Текст книги "Плохо нарисованная курица"
Автор книги: Милош Мацоурек
Жанр:
Сказки
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)
Милош Мацоурек
Плохо нарисованная курица
Несколько слов от переводчика перед тем, как вы начнете читать сказки
Живет и здравствует в стобашенной Златой Праге сказочник Милош Мацоурек. Однажды я прочитал его сказки. Мне они очень понравились, и я подумал: а почему бы не перевести их с чешского языка на русский? Если понравились мне, наверняка и другим могут понравиться. Они вроде бы для детей, а вроде бы и для взрослых, вроде бы в них сплошная выдумка, а вроде бы и нет, вроде бы все происходит в Чехословакии, а вроде бы и не только там.
Что в Чехословакии – это точно. Где еще на свете есть города Колин и Либерец, Брно и Оломоуц? Только в Чехословакии! Или, например, где еще говорят школьному сторожу «пан школьный сторож», а директору школы – «товарищ директор»? В Чехословакии! Не удивляйтесь этому. Есть тут некоторая тонкость: ко всем, кто уже вышел из детского и юношеского возраста, принято обращаться «пан» и «пани». А к некоторым – «товарищ». Вежливость того требует.
«Пан» вовсе не означает «господин». В Чехословакии и пан может быть товарищем, и товарищ паном. Но уж если товарищ, значит – коммунист. Стало быть, и спрос с него больший. И пусть об этом знают все!
Необычные у Мацоурека сказки. И названия у них необычные. Скажем, такое: «Почему теперь в школе больше не таскают за уши». Начинаешь читать – вроде бы ничего особенного, потом вдруг неожиданный поворот, а конец совсем уж неожиданный.
Сказки Мацоурека пронизаны изящным и мягким юмором. Однако встречаются и саркастичные – язвительные. Вы это увидите, когда познакомитесь с историями о том, как Юлия полюбила жареные индюшки, как хомяк съел Деда Мороза, что сотворила с собой черепаха, возненавидев свою соседку.
Нравится мне неожиданная авторская выдумка. В разных странах бывает: одинаково названы два города. Как их различать? Если через один из них протекает река, то у нас, по-русски, говорят, к примеру, – Ростов-на-Дону. А в Чехословакии города не НА реках, а НАД реками. Вот и придумал Мацоурек сказочный город Зонтик на реке Княжна, а получился Зонтик-над-Княжной.
И еще о выдумке. Может ли на что-нибудь сгодиться дырявая кастрюля? А чем способен удивить водопроводный кран или, к примеру, макароны? Оказывается, дырявая кастрюля ой-ей-ей что может натворить! Водопроводный кран способен удивить, да еще как! Макароны же, особенно итальянские спагетти, выделывают у Мацоурека такое… Фантастика, да и только!
Итак, живет и здравствует в стобашенной Златой Праге сказочник Милош Мацоурек. Ну, если уж быть более точным, то он не только сказочник-прозаик, а еще и драматург, и киносценарист. Сейчас он уже дедушка, внуков своих любит и не обходит вниманием, не то что дедушка из сказки «Якуб и двести дедушек». А в молодости, когда он еще и не помышлял стать дедушкой, как почти все молодые, писал стихи. Вы почувствуете поэтичность сказок. Хотя они и написаны в разные годы – первые появились в сороковых, – поэт ощутим в них и по сей день.
Я уже говорил, что дарование писательское Мацоурека разносторонне, то, о чем он пишет, понятно и созвучно многим людям не только в Чехословакии. Книги, пьесы, сценарии, по которым поставлены тридцать один художественный кинофильм, семь мультипликационных телесериалов, читают и смотрят миллионы взрослых и детей во многих странах. Если вам представится возможность и будет желание, познакомьтесь с его кинокомедией «Девица на помеле», мультфильмами «Зузанка учится писать», «О носороге, который боялся прививок», с мультипликационным телесериалом «Мах и Шебестова», популярным, как наш «Ну, погоди!». Сказки вышли уже в двенадцати странах, даже в далекой Японии. Собираются печатать в Чикаго. Изданы они, как видите, и у нас, в Советском Союзе.
