Текст книги "Плохо нарисованная курица"
Автор книги: Милош Мацоурек
Жанр:
Сказки
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)
О водопроводном кране, который пел в опере
Водопроводный кран штука хотя и обычная, но весьма важная. Он дает воду кастрюлям, ведрам, стаканам, лейкам и даже ваннам. Он подает воду с утра до вечера и делает это запросто. А когда у него выдается свободная минутка, он принимается петь. Правда, бывают краны, которые не очень-то умеют петь. Некоторые даже фальшивят, кое у кого способности не бог весть какие. Тем не менее, представьте себе, на одной кухне есть кран, который поет так красиво, что всякий раз часы от удивления перестают тикать.
Голос у него великолепный, глубокий, как бельевой бак, и вот вечером, когда посуда вымыта и везде тишина, он начинает распевать песенки, к примеру, такую: «Течет вода, течет» и другие в том же роде.
А стаканы, кастрюли, тарелки и часы слушают затаив дыхание, не шелохнувшись и, сами того не замечая, улыбаются – так красиво поет кран.
А в это время по телевизору передают оперу «Русалка». Два старых кресла хотят слушать оперу, поэтому они начинают злобно скрипеть:
– А ну, тише! Прекратить! Мы хотим слушать оперу! – и скрипят, и скрипят, и скрипят…
Что крану остается делать? Он перестает петь и вообще умолкает. Только очень его это огорчает. Одна за другой скатываются у него слезы, наконец красная кастрюля не выдерживает и говорит:
– До чего же бессовестные эти кресла! Неужели кран даже спеть не имеет права после работы.
– А вообще-то, – говорит кухонный шкаф, – не пойму, зачем кран теряет тут время?
И поскольку шкаф стоит лицом к крану, он заявляет ему прямо:
– Не будь дураком, ты здесь зря пропадаешь. Поступай в музыкальную школу, может, тебя когда-нибудь даже в театр возьмут. А что? Все может быть!
Кран задумался: «А действительно, почему я не могу учиться петь? Вдруг у меня и в самом деле есть способности?»
И вот в один прекрасный день он собрался и отправился в поход.
В музыкальной школе всюду звучат песни, тут играет рояль, там – кларнет. От всего этого кран немного растерялся, но сказал себе: «Спокойно! Ничего удивительного здесь нет. Почему бы тут не звучать песням повсюду? Ведь это музыкальная школа!» И направился #верх по лестнице прямо в дирекцию.
– Я водопроводный кран, – представился он, переступив порог.
Директор встал, вышел из-за стола и говорит:
– Очень приятно.
И наливает из крана в стакан немного воды, потому что в этот момент ему как раз захотелось пить.
– Я хотел бы учиться пению, – обращается к нему кран, – говорят, у меня есть способности. Так считают и стаканы, и кастрюли, и кухонный шкаф, и часы.
– Что там говорят стаканы и кастрюли, для меня не имеет значения, – говорит директор, – попробуйте что-нибудь спеть, а там посмотрим.
Кран откашлялся и запел «Течет вода, течет». Песня звучит великолепно, директор невольно улыбается тому, как прекрасно поет кран, и наконец произносит:
– Да, действительно, у вас большое дарование, из вас может выйти толк. Вы приняты, ведите тут себя прилично, главное, не наделайте луж.
И вот, закрутив себя до предела, кран принялся за учебу и учился до тех пор, пока не освоил все гаммы, все песни и все оперы. А научившись всему этому, он отправился в большой театр, что стоит прямо на набережной.
Оперный театр – это сплошное пение: тут поет мужской хор, там – женский, а вон там – детский. Но кран это нисколько не удивляет, кое-какой опыт у него все-таки есть. Он направляется прямо к директору и поет ему подряд с десяток-полтора разных опер.
– Ладно, – говорит наконец директор театра, – я приму вас с большим удовольствием, потому что водопроводный кран, который у нас тут имеется, петь не умеет. Ну сами скажите, что это за кран, который работает в опере, а сам ни одной ноты не спел?
И стал наш водопроводный кран оперным водопроводным краном. Он, разумеется, весьма разочарован и в тысячу раз с большим удовольствием вернулся бы на прежнюю свою кухню.
Но однажды, представьте себе, произошел несчастный случай: на артиста, который в «Русалке» поет Водяного, напала икота. Все в отчаянии, близится начало спектакля, никто не знает, что делать, и вдруг директор вспоминает про кран, который умеет петь.
На кран тут же надевают зеленый костюм, парик, тащат на сцену, зрители в восторге, все аплодируют и кричат: «Вот это да! Совсем другой Водяной, с него действительно вода капает!» Все это тут же разнеслось по городу, Как только об этом узнали на кухне, два старых кресла тут же натянули на себя красную бархатную обивку и отправились в театр. А там все кресла обтянуты красным бархатом, и ведут они себя тихо. Старые же кухонные кресла все время скрипели, чтобы всем было слышно, как они говорят друг другу:
– Это наш кран, когда-то он пел у нас на кухне. Мы всегда говорили, что из него выйдет толк.
Но другим креслам это было неинтересно, и они шепчут:
– Перестаньте, пожалуйста, скрипеть, мы хотим послушать, как поет кран.
Что старым глупым кухонным креслам остается делать? Ничего иного, как вести себя совершенно тихо. И в тишине той слышно, как поет водопроводный кран. Поет так прекрасно, что все вокруг начинают улыбаться, пусть даже кому-то и не хочется, – так красиво поет водопроводный кран.
Бонифаций и его племянники
В одном цирке, где было много опилок и музыкантов, имелся также лев Бонифаций. Это был очень воспитанный лев, добряк, услужливый, повторять ему что-либо дважды не приходилось, не было случая, чтобы он испортил представление. Директор цирка поэтому часто говорил:
– Берите с Бонифация пример, он образцовый лев!
Дети любили его, писали ему в письмах: «Дорогой Бонифаций, до сих пор не могу забыть тебя, мы чуть ладоши себе не отбили, когда ты ходил на руках, показывал вольные упражнения, крутил колесо. Не каждый лев может такое».
– Еще! – кричали мальчишки и девчонки, и Бонифаций, этот добряк, крутил колесо, делал вольные упражнения, ходил на руках несчетное количество раз, да к тому же при этом улыбался.
Директор цирка хорошо понимал Бонифация, ходил с ним на прогулки, в фруктовом магазине покупал ему бананы, а их Бонифаций очень любил.
Однажды гуляют они таким образом по городу, великолепный летний день, повсюду полно детворы, Бонифаций вдруг и спрашивает:
– А что это на улице так много детей, почему они не в школе?
– Зачем же им быть в школе? – говорит директор. – Сейчас лето, у них ведь каникулы.
– Каникулы! – вздыхает Бонифаций. – У меня еще никогда не было каникул.
Идут они дальше, директор немного помолчал, а затем и говорит:
– Ну хорошо, ты образцовый лев, ну, предположим, пошлю я тебя на каникулы. И куда, скажи на милость, ты поедешь?
– К бабушке, куда же еще! – отвечает лев. – Ведь это же и так ясно.
«Надо же, – подумал директор, – я и забыл, что у львов тоже есть бабушки».
И тогда он говорит:
– Ладно, поезжай, только чтобы к первому сентября вернулся!
Бонифаций от радости чуть не ошалел. На такое он вообще не рассчитывал.
– Каникулы есть каникулы, что может быть прекраснее каникул, – говорит он директору, – спасибо, ты доставил мне огромную радость.
И побежал укладывать чемодан, купить билет в Африку и какой-нибудь подарок бабушке.
В универмаге народу – что муравьев в муравейнике, но когда у прилавка появился лев, каждый постарался уступить ему место, а продавец спросил:
– Что будет угодно: щетку для гривы или же пасту для ваших прекрасных зубов?
– Ни щетка, ни паста мне не нужны, – говорит лев Бонифаций, – я еду на каникулы к бабушке и хочу купить ей подарок.
– Понял вас, понял, – говорит продавец и, немного подумав, предлагает: – Может, шерстяной платок, домашние туфли или же очки?
– Зачем же платок? К чему домашние туфли? – удивляется Бонифаций. – Ведь в Африке жара, вы плохо учили географию. А очки… это, пожалуй, подойдет. Вы ведь имеете в виду темные очки от солнца, да?
– Разумеется, – отвечает продавец, – советую взять вам также это!
И достает зеленый халат. А на нем чего только не изображено! И четырехлистники, и папоротники, и розы, и бабочки-адмиралы! Это был халат из тех, что не каждый день попадаются на глаза. Поистине халат для старой львицы. И Бонифаций не раздумывая покупает его и отправляется на вокзал.
И вот он едет в поезде, глядит в окно на домики и сады, машет детям, а дети глядят и думают: «Смотрите-ка, цирк переезжает». Им и в голову не приходит, что это едет не цирк, а всего лишь один счастливый лев, который путешествует сам по себе, едет на каникулы к бабушке. Потом он плывет на пароходе: кидает акулам рогалики, загорает на палубе и думает о том, как он пойдет купаться, и это будет прекрасно, и никаких тебе представлений ни днем, ни вечером, как он сможет каждый день высыпаться, есть бананы и беседовать с бабушкой.
Пока он обо всем этом размышлял, пароход причалил, кто-то крикнул:
– Африка, выходите!
И вот наконец-то лев Бонифаций дома.
«Как все здесь изменилось! – думает он про себя. – Тут мы, бывало, с Панкрацием и Сервацием играли, а теперь на этом месте табачная лавочка».
Идет он по тропинке мимо деревьев в густом тропическом лесу, несет тяжелый чемодан и думает: «Скорей бы уже добраться». В конце концов он все же добирается, издали видит садик, а в садике старую львицу в качалке. Он тихо-тихо крадется, как это умеют делать только львы, а потом ка-ак гавкнет, да так громко, что бабушка оборачивается, всплескивает лапами и говорит:
– Да ты ли это, Бонифаций? Ни за что бы тебя не узнала! Как ты тут очутился?
Оба страшно рады встрече. Бонифаций распаковывает подарки. Бабушка надевает очки и натягивает халат. Сидит он на ней прекрасно, среди роз и четырехлистников выглядит она в нем настоящей львицей. Она говорит:
– Ну нет, я не могу не похвастаться!
И призывно рычит во все стороны, громко, как и подобает старой львице:
– Идите смотреть, приехал Бонифаций и привез мне роскошный халат и очки!
В мгновенье ока появляется по меньшей мере двести львов, сплошь родственники – дядюшки и тетушки, уйма двоюродных братьев и множество совсем маленьких потешных племянников. Все приветствуют Бонифация, разглядывают очки и халат, расспрашивают:
– А это что? А там что такое?
И показывают на цветы и на бабочек.
Бонифаций объясняет:
– Это четырехлистник, это папоротник, розы, бабочки-адмиралы. В Африке такого нет, это я привез из заграницы, где есть цирки и универмаги.
– А скажи, пожалуйста, Бонифаций, что ты там делаешь? – спрашивают львы, перебивая друг друга, потому что всем это действительно интересно.
И Бонифаций рассказывает им, как он ходит на руках, делает вольные упражнения, крутит колесо. А так как львы удивлены и не понимают, о чем речь, он им показывает, как крутят колесо.
У львов глаза на лоб лезут. В жизни они ничего подобного не видели и про себя думают: «Невероятно! Тут какой-то фокус. Не каждый лев такое сможет». А маленькие племянники Бонифация кричат:
– Еще! Еще! Здорово! Мы хотим еще!
И аплодируют не переставая. А Бонифаций, видя, как радуются и смеются его потешные племянники, вне себя от удовольствия, снова и снова повторяет колесо, ходит на руках и делает вольные упражнения. Малышей никак не уложить спать, а чуть свет они опять тут как тут. И добряк Бонифаций с утра до вечера дает представления. На то, чтобы выкупаться или полакомиться бананами, времени у него не остается, и он думает про себя: «Ничего не поделаешь, независимо от каникул я образцовый цирковой лев». И весело, как только может, улыбается. А племянники все хлопают и хлопают в ладоши и говорят друг другу:
– Когда в школе нас научат писать, пошлем ему письма и расскажем в них, как нам все это понравилось.
О синей кастрюле, которая любила варить соус с помидорами
Однажды жила-была одна синяя кастрюля. Больше всего она любила варить соус с помидорами. Вероятно, кому-то такое занятие может показаться неинтересным, кого-то интересуют совсем другие вещи, скажем, телевизор или там цветные карандаши. Возможно, кто-то подумает: «Она какая-то ненормальная, эта кастрюля, если ее только соус интересует».
Ну, а почему бы кастрюле не любить это? Почему кастрюля должна думать о цветных карандашах?
Стояла, стало быть, эта кастрюля на плите, варила свой любимый соус с помидорами и приговаривала:
– До чего же здорово я сегодня варю! Соус получится – пальчики оближешь! Хорошо, что я кастрюля, да к тому же еще очень молодая кастрюля, я еще долго буду варить соусы!
От всего этого она была так счастлива, что от счастья даже подпрыгивала на плите.
И вдруг приключилась с нею беда. После обеда стала пани Заичкова мыть посуду, уронила кастрюлю на пол – тюк! И в кастрюле образовалась дырка.
– Ну, вот, – говорит пани Заичкова пану Заичеку, – теперь кастрюлю можно выбрасывать, она дырявая, будет течь.
– Ее можно починить, – говорит пан Заичек, – это несложно. Починим и по-прежнему будем в ней готовить.
– Кастрюля не стоит того, – говорит пани Заичкова, – зачем нам чинить дурацкую кастрюлю, которая течет? Купим новую, и все дела.
– Ну, ладно, – говорит пан Заичек, берет синюю кастрюлю и выбрасывает ее во двор.
«Ну, нет! Этому не бывать! – подумала про себя кастрюля. – Я да не буду больше никогда варить соус с помидорами? И укропный тоже? И со сметаной? Столько прекрасных соусов я сварила с пани Заичковой, а теперь, когда стала протекать, я для нее не стою того, чтобы отдать меня в починку?» Кастрюля очень рассердилась. «Ну, ладно, – решила она, – коль уж течь, так течь!»
И потекла. Сперва она текла, как совсем маленький ручеек, который заметила только одна маленькая уточка. Уточка тут же стала плескаться в нем и закричала:
– Смотрите, тут появился какой-то махонький ручеек, смешной такой!
Но кастрюля разошлась и потекла, как большой ручей. В нем уже плавали собачья будка и лейка. Ручей был основательный, почти река. Повсюду вдоль ее берегов сидели рыбаки с длинными удочками и ловили рыбу. Множество людей ходили купаться на реку. Они брали с собой полотенца, сельтерскую воду и зонты, чтобы спасаться от жары, укрываться от солнца.
– Вот это река! – говорили они. – Воды по шею. По ней спокойно могут плавать пароходы, правда?
Река в самом деле была огромная. По ней плыл пароход, и на нем люди, одетые во все белое. А рыбаки кричали им:
– Плывите стороной, вы нам всю рыбу распугаете! Эй вы, слышите?
И замахивались на них удочками.
Поднялся страшный крик, и пани Заичкова, которая как раз в этот момент вязала покрывало, говорит пану Заичеку:
– Взгляни, пожалуйста, что там во дворе делается?
Пан Заичек выглянул из окна, но вместо маленького дворика увидел огромную реку с пароходом, множество рыбаков и купальщиков в плавках и купальниках. Тут он схватился за голову и помчался к пани Заичковой.
– Ты только посмотри, что происходит! Эта синяя кастрюля течет рекой!
Пани Заичкова бросила вязанье, побежала к окну и закричала:
– Люди, не сходите с ума! Это же не река! Это наша синяя кастрюля, она течет!
– Ничего себе дела! – воскликнул капитан парохода. – Оказывается, мы в кастрюле! Что делать?
Пассажиры на пароходе забегали, стали кричать:
– Куда же мы теперь приедем? А если нас вынесет в море, что тогда? Остановите ее!
Некоторые хватали спасательные пояса и прыгали в воду.
– А мы-то что можем поделать? – закричала пани Заичкова. – Если уж кастрюля потекла, так и будет течь, тут уж ничего не поделаешь!
– Как это «ничего не поделаешь»? – говорит пан Заичек. – Стоит только кастрюлю починить, и она перестанет течь.
Отправился он во двор, взял синюю кастрюлю, ту, что текла, починил ее, и все стало на свои места.
– Нам посчастливилось, – сказал капитан и вздохнул с облегчением. И вместе с ним облегченно вздохнули пассажиры парохода. Рыбаки смотали удочки и отправились по домам. А те, кто купался, вытерлись полотенцами и стали одеваться.
Вот так синяя кастрюля вернулась обратно на плиту и продолжала варить соусы. Варила она их отменно, а лучше всех соус с помидорами.
«Если бы я захотела, то могла бы и в море превратиться, – думала она про себя. – Кое-кому это наверняка бы понравилось. Все-таки море великолепная вещь, лучше, чем телевизор или какие-то там цветные карандаши. Но я всего-навсего кастрюля, я люблю варить соусы, и баста».
О бегемоте, который боялся прививок
Жил-был однажды бегемот, он ужасно боялся прививок. Он думал о них всегда – в парке, в кино, а чаще всего в купальне, где думается особенно хорошо.
Лежа в воде, он сам себе задавал вопрос: «А что, если вдруг прививки будут делать завтра? Надо будет спросить, может быть, кто-то что-нибудь про это знает».
– Вы случайно не знаете, когда будут делать прививки? – спрашивал он у крокодилов, у гусей, у древесной лягушки, а также у пеликана. – Не завтра?
– Когда будут, тогда и будут, – громко кричали в ответ крокодилы, перебрасывая в воде огромный желтый мяч, от которого во все стороны летели брызги.
– Брось об этом думать, – кричали древесные лягушки, – подумаешь – прививка! – И как ни в чем не бывало крутили на берегу граммофонные пластинки с веселыми песенками.
– Это неправда, будто ничего в этом особенного нет. Прививки дело серьезное, – сказал пеликан, но его никто не услышал, потому что граммофон играл очень громко.
«Как это можно! – думал бегемот. – Никто не думает о прививках. Они просто не знают, что когда делают прививку, то колют иглой».
Он продолжал думать о прививках и при этом сильно потел.
И вот однажды потеет это он от страха, как вдруг неожиданно получает почтовую открытку. А в открытке той написано: «Явитесь на прививку».
Бегемот от страха затрясся так, что даже трамваи на улице замерли.
– Что случилось? – закричали жирафы и зебры, а заодно с ними кенгуру и фламинго, потому что все они как раз ехали трамваем в поликлинику делать прививки.
– Ничего особенного, – отвечал им вагоновожатый, – говорят, бегемот испугался прививки. Сейчас поедем.
Приехали они все в поликлинику, выстроились в очередь и стали ждать. У древесных лягушек случайно оказался с собою граммофон, пластинки с веселыми песенками, так что какие-нибудь там полчаса ожидания прошли незаметно.
– Что-то бегемот не идет, надо бы за ним сходить, – сказал пеликан, собрался и отправился за бегемотом.
Бегемота, однако, он нашел не сразу. Тот спрятался за занавеской и весь дрожал так, что в кухонном шкафу звенели стаканы.
– Да не будь ты таким глупым, идем! Ну, сделают тебе прививку, – говорит ему пеликан, – ничего с тобой не случится! Ну, кольнет немножко. Такой укол спокойно переносят даже совсем маленькие кролики. А если ты не придешь, все станут смеяться над тобой. Так что не стоит уклоняться от прививки.
– Ладно, – говорит бегемот, – только когда станут колоть, ты держи меня за руку.
– Хорошо, буду держать тебя за руку, – пообещал пеликан.
И они пошли. Пока шли, им навстречу попадались куры, слоны, совсем маленькие кролики, и все говорили, что ничего особенного в прививках нет, только немного щекотно, это спокойно можно выдержать, так что бояться нечего.
«Да, им теперь хорошо говорить, – думал про себя бегемот, – они уже прививку сделали, а каково мне?» Он был совершенно мокрый от пота.
– Вы совершенно потный, – сказал пан доктор, когда настала очередь бегемота.
– Он любит потеть, это у него хобби, – говорит пеликан, который в это время держал бегемота за руку, – кто-то любит играть в пинг-понг, а кто-то любит потеть.
– Угу, – говорит пан доктор, – а я думал, что он боится.
– Ну, что вы, – говорит пеликан, – такое огромное животное даже понятия не имеет, что такое страх.
– Ну, тогда начнем, – сказал пан доктор и взял шприц.
Увидев шприц, бегемот стал белым как мел.
– Что такое? – говорит пан доктор. – Почему этот бегемот белый? Он должен быть серым. Белыми могут быть мыши, а не бегемот.
– Это необычный бегемот, – говорит пеликан, – просто это белый бегемот, он единственный такой.
– Но ведь минуту назад он был серый, – говорит пан доктор.
– Да, – говорит пеликан, – он бывает то серый, то белый, именно этим он и ценен.
– Ладно, – говорит пан доктор, – коль уж это такой ценный бегемот, постараемся сделать укол особенно тщательно.
И стал смотреть, куда бы это сделать бегемоту укол.
«Ну, вот сейчас-то и будет больно», – мысленно сказал сам себе бегемот и закрыл глаза.
– Тут не пойдет, – говорит пан доктор, оглядывая бегемотову спину, – тут кожа слишком толстая, попробуем в другом месте.
Но сколько он ни искал, тонкой кожи у бегемота так и не нашел.
– Ничего не поделаешь, – сказал пан доктор наконец, – кожа у вас везде толстая, как у бегемота, так и иглу можно сломать, мне не удастся сделать вам укол, вы не обидитесь?
Бегемот вытаращил на него глаза, заморгал, а потом пустился в пляс по кабинету и закричал:
– С чего бы это я стал обижаться? Ничего ведь не случилось. До свиданья!
И побежал прочь от поликлиники, побежал прямо в купальню. Там он смеялся, брызгал во все стороны водой, древесные лягушки вынуждены были даже прикрикнуть на него, они, мол, из-за него даже граммофон не слышат.
И вот, представьте себе, проснулся бегемот в один прекрасный день, глянул на себя в зеркало и видит: он весь желтый.
– Что такое? – сказал он. – Будь я весь белый, это могло бы означать: я чего-то боюсь. Но почему же я желтый? Надо у кого-нибудь спросить, в чем тут дело.
И он отправился в купальню.
Как только он там появился, возник страшный переполох: желтый бегемот! Такого тут еще не бывало! Все разглядывали его и спрашивали, где он достал такую красивую краску.
– Скорее всего это не краска, а лак, – сказали крокодилы, – наш мяч, которым мы играем в воде, блестит так же.
– Пожалуй, это крем для загара, – закричали древесные лягушки.
Только гуси держались важно, они махнули на все это крыльями, давая тем самым понять, что для них это уже пройденный этап: еще птенцами они были такого же цвета.
– Ну и глупые же вы, гуси, – воскликнул пеликан, – тут нет ничего общего. Скорее всего это какое-нибудь заболевание!
Едва пеликан это понял, он тут же вытерся полотенцем и отправился в поликлинику.
– А известно ли вам, – сказал он пану доктору, – что бегемот стал вдруг совершенно желтым?
– Это очень даже возможно, – говорит пан доктор, – это очень ценный бегемот, он бывает то серым, то белым, почему бы ему не быть какое-то время желтым?
– Никакой он не ценный бегемот, – говорит пеликан, – все это ерунда, белым он был потому, что боялся прививки.
– Так вон оно что! – воскликнул пан доктор. – Значит, это был обыкновенный бегемот, которому не сделали прививку! А поскольку ему прививку не сделали, он заболел желтухой. А поскольку желтуха болезнь очень серьезная, его надо немедленно уложить в постель.
И оказался наш бегемот в постели. Кончилось для него купание, пришлось ему глотать порошки. Рядом с ним сидела медицинская сестра и мерила ему температуру.
– Как это ужасно, – жаловался ей бегемот, – лежать вот так, когда все в купальне играют в мяч и слушают веселые пластинки, которые наигрывает граммофон. Сестричка, хоть сказку мне расскажите.
Сетричке было жаль бегемота, и она стала ему рассказывать:
– Жил-был однажды один бегемот, он ужасно боялся прививок…