы с нами были мир и справедливость».

Период ректорства Гуса, когда магистр Ян достиг вершины своего университетского пути, когда атмосфера вокруг него была полна радости от достигнутых побед, – этот период был последней интермедией покоя и безопасности.

Но на горизонте уже начали стягиваться тучи новой бури, которая продлится, почти без перерыва, до конца жизни Гуса.

Архиепископ Збынек не простил своего поражения чешским магистрам и прежде всего Гусу. Признав Александра V, он тотчас начал интриговать при папском дворе, посылая в Рим жалобы и… дары. И хотя чешский король относился к новому папе лучше, чем к его предшественнику, папская курия всегда держала уши открытыми для жалоб на нарушителей церковной дисциплины. Таким образом, архиепископу удалось вскоре добиться папского запрета учения Уиклифа и его книг, а также было запрещено проповедование в «частных часовнях» помимо церквей. Эта мера должна была отнять у Гуса Вифлеемскую часовню.

Из осторожности Збынек выждал, пока кончится год ректорства Гуса, и в июне 1410 года обнародовал оба запрета; непослушным грозило проклятие церкви.

Гус не испугался этой угрозы. Он ответил на нее страстной речью в Вифлеемской часовне. Ссылаясь на то, что Христос проповедовал на горе под открытым небом, Гус делал следующий вывод: «И так как наши (церковные) законники хотят, чтобы не было больше проповедей в часовнях, даже в тех, что утверждены папской властью, я, желая больше слушать Бога, чем людей, и подражать скорее Христу, чем им, отказываюсь подчиниться этому несправедливому приказу и апеллирую прежде всего к Богу, которому по преимуществу надлежит наделять правом проповедовать, а затем к престолу апостольскому, ибо он должен сиять большей властью, чем наши прелаты… Разве им было знамение от Бога, что заблуждался Христос и доктора святые, которые учат проповедовать всюду?» Изложив таким образом свою точку зрения, Гус обратился с прямым вопросом к своим слушателям: «Вот я апеллировал против приказа архиепископа, – хотите поддержать меня?» И все в один голос отвечали: «Хотим и поддержим!»

Еще прежде, чем апелляция Гуса могла быть разобрана, архиепископ приказал торжественно сжечь на своем дворе все сданные к тому времени сочинения Уиклифа. Эта варварская демонстрация только подлила масла в огонь. Борьба архиепископа с Гусом и его приверженцами давно перестала быть делом только церковных инстанций. Пражский народ, постоянно осведомляемый в Вифлеемской часовне о ходе борьбы, понимал, что здесь речь идет о большем, что тут затронуты его собственные интересы, интересы всеобщей справедливости и права. Народ понимал, что борьба идет против произвола и властолюбия феодальной церкви.

Вскоре на пражских улицах зазвучали насмешливые куплеты. Наряду с известной сатирой – «Епископ Збынек Буки-аз книг немало сжег у нас, что в них писано, не знает», распевалась и песня, которая заканчивалась грозно: «Опозорил Чехии сынов, но проучим лживых мы попов». И если где-нибудь какой-либо священник задевал Гуса, ему отвечали криком и поднятыми Кулаками; в соборе св. Штепана возмущенный народ, обнажив мечи, прогнал священника от алтаря. Священники не решались с кафедр оглашать проклятие, и в конце концов самому королю пришлось вмешаться, чтобы водворить спокойствие в Праге.

Партия архиепископа, сильная высоким саном своих членов, численно была слишком слаба. Поэтому Збынек удовольствовался повторением своей жалобы папскому двору, где тем временем, после смерти Александра, на престол Петра сел новый папа – Иоанн XXIII, тот самый кардинал Бальтазар Косса, который когда-то приказал в Болонье схватить Станислава из Знойма и Палеча.

Между тем в университете продолжались жаркие диспуты. Гус по-прежнему проповедовал в Вифлеемской часовне, на проклятие епископа никто не обращал внимания. Прошло то время, когда запуганный раб божий трепетал перед волей своего церковного начальства: авторитет церкви и ее высоких представителей был серьезно подорван по вцне самой церкви. Ибо, когда собор в Пизе избрал нового папу в расчете покончить со схизмой, никому из прежних пап и в голову не пришло подчиниться и отказаться от притязаний на папский престол. Таким образом, в христианском мире снова оказалось трое пап: Иоанн XXIII, преемник Александра V; Григорий XII, имевший прежде свою резиденцию в Риме, а ныне скитавшийся как беглец по итальянским городам, и Бенедикт XIII, засевший во французском Авиньоне. При этом каждый из них провозглашал себя единственно законным наместником Христа и все трое осыпали друг друга проклятиями, жалобами и клеветой. Что же должны были думать обо всем этом простые христиане, по-настоящему набожные, которые надеялись (и ежедневно терпели разочарование), что именно церковь поведет их души к вечному спасению?

Король Вацлав IV со своей стороны ходатайствовал за Гуса перед папой. Почему он это сделал? Да потому, что Гус провозглашал в своих проповедях, что в мирских делах священники должны подчиняться светскому владыке. А ведь именно в эти годы Вацлаву IV пришлось против воли мириться с тем, что церковь часто присваивала себе его права и еще чаще вмешивалась в его планы. Как же ему было не приветствовать человека, который поддерживал принципы королевского суверенитета в стране? Вот почему Гус встречал такую поддержку при дворе, вот почему на его сторону стало высшее чешское и моравское дворянство, которое видело в богатой, владевшей несметными земными ценностями церкви своего опаснейшего соперника.

Но церковь не шла на уступки и компромиссы, вернее, не хотела идти, когда ей это не было выгодно. Осенью 1410 года по приказу римской курии архиепископ наложил на Гуса еще более тяжкое проклятие, пытаясь прямо обвинить его в ереси. Это было уже проявление личной ненависти, которая порождалась боязнью снова потерпеть поражение. Для Збынека теперь уже все было поставлено на карту – его авторитет и его положение в стране. Собираясь начать процессы, он нашел при папском дворе отличного помощника, который занимал там важную должность «прокурора по делам веры». Это был чешский немец, Михал из Немецкого Брода, прозванный впоследствии Михал де Каузис. Его прошлое заслуживало внимания – он был ловким стяжателем церковных доходов, «многооброчник», сумевший получить сразу пять церковных доходных мест, сутяга и интриган, сосредоточивший все свои интересы на накоплении денег. В 1409 году он убедил короля Вацлава, что восстановит королевские золотые рудники в Иловом, но, получив аванс, бежал из Чехии и вскоре добился значительного положения в Риме. Он-то и стал теперь адвокатом архиепископа и обрушивал громы и молнии на «неправоту» Гуса. Через некоторое время его союзниками стали немецкие богословы, которые не могли простить Гусу его участия в подготовке кутногорского декрета, лишившего иностранцев владычества над Пражским университетом. Сколько личных и материальных интересов, сколько вопросов самолюбия и власти сплеталось в этом процессе, который, по существу, должен был решать чисто богословские проблемы.

Обвинение Гуса в ереси, в этом величайшем из христианских грехов, обвинение священника, за которого стояли двор и университет, угрожало доброму имени всего королевства Чешского. Но прежде всего это задевало честолюбивые планы Вацлава IV, ибо он упорствовал в надежде, что все же еще вернет себе императорскую корону. Разочарованный тем, как продвигался процесс в Риме, Вацлав решил круто расправиться с теми, до кого мог добраться, то есть до архиепископа и его партии. Он приказал конфисковать все доходы пражских каноников и приходских священников, распространявших клеветнические обвинения Чешского королевства в ереси, и поручил своим чиновникам проинспектировать монастыри, капитулы и приходы по всей стране. Эти обследования и ревизии проводились очень основательно и беспощадно, простой народ, захваченный пафосом борьбы, нередко сам прикладывал к этому руку. Не одна фара [24]24
  Фара – дом приходского священника, усадьба.


[Закрыть]подверглась разгрому после того, как священника заставали с любовницей; много священнослужителей было заключено в королевские тюрьмы или выставлено к позорному столбу. Летом 1411 года Вацлав повелел земскому суду одобрить все принятые им меры.