Работать этим сказкам долго. До тех пор, пока на свете будут дети. Маленькие и большие. Ведь маленькие всегда (не все, конечно) шалят и не слушаются родителей, как Криштофик, который прятался в миксере; всегда капризничают, как та Аленка, что стерла резинкой маму, а потом вынуждена была нарисовать ее заново; всегда врут, как Конрад, который писал носом; всегда хворают, как Йонаш, пока не закалятся холодной водой.
Большие дети тоже хороши! Такие, например, как Мартинек: уже и усы отрастил, а из детской курточки все никак не выберется. Или как Матильда. Зубрила так, что одной головы оказалось мало. А Сильвестр? Образцово-показательный до того, что превратился в кухонный шкаф.
Где есть дети, там есть и школы. С классами и кабинетами, партами, классными досками и классными журналами, с директорами, учителями, инспекторами и сторожами, с панами, пани и товарищами. А в школах проблемы: как не таскать за уши, если в пятом «Б» восемьдесят семь учеников? Или: куда девать учительниц, которые знают меньше своих учеников, отметки ставят несправедливо и занимаются показухой перед товарищами инспекторами?
Перевел я сказки и подумал: а почему бы мне лично не познакомиться с автором? Перевод готов. Книга издается. Поеду-ка я потолковать с ним, есть ведь о чем. И вот в прошлом году сел в самолет, прилетел в Злату Прагу и встретился с Милошем Мацоуреком. Он обрадовался, узнав, что скоро его сказки будут читать на русском языке.
Понравился мне этот подвижный и остроумный человек. За шестьдесят перевалило, а энергии еще на столько же хватит. Рассказал он мне немало интересного о себе, о своем творчестве. Я с ним поделился мыслями о переводе, о том, как издается книга, пожелал ему творческих успехов и поехал домой в Ленинград. Приехал и подумал: а почему бы не сказать обо всем этом несколько слов читателям перед тем, как, взяв в руки книгу, устроившись поудобней, они примутся читать сказки? Взял и написал. А за то, что вы терпеливо дочитали эти несколько слов до конца, – спасибо вам.
Переводчик
О Криштофике, который спрятался в миксере
Жил-был мальчик-лакомка, звали его Криштофик. Больше всего на свете он любил торт с кремом из сбитых сливок. И вот однажды мама его собралась печь торт ко дню рождения тетушки Анежки. Криштофик обрадовался и запел про себя: «Ура! Ура! Мама печет торт с кремом из сбитых сливок!». Он ни за что не хотел уходить из кухни, хотя мама сказала ему:
– Пойди-ка лучше поиграй на пианино. Ты ведь обещал тетушке Анежке в день ее рождения сыграть песенку «Колокольчик синенький, нежно звени».
Но Криштофик подумал: «Как же, стану я играть на пианино, когда мама печет торт с кремом из сбитых сливок. Спрячусь-ка я где-нибудь в кухне, и мама меня не найдет». А так как Криштофик был очень маленький, то без труда спрятался в миксер, куда уже налили сливки, и тут же принялся их уплетать за обе щеки.
А мама – ну откуда же ей было знать, где спрятался Криштофик, – включила миксер. Миксер сделал «бжжжжжж», и Криштофик превратился в крем, даже не заметив, как это получилось.
Торт испекли. Удался он на славу: сверху крем с черешнями, в середине мармелад, а запах!.. Запах от него шел потрясающий.
Торт уложили в коробку, коробку перевязали розовой ленточкой и отправились к тете Анежке.
Лежа в коробке, Криштофик разговаривал сам с собой: «До чего же мне хорошо живется! Несут меня в коробке, вкусно пахнет торт. Сверху на нем крем с черешнями, в середине мармелад! А что, если я попробую всего понемножку?»
И стал он пробовать. Попробовал сверху, попробовал из середины – словом, какую-то часть торта съел. Открыла тетя Анежка коробку да как закричит:
– Что это значит? Зачем же вы мне дарите обкусанный торт, словно его мыши грызли! Я такой торт есть не стану.
А Криштофик и говорит:
– Вас, тетушка Анежка, есть торт никто не заставляет, не хотите, и не надо, я сам его съем!
И действительно, чуть было не съел торт. Но тут, на счастье, вмешался папа и сказал:
– Хватит! Не смей больше трогать ни кусочка! Ты ведь обещал тете Анежке поиграть на пианино.
Но тетушка закричала:
– Я не разрешаю Криштофику играть на пианино, раз уж он превратился в торт с кремом. Он измажет все клавиши, кто их потом будет оттирать.
А папа говорит:
– Не волнуйтесь, тетушка. Принесите-ка миксер и увидите, что сейчас будет.
Тетушка принесла миксер, папа положил в него крем, запустил миксер в обратную сторону, миксер сделал «жжжжжжб», никто даже глазом не успел моргнуть, как из него вылез Криштофик. Только был он чуть поменьше прежнего.
– Ну вот, а теперь садись и играй, – сказала мама. Криштофик вскарабкался на стул и стал играть песенку «Колокольчик синенький, нежно звени». Только играть ему было неудобно, потому что ножки у него стали короткими и до педалей не доставали.
– Как же так получилось, что сегодня я меньше ростом, чем был вчера? – удивился Криштофик.
А отец говорит:
– Да как же тебе не быть меньше, если ты сам себя чуть было не съел? Теперь-то ты видишь, что получается, когда прячутся в миксере?
О Катержинке и толстом красном свитере
Жила-была маленькая девочка, звали ее Катержинка. На рождество ей подарили очень красивый красный свитер. Но она не хотела носить его даже в самый сильный мороз.
– Почему ты не надеваешь свой красный свитер, Катержинка? – спрашивает ее мама.
– Не хочу! Он кусается, – говорит Катержинка.
– Не может быть, – говорит мама, подходит к шкафу, открывает его, а свитер на нее:
– Гав!
И кусает за палец.
– Надо же! – говорит мама. – Свитер кусается, как собачка. Вот кончатся морозы, мы его выпустим во двор, пусть караулит дом. А тебе я свяжу новый свитер из того, что тебе нравится.
– Тогда свяжи мне свитер из макарон-спагетти.
– А почему бы и нет? – сказала мама. И связала Катержинке свитер из горячих макарон-спагетти.
Катержинка отправилась в нем кататься на коньках, и все, кто ее видел, очень удивлялись: что это за необыкновенный свитер? Кое-кто даже хотел попробовать его на вкус, но Катержинка сказала:
– Ну да! Еще съедите рукав, а мне и так уже становится холодно.
Спагетти действительно очень скоро остыли, и Катержинка схватила насморк. Дома она отогрелась горячим чаем, повесила свитер в шкаф и пошла спать.
Представьте себе, утром Катержинка новый свитер на месте не нашла, в шкафу висел только прежний, красный. Катержинка набросилась на него:
– Где мой новый свитер? Признавайся, что ты с ним сделал?
И побежала на кухню с криком:
– Мама! Этот противный красный пес съел мой новый свитер из спагетти!
А мама ей и говорит:
– Ты, Катержинка, сама во всем виновата. Не надо было его вешать в шкаф, коль уж ты знала, каков он, твой красный свитер.
Подошла мама к шкафу и говорит:
– Разве так себя ведут, а?
Красный свитер покраснел еще больше и отвечает:
– Извините меня, но я был так голоден, что с удовольствием съел даже холодные спагетти. В утешение могу вам сказать, что, когда я сыт, я не кусаюсь. Вот погладьте меня попробуйте и сами убедитесь.
– А ты не врешь? – усомнилась Катержинка и попробовала его погладить. Красный свитер действительно не кусался, был мягкий и пушистый. Катержинка надела свитер и почувствовала себя в нем отменно.
Потом Катержинка каждый день за завтраком кормила свой красный свитер крошками от рогалика, а красный свитер с каждым днем толстел и толстел. Чем толще он становился, тем сильнее грел, и Катержинка теперь могла в нем кататься на коньках хоть с утра до вечера.
Барборка и леденцы
Жила-была девочка, звали ее Барборка. И был у нее полный рот маленьких беленьких зубов, один краше другого.
По утрам она чистила их красной зубной щеточкой и приговаривала:
– Вот погодите, скоро сами увидите, что сегодня вкусненького я вам дам пожевать.
– Только, пожалуйста, не давай нам ни сдобных булочек, ни этих рогаликов, которые ты размачиваешь в кофе, – отвечали ей зубки.
Барборка в ответ смеялась:
– Ну как вам такое могло в голову прийти? Да ведь я их не ем! Это бабушка моя любит рогалики в кофе макать.
И Барборка давала зубкам жевать хлеб с маслом, телятину.
А маленькие беленькие зубки жевали и жевали, им это очень нравилось, потому что в самом деле – для того зубки и существуют, чтобы ими жевать. А по вечерам, прежде чем лечь спать, Барборка еще раз чистила зубки красной зубной щеточкой и спрашивала:
– Ну, как вам понравился сегодняшний день?
– Ты же сама знаешь, что он нам понравился, – отвечали зубки. – Хлеб был с хрустящей, пропеченной корочкой, мы ее с удовольствием жевали, поэтому и скучать нам было некогда.
– Ну, вот видите, как хорошо, – говорила Барборка, потом, глядя в зеркало, улыбалась зубкам, зубки улыбались ей, и они вместе шли спать.
Но однажды в гости пришла тетя Цецилия и принесла Барборке большой пакет леденцов.
Барборка поблагодарила ее:
– Спасибо, тетушка Цецилия, я очень рада.
Но когда тетушкины леденцы появились во рту, зубки нисколько не обрадовались и про себя подумали: «Как же теперь нам быть? Ведь леденцы не жуют, а сосут. Чем же нам теперь заняться, чтобы не скучать?»
И они договорились во что-нибудь друг с другом поиграть, в прятки, скажем.
– Только давайте сперва посчитаемся, – сказал один маленький зубик. Остальные с ним согласились:
– Правильно, давайте сперва посчитаемся.
Стали они считаться, и, как полагается в считалках, один вышел из игры: он выпал.
– Одного зубика не хватает, – заявила Барборка вечером, когда стала чистить зубы красной щеточкой, – один из вас выпал. Что бы это значило?
– То есть как это «что бы это значило?» – сказали зубки. – Ты целый день сосала леденцы, делать нам было нечего, вот мы и стали играть в прятки. Ты же знаешь – для этого надо считаться. Мы посчитались, и один из нас выпал из игры.
– Больше, пожалуйста, так не делайте, – сказала Барборка.
Но зубки вовсе не собирались слушать ее покорно, и один, тот, что находился сзади всех, сказал:
– Ладно, Барборка, только ты перестань сосать леденцы, а то нам опять нечего будет делать.
– Это еще что за грубости? – прикрикнула на них Барборка и сильно нахмурилась. – Леденцы очень вкусные, мне их принесла тетушка Цециленька, целый пакет. Я буду есть, покуда не съем все.
И она продолжала сосать леденцы один за другим. Зубкам делать было нечего, они опять стали играть в прятки, опять считались, и всякий раз какой-нибудь из них выпадал. Не успела Барборка доесть леденцы, как зубки вывалились почти все до единого и превратились кто в зубчик на ключе, кто в зубец гребенки. Во рту остался только один маленький беленький передний зубик, да и тот грустно смотрел на Барборку.
Барборка поглядела на него печально и сказала:
– Уж ты-то, надеюсь, не выпадешь?
– Нет, пожалуй, – ответил зубик, – мне теперь уже не с кем больше считаться.
– Это хорошо, – сказала Барборка, – у меня больше нет ни одного леденца, и я опять буду есть хлеб с маслом, телятину и капусту кольраби, сырую.
– Ну и глупая же ты, Барборка, – сказал зубик, – неужели ты думаешь, что я один со всем справлюсь? Надо, чтобы нас было много. Теперь тебе придется есть только сдобные булочки и рогалики, размоченные в кофе.
А Барборка подумала: «Ну и дела! Я же не люблю размоченные рогалики». А что поделаешь? И садилась теперь Барборка рядом с бабушкой, ела сдобные булочки и рогалики, размоченные в кофе.
Однажды в гости снова пришла тетушка Цецилия, остановилась в дверях и остолбенела:
– Уж не спятила ли я? – сказала она. – Откуда тут взялись две бабушки?
Якуб и двести дедушек
Жил-был один мальчик, звали его Якуб. Жил он со своим дедушкой. Дедушка был толстый, краснощекий, носил большую соломенную шляпу-панаму. Шляпу эту он очень любил. Якуба он тоже любил, но в чем-то они не сходились. То, что казалось Якубу совершенно очевидным, дедушку удивляло, а то, чему удивлялся Якуб, опять же казалось совершенно очевидным дедушке.
Жили они вдвоем в небольшом домике с верандой, рядом был огород, а в нем росла капуста. Куда ни глянь, повсюду торчали кочаны. Некоторые размером с теннисный мячик, некоторые с волейбольный мяч. Росли они где только можно: возле калитки и возле веранды, а некоторые прямо на дорожке.
«Зачем столько капусты? И откуда она только берется?» – удивлялся Якуб и сокрушенно качал головой.
– Чему ты удивляешься? – говаривал дедушка. – Земля в огороде такая плодородная, что, если в нее посадить черепок, вырастет глиняный горшок. Только зачем же горшки выращивать? От капусты пользы больше.
И продолжал сажать в огороде капусту. А она росла и росла. Капусты вырастало столько, что съесть ее вдвоем они были не в силах: не успевали съесть один кочан, как вырастал новый. И так без конца.
На счастье, в огороде жило множество бабочек-капустниц, примерно штук двести. Они любили лакомиться капустой и кое-что из урожая съедали. За это дедушка не любил бабочек, сердился на них, следил, чтобы бабочки не садились на капусту, и если видел, что они с аппетитом ее поедают, сбегал с веранды и прогонял их своей соломенной шляпой.
Это очень удивляло Якуба, и, сидя на ступеньках веранды, он только качал головой.
– Ну чему ты удивляешься? – спрашивал дедушка. – Если я не буду их гонять, они всю нашу капусту съедят.
Однако Якуб все качал головой:
– Неужто нам ее не хватает?
Но дедушка думал иначе и преследовал бабочек повсюду, где только мог. Если он не гонял бабочек, то караулил капусту, а если и этого не делал, то либо сажал капусту, либо убирал ее. Днем он варил капусту на обед, вечером на ужин.
Якуб так и не мог понять, почему дедушка занимается только капустой. Он просил:
– Дедушка, поиграй со мной! Расскажи что-нибудь! Капуста ведь никуда от тебя не убежит!
Но дедушка, надев фартук, бегал по кухне и кричал:
– Да не мешай ты мне и не отнимай зря время! Разве ты не видишь, я и так не знаю, за что мне сперва хвататься!
Вот почему Якуб вечно был один… И не удивительно, что в конце концов он подружился с бабочками-капустницами. Порой, когда ему надоедало есть капусту, он забирал тарелку и отправлялся в огород кормить бабочек. А бабочки, насытившись, рассказывали ему, куда они летали и что видели, описывали сады, где растут и цветы, и смородина, и помидоры, а Якуб слушал их, завидовал и мечтал тоже повидать хоть что-нибудь подобное.
«Как было бы прекрасно, если бы дедушка посадил еще что-нибудь, кроме капусты!» – мечтал Якуб.
– А ты возьми и сам посади, – посоветовали ему бабочки-капустницы, – тогда дедушка перестанет заботиться только о капусте, и жизнь сразу станет веселей!
– В таком случае надо посадить то, что дедушка любит, – рассуждал вслух Якуб, – ну, к примеру, соломенную шляпу.
– Это ты здорово придумал, – закричали бабочки, – посади дедушкину шляпу, ему будет приятно!
Якуб так и сделал. В полдень, когда дедушка готовил обед, он отыскал в огороде свободный клочок земли и посадил шляпу. Вскоре дедушка хватился ее.
– Куда я подевал свою шляпу? Чем же мне отгонять бабочек? Тебе она не попадалась, Якуб?
– Я пока ничего не скажу, хочу тебя удивить, – сказал Якуб, – если немного потерпишь, то у тебя будет столько соломенных шляп, что сможешь менять их хоть каждый день.
– Не понимаю, – ворчал дедушка, – что еще там этот Якуб придумал? Не потерял бы шляпу-то.
Через некоторое время в огороде вырос большой куст, а на нем много-много маленьких шляпок. Дедушка только удивлялся и качал головой. Но Якуб сказал:
– Ничего удивительного в этом нет. Если тут посадить черепок, то глиняные горшки вырастут. Только зачем же нам горшки? Лучше уж шляпы.
– Шляпа штука хорошая, – сказал дедушка. – Но ведь мне и одной хватит. Столько шляп для одного – это же чистое наказание!
Он стал ждать, пока шляпы дозреют. Когда они достигли больших размеров и приобрели красивый желтый цвет, дедушка сорвал их и отнес на чердак. Шляп оказалось штук двести, они едва уместились на чердаке.
– Вот видите, – сказал Якуб бабочкам, – ничего не вышло, все осталось по-прежнему, да еще и дедушка недоволен.
Бабочки понимали, что в этом есть и доля их вины, и потому помалкивали. Вдруг одна из них хлопнула себя по лбу и сказала:
– Я придумала! Знаешь что? Посади-ка ты в землю дедушку!
– Ты с ума сошла, – сказал Якуб, – сейчас у меня один дедушка, и ты видишь, каково мне. А что я стану делать, если их окажется двести?
– Послушайся меня! Потом спасибо скажешь, – настаивала бабочка и шепнула что-то остальным. Все бабочки заулыбались и стали кричать Якубу:
– Посади в землю дедушку, увидишь, как это будет хорошо!
И вот Якуб, дождавшись, когда дедушка уснет, отыскал в огороде еще один свободный клочок земли и посадил на нем дедушку. Зная, что посаженное нужно хорошенько поливать, он набирал из колонки воду в лейку и поливал землю, а в обед ел с бабочками из одной тарелки и спрашивал их, что будет, когда в огороде появятся двести дедушек. А бабочки переглядывались между собой и говорили Якубу:
– Не будь чересчур любопытным, скоро сам все увидишь.
Через несколько дней в огороде вырос огромный куст, весь усеянный крошечными дедушками. Сперва дедушки были совсем зеленые, рвать их не стоило, но они быстро росли и зрели и чем больше созревали, тем краснее у них становились щеки. Якуб по пять раз в день ходил взглянуть на них и советовался с бабочками, не пора ли снимать урожай.
Наконец дедушки вполне созрели, и Якуб сорвал их. Подсчитал. А дедушки – их действительно оказалось около двухсот, – перебивая друг друга, напустились на Якуба с криком: «Что это за глупость, зачем нужно столько дедушек?»
– Ну вот, я так и знал, что этим кончится, – упрекнул Якуб бабочек. – Теперь все они будут на меня кричать, да и вам лучше не станет: начнут гоняться за вами со своими шляпами. Не забывайте – на чердаке лежат двести шляп.
– Ах, Якуб, Якуб, какой же ты все-таки глупый мальчик, – сказали бабочки. – Да ведь именно теперь все пойдет по-иному. Стоит тебе только взглянуть на дедушек, и ты сам в этом убедишься.
Взглянул Якуб на дедушек и увидел, как они ссорятся между собой за то, кому достанется лопата, кому лейка, кому какая кастрюля в кухне.
Вели они себя очень некрасиво. Якуб бросился к ним и закричал:
– Дедушки, нельзя же так! Вы же покалечите друг друга, невозможно всем одновременно и копать, и поливать. Надо каждому делать свое: один копает, другой поливает, а третий готовит на кухне.
– А что же будем делать мы, кому ничего не досталось? – закричали остальные дедушки. Якуб задумался, потом засмеялся, подмигнул бабочкам и крикнул:
– Будете со мною играть! Что же вам еще остается делать?
После этого все пошло по-иному. Дедушки сменяли друг друга в работе – один сажал капусту, другой ее убирал, третий готовил еду, остальные играли с Якубом и с бабочками. Стали вспоминать: что же еще можно на свете делать? Вспоминали, вспоминали и вспомнили о купанье и экскурсиях, о волейболе, даже о том, как рисовать цветы, и еще бог весть о чем.
И зажили дедушки в полное удовольствие. У каждого была своя соломенная шляпа и своя бабочка-капустница, и на всех, вместе взятых, был маленький Якуб, с которым они играли и которому рассказывали про все на свете. А Якуб слушал их и удивлялся, потому что ни о чем таком раньше не слышал, даже от бабочек